В Карпаты брошены. Часть 3

13.01.1971 Среда.

С утра сдавали лыжи, ботинки, штормовку, котелки, рюкзаки. После обеда -
отъезд в Мукачево. До Воловца будет провожать Коля. Наши ребята поистратились.
Денег не было, и они решили остаться в Межгорье. Валя вышлет, он сегодня уезжал
домой во Львов. У меня хватало на дорогу, по мелочам, и я смогла выручить их.
Мало того, удалось отложить отъезд до завтра. Поеду с ними вместе.

И Новый год встречу здесь. Ведь с 13-го на 14 января по старому стилю Новый
год, и празднуют его в Межгорье именно в эту ночь.

Надежда никак не хотела оставаться, не было у нее сил смотреть на В.В. и, видя
его, мучиться еще больше. Колю я видела, пыталась заговорить с ним. На нем не
было лица. Злой, хмурый.

Ой, Колька, Колька, да ты никак серьезно. Тебе что, мало двух ночей, проведенных
со мной? Вы же инструктора! У вас столько девочек бывает, в каждом заезде все новые.
Избалованы вы все здесь. И мне вовсе непонятна твоя злость, твое дурное настроение,
твои претензии ко мне.

Я прямо подхожу к нему и спрашиваю:
- Коля, что с тобой, а? Почему такой грустный?
- А тебе то что? Вон у тебя их сколько! Я знаю, что ты на меня внимания не обращаешь,
поэтому я не хочу иметь с тобой ничего общего, - резко выпалил он.
- Ну, Коля,  по-твоему я бегать за тобой должна?
- Да ты и не бегала за мной никогда...
- Ну адрес-то ты мне дашь?
- Прокоп Николай Николаевич, - таким гордым тоном сказал он и прошел мимо.

Ой, я не могла. Я прибежала в "Трембиту", Надьке начала изображать обидевшегося
Колю и, когда я состроила гримасу и протянула: "Прокоп Николай Николаевич",
она и я тут же следом покатились со смеху.

- Надька, что же делать? Вдруг он в меня влюбился?
- Правильно, Наташка. Хоть ты отомсти им за меня. Я такая несчастная, Наташенька...
- Надька, перестань, слышишь. Ну не надо плакать. Хочешь, я пойду к твоему В.В.
Я ему наговорю столько гадостей!
- Нет, нет, что ты, не смей! Я уже унизила себя, дура старая, побежала выяснять
отношения. А он: "Да что ты, Надь",- говорит, - "встретимся еще, не переживай".
Да, черт возьми, мне можно веселиться, а ей-то каково?

Я хоть отделалась поцелуйчиками. Вспомнилось вдруг, как сказала Кольке
в ту последнюю ночь у него:
- Коля, а ты сегодня пьяный...
- Я не пьяный. Это ты опьяняешь меня...

Разные бывают мужчины и женщины тоже бывают разные. Вспомнила похабную
пословицу: "Сучка не захочет - кобель не вскочит. Значит сама ты, Надька,
виновата, сама прежде всего. Можно тебя понять, пожалеть и простить, но в
переживаниях своих ты сама разбирайся.

А кому я мстить-то буду? Коле? Да он и так переживает. За что ему мстить?
Я сама нуждалась в ласке, сама к нему прибежала, сама позволяла ему себя
целовать. А если бы и случилось что-то, то виновата была бы только я, я одна.

Вот так, я, Наденька, думаю. Ей я, конечно, не сказала ничего такого, потому
что тяжело она все это восприняла и нужна ей была в данный момент только
поддержка.

Да, всякое, конечно, бывает. Она говорит, что не жалеет об этом. Посмотрю,
какой я буду в 30 лет. Не буду загадывать.

Адрес у Коли в этот день я все же взяла. И когда он писал мне его, опять попался
на глаза этот инструктор Х, отпустил шуточку: "Коля, адрес даешь, да?
Дал мне свой домашний адрес, потому что скоро сбежит отсюда, по его словам.

После обеда проводила Надежду в Мукачево. Немного позже проводили ребят:
Валентина и Пашу во Львов.

Все были такие грустные. И Паша спел нам на прощанье свой любимый
романс "19 лет".

"...Вам 19 лет,
У Вас своя дорога,
Вам хочется смеяться и шутить.
А мне возврата нет,
Я пережил так много.
И трудно мне
В последний раз любить..."

Грустно-грустно прозвучала эта песня.

После всех этих проводов всегда подступает тоска. И подошел момент,
подходящий для прощания с природой. И ушла я тихо на "Медвежатник".
Солнце уже заходило за гору, но чувствовалось тепло его лучей. Снег сырой,
на лыжах по такому снегу кататься плохо.

Я дошла до Колыбы. "Прощай, милое заведение. Мы чудно провели здесь вечера."

"Товарищи наши, взгляните на нас -
Мы покорили много вершин.
"Колыба" ж сама покорила нас
И пусто в карманах широких штанин..."

"Медвежатник" выглядел очень облезлым. Проступили земляные кочки на его
ровной поверхности, трамплин потерял былой вид, подтаял. Я полезла на самый
верх. Жарко. Расстегнула куртку. Немного промочила ноги - ничего, высушу.
Сверху посмотрела вокруг.

Красиво! Но это не самая высокая гора. Забраться бы на ту, что напротив!
От "Медвежатника" я перешла на "Солнечную долину" Здесь в первый день
Коля учил нас  поворотам. И у меня не получалось. Эх, Коля, Коля! На
"Идеальный" мне уже не хотелось подниматься, потому что темнело и было
страшно одной.

По дороге на базу я сорвала интересный цветок, почти "Эдельвейс". Он был
засохший и серый, но форму свою сохранил. Несколько венчиков надето на
стебелек, как баранки - на бечевочку. Интересно, какой он летом? Не хочется
верить, что теряешь все навсегда. Остается надежда, правда, что приеду сюда
летом. Летом-то уж здесь непередаваемая красотища.

Возвратилась я, как ни странно, одновременно с автобусом, на котором
отвозили наших в Воловец. Коля увидел меня из окошка. Но я, будто не заметив
его, задумавшись о своем, прошла в Трембиту.

- Ты где была? - спросили девчонки.
- Гуляла, - ответила я.
- С кем? - не удовлетворились ответом.
- Одна, - я улыбнулась.
Не поверили, гады.
Вечером торжественно объявили по радио, что всем явиться после ужина во 2-ой зал
столовой, где туристам "1а" группы будут вручены значки "Турист СССР" за участие
в трехдневном походе на Синевирское озеро. Туристам группы "1а" быть в полной
боевой готовности.

Построение, вручение значков, привет "матрасникам" и "полуфабрикатам", круг
почета, музыка - все было торжественно и здорово! Вручал значки В.В. наш, на
баяне играл Юра, и инструктора сидели в углу и что-то уж очень часто смотрели
именно на меня. А я цвела, улыбалась вовсю, мне было весело.

Начались обсуждения, дружеские беседы. У меня попросила адрес девчонка одна
из столовой. Не было бумаги, и я сбегала за ней, а когда возвращалась, в коридорчике
натолкнулась на инструкторов: Надькин В.В., инструктор Х и Коля. В.В. с улыбкой
произнес: "Поздравляю тебя, Наташа!"

- С чем? - рассеянно выпалила я.
- С вручением значка.
- А, - я улыбнулась, - спасибо, - и протянула ему руку для пожатия.

Инструктор Х тоже "сердечно" пожал мою руку. Я с улыбкой повернулась к Коле.
- Коля, а ты не хочешь меня поздравить?
Он поднял на меня глаза. Что-то странное увидела я в них, зовущее, и огонек
надежды блеснул в них.
- Пойдем со мной!
Я растерялась, наивно бросила: "Куда, Коля?"

За моей спиной В.В. тихо объяснил: "Он хочет тебя как следует поздравить!"
Мне бы сказать что-нибудь обидное этому В.В., но я не знала, что ответить
Коле. Я потупилась и молчала, как бы обдумывая заманчивое предложение.
"Зачем он при инструкторах-то меня приглашает?" - мелькнула мысль. "Но его
глаза, они не лгут" Я посмотрела через окошко в зал и сразу увидела Генку.
"Уйти от него... Нет, я не хочу от него уходить. Зачем от него уходить?

С кем же, с Колей или с Генкой?" Невольно вспомнилось Надькино: "Ну,
Наташка, ты обеспечила себя с тыла и с фронта." А теперь вот надо выбирать
тыл или фронт? Так я размышляла и решила проблему выбора.

Кивнув в зал, сказала Коле: "Не могу же я уйти от всех..." Оправдалась, в общем.
Огонек в его глазах потух.
- Топай, - сказал он глухо, и я почувствовала, что обидела его.
Не удалось выкрутиться, и я рубанула напрямую. Толкнув дверь, вошла в зал.
Как можно было поступить иначе - я до сих пор не знаю.

Новый год по старому стилю мы встретили скромно. Сходила я с ребятами к
бабке за вином и в Колыбу за закуской.

Пришли в Колыбу, а там инструктора сидят и пьют вино. Если бы я знала,
что Коля здесь, я бы не входила, чтобы его не расстраивать еще больше.
А тут, боже мой, ввалилась с Генкой и Сашкой. Купили колбасы, сыру, конфет.
А когда выходили, Генка еще дверь передо мной распахнул, пропуская вперед.
И Коля, наверное, обратил на это внимание. Я как вспомню взгляд,  брошенный
на меня при появлении в Колыбе, аж сердце сжимается.

Только теперь я начинаю понимать его тогдашнее состояние. А тогда мне просто
было хорошо идти рядом с Генкой, болтать с ним. Да, все же любить самой лучше,
чем быть любимой.

Собирались мы у нас в комнате. Девчонки были настроены спать, и особого
веселья не было. Лена - студентка из Ленинграда - да и Лариса, на нее похожа
во всем (неразлучные подруги), не признавали похабных анекдотов.

Ко всему вино совсем не пьянило, даже не туманило голову. Пили за старый год,
значки обмывали, за год Новый, за счастливый отъезд.

Светка вернулась из той компании, куда ее приглашали и начала рассказывать,
как там было весело. Немного выручило гадание на блюдечке, зачинателем
которого были Лариска и Генка. Правда, ничего путного оно нам не сказало.
Потом я погадала на картах всем, довольно неплохо.

Генка сидел рядом, немного опьянел и обнимал меня. Мне было приятно
чувствовать его руку на спине и вообще, хорошо было сидеть около него.
Совсем некстати пришел Юра (тот, который выяснял суть дела по сшибу
мной милиционера), попросил прекратить все после отбоя.

И не удалось нам даже погулять в последнюю ночь в Межгорье. Девчонки
улеглись спать, а одной мне идти с ребятами из-за Генки было просто неловко.

14.01.1971 Четверг.

Утром поймала Василь Василича нашего. Песни-то у него надо было списать.
Привела его к нам. Как всегда, элегантно вошел, улыбнулся: "Здравствуйте,
мои милые джигитулечки!" Он нас так в походе называл. Я усадила его на свою
кровать, пристроилась сама на тумбочке. Ох, ну и попрыгунчик! Он не переставал
болтать. Смешил нас до потери пульса. Прям, мастер художественного слова.

Рассказал неподражаемо анекдоты, Светку изобразил очень похоже в первый день
приезда и несколько дней спустя. Стал рассказывать, что невзирая на "анархию",
царившую на базе, инструктора знают, где, когда и с кем каждый турист или
туристка находятся.

Я заметила: "Ну и агентура у вас!" Он, улыбаясь, посмотрел на меня, определил
вчерашнее местонахождение Светки. Я спросила с вызовом: - "Ну а я где вчера
была?" Все они, конечно, знали о моих свиданиях ночных с Колей, не знаю только,
что именно болтали они обо мне и что он сам говорил им.

И я задала ему этот каверзный вопрос, думая, что он уверен в том, что вчера
я была у Коли. Он посмотрел на меня с лукавой усмешкой и проговорил: "Ты -
по своим старым похождениям." Мне хотелось крикнуть: "Вот и нет! Не угадали,
Василь Василич". Но он так интересно сказал эту фразу, что я расхохоталась и
девчонки тоже.

Песни списала. Когда он уходил, я поблагодарила его за песни.
- Ради бога, - сказал он свое любимое, - не благодари.
Я подарила ему свой цветок, он-то и назвал его "Эдельвейсом".

Потом мы с девчонками сфотографировались в последний раз на фоне Колыбы,
я зарядила новую пленку, с ребятами пообедала в столовой. Наши сидели
уже в автобусе. А я искала Колю. Так он мне нужен именно сейчас!
В час прощания. Мне надо было броситься к нему на шею и поцеловать,
хотелось хорошо проститься с ним. Но его нигде не было.

У столовой столкнулась с Валеркой: "Валер, где Коля?" Он улыбнулся приятной
улыбкой, развел руки, будто хотел обнять меня.
- Наташенька, может я его заменю? - спросил он.
Я отрицательно покачала головой.
- Он, наверное, у себя, Наташенька.
Я побежала к нему. На двери - замок. Ну где же он? Где? Не хочет видеть меня!
Вот дурачок! Я же ему ничего не обещала. Проститься-то ведь мог же прийти.
- Валер, его нет у себя, - с досадой сказала я.
- Ну, Наташенька, я передам ему на словах. Или записку напиши, я ему передам.

Да, оставалось только это. Вот подлец. С таким грустным чувством я уезжаю
отсюда из-за него. Обиделся, кретин несчастный! Я прибежала в опустевшую
комнату свою (там уже убирали наши постели, готовили комнату к приезду
новых туристов), нацарапала на листочке: "Коленька, до свидания! Что же ты
не пришел проститься? Эх, ты! Ну ладно... Поздравляю тебя с Новым годом!
Желаю счастья. И еще: Спасибо за то, что научил кататься на лыжах. Я тебе
напишу. Наташа."

В автобус я садилась последняя. Генка подхватил мои вещи. Толик занял место,
но я не хотела садиться с ним. Противно мне было смотреть на его улыбающуюся
физиономию. Я прошла назад и села с Мишей, позади Генки с Саней. Провожать
нас поехали Валерка и Василь Василич наш.

По дороге я курила, тихонько напевала про себя, вспоминала всю жизнь в
Межгорье, перекидывалась с Мишей словами.

В Воловце нас посадили на поезд, Валерка взял у меня записку и положил
в боковой карман штормовки (вот будут читать все, наверное, инструктора;
пускай читают, - это не вредно, да и не важно).

Попрощалась и с Василь Василичем. Он крепко и нежно поцеловал меня.
Когда поезд тронулся, он помахал всем нам рукой, а мне вспомнился его
очередной анекдот: "Двадцатый век! Одна полка едет в Москву, другая
в Тбилиси!

Вот и позади наше Межгорье, ставшее родной и незабываемой деревней.
Поезд мчит нас на новые места, к новым людям.

В вагоне играли в карты. Генка, конечно, здорово, а Сашка не умеет. Сашка,
вообще, полная Генке противоположность. Интересно, они в самом деле
друзья или просто соседи?
 
 Вот и приехали мы в Мукачево. И жизнь наша переменилась. Поместили нас
в гостинице "Карпаты", недалеко от центра города. Все девчонки в одной
комнате расположились. Большинство комнат в Прик-ВО казарменного типа.
Здесь царил строгий порядок. После отбоя из комнаты не выходить, в столовую
приходить в определенные часы, никуда не опаздывать, в пьяном виде не
появляться и по ресторанам не ходить.

Кормили здесь бесподобно, сразу обслуживали, экскурсии всякие были и плановые
и платные, но я почему-то упорно вспоминала Межгорье. И экскурсии хороши летом.

Вечером 14.01.1971 встретилась с Надеждой. Выглядела она хорошо, очень
обрадовалась моему приезду, но все равно переживала. После ужина пошли к ней.
- Ой, Наташка, без тебя и покурить не с кем было, поделиться не с кем.

Мы долго стояли с ней в этот вечер у окошка в коридоре, курили и она
рассказывала мне подробности связи с В.В. и о своей жизни. Я не буду
описывать здесь в дневнике своем о ней. Влюбчивая она очень женщина и
начинала, между прочим, как я, с поцелуйчиков.

И бабуся мне говорит: "Поцелуи, знаешь, к чему приводят?" Но в то же время
вдруг заявит: "Да ничего, Наташка, я сама целоваться любила. Но большего не
позволяла. Даже за груди не давала браться."  Кровь прилила к моему лицу. Но
ведь за голые и я не давала.

Ой, Наташка! Ну ладно, рассуждать буду после. Что же нас ждало в Мукачеве?
С утра - экскурсия в город Ужгород. Проходили по мосту через реку "Уж" в 2-х
км. от границы с Чехословакией.

Сводили в краеведческий музей, купила еще медальончик и пару сувениров
(керамика и чеканка нас очень восхищала).  Второй значок "Колыба" приобрела
и снова потеряла его - вот не везет мне с ним, убегает.

Особого впечатления Ужгород не произвел, потому что почти не видели города.
А Надька была такая кислая, что глядя на нее, я переставала радоваться жизни.
Надо же так переживать.

В этот же день, 15.01.1971 проводила Надьку домой, в Москву. На прощанье
она просила меня позвонить ей.
- Наташка, не пропадай в Москве!
- Ладно, Надюш. Если не позвоню, то напишу.

Думала я, что брошу курить после ее отъезда, но курить хотелось еще больше.
Родная "Орбита" кончилась и пришлось купить "ТУ-134" - крепкие и вообще,
неприятные  довольно сигареты. Лежу на кровати и курю, рядом сувенирная
пепельница.

Вбежала Светка.
- Наташ, ну что с тобой? Почему ты такая?
- Какая?
- Не такая, как в походе. Почему? Ну что с тобой?
- Ничего.
Ничего, милый Светик, ничего. Просто я думаю.

Думаю, почему В.В. так странно и нехорошо поступил с Надькой. Думаю о
своих отношениях с Колей. Думаю, почему мне не удается побыть с Генкой
наедине, и не удастся здесь.

И, знаешь, Светка, уезжать мне не хочется и провожать тоже никого не хочется.
Мне просто грустно - и все.
- Ну что ты все куришь? Пойдем куда-нибудь. На улице так здорово!
Туман жуткий. В двух шагах ничего не видно. Пошли гулять.
- А, может, кофе пить?
- Пойдем кофе пить. Одевайся!

И мы отправились пить кофе. Кофе у них удивительный. Крепкий такой!
Никогда не пила крепкого и вкусного кофе.

Долго бродили мы по улице, только по центральной, потому что легко можно
было заблудиться даже в таком небольшом городе. Часто здесь туманы бывают.
Люди, неожиданно выплывающие перед нами и тут же пропадающие, относились
к этому буднично.

Светка рассказала много хороших анекдотов. Хорошо побродили. Но уснуть в
эту ночь я не могла. Смотрела в потолок, в одну точку, как прокаженная. И никакие
недавние приятные воспоминания не укачивали меня. Да, кофе себя оправдал.
Только под утро покемарила с часок и сквозь дремоту подумала, "Почему же нам
песен-то не поют?"

И сразу стало грустно оттого, что "Чечери-чечери" (в переводе бай-бай) мне уже
больше не услышать. Здесь нас будили по радио какой-то громовой маршевой
музыкой. Правда, потом включают магнитофон. Мы лежим в постелях и жадно
слушаем песни, записи у них отличные.

16.01.1971 Суббота.

Лежу и слушаю свою любимую песню "О любви и о тебе".

"...А где мне взять такую песню
И о любви и о судьбе,
И чтоб никто не догадался,
Что эта песня о тебе.
И чтоб никто не догадался,
Что эта песня о тебе."

Приятно льется мелодия, за душу берет. Сразу как-то убегаешь мыслями к своей
жизни, утерянной первой любви, которую не надо возвращать, и всяким пустым
развлечениям, чтобы не быть одинокой, не копить в себе ласку. А где оно, это
настоящее чувство, где он, тот, которого ждет та девчонка в песне?
 
После завтрака экскурсия на гору "Чиет"(?) Зашли в церковь девичьего монастыря.
Очень уютно, решили с Людкой на службу сюда вечером прийти.

Мы с ней в это утро только и разговорились, впали в откровенность, бесцеремонно
залезли друг другу в душу. Я ей рассказала про Колю, она - про Пашку-гитариста,
про его очаровательную невинную молодость. А я думала, что ей В.В. нравится,
она в походе так около него вертелась.

Рассказала мне про свою неподвижную спутницу Таню, которую она с трудом
вытащила в поход, а я сразу вспомнила свою неподвижную спутницу - Надежду.
Эту уж не вытащишь.

Мы с ней пели шли про Алешку, цыганку и т.д. Смеялись, фотографировались
у монастыря, у реки. Наши ребята с нами ходили. Мне все хотелось Генку побольше
нафотографировать, но он почему-то все отказывался. Зато Саньку упрашивать не
приходилось, сам просил.

Мне очень хотелось зайти внутрь монастыря и посмотреть на настоящих монашек.
Неужели они и правда отреклись от всего? Рассказывали нам, что молодых монашек
в монастыре стало меньше: замуж повыходили. Вот тебе и раз.

После экскурсии ходили по городу, зашли на базар, в "Лакомке" попили кофе,
покурили. Потом ребята поехали на вокзал, а мы протрепались до обеда в Людкиной
комнате.

После обеда деть себя было некуда, правда, наши поехали в ресторан "Фазан".
В этих краях сногсшибательные рестораны и не побывать в них - себя обокрасть.
Но наши ребята не поехали и мне не хотелось.

Как и почему нашла на меня эта внезапная хандра - я и сама не знаю. Мне казалось,
что меня не восхитит необычайная красота ресторанов. Меня почему-то тянуло в горы,
высоко-высоко в горы.

Пошла я к ребятам. Они отдыхали, но вроде бы обрадовались моему приходу. Я
села к Генке на кровать, стала рассматривать трубку. Они на базаре купили какую-то
махорку ценную по качествам (у Коли я такую видела) и теперь пробовали ее на вкус.
Мы тоже с Людкой хотели попробовать, так что нашелся предлог для моего визита
к ним.

- Я не помешала вам? Вы отдыхаете?
- Нет, что ты? Генка улыбнулся мне. Видно, ему нравился мой характер - и только.
- Зачем я к вам пришла? Просто так пришла, вымолвила я. Они сразу поднялись.
Миша предложил играть в "Кинга". Я не умела, но научили, да так хорошо
научили. Миша профессионал в этой игре, Генка тоже играл чудово.  Мне жутко
понравилось играть в "Кинга".

Это был последний вечер, проведенный с Генкой. Я не была в него безумно
влюблена, но чувствовала к нему невозможную привязанность. Я не могла
представить, что его не будет рядом, что я больше не услышу его дивного
смеха, не оценю доброты душевной. В этом человеке сидит что-то огромное,
большое, человеческое. Таких людей терять очень тяжело.

В 11 вечера пришли ребята прощаться. В комнате были мы с Людкой. Генка
сел рядом со мной, ребята стояли. О чем-то говорили. А когда они стали уходить,
я не выдержала потянулась к Генке.

Чтобы как-то оправдать свое движение, я спокойно сказала: "Сейчас я вас
расцелую". Я обняла его за плечи и поцеловала в щечку. Он смутился, но ласково
обнял меня и потерся щекой о мою щеку. Мгновение это кольнуло как-то странно
по сердцу.  Сашка тоже стоял смущенный, а Миша и вовсе пошел к двери.

Я поцеловала Саньку, в то время, как Людка с Генкой поцеловались, сказала
Мише: "Ну куда же ты?" Подошла к нему, чмокнула в щеку. Он от волнения
еще больше заикался, спросил насчет адреса. И они ушли.

Я села на кровать, понуро свесив руки. Людка стояла передо мной и вдруг
спросила:
- Что с тобой?
- Не знаю. Сердце что-то. Кофе, наверное, и сигареты, - ответила я.
- А не этот ли мальчик тебе нравится?
Я отреченно кивнула.
- Да, Генка мне нравится.
Она была удивлена, казалось.
- Да ты что, Наташка! Вот бы не подумала ни за что! Ты так спокойно относилась
к нему, никакого повода не подавала, намеков никаких. Разве так можно?
- Что ж я за ним бегать должна, да?
- Нет, не бегать. Но показать как-то, что он нравится тебе. Времени у тебя было
вполне достаточно.

Я усмехнулась: "Да, достаточно".
- Ну что ты сидишь? Пошли хоть до дверей проводим! Пойдем! -
Она была полна решимости в последнюю минуту что-то изменить.
А я знала, что ничего не изменишь. Я покачала головой:  "Нет, Люд, не пойду.
Уже простились. Зачем тревожить душу. И так сигарету треба. Подай лучше
пепельницу. И садись, что ты стоишь?"

17.01.1971 Воскресенье.

Рано утром улетели девчонки. Простилась я со всеми и долго лежала, снова
уставившись в потолок неподвижным взглядом. Да, уехали все более менее
близкие. Остались адреса и фотографии.

А я уезжаю сегодня после обеда, на поезде "Прага-Москва", с Томой в одном
вагоне. Меня совсем не радует общество Томы, разве что проводит до вокзала,
посадит на поезд ее новый кадер. Для нее все ребята, по-моему, хорошие и со
всеми она будет как-то неестественно приторно, лживо улыбаться и прощаться
со слезами на глазах.

А потом рассказывает, как он ее любил, да как она его любила. Слушать противно.
Откуда здесь такая любовь? Пошлятские эти ее рассказы, как фотографии вот,
что в поездах носят с надписями, вроде "Помни о нашей любви", "Не забывай
первую встречу" и т.д., с кучей ошибок наляпают иногда. Ой, такая пошлость,
такая фальш!

Мне смотреть на нее неприятно было, не то что разговаривать с ней. Хорошо,
что она вышла во Львове.

В поезде мне не спалось, хоть и устала я. Смотрела на звезды и сочиняла Коле
то ласковое письмо, которое я должна ему написать. Начать я думала так:
"Коленька, здравствуй, мой хороший! Еще в поезде начала писать тебе письмо,
потому что вспоминаю тебя и чувствую, что немножко виновата в том, что ты
не пришел попрощаться. Впрочем, ты меня уже забыл, наверное. Но мне очень
хочется написать тебе."

Потом напишу ему немножко о жизни нашей в Мукачеве.

Да, а о событиях последнего дня я почему-то не упомянула. Застряла на Томе.
После завтрака ходили в костел с Сережкой. (очень музыкальный парень,
веселый, на гитаре играет и поет. Он с другом приехал из Москвы.
Путешествуют они зайцами, и куда их только судьба ни заносит.
Очень любознательный парень, все записывает, всем интересуется, любит
пижонство и записывает адреса. Он - студент МОПИ. Вот интересно-то,
учится на 2-ом курсе физмата. Пожалуй и вся анкета).

Всю службу прослушали, правда, на венгерском языке, орган играл так
мелодично, хорошо. После службы погуляли по городу, пили кофе, вино -
в ларьке и еще в одном оригинальном заведении.

Запись в блокноте перед отъездом.
"...Ждем отправления. Вещи собраны. Сижу курю, может быть, в последний
раз так свободно. Разболелось сердце. Ко всему еще кофе и сигареты.
Надо помыть пепельницу, чтобы дома не было подозрений. Хорошо, что вещи
пахнут смесью табака с костром, а то не избежать мне этих самых подозрений.

Домой приеду, начну лечиться. Здоровье малость подорвалось. Но степень
похудения меня вполне устраивает и радует. Но как домой приеду, сразу наберу.
Так у меня всегда. На лыжи одна надежда."

Еду домой. Совсем не хочется. До самой последней минуты надеялась, что не
уеду в Москву, что-то помешает. А вот теперь поезд беспрепятственно мчит
меня к родному дому. Колеса стучат тук-тук-тук, тук-тук-тук. И сердце почти
так же.

Как много звезд на небе! И почему они не проносятся мимо, а бегут рядом с
поездом и со мной? А вон Колина звезда! Какая яркая! И кивает мне:
"Счастливого пути!"

И я засыпаю под стук колес и пожелания Колиной звезды. Сейчас же перед
глазами "Трембита", "Колыба", "Медвежатник". Знакомые лица перед глазами,
Коля проплывает, а я ему говорю: "А на Идеальный ты меня так и не сводил".
Какое злое у него лицо!

В ночь с 13 на 14 гадала на него. Вышло: ненавидит и поцелует. И не сбылось.
Утром его не видела, а первое, может, и верно.

Что это? Сон или я думаю. Ах, нет, это я ему пишу письмо... Коля! Ты слышишь
меня? Ты меня помнишь, помнишь? Тебе хорошо было со мной? - "Да" -  Мне
тоже хорошо, но ты же сам видел, что в голове у меня гуляет ветер и оттого вся
непостоянность, бесшабашность, неосознанность своих действий и поступков.

Но я себя ни за что не осуждаю. А ты? Впрочем, думай обо мне все, что угодно.
Ты знаешь, Коля, мне хочется говорить тебе ласковые слова, чтобы ты улыбался
и чтобы у тебя всегда было хорошее настроение. Последнее время ты ходил очень
угрюмый, а я не понимала, почему. Хоть ты и простой, как ты говоришь о себе,
разгадать тебя непросто.

Ты, наверное, думаешь сейчас:" Зачем ты пишешь все это, глупая девчонка?"
Пишу потому, что почувствовала в тебе долю искренности, а не ложь. Я боюсь
убить ее в тебе, потому что это очень хорошее человеческое чувство. Может я
ошибаюсь - не знаю.

Я все видела и угадывала по твоим глазам. А сейчас я не вижу глаз твоих и не
могу узнать, понимаешь ли ты меня, смеешься ли надо мной. Я вспоминаю твои
ласки, слова твои и боюсь, что ты влюбился в меня напрасно. Прости, если это
так. Нет, этого ему не надо писать...

- Горячие сосиски. Кому горячие сосиски? При чем здесь сосиски? Ах, да, я -
в поезде, и уже утро. И мне, наверное, надо взять эти сосиски, потому что у
меня с собой ничего нет пожевать. А до дома еще далеко.

Я села на своей нижней боковой полке, отвернула занавеску с окна. Какое
солнечное и радостное утро! Яркое-яркое солнце, искрящийся снег. Родные
леса: березки наши, осины, дубы. Хорошо!

Снова легла  и закрыла глаза. Ой, Колька, почему мне так тоскливо? Еду ведь
домой, где же затаенная радость?

Милый мой, хороший, помнишь, ты извинялся, что ты небритый, и целуя,
колешь меня своей щетиной. А помнишь, ты говорил мне: "Ничего-то ты не
умеешь. Целоваться - и то не умеешь." А я не хочу уметь  целоваться.
Достаточно того, что ты хорошо это умел делать.

А помнишь, что ты мне о женитьбе говорил. Ты спросил меня тогда, сколько
тебе лет. Я ответила - 27. Сама не знаю, как угадала. А ты сказал, что не хочешь
жениться, а в 30 лет найдешь себе какую-нибудь вдову. А я тогда засмеялась,
потому что думала то же самое о себе, о дурацком своем споре...

...Наташка, сколько можно спать? Нормальные люди уже встали, умылись.
А ты собираешься валяться до самой Москвы? - Нет, не собираюсь, хотя жутко
люблю спать в поезде. Умылась, причесалась, почистила зубы, убрала постель,
соорудив из полки столик. Попила чаю.

Уже-Киев. Стоим, как всегда, мало: поезд скорый. Оделась, вышла проветриться,
в вагоне ужасная духотища. Вернулась, села за столик, достала блокнот, записала:
"Через три часа - Москва!

Почему смотрит на меня вон тот дядечка? Ну что уставился? Понравилась я ему
что ли? Я ведь всем нравлюсь. Редкое обаяние.

Смотрю на себя в зеркало и никакого обаяния не вижу. И некрасивая я. Впрочем,
я больше нравлюсь мужикам, чем ребятам. И этот вон тоже, еще заговорит. А мне
совершенно не хочется ни с кем разговаривать ни о чем.

Достала карты, погадала. Даже в карты не с кем сыграть. И спать что-то хочется.
Летом все-же интересней в окошко смотреть, чем зимой. Задремала, и на плечо
легла чья-то рука.

- Извините меня пожалуйста, карты не дадите?
Я протянула карты.
- А с нами не сыграете?
- С удовольствием.
- Я долго к вам присматривался, наконец, решил подойти.

Играли в карты, обедала с ними (этот дядечка с женой Фаей и матерью ехали
домой от знакомых, где гостили в отпуске). Просили меня прислать им виды
Межгорья и Мукачево и мою фотографию. Вообще, неплохие люди.

Доехала благополучно. Постирала, сходила в баньку (думала не выйду из парилки),
проявила пленки (не все, правда) походные.

Здорово получились, а бумаги нигде нет. Всем знакомым заказала. Неужели
придется связываться с фотолабораторией?