Упартый. Часть 2, гл. 5

Начало см. http://proza.ru/2022/11/26/623
Предыдущая часть см. http://proza.ru/2023/02/12/1904

               Углубившись в воспоминания, Старик не заметил, как прошёл день. Ещё один день, который подарила ему судьба, чтобы перед уходом вспомнить радости и печали.
               Включил настольную лампу, с большим трудом, превозмогая себя, на опухших от долгого сидения ногах приблизился к окну. На улице сгустились сумерки.
               В оконной раме, словно на гравюре, чернели причудливые силуэты деревьев, белели ещё не растаявшие островки снега, в свете уличных фонарей проплывали длинные тени редких прохожих. В просветах бархатных чёрных туч яркими точками полыхали звёзды.
               «Февраль на исходе, – вздохнул Старик. – Обидно не дожить до весны… А может… Ведь не зря мама говорила, что я упартый…»

               В голову пришли строчки:
              «Я буду малiцца да зорак i жалiцца,
               Што гасяць сябе надта часта яны,
               Бо чуў, як якая з неба з iх звалiцца,
               З жыцця хтось сыходзе на вечныя сны…»*

               Усмехнулся: «Буду считать: все падающие этой ночью звёзды – не мои. Пусть ноет сердце, сжимает грудь, главное – успеть закончить начатое. Иначе не тело – душа изболится…»

               Наскоро, из чего-то залежавшегося в холодильнике, сделал бутерброды, заварил крепкий чай. И окунулся в невесёлые девяностые...


               Подписание Беловежского соглашения в первые минуты показалось нелепой авантюрой. Возможно, кто-то и воспарил в эйфории от обретённой независимости, но Петровскому, как и многим в его окружении, пришлось думать о вещах более прозаических.
               К тому времени Бекирыч уже несколько лет как обосновался в Филадельфии. Поговаривали, что жена ушла от него к богатому американцу, а Бекирыч всё, что зарабатывает, тратит на лечение дочери, и вроде наметились положительные сдвиги.
               После событий в Баку Валерка выдохнул:
               – Пошли они все…
               И почти сразу увёз семью в Германию.
               Как ему удалось найти вакансию профессора, Стас не спрашивал: в отличие от физиков-химиков филологи нужны лишь той земле, на которой родились. И то не всегда…

               Кроме академического института и университета, Стас преподавал белорусский в школе, занимался репетиторством. Надёжно платили только за репетиторство: всем вдруг понадобился английский. На хлеб хватало, всё остальное – как сложится…
               Сейчас уже и не понять, откуда брались силы. Особенно изматывала школа. Стас привык к студенческой аудитории, был остроумен и красноречив. Оказалось, чтобы привлечь внимание разбойников-пятиклассников, придумывавших каждый день новые каверзы, надо стать не менее изобретательным, чем они. После уроков хотелось лечь и не просыпаться, хотя с двумя растущими мальчишками, требовавшими внимания и неимоверного количества еды, пусть даже простой картошки, мечтать об этом не приходилось.  Стас засыпал в транспорте, иногда на ходу, зато по ночам работал над сравнительным анализом творчества Янки Купалы и Пушкина. Конечно, он прекрасно понимал, что сейчас эта монография никому, кроме него самого не нужна. Но ему-то было необходимо сохранить в себе тот островок чувств, эмоций, которые давала великая поэзия.
               Как ни странно, монографию опубликовали в российском академическом издательстве, видно, им тоже хотелось иногда вспоминать о поэзии,  даже немного заплатили. Это было время, когда в российские рубли верили больше чем в белорусские «зайчики» с «белочками», и Стас отложил полученные деньги «на чёрный день».

               Близился день рождения Жорика.
               Мальчик унаследовал не только длинные ресницы, большие серые глаза и мягкую улыбку мамы (Стас часто думал, как радовалась бы Алла, глядя на подросшего сына), но и такой же спокойный характер. Он редко жаловался, почти никогда ни о чём не просил. Хотя Стас видел, как загорались глаза Жорика, когда они вместе рассматривали выставленную в витрине ГУМа радиоуправляемую железную дорогу с локомотивом, пассажирскими и грузовыми вагонами, стрелками, разъездами железнодорожных путей, туннелями и мостами. 
               Правду сказать, железная дорога была прекрасна, и десять лет – возраст солидный. Но… Это был тот случай, когда зарплату задержали везде, деньги за репетиторство ушли на продукты, и Стас с горечью думал, что даже пирожное имениннику купить не на что. А чтобы был праздник – хорошо бы купить два…


               Старик набирал текст и улыбался. Иногда, пусть редко, в трудные дни жизни всё-таки происходят чудеса. Старость часто забывает, что случилось вчера, зато события прошедших лет расцветают красками.
               В воспоминаниях даже лужа на тротуаре может превратиться в бушующее море. Хотя всё было буднично. Безлюдный переулок, сентябрьский нудный, мелкий дождь, порывы ветра, ломающего зонтики, лужа, возникшая на асфальте после «ямочного ремонта», сделанного коммунальщиками, и несколько плавающих в луже «лосей».
 
               Не живых, конечно: в то время ни «медведей», ни «зубров» в обиход ещё не выпустили, и «лоси» были самой крупной денежной купюрой в Республике. На железную дорогу всё равно не хватало, тем не менее деньги – весьма приличные.
               Жорик с разбегу прыгнул в лужу, обдав отца брызгами, вытащил размокшие бумажки. Жалобно глянул на Стаса:
               – Но ведь они ничьи?
               Петровский вздохнул. Ужасно не хотелось брать чужое, хоть и отдать – некому. Скрепя сердце, кивнул:
               – Будем считать, они упали с небес в качестве подарка тебе.
               – Ур-р-ра!!!

               Хватило на две коробочки шпрот, колбасу, сыр, Колу и четыре любимых пирожных Жорика «картошка». Жорик настоял, чтобы пирожных было четыре:
               – Пусть и Валька порадуется.
               – Собакам нельзя давать сладкое, испортятся зубы, – возражал Стас.
               Но Жорик был непреклонен:
               – Один раз можно.

               Вальяжная, толстая кассирша с размазанными чёрными кругами от туши вокруг глаз, брезгливо взяла смятые, мокрые деньги:
               – Вы что, их только что из лужи вынули?
               – Да, – радостно кивнул Жорик.
               – Шутник нашёлся, – сквозь зубы прошелестела женщина.

               Праздник решили не откладывать и устроили пир на весь мир.

               Вечером, уже лёжа в постели, Жорик обнял Стаса за шею, шепнул:
               – Как ты думаешь, может, это мама прислала мне подарок?
               – Может быть, – Стас поцеловал коротко стриженную, колючую макушку.
               – А ещё, знаешь, – Жорик помолчал, потом застенчиво продолжил, – я, наверное, уже стал взрослым. Мне больше совсем не хочется железную дорогу.
               И, спустя минуту, добавил:
               – Ну, почти не хочется…

* Янка Купала, "Мая малiтва", 1906г.
"Я буду все ноченьки слёзно молиться,
Чтоб звёзды свои не гасили огни.
Ведь если погаснет звезда, закатится,
То значит закончатся чьи-нибудь дни".
                Анна Дудка.
Спасибо большое за перевод.

Продолжение см. http://proza.ru/2023/02/24/1137