Под стук колес

Пузатая сумка упиралась, не хотела лезть в уголок под изголовье моей нижней полки. Но я упрямее. Минута – и дело сделано.
Хорошо, что поезд ночной! Сейчас лягу, а проснусь – уже на месте. Интересно, с кем придётся ночь коротать? Только бы без ребёнка, а то и не уснёшь!

Мой запрос о соседях попал, видимо, в нужный отдел Небесной Канцелярии. Купе было совершенно свободно. Сезон отпусков закончился. Детки, пожалуй, едят сейчас манную кашу и греются на коленях у мамочек.

Люблю дорогу. Пусть попутчики уже не те и разговорить удается далеко не всех, но состояние свободы, когда все дела остались беспризорными, так волшебно. А спутница со мной всегда – хорошая книга.
Я достал увлекательный роман Степновой «Сад» и улетел в девятнадцатый век. Казалось, что в него и въехал на этом поезде.

В Ростове всё же подсели. Парочка в военной форме с нашивкой «Z». Мужчина – просто Рембо: высокий, мускулистый, с ясным открытым взглядом, в котором сквозило некоторое превосходство над простыми смертными. Вот только сильно хромал – передвигался по вагону, держась за полки.

Девушка – коротко подстриженная, с пронзительными карими глазами, в которых светилось такое счастье, будто она побывала на экскурсии в раю, а не в зоне боевых действий. Ее правая рука была забинтована и почти не двигалась.
- Ну что, Катюша, пойдем поужинаем в вагоне-ресторане, - сказал попутчик, когда их маленькая сумка пристроилась на третьей полке.
- А в поезде нет ресторана, - сообщил я, - хотите, угощу пирожками, у меня и чай есть.

Не слишком разговорчивые. Только смотрят друг на друга и улыбаются. Но пирожки быстро умяли.
- Вот ещё «Чечил», - неуверенно начал я, увидев, как быстро худеет сумка.
- Шаурму я бы поел. Когда в последний раз её ели?
- Я даже не знаю, что это такое.
А сам подумал: «Разные поколения – разные вкусы»(точка)
Улеглись быстро. Не стал донимать их распросаии. Слышал, о войне люди неохотно рассказывают.

Сон налетел, как свежий ветерок: расслабил руки, прикрыл веки, погладил по голове – спи.
- Не-е-ет!!! – страшный крик ворвался в правое ухо и застрял там, не найдя выхода. Казалось, весь вагон задрожал, покачнулся, но чудом устоял.
- Витя, я не буду спать, я весь вагон распугаю, - прошептала Катя, слезая с верхней полки. – Все тот же сон. Когда это кончится!

Встал и я. Валяться между сном и явью для меня большое испытание.
- Вы познакомились на войне? – спросил я эту явно влюбленную парочку.
Нельзя же всю ночь сидеть и молчать, уставившись в темноту. Они переглянулись, как бы спрашивая друг друга: «Расскажем?» Она слегка кивнула.
- Да, под Мариуполем, - начал рассказ Виктор. – Катюша вытащила меня с поля боя под градом пуль. Откуда только такая смелость и силища взялась! Идти совсем не мог, осколок разворотил ногу. До машины доковыляли, там уже другие санитарки закинули в кузов.

Ногу забинтовали, приложили лёд. Катя рядом в машине сидит, смотрит на меня. И вдруг этот свист. Брезент прорывает снаряд и взрывается уже за машиной. Был бы кузов металлический, взорвался бы прямо там. Катюха упала мне на грудь и как закричит, держась за руку. И тут я понял, что, если б не она, осколок прямо в сердце вошел бы.

- Меня просто взрывной волной отбросило, никакого геройства там не было, - вмешалась Катя, - да еще так испугалась, что хотелось к кому-то прижаться.
А солдатики все такие родные лежат, общая беда быстро сближает.
Машина чудом почти не пострадала, всех живыми довезли до госпиталя. Витю с трудом донесли на носилках.

- Что ты тащишься еле-еле, пошевеливай ножками! - как закричит комбат.
- Так я сама раненая, - говорю, - в руке осколок сидит, и крови много потеряла.
И тут ноги подкосились. А дальше уже и не помню ничего.

Вот так мы все вместе и лежали в одной палате – как не познакомиться поближе. Потом приехал Шойгу и наградил некоторых медалями.
- Котенок, покажи медаль-то, «За отвагу», а то ведь не поверят.
- Я нашла побольше, чем медаль.
 
И она обняла Виктора.
- Долечиваться будем дома, а потом опять вернемся. Теперь уже вместе в госпиталь, на передовую не возьмут.
Виктор еще много рассказывал. Казалось,  фронт так держит, что вырваться из его лап ему просто невозможно.

- Нациков там немного осталось. А тех желторотых, кого им присылают, живут недолго. Недавно смотрим, новобранцы поднялись и снимают друг друга на фоне окопов. По телефонам легко наводку сделать, вот у меня его и нет вовсе. Наёмники умеют воевать, хорошо обучены. Но мы все равно победим, как же иначе!

- А как местные к вам относились? – осторожно спросил я. – Неужели действительно такой большой процент за присоединение к России? Мои друзья говорят, что все было подстроено.
- А пусть приезжают, и все увидят сами. Даже не на передовую, а хотя бы в Донецк. Легко выступать против войны, ничего о ней не зная.

… Колёса отстукивали простую мелодию. Она всегда усыпляла, даже днем, но только не сегодня. Я размышлял о вечном движении жизни. О любви, которая не боится даже свиста снарядов. И, пожалуй, только крепче становится.

По перрону они шли медленно. Виктор опирался на хрупкое Катино плечо. Но я видел сильных духом людей, несокрушимых в своей любви и стремлении к справедливости.

P. S. Рассказ написан на основе реальных событий.