Крепость Нахчеван в Кахетии

Теперь подробнее коснемся смысла и значения топонима Нахчеван в Кахетии, в котором, как это совершенно ясно, отпечаталось самоназвание чеченцев – нахче. Еще Страбон отмечал, что горцы Грузии, являвшиеся этническими нахчийцами [1, сс. 55-56, примеч. 66], были родственны скифам и сарматам и в случае необходимости могли выставить многотысячную армию, в которую вовлекали и своих родичей, занимавших равнины Предкавказья. Античный географ так пишет о нахчийском населении северных горных областей Грузии:

«На Иберийской равнине обитает население, более склонное к земледелию и миру, которое одевается на армянский и мидийский лад; горную страну, напротив, занимают простолюдины и воины, живущие по обычаям скифов и сарматов, соседями и родственниками которых они являются; однако они занимаются также и земледелием. В случае каких-нибудь тревожных обстоятельств они выставляют много десятков тысяч воинов как из своей среды, так и из числа скифов и сарматов» (Strabo, XI, III, 3).

В контексте проживания в древней и средневековой Кахетии нахчийцев, ученые уже давно отмечают «яркий некартвельский характер старой топонимики Кахетии» [2, с. 158]. В эпоху Средневековья кахи, чье название легло в основу обозначения Кахетии, не являлись картвелами и назывались в ряду других народов, входивших в состав Грузии. Грузинский историк и филолог П.И. Ингороква пишет: «В XII-XIII веках, когда в пределах Грузии объединился весь Кавказ (когда к ней были присоединены кавказские пограничные берега Анатолии и Ирана), полная титулатура царей грузинского государства была следующая: "Царь Абхазов и Картвелов, Ранов и Кахов, Армян, Ширванша, Шахинша, всего Востока и Запада"» [3, с. 140]. Как мы видим, кахи в титулатуре грузинских царей не отнесены к собственно картвелам, а поставлены в перечень других иноязычных народов (абхазцев, албанцев//ранов, жителей Шарвана//Ширвана, армян и т.д.).

Известно также, что и в более поздних исторических источниках жители Кахетии в этническом отношении отделяются от собственно грузин (картвелов). Так, в одной из своих грамот грузинский царь Александр I Великий (XV век) называет себя властителем «абхазцев, грузин, карабагцев и кахетинцев» [4, с. 5]. То есть, мы видим, что в XV столетии кахетинцы в отношении картвелов (грузин) являлись таким же чужеродным этносом, как абхазцы и жители Карабаха (Арцаха). Однако через три столетия, в первой половине XVIII века, грузинский историк и географ Вахушти Багратиони констатирует, что кахетинцы уже ассимилированы картвелами. Он пишет, что кахетинцы «одеты по-грузински, язык и вера у них грузинские и сами составляют паству грузинского католикоса» [5, с. 102]. Тем не менее, тот же Вахушти далее отмечает, что кахетинцы сохраняют память о своем былом родстве с нахчийцами: «кахетинцы считают своими дзурдзуков, глигвов и кистин, а они не ведают об этом с того времени, как отпали» [5, с. 110].

Еще в 1834 году этнограф и историк О.С. Евецкий с полной убежденностью причислял кахетинских хевсур к «горцам кистинского (т.е. чеченского. – Авт.) племени» [6, гл. VI, § 24, с. 28]. Правда, чуть ниже Евецкий добавил, что при этом хевсурский язык смешался с грузинским и осетинским [6, гл. VI, § 28, с. 30]. Тем не менее, по свидетельству исследователя В.П. Пожидаева, незадолго до его времени (20-е годы XX века) у хевсур три общества из пяти (шатильцы, пирикетельцы и архотовцы) были двуязычными и одинаково хорошо владели как грузинским, так и чеченским языками [7, с. 20].

Если В.П. Пожидаев относил чеченоязычие большей части хевсур к неопределенным хронологически «недавним» временам, то грузинский этнограф князь Р.Д. Эристов (Эристави), сам уроженец Кахетии, в 1855 году засвидетельствовал это состояние как современное ему явление. Он писал: «Тушинские два общества: Цовское и Пирикительское, и Хевсурские: Архотиони, Шатилиони и Пирикительское, кроме грузинского, говорят еще кистинским (чеченским) наречием. Остальные Хевсуры и Пшавцы говорят таким древним грузинским языком, что едва ли половина нынешних жителей долин Грузии поймет их» [8, с. 83].

Неудивительно, что хевсуры владели именно чеченским языком, поскольку эта горногрузинская этнографическая группа с северо-востока граничит с Чечней [9, с. 5], а в ранние времена, бесспорно, являлась частью нахчийского этноса.
О живущих в Кахетии тушинах П.К. Услар писал: «Самих себя чеченцы называют нахче. Правда, что тушины принадлежат также к племени нахче, что доказывается грамматическим строением их языка, но они, подчинившись грузинскому влиянию, совершенно переродились и утратили чеченский характер» [10, с. 312]. Кавказовед, академик А.Г. Шанидзе указывал, что грузиноязычные тушины изначально, как и цова-тушины, говорили на нахчийском языке, и лишь с течением времени перешли на грузинский. Он писал, что «и предки грузиноязычных тушин говорили на цова-тушинском, а затем постепенно перешли на грузинский» [11, c. 109].

То же самое, только в узком смысле относительно причисляемых ныне к грузинскому (картвельскому) этносу перекительских тушин пишет и профессор Ю.Д. Дешериев:
«В Горной Тушетии (в Грузии) на границе с Чечено-Ингушетией есть село Парсма, в котором жили в 1948 году грузины – перекительские тушины. Среди них встречались старики, хорошо знавшие чеченский язык. Их жилища во многом напоминали жилища чеченцев горных районов. Среди них широко были распространены чеченские песни, танцы, некоторые обычаи. Топонимы этой местности также связаны с названиями некоторых чеченских тайп (родов): например, названия двух сел (среди развалин которых сохранились такие же крепости и боевые башни, которые мы находим в горных районах Чечено-Ингушетии) почти совпадают с названиями двух чеченских тайп (родов) – цIонтрой и чIинхой» [12, с. 126].

Подобные явления в горной Кахетии заставили Ю.Д. Дешериева поставить вопрос о том, «не утрачена ли группа языков, которая занимала по отношению к вейнахской группе такое же место, какое занимает абхазо-абазинская группа по отношению к адыгской группе?» [12, с. 122].

Отметим, что выявленное Ю.Д. Дешериевым былое распространение чеченского языка в Тушетии засвидетельствовано исследователями еще в первой половине XIX века. В частности, Д. Зубарев писал: «Тушины, Пшавы и Хевсуры говорят испорченным Грузинским языком, с примесью слов Кистинских. Тушины Пирикительского и Цовского обществ говорят и по Кистински, ибо они происходят от Кистин» [13, с. 531].
Историк Т.А. Очиаури отмечала: «Когда горные районы Восточной Грузии усеяны нахскими топонимами, и эти топонимы нельзя приписать грузинам, уже сам напрашивается вопрос о том, не проживало ли здесь некогда население нахского происхождения. Собранный автором материал и научный его анализ свидетельствуют о том, что на территории горных областей Восточной Грузии /или на ее части/ в определенный отрезок времени жили нахи и оставили там свои топонимы». И далее: «В предыдущем разделе диссертационной работы выяснено, что древние обитатели Шатильского ущелья (анаторелни) были по происхождению кистинами (т.е. чеченцами. – Авт.). Как Шатильское, так и Мигма-хевское ущелья само местное население считает принадлежавшими некогда кистинам, а впоследствии насильственно захваченными жителями южной Хевсурети» [14, с. 43].

Речь, по всей видимости, должна идти не о «захвате» одной части нахчийской Хевсуретии (северной) другой частью (южной), а о процессе постепенной языковой ассимиляции нахчийцев-хевсур грузинами (картвелами), который продвигался по направлению с юга на север. Исследования Т.А. Очиаури хорошо согласуются с известным высказыванием академика Н.Я. Марра о тушинах, хевсурах и пшавах. Говоря о некотором влиянии грузинского языка на чеченский и ингушский, Н.Я. Марр писал:
«Я уже не говорю о влиянии грузинского на тушинский язык, также представляющий собой чеченский. Тушинский сильно разрушен влиянием грузинского языка; лексически он, если можно так выразиться, задушен: не менее двух третей его слов – грузинские; одна половина тушинского народа (имеются в виду цова-тушины, бацбийцы. – Авт.) двуязычна, говорит на родном тушинском и на усвоенном грузинском, другая половина совершенно утратила родную тушинскую речь, говорит на особом тушинском говоре грузинского языка. Не скрою, что и грузинские горцы, в числе их хевсуры и пшавы, мне сейчас представляются такими же грузинизированными племенами чеченского народа» [15, с. 1408].

Как мы видим, академик Н.Я Марр, родившийся в Грузии и прекрасно владевший грузинским языком, отмечал, что в его время не только цова-тушины говорили на чеченском (нахчийском) языке, но и остальные тушины все еще на одну треть сохраняли в своем сильно грузинизированном языке нахчийские элементы. Вдобавок к этому, хевсуры и пшавы также представлялись Н.Я. Марру «грузинизированными племенами чеченского народа».

Этими высказываниями, конечно, не исчерпывается перечень свидетельств относительно нахчийского этнического облика древнего населения Кахетии. Вот что, к примеру, пишет армянский ученый А.Г. Мкртумян: «В горных областях Восточной Грузии (южные отроги Центральной части Большого Кавказского хребта), а также в исторической области древней Грузии – Кахети, границы которой на севере доходили до Главного Кавказского хребта, наряду с картвельскими (грузинскими) племенами жили  многочисленные горские племена, которых следует относить к особой нахской, или вейнахской (чечено-ингушской), языковой группе иберийско-кавказских языков (нахская группа включает языки чеченский, ингушский и бацбийский). Поэтому естественно, что здесь, на стыке двух историко-культурных миров, взаимовлияние различных этнических образований Кавказа было особенно велико» [16, с. 166].

Наряду с хевсурами и пшавами, которых, как отмечалось выше, акад. Н.Я. Марр относил к «грузинизированным племенам чеченского народа», грузинский ученый М.К. Гараканидзе (как после него и академик А.Г. Шанидзе) считал, что и тушины – это огрузинившиеся нахчийцы, принявшие христианство [17, с. 149, примеч. 6]. Поскольку христианство пришло в нахчийские районы древней Кахетии от грузин, то грузинский язык, ставший языком богослужения и книжного просвещения, постепенно стал доминировать в этих районах и привел к ассимиляции подавляющего большинства местного нахчийского населения – за исключением небольшой этнографической группы цова-тушин (бацбийцев), которые все еще сохраняют свой нахчийский язык.   
Востоковед А.Н. Генко также считал, что древнейшим очагом расселения чечено-ингушских этнических сообществ была Тушетия, впоследствии огрузинившаяся [18, с. 732]. Более того, А.Н. Генко пишет, что «весь район Военно-грузинской дороги входил в сферу древнейшего расселения чеченских (ингушских) племен, ныне разделяющих свое пребывание здесь с осетинами и грузинами-мохевцами» [18, с. 703].

Не только собственно Кахетия, но и вся горная полоса северной Грузии (Мтиулети) была в древности населена нахчийскими народами и племенами. Известный кавказовед В.П. Кобычев отметил это обстоятельство следующими словами:

«Для нас важнее подчеркнуть, в частности, то обстоятельство, что на территории почти всей горной полосы Кавказа, в пределах Северной и Южной Осетии и ряда северо-восточных районов горной Грузии, мы обнаруживаем множество топонимических названий, тождественных географической номенклатуре современной Чечено-Ингушетии и объясняемых на материале нахских языков» [19, с. 23].

Грузинский историк В.Г. Цулая в одной из своих работ также отмечает, что горная часть Грузии – Мтиулети (букв. «горная страна») в средневековье была занята нахчийскими племенами: «Мтиулети – область, расположенная на южных отрогах Главного Кавказского хребта. Этот регион, не входивший в этнографическую Картли, был населен родственными вайнахам племенами, находившимися под культурным влиянием и в политическом союзе с картлийцами» [20, с. 208, примеч. 57].

Факт давнего проживания кистинцев (наряду с дзурдзуками и глигви) в Кахетии подтверждается грузинскими источниками XVII века. Так, в сочинении «Арчилиани», написанном в 1681 году, содержится свидетельство царя Теймураза I: «Мы отправились на охоту, были в Шуамте, на Гомбори, в Тианетии, Эрцо. Местности эти были полны дичью, зайцами, перепелами, а Иора – форелью. Встречали нас дидойцы, тушины, пшавы, хевсуры, кистины, глигви и дзурдзуки и приносили в подарок чохи, бурки, черных баранов; выходили навстречу и здешние женщины, имеющие тонкие талии, белые лица и черные волосы» [5, сс. 123-124, примеч. 297]. Глигви – это ингуши (галгаи), дзурдзуки – общее наименование чеченцев и ингушей в грузинской, армянской и арабской традиции; таким же обобщенным названием чеченцев и ингушей в устах грузин является и этноним кистины. Приведенный отрывок показывает, что чеченские и ингушские сообщества не являются позднейшими переселенцами в Кахетию с Северного Кавказа, а представляют собой древнее коренное население этого региона, хотя, конечно, происходили и более поздние миграции из Чечни в Кахетию, что засвидетельствовано историческими источниками XIX века.

Древнее и средневековое проживание нахчийских этнических сообществ в Закавказье не ограничивалось Кахетией. Предки чеченцев (нахчийцы) жили также и в современной Южной Осетии (Двалетии). Еще В.И. Абаев отмечал: «Топонимика в низменных районах (Юго-Осетии. – Авт.) имеет грузинский облик. В высокогорных районах она необъяснима ни из грузинского, ни из осетинского и является, по-видимому, наследием какого-то доисторического населения [21, с. 494].

Грузинский историк В.Н. Гамрекели уточнил, что за народ населял Юго-Осетию – и не в «доисторические времена», а сравнительно недавно, еще 500-600 лет назад. После скрупулезных исследований ученый приходит к выводу, что «двалы, будучи сначала обособленным иберо-кавказским племенем, ближе всего стояли к группе вайнахских племен, причем под вайнахскими племенами следует разуметь не современный чечено-ингушский народ, а те этнические единицы, из которых позже сложилась вайнахская народность» [22, с. 145].

Осетинский ученый Б.В. Техов также подтверждает, что древним и средневековым населением Южной Осетии были нахчийские этнические сообщества. Он пишет: «Интересно отметить, что две главные реки на территории Южной Осетии – Большая и Малая Лиахви – носят название, объясняемое из вайнахских языков. Этот гидроним в более чистой форме сохранился в осетинском языке, где он передается Леуахи (Стыр Леуахи и Чысыл Леуахи). "Леуа" по-вайнахски – снег, ледник, а "хи" – вода. Действительно, эти реки берут свое начало в вечных снегах, расположенных в высокогорных районах Южной Осетии. Этот гидроним и некоторые другие топонимы свидетельствуют о пребывании на данной территории вайнахских племен» [23, с. 193].

Конечно, этногенез юго-осетин отражает происхождение всего осетинского народа со всеми его диалектными и региональными подразделениями. В этой связи укажем, что мнение Б.В. Техова о нахчийском субстрате этногенеза южных осетин согласуется с изысканиями языковеда В.И. Абаева, которые привели его к выводу, что не только южные, но и северные осетины сложились как народ на нахчийской этнической основе:
«Языковые факты… свидетельствуют о тесных культурно-языковых связях между осетинами и вейнахскими племенами. Ряд лексических схождений ведет от чеченского прямо к осетинскому, минуя ингушский. Мало того, некоторые из этих схождений связывают чеченский с западным, дигорским диалектом осетинского языка, минуя иронский. Эти схождения отражают более древнюю картину расселения племен, не засвидетельствованную историей. Все вместе указывает на большую древность и глубину осетино-вейнахских связей» [24, с. 89].

Что касается другого диалектного подразделения осетинского народа – дигорцев, то кавказовед В.Б. Виноградов в свое время предложил гипотезу о нахчийском характере названия этого субэтноса. Он писал: «Относительно этнонима "дигор", для которого я безусловно признаю кавказское происхождение, можно, опираясь на сумму историко-лингвистических данных, предложить иную, едва ли менее убедительную, чем адыгская, версию этимологии. Суффикс -р-, образующий форму "диг-о-р", по справедливому мнению В.И. Абаева, есть показатель множественности, присущий языкам Кавказа, в том числе сванскому и ряду дагестанских. Как показали недавние исследования И.А. Арсаханова, он присущ и нахским языкам (чеченскому, бацбийскому). В этом случае становится возможным предложить нахскую расшифровку этнонима "дигор". Диг (дикI) в нахских языках означает "топор". Это односложное слово и своей семантикой, и морфологическими признаками относится к древнейшему слою языка. Стоит задуматься над тем, что этническое имя "дигор" и название территории "Дигория", имея протовайнахское происхождение, сродни тем топо- и этнонимам, что часто возникали на Кавказе, базируясь на производственном признаке или какой-либо иной характерной черте местной культуры (ср: зирехгеран – кольчужники в Дагестане, пхьарчой – стрелки-лучники, чермой – кадушечники, кхийра – керамисты, ачара – железники и т.д. в Чечено-Ингушетии). Это лишь гипотеза. Но она подкрепляется хорошо известным археологам обилием всевозможных каменных и бронзовых топоров, которые даже на фоне их всеобщей распространенности на Кавказе, в Дигории и смежных с ней районах являют совершенно особую массовость и вычурность форм в конце бронзового века» [25, с. 306].

Подытожить эти сведения можно мнением, высказанным грузинским историком и лингвистом Ф.Г. Утургаидзе относительно того, что диалекты грузинского языка Восточной Грузии (в том числе и Кахетии) сложились на древнем нахском (чечено-ингушско-бацбийском) субстрате [26, с. 125, примеч. 4].
В свете приведенных данных наличие в средневековой Кахетии крепости Нахчеван, название которой образовалось от этнонима нахче, представляется вполне закономерным. Подобная же закономерность, очевидно, отражена и в бытовании остальных четырех городов с названием Нахчеван на территории древнего Закавказья и Передней Азии.

Добавим к этому, что название Нахче-ван по своей структуре и семантике – топоним того же типа, что и Нахча-мат (+еанк) из «Ашхарацуйца». И если присутствие этнонима нахче в топониме Нахчамат (+еанк) не вызывает у нас ни малейших сомнений, то сомнений не должно быть и относительно присутствия этнонима нахче в топониме Нахчеван. Тем более, что по звучанию и оформлению название Нахчеван, судя по множеству данных, также составлено на этнической основе. «Топонимы, – отмечает профессор, доктор географических наук Э.М. Мурзаев, – нередко берут свое начало от этнонимов (имен народов, племен, родов)… Анализируя такие географические названия, исследователь неизбежно входит в сферы этнической истории и этнографии. Этнонимы часто переходят в топонимы тех населенных мест, которые заселялись или были основаны определенным народом, иногда этнографически отличающимся от окружающих жителей» [27, с. 37].

В этой связи можно сослаться на известного востоковеда В.Ф. Минорского, который, разбирая название Ширван, писал: «Конечный элемент – ван, очевидно, иранского происхождения, означает "место" (ср. армян. – аван). В особенности это подтверждается наличием на ширванской реке Ах-Су двух деревень Гурджи-ван и Курди-ван, несомненно указывающих на существование здесь старых поселений грузин и курдов, из которых последние могли быть остатком от времени ганджинских Шаддадидов. Здесь уместно также напомнить название города Нахичевань» [28, с. 33-34]. Как мы видим, В.Ф. Минорский включает Нахчеван (Нахичевань) в один блок с населенными пунктами, чьи названия возникли на этнической основе. Иначе говоря, он считал, что слово нахче в названии Нахче-ван (Нахиче-вань) – такое же этническое имя, как гурджи (грузины) и курди (курды), давшие свои названия населенным пунктам Гурджи-ван и Курди-ван.

Завершить эту главу нам бы хотелось очень яркой и точной зарисовкой, сделанной архитектором Николаем Сабуровым, одним из участников похода из Чечни в Грузию, состоявшегося в 1939 году. Отмечая единство исторической архитектуры, обычаев и быта народов горной Кахетии и Чечни, Николай Сабуров допускает лишь одну неточность: он считает огрузинившихся тушин «природными» грузинами, но в остальном он верно передал ту бросающуюся в глаза этнографическую и историческую идентичность, которая объединяет оба региона – Чечню и горную Кахетию:

«Какой народ жил здесь раньше, кто построил все эти башни и замки?

Одно мне кажется ясным: здесь и по ту, северную сторону хребта жил один и тот же народ. Граница не походила тогда вдоль этой цепи снежных гор, среди которых царит священная гора Чечни – красавица Дококорт; они лежала где-то много южнее.
Здесь – и на южных, и на западных, и на северных отрогах Дококорт – Тебулос, в древнейшие времена обитал один, суровый и смелый народ, настоящие горные орлы, обладавшие воинственным нравом, сумевшие построить все эти грозные замки, крепости, башни...

Фарскалой – Чечни, Муцо – Хевсурии, Эго – Тушетии, – эти неприступные города-крепости, стоящие на отрогах самой неприступной из крепостей, снежной твердыни – Дококорт, эти поселения, ныне покинутые и прозванные "мертвыми" – разве не несомненно, что они принадлежали когда-то одному народу?

Целые кварталы могильников и похожие на них, покрытые ступенчатыми кровлями храмы Чечни и Ингушетии, Хевсурии и Тушетии – разве не находились они когда-то в одной единой стране?

Разве не одни и те же строители воздвигли те стройные и странные пирамидальные башни, пара которых маячит передо мною и сейчас, посередине древнего Дартло; башни, которые видели мы и здесь, в верховьях – Пирикительской Алазани, и по ту сторону хребта – в Чечне, и в прошлом году – в Ингушетии?

Нет! Не пролегала здесь раньше граница, и народы, населяющие ныне эту страну, у подножия Дококорт – Тубулос – пришли сюда недавно.

Тот народ, который населял эти тесные ущелья раньше, кто построил башни и замки, чьи предки и доныне покоятся в наземных могильниках – "кэшах".

Народ отважный и воинственный, рослый и белокурый, мне думается, что этот народ был родоначальником современных чеченцев.

Почему?

Да потому, что именно ингуши и чеченцы славились до последнего исторического времени, как лучшие строители башен. Потому, что на их теперешней территории сохранилось наибольшее количество и наилучшие образцы этих сооружений.

Потому, что именно этот народ, храня старинные легенды своих предков, до сих пор суеверно чтит свою "священную" гору, красавицу Дококорт, вокруг которой он когда-то селился.

Потому, что именно у них сохранились предания о их древнейших поселениях, о ущельях Хильдехарой и Маэстэ, о городе Фарскалое и прочих. И недаром, хевсурский город Муцо чеченцы называют своим именем "Маски", ведь Маски были когда-то их городищем.

Потому что именно среди них, особенно в южной высокогорной части Чечни сохранился высокий, светлоглазый и белокурый тип населения, тип, который мы встретили и в верхней, граничащей с Чечней части Хевсуретии (рыжеусый красавец из Шатиля), и здесь, в Тушетии видели белокурого мальчика, которого смуглые тушинские ребятишки дразнили "кистином".

Потому что трудолюбивый, но поразительно мирный грузинский народ издавна имеет свою, нимало не похожую на все своеобразные сооружения, культуру. Свое, еще более древнее и совершенно отличное строительное искусство.

Нет – хочется мне сказать воплощенной каменной загадке, древнему Дартло, – не грузинский народ – тушины, которые населяют тебя ныне, построили твои башни, твой замок, не их предки покоятся в маленьких молельнях на горе, не их мудрые старцы заседали когда-то в каменном кругу совета Старейшин...

Тебя построил народ белокурых богатырей, боготворивших камни и горы, потомки которого обитают ныне на северной стороне хребта, в Чечне и Ингушетии.

Потому-то и не знают тушины преданий о Парсме и Дартло, не знают, иногда, даже истории собственного дома, не помнят, кто жил раньше в покинутых замках...
Но Дартло молчит, не отвечает – верна ли разгадка.

Амбразуры и бойницы его зданий все так же хмуро глядят в теснину ущелья.
Если бы у нас было больше времени, больше возможностей, мы бы и сами могли приподнять завесу над этой тайной» [29].
________________________________

1. Мровели Леонти. Жизнь картлийских царей. Извлечение сведений об абхазах, народах Северного Кавказа и Дагестана. (Перевод с древнегрузинского, предисловие и комментарии Г.В. Цулая). М., «Наука», 1979 г., 102 С.
2. Климов Г.А. Об ареальной конфигурации протоиндоевропейского в свете данных картвельских языков.//ВДИ, 1986 г., № 3, 150-159 С.
3. Ингороква П.И. Георгий Мерчуле – грузинский писатель X века. Тбилиси, 1954 г. (на груз. яз.)
4. Акты Кавказской Археографической Комиссии (АКАК), т. I, Тифлис, Типография Главного Управления Наместника Кавказского, 1866 г., 816 С.
5. Вахушти Багратиони. География Грузии. (Введение, перевод и примечания М.Г. Джанашвили). Тифлис, типография К.П. Козловского, 1904 г., 241 С.
6. Евецкий О.С. Статистическое описание Закавказского края. СПб, Типография Штаба Отдельного Корпуса Внутренней Стражи, 1834 г., 329 С.
7. Пожидаев В.П. Горцы Северного Кавказа. Ингуши, чеченцы, хевсуры, осетины и кабардинцы. М.-Л., Государственное издательство, 1926 г., 110 С.
8. Эристов Р.Д. О тушино-пшаво-хевсурском округе.//Записки Кавказского отдела Императорского русского исторического общества, Кн. III. 1855 г., 109 С.
9. Камараули А.Я. Хевсурия (Очерки). Изд-во Культ. Об-ва Горцев Грузии, Тифлис, 1929 г., 176 С.
10. Услар П.К. Древнейшие сказания о Кавказе.//Сборник сведений о кавказских горцах. Вып. X. Тифлис, типография Меликова, 1881 г., 581 С.
11. Шанидзе А.Г. Тушины.//«Мнатоби». 1972 г., № 2. (на груз. языке); цит. по: Топчишвили Р. Кавказоведческие исследования. Тбилиси, изд-во «Универсал», 2011 г., стр. 246.
12. Дешериев Ю.Д. Сравнительно-историческая грамматика нахских языков и проблемы происхождения и исторического развития горских кавказских народов. Грозный, Чечено-Ингушское книжное изд-во, 1963 г. 555 С.
13. Зубарев Д. Поездка в Кахетию, Тушетию, Пшавию, Хевсурию и Джаро-Белоканскую область.//Русский вестник, Том 2. 1841 г., 559 С.
14. Очиаури Т.А. Опыт изучения этнической истории горцев Восточной Грузии по мифологическим сказаниям. (Автореферат диссертации на соискание ученой степени доктора исторических наук). Тбилиси, 1969 г.
15. Марр Н.Я. К истории передвижения яфетических народов с юга на север Кавказа. Известия Импер. АН. VI, № 15. Петроград, 1916 г.
16. Мкртумян А.Г. Этнический состав населения Центрального Кавказа в IX – X вв.//Историко-филологический журнал (на арм. яз.), 1976 г., № 4, 165-174 С.
17. Гараканидзе М.К. Грузинское деревянное зодчество. Тбилиси, гос. изд-во «Искусство»; гос. изд-во «Сабчота Сакартвело», 1959 г., 236 С.
18. Генко А.Н. Из культурного прошлого ингушей.//Записки Коллегии востоковедов при Азиатском музее АН СССР, т. V. Л., 1930 г.
19. Кобычев В.П. Историческая интерпретация этногенетических преданий ингушей.//Вопросы историко-культурных связей на Северном Кавказе. Орджоникидзе, Госкомиздат СОАССР, 1985 г., 20-33 С.
20. Цулая Г.В. Грузинский «Хронограф» XIV в. о народах Кавказа. М., «Наука», 1980 г., 207 С.
21. Абаев В.И. Осетинский язык и фольклор. Т. I. М.-Л., изд-во АН СССР, 1949 г., 608 С.
22. Гамрекели В.Н. Двалы и Двалетия в I – XV вв. н.э. Тбилиси, изд-во АН Грузинской ССР, 1961 г. 149 С.
23. Техов Б.В. Центральный Кавказ в XVI – X вв. до н.э. М., «Наука», 1977 г., 239 С.
24. Абаев В.И. Осетино-вейнахские лексические параллели.//Известия ЧИНИИИЯЛ. Т. I, выпуск второй. Языкознание. Грозный, Чеч.-Инг. кн. изд-во, 1959 г. 89-119 С.
25. Виноградов В.Б. Центральный и Северо-Восточный Кавказ в скифское время (VII-IV века до н.э.). Вопросы политической истории, эволюции культур и этногенеза. Грозный, Чеч.-Инг. кн. изд-во, 1972 г., 389 С.
26. Волкова Н.Г. Этнонимы и племенные названия Северного Кавказа. М., «Наука», 1973 г., 207 С.
27. Мурзаев Э.М. География в названиях. М., «Наука», 1982 г., 176 С.
28. Минорский В.Ф. История Ширвана и Дербенда X-XI веков. М., изд-во Восточной литературы, 1963 г., 266 С.
29. Дневник похода 1939 года по Чечне и Тушетии https://memuarist.com/en/events/77219.htm

**********************
(На фото остатки крепости Нахчеван в Кахетии)