школа-интернат 1 г. Копейск...

Людмила рассказывает...

Мой интернат…училась я, Людмила Севостьянова («Сева»), в нём в 60-ые годы. Это было очень памятное время. Даже маленькие эпизоды очень запали в сердце. Мне очень нравилась моя «кликуха» «Сева». Она всем нравилась.
И ребята, и учителя меня так звали. Народ, кто помнит, «Севу»?

Елизавета Борисовна Пеннер – наш замечательный директор. Таких директоров мне в жизни больше не встречалось. Это человек уникальный по своим организаторским способностям. Она преподавала географию. И в качестве учителя была очень интересна. А как человек – удивительна: демократична, приветлива, отзывчива. Она собрала необыкновенных людей вокруг себя, создала школу-интернат, где. как мне кажется, каждый был на своём месте и всё делал с душой. А ведь с нами было непросто: многие из неблагополучных семей, в основном – безотцовщина. А были совсем отпетые разгильдяи. (Вспоминается Вадик Нечунаев из нашего класса. Где он? Как сложилась его жизнь?)

В интернат я попала в третьем классе. Помню свою учительницу – Екатерину Павловну Антипову. Она выглядела классической учительницей в лучшем смысле этого слова. Опрятная, аккуратная. Волосы убраны в причёску. С уверенным спокойным голосом. Про уроки почти ничего не помню, только запомнился её красивый каллиграфический почерк на доске и в дневнике, когда она расписывалась возле оценки. Я больше ни у кого никогда не видела такого чудного почерка. Сейчас что-то засомневалась в её фамилии, почему-то вспомнилась фамилия Ершова. Возможно, я немного что-то перепутала с фамилиями.

Потом нас стали учить разные учителя, появились новые предметы. Евгений Викторович Лобанов – учитель физики. Его дочь Ирина училась в нашем классе. Он ещё был завучем. Очень интересно рассказывал на уроках, показывал опыты. Небольшого роста, полноватый. Запомнила, как после очередного лета он пришёл на урок со вставленными зубами, которые издавали какой-то необычный звук. Мы все внимательно прислушивались, а потом говорили, что он щелкунчик. Но это не стало его прозвищем. В интернате у наших учителей вообще не было никаких прозвищ. Я думаю, из уважения и любви к ним. В ведении Евгения Викторовича была радиорубка.
Из неё мы слушали музыку, школьные новости. Тогда это было ново и необычно. Помню, для учителей мы готовили концерт по заявкам. Мы с Ирой Лобановой пели песню для её отца:
Помнишь, мама моя, как девчонку чужую
Я привёл к тебе в дом и тебя не спросил.
Строго глянула ты на жену молодую
И заплакала вдруг, нас поздравить забыв.

Я её окружил и теплом, и заботой,
Не тебя, а её я хозяйкою звал.
Я её целовал, уходя на работу,
А тебя как всегда, целовать забывал.

Может быть, мы бы с ней и расстались, не знаю,
Только руки твои ту беду отвели.
Так спасибо тебе, что хранишь ты, родная,
Всё, что с нею вдвоём мы сберечь не смогли.

Я эту песню никогда нигде не слышала. Ещё мы с Иркой однажды на Новый год нарядились гусарами. Изначально от костюма у меня была бумажная гусарская шапка. Красивая, цветная. А у Ирки – белая рубашка с кружевным воротником и манжетами. Похожие на те рубашки, что носили гусары. Остальное мы собрали  и придумали сами. Получилось нормально. Вместе с ней мы пели в вокальной группе. Запомнилось, как ездили выступать в какую-то воинскую часть. Пели песню про берёзку:
Мы споём сейчас о берёзоньке,
Мы зелёные любим косоньки.
В светлой рощице славно дышится,
И берёзонька там колышется…

Каждый год в интернате отмечался День урожая. Это осень. Весь урожай собран. Подводим итоги. На столах, застеленных скатертями, разложены овощи и фрукты, выращенные нашими руками. А выращивали абсолютно всё на собственном подсобном хозяйстве и в саду. Сажали, растили, пололи и ухаживали сами. Конечно, под руководством взрослых. Всегда видели вместе со всеми директора. Она не отсиживалась в кабинете. Бывало так, что осенью, когда надо было перебирать картошку (на еду и на семена), шёл дождь и  даже снег. Картошку привозили и высыпали в огромную кучу на заднем дворе около овощехранилища. Мы, ребята, садились вокруг этой кучи и в вёдра сортировали картошку, а потом засыпали в отсеки хранилища. Вместе с нами перебирали и учителя, и воспитатели, и директор.
На улице было холодно, но мы работали быстро и дружно. Никто не хныкал, все понимали, что трудимся для себя.
Возвращаюсь к празднику. День урожая проходил на втором этаже школы. Зал празднично украшен, звучит музыка. Все рассаживаются. Начинается награждение по классам и индивидуально. Никто не был обойдён или обижен. Подарки и грамоты вручали и детям, и взрослым. Находили в каждом что-то хорошее, за что можно было похвалить. Потом – концерт: песни, стихи, танцы…
Всем интересно!
На 8 марта и  23 февраля кроме серьёзных подарков вручали и шуточные. Например, лысому учителю дарили расчёску, взрослому – куклу и т. д. Всё с юмором обыгрывалось, никто не обижался. Просто там можно было обменяться подарками, если захочешь.
А перед праздниками, когда награждали на торжествах, Совет дружины распределял все эти подарки в кабинете у директора. В Совете дружины были ребята из всех классов. Голосовали все, у каждого было право голоса.
Награждали всех: от ночной няни до директора, от первоклашки до ученика8 класса (интернат был восьмилетний).

Елизавета Борисовна ездила-ходила с ребятами в походы.
Были мы на озере Сугояк. Мы жили в палатке. Еду готовили на костре. Она с нами разучивала походные песни: про картошку, про чайничек с крышечкой. Именно с ней мы научились варить еду на костре, разжигать и поддерживать огонь, ловить и варить раков, правильно есть их ( это уже на озере Увильды).

Коротких Антонина Ивановна – моя воспитательница в лучшем смысле этого слова. Я очень часто пишу «в лучшем смысле», «самая лучшая»…, - это действительно так. И наш интернат был самый лучший. И время, проведённое в нём – самое хорошее время.
Антонина Ивановна была строгой, но справедливой. Её сын Серёжа тоже учился в интернате. Она нас научила очень многому. Мы вязали крючком воротнички и манжеты, вышивали салфетки и варежки, выпускали школьную газету «Дружба» на 4-6 листах ватмана. Текст набирали на обычной печатной машинке, а рисовали, писали заголовки и всё прочее – сами, с помощью красок, карандашей, вырезок из газет и журналов. Воспитательница вместе с нами решала задачи по алгебре, помогала доказывать теоремы. Вместе с нами пела, читала нам по вечерам, когда мы все собирались у мальчишек в комнате, «Улицу младшего сына» ( эта книга про Володю Дубинина, героя из Керчи во время Великой отечественной войны). Мы добились того, что наш отряд стал носить его имя. Антонина Ивановна научила нас заправлять кровати без единой морщинки, следить за личной гигиеной, содержать в порядке одежду и обувь. Многим из нас она заменила мать.

Каждый день недели был занят. Вот что я помню. Подъём в 7. 00 час. Зарядка, умывание, одевание, уборка в комнате – до 8. 00. 8. 00. – завтрак.
Зарядка всегда на улице (кроме  дней сильнейших морозов). Обязательная пробежка вокруг зданий школы и общежития. Потом уроки в школе (другое здание), там же полдник, в 2 часа – обед. Кормили очень вкусно, полезно и питательно. Помню имена наших поваров: тётя Зоя и тётя Лида. Мы их так звали. В столовой столы всегда были застелены скатертями. По праздникам – белоснежными. Обед всегда был из трёх блюд. Почти каждое утро – морковка сырая, какой-нибудь сок, каша, сметана, хлеб с маслом, чай или молоко, или какао. А в обед – суп или борщ, или щи, на второе – гарнир с котлетой или рыбой, на третье – компот.
После обеда до 5 часов – кружки, спортивные секции или что-то другое. Я в понедельник в это время занималась в хоре.
Хором руководил (если не ошибаюсь) Иван Петрович Сорокин. Занятия в хоре мы не любили: песни разучивались медленно, надо было петь стоя (это 1 час или 1,5 часа). Пели по голосам. Одно и то же повторяли десятки раз…Зато нравилось выступать и занимать призовые места среди других школ.
Во вторник – в струнном оркестре. Играла на домре – альт. Руководил оркестром очень старый человек – Константин Гаврилович (фамилии не помню), он очень трепетно относился к инструментам. Играл на всех, которые были. Если мне не изменяет память, нас в оркестре было человек 15-20.
Выступали в школе, на смотрах художественной самодеятельности. У меня не очень-то получалось, но кое-чему научилась. Запомнились руки Константина Гавриловича: очень длинные пальцы, очень подвижные и мягкие. Когда он играл, казалось, что у него вообще нет костей. Играли по нотам. Получалось слаженно и красиво. Он же нами и дирижировал. Замечательный был человек, мастер своего дела!
Среда, по-моему, была свободным днём. Можно было заниматься своими любимыми делами. С 5 до 8 готовили домашнее задание. 8. 00. – ужин.
9 или 10 (не помню) отбой, то есть спать.
В четверг мы ходили после обеда в баню. В пятницу иногда собирали макулатуру, иногда работали в теплице, у некоторых ребят была тренировка. кто-то занимался чем-то ещё. В один из дней недели я занималась у секретаря школы. Нас было, по-моему, трое. Мы учились печатать на машинке. Этому я научилась хорошо. В субботу после обеда почти все разъезжались по домам, а возвращались или в воскресенье вечером, или в понедельник утром. Такой был порядок. У кого не было родителей и родственников, они все в выходной были в интернате. Иногда другие ребята брали их к себе домой на воскресенье. Мне запомнилось, как Антонина Ивановна однажды на День моего рождения угостила меня огромным яблоком. Тогда яблоки зимой были редкостью. Помню, что оно было большое и красивое, его даже было жалко есть. И ещё она мне дарила вязаную шапку с большими длинными ушами, тогда было модно носить именно такие.

Хочется вспомнить других учителей и воспитателей нашего интерната. Лидия Ивановна Пироженко была воспитателем в классе, где училась Таня Кукушкина. Других ребят из этого класса по фамилиям и именам я не помню. А Таня была одно время председателем Совета дружины, а я председателем отряда в своём классе. Нам приходилось работать вместе. Но не только потому я её запомнила. У Тани был хороший голос. Все замирали, когда она пела про маму: «Мама, родная, я верю, я знаю, что ты далеко. что ты ждёшь. Если порой написать забываю, ты простишь и поймёшь…»
От песни слёзы наворачивались на глаза… Почти все из нас были из неполных или неблагополучных семей.
У Лидии Ивановны Пироженко были длинные чёрные волосы. Она их красиво укладывала на голове. Сама – маленькая, худенькая, аккуратненькая,
с большими выразительными глазами. А девочки в её классе все были с длинными косами, все танцевали. С ними занималась танцами девушка (имени и фамилии не знаю), которая в интернат приезжала только для занятий танцами. Но она мне очень запомнилась, так как была необыкновенной стройности, лёгкости и очарования. Мы иногда наблюдали за их репетициями. В этом же классе была девочка, по-моему, Таня, фамилию не помню. Она прихрамывала, поэтому не танцевала, но была первой помощницей у нашего доктора.

Зорина Любовь Ивановна…Её дочку звали Ольгой. Тогда она была ещё дошкольного возраста. Любовь Ивановна иногда приводила её в интернат. А я в то время была председателем Совета дружины. Мне приходилось общаться с Любовью Ивановной, старшим воспитателем. Она меня называла «начальником». С ней мы подружились. У меня даже есть фотография, где она отдыхала на каком-то курорте.
Добротой и мягкостью характера запомнилась Сазонова Нина Афанасьевна. Она была подменным воспитателем в нашем классе. С ней мы виделись один день в неделю.
Мужчин среди учителей и воспитателей было мало, как, впрочем, и сейчас в образовании. Старшим воспитателем какое-то время работал Владимир Сергеевич (фамилии не помню). Он же, если я не ошибаюсь, вёл английский язык в некоторых классах. Он был спокойным и доброжелательным человеком.

Учителем черчения и слесарного дела был Николай Ефимович. Строго придирался к нашим чертежам, но учил нас классно. Никогда не забуду, как мы учились чертить эллипсы, изучали шрифты, заполняли угловой штамп на чертеже…Он нам раздавал деревянные фигурки, и мы делали чертежи в разных проекциях. Например, в кабинетной проекции.
Это совсем не просто. Нам, девчонкам, помогали наши мальчишки. У них с черчением было как-то лучше, чем у нас. А в слесарной мастерской у Николая Ефимовича мы даже вытачивали детали для завода, работали на сверлильных станках. Хоть мы и девчонки, но у нас были уроки и в слесарной, и в столярной мастерской. В дни летней отработки мы однажды вместе с Николаем Ефимовичем белили его мастерскую. Я запомнила Веру Лакомову, мою одноклассницу. Она была ростом выше многих девчонок ,и у неё очень хорошо получалось белить потолок и стены – ровно, без полос и подтёков. Она ещё хорошо бегала и играла в баскетбол. Однажды на уроке литературы она как-то особенно, с душой, очень проникновенно прочитала стихотворение Пушкина «Я вас любил…» такой вот я её помню.
Николай Ефимович не выговаривал букву «ц». Вместо неё произносил «с».
Получалось «сыркуль», «матриса», «пасаны». Нам было смешно, мы лукаво переглядывались между собой, но по-серьёзному никогда над учителем не смеялись. Иногда только кричали: «Сыркуль идёт!» Николай Ефимович на самом деле напоминал циркуль: худой, высокий, немного нескладный. Учителем был хорошим, с чувством юмора, учил нас не на словах, а на деле.
Вместе с нами белил. В обеих мастерских был идеальный порядок. Техника безопасности соблюдалась очень строго.

У нас был так называемый «задний двор»: место, где находились хозяйственные постройки. Это овощехранилище, прачечная, столярная и слесарная мастерские, маленький свинарник и место для лошади и машины.
Конечно, для нас всё это было особенно интересно. На лошадь мы ходили смотреть. У неё умный взгляд, длиннющие ресницы, лошадка сытая и ухоженная. Хвост и грива подстриженные и расчёсанные.
На машине нас возили летом в сад и в поле. На машине привозили всё нужное для интерната.
Хрюшки находились за забором. Рыли землю. За ними тоже было интересно наблюдать.
В прачечную мы ходили за чистым бельём и одеждой, за мылом и мочалками (это по четвергам), за новой обувью и за сменкой, если что износилось или порвалось. Там были такие высоченные стеллажи, и на них лежало рассортированное бельё, одежда и обувь. Тоже всё было в идеальном порядке.
В овощехранилище было холодно. В отсеках хранились картошка, свёкла, морковка. Отдельно – квашеная капуста. Все овощи мы вместе с взрослыми  выращивали. Это был наш труд на общую пользу. В овощехранилище мы осенью закладывали урожай на хранение.
Ко всем участкам были асфальтированные дорожки, которые мы подметали. Зимой чистили снег взрослые работники, а мы расчищали поле для игр и катания.

В мастерских у  нас не всегда, но проходили уроки труда. В столярной мастерской нас учили делать простые предметы из дерева и знакомили со столярными станками. В столярной мастерской мы научились многому. Делали табуретку, вытачивали, кто что хочет на токарном станке. У меня сохранилась скалочка, выточенная мной ( конечно, с помощью учителя). До сих пор, а мне уже далеко за 60, эта скалочка служит мне и напоминает каждый раз моё детство.
Учителем в столярке (в столярной мастерской) был пожилой мужчина. К моему стыду, я не помню ни имени, ни отчества. Запомнила только, что это мужчина в годах, добрый, внимательный, хорошо объясняющий столярное дело. Для нас он был как дедушка. У него на лице всегда была древесная пыль, он был в халате и в нарукавниках, от него вкусно пахло древесиной.
В своём рабочем халате он был каким-то домашним, уютным. добрым.

По физкультуре была Екатерина Никитична, строгая, требовательная, любящая свой предмет. Она была уже немолодая, средних лет, но всё, чем мы занимались на уроках физкультуры, показывала нам сама: как прыгать через козла, как выполнять упражнения на брусьях, как лезть по канату, как выполнять  кувырок на матах. Этим мы занимались в зале. А бег, прыжки в длину, высоту, различные игры – это в хорошую погоду на улице.
Зимой спортивную площадку между зданиями школы и общежития заливали под каток. Мальчишки играли в хоккей. Вместе с ними вечерами мы катались на коньках. Я занималась лыжами, участвовала в соревнованиях.
Летом у нас была отработка. Мы пололи картошку, собирали ягоды и яблоки в школьном саду. Одна бригада (все по очереди) оставалась дежурить на кухне: чистить картошку, морковь, свёклу. Помогали мыть посуду, убирали столовую.
Особенно запомнились здоровенные поля картофеля. Ряды казались бесконечными, а мы их пропалывали вручную. Кто заканчивал свой рядок быстрее, чем другие, обязательно помогал тем, кто отставал. Отставали не из-за лени, а если только доставался слишком травянистый ряд. Мы все старались работать на подсобном хозяйстве, так как знали, что делаем всё для себя.
Наш класс был большой и дружный. Я помню, что в каком-то году нас было 41 человек.

Немного о моих одноклассниках, кого я помню.
Нина Рылова. Её мама работала кондуктором и иногда, если это суббота и мы ехали домой, попадали в её смену, то она разрешала проехать без билета.
Наташа Юнникова жила с дедушкой и бабушкой. Симпатичная черноглазая девчонка. Жаль только, что судьба у неё сложилась не очень хорошо после окончания школы-интерната.
В нашем классе было две пары  близнецов: сестрёнки Ефимовы, Вера и Надя, и братья Хасановы, Рома и Федя. У мальчишек были звонкие голоса, они пели дуэтом. Вот слова одной из их песен:
Наш знакомый мальчик Петя
Не спеша живёт на свете.
В тот же самый первый класс
Поступает в третий раз.
    Потихоньку, понемногу
    Во второй найдёт дорогу.
    А покуда да пока
    Дорастёт до потолка…

Им всегда долго аплодировали. Всем нравилось их исполнение.
Лида Чеканина какое-то время сидела со мной за одной партой. Училась хорошо, особенно соображала по математике. У неё была длинная толстая коса ниже пояса и огромные красивые глаза. Она и Саша Закиров здорово решали задачки по математике и физике. Или вместе , или только Саша учился ещё в заочной математической школе при МГУ. Потом я его встречала в нашем пединституте. Лида, по-моему, окончила Челябинский политех.
Гена Кудашкин, Лёня Грязнов и другие мальчишки хорошо играли в баскетбол. Гена мне очень нравился одно время. У него были очень мягкие и гибкие ладони, даже казалось, что в них нет костей.
Хорошее было время в интернате: зарождалась дружба между мальчишками и девчонками, появлялись первые симпатии, чувства привязанности.
Вова Яковлев, Вова Окатов…Как вы живёте? Где вы? очень бы хотелось знать, какие вы взрослые. Я знаю, что Загвоздина и, по-моему, Нина Рылова после школы уехали на ткацкую фабрику в Иваново. А как они там устроились, уже не знаю ничего.
За все годы, проведённые в школе-интернате, произошло много всякого и разного, но я всегда вспоминаю и ребят, и учителей, и воспитателей с самыми добрыми чувствами. Пожалуй, это были самые лучшие годы детства и юности.

Небольшое дополнение.
Интернат в становлении характера, утверждении принципов и убеждений сыграл в жизни Людмилы очень важную роль.
Принципиальность, честность, справедливость, равное уважительное отношение ко всем людям независимо от занимаемого положения, трудолюбие, опрятность и  аккуратность, скромность – качества, которые были утверждены в характере Людмилы во многом во время интернат- бытия.
Ещё мне очень по душе в ней прямота высказываний и независимость суждений. Хотя это такие качества, за которые могут настучать и стучат по темечку. Начальники категорически не выносят, когда им правду говорят.
В интернате всё было по-настоящему, не формально: пионерское движение, пионерские отряды, сборы, советы, пионерская символика, заветы Ильича, коллективизм – один за всех и все за одного. Там ничего не понарошку, а всё взаправду.
Маленькая деталь: в столовой из одного бачка разливают первое ученикам, учителям и воспитателям,  и каша на всех из одного бачка, и компот – для всех. И обедать – все вместе. Маленькая деталь, а как воспитывает. И на работу все вместе. Убирают, сортируют картошку – все вместе, и взрослые, и ребята…
Интернат, где была демократия, самоуправление, где дети наравне со взрослыми решали все вопросы, где не боялись высказывать своё мнение и его отстаивать. В этом заслуга директора интерната Елизаветы Борисовны.

Удивительный человек Елизавета Борисовна Пеннер. Жаль, не довелось встретиться. Просто бы посмотреть – какие люди бывают на свете!
Организатор, Хозяйственник и Педагог. Какой коллектив она сумела сплотить, зажечь благородной идеей, какие учителя, воспитатели!
Они все – разные, но вместе, единое. Такого содружества детей и взрослых,
такой «родственности», дружественности, добросердечности я больше нигде не встречал.
Конечно, у выпускников интерната он запечатлелся по-разному, кто-то, наверное, про него и не вспоминает. И всё же, как ярко, эмоционально Людмила рассказывает про свою интернатскую жизнь, это было нечто уникальное, некое Педагогическое Совершенство, Педагогический Идеал.
Спасибо Вам, Елизавета Борисовна, за удивительность и уникальность, за любовь и благородный труд!

Ещё одна маленькая деталь: даже ночные няни, по рассказам Людмилы были такие добрые, внимательные, которые помогут, пожалеют, как пожалеет родная бабушка.

Людмила рассказывает:
Между полдником и обедом большой перерыв. Есть хочется. Хотя и нельзя, а заведующая хлеборезкой оставляла нам хлеб, чтобы перекусить.
В четверг кино. На ужин раздали конфеты – карамель и строго предупредили, если хоть одна бумажка будет на полу валяться – «кина не будет!»
Бумажек не было.
Интернат как единое целое, живой организм, живущий многоцветно и ярко.

В походе днём костровые дров наготовят, вечером после ужина сидим у костра, поём, глядим на огонь. Такое чувство, словами не опишешь.

Фонарики возьмём, светим,  по мелководью бредём. Раки ползут, мы их в вёдра. На костёр. Сверху крышкой закроем, камень положим тяжёлый, а они, раки, пытаются крышку свернуть.

Может и не все учителя и воспитатели  звёзды с неба хватали, но когда все вместе к единой цели  - это была какая-то другая жизнь, в корне отличающаяся от моей школьной учебной и тем более пионерской. В школу я ходил учиться, это была обязанность, а всё интересное было помимо школы. …
Из всей пионерской жизни я запомнил и то, весьма смутно, как принимали в пионеры и пионерский сбор в четвёртом классе – торжественно и переживательно. И школьного коллективизма во мне не было ни грамма…а были Друзья, Улица, Речка, Скала, Лес…
И  самое удивительное, что при таких противоположностях мы с Людмилой очень даже  друг другу приглянулись. но только в некотором роде поменялись своими пристрастиями: Людмила не любит больших компаний и шумного веселья, а я, если это не заранее подготовлено, а как бы совсем случайно, - люблю, чтобы душа развернулась. Но какое-то время пришло, треволнения и заботы и многое чего, - как-то недосуг её развернуть да и не с кем…где оно, наше «Цумайлэ»?