9. 4. Археологические курьёзы

По мнению известного советского и российского ученого, автора учебника по археологии Анатолия Ивановича Мартынова, одной из главных составляющих частей археологической науки является реконструкция истории и культуры на основании добытых в ходе раскопок археологических материалов. [5, с.11]. При этом такая реконструкция, по нашему мнению, должна быть адекватной прошлой реальности. Для этого археологу недостаточно быть только историком. Он должен обладать минимумом знаний о примитивных орудиях труда и оружия, способах их изготовления и использования. Иметь элементарные представления о присваивающем хозяйстве (охоте, рыболовстве, собирательстве), о примитивном сельском хозяйстве и скотоводстве (хотя бы уметь отличать корову от оленя), о ткачестве, выделке шкур, о металлургии, о строительстве из дерева, камня, кирпича. А также о многом другом, что современному молодому человеку, не соприкоснувшемуся с натуральным хозяйством, незнакомо, неведомо и недоступно. Кроме того, археолог имеет дело с орудиями труда, оружием, т.е. с предметами, предназначенными для какой-то хозяйственной деятельности. Следовательно, он должен иметь представление о механических свойствах этих предметов и материале, из которого они изготовлены. Как правило, эти предметы находят в земле, куда они были спрятаны или погрузились в результате аллювия, делювия, пролювия и других геологических процессов. Поэтому археолог должен иметь минимальные познания в области геоморфологии хотя бы четвертичного периода голоцена. Да и просто быть внимательным к той земле, на которой ведутся исследования.

Свою позицию хочу подкрепить также высказыванием одного из светил российской археологической науки Александра Львовича Монгайта: «Археология как профессия требует от исследователя разнообразных знаний и технических навыков. Кроме истории он должен знать хотя бы начала всех наук, с которыми всего ближе соприкасается археология: этнографии и антропологии. Археолог, специализирующийся по первобытной истории, должен знать геологию, а античник или медиевист – историю искусств. Чтобы разобраться в природном окружении изучаемого общества, нужно знать палеоботанику и палеозоологию». [6, с.3].

Но всегда ли это так? В практике своей археологической деятельности мне приходилось немало общаться с начинающими романтически настроенными молодыми, а также и с увенчанными коронами славы маститыми археологами. Но иногда меня буквально ошеломляла их некомпетентность и беспомощность в простых вещах.

Кое-чем из подмеченных абсурдов хочу поделиться с молодыми археологами. При этом специально не называю имен незадачливых археологов, чтобы не унизить их самолюбия и не уменьшить их несомненных заслуг в этой важной и нужной для общества науке. Но некоторые герои этих курьезных историй могут при этом узнать себя.

ПРОСТАЯ НЕВНИМАТЕЛЬНОСТЬ

      *  *  *
В 1973 году коллеги из Кемеровского пединститута исследовали открытое мною ранее поселение тагарской культуры в Тисульском районе, на озере Утинка. На раскопки я прибыл позже, чем другие, и обратил внимание на лежащие у входа полевой лаборатории предметы каменной индустрии неолитического времени. Вещи лежали на площадке, вытоптанной от травы и отмытой дождями. Я поинтересовался, почему начали копать неолитическую стоянку, хотя в планы экспедиции это не входило. И указал на валявшийся под ногами каменный инвентарь.

Смущенные археологи ответили, что они как-то не заметили лежащие на поверхности предметы неолитического времени.

      *  *  *
Аналогичный случай произошел в 2004 г. в спортивном оздоровительном лагере на озере Байкал, где мы отдыхали вместе с сотрудниками Восточно-Сибирской академии культуры. Здесь была и молодая, но уже доктор наук, «археологиня». На берегу озера – большая площадка для костра. Вокруг костра – скамейки. Площадка у костра за много лет вытоптана танцующей молодежью так, что нет живой травинки.

Сидим как-то вечером у костра, любуемся красотами Байкала. Я наклонился и поднял из-под ног отдыхающих осколок глиняного горшка явно археологического времени. Глянул под скамейку и собрал целую пригоршню таких осколков. Показываю ученым, в том числе и местным археологам.

- Двадцать лет тут стоит наш спортивный лагерь, но никто никаких горшков не находил, - удивился проректор по науке (не археолог) Владимир Иванович Солодухин.

- Я вообще только каменным веком занимаюсь, тогда никаких горшков еще не было, - отшутилась археолог. Но не проявила интереса к находкам.

Зато археологические артефакты заинтересовали балетмейстера из Новосибирска Валерия Владимировича Ромма. На следующий день мы с ним обследовали окрестности лагеря, и выявили два древних поселения. Взяли лопаты и раскопали разрушенное бульдозером при планировке площадки для спортлагеря жилище эпохи бронзового века. Здесь мы нашли несколько развалов глиняных сосудов и многочисленные осколки керамики. По орнаменту предположили, что эти поселения относятся к бронзовому веку, так называемой «глазковской» культуре.

- Анатолий Михайлович, Вам, наверное, достаточно наклониться, как тут же найдете золотую монету, - удивлялся В.И. Солодухин.

Я машинально глянул под ноги, и со словами: «Насчет золота не уверен, но вот серебро, пожалуйста», - и поднял серебряную монету - 20 копеек за 1872 год. Я и сейчас храню её как память о Байкале.

      *  *  *
В 1973 году побывал я в гостях у известного томского археолога, доктора наук. Жил он в частном доме на берегу Томи. После нескольких «рюмок чая», пригласил он меня в огород, на крутой берег реки. Шел июнь месяц. На улице было солнечно, свежо и археологов, как птиц тянуло к перелету в поле. Ученый с упоением рассказывал мне о своих агрономических достижениях на собственном огороде. На вспаханном небольшом поле зеленела только что взошедшая картошка, а меж кустов повсюду виднелись осколки древних горшков. Я поднял один из них и сказал, что хорошо устроился мой знакомый: ехать в поле никуда не надо, раннесредневековое поселение у него во дворе.

Смущенный археолог всплеснул руками:

- Да как же так! Тридцать лет я тут картошку сажаю, а на раскопки езжу за сотни километров.

НЕЗНАНИЕ ТЕХНИЧЕСКОЙ МЕХАНИКИ И МАТЕРИАЛОВЕДЕНИЯ

      *  *  *
Свою кандидатскую диссертацию я посвятил изучению предметов вооружения племен тагарской культуры, которая во многих чертах была похожа на культуру скифских племен Северного Причерноморья. Изучая конструктивные особенности бронзовых кинжалов, я обратил внимание на то, что замысловатые декоративные украшения, лишенные излишеств, вписывались в утилитарные каноны наиболее функционально важных деталей оружия.

Выслушав мой доклад, один из молодых новосибирских археологов иронично возразил мне, что древнее оружие изменялось не в зависимости от боевой эффективности, а в зависимости от изменения эстетических представлений людей того времени. Я тоже иронично возразил ему тем, что нашу знаменитую артиллерийскую установку «Катюшу» тоже изобрели не потому, что она была эффективна в бою, а для того, чтобы увековечить имя красивой русской девушки. Странно, что присутствующие маститые ученые подержали не меня, а научного невежду.

      *  *  *
На этой же конференции другой доктор исторических наук из Томского университета на мой вывод, что тагарские чеканы имеют коэффициент полезного действия около 90%, заметил, что оружие не может иметь полезного действия.

Я пояснил ему, что раздел науки физики – механика изучается в девятом классе средней школы, где утверждается, что любой механизм имеет КПД. То есть отношение количества полученной полезной энергии, на которую рассчитывает человек, к количеству затраченной энергии.

Мне стало стыдно за уже состоявшегося большого сибирского ученого.

      *  *  *
О своих изысканиях в области прочностных характеристик тагарских бронзовых кинжалов я написал статью в издававшийся тогда главный археологический журнал «Советская археология». Но мою статью не приняли, так как ведущий специалист по тагарскому оружию сотрудник Института археологии АН СССР, доктор исторических наук дала отрицательную рецензию. Основным её аргументом было следующее: чтобы исследовать прочность тагарских бронзовых кинжалов, необходимо было все их сломать.

Такого я от доктора наук не ожидал и написал свое возражение, аргументируя тем, что достаточно знать прочностные характеристики материала, площадь и высоту сечения, место, величину и направление прилагаемой силы, построить эпюру изгибающего момента, чтобы вычислить, в каком месте и при каком усилии сломается изделие.

Мои аргументы редакцией журнала не были приняты, и статья не была опубликована. А я подумал, что желание удержаться на научном Олимпе при ограниченности знаний и больших амбициях столичных ученых превосходит здравый смысл и сдерживает развитие археологии.

      *  *  *
В своем докладе о конструктивных особенностях погребальных сооружений тагарско-таштыкского переходного периода я сообщил, что деревянная конструкция погребальной камеры сжигалась, и при этом значительный слой земли стен и курганной насыпи сильно прокаливался, отчего приобретал оранжево-бурый цвет.

Доктор исторических наук археолог из Новосибирского педагогического института возразила этому и привела собственные экспериментальные наблюдения. Во время одной из экспедиций их отряд стоял на песчаном берегу и при этом под костром песок не стал оранжево-бурым.

Серьезный археолог, видимо, не знала о том, что речной песок состоит в основном из минерала кварца, который от небольшой температуры костра (не более 200-300 градусов) не изменит цвет. А почва, в которой находится погребение, состоит из органического перегноя, который при прокаливании меняет цвет.

НЕЗНАНИЕ МАТЕРИАЛЬНОЙ КУЛЬТУРЫ ПОСТФИГУРАТИВНОГО ТРАДИЦИОННОГО ОБЩЕСТВА

      *  *  *
«В археологическом изучении не может быть ничего неважного или менее важного, ничего недостойного или менее достойного… Всякая мелочь и незначительность составляет здесь нить известного узла, которая одна, не найденная или отвергнутая, может затруднить изучение или расследование самого узла». [4, с. 148].

      *  *  *
Будучи студентом второго курса, я принимал участие в раскопках курганного могильника гуннского времени. В одном из захоронений нашел костяную пряжку. На пряжке было два небольших круглых отверстия, шпенек, за который цеплялся ремень, и прорезь под ним, в которую продевался ремень. Если не знать назначение находки, то её можно было принять за изображение человеческого лица. Я показал её археологам. Мне объяснили, что это изображение древнего бога, идола.

Мои аргументы в пользу пряжки не были приняты, а мне было указано, что я еще молод и многого в археологии не знаю. Теперь же этот предмет красуется в витрине археологического музея КемГУ под названием «костяная пряжка».

      *  *  *
Один крупный современный археолог из Новосибирска в своем докладе о раскопках раннесредневекового памятника сообщил о «важном» археологическом открытии. Он разделил найденные им железные топоры на три группы в зависимости от величины клина топора: короткие, средние и длинные. А от этой классификации была построена и хронология памятника, истоки её происхождения и все прочее.

В перерыве я по-дружески заметил ему, что в древности металлом очень дорожили и изделием пользовались до тех пор, пока оно хоть в малой степени было пригодно для выполнения своих функций. Лезвия, исследованных им топоров, просто со временем сточили до того, что они стали короткими. Так что топоры не надо классифицировать по величине клина.

На это мне докладчик поучительно ответил, что я занимаюсь совершенно иным археологическим периодом и не понимаю специфики раннего средневековья.

      *   *   *
В археологическом музее Томского университета на витрине были выставлены несколько каменных предметов, имевших нижнюю платформу в виде небольшого чугунного утюга, на одном конце была довольно высокая, торчащая ручка с утолщением на конце. На мой вопрос, что это за изделие, две молодые «археологини» живо объяснили, что это культовые фаллосы, применявшиеся во время инициации девочек: «Попробуйте, как удобно за него держаться».

К нам подошел директор музея Юрий Иванович Ожередов: «Да не слушай ты их. Им всюду одно мерещится», - и объяснил мне, что этот предмет имел несколько возможных функций, в том числе использоваться как пест для растирания злаков. Впоследствии он обосновал это в одной из своих публикаций. [3, с.110].

Эти же «археологини» называли железную подкову лошадиным копытом.

      *   *   *
Во время работы на многослойном городище в Кемеровской области в дерновом слое было найдено странное изделие в виде больших железных колец с хитроумным замком, соединенных цепью. Приехавшие в гости археологи из Новосибирска посчитали, что это кандалы каторжника. Слава богу, что с нами в составе экспедиции был репатриированный австриец, прошедший через ад советского ГУЛАГа, человек энциклопедических знаний, окончивший Венский университет, Иоганн Иозефович Баухник, работавший в это время учителем немецкого языка в г. Мариинске. Он-то и разъяснил незадачливым ученым, что кандалы не имели замков. Они заковывались на ногах несчастных жертв по горячему металлу намертво. Приехавший поглазеть на раскопки местный пастух, объяснил, что это путы, которые надевались на передние ноги лошади, чтобы она не могла далеко уйти от места выпаса. Такие «кандалы» для лошадей привозили с собой в Сибирь русские переселенцы из центральной России, где случалось конокрадство. В настоящее время путы обычно делаются из веревки.

      *   *   *
На территории Южной Сибири на городищах и поселениях в центре жилищ под очагами были раскопаны большие округлой формы ямы. Это место для зерна – надежное хранилище от паразитов, грызунов. Они, как правило, свободны от мусора, остатков пищи или разбитой посуды, заполнены гумусом и золой, которая использовалась в древности в качестве консервирующего средства. Археологи почему-то называют такие углубления выгребными ямами. При этом не были учтены такие обстоятельства, что вряд ли в древности для мусора делались специальные ямы в середине жилища или вообще отводилось место для отходов. Натуральное хозяйство практически было безотходное. Воду также экономили. Ведь её нужно было таскать на себе издалека. Даже в современных многих домохозяйствах в пригороде или в деревнях нет таких ям. Мусор и помои выбрасываются прямо во дворе или за ворота в придорожную канаву, а иногда и на дорогу.

НЕЗНАНИЕ ЭЛЕМЕНТАРНОЙ ЗООЛОГИИ

      *   *   *
Как-то я побывал на раскопках тагарского кургана. В провале курганной насыпи, который образовался после разрушения деревянной погребальной камеры, археологи обнаружили скелет крупного животного. Показав мне «необычную» находку, они с гордостью объявили, что сделали оригинальное сенсационное открытие — это первое захоронение оленя как жертвенного культового животного, почитаемого скифскими и тагарскими племенами.

Бросив беглый взгляд на скелет, я объявил незадачливым археологам, что это череп коровы. Корову от оленя легко отличить по рогам, даже не зная тонкостей анатомии этих животных. Павшую скотину, видимо, выбросили в курганный провал местные крестьяне из неподалеку расположенной деревни.

Студенты, проходившие археологическую практику, согласились с этим, но археологи, мечтавшие о сенсационном открытии, промолчали.

НЕБРЕЖНОСТЬ ПРИ ФИКСАЦИИ АРХЕОЛОГИЧЕСКОГО МАТЕРИАЛА

      *   *   *
Прочел как-то статью крупного сибирского ученого, доктора исторических наук, археолога Виталия Епифановича Ларичева, где он упрекает современных археологов в «зыбкости» и ограниченности предлагаемых методических приемов. «Именно поэтому такие истолкования часто оказываются лишенными главного в строго научном поиске – доказательности». [7, 63]. Новый математический метод археологических исследований он предложил назвать «астроархеологией». В качестве образца для исследования было взято древнее изображение совы с Томской писаницы. С помощью нового метода были исследованы «каверны» - углубления, изображающие оперение. Подвергнув математическим расчетам количество этих каверн, их комбинации и сочетания на разных частях изображения, исследователь нашел здесь солнечный и лунный года, периоды лунного затмения, и другие стройные календарно-астрономические закономерности древнего астрологического календаря.

Однако если взглянуть на фотографию и рисунок совы, которым пользовался исследователь, то мы увидим большую разницу между ними. Контур и пропорции частей птицы разные. Форма, а самое главное, количество каверн-углублений, изображающих оперение, разные.

При встрече с В.Е. Ларичевым я ему сообщил об этом и показал фотографию подлинника. Ученый сокрушенно покачал головой и ответил, что он пользовался рисунком, опубликованным различными авторами уже много раз, что он доверял источнику и очень сожалеет, что исследовал не первоисточник, а плод воображения художника, копировавшего древний рисунок.

Так неточность при фиксации изображения ввела в заблуждение добросовестного исследователя.

Теперь у меня нет уверенности, что и остальные изображения писаниц соответствуют оригиналам.

НЕЗНАНИЕ ГЕОМОРФОЛОГИИ

      *   *   *
Береговые террасы средней Томи сложены осадочными коренными породами Средней и Верхней Перми. Но со временем подверглись аллювиальной эрозии. Образовались глубокие овраги, окаймленные сглаженными берегами. Если смотреть от основания мыса, заключенного между двумя оврагами, то можно увидеть равносторонние холмы в виде треугольных пирамид высотой в несколько десятков метров.

По дороге в музей-заповедник Томская писаница один из таких холмов я в шутку назвал древнеегипетской пирамидой. Через несколько лет один из археологов, видимо забыв, что это была моя шутка, вполне серьезно стал меня убеждать в этой нелепой гипотезе и, более того, предлагал начать масштабные раскопки.

НЕПОНИМАНИЕ СОЦИАЛЬНОГО ПРЕДНАЗНАЧЕНИЯ НАУКИ АРХЕОЛОГИИ

      *   *   *
Александр Львович Монгайт напоминал: «Профессиональным долгом археологов, наряду с изучением древностей, является сохранение памятников старины». [6. с. 83].

Еще в начале ХХ века, почувствовав отрыв археологии от потребностей общества, Николай Константинович Рерих писал: «И покуда археология будет сухо научною, до тех пор без пророчества можно предсказать отчужденность её от общества, от народа». [8, с.97].

      *   *   *
Как-то посетил я один из археологических отрядов, работавших на территории юга Кемеровской области. У вечернего костра спросил одного из молодых археологов, как им здесь живется, работается, устраивает ли быт.

- Да все нормально, только, вот, местные жители надоедают. Постоянно приезжают, расспрашивают, что здесь было, кто жил, когда это было. Отвлекают от работы своими расспросами, - сетовал собеседник.

- А вы бы взяли да выступили в местном клубе с лекцией о древностях местного края. Рассказали бы им о целях и перспективах вашей работы, о важности археологического изучения местного края. Заодно бы и разъяснили ценность памятников археологии, о необходимости их сохранять, бережно относиться к своему археологическому наследию, - наставлял я незадачливого археолога.

- Что Вы, что Вы, - замахал руками молодой кандидат наук, - мы ведь ученые, а не пропагандисты.

Я извинился и сказал, что я совершенно забыл, что они ученые и им не к лицу общаться с народом.

      *  *  *
Подобных курьезов в археологии я наблюдал много. Но обо всем я писать не буду, чтобы не дискредитировать добрые имена великих ученых, творящих современную науку, часто не совпадающую с истиной. Но слишком вольное обращение ученого с историческим источником является отступление от истины, изменой избранной им науке, а значит, и личное моральное падение.

Вот и сейчас я наблюдаю за молодыми очень образованными «археологинями», копошащимися в своих коробочках с керамическими осколками, костяшками да бронзяшками, подсчитывающими завитушки на рожках да ножках оленей и барашков, и мне становится жаль их тощие потуги в науке. Еще больше жаль, что прекрасная наука все больше и больше превращается из инструмента познания прошлого в увлечение лишь «для себя любимого», не имеющее никакого социального значения и пользы ни для науки, ни для общества. При этом вспоминаю слова, сказанные Виссарионом Белинским почти два века назад. «Многие ещё, из посвящающих себя исключительно науке, у нас учатся не для знания, а для аттестатов, открывающих путь к разным преимуществам по службе». [1, с. 10-11].

Если сказать о современной сибирской археологии, да, пожалуй, и в целом о нашей отечественной археологической науке, то она, на мой взгляд, застряла где-то в начале ХХ века. Современная методика раскопок и камеральных исследований мало чем отличается от исследований Александра Васильевича Адрианова. То есть археологические исследования в подавляющем большинстве ограничиваются лишь фиксацией фактов: раскопал, зафиксировал, опубликовал. При этом вспоминаю слова известного российского археолога советской эпохи Александра Александровича Формозова: «И среди нас найдутся научные работники такого типа – очень начитанные, но не способные подняться над фактами, буквально тонущие в них. Эрудиция подобным специалистам скорее мешает, чем помогает». [9, с. 64-65].

Лишь в редких и исключительных случаях применяются современные методы естественнонаучных исследований, основанных на новейших достижениях современной науки. Только в крайнем случае для более глубоких исследований привлекаются либо французские, либо японские, либо немецкие ученые, делающих ошеломляющие открытия в своих лабораториях, оснащенных новейшей техникой. Редко современные публикации выходят на методологический уровень исторических построений, а тем более теоретических обобщений. Один из современных теоретиков исторической науки Арсений Владимирович Гулыга поучал по этому поводу, что «Историк, стоящий на уровне современной науки, - всегда теоретик». [2, с. 25].

На мой взгляд, археологию пора превратить из замкнутого увлечения для «избранных» в понятную широкому кругу людей и полезную для общества науку. И это должно сделать новое поколение молодых археологов. Археология — это романтическая и увлекательная наука. Как известно, открытия в науке делают романтики, а систематики из их открытий лишь выстраивают себе карьерные лестницы, чтобы забраться навечно на пьедестал науки. Так вперед же, молодые ученые, к новым открытиям, но на основе достоверных фактов!

Литература:
1. Белинский В. Русская литература в 1842 году, соч., изд. 5, ч. 7. - М., 1991. – 472 с.
2. Гулыга А. Искусство истории.- М., 1980. - 288 с.
3. Есин Ю.Н., Ожередов Ю.И.. Проблемы изучения Г-образных предметов с Урала, Западной и Южной Сибири, Казахстана и Монголии // Проблемы изучения первобытного искусства. – Институт археологии и этнографии СО РАН. [Электронный ресурс]. Archaeology.nsc.ru/ru/publish/journal/doc/2008/342/10.pdf. – С. 100-111.
4. Забелин И.Е. Цит. По Ардашев Н.Н. И.Е. Забелин как теоретик археологии (от археологии до историософии) // Труды Императорского Московского археологического общества. Т. ХХII, вып. 2, - М., и отдельно, 1909.
5. Мартынов А.И. Археология: Учебник / А.И.Мартынов.- 5-е изд., перераб.- М.: Высш. шк., 2005.- 447 с.
6. Монгайт А.Л. Археология и современность: Изд-во. АН СССР. - М., 1963. – 112 с.
7. Ларичев В.Е. Любимица Арты (календарно-астрономический и космологический аспекты семантики образов совы и змия Томской писаницы) // Вестник Российской академии естественных наук, Западно-Сибирское отделение. Выпуск 2.- Кемерово, 1999. С. 63-67.
8. Рерих Н.К. По пути из варяг в греки. Избранное. - М.,1979. – 382 с.
9. Формозов А.А. Пушкин и древности. – М., 1979. 120 с.

(А.М. Кулемзин. Электронный журнал «Барс». 2017. https://bars-archaeology.com/arheologicheskie-kuryezy)

======
Фото. Перед текстом.
- Товарищи, разве так копают?!
======