Быт и нравы Молодежной улицы

***
Улица Молодежная — это шесть четырехквартирных панельных домов, расположенных недалеко от здания Боковской сельской администрации. Их построили в конце 1980-х годов для колхозных семей молодого возраста, отсюда и название — Молодежная. Первым появился дом, стоящий третьим по счету, вторым — наш, потом — все остальные, последним же был возведен крайний от «нового» магазина дом (сейчас на месте разобранного промтоварного магазина построена пожарная часть).

Люди с огромным удовольствием въезжали в новые трех- и четырехкомнатные квартиры — большие и светлые, с центральным отоплением, водопроводом и канализацией...

Первые годы улица жила очень дружно: ходили друг к другу в гости, помогали в возведении хозяйственных построек, вместе озеленяли окружающую территорию: сажали сирень, черемуху, облепиху, рябину, шиповник, иргу, смородину, яблони, вишни. Запросто шли к соседу за солью, спичками, сахарным песком и многим другим — всем, что срочно требовалось в хозяйстве, но почему-либо не оказывалось под рукой. Если дома не работал телевизор или антенна не ловила нужного канала с любимым фильмом — смело шли к тому, кто обладал подобным «счастьем». Занимали на время игрушки, одежду, книги... С чем это было связано? Народ был более открытым и душевным? Или наивнее и проще? Не знаю, но атмосфера доброты и взаимовыручки тогда чувствовалась постоянно, и от этого жилось как-то спокойнее и счастливее...

ШВЕЙНИК И МУРАВЕЙНИК

У двух домов в нашей округе были самостоятельные названия — швейник и муравейник. Швейник открылся в 1988 году в бывшем доме Долининых (до этого в нем размещалась колхозная контора, а еще раньше — роддом, стоявший в Овсянке недалеко от Макаровых и позже перевезенный к старой почте), и проработал совсем немного — четыре года. Там шили хозяйственные и противогазные сумки и рукавицы. Помнится, одна такая прочная холщовая сумка зеленовато-желтого (защитного) цвета с аппликацией была в употреблении в нашей семье довольно долго. Швеями работали В.Н. Жолобова, Е.А. Горчакова, А.И. Молодцова, Т.А. Нечепуренко, В.Н. Смирнова (из Чудова) и А.Е. Чистякова. Как вспоминает А.И. Молодцова, весной 1992-го швейные машинки увезли в Семенов, но они с А.Е. Чистяковой продолжили работать вдвоём и еще целое лето из ткани, оставшейся после выкройки противогазных сумок, шили детские штанишки и шортики, а Л.П. Утлина забирала продукцию и продавала ее в конторе.

Муравейник — это многоквартирный двухэтажный кирпичный дом № 113, находящийся на границе с Боковой. Сам он является частью Овсянки, а буквально в тридцати метрах от него расположена трехэтажка, которая уже считается боковской. При внешних небольших размерах муравейник насчитывает 21 квартиру и довольно много жильцов, за что его и «наградили» таким неблагозвучным прозвищем. Кроме того, долгие годы здесь находилась аптека, в которой работала Зоя Александровна Потехина.

ДОМАШНЕЕ ПОДВОРЬЕ

Летом вся наша улица выгоняла в поле коров, которых держали почти в каждой семье. К вечеру хозяева накашивали где-нибудь по закоулкам травы для подкормки и везли ее на тачках ко двору. Мы, например, ездили в посадки — сосновые лесонасаждения возле «большака». Время от времени наполненную травой тележку оставляли у дверей, и тогда Дочка — корова — долго не хотела заходить в хлев, потому что не могла оторваться от травы. Однако бывало, что буренки переедали, особенно если нерадивый пастух долго держал их на клеверном поле, и тогда животные погибали на месте. Если же коровы приходили домой с непомерно раздувшимися боками, хозяева долго водили их кругами, чтобы пища быстрее переварилась, но иногда все-таки приходилось в животе делать прокол.

Зимой наступала пора, когда в семьях появлялось свежее свиное мясо. Мы держали сразу по два-три, а то и четыре поросенка. Чтобы их накормить, ежедневно приходилось топить печку-прачку и готовить варево — посыпку (размолотый овес) с какими-нибудь овощами (картошкой, капустой, морковью), а осенью — с бабушкиными яблоками. От всего этого шел очень вкусный запах, и мне иногда даже становилось завидно, что поросятам дают такой ароматный обед. Чаще всего свиней нам забивал Виктор Нестеров — отцовский друг еще по старой потаповской квартире. Иногда соседи брали друг у друга мясо «в заем» — до той поры, пока не выдержат и не заколют своего поросенка, хотя, естественно, возвращенное мясо бывало разным, особенно если это был некастрированный боровок...

ТЕЛЕФОНЫ

Телефоны в 90-е годы относились еще к числу редких атрибутов домашнего быта, поэтому звонить ходили либо на почту, либо (если вечером) к кому-нибудь домой. В основном — к Масленниковым, Горшковым или Сучковым. Конечно, приходилось надоедать людям, отрывать их от дел и беспокоить, но сотовых телефонов тогда еще не существовало, а стационарных точек было немного (в 1986 году Овсянковская АТС насчитывала 80 номеров: 47 — в учреждениях и 33 — в квартирах). Когда организации закрывались, номера освобождались, и в домах появлялись собственные аппараты. Например, наш бывший номер 3-13-61 принадлежал ликвидированному Боковскому центральному складу. Когда звонили внутри колхоза, первые две цифры пропускали, и получался короткий номер 3-61.

Открываешь старую телефонную книжку и не веришь, что, набрав 3-36, можно было дозвониться до Шиповской фермы, 3-10 — до Чудовской, 3-28 — Погореловской... Среди исчезнувших абонентов — аптека — 3-45, стационар — 3-53, амбулатория — 3-22, библиотека — 3-85, председатель колхоза имени Жданова — 2-24-43 и 3-26, партком — 3-68, директор Боковского льнозавода — 3-16... Всё это безвозвратно ушло в прошлое...

НОВЫЙ ГОД

Под Новый год каждая семья запасалась елкой, причем обычно срубали сразу два дерева: хозяин приносил их из леса, а уж домочадцы выбирали, какое из них лучше. После новогодних праздников елки сжигали в печке или просто выставляли в сугроб перед домом. Конечно, это было очень расточительно — срубать столько деревьев, чтобы через неделю выкинуть. И только когда ввели штрафы за незаконную вырубку, настоящие елки ставить почти перестали — обзавелись искусственными. В большинстве квартир с Нового года и до Рождества мигали разноцветные елочные гирлянды. Примерно с середины 2000-х начали закупать специальные ракеты и устраивать эффектный салют-фейерверк.

Вспоминается новогодний вечер в начале 1990-х, когда к нам в гости приехала дедушкина сестра — тетка Маня Градусова. Большую елку поставили в южном углу зала. Только мы взялись за руки и начали водить хоровод, как елка грохнулась на пол — видно, кто-то нечаянно задел ветку. Несколько игрушек разбилось.

Новогоднюю елку устанавливали и в Боковском клубе. Правда, на тех елках я ни разу не бывал, хотя, конечно, мог: в конце 1990-х в начале января к нам из Боковой в гости пришли Крошечкины. Потом мы отправились их провожать и, поравнявшись с клубом, увидели, что он открыт и там, видимо, справляют праздник. Крошечкины и мои родители решили туда зайти, но я заупрямился, закапризничал, и мы вернулись домой. Больше в том клубе мне побывать так и не удалось, потому что в начале 2000-х его закрыли: с 2004-го в течение двух лет на зимнее время он переезжал в здание конторы, а потом переселился туда насовсем.

Свою елку привозили и в школу. Обычно это было большое дерево с широкими разлапистыми ветвями. Чтобы хвоя казалась гуще, старшеклассники под руководством учителя труда В.Н. Кувшинова просверливали в стволе дырки и вставляли в них дополнительные ветки.

Потом в школе и клубе стали использовать одно и то же дерево: после завершения школьного праздника елку относили в контору. Это делалось для того, чтобы не рубить лишнего дерева.

Новый год всегда был самым долгожданным событием, когда собиралась вся семья, готовилось праздничное угощение, царила атмосфера доброты и веселья. Часто после первых ударов курантов к нам приходила с зажженным бенгальским огнем соседка О.А. Роганова и поздравляла с новым счастьем.

Помню, как 31 декабря 1999 года я шел по улице Беззаботной и мысленно говорил себе, что нужно запомнить этот вечер, потому что теперь в нумерации года уже никогда не будет цифры "1" — начнутся двухтысячные... Уходил в прошлое ХХ век, связанный со многими выдающимися людьми, век, когда существовала Российская империя, когда образовался и исчез СССР. Теперь же начиналось время, полное надежд и неизвестности...

КОЛЯДОВАНИЕ

Одной из традиций в Овсянке было колядование на Рождество. После долгого перерыва советских лет первыми возродил колядки класс моей старшей сестры Ольги. Парни и девчонки наряжались в настоящие костюмы, как профессиональные артисты исполняли колядочные песни, и потому очень приятно было слушать их выступления. За это их угощали чем-нибудь вкусным. Шел, вероятно, 1995-й год, потому что и мы, детсадовская ребятня, в том же году ходили колядовать.

Помнится, в садике, в одном из подсобных помещений хранились карнавальные маски, и когда мы, дети, зашли туда, я увидел какую-то особенно жуткую фиолетово-черную маску, которую мне с удовольствием отдала заведующая Трошина Галина Анатольевна.

Когда моя сестра Люда училась в седьмом классе (начинался 1997-й год), собралась большая компания ее друзей, и я отправился колядовать вместе с ними. Мы ходили и по нашим двухэтажным домам, и заводским трехэтажкам, и Овсянке, и Боковой. Очень устали, а потом пришли делить «добычу» к Окуневым. Тетя Шура добавила еще своего угощения, и в итоге вышел настоящий праздничный пир.

Колядки сохранились и до настоящего времени, но если в 1990-е колядовали примерно с неделю – с Рождества и до старого Нового года, то теперь ряженых стало мало. А если ходят взрослые, то, в основном, это любители выпить, да и стихи поют кое-как, «для галочки», не стараясь.

Запомнилось несколько колядок, которые мы исполняли, переходя из дома в дом:

Авсень, авсень,
Ты гулял по всем
По заулочкам,
По проулочкам.
Кому песни поем,
Тому сбудется,
Кому сбудется —
Не минуется.
Хозяин с хозяюшкой,
Слезайте с печки,
Зажигайте свечки,
Открывайте сундучок,
Доставайте пятачок,
По копеечке колядовщикам.

***
Коляда-маляда
Пришла молода,
Мы нашли коляду
Во хозяевом двору.
Кому песни поем —
Тому сбудется,
Кому сбудется —
Не минуется.
Эй, хозяин!
Выноси добро во двор:
Или тепленький пирог,
Или маслице, творог,
Или денежку копьем,
Или рубль серебром,
Нам славить некогда,
Мы озябли.

Если хозяева были радушными, щедрыми и угощали чем-нибудь детей, в знак благодарности колядовщики пели доброе «заклинание»:

Чтоб корова отелилась,
Чтоб свинья опоросилась,
Чтобы счастье в дом пришло,
Чтобы денег намело!

Если же дверь не открывали, ряженые пели такую прибаутку-присказку:

Тешен, потешен, хозяин повешен
За задний желоб, за черный волос.
Волос оборвался — хозяин сорвался.
О камень — зубами, о тын — головой,
О щепицу — бородой.

В памяти всплывают обрывки колядок, которые пела бабушка Нюра из Овсянки. Это был так называемый «Тоусень»:

Как у Сашеньки кудри русые,
Кудри русые, по бокам лежат,
По бокам лежат, развиться хотят.
Тоусень, тоусень...

Жаль, не записал я тогда бабушкиных колядок, а теперь всё забылось...

Колядовать было немного неловко, потому что хождение из дома в дом чем-то напоминало попрошайничество, но мысли о предстоящем лакомстве пересиливали стыд, и мы в очередной раз брали котомку или корзинку и отправлялись в дома односельчан.

ДРОВЯНЫЕ ДОРОЖКИ

Еще одно развлечение, связанное с новогодними и рождественскими праздниками, — это, конечно, разваливание дров. Ночью, «облюбовав» чью-нибудь поленницу, подростки быстро — пока никто не видит — превращали ее в длинную-длинную дорожку... Сколько же энергии и озорства надо, чтобы перетаскать огромную груду тяжелых сырых поленьев! На следующий день, нещадно ругая проказников, окоченевшими руками хозяева выцарапывали из сугробов дрова и снова собирали поленницу...

ПАСХА И КАЗАНСКАЯ

В пасхальные дни, когда на кладбище навещали умерших родственников, на могилки клали вареные крашеные яйца, пряники, конфеты или печенье. Мы, дети, с удовольствием высматривали, где что лежит и забирали «гостинцы» с собой, чтобы потом честно разделить. С этой же целью ходили не только ребятишки, но и взрослые, и даже старухи. Например, Т.И. Чугина всегда предлагала бабушке, своей приятельнице, собранные на кладбище яйца. Та отказывалась, а если и брала из вежливости, то потом выбрасывала, потому что брезговала могильными «находками».

Еще детьми в начале 1990-х мы трое (Ольга, Люда и я), а также соседки Лена Дерягина и Лена Сулоева понарошку справляли взрослые праздники, например, пасху или Казанскую: приносили что-нибудь из дома и угощались. Сначала мы собирались между шиферной сарайкой и двором Нечепуренко, но потом дядя Виктор выгнал нас оттуда, и мы стали отмечать праздник у нас в предбаннике — включали однокассетный магнитофон и веселились.

ЯГОДЫ И ПОХОДЫ

Однажды, еще будучи младшеклассниками, я, Таня Молодцова и Андрей Нечепуренко отправились в Марьин лог за земляникой. Я был настолько наивен, что предложил делить найденные ягоды поровну. А когда Танька и Андрюшка стали находить ягодные кустики, а мне ничего не попадалось, и друзья отказывались со мной делиться, я на них по-настоящему обиделся. Впрочем, и они ягод собрали совсем немного.

В этот же лесок мы ходили и в походы: брали из дома съестного и отправлялись компанией в 4 – 5 человек. Обычно что-нибудь вкусное захватывали с собой Лена Сулоева и ее сестра Ольга.


РЕЧКА

Ратаны с Овсянковской речки были излюбленной рыбой местных кошек. Отправляясь к бабушке в Овсянку, я видел, как на берегу в разных местах — не только летом, но и зимой — сидели рыбаки. На ратанов ставили нароты — сплетенные из железной сетки или проволоки ловушки — причем даже в Пашином прудике.

Купание в Овсянковской речке среди детей пользовалось большой популярностью, однако плавать я так и не научился. Сестрам мать купила специальные резиновые шапочки, спасательный матрас-гармошку — обвязывать вокруг тела. Однажды во время купания Катька Горякова слепила из речного ила кусок «мыла» и начала «натирать» им Ольгу. Это ей очень не понравилось, а Катька с удовольствием «намыливала» себя целиком.

РАЗВЛЕЧЕНИЯ И ИГРЫ

Летом ребятня с улицы с большими пакетами ходила за стручками гороха на колхозное поле. Те, кто знал, где находится гороховый «рай», не хотели говорить другим его местоположение, но потом кто-то всё равно узнавал «координаты», и тут же, пока горох цел, все отправлялись за вкусными сладкими стручками. 

Летними долгими вечерами дети играли в «козла», «хали-хало», «чай-чай – выручай», прятки, изломанный телефон, прыгали в скакалку и резиночку. Особенно всем нравилось «хали-хало»: на скамейку садилось несколько человек. Ведущий произносил: «Твоя фамилия» — и кидал в руки мяч, называя поочередно разные варианты, а игрок сам выбирал тот, что больше нравился. Бросавший мяч постоянно хитрил и произносил неблагозвучные фамилии. Иногда он говорил: «Хали-хало!» Если игрок успевал поймать мяч, он мог сам придумать себе фамилию. Следующие вопросы — «Твое имя?», «Твое отчество?», «Как зовут твою жену?», «Кем ты работаешь?», «Где ты живешь?», «Сколько у тебя денег?»... К финишу каждый «обрастал» целой массой таких характеристик, причем не успевшим словить мяч ведущий сам определял статус. Часто получалось очень смешно и весело.

Популярна была и «резиночка»: двое натягивали на пояс длинную резинку и вставали в пяти-шести шагах друг от друга, а остальные по очереди разными замысловатыми прыжками скакали через резинку, и она с каждым раундом поднималась всё выше.

Сбоку нашего дома росла дикая яблоня. Когда она была еще невысокой и не занимала много места, старшие сестры играли в «козла». Каждый кидал мяч о стену, мяч отскакивал, и требовалось подпрыгнуть так, чтобы он пролетел между ног. Иногда мяч попадал прямо в лицо, поэтому были, конечно, и слезы.

Напротив дома Т.И. Калининой установили деревянную горку, с которой дети съезжали вниз с большим удовольствием. Иногда от старых досок оставались занозы, но этому никто не придавал значения.

Зимой мы катались в лесу на лыжах за памятником (напротив школы стоял памятник погибшим участникам Великой Отечественной войны, сейчас его снесли, а место это так и называлось — «За памятником»). Ходили также на крутую Мотину горку за домом Румянцевых в Клюкинке.

Мальчишки из соседних домов катались на коньках за огородами на Пашином прудике. На Овсянковской речке играли в хоккей: расчищали снег — и большой ватагой организовывали состязания. Летом любимой игрой многих парнишек был футбол. На лужайке перед зданием конторы на большом расстоянии друг от друга установили высокие самодельные ворота. Собирались по 10 – 15 человек, делились на две команды и играли. В 1990-е — начале 2000-х практиковались футбольные матчи между школьниками — жителями соседних деревень. Летом приезжало много дачников, поэтому было с кем соревноваться. Несколько раз подобные турниры устраивались в Большой Погорелке возле самого первого заброшенного дома Шмелевых.

Большим уважением среди детей пользовались «Двенадцать записок». В разные места прятали свернутые листочки с указанием, где находится следующая записка, а потом все вместе пытались ее найти. Было очень забавно и интересно. Однажды мы искали записку возле конторы в кустах акации. Проходившая мимо тетя Света Зайцева сказала: «Ну что вы делаете?! Ведь не созрела еще акация-то!» — и сорвала стручок, показывая, какой он еще совсем «зеленый». Видимо, она подумала, что мы трясем акацию, чтобы сделать свистульки...

Яркую страницу в памяти оставил изломанный автобус, стоявший раньше в огороде Лии Петровны Масленниковой, а потом перевезенный на участок ее сына Владимира. Нам, ребятишкам, всегда любопытно было посмотреть на старый длинный «ЛиАЗ». Залезать внутрь, конечно, запрещалось, но уже большой радостью было просто к нему приблизиться.

С азартом кладоискателей мы лазили по помойке — огромной яме рядом с «новым» магазином. Яму эту выкопали как противопожарный пруд, но воду туда почему-то не залили, и место решили использовать как свалку. К началу 2000-х помойка была заполнена доверху, и жители начали выкидывать мусор в тачку в конце улицы, а яму запретили использовать под угрозой штрафа. Помнится, однажды мне не хотелось идти к последнему дому, и я вывалил мусор на старое место. Меня, возвращавшегося с пустым помойным ведром, заметила тетя Вера Жолобова. Она спокойно констатировала факт: «Вывалил? Завтра мамка штраф заплатит». Было очень стыдно. У этой старой помойки часто копошились собаки, и, чтобы удовлетворить их интерес — а что же у меня в ведре — раза два мусор пришлось вытряхнуть прямо за сарайками. Позже жители последнего дома, не вынеся сильного ядовитого запаха, растасканных собаками и птицами отходов, а также беспрерывного галдежа галок, стрекотания сорок и карканья ворон, попросили администрацию убрать тачку. Вместо нее установили мусорные контейнеры возле конторы.

ПРОКАЗЫ

У соседей в подвале хранились давние запасы спичек, причем с  разноцветными головками: не только обычными, коричневыми, но и красными, зелеными, желтыми. Однажды сосед-приятель достал такой коробок, и мы пошли с ним за огород. Там стояла копна соломы. Мой дружок сказал: «Давай попробуем, посмотрим, как спички загорятся?» А незадолго до этого у кого-то в деревне сгорела большая куча соломы, причем тоже из-за детского любопытства к огню. Я не согласился, однако он продолжал: «Да мы только зажжем немного и прикроем соломой!» От греха подальше я ушел домой, а приятель остался. С тревогой ждал я известия о дальнейшей судьбе соломенной копны. К счастью, всё обошлось: то ли сосед ничего не зажег и тоже убежал, то ли солома не поддалась действию красивых разноцветных спичек.

Кстати, спичками любил «баловаться» и его отец. Однажды (я еще ходил в садик) он прикуривал возле нашего дома. Я почему-то заинтересовался этим и подошел к нему поближе. Он засмеялся и спросил, боюсь ли я спичек. Я ответил утвердительно. Тогда добрый дядя начал одну за другой зажигать спички и бросать их рядом со мной. Помнится, я заревел и убежал.

Дядя Вася Маров, что живет от нас через дом, работал на грузовой машине. Однажды летом дети из нашего дома гуляли у дороги. Вдруг вижу: мимо проезжает машина Марова. Я, недолго мешкая, схватил большущий камень и кинул его в кузов. Камень с грохотом упал на дно. Машина остановилась, дверца быстро открылась, и из нее выскочил рассерженный дядя Вася. Он сказал мне, что если я еще хоть раз посмею это сделать, он лично оторвет мне уши. Было, конечно, совестно, но в то же время и весело.

ВЕЛОСИПЕД

Когда я еще не умел ездить на велосипеде, мать возила меня сама: для этой цели отец прикрепил около руля небольшое сиденьице. Потом я катался на трехколеснике, позже — на зеленом двухколесном. Помню, как сестры учили меня управлять этой нехитрой «машиной». У некоторых подобных велосипедов сзади для равновесия крепилась дополнительная пара маленьких колес. У меня их не было, и удерживаться приходилось самому, что получалось довольно плохо. Вместе с сестрами я пришел в Овсянку, мы шли по дороге, время от времени я садился на велосипед и пробовал крутить педали. Сначала удавалось «брать» короткие дистанции, потом — побольше, и в итоге через несколько дней управлять велосипедом я всё-таки научился.

Затем был «Школьник», перешедший ко мне тоже от сестер, после — темно-бордовая «Десна», а потом я вырос из нее и начал кататься на большом велосипеде, который бабушка подарила моей матери еще в 1984-м году. Сейчас этого велосипеда нет... Куда он подевался?..

ТОРГОВЛЯ

В 1990-е пользовалась спросом продажа не только самогона (она жива и сейчас!), но и жареных семечек. Несколько женщин, живших в разных домах, взяли на себя эту обязанность. Сначала они покупали сырые семечки и жарили их самостоятельно, потом стали приобретать уже готовые — жареные — и отмеряли их стопками или стаканами. Семечки обычно всегда были вкусные, а стоили дешево, и потому мы их с удовольствием покупали. Торговлей занимались тетя Настя Смирнова, тетка Клавдя Веселова, тетя Валя Исакова. Первых двух сейчас, к сожалению, уже нет в живых.

На рубеже 2000-х у заводского трехэтажного дома, стоящего всех ближе к садику, несколько лет подряд две девчонки, старше меня на год, устраивали небольшой шинок, где продавали жвачки, семечки, чупа-чупсы, а потом даже и сигареты. Самое удивительное — никто им ничего не говорил... Даже представить трудно, во что бы это вылилось сейчас...

АРБУЗЫ И МОРОЖЕНОЕ

В конце августа или начале сентября на большом грузовике в Овсянку привозили арбузы. Нам, детям, всегда хотелось отведать сладкой красной ягоды, и мы с завистью смотрели на длинную грузовую фуру, обычно останавливавшуюся в начале улицы возле «нового» магазина. Иногда мы покупали арбуз, который тут же весь и съедали.

В начале 1990-х мороженого в магазинах еще не продавали. Иногда приезжала «Волга» с пломбиром в бумажных стаканчиках. Время от времени появлялась тетенька-мороженщица с холодильником на колесиках — тогда ребятишки выпрашивали у родителей немного денег и покупали заветное лакомство.

СОВРЕМЕННОСТЬ

В июле 2011 года об изменении нравов нашей Молодежной улицы я написал статью «О газонокосилках и не только». В том же месяце ее опубликовали в районной газете «Семеновский вестник». Эта заметка до сих пор кажется мне справедливой, поэтому привожу ее полностью в качестве заключительных размышлений о нашей улице:

«Лето 1998 года. Июль. Мне всего лишь 10 лет, и я иду по улице родной деревни Овсянка, приближаясь к заветному адресу – дом 108, квартира № 4. Вечерний воздух приятно освежает уставшую за жаркий день голову, легко дышится, с речки веет прохладой, на пруду квакают лягушки, трещат кузнечики, младшая ребятня догуливает последние минутки перед отправлением домой и просмотром передачи «Спокойной ночи, малыши!», те, что постарше – принаряжаются: девушки наводят макияж, парни достают свежие рубашки и футболки; где-то звучит колыбельная для укачиваемого младенца, из открытого окна доносятся голоса киногероев нового телесериала, где-то уже начинают лаять собаки и раздается первый треск мотоцикла… На деревне пахнет молоком, сеном и навозом — так, как и должна пахнуть, по сложившейся многовековой традиции, русская деревня. Душа поет и «танцует, встав на цыпочки», как говорит наша овсянковская поэтесса Евгения Корешкова.

Вспоминается веселый июльский сенокос, когда семьи целиком – от мала до велика – шли на свои выделенные колхозом гектары, накашивали ровные длинные ряды, а потом с граблями снова отправлялись на усад, чтобы ворошить подсохшую траву. Сенокос был трудоемкой, но благородной, уважаемой деревенской работой, которую по-настоящему можно было назвать страдой — все соседи вместе страдали, работая, стремясь вовремя  переворошить сено и убрать его до дождя, чтобы тяжелый, но радостный труд не пропал даром, и зимой буренка жевала пахучее, приятное на ощупь зеленое сено, наверняка вспоминая жаркое и щедрое на комаров и мошек лето. Вспоминала о сенокосном лете и сама хозяйка, когда первая струя молока ударялась о железное дно подойника, который вскоре наполнялся доверху, образуя у края ведра толстый слой белой пены… Вспоминались хозяйке и загорелые, облитые пОтом лица тех, кто, не жалея себя, трудился, отдавая все силы для блага предстоящего холодного зимнего дня.

По вечерам в сенокосную пору раздавался на деревне звон отбиваемых кос, на усадах – шелест скашиваемой травы, чувствовалась ее ни с чем не сравнимая свежесть, а на следующий после покоса день разносился по всей округе аромат долгожданного сена! Это был настоящий праздник детства, наполненный душевным отдыхом и счастьем. Однако те, кто живет в счастье, обычно не чувствуют его, принимают, как должное, а потом, когда оно незаметно уходит, не помахав на прощание и тихо затворив за собою дверь, — только тогда люди запоздало спохватываются и понимают, что оно ушло безвозвратно…

То, что происходит в современной деревне, не вызывает радостной улыбки, и сердце все чаще напоминает о себе, сжимаясь не от радости, а от тревоги. Казалось бы, 90-е годы – вот они, рядом, а когда посмотришь на ту деревню, что была 10-15 лет назад, и на ту, какой она стала сейчас, хочется закрыть глаза и ни на что не смотреть, а потом снова искать кого-то, кого можно было бы назвать виноватым – во всем том, что не ладится в современной жизни, во всем, что не нравится и хочется изменить.

…Лето 2011 года. Июль. Мне 22 года, и я снова иду по той же улице Овсянки, приближаясь к заветному адресу «дом 108, квартира № 4». Однако улицу уже сложно назвать этим термином – вместо стройного ряда двухэтажных панельных домов я вижу беспорядочное нагромождение больших и малых построек, налепленных, словно гнезда ласточек, у самых домов. Гаражи и мелкие хозяйственные сооружения, в которых изо дня в день что-то пилится, долбится, сверлится, жужжит и трещит, окружили каждый дом в несколько ярусов; рядом — свободно, словно в гаражной мастерской или на выставке, стоят «Нивы», «Жигули», «Москвичи» (и те, что на ходу, и те, что  уже оценены как металлолом), трактора, красующиеся на лужайке перед балконом, опостылевшие «УАЗики» и еще какой-то заграничный хлам, в котором совсем уж не хватает толку разобраться – какая из них «Хонда», а какая – «Тойота». Для постройки этих гаражей, чтобы освободить землю, были вырублены прекрасные кусты душистой сирени и черемухи, яблони и рябины, шиповник и ирга, вишня, облепиха – в общем, все то, что радовало в то лето 98-го (теперь уже, чувствуется, далекого безвозвратно), когда все деревья и кустарники были еще на корню.

Капитализм, как это ни старомодно звучит сейчас, когда в нашем обществе полнейшая идеологическая неразбериха, когда базовыми ценностями  становятся наглость, хамство, равнодушие, черствость сердца и невнимание к живущим рядом, — именно сейчас капиталистический строй (пусть это звучит несовременно!) показывает свою гнилую, безобразную сущность — в подобном убеждает даже этот обывательский пример с гаражами и машинами. В современной России всё больше укрепляется стиль жизни, когда каждый, получая легкие, быстрые, шальные деньги, чувствует себя барином, покупает всё, что вздумается — в объемах, какие пожелает алчущая богатств душа, и, не считаясь ни с чьими вкусами и взглядами, захламляет собою и своими приобретениями окружающий мир. Создается впечатление, что жажда наживы, материальных благ, легкой, беззаботной жизни, при которой не надо трудиться, когда за тебя всё сделают машины или наемные бомжи, — всё это и стало целью существования современного обеспеченного человека. Для тех же, кто хочет жить, не поддаваясь бурному натиску современных соблазнов, не остается места, и приходится ютиться где-нибудь «в уголку», но только чтобы в этом «где-нибудь» было тихо, не беспокоил треск газонокосилки, громкая музыка, хлопанье дверей…

Нет, не стало уже той спокойной жизни, что была в 90-е, не звенят уже отбиваемые косы, не радуется сердце беззаботным весельем, и уж всё реже хочется душе танцевать, «встав на цыпочки». Невольно вспоминаются шолоховские слова: «…Вот и отпели донские соловьи дорогим моему сердцу Давыдову и Нагульнову, отшептала им поспевающая пшеница, отзвенела по камням безымянная речка…». Всё меньше надежды, что деревня будет жить так, как жила в старое, доброе время. Нет сомнения, что такой взгляд пессимистичен, наверняка субъективен, но, глядя на окружающий мир, почему-то думается именно так, а не иначе.

Каждая эпоха выдвигает свои песни, и конечно, бороться за стиль прошлой жизни, отвергая всё современное, не стоит. Однако вперед нужно идти, усваивая новшества в разумных порциях, не подчиняясь стадности и бездумной подражательности. Не надо бояться того, что не попробуешь всех сладостей, которые предлагают готовые на все услуги коммерсанты и дельцы, зарабатывающие деньги на всей этой ненужной в деревне ерунде типа газонокосилок и страшных механизмов, которые под сильным напором воды, с жужжаньем, шипением и свистом, заправившись шампунем, моют драгоценную машину…

В деревне должны быть косы, а не газонокосилки. Ведь со смехом смотришь, когда здоровый сильный дядя стоит с жужжащей на всю округу косилкой (в первое время думалось, что это пилят дрова) и, сантиметр за сантиметром, шаг за шагом расчищает лужайку перед домом. Да так ведь и косить-то разучатся обычным, традиционным способом — так, как косила Русь испокон веков — косой.

Да, уходят в прошлое старые песни, редко-редко звучит на деревне радующая душу гармошка, меньше пахнет на деревне молоком и сеном, и даже петухи на деревне стали петь реже.

«Русь, куда ж несешься ты? дай ответ. Не дает ответа. Чудным звоном заливается колокольчик; гремит и становится ветром разорванный в куски воздух; летит мимо всё, что ни есть на земли, и, косясь, постораниваются и дают ей дорогу другие народы и государства».

Так в XIX веке говорил Н.В.Гоголь. Говоря же современными словами и на современный лад, хочется дать клич: сидя за рулем вымытого автомобиля, по четырехполосному Интернету, с газонокосилками в руках, с бутылкой пива и пачкой сигарет в кармане, — вперед, товарищи, к светлому будущему...».


2011, 2012, 2023