Чужое счастье

- Ума, Ума, спускайся, какая новость у меня! - приплясывала от радости Илана, взметая вокруг загорелых ног зелёную юбку.

Ума поспешно проглотила сладкий плод, вытерла о мягкую кору липкие пальцы и кошкой спрыгнула с дерева.

Смотрела на сестру и словно в воду гляделась. Зачем лесной бог создал их такими похожими?

Илана схватила Уму за руки, закружила, обняла и жарким дыханием опалила ей шею:

- Керо сказал, что строит хижину! Для меня! - и снова затанцевала вокруг сестры, вдруг застывшей древесным столбом.

Хижину... для Иланы... недоумение и обида холодной змеёй скрутили грудь, как же так, Керо... а я, а как же я?

Счастливая Илана бабочкой полетела по солнечному лугу:

- Матушке расскажу! И батюшке!

Едва скрылась тонкая фигурка за деревьями, Ума дала волю слезам, раненым оленем побежала к Керо, потрошившему рыбу на берегу:

- Хижину... для Иланы? Мне цветы да перья, а ей хижину?

Керо спокойно глянул на Уму:

- Цветы и перья я вам наравне дарил, забыла? Только белые тебе ни разу.

Девушка вспыхнула огнём: какая же она дура! Влюбилась до одури, до боли в животе, мечтала бесконечными ночами о хижине, о расплетённых косах своих девичьих... А Керо ей и не обещал ничего, и белое перо перелётной цапли, затерявшееся в ярком ворохе лесных цветов, будто невзначай подарил Илане ещё ранней весною.

А ведь она поняла тогда, что перо неслучайно получила! - словно молнией ударило Уму. Поняла и промолчала, змея! Пока я мечтами своими бесплодными упивалась, она уже знала, что осенью женой Керо станет! И я ведь всю душу ей открыла... Вот же муха навозная, падаль истлевшая! Предала сестру и думаешь, счастье тебе будет?

Паучьим ядом кипело расколотое сердце Умы, руки ходуном ходили от злобы, сломать, разрушить, убить проклятую!

Вернулась домой чернее горючего камня антрацита, навстречу Илана солнечным зайчиком:

- Сестрица, Оста тебе белые кувшинки принёс! - и протянула нежный пахучий букет.

- А ведь жених-то завидный, самый удачливый охотник в лесу, - улыбнулась довольная мать. Шутка ли, сразу двух дочерей в хозяйки отдать!

Вскипела Ума, гордо прошествовала к священному дереву Линга и прямо на его белых корнях растоптала любовное подношение - в хижине Керо хозяйкой буду и никак иначе!


К осенним брачным гуляниям остыла Ума, к сестрице ластилась, свадебный венец из ярких перьев в подарок мастерила, на Керо не смотрела вовсе. Ещё два раза приносили ей белые перья да цветы - с улыбкой отказывалась от сердечных даров, мол, негодная пока из меня хозяйка, дозреть бы надо.

В дни брачных гуляний Ума весело танцевала с молодыми хозяйками, плела для них венки из ароматных цветов и крепко обнимала сестру. Керо благодарно на неё поглядывал и даже преподнёс голубой цветок юбании - символ крепкой дружбы.

В последний день празднеств тайком увлекла Ума сестру на Косматую скалу - в детстве девочки часто сидели здесь за вышивкой и любовались радугой над бурливой рекой.

Уселись они, как встарь, на самом краю и Ума попросила у сестры примерить её брачный наряд. Илана без сомнений скинула платье и венец - так ей хотелось счастьем своим поделиться. Ума надела платье, волосы под венец убрала, Илана смеясь воскликнула:

- Сестрёнка, если сейчас Керо обнимешь, он и не поймёт, что не я перед ним!

- Знаешь, - тихо ответила Ума, - мне это и было нужно.

И с силой столкнула Илану с Косматой скалы прямо в бушующий далеко внизу поток.


Ох, тяжко было Уме горевать по себе самой, невесть куда пропавшей, не было ни слёз в глазах, ни печали в сердце - вошла она хозяйкой в хижину Керо, как и должно было быть!

Усердно занялась молодая хозяйка своими обязанностями: застилала мужу постель, готовила ему мясо и рыбу, крепко обнимала длинными зимними ночами.

Только с каждым днём всё тягостнее было притворяться кроткой и солнечной сестрицей, и безоблачного счастья, о котором Ума мечтала в девичестве, не было и в помине. Иланой называл её любимый, Иланой величали родители, Иланой кликали подружки.

И каждый раз имя погибшей сестры камнем падало в душу Умы, омрачая ясные дни, а по ночам Илана приходила в её сны, смотрела грустно, без упреков, и молчала.

От этой покорности волком хотелось выть: ну прокляни ты меня, душегубку паршивую, дай мне оправдаться перед тобою, не молчи так оглушительно, умоляю тебя!

Сестра не отвечала, лишь вздыхала смиренно и снова падала в кипучую реку.

Извелась Ума, душой изболелась, а потом и вовсе слегла - так её вина изглодала.

Керо тревожился за любимую, ухаживал за ней как мог, а потом прознал про искусную ведунью, живущую в соседнем лесу, и привел её в хижину.


Глянула ведунья на Уму, головой укоризненно покачала и уселась рядом с ложем больной, стала травки да корешки в чаше смешивать. Приготовила снадобье, целебным соком алуавы приправила, дала девушке выпить, а потом сказала тихонько:

- Не своей ты жизнью живёшь, девочка, не по себе судьбу выбрала, оттого и маешься. А ведь ещё не поздно всё исправить.

- Что ты мелешь, старая? - болотным полозом зашипела Ума. - Совсем ополоумела от дурмана своего? - и чашку с питьём на землю швырнула.

Ничего не сказала ведунья, глянула строго и ушла.

Прочь, прочь, карга старая, металась Ума по слежавшейся постели. Я не чужую судьбу украла, а свою вернула, у сестры-воровки силой вырвала! И назло вам её проживу и счастливой стану!

И словно сил у Умы прибавилось, вскоре излечилась она, повеселела, снова стала по хозяйству хлопотать да Керо лаской дарить. Чёрный туман вины осел на самое дно, певучее имя сестры уже не тяготило, и дни потекли мирно, совсем как в давних грёзах.

А когда Ума поняла, что лесной бог благословил её дитятком, и вовсе успокоилась. Керо так обрадовался, что накопал красной глины и налепил побрякушек забавных: тут тебе и рыба длиннохвостая, и зайчик пугливый, и ёжик колючий. Смотрела Ума на игрушечки, улыбалась мужу, а саму дрожь пробирала: вновь стала являться ей Илана. Приходила каждую ночь, гладила выпуклый живот, в глаза неотрывно смотрела.

Снова девушке занемоглось, сердце почернело, измучилось, материнство тяжестью непомерной давило, а когда родители обмолвились, мол, девочку Умой хорошо бы назвать, взбеленилась, раскричалась, прогнала их из дому и в забытье впала.


Очнулась Ума, увидела рядом с собою ведунью и в ноги ей кинулась:

- Прости, мудрая, как же я виновата, сестру сгубила, счастье её украла, да только не пришлось оно мне впору! Душа исстрадалась вся, устала я в черноте жить, избавь от мук, прошу тебя, старица!

Долго готовила знахарка своё чудовское зелье, толкла сушёные травы, капала кровь Умы, добавляла мякоть неведомых плодов, шептала причудливые наговоры.

Потом велела Уме надеть брачный наряд и выпить весь настой до дна.

- Что же будет, тётушка? - едва ворочая непослушным языком, спросила девушка.

- Илана вернётся домой, - прошептала ведунья, и Ума провалилась в холодную бездонную пустоту.


Сёстры стояли на Косматой скале, совсем как в тот далёкий погибельный день. Ума сняла свадебный наряд, протянула Илане:

- Возьми, сестрица, не гож он мне совсем. Душу я свою изувечила, тебя сгубила, а счастья так и не было. Прости, если сил достанет, и возвращайся.

Обняла быстро сестру, ожгла её горячими слезами и без страха шагнула в мутную небыть.


- Ума, Ума, ну-ка слезай, чертёнок! Керо, посмотри, как высоко забралась, а ну как свалится? - Илана оглаживает тяжёлый живот, грозит дочери: вот, мол, я тебе, проказница!

Пока отец снимает с толстой ветки маленькую ловкачку, Илана шепчет: спасибо, сестрёнка! Я по тебе скучаю...