Ева

Ева открыла глаза: вокруг была разлита вязкая, липкая чернота и только наверху светилась яркая, узкая щель и было до жути тихо. Ева попыталась пошевелиться, встать – бесполезно, тело отказывалось подчиниться. Закричать тоже не получилось. Страх когтистой лапой сжал сердце. «Спокойно, Ева -, мысленно сказала она себе,- по крайней мере, ты жива, можешь видеть, слышать, думать». Она закрыла глаз, вновь открыла и…проснулась.
Какой чудовищный сон, что бы он мог значить? Сонный паралич, о котором рассказывали подруги? Не очень похоже. Размышления прервал противный, въедливый звук будильника, он настаивал на том, что день Евы пройдет строго по расписанию, в круговороте, однажды утвержденных дел, и ей никогда не вырваться из этого добровольного плена.
Мечта вырваться из него, так и оставалась мечтой.  Всё, что она могла позволить себе - это короткий отпуск на море, после которого вновь приходилось вернуться на одиннадцать месяцев к ненавистной работе в сером, невероятно бесчеловечном и безликом офисе.
 Каждый, кто попадает сюда, теряет свое «Я», свое лицо, мысли, эмоции. Оставив их в гардеробе в обмен на холодный металлический кружочек с обезличенным номером, становится бездушным манекеном, роботом.  Сегодня на кружке номер пятнадцать, а завтра сто двадцать четыре. Означает это лишь то, что в этом плену как минимум сто двадцать три таких же несчастных узника, добровольно сдавших свою одежду, имя, мечты и мысли в обмен на гардеробный номерок.
Отгороженные рабочие места в огромном офисе, исключают всякую возможность общения. Список дел, как ежедневный квест, приходящий на почту от обезличенного аккаунта под ником  «Босс», не позволял терять ни минутки из рабочего времени. Ева садилась на отведенное место, надевала гарнитуру, включала компьютер и становилась одним из безликих онлайн консультантов. Весь день она говорила по телефону с сотнями таких же безликих людей, раз и навсегда утвержденными фразами. Она не могла позволить себе даже пресловутое, но живое,  «как дела?».
А ей так хотелось, чтобы кто-то рассказал ей о том, как дети играли с кошкой, а та перевернула горшок с цветком и рассыпала по ковру землю, как сердилась мама, наводя порядок… В ответ она бы разрыдалась и в тысячный раз прокляла бы одиночество, работу и кредиты.
Возвращаясь домой в вагоне метро, Ева отдыхала душой и наблюдала за окружающими её людьми. Вот этот – опустошен и обессилен, а этот – маниакально счастлив, этот явно спешит. К сожалению, не мало и таких, кто, как и Ева, не торопился, а, может быть, и не хотел возвращаться домой.
Сквозь шум и гам переполненного вагона, скрежет и стук колес, слышно, как шелестит газета в руках старичка-пенсионера напротив, который постоянно встряхивает огромные бумажные лопухи, а они бессовестно не слушаются и вновь обвисают, не позволяя читать увлекательную статью.
Двое подростков, слившись, словно сиамские близнецы, впились глазами в экран смартфона. Они громко смеются и комментируют происходящее и чихать хотели на недовольные лица уставших пассажиров.
- Будьте внимательны, уступайте место пожилым людям и пассажирам с детьми.
- Смотри, вот этот там играл...
- А-ха-ха-ха!
- Осторожно, двери закрываются.
- Точно, стой не перелистывай.
- А-ха-ха!
- Следующая станция...
- Можно угостить вас чашечкой кофе?
Фраза была настолько необычной, что Ева не сразу поняла её смысла и что она обращена именно к ней. С трудом вырвавшись из дремотного мрака, она повернула голову. Сидящий рядом мужчина, спокойно смотрел ей в глаза.
- Ну, так что?
Вновь произнес мужчина.
- Что? – Наконец-то ответила ему Ева.
- Можно вас угостить чашкой кофе и проводить до дома? Вы на какой станции выходите?
- Через две, – неуверенно ответила Ева, она настолько отвыкла от живого общения, что предложение мужчины шокировало её.
Они вышли из метро и зашли в ближайшее кафе. Словно завороженная, Ева смотрела на этого, неизвестно откуда взявшегося, высокого обаятельного мужчину и робко улыбалась его скромным шуткам.
Возможно его обаяние, или её тоска и одиночество, или и то и другое вместе, не позволили Еве расстаться у кафе, и она разрешила проводить её до дома.
А когда они подошли к подъезду, она уже была почти влюблена в этого человека, живого, настоящего и умеющего слушать.
Ева почти не помнила, что происходило с ней дальше. В зыбком тумане растворялись обрывки видений: лифт, журчание слов, боль в запястьях, огонь в груди и резкая, какая-то булькающая, боль в горле.
Четко помнила Ева только то, что голова ее упала в глубокий ящик прикроватной тумбы, что её глаза смотрели в потолок, и даже когда кто-то прикрыл ящик, тонкая полоска света позволяла ей смотреть из того темного, неожиданно уютного места.
Еве казалось, что она жива, ведь она видит, слышит и может думать. Она подумала о том, что после смерти человек многократно может проматывать в памяти моменты из жизни. Ева закрыла глаза, а когда открыла, то вновь было утро и ненавистный будильник звонил, требуя немедленно идти на работу.