Было бы весело, если бы не было так грустно...

Обычное утро в лечебно-профилактическом учреждении небольшого города Х началось согласно режиму работы.

Главный врач восседал в своём кабинете, ярком и светлом, после свежего евроремонта. Он был средних лет, с лысеющей головой, постоянно влажной от пота. Слегка раскосые глаза, нос картошкой и пухлые губы не портили его, а даже придавали выражению лица мягкость. Но эта мягкость испарялась, как только главврач открывал рот и начинал орать на сотрудников. Кричал он постоянно. При этом издавал своеобразный булькающий звук. За это коллеги прозвали его Бульдок (всё же доктор...).

В приёмной восседала длинноногая секретарша с пышной грудью. Зелёными акриловыми ногтями, с утра до вечера, бешено стучала по клавиатуре. Сейчас печатала очередной приказ. В последнее время суть которых сводилась к одной известной фразе - "Казнить нельзя помиловать". Оставалось только за малым - поставить запятую Бульдоку.

В открытую дверь приёмной было видно, как суетятся сотрудники бухгалтерии. Бесконечная череда отчётов не давала им покоя.

На втором этаже поликлиники размещался кабинет врача-стоматолога-хирурга. Длиннющая очередь из жителей города и прилегающих территорий, гудела и стонала от боли.
Пожилая женщина, шаркая ногами, прошла в кабинет. Одинаковая безысходность была в глазах врача и пациентов. Но суть её у каждого была своя.

Прокопий Петрович третий день мучился от зубной боли. Когда зуб начал болеть, он прикладывал к нему зубчик чеснока. Потом начал полоскать водкой. Потом помазал лыжной мазью по Малахову, и даже жена попыталась заговорить зуб. Всё было тщетно. Утром пятницы, пришлось идти в поликлинику.

Давно он не был в столь страшном заведении. Старался сторониться всего, что приносило боль в его жизнь.

Тётка, встретившая в регистратуре, говорила преимущественно взглядом. Редкие слова типа: "Ну", "И", "Что ещё?" периодически выдавливались ярко накрашенными губами. Затемненные очки скрывали злые глаза. Маска, напоминающая о недавнем строгом режиме, прикрывала второй подбородок.

Отложив карту, Прокопий Петрович прошёл к кабинету. Он, из всего что шипела регистратор, запомнил: "В порядке живой очереди, ждать придётся долго!". Что ж ждать, так ждать. Он об этом мечтал всю ночь, которая длилась вечно...

В 8:00 приём должен был начаться... Медсестра объявила фамилию первого пациента. Но вместо Иванова, в распахнувшуюся дверь, влетел Бульдок. Для всех присутствующих, по разную сторону двери, это не предвещало ничего хорошего...

Как всегда, главный врач начал свой монолог громким, булькающим голосом. Он орал, что опять пришла жалоба из Министерства, что врач должна работать быстрее, что если бы были специалисты, он бы с удовольствием распрощался с ней. Хирург слушала молча. С грустью осознавала, что за дверями толпа жаждущая её, единственную. Даже в далёкой молодости её так никто не хотел. На рабочем столе стояла Эйфелева башня из вчерашних карт, которые были не внесены в программу в связи с техническими работами в оной. Промелькнула грустная мысль, что не уйти домой вовремя и муж опять будет ругаться...

Прокопий Петрович ощущал зубную боль каждой клеткой своего тела, он слушал ор главврача и кулаки его сжимались. Казнить, нельзя помиловать - крутилось в голове. Последняя капля терпения закончилась, он со всей силы толкнул дверь кабинета. Дверь больно ударила Бульдока и обезумевший от неожиданности тот упал на пятую точку.

- Какая наглость! - заорал он, я буду жаловаться!!!

- Товарищ, уйдите по-хорошему, я вас умоляю, - сквозь боль выдавил пациент.
Люди стали возмущаться и выговаривать Бульдоку, что и вчера он проводил собрание во время приёма и они не успели попасть к врачу. И много других укоров посыпалось в его адрес...

Главврач гордо выпрямился, окинул толпу взглядом.

- Но, но, устроили тут балаган. Мешаете врачам работать.

Надменно отряхнув накрахмаленный халат,  неторопливой поступью руководителя пошёл в свой кабинет. Там его ждала огромная папка документов по оптимизации и отчёт по улучшению обслуживания пациентов...