Школьные годы Полный вариант

Школьные годы

Я из-за юного возраста не осознавал, с какими трудностями столкнулись родители, когда приняли решение обучать меня в двадцать второй средней школе. Нашлись такие медики, которые пытались убедить мать и отца, что я школьную программу не потяну. Некоторые врачи даже аргументировали:
– У ребенка от общения со здоровыми детьми может произойти нервный срыв, который усугубит его тяжелое заболевание. Дети будут над вашим сыном насмехаться, передразнивать. Поэтому лучше его определить в специализированный интернат, в котором будут учить и лечить.
В конце шестидесятых годов Советский Союз и весь социалистический лагерь практически не сотрудничали с развитыми капиталистическими странами в области промышленности, космоса и медицины. В те годы между двумя политическими системами велась холодная война. Страны, враждебно настроенные против социалистического лагеря, развивались гармонично во всех сферах человеческой деятельности, не забывая о военно-промышленном потенциале. В СССР и странах, входивших в Варшавский блок, знания и интеллект ученых были направлены на разработки новейшего оружия, тем самым, забывая обо всем остальном. В стране с богатейшими полезными ископаемыми, трудовыми и водными ресурсами совершенно позабыли о творце светлого будущего – человеке. Советская личность и семья выкарабкивались из сложной жизненной ситуации самостоятельно. Руководители Страны Советов даже придумали лозунг: «Москва слезам не верит». Медицине никогда не уделялось должного внимания. Если и появлялись светлые умы, то им не давали возможности раскрыть свой интеллектуальный дар. Бездарей и стяжателей было значительно больше, чем одаренных и высокопрофессиональных медиков и учителей.
К счастью, родители не послушали горе-врачей и бездарных педагогов, которые не сумели вписаться в коллектив общеобразовательной школы. С трехлетнего возраста я наблюдался у опытных педагогов и у многопрофильных специалистов в Московском медико-педагогическом институте. Родители к ним прислушались и твердо решили отдать меня в обычную, общеобразовательную школу, как им было рекомендовано.
Лето заканчивалось. Оставались считанные дни до первого сентября. Это означало, что пришла пора готовиться в школу. В первый класс в первый раз.
В начале жизненного школьного пути многое зависит не только от родителей, бабушек и дедушек, но и от самого ребенка, как он воспринимает окружающий его мир, имеется ли у него желание познавать новое, доселе неизвестное. Большинство детей в этом возрасте проявляет любознательность во многих областях человеческого бытия.
Все сказанное относится к физически здоровому ребенку. Но мне всегда было интересно играть со здоровыми сверстниками. От них я получал значительно больше детской информации, чем от ребят себе подобных.
В детстве многое, если не все, зависит от самых близких людей: мамы и папы. Они задолго до поступления в школу стали подготавливать меня к новой жизни. Возили меня на консультацию к лучшим столичным специалистам. В Московском медико-педагогическом институте родителям порекомендовали отдать меня учиться в массовую школу. У них порой появлялось сомнение – сумею ли потянуть программу, буду ли успевать за своими сверстниками? Я очень хотел учиться. Каждый день отрывал с настенного календаря листок и на пальцах подсчитывал, сколько времени остается до того дня, когда перешагну школьный порог.
Лето заканчивалось. Последние августовские дни. На горбатом «Запорожце» объехали магазины в поисках школьных принадлежностей, ранца и костюма. В те далекие шестидесятые годы трудности возникли с одеждой. В «Детском мире» пришлось примерить не один костюм, чтобы его купить.
И вот наступило первое сентября 1968 года. В этот день родители волновались значительно больше, чем я, не знающий и не понимающий еще взрослой жизни.
С огромным букетом гладиолусов при помощи мамы, которая поддерживала меня, я подошел к будущей учительнице начальных классов школы № 22.
Некоторое время в первом классе учился на дому, но мне быстро надоела такая учеба. Своим родителям заявил:
– На дому учиться не буду. Мне это неинтересно. Дома не перед кем показывать свои знания и выполненные домашние задания. Я буду учиться только в школе.
Взрослым ничего не оставалась делать, как идти мне навстречу. Все десять лет я сидел во втором ряду за первой партой. Тогда очень плохо ходил, и родители регулярно провожали меня в школу, а после окончания уроков встречали. Когда не было такой возможности (никакими льготами не пользовались семьи, воспитывающие ребенка-инвалида), одноклассники почти всем классом приходили за мной домой и на руках тащили до школы.
Первые месяцы во втором классе практически приходилось проходить программу за второе полугодие первого и одновременно учиться вровень с одноклассниками. Во втором полугодии первого класса много было пропущено занятий из-за постоянных простудных заболеваний. Притом всю весну находился в санатории «Калуга-Бор». Требования к учебе там были значительно меньше, чем в школе.
В первом и во втором классах, выполняя письменные домашние задания, родители держали мою левую руку, а правой рукой я мед¬ленно, с напряжением выводил буквы, слова или цифры.
В первой четверти во втором классе Александра Алексеевна Калинина задала по труду домашнее задание – сшить подушечку для иголок. Маме было некогда мне помочь, а самостоятельно я оказался не в состоянии выполнить задачу. С одной рукой было не под силу сделать задание. Я пришел в школу с невыполненным уроком. Учительница поставила мне в дневнике двойку по труду. Я посчитал, что незаслуженно получил неудовлетворительную отметку, и резинкой аккуратно сумел ее стереть. За этот поступок я был выгнан из класса, а на следующий день Александра Алексеевна заставила меня просить прощения перед всеми ребятами.
В девять лет заместитель главного врача областной стоматологической поликлиники, хирург-стоматолог Александра Степановна Васянова решилась подрезать мне уздечку языка. До нее никто из медиков не решался это сделать. Некоторые логопеды из санатория «Калуга-Бор» высказывали мысли:
– Может случиться так, что он совсем после этого не будет разговаривать.
Их мало интересовала дальнейшая судьба ребенка-инвалида. Многие медики в стране считали, что люди с физическими недостатками обречены. Очень редкий врач, методист или педагог в СССР задумывался, как можно облегчить состояние ребенка, пораженного параличом, чтобы в дальнейшем он был востребован обществом.
Приросшая уздечка не позволяла мне чисто выговаривать шипящие звуки и «р». Только не испугалась возможных серьезных последствий Александра Степановна. Я был усажен в стоматологическое кресло. Сложное лечение прошло успешно. После окончания действия анестезии появилась сильная боль. Терпения никакого не было, и мама меня донесла на руках до дома. Процедуру пришлось повторить через несколько месяцев. Я категорически отказался от обезболивания. Второй раз болезненный процесс перенес легче. Все тогда чувствовал, как рука медика с помощью инструмента копается во рту. Боль под языком испытывал значительно меньше, нежели когда проходила заморозка.
В третий класс пошел в другую школу – в феврале 1970 года родители получили новую квартиру в другом конце города. Пяти¬этажная хрущевка строилась за счет средств спичечно-мебельного комбината. Жилой дом с четырьмя подъездами строители слепили за три месяца. В нем получили квартиры многие очередники «Гиганта».
В связи с переездом на новое место жительства родители были вынуждены в марте отправить меня в санаторий «Калуга-Бор».
Физически здоровому ребенку значительно легче адаптироваться в новом коллективе, чем было мне со своими физическими недостатками. В конце 60-х и в начале 70-х годов редкий ученик обучался в массовой школе с подобным медицинским диагнозом. Скорее всего, это было исключение из правил тогдашней системы.
Я достаточно долгое время вспоминал добрым словом одноклассников бывшей школы, несмотря на то что и там проявлялась порой несправедливость. Не представлялось возможным продолжать поддерживать дружеские отношения с прежними друзьями. Из памяти быстро в такие годы многое стирается. Только отдельные эпизоды вспоминаются. Я стал привыкать к новому классу. У своих новых одноклассников пришлось завоевывать авторитет. Одной успешной учебы для этого оказалось недостаточно.
До перевода в школу № 4 дружил с Саней Котовым благодаря нашим отцам, которые были друзьями. Я попал именно в его класс. Он мне помог установить взаимоотношения с новым детским коллективом. Когда же в его присутствии кто-то меня пытался обидеть, Саша всегда на защиту вставал.
У меня негладко проходила адаптация. Спичечный район считался рабочим. Ребята в классе попались из неблагополучных семей, их были единицы. Они не представляли, как мне тяжело морально приходилось повседневно бороться с физической неполноценностью. Порой случалось таким сверстникам доказывать, что я такой же член общества, как и они, только у меня плохо работают руки и ноги.
В десять лет, перед четвертым классом, вспомнил слова дедушки, которые им были сказаны по поводу моего заболевания и лечения. Уже тогда жалел, что он не дожил до моего посещения Ленинградского научно-исследовательского детского ортопедического института имени Г.И. Турнера.
Институт расположен в красивейшем пригороде Санкт-Петербурга – городе Пушкине. Дворцы и парки – великолепные творения искусства XVII–XIX веков – создали здесь неподражаемый историко-культурный заповедник.
За неделю до учебного года на «Москвиче-408» поехали в это лечебное учреждение. Я проявил огромный интерес к этому путешествию. Меня в первую очередь интересовали сам город Петра и его окрестности. Архитектурный ансамбль северной столицы поразил своими величием и красотой. Тогда хотелось несколько дней побродить по Невской набережной, посетить музеи, особенно Эрмитаж, но на это времени не оставалось. У родителей заканчивался отпуск, а у меня каникулы.
Я находился в большом сомнении, что родители возвратятся домой без меня. Так и произошло. В институте мы проторчали более четырех часов, прежде чем нас принял невропатолог. Врач попросил меня снять обувь и пройтись. После чего родителям в грубой форме сказал:
– Зачем приехали к нам? У нас своих пациентов предостаточно. У вас под носом находится республиканский детский неврологический санаторий «Калуга-Бор», в нем и продолжайте лечиться.
За то, что врач переписал заключение под копирку, с родителей он без стыда и совести взял пятьдесят рублей. В то время это были деньги!
Ленинградская поездка в какой-то степени уже тогда на мой ребячий взгляд произвела тягостные мысли о людишках, которые стоят на защите здоровья.
В средней школе после посещения института имени Г.И. Турнера в один из школьных дней был организован учителем классный час на тему «где живут самые счастливые и здоровые дети».
Учительница нас учеников стала спрашивать:
– Где в мире живут самые счастливые дети?
– В Советском Союзе, - отвечают все в один голос.
– Где у детей есть все, чего они хотят?
– В Советском Союзе!
– Где дети растут здоровыми, веселыми и уверенными в своем будущем?
– В Советском Союзе!
Неожиданно учительница прерывает урок, потому что услышала мой завывающий плач. Я разрыдался тогда горькими слезами.
– Почему ты плачешь, Сережа?
– Я хочу жить в Советском Союзе, - весь измазанный в слезах сообщил всему классу и классному руководителю.
Близкие люди от меня не скрывали, из каких доходов складывается семейный бюджет, на что тратятся деньги. Карманные купюры с изображением вождя пролетариата у меня завелись довольно рано. Их я расходовал главным образом на литературу.
Чем старше становился, тем больше старался не отличаться от одноклассников. Вместе с классом собирал макулатуру и металлолом. Несколько позже стал известен в школе как сильный шахматист. А в старших классах – человек, который не благонадежный в идеологии. Я смотрел на окружающий мир совершенно другими глазами, чем многие живущие в диктаторской империи. На уроке истории задавал вопросы:
– В чем заключается благосостояние советского человека, если в стране многое дорожает и не имеется возможности об этом открыто высказать? А сколько умов не принято властью и выслано из СССР? В чем в таком случае преимущество социализма над капитализмом? В том, что мы не имеем отстаивать свои права на лучшую жизнь! Компартия наш рулевой!?
Такие вопросы не принято было поднимать. Мне многое с рук сходило из-за того, что я являлся инвалидом. Всерьез некоторые не воспринимали поднимаемые проблемы. Мне довольно часто при¬ходила мысль, что я родился в стране лжи и зла. В этой связи под темечком прокручиваются стихи кумира Владимира Высоцкого:


Ложь и зло, – погляди,
Как их лица грубы!
И всегда позади –
Воронье и гробы.

За семь лет изучение программы истории в образовательной школе у меня появились только две подряд тройки выпускном 10 классе. Учительница Клавдия Алексеевна Толкачева мне их поставила только за то, что при всех учениках в конце урока, стал с ней спорить и высказывать свое мнение в каком тоталитарном государстве родился, и что из себя совок представляет. Как поднялись астрономические цены на растворимый кофе и бензин. Кстати при совке государство экспортировало на «дикий» Запад нефть.
– Какое это справедливое и социальное социалистическое государство, когда повышение цен бьет по карману простых советских людей? Чем строительство социализма от капиталистических стран отличается? В действительности цены в Соединенных Штатах Америки на что-либо поднимаются? Почему их народ не желает при социализме жить?
Преподаватель во время нашей дискуссии моментально выгнала из класса всех учеников, а у нас с ней продолжалась беседа и перепалка на повышенных тонах.
В школе я не успевал за сверстниками писать диктант и изложение. Учительница по русскому языку и литературе отводила для меня дополнительное время. Когда писали диктант, преподаватель всегда стоял рядом со мной и шепотом диктовал текст. В старших классах учителя пошли мне навстречу и сочинения разрешили создавать на пишущей машинке. Это мне значительно облегчало выполнение задания с физической стороны. Все десять лет на среднем пальце от письма была красная мозоль. Впечатление от этого создавалось, как будто он у меня деформирован. Я писал трехгранной ручкой, которую сжимал со всей силой и так же нажимал на стержень. Кисть от этого часто уставала и немела.
Много «соленых слез пришлось на ус намотать», чтобы понять что почем. В девятом классе я пришел к выводу, что живу в империи с тяжелым политическим диагнозом – социалистическая зараза, которая появилась после октябрьского переворота семнадцатого года. Все тогда потекло вспять. Мученик пролетарской диктатуры Александр Галич до люмпенов пытался донести правду, что они совершили со своим народом:

...Болят к непогоде раны,
Уныло проходят годы...
Но я же кричал: «Тираны!»
И славил зарю Свободы!

Я прекрасна был осведомлен, как в 1970 году советским судилищем в калужском облсуде осудили Револьт Ивановича Пименова и Бориса Борисовича Вайль. Они лучшими сыновьями Отечества растерзанной красно-коричневой чумой являлись. Их «отцы» государства врагами коммунистической системы считали. За антисоветскую литературу… В народной памяти сохранились события после октябрьского переворота совершенными ленинскими пьяницами и тунеядцами, как Максим Горький грозился порвать свой российский паспорт. Это случилось, когда узнал, что Надежда Константиновна Крупская составила список запрещенных книг, где наряду с Библией и Евангелием обнаружились Данте, Шопенгауэр и другие «антисоветские литераторы». Впрочем, Алексей Максимович паспорт так и не порвал. А в Калуге судить «антисоветчиков» не передумали. За Пименовым с Вайлем вскоре последовал Александра Ильича Гинзбург и многих других вольнодумцев. (Александр Ильич был журналистом и издателем, являлся в брежневские годы  участник правозащитного движения в СССР, член Московской Хельсинкской группы, составитель одного из первых сборников самиздата, член редколлегии журнала «Континент» в 1979-1990 годах). Единомышленников обвиняли в антисоветской агитации и пропаганде. И всех их принимал недружелюбный серый калужский «казенный» дом по улице Карла Маркса, 6. С неизменной возмущенной толпой местной общественности – по периметру. Людьми в штатском и в мантиях - внутри. И немногочисленными вольнодумцами, прибывающими из столиц подбадривать провинившихся – в коридорах правосудия. В результате переговоров на высшем уровне  между СССР и США в 1979 году, без ведома и согласия Александра Гинзбурга, вместе с несколькими другими известными политзаключенными, обменяли на двух советских граждан, обвиненных в США в шпионаже.
На меня, на подростка это отложило серьезный отпечаток на дальнейшее становление и формирование независимой от всех навязающих правящей коммунистической системы идеологических догм личности.
После вручения аттестата зрелости об окончании калужской средней  общеобразовательной школы №4 с похвальной грамотой в актовом зале  классный руководитель Галина Михайловна Серебрякова пригласила меня одного в кабинет и сказала:
– Сергей тебе нужно получить в первую очередь высшее образование. Поэтому очень прошу свой язык, и мнение засунь в задницу глубоко. В эти годы нигде, ни при каких условиях свою точку зрения о происходящих государственных событиях не высказывай. После окончания института придет такое время, ты станешь, такие статьи и книги писать, что дух будет захватывать. Ты внутренне советскую власть ненавидишь! Духовно свободным человеком являешься. Тебя в школе антисоветчиком многие ученики и учителя воспринимали. За твою прямоту и бескомпромиссность.
Крохоборы тем временем набивали карманы и наслаждались светской размеренной жизнью. Здравоохранение быстрыми темпами начало хиреть и превращаться в монстра. В конце концов Минздрав трансформировался в отдельное «государство» в государстве.