Глава шестая. Вот Бог, а вот порог...

ВРЕМЯ ИСПЫТАНИЙ. Книга вторая
Глава шестая. Вот Бог, а вот порог...

 Людмила отчётливо понимала, что обратного хода уже нет. И не только в отношениях с Сергеем, здесь она сильно перегнула палку. Но и в семье Гончаровых она тоже не прижилась и на работе. Потому и молчала. Она не могла понять только одного: как это её милый, добрый и хороший Серёжа вдруг стал таким холодным и бесчувственным?
 Хотя он и пытался ухаживать за ней, говорить там всякие ласковые слова, угождать всем её прихотям и желаниям, даже пытался целовать. Тут-то она ему не давалась, показывая свою обиду. В тоже время, чувствовала, что Сергей очень желает её, как и она его, но не могла пересилить себя.
 Однажды, всё-таки, это случилось. Не совсем, правда, по её воле, что не принесло ей, да и ему радости. Это только лишь обоих огорчило. Людмила вспомнилось, какими счастливыми они были в первое время, до и после свадьбы. Как радостно просыпались они по-утру, а вечерами, со всеми молодыми Гончаровыми, ходили они через лес купаться на реку, до которой от дома было рукой подать.
 А зимой, в выходные дни, опять же все вместе, в том числе и маленький Егорка, становились они дружно на лыжи и айда в лес! Ходили на лыжах весь день до самого позднего вечера.
 После таких лыжных гуляний, дружно и весело, они садились за обеденный стол в большой их кухне-столовой, пили чай из самовара, с ягодным вареньем, да с баранками с маком, которыми их угощала Тамара Васильевна.
 Однажды, с ними отправился в лес на прогулку и сам Семён Савельевич. Кататься на лыжах с Лысой горы он любил, а ещё более с крутого обрыва в яснополянском ельнике. Не только у него одного, да и у всех молодых там дух захватывало.
  Все они, дети Семёна Савельевича, вместе Людмилой и её старшей сестрой Леной, были довольны участием отца в воскресном мероприятии. Не однажды подъезжали они во время своих лыжных прогулок, но уже без отца, который стал быстро уставать, к скромной могиле великого земляка Льва Николаевича Толстого, заснеженной и обложенной еловыми лапами.
 Здесь, в лесной чаще, было тихо и красиво. Молча они отдавали дань уважения его праху, благодарили не только за неповторимые произведения, но и за красоту его усадьбы, окружающего леса, который принадлежали ему и о котором он заботился. 
 Всё было здесь неповторимо, наполнено его аурой и величием духа гениального писателя. Подъезжали они иногда и к толстовскому колодцу, чтобы воды напиться. 
 Вода из него, казалась им, особенно вкусной. Одним словом, вместе им было хорошо и здорово.
 Так что же, всё-таки, случилось? Почему всё так изменилось? Она этого не знала. Иногда, сама не зная почему, Людмила брала из шифоньера свадебные фотографии и пристально их рассматривала. Вспоминала день своей свадьбы. Каким же был тогда Сергей напряжённым и взволнованным! Это она чувствовала по его бледному лицу, горящим глазам, порывистому дыханию, по напряжении его пальцев, ладони у него были холодны, несмотря на жаркий июль.
 Куда же всё это ушло? Куда исчезло! Нет в нём сейчас этого, нет. А как бы хотелось! Неужели, ей это только всё пригрезилось, желаемое выдала она за действительность? Эти мысли огорчали.
  Людмила в тот день была совершенно спокойна, холодна и уверена в себе. Жизнь, казалось ей, была вся просчитана до мелочей. Она не сомневалась, что всё будет в ней прекрасно, замечательно и подвластно её воле. Что так будет всегда. Сергей у её ног и под рукой. Это ей нравилось.
 Но нужно ли это ей сейчас? Этого она не знала, хотя и привыкла к его поклонению и вниманию. Поэтому, недоумевая, тихо произнесла:
 - Как же это так вдруг всё изменилось, подломилось! Почему?!
 Нет, совсем не таким оказался её Сергей, каким она его себе представляла. Нет, не таким. А тут ещё мама его, Тамара Васильевна, которая тоже вначале показалась ей тихой и скромной серенькой мышкой, пройдёт бывало мимо, да так на неё посмотрит, что просто она и не знала, что и подумать!
  А думать-то тут, особенно, ей и не надо было. Лжёт, однако, сама себе Людмила, ой, как даже темнит! Это же всё она сама понимала, себя-то ведь не обманешь?! Нет! Такую басню она могла сочинить только маме, жалуясь на разнесчастную свою судьбу, да нехорошую свекровь.
 Вот так при всех, в том числе и при Сергее, жаловалась она потом маме в своих Медунах. Видела, как сразу же Сергей оказался в полной растерянности, как он опустил голову и изменился в лице, во всём его облике чувствовалась не только удивление, но и полное смущение.
 Сергей не знал, что тут сказать и как поступить. Молчал. И ни одного слова в свою защиту. Людмиле было его жаль, но она не могла остановиться в своём раже и всё более распалялась, а под конец совсем расплакалась. 
 Ничего! Всё это полезно ему послушать, пусть знает настоящую правду о себе и цену, да и какова у него, на самом деле, любимая мамочка. Сквозь слёзы Людмила злорадствовала, видя его такое униженное состояние. Может быть, это как-то изменит отношение Сергея к ней? Привяжет покрепче к дому, к дочери! Поймёт, кто ему родней?
 Не привязало, не понял. Всё также Сергей любит своих родителей и родичей. Она вдруг улыбнулась, вспомнив про всё это. Встала и положила альбом на прежнее место.
 "Как там сейчас Света? - подумалось ей,- завтра с работы нужно обязательно позвонить маме в Медуны". Соскучилась. Давно ли сёстры навещали родителей? Не болеет ли бабушка? Такие вот мысли тревожили её, но она не могла сейчас не подумать и о Сергее.
 "Так что же, всё-таки, случилось?! Как это всё можно объяснить маме, если самой ничего не ясно: почему не ладится у неё жизнь с Сергеем. Почему же так нехорошо относятся к ней люди в Крутом Яру? Особенно в доме Гончаровых, да и на работе тоже.
 Прежде всего, Тамара Васильевна. Хотя она ей и слова плохого не сказала. Всё только культурно, да вежливо, тихо, да спокойно. Только почему в глаза ей не может смотреть? Почему! Хотя сама Тамара Васильевна тоже отворачивает от неё взгляд. Почему? 
 Однако же, Людмила вполне знала почему. Ой, как даже знала... Нравилось ей быть  рядом с мужем Веры, вот и всё! Смеяться, болтать шутить. В том и вся загвоздка. Но что в этом плохого! Только лишь в этом? Тогда в чём ещё?! Вот этого она не понимала.
 Да, конечно же, нравится ей Вадим. Что тут греха таить, очень даже нравится. И маме, Клавдии Максимовне, он тоже понравился. Об этом она своей дочери так прямо и сказала:
- Хорош, очень даже хорош!
 Видела она его всего лишь раз, когда они, Сизовы, приехали знакомиться с родственниками Сергея. Правда, ничего странного или зазорного в том не было, что он им понравился. Такое случается при первом знакомстве, люди ведь всегда стремятся поближе узнать друг друга, становясь родственниками.
 Вадим, конечно, не мог не произвести не них приятного впечатления при первом знакомстве. Лицом пригожий и статью вышел, нрава весёлого, этого у него не отнять: шутки, да прибаутки, анекдоты всякие, человек с юмором.
 В отличие от Сергей, который всегда слишком серьёзен, да правилен. В любой компании. Не умеет веселиться. Клавдия Максимовна так и сказала про Сергея своей любимой дочери, впервые увидев Вадима в доме Гончаровых, когда тот вернулся из своей очередной командировки.
 Вадим стоял в дверях зала, прислонившись к косяку и протирал свои очки, слегка улыбаясь и о чём-то тихо разговаривал с Верой. Время от времени, он утвердительно кивал головой в ответ на её слова. Видимо, она давала ему какое-то поручения.
 В то же время, через её плечо, он искоса бросал взгляды, полные любопытства, на вновь прибывших, словно спрашивая: "Кто такие?".
 И было тогда в его глазах что-то игривое, едва заметное, но довольно ощутимое. Сергей это почувствовал сразу же и ему стало неприятно. Людмила не могла этого не заметить. Лицо её зарделась. Сергей этого не увидел. Он смотрел, не отрываясь на Веру с Вадимом. Ему нравилось, когда они находились рядом. К сожалению, это случалось не часто. Мешали постоянные командировки Вадима.
 А сейчас, в проёме двери, они смотрелись прекрасной парой. Сергею нравился зять и был с ним дружен. Рядом с ним Вера была ещё краше. Всего на погода муж Веры моложе Сергея и старше Веры на три с половиной года. Так что они были примерно все одного возраста, и одинаково воспринимали мир. Но это Сергею только казалось, вскоре он убедиться в обратном. 
 Ростом Вадим был немного выше Веры, они гармонировали друг с другом. Стройные и красивые. Не отрывала взгляда от них и Клавдия Максимовна. Она наблюдала за Верой, как та принимает ухаживания мужа и как даёт ему наставления. Своим опытным глазом гостья сразу же попыталась оценить их взаимоотношения и невольно позавидовала: "Как девке с ним повезло!".
 Но тут же решила, что слишком по-командирскому Вера с ним обращается: "Нельзя так обращаться с мужем,- усмехнулась она,- нельзя! Мужики могут и обижаться!". Скептически прищурив глаза, она стала оценивать фигуру Веры: она была безупречна. В подобных вещах мама Людмилы имела немалый опыт. "С такими красавцами нужно обращаться поласковей...",- подумалось ей.
 Активный и услужливый, с претензией на интеллигентность, Вадим любил и умел производить приятное впечатление, особенно на женщин. До сих пор Сергей не видел ничего в этом плохого. Но сейчас он с трудом подавил в себе недовольство. Попытался быть спокойным и радостным.
 "Что с того, если Вадиму захотелось вдруг понравиться новым людям?"- урезонивал он себя.- Это же вполне естественно...". Ему не хотелось сегодня, казаться,  ревнивцем. Сегодня он любил весь свет!
 Ему хотелось, чтобы все его родственники, без исключения, понравились сегодня гостям. Хотя Вадим и был с дороги несколько уставшим, помятым, но увидев новых людей, сразу же приободрился и что-то начал быстро-быстро говорить Вере. Та засмеялась, а он поцеловал её в шею. Людмила ей позавидовала.
 Тут же уловила, что её взгляд заметил Вадим. Поняла, что он её тоже приметил и то, как она среагировала на его поцелуй. Для неё это было достаточно. Ещё более зардевшись, она отвернулась, незаметно переглянувшись с мамой, оставаясь с ней в тех же позах, утонув в мягких креслах.
 Клавдия Максимовна моментально уловила состояние дочери. Никто этих их взглядов не заметил, даже Сергей. Слишком уж сегодня были все в радостном возбуждении, принимая гостей и находясь в ожидании его будущей свадьбы. В том числе, и сам Сергей.
  Семён Савельевич и Аркадий продолжили прерванную на минуту беседу, знакомя родителей Людмилы с последними новостями Крутого Яра и страны. Они расспрашивали отца Людмилы, Василия Ивановича, об их жизни в Медунах, о его работе. Сергей, время от времени, тоже вступал в разговор. Тамара Васильевна орудовала где-то на кухне, а Вадим, по поручению Веры, направился в магазин.
 Сейчас, находясь у Сизовых и молча выслушивая их нравоучения и напрасные упрёки в свой адрес и своих родных, Сергей невольно вспомнил всё это и как они вели себя в гостях. В их доме, в первый день знакомства. И понял то, что не мог увидеть тогда, а сейчас в голове у него вдруг прояснилось: "Видно Людмила тоже Вадиму понравилась?!".
 И это прозрение было для него неприятным. Всё стало на свои места. Картинка сложилась. Неспроста, ох, как даже неспроста, Тамара Васильевна особенно не радовалась этой свадьбе Сергея. Но молчала. Как только Людмила родила Свету, то Вадим совсем перестал ездить на работу, позабыв про свои командировки.
 После родов Людмила более месяца находилась с новорожденной в их доме, что в Крапивенке. Для того, чтобы ребёнок немного окреп, а на улице потеплело, только тогда можно было бы его снаряжать в дальнюю дорогу. То есть, в Медуны.
 Такое вот домашнее времяпровождение Вадима вначале никому не показалось странным. Он говорил, что у него имеются какие-то там отгулы, да и ремонтные работы пока что все приостановлены. Нет каких-то материалов и договоров.
  Все были этому обстоятельству только рады, что, наконец-то, Вадим осядет дома и пойдёт работать на комбинат. Забросит он все свои командировки и станет примерным семьянином.
 Вадим был классным электриком-монтажником высокой квалификации, а рабочие такой специальности всегда пользуются спросом. Так что и на комбинат он мог бы устроиться без проблем. Кроме того, имеет же человек право на отдых!
 Вот он и отдыхал всё это время дома, лежа на диване и смотря целыми днями телевизор. Подсядет она бывало к нему с ребёнком на руках, к лежащему на диване, пошутить да посмеяться. Так время быстрее идёт. А в доме никого, все на работе. Скучно без дела.
 Одна лишь с ними Тамара Васильевна. Нянчится она там где-то на кухне или на террасе с внучкой Олей, дочерью Вадима, да ещё Егорка со школы прибежит. Вот и всё.
 Время тянется долго, жди пока Сергей с работы на обед прибежит и тут же убежит. До вечера времени много, когда все соберутся и сядут ужинать. Так почему-то ей, Тамаре Васильевне, это её общение с Вадимом не очень-то нравилось? Просто раздражало. Странно, почему?
 И опять же Людмила кривит душой. Нравилось ей соприкоснуться с телом лежащего Вадима. Тетёшкает она свою Свету на руках и, вроде бы, ненароком привалится слегка к низу его живота. А тот радуется её ребёнку, а с его Олей занимается бабушка. 
 А тут вдруг Тамара Васильевна пройдёт мимо, да как огнём обожжёт их своим взглядом и молча отвернётся. Испортит им настроение. И приходится ей идти в свою комнату.
 Такая вот у Сергея мама. А он весь в неё пошёл молчун. Никогда не закричит, не обругает, никаких скандалов и упрёков. И она такая же, Сергею ни слова!
 Нет, конечно же, ничего у неё не было с Вадимом. Дура она что ли, сразу после родов? Но флиртовать с ним ей нравилось. Да и позлить Сергея ей тоже хотелось.
 Но он, точно блаженный, сам ничего не видел, не замечал. На обед бывало прибежит из своей газеты, весёлый да радостный, счастливый. Схватит сразу двоих малюток, Свету и Олю, на руки, обнимает, целует, таскает по дому, успевает и Егорку тоже поцеловать, если тот пораньше из школы придёт. Обязательно у него спросит:
- Как у тебя в школе дела?
 И Людмилу он тоже не забывал поцеловать, пока Тамара Васильевна готовила ему что-то перекусить. Всё без конца улыбался, да рассказывал какие дела в редакции у него дела, где он сегодня побывал, что написал. А кому это надо? Это ещё более раздражало Людмилу. Ей надоело сидеть с ребёнком дома и ещё более хотелось в Медуны.       
 Но вот она и в доме своих родителей. Ей стало значительно легче и свободнее. Часть забот с новорожденной взяли на себя мама с бабушкой, отец всё время на работе, но тоже находит время по-агукать с малышкой. Сергей же только изредка, не каждый выходной, может их навещать. С Крутого Яра до Медунов не ближний свет. Да и расписание поездов не всегда благоприятное.
 К тому же, противная его газета не всегда его отпускает. Нашёл себе работу круглосуточную, всё время с забитой головой, всё пишет, да пишет. Вот сейчас сидит, а в мыслях газета. Правильно, что она выложила сейчас при маме все к нему свои претензии. Пусть намотает себе на ус, хотя пока у него нет ни усов и ни бороды. Но он тоже уже не мальчик.    
 Людмила перестала плакать, отдала Свету Сергею и вышла из дома в небольшую террасу перед входом в родительский дом, где на небольшой электроплитке они готовили пищу. Клавдия Максимовна вздохнула и укоризненно посмотрела на Сергея. 
 Она явно тоже догадывалась о чём не сказала её дочь. Только делала вид, что удивлена такому поведению своей свахи Тамары Васильевны.
 - Как же тяжко было жить моей дочке в чужом доме!- со вздохом произнесла она.
 Только теперь Сергей догадался: почему с таким воинственным видом и демаршем, пять лет назад, заявятся тёща с его женой и дочерью в их дом в Крапивенке и прямо с порога потребовали немедленного переселение молодых в старую квартиру Гончаровых, что в Крутом Яру.
 Переселение состоялось в тот же вечер, но совместной жизни никак и там не получилось. Пришлось ей с дочкой уехать, а Сергею почти ежемесячно мотаться сюда. 
 Теперь сидит он сейчас с подросшей дочкой на коленях в чужом доме, который не так давно он тоже считал родным, а живущих в нём людей своими родственниками. И вспоминает, как это всё тогда было:
 - Ну, да Бог её простит!",- негромко говорила тогда Людмила своей маме, незаметно указывая на Тамару Васильевну. Все присутствующие в доме слышали, но никто и слова не сказал. Переселение состоялось, но как-то совсем не по-людски. Никто же не был против этого. И только сейчас Сергей понял для чего нужно было это переселение: чтобы родители Людмилы приезжали в гости к дочери, а не к родителям Сергея.
 Это было для них, как говорят друзья Сергея: "Не комильфо". Но только теперь, переселившись в небольшую коммунальную квартиру Гончаровых, Людмиле и здесь было плохо. А о Крапивенке она от Сергея и слышать не хотела. Ей стало почему-то там очень даже плохо и неуютно. 
 Людмила старалась реже бывать у родителей Сергея и мешать ему в этом. Из-за этого он сильно мучился и тосковал. Потому что всё равно ходил туда, а это очень сильно бесило Людмилу, хотя она и старалась этакое скрывать. Но не всегда скрыть своё раздражение у неё получалось.
  Не поняли такого поведения Людмилы не только в их семье, в доме Гончаровых, но и как работника в Тульском областном Банке, где у неё совсем не сложились отношения с коллективом. Работником она оказалась не очень прилежным. А после того, как их квартиру ночью навестил незваный гость-милиционер, в роли  охранника банка, что не подтвердилось, ставшего потом причиной их глубокого разрыва и последующей беседы Сергея с управляющим Банка по этому поводу, теперь не только в Крутояровском, но и в областном Банке все на неё стали смотреть, как на легкомысленную женщину.
 Так что все концы для жизни в Крутом Яру ею были обрублены. Единственный выход был - это возвращение к родителям в Медуны, где большую часть маленькой своей жизни уже прожила Света.
 Потому и было сегодня у Людмилы столько жалоб на Сергея, столь неласковый его здесь приём, а та самая пощёчина, что была для неё вполне заслуженной, явившейся для неё прекрасной причиной для своего возвращения к родителям, превратила его в злодея, которого с трудом теперь терпят в этом доме.
 Но хотела ли она сама развода с Сергеем? Ох, как даже не хотела! Конечно же, нет, если бы только ни он сам сказал ей об этом. Не прямо сказал, а с подтекстом, но она его всё равно поняла. Это случилось, буквально, месяц назад.
 Явился тогда Сергей с работы очень расстроенным. И, как обычно, позже означенного времени. Значительно позже окончания ЕГО работы в Управлении комбинатом. После того, как он отвёз на рейсовом автобусе свои газетные материалы в тульскую типографию. А это довольно далеко.
 "Так он говорит,- возмущалась потом Людмила, рассказывая это всё своей маме,- они лишь к концу своего рабочего дня успевают сделать газету и только тогда он летит в типографию. Не верю я ему. Пусть бы сгорела она, эта его типография! Провалилась в тартарары!". Её это особенно и разозлило, просто вывело из себя. она не понимала специфики его работы.
 Явившись тогда поздно домой, Сергей начал было что-то ей рассказывать про свою  напряжённую работу и поездку в тульскую типографию, которая отнимает много времени, а также про свои переживания по поводу тяжёлых болезней своих родителей, матери и отца, а она взвилась в негодовании.
 Правда, она вначале слушала его в пол-уха. А потом вдруг разразилась жуткой руганью:
 - Так дальше жить нельзя!..
 Сергей подсел к ней пытаясь обнять, успокоить и тут вдруг спокойно говорит:
- Согласен. Так жить больше невозможно. Очень даже тяжело. Молчать и не разговаривать. Или же скандалить, как сейчас. Я тоже ведь человек.
 И смотрит на неё. Людмила отвернулась и молчала.
 - Ты меня не слышишь?            
 - Слышу, и даже очень хорошо слышу. Почему ты так поздно пришёл?
 - Ты же знаешь, почему? У меня такая работа. А вот ты-то почему так поздно приходишь с работы? Не считаешь даже нужным объяснять! Этого я не знаю и никак не могу понять. Да и "гости" ко мне не заявляются по ночам! А к тебе они приходят. Приходят без моего приглашения!
 - Достаточно и моего приглашения...
 - Вот как! Ничего себе! Такого никогда не будет, запомни. Если хочешь нормально жить, как люди, то пожалуйста, будем жить! А нет, то дверь открыта, насильно мил не будешь...
 Людмила встала и молча ушла в маленькую комнату-спальню. Сергей вспылил:
 - Держать насильно не буду. Вот Бог, а вот и порог!..
 Он встал поняв, что сказал лишнее, то есть, сделал глупость. Но было уже поздно. Слово не воробей, выпустил не поймаешь. Да и решать что-то надо было. Не хватало только, чтобы мужики толпой ломились к ним в дверь, всех их ему не перебить.
 Людмила встала и вышла из комнаты в зал, где села на диван и расплакалась. Сергей стал было её успокаивать, но она оттолкнула:
 - Не подходи больше ко мне!
 Сергей отошёл, ругая себя за вырвавшиеся слова. Видит Бог, что он этого не хотел. Просто не знал, что ему делать, потому и решил показать себя настоящим мужиком, поставить вопрос ребром. Так или иначе!
 Вот и поставил-показал. Но и падать теперь на колени, да винится ему было тоже нельзя. Нет, нельзя! Будет ещё хуже. Он уже перешёл Рубикон. Если она его любит, то останется, если нет, то тут ничего поделать нельзя. Пусть будет, как будет.
 Ночью он не спал. Не спала, наверное, и Людмила. Он слышал её всхлипы. Она плакала. Он пытался подойти к ней, но она опять его прогнала. Утром, собираясь на работу, Сергей негромко сказал:
 - Доброго утра и дня.
 Людмила не спала. В ответ он ничего не услышал. Видно она его тоже не услышала. А может и не хотела слышать. Сегодня она не спешила на работу, решила уволиться и уехать. Всё это произошло на эмоциях, она ещё не была уверена в своём решении.
 Утро и первая половина рабочего дня у Сергея были наполнена обычными редакционными хлопотами. Но работалось ему сегодня тяжело. Бессонная ночь и нервное напряжение сказывались, его одолевала физическая слабость. Думать и двигаться не хотелось.
 Была среда. Он побывал с утра в доменном цехе, поговорил там с парторгом цеха про предстоящий ремонт третьей печи. Вернулся в редакцию, чтобы написать эту заметку о подготовке к ремонту. Работа несколько его отвлекала и помогала забыться. Написал и отдал на машинку.
 Третья печь капитально ремонтировалась лишь в пятьдесят девятом году. Двадцать один год назад. И все эти годы успешно работала. Так что были уже пережиты все нормы её работы без ремонта. Сергей знал, что за это время на ней было дано немало чугуна различных марок: литейного, ферросилиция, ферромарганца. Причём со Знаком качества.
 Этого он не мог не отметить, как и то, что за двадцать лет работы на этой печи было воспитанно не одно поколение мастеров-доменщиков. Многих он знал лично. И сейчас представил их лица.
 И вот пришло время капитального ремонта, на печи состарилось оборудование, малые ремонты ей уже не помогали. Работать становилось всё тяжелее. Давно была уже пора останавливать её на большой капитальный ремонт.
 Парторг цеха Виктор Степанович Беляков отметил, что остановка печи намечена на двадцать пятое сентября, потому уже сейчас в августе начаты подготовительные работы. Создан штаб ремонта в состав которого введены самые опытнейшие специалисты-доменщики.
 Беляков рассказал Сергею о том, что уже сделано в цехе для ремонта, назвал людей, вносящих в подготовку ремонту весомый вклад. Сергей прилежно всё это написал, добавив от себя личные впечатления от увиденного в цехе.
 Жанна Моисеевна отстучала материал на машинке и отдала ему. Сергей прочёл и передал Элеоноре Кузьминичне. Она осталась довольна.
 В редакцию неожиданно заглянул заведующий парткабинетом парткома Матвей
Николаевич Маленчев. Он был рад видеть Сергея. Его Сергей считал своим учителем, крестным отцом в журналистике, и был ему тоже рад. Они пожали друг другу руки.
 Именно, Матвей Николаевич приметил Сергея и рекомендовал его к работе в газете, пристрастил к журналистике. Старый журналист и солдат Маленчев плохо видел, но умом зрел лучше любого зрячего.
 Именно он, Матвей Николаевич, да ещё два-три старых рабкора помогли ему, Сергею, в первые дни его работы в редакции. Когда Элеонора Кузьминична внезапно  однажды заболела и ему одному пришлось, впервые в жизни, делать газету. То есть, одному выпускать очередной её номер.
 Однако же, всем на удивление, у него всё получилось. Газета вышла! Это и было первым настоящим его успехом. Матвей Николаевич, стоя уже в дверях, улыбнулся Сергею:
 - Рад твоему возвращению!
  Я написал тебе заметку и передал Жанне Моисеевне.
 - Спасибо, Матвей Николаевич!- отозвался Сергей, стараясь быть, как можно,  приветливым,- что у вас новенького в партийной жизни?
 - Работаем. Ты вот ко мне заходи, поговорим...
 - Хорошо, зайду.
 Маленчев помедлил и прошёл к Элеоноре Кузьминичне, чтобы предложить ей выпустить в пятницу новую военно-патриотическую страничку. Каждый год в сентябре, в опустевшем пионерском лагере на реке Вороньей, парткомом проводились встречи бывших партизан. А идея была Матвея Николаевича.
 С воспоминаниями и партизанским костром. Это необычно интересное мероприятие имело большое воспитательное значение не только для молодёжи, а и для всего Крутого Яра. О чём потом и рассказывала газета. Сергей постоянно бывал на таких мероприятиях.
 Но с каждым годом, однако и к сожалению, бывших партизан становилось всё меньше и меньше и, казалось, что скоро эти встречи совсем прекратятся. Но кроме этих встреч, организовывались ещё и встречи молодёжи с бывшими партизанами в школах посёлка и на комбинате.
 В газете комбината все эти мероприятия отражались и вызывали интерес у читателей. Они надолго оставались в памяти не только у молодых, а и у всех жителей Крутого Яра. Газета ярко рассказывала о геройских делах партизан в дни войны, публикуя их воспоминания. Также фотографии с этих встреч оставались навсегда в памяти участников и в заводском музее.
 Сергей на этих встречах находил для себя много нового и интересного. О чём и писал в газету. Вот и сейчас, об одной из таких встреч на комбинате, говорилось и в заметке Маленчева. Сергей прочёл её, уже отпечатанную Жанной Моисеевной, остался доволен и передал Элеоноре Кузьминичне.
 В обеденный перерыв он направился к отцу в больницу. Теперь он всегда делал так. С вчерашнего дня последняя встреча с отцом не выходил у него из головы. Как и сказанные слова о предстоящей его диагностической проверке.
 Прихватив из управленческого буфета цыплёнка табака, бутылку кефира, да пару коржиков по восемь копеек, Сергей поторопился к отцу. Вспомнилось Сергею и то, как будучи с отцом в Москве, где учился тогда Аркадий, а он Сергей был совсем маленьким, купил ему Семён Савельевич московскую толстенную колбасу перевязанную бечёвкой, соблазнительно и аппетитно пахнущую даже на расстоянии.
 Сергей очень сильно тогда проголодался. И потому он ел её целиком, кусая всем ртом от всего куска, с жадностью и большим наслаждением. Так ему она, казалась, вкуснее. До сих пор помнится вкус ему той колбасы. Это были пятидесятые годы, когда писали все газеты про какую-то группу: "Маленкова, Молотова, Ворошилова, Кагановича и примкнувшего к ним Шепилова".
 Эту газету отец негромко читал тогда вслух в его машине "Победа", а он слушал его, да уминал ту колбасу. Ничего он не понял тогда про что читал отец, а вот большие буквы в названии газеты "Правда", да названные отцом фамилии запомнились ему на всю жизнь. Как и какая-то "антипартийная группа".
 Почему запомнилась? Он и сам не знает. Отца он не решился тогда и позже расспрашивать, слишком он был расстроен и серьёзен. К тому же, колбаса его тогда больше занимала, чем вот эта грозная статья.
 А вот сейчас такой колбасы нигде и нет. Да и денег у него тоже. До получки ещё далеко, а все деньги у Людмилы. Не просить же их у неё?! Не полетят ли они ему вслед, как та колбаса, из-за которой они поссорились? Так лучше о них и не заикаться.
 Сергей вышел на улицу. Погода стояла тёплая. Он вышел чуть пораньше из Управления, причём скрытно через "чёрный" ход, дабы не привлекать к себе внимания. После обеденного перерыва ему нельзя опоздать на директорскую оперативку. На строительные оперативки по средам обычно ходил он, а на производственные, по пятницам, Элеонора Кузьминична. Сегодня была среда.
 Сергей торопливо сбежал под гору прямо к старому железному мосту, громыхающему под ногами. Вот он пересёк старый заросший яблоневый сад и оказался перед  дверьми терапевтического отделения крутояровской поликлиники, что "за речкой".
 В саду за столом ныне никто не играл в домино. Сергей вошёл в здание отделения и быстро проскочил его, почти насквозь, по длинному коридору. Он спешил в палату к отцу. Семён Савельевич сидел на своей кровати и видимо уже ожидал его.      
 Ещё из дверей Сергей улыбнулся ему:
 - Привет! Как спалось?
 - Опять была температура. Теперь получше. Как там дома мать, как все остальные?
 - Всё хорошо. Желают тебе все выздоровления и ждут тебя...
 Сергей говорил правду. После работы он вчера заскочил на минут к своим в Крапивенку, проведать мать и остальных, рассказать про отца и успокоить всех. В доме все с нетерпением и беспокойством ожидали возвращения главы семьи.
 Однако, Сергей рассказывал им не всё, что видел и думал. Лишние волнения маме были ни к чему. Также делала Вера с Аркадием после посещений отца.
 - Вот я тебе из буфета, кое-что прихватил к вечеру. Знаю, к вечеру всегда есть хочется,- заботливо Серей стал разворачивать газету.
 - Мне, не очень,- улыбнулся отец,- ты бы мне лучше пивка принёс, пить очень  хочется. Просто жажда одолела.
 - Хорошо,- обязательно принесу,- кивнул головой Сергей,- а ещё чего хочется?
 - Ничего, здесь неплохо кормят.
 - Ну, а как твоё обследование?
 - Не знаю, ничего не сказали.
 - Вот и хорошо, значит всё нормально. Иначе бы тебя ещё куда-нибудь перевели.
 - Не знаю,- отец пожал плечами.    
 - Не бери в голову, ладно, всё будет хорошо. Па, я к тебе сейчас забежал только на минутку. Мне нужно на строительную оперативку. Рад был тебя видеть!
 Сергей поцеловал отца в небритую щёку:
 - После работы обязательно забегу. И чтобы ты побрился, хорошо!
 Отец кивнул головой, Сергей ещё раз оглянулся на него в дверях. Когда он пробежал больничный коридор и готов был уже выскочить на свежий воздух, как его остановила в дверях своего кабинета заведующая отделением Полина Дмитриевна Пригожина:
 - Простите, Сергей Семёнович, можно вас на минутку?
 - Если только на минутку. Очень спешу...
 - Долго я вас не задержу,- она прошла в свой кабинет и села за стол. Сергей сел напротив.
 - Я скажу без предисловий. У вашего отца онкологическое заболевание лёгких. Лечению он не подлежит. Мы его на днях выпишем. Готовьтесь. Лучше ему об этом не говорить, он очень переживает...
 - Сколько ему осталось времени?
 - Как Бог даст? Месяц, два-три.
 У Сергея оборвалось сердце. Словно кувалдой его ударило по голове. Он не мог поверить услышанному. Еле-еле встал на ноги, они были ватными. Не попрощавшись, он вышел. Словно был он, как бы, не в себе. Не помня, как он преодолел обратный путь, ничего не видя перед собой, ничего не замечая, бежал на директорскую оперативку. Слёзы накатывались ему на глаза, но пропустить её он не мог. И всё-таки он опаздывал.
 Тогда в директорском кабинете его стул окажется пустым. Литвинов сразу же приметил бы это. В последнее время, когда рейдовая бригада во главе с Сергеем обратила внимание читателей на непорядок на территории комбината, на кучи наваленного металлолома и неустановленного оборудования вокруг производственных помещений, то теперь директор без работников газеты, а значит самого Сергея, не проводил ни одного своего совещания или объезда всей территории предприятия и посёлка.
 С одной стороны, это повышенное внимание к газете было лестным, можно сказать плюсом, с другой стороны, это стало его очень напрягать.
 А. Бочаров.
2025