Колодец смерти! -

 
               
               (Рассказ основан на реальных событий.)

                (Фото из интернета)

  Это мартовское утро было на удивление очень теплым, солнце стояло высоко
  в зените, был полдень! Снег к этому дню практически весь растаял, и только
  в глубоких расщелинах гор и на дне старых воронок, скрытых от слабых лучей
  весеннего солнца, еще виднелись его небольшие, грязно-белые остатки.
  Промозглая, продуваемая соленым морским ветром Крымская зима закончилась.
  Но не закончилась еще кровавая отечественная война, которая шла уже четвертый
  год!
      Более пяти месяцев здесь, в Крыму, советские войска с переменным успехом
  вели бои по освобождению города Керчь. Начав «Керченско-Эльтигенскую»
  десантную операцию 31 октября 1943 года, советские войска невольно втянулись
  в долгую кровопролитную бойню. Немцы вели здесь ожесточенные бои и никак
  не собирались отдавать ни сам город Керчь, ни тем более весь Крым. Каждое
  село, деревню, каждую пядь Керченской земли советским войскам приходилось
  брать ценой больших потерь и неимоверных усилий! Немцы хорошо продумали
  и спланировали свою оборону. Все стратегические высоты – курганы, холмы, горы
  были оборудованы в огневые точки, артиллерии, зенитные расчеты, ДЗОТы, ДОТы
  и пулеметные гнезда. Это позволяло им непрестанно обстреливать все равнины
  и низменные участки вокруг, не давая советским солдатам  порой даже голову
  оторвать  от земли, а не то, что идти в атаку! На одну из таких огневых точек
  и нарвался десантный батальон майора Мартынова Кирилла Ефимовича, когда
  освобождал небольшую, практически разрушенную деревушку, расположенную
  у подножия высокой горы. Здесь внезапно путь батальону преградил шквальный
  пулеметный огонь, который немцы вели из укрепленного ДОТа, удачно
  размещенного в расщелине наверху горы. Потеряв сходу десяток солдат своего
  батальона, майор отдал приказ окопаться. Солдаты окапывались лежа, прижимаясь,
  к земле и насыпая все выше и выше земляной бруствер перед собой.
    - Окопы в полный профиль! – раздалась команда по батальону. Работа закипела,
  и уже к вечеру поперек деревни змейкой протянулся глубокий окоп в полный рост
  с высоким насыпным бруствером. Немцы, надо сказать, не особо препятствовали
  работе наших солдат, покуривая и безучастно наблюдая за тем, что происходит
  внизу. Лишь иногда, когда какой-нибудь наш солдатик не осторожно приподнимал
  голову, они открывали огонь, сокращая личный состав батальона еще на одного
  бойца. Все попытки уничтожить этот ДОТ минометным огнем не принесли никакого
  результата: ДОТ был крепкий железобетонный, с толстыми, армированными
  стенами и узкой огневой бойницей! Вскоре боеприпасы к минометам закончились,
  и батальон замер в окопах.
      Тыловое обеспечение боеприпасами и кухня, как всегда, запаздывали, а когда
  подошли, то не могли приблизиться из-за шквального пулеметного огня. Оставаясь
  в окопах, голодные солдаты вторые сутки не могли поднять головы. И если голод
  они еще хоть как-то могли притупить остатками сухих пайков да сухарями,
  то жажду, которая стояла  комком в горле и с каждым часом становилась
  все более невыносимой, утолить было нечем! Всю воду, которая была в походных
  фляжках, солдаты давно выпили и раздали раненым. Больше воды не было, и взять
  ее было негде, кроме колодца, который находился на краю деревни у подножия
  горы, в десяти шагах от окопов батальона.
      Десять шагов до холодной живительной влаги! Всего десять шагов, менее
  минуты ходьбы в мирное время! Но сейчас, под смертельным огнем врага,
  эти десять шагов больше походили на десять километров. Пытаясь добыть хоть
  немного воды, комбат один за другим, с бочонками и флягами посылал к этому
  колодцу пятерых солдат. Все пятеро легли под пулеметным огнем, не пройдя
  и пяти шагов!
      Самым большим долгожителем на пути к этому «Колодцу смерти» был шестой
  солдат, рядовой Николай Харитонов. Высокий, светловолосый, крепкий парень
  лет 25-ти, всегда приветливый и дружелюбный. Прижимаясь к земле и прячась
  за трупами погибших товарищей,  под непрерывным пулеметным огнем,
  он прополз  по кровавой грязной жиже, все расстояние до колодца
  и спрятался за его каменной стеной.
    -  Молодец, Коля! – Давай, братишка, осталось совсем немного! – доносились
  восторженные крики солдат из окопов. Николай улыбнулся и посмотрел вверх.
  Над его головой, в метре от него, поскрипывая на легком ветру, болталась на
  цепи пробитое пулями ржавое ведро. Колодец тут был «Журавль». Типичный колодец
  казачьего юга России и Украины. Высокий деревянный столб, вкопанный в землю,
  к которому сверху подвижной скобой крепилась длинная жердь с тяжелым
  противовесом в виде старых траков от тракторов с одной стороны и цепью
  с ведром – с другой. Весь колодец, включая и «верхнюю» его часть, был выложен
  из крупного камня.
      Бросив последний взгляд в сторону окопов, Николай собрался с духом
  и быстрым коротким рывком вскочил с места, ухватился за цепь с ведром и резко
  бросился на землю. Мощная пулеметная очередь градом обрушилась на колодец.
  Пули с невероятной убойной силой отрывали куски дерева от дубового столба
  журавля и со свистом рикошетили о камни колодца. Одна пуля зацепила руку
  солдата. Истекая кровью, Николай спиной прижался к стенке колодца и на минуту
  замер.
    - Вот сволочи! Они все-таки ранили его! – вскрикнул кто-то из солдат!
    - Да! – тяжело вздохнул Кузьма Егорович Захаров, седой невысокого роста
  старшина, сорока лет, с рябым загорелым лицом и пышными седоватыми усами.
    - Эти твари! – Теперь и головы ему не дадут поднять!

      Сотни жаждущих, изнывающих от жажды глаз, не отрывая взора, смотрели
  на колодец. Еще минута! Николай собрался духом, вздохнул, быстрым рывком
  вскочил, подтягивая цепь журавля, и ухватился рукой за ведро. Он уже собрался
  скрыться за стенку колодца, чтобы оттуда сбросить ведро в колодец, но в этот
  момент короткая пулеметная очередь сразила его насмерть. Сжимая цепь с ведром
  в своих руках, солдат пошатнулся и рухнул на землю. Одна из пуль перебила
  цепь, на которой висело ведро, жердь освободилась, и под тяжестью противовеса
  откинулась назад, размахивая в воздухе обрывком ржавой цепи.
    - О Господи! – Коля!!! – Крикнул кто-то из бойцов. Окопы на минуту замерли,
  а затем оживились, солдаты с горечью обсуждали очередную бессмысленную
  потерю. Тело Николая неподвижно лежало у стенки колодца на спине лицом вверх,
  и голубыми глазами в небо. Сжимая в руках обрывок цепи с ведром, и этот
  молодой парень затих  у "колодца смерти" навсегда.
    - Русишь! – Нээр комн! – Подойди, пей вода! – Послышалась из ДОТа
  в громкоговоритель немецкая издевка на ломаном русском языке, затем понеслась
  немецкая брань, смех, и заиграла ил треклятая гармонь.
    - Издеваются гады! – Сволочи, катюшей бы по ним! – Возмущались солдаты
  в окопах! И мин, как назло, не одной нет! - И где только наша славная авиация,
  когда она так нужна!? - Сравняли бы этот ДОТ вместе с горой! - И не погибло бы
  столько ребят!

    - Ну чего расшумелись! – воскликнул старшина Захаров, осматривая строгим,
  но грустным взглядом своих солдат. Одетый в чёрный, грязный бушлат поверх
  не менее грязной тельняшки, в выцветших брюках и стоптанных ботинках.
  Этот бывалый старшина своим видом,  больше был похож на морского мичмана,
  чем на старшину, хоть и морской, но всё же пехоты.
    - Не успели окопаться, а уже им авиацию и катюши подавай! - Шустры вы,
  однако! - Сходу и быстро ничего не бывает! - Командование знает, что нужна
  авиация, придет время, Бог даст, пришлют и авиацию! - А пока что ребятушки
  придется нам так, по-старому воевать! - По-русски, по-солдатски! Старшина
  замолчал на минуту и бросил взгляд в сторону колодца! – Да, жалко парней,
  не за грош полегли!  Такие молодые - им бы жить да жить!
    - Товарищ старшина! - Разрешите обратиться?! - Вдруг послышался голос
  за спиной старшины.
      Кузьма Егорович обернулся и увидел прямо перед собой молодого парнишку
  лет двадцати, среднего роста, худого, светловолосого, с гладким совсем ещё
  юным лицом. Одет он был как разбойник из лесной ватаги. Выцветшая грязная
  фуфайка, подпоясанная кожаным ремнем, и две немецкие гранаты-колотушки за
  пазухой. На ногах серые брюки и старые ботинки. А на голове кривая шапка-
  ушанка, которая давно потеряла форму и от времени совсем перекосилась своими
  ушами.
    - Виктор Харченко! - Это опять ты?!! – Что ты ходишь за мной, как тень
  по пятам?!
    - Товарищ старшина! Кузьма Егорович, взмолился солдат! - Пустите меня
  к колодцу, я принесу  воды, вот увидите! - Пуля меня не возьмет!  Говорю вам!
  Я…
    - Рядовой Харченко, смирно! - Кругом! - Перебивая солдата, скомандовал
  старшина. Рядовой выпрямился и развернулся.
    - Шагом марш, с глаз моих, чтобы я тебя больше не видел! - Мать твою! –
  Буркнул сквозь седые усы старшина. Рядовой Виктор Харченко развернулся и
  под смех и шутки других солдат, свидетелей этого разговора, ушел в сторону.
      С момента гибели самого первого солдата у "Колодца смерти", рядовой Виктор
  Харченко уже второй день неотступно ходил вслед за старшиной и постоянно
  просил отпустить его к колодцу за водой, убеждая того, что с ним, с Виктором
  Харченко, ничего не случится, и что его не одна пуля не возьмет. Старшина,
  естественно, не верил его убеждениям и пропускал мимо ушей все слова этого
  рядового. Так же он не докладывал об этом неугомонном солдате и комбату,
  майору Мартынову, потому что знал, что тот, также как и он, пощадит этого
  мальца и не пустит к "Колодцу смерти". Однако Харченко не отступал от него
  вплоть до этой последней минуты, когда старшина так грубо и при всех оборвал
  его.
    - Так, прекратили смех. - Закинул автомат за спину старшина и, посмотрев
  угрюмо на шутников, пошел по окопам к майору Мартынову. Проводив его
  взглядом, рядовой Харченко нерешительно, но все же тихо пошел вслед за ним.

      Комбат 1-го батальона 255-й стрелковой бригады морской пехоты Кирилл
  Ефимович Мартынов, прижимаясь к брустверу окопа, внимательно смотрел
  в бинокль в сторону немецкого ДОТа. На вид это был высокий, худощавый, слегка
  седоватый мужчина лет тридцати пяти – тридцати семи, одетый в поношенную
  черную фуфайку, подпоясанную потертой кожаной портупеей с кобурой под
  пистолет «ТТ» и планшетом на боку. На голове у него была овчинная, грязно-
  белого цвета зимняя шапка с офицерской кокардой в виде красной звезды. А на
  ногах – стоптанные кирзовые сапоги. Типичный вид русского офицера Великой
  отечественной войны.
      Прожжённый и закалённый в боях за Сталинград, а затем и за Кавказ, Кирилл
  Ефимович Мартынов повидал много смертей за эти страшные военные годы!
  Многих своих боевых товарищей и бойцов он похоронил! Но какой бы трудной
  ни была война, и какие бы задачи ни ставило перед ним командование. Мартынов
  всегда, с первых дней своего боевого пути старался беречь каждого своего
  солдата и никогда без нужды ни бросал никого на смерть, до сего дня! Здесь же
  ему впервые за все время войны пришлось так глупо и так бессмысленно, словно
  ягнят на убой, посылать своих бойцов к этому «Колодцу смерти»! И что самое
  страшное – не послать он их не мог! Вода была нужна как воздух! Все попытки
  послать ночью к колодцу новых солдат, или отправит группу бойцов в тыл за
  водой также не имели никакого успеха. Немцы освещали ночной мрак
  осветительными ракетами и при малейшем  движении или шорохе открывали
  шквальный огонь. И пулемет вновь строчил, не давая даже ночью оторвать от
  земли голову.
      Одной группе все же удалось один раз прорваться и принести немного воды
  и еды, но за это пришлось заплатить высокую цену. Трое из пяти солдат группы
  погибли при возвращении назад. Добытая ими вода немного сняла напряжение,
  но ненадолго.
    - Ну и что будем делать дальше? - Товарищ комбат! – подошел к майору
  старшина.
      Мартынов оторвался от бинокля и глянул на старшину. Овальное, заросшее
  щетиной лицо майора было загорелым и обветренным, а губы – треснутые,
  как у человека, который недавно, совсем недавно переболел малярией.
    - Не знаю! – ответил с явным раздражением Мартынов и опустился на дно
  окопа. - Одно знаю, днем больше вылезать нельзя! - Хватит людей
  на бессмысленную смерть посылать!
    - Вторые сутки идут! - Без воды, до ночи, многие раненые не доживут! Заметил
  старшина.
    - Знаю! С раздражением воскликнул майор. - А если дальше будем посылать,
  то вообще всех потеряем! – Так что… Майор не успел договорить, его кто-то
  перебил со стороны.
    - Товарищ комбат! – Разрешите обратиться?! Неожиданно послышался чей-то
  голос за спиной старшины. Старшина обернулся, и майор увидел того, кто
  обратился к нему, и это был рядовой Харченко.
    - Харченко, мать твою! – Опять ты здесь! Сорвался отборным матом старшина.
    - Товарищ майор! - Очень прошу вас, разрешите обратиться! Не обращая
  внимания на старшину, взмолился рядовой.
    - Да как ты…
    - Погодь, Кузьма Егорович. Не дал договорить старшине майор. - Пускай
  скажет, что хотел. - Ну что тебе? - Говори.
    - Товарищ майор! – Разрешите мне сходить к колодцу, я смогу принести воды. –
  Вот увидите!
      Майор внимательно посмотрел на рядового Харченко. Его совсем юный вид
  абсолютно не внушал ему никакого доверия. Посылать этого ребенка на смерть
  было бы преступлением!
    - Нет! Решительно отрезал майор Мартынов. - Это исключено.
    - Почему, товарищ майор?!
    - Слишком молод ты еще. – Я не хочу быть убийцей твоих нерожденных еще
  детей.
    - Вот и я ему об этом же ему второй день твержу! Поддержал майора старшина!
    - Кругом марш!
    - Ну, товарищ майор, разрешите! – Ведь раненые помрут без воды! Не
  останавливался солдат.
    - Нет! Решительно оборвал майор и посмотрел на старшину, давая ему знак,
  чтобы тот увел его.
    - Все! Тебе сказали, нет! Взял за плечи солдата сержант и уже собрался
  увести.
    - Товарищ майор! Последний раз вскрикнул солдат! - Прошу вас, разрешите,
  я молитву особую знаю! – С ней меня пули не возьмут!
    - Пошли, пошли! Продолжал тянуть за собой солдата старшина.
    - Нет! - Постой! Неожиданно остановил старшину майор, внимательно
  всматриваясь в лицо Виктора Харченко. - Где?! Где? Он уже слышал эти слова?!
  Всматриваясь в лицо рядового, майор Мартынов изо всех сил напрягал свою
  память, пытаясь вспомнить, где он уже слышал эти слова, и память не подвела.

      Огненный Сталинград, те тяжелые октябрьские дни 1942 года! Непрестанные
  уличные бои, повсюду огонь, взрывы и смерть. Каждый дом как слоеный пирог:
  первый этаж – русские, второй – немцы, выше опять русские и так практически
  везде. В одном доме, на третьем этаже, группа русских отбивается от немцев,
  которые владеют первым и вторым этажом. Отряд, тогда еще капитана Мартынова,
  пробивается с боем на выручку к своим. Перестрелка жаркая, отряд Мартынова
  с трудом цепляется за первый этаж. Наши парни на третьем этаже отбиваются,
  но выстрелы оттуда с каждой минутой становятся все реже и реже! Мартынов
  с боем взял первый этаж и пошел на второй. На третьем этаже слышно,
  как отбивается один автомат ППШ. Еще полчаса, последний натиск, и группа
  Мартынова отбивает второй этаж и врывается на третий.
      Весь этаж, все квартиры, от самой лестничной площадки, завалены битым
  стеклом, кирпичом, мусором и трупами советских и немецких солдат. Повсюду
  разбитая взрывами гранат и стреляная мебель. На полах между трупами – море
  крови и стреляных гильз. Группа Мартынова обходит весь этаж. Везде слышно:
  чисто!
    - Живых никого нет! Вот последняя квартира, последняя комната. Мартынов
  входит, среди хлама и трех трупов немецких солдат, на полу сидит молодой
  парень, едва двадцати лет отроду. Опираясь спиной на стенку шифоньера, он не
  торопясь заряжает магазин от автомата ППШ.
    - Ты живой, парень?! – Не ранен? – спрашивает Мартынов.
    - Живой! – А что со мной будет? Не отрываясь от дела, ответил  тот. - Я
  молитву особую знаю. - Меня с ней пули не берут. Поднял, наконец, свое
  пыльное, закопченное лицо солдат и улыбнулся.
      Мартынов не был набожным, и даже более того, до войны, в свои юные годы,
  он, как практически вся молодёжь того времени, был не просто комсомольцем,
  но и активистом движения "ВОБ" "Воинствующих Безбожников". То были далекие
  тридцатые годы, теперь же, через долгие годы и призму войны, Мартынов
  относился к религии  по-другому, абсолютно терпимо, поэтому он тут же спросил
  солдата: - А что это за молитва?
    - Молитва от стрелы летящей. – Воскликнул солдат. – Это псалом 90. – Или,
  как говорят в народе, "Живые в помощи". - Улыбнулся солдат.
    - Молитва от стрелы летящей, – повторил себе под нос Мартынов. - Значит,
  от пули летящей! Едва он об этом подумал, его взгляд упал на шинель солдата.
  Она вся от плеч до самого низа была в сплошных сквозных дырах, но нигде, ни в
  каком месте, на шинели не было видно ни одного пятнышка крови.

      Вспомнив сейчас этот случай из своей прошлой жизни, майор еще раз
  внимательно посмотрел на рядового Виктора Харченко и неожиданно спросил:
    - А ты, Витя, случаем, в октябре 1942 года не воевал в Сталинграде?
    - Нет, что вы товарищ майор, – мне ведь всего 19 лет. Я тогда еще в реальном
  училище учился. – На фронт я в сентябре 1943 года ушел. - Сразу в наш полк, и
  с тех пор я с вами.
    - Понятно, – воскликнул Мартынов. – А что же это за молитва твоя, которая
  от пуль бережет?
    - Так она одна такая молитва. Ответил рядовой. – Это псалом – 90. – «Живые
  в помощи». – Меня эту молитву бабушка заставила выучить, когда я на фронт
  уходил. Улыбнулся солдат. - Она мне сказала, что мой дед с этой молитвой всю
  империалистическую и гражданскую войну прошел и вернулся домой без единой
  царапины. - С тех пор я все время с этой молитвой в бой иду! – Пока Господь
  миловал!
      Услышав знакомое название молитвы, Мартынов на секунду закрыл глаза,
  чувствуя, как по его спине пробежал легкий холодок, затем открыл и серьезно
  посмотрел на старшину. - Так, Кузьма Егорович, - подготовь веревку и ждите, –
  Виктор сейчас пойдет за водой.
    - Спасибо, товарищ майор! – воскликнул довольный рядовой. – Вот увидите,
  все будет хорошо.
    - И еще, – добавил Мартынов, – как Виктор выйдет за водой, всем его
  прикрывать. Стрелять по амбразуре дота, не давать им гадам опомниться! –
  Конечно, от этой стрельбы проку мало будит, и вряд ли эти пули в них попадут,
  но активность уменьшат, хоть какое-то прикрытие.
      Пораженный всем произошедшим, старшина минуту стоял молча, не понимая,
  что произошло. Однако, видя серьезный взгляд майора, не стал задавать лишних
  вопросов и ответил: – Все сделаем как надо.

      Время на часах было 13.05, когда Виктор собрался к колодцу. Все в окопах
  замерли в ожидании. Обмотав себя по пояс веревкой, рядовой Харченко
  посмотрел на старшину и майора, ожидая от них команды.
    - Ну, сынок! – положил руки на плечи рядового майор. – Я плохой оратор,
  красивые слова не могу говорить! – Но тебе скажу! – Да поможет тебе твой Бог,
  в которого ты так веришь!
    - Спасибо! Улыбнулся Виктор.
    - Ну-ка, ребята, на раз, два, три подсадите его, - скомандовал старшина.
  Пару крепких солдат подсадили парня, и он, прижимаясь к земле, быстро пополз
  по-пластунски, прихватив по ходу одну из десятилитровых фляг, которая валялась
  рядом с телом погибшего солдата. Передвигался Харченко настолько быстро,
  что немцы заметили его и открыли огонь лишь тогда, когда ему оставалось
  доползти до колодца не больше метра. Шквальный пулеметный огонь немцев
  и ответный огонь сотен стволов из окопа по бойнице ДОТа разрывали перепонки,
  но недолго. Рядовой Харченко добрался до колодца невредимым и спрятался
  за его стеной. Рядом лежало мертвое тело последнего погибшего солдата Николая.
  Не переставая ни на секунду читать Псалом 90, Харченко взял из руки погибшего
  Николая обрывок цепи с ведром, привязал к цепи веревку, затем положил в ведро
  тяжелый камень и, не поднимаясь с места, бросил в колодец ведро. Через секунду
  в колодце послышался всплеск. Немцы не стали стрелять, ожидая, когда Харченко
  поднимется, и он поднялся.
      Мгновенно вскочив с места, Виктор тремя большими хватами буквально
  вырвал ведро из колодца и опустился за стенку. Эти его движения не заняли
  по времени и минуты, но этого времени хватило, чтобы немцы открыли огонь.
    - О Боже! - вскрикнул кто-то из солдат. - Смотрите, в него попали!
      Не отрываясь ни на минуту и почти не дыша, майор Мартынов смотрел
  в бинокль. Да, он видел, как две пули, вырывая клочья ваты, влетели в фуфайку
  Виктора, в правое плечо, руку! Но Виктор, целый и невредимый, как ни в чем
  не бывало, сидел за стенкой колодца и, заткнув пальцами дырки от пуль в ведре,
  сливал воду во флягу.
    - Боже мой! - не отрываясь от бинокля, улыбнулся майор. - Расскажи мне,
  кто раньше про это… - Ведь не поверил бы никому. Помолчав минуту,
  он воскликнул:
    - Внимание всем, он встает! Новый шквал обоюдного огня, и новые куски ваты
  шматками вырываются из фуфайки Харченко. Но, как прежде, невредимый Виктор
  за стенкой колодца сливает воду во флягу. Фляга полная, Виктор дает знак,
  и начинает ползти в окоп. Новый шквал огня и пули рвут фуфайку Виктора
  на спине. Две-три минуты, и Виктора вместе с флягой солдаты подхватывают
  и стягивают в окоп. Немецкий пулеметчик от злобы еще пару секунд строчил
  из пулемета, но вскоре затих.
    - Ну, ты брат, даешь! – восторженно обступили Виктора солдаты и с настоящим
  изумлением смотрели на его порванную в клочья фуфайку.
    - Так посторонитесь! – послышался голос майора Мартынова. Солдаты отошли,
  и он наклонился к Виктору. – Витя, ты не ранен? – Как себя чувствуешь?
    - Все нормально, товарищ комбат! – Я же вам говорил, что меня пуля
  не возьмет! - улыбнулся Виктор. - Вот во фляге вода, напоите раненых. - Я
  сейчас немного отдохну, и еще принесу. Старшина унес флягу с водой, а Мартынов
  остался возле Виктора.
      Майор, не столько от неверия, сколько ради любопытства, стал прощупывать
  фуфайку Виктора, всовывая свои пальцы в сквозные дырки на фуфайке. Затем он
  попросил Виктора снять фуфайку и показать свое тело. Виктор снял и показал:
  на его теле не было ни одной раны, даже ни одной царапины. Все, кто видел
  невредимое тело Виктора, были настолько поражены тем, что увидели, что надолго
  потеряли дар речи.
      В этот день рядовой Виктор Харченко еще два раза ползал за водой
  к "колодцу смерти", отчего его фуфайка и все белье превратились в лохмотья.
  Батальон напоили водой, люди были спасены от жажды. А к вечеру этого же дня
  прилетела, наконец, советская авиация и уничтожила этот ДОТ, а вместе с ним
  сравняла и пол горы, в ущелье которой он находился.
      Гвардии рядовой Виктор Иванович Харченко окончил свой воинский путь
  в Берлине и даже расписался на стене Рейхстага! Он имел много боевых наград:
  орден «Красной звезды», орден «Боевого красного знамени» и многие другие
  награды. Но ни одной из них он так не гордился, как гордился «Медалью за
  отвагу», которую он получил за тот Керченский «Колодец смерти»!

               
                (2020 год).