Корней Чайка и Степан Столяров

..                ОГЛАВЛЕНИЕ
         
(Первая) ---Бурицкое, Вышково, Заскорье, Духановка.
 
--- НЭП -1921-28 год, сменил продразверстку на продналог, а рубль стал КОНВЕКТИРУЕМОЙ валютой, позволил быстро восстановить нархозяйство разрушенное ПМВ, привлечь иностранный капитал (концессии).

---Провести денежреформу.

---Переселенческий метрический пункт действовавший Приморском Крае 1914 год.

--- Ялуторовский госархив страхования. Сосланный Тюменский архив, докум-ты Первой Мировой.

-- Технология поиска воевавшего в ПМВ. (Голод в 1933 годах. Торгсин и дед Степан.)

-- Картотека воинов Первой Мировой Войны. (Строители мостов и вывоз дубов на сваи.)

-- Гражданская война переплелась с иностр-й интервенцией. В 1918 году Германские вой

-- Индустриализация после НЭП.

--- Великая ОтечественнАя война.

--- Восстановление нархоза, животноводства, Пинск.
--- Едем на Целину.


.                **********
         

               ДЕД КОРНЕЙ ЧАЙКА
.  Мой дедушка ЧАЙКА Корней Яковлевич, родился примерно в 1885 году, в сельце Заскорье, Речицкого района, Гомельской области, в семье местного крестьянина среднего достатка.
   Свои детские и юношеские годы, он провёл в сельской местности, занимался привычными для крестьянина деревенскими делами, а если куда и отлучался из села, так это на поиски заработка в соседней России и Украине.
   Три небольшие деревушки Бурицкое, Вышково и Заскорье, располагались в километре друг от друга в зоне Белорусского Полесья. Песчаные, не шибко плодородные земли с обширными болотами, да хвойные и лиственные леса-дубравы, простирались на сотни километров.
   Очевидно, нрава он был довольно строптивого. Потому что, когда надумал жениться на понравившейся девушке, то его мнение по выбранной в жёны кандидатуре, вовсе не совпало с мнением родителей.
.   Почему-то родители посчитали, что быть достойной женой для их любимого сына, будущего наследника родительского состояния среднего достатка, она ну никак не могла. А тогда достаток определялся в основном по наличию в семье, кроме прочей скотины и птицы, ещё и главного для любого крестьянина тягла --- т.е. лошади, которую наш прадед Яков к счастью семьи --- получается имел в наличии.
.   А коль так, то сыну в наказание за строптивость, они с бабушкой, вовсе ничего не выделили из причитающегося и положенного по праву наследства.
   Корней не стал поднимать особого шума, по столь щепетильному вопросу, а просто отделился от своих пожилых родителей и стал создавать свою молодую семью, так сказать с нуля, наживать в маленьком домике на краю деревни, уже своё личное добро.
.  По поводу материального вопроса, в тогдашние доеволюционные времена, у него не слишком-то удачно получалось, зато на детишек прямо повалил настоящий урожайный фарт.
   Уже через пятнадцать лет, в этой его избёнке  копошились, а по двору шумной «оравой» бегали --- семеро крикливых потомков, норовивших что-нибудь перевернуть вверх дном и постоянно просивших покушать, а восьмая девочка недавно только народилась.
.  Первенца назвали Иваном, потом вереницей пошли --- Костя, Аксинья, Андрей, Михаил (9.09-1914---23.07-96г.), Павел(1918---1944г), погодки Мария и Валентина от первой жены, преждевременно ушедшей из жизни примерно в 1927 году, после рождения дочери.

.   Пятым от рождения ребёнком в семье деда был Михаил, это мой будущий отец. На свет божий он появился в сентябре 1914 года, когда уже во всю ивановскую полыхала первая Мировая война и сразу половину мужиков забрали из этих сёл в действующую армию по объявленной царём батюшкой мобилизации.
   Корнея эта мобилизация обошла стороной, как многодетного родителя, однако всяких забот и проблем заметно добавила.
.  Но, второго моего по маме деда --- Степана Столярова, она буквально с самых первых дней всосала в себя. Три года крутила и вертела мужиком, аж до самой революции,
.  Знобила и гноила в сырых окопах, бросала в штыковые и рукопашные атаки, наградила тяжёлым для здоровья ранением и даже довела до плена. Всё же бог к нему, в конце концов смилостивился, оставил в живых и даже отпустил домой к семье, благодаря чему в 1918 году подарил Степану дочку Александру, а мне мою будущую маму!
.  Первая Мировая война, самый кровопролитный широкомасштабный мировой вооружённый конфликт в истории человечества.
.   Иностранная интервенция 1918 года с оккупацией немцами Украины, Крыма и части Северного Кавказа, захватом Румынией Бесарабии, высадкой англичан в Мурманске, японцев во Владивостоке. Захват пленными чехами Поволжья и Сибири с переходом их на сторону Колчака, восстания белоказаков на Дону и Кубани.
.   В мае 1920 года польские войска вторглись на Украину и Белоруссию, но Красная армия под командованием М.Блюхера разгромила польскую группировку и начала наступление на Варшаву, однако оно захлебнулось. Был подписан мирный договор и Польша получила земли Западной Белоруссии и Зап. Украины.
.   В это же время в Крыму разгромили Врангеля и на этом гражданская война закончилась.
.   …Гражданская война была страшной трагедией для России. Поборами и налогами, а зачастую и открытыми грабежами среди бела дня, крестьян просто разорили до предела.
.  Они вынуждены были сниматься с насиженных мест и идти в город в поисках работы на пропитание своё и детей.
.  Материальный ущерб составил более 50 миллиардов рублей золотом. Промышленное производство сократилось в 7 раз. В боях, от голода, болезней и террора погибли 8 млн. человек, а 2 млн. вынуждены были эммигрировать в дальнее и ближнее зарубежье.
.   Во всех этих войнах Корней участия никакого не принимала. Его, как отца многодетной семьи, ни одна власть не трогала и в свою борьбу не вовлекала.
.  Прадед же наш Яков, был в преклонном возрасте, он тоже держал нейтралитет, ни в коммуну, ни в колхоз вступать не собирался.
.   Он имел свою лошадку, не большой пай земли и занимался своим единоличным хозяйством. Когда же ему в силу преклонного возраста, стало совсем тяжело физически справляться на усадьбе и в поле, то предложил своему подросшему уже внуку Михаилу (моему будущему отцу), перебраться к нему жить и быть помощником на правах сына и конечно же, будущего наследника.
.  Корней не перечил этому, ведь на одного лишнего едока семья уменьшилась. Однако, он и сам лишался малолетнего помощника в семье, который уже способен был пасти домашнюю скотину, избавляя отца тратиться на оплату местному пастуху за пастьбу в стаде коровы с телёнком.
.  Ушлый пастух сообразил, что за небольшую приплату, ему такой шустрый подпасок очень даже пригодится.
.  Так что, десятилетний Михаил впервые принёс в дом свой трудовой приработок, хоть и не деньгами так продуктами, которыми сельчане по бартеру рассчитывались с пастухом.
.   На другое лето, пастух уже сам попросил у Корнея его сына в подпаски, тут сразу же договорились и о твёрдой оплате.
.  Мой отец Михаил, вспоминая через многие годы своё полуголодное детство, в рассказах подробно описывал эти события с ностальгической грустью, но одновременно и с некой гордостью даже. Ибо считал, что полезным делом он тогда занимался, помогая родителю прокормить семью, да ещё и постиг первые азы грамоты при умевшем читать пастухе. А произошло это так.
.   Первоначально пастух прямо загонял своего подпаска разными поручениями, типа сбегай отставшую от стада пеструху разверни, надери лыко с дерева на новые постолы, сходи в село возьми у отца и принеси свежего табачку на цигарку и т.д.
.  Но, постепенно они сдружились между собой, нашли как бы общий язык и расторопный подпасок ему даже понравился, вот лишний раз придирки и прекратились.
.  Пастух научил мальчишку многим тонкостям извлечения пользы от природы их окружающей. Наглядно он ему продемонстрировал народные  приметы на телочках, как можно определить внешним осмотром по «холке» --- на премет качественных перспектив после отёла, хороших удоев и даже жирности выдаваемого ею молока. Лечения животных при вздутии, обработке ран полученных от ударов других коров , способов излечения очагов лишая, появлявшегося на шкуре животных и ещё много чего другого.
.   Михаил прошёл, можно сказать, первоначальный курс обучения начинающего практиковать ветеринара!
.  Кроме этого добродушный дядька ему показал, как с обыкновенной свежесрезанной ветки лозы (ракиты) за полчаса сплести болото - ступы для ног и правильно передвигаться на них по болотной трясине , соорудить вершу и снасть «топтуху» для ловли в болоте к ужину вьюнов и рыбы.
.   Смастерить пастуший рожок и исполнять на нем весёлые мелодии. С гибкой ветки выкрутить пористую сердцевину под шомпольное воздушное ружьё, из прочной нитки дратвы, натянуть тетиву и собрать настоящий лук и стрелы к нему, правильно рассчитать траекторию полёта брошенного в цель камня и многое другое
-3-
.   Но, главное и очень важное мероприятие он придумал, так это изучать грамоту по газетным и даже
журнальным окуркам от цигарок, где попало выброшенных мужиками на улице. Он рисовал подпаску буквы на песке и учил правильному их написанию, собирая в слова и строчки целых предложений, постепенно постигая между делами гранит науки. Однажды отец выдал сыну лёгкий подзатыльник, когда обнаружил в его кармане эти окурки и заподозрил в пристрастии к курению табака. Однако узнав от сына про курс обучения грамоте на пастбище, передал полкисета табаку для учителя в знак благодарности. Когда Михаилу исполнилось тринадцать лет, в 1927 году в семье появился седьмой ребёнок, сестричка Валентина, а мама после этого стала часто прибаливать «по женски» и преждевременно ушла из жизни. В многодетную семью пришло большое горе. Подросшие старшие дети уже сами могли кусок хлеба для себя заработать. Первенец Иван, с братьями Константином и Андреем, подались в города Речицу и Гомель искать себе работу на пропитание среди мастеровых людей и НЭПманов. Аксинья, Михаил, Павел, Мария и годовалая Валентина остались при отце. Заменить девятимесячному ребёнку мать и растить его в одиночку, даже для любящего своих деток мужика, не так-то просто. Как отец не пытался выкрутиться из этой ситуации, но искать новую хозяйку в дом ему всё-же пришлось оперативно. Пойти «мачехой» на пятерых детей в семью к «бобылю», согласилась молодая вдова с двумя детками из соседнего села Духановка, дочерью Любашей и сынишкой Виктором. В её более просторный дом и перебрался Корней в «примаки» со своими сиротками. Через год у них народился уже свой общий ребёнок, назвали мальчика «последыша» Александром. Добрая ты, или плохая мать для детей, в тогдашние НЭПОВСКИЕ времена, никто в подробности не вдавался. Коль, в семье восьмеро детей не твои родные, соответственно по должности ты уже автоматически получаешь статус МАЧЕХА! Увеличившаяся до десяти человек семья, перебивалась с хлеба на квас. Родители Корнея, конечно же, оказывали сыну помощь, чем могли, но не более того. С прежним благополучием в его родительской семье, пришлось начисто позабыть. Новая жена как могла, старалась растить деток, вести своё не большое домашнее хозяйство в составе коровки на молочко, пары овечек на шерсть, кабанчика на сало и птицы, да грядок с огородом под картошкой. Весной вспахать огород и на зиму привезти на подворье, заготовленное впрок сено и дрова, помогал на своей лошади отец Корнея, пока были у него силы. Но, когда с годами стал заметно слабеть, то попросил в помощь у Корнея пятого по возрасту уже подросшего сына Михаила, с детства любившего возиться с живностью у себя в доме, а Якову сноровисто запрячь-распрячь его лошадь. Внуку в радость было с другими мальчишками села поехать пасти её в «ночное», на луга за три километра от села. Там, у потрескивающих головешек костра, романтично стреляющего пучками искр в кромешную темень, пастушки пекли в золе картошины, загодя прихваченные из дома вместе с огурцами и в редких случаях с кусочком сальца. До самого утра слушали нескончаемые рассказы о приключениях своих сверстников и героев из рассказов взрослых, чутко улавливая звуки и шорохи пасущихся неподалеку лошадей. В окрестных деревнях были случаи воровства лошадей в ночном конокрадами и прочими лихими людьми, способными обуть ночью корову в лапти прямо в сарае и тихонько провести её через двор хозяина прямо под окнами без лишнего шума. Однажды перед самым рассветом мальчишки не выдержали и от усталости уснули, ибо в этот день всё село намаялось до предела, занимаясь прополкой собственных огородов с картошкой. Михаил незаметно погрузился в состояние сна, с беспокойно-тревожными ощущениями каких-то позвякиваний, всхрапываний и коротких ржаний, прерываемых изредка топотом. Якобы он со всех своих сил старается убежать от погони за ним некоего страшилища, про которое он

- 4 -

услышал сегодня у костра из приключенческого рассказа мальчишек. Однако, это страшилище, его всё-таки догнало и как пёрышко подбросило в небо, под журчание льющегося с чёрной тучи потока-водопада, «хмары» по местному. И вот, о диво, он уже распластав руки свои как крылья, парит в невесомости над их родным селом, видит деда Якова плетущего из гибких ивовых веток новенькую вершу, стало быть завтра они с ним пойдут на болото ловить вьюнов и щук в ямах между огромными смолистыми пнями, от выгоревших в торфе сосен при попадании в их верхушку молнии в грозу. Но что это, вдруг одно крыло его внезапно ломается, а второе не хочет подчиняться усилиям зацепиться им за край этой тучи, короткий кувыркающийся в воздухе полёт и … бац, толчок ногами в твердь земли. Перепуганный от такого видения, Михаил резко открывает глаза и пытается сообразить, куда же он упал. Сознание медленно возвращает ему события минувшего дня. Ага, был же костёр в «ночном» с россказнями друзей! В этот момент он видит над собой вышедшую из-за тучи луну, а за спиной слышит журчание ручья и в ночи, метрах в семистах, едва краснеющие головешки догорающего костра, у которого они ночевали. Недоумевает, какая сила могла сюда его принести, и каким образом он мог тут очутиться почти в километре от костра! Слегка придя в себя, перепрыгивает обратно ручей и трусцой бежит назад, догадываясь об увиденных удивительных видениях своих, в простом и обыкновенном сне. Дежуривший по очереди у костра мальчишка, как и остальные его друзья, мирно похрапывал во сне, свесив на грудь белобрысую свою головку, однако не выпускал из рук суковатую палку-кочергу, которой ворошили костёр, выкатывая поджарившиеся испечённые картошины из огня. Стараясь оставаться незамеченным, Миша прижался спиной к кому-то, тихонько прилёг и тут же уснул. Однако успев порадоваться, что ребята не узнают о его похождениях к ручью. Уже дома утром, дед разъяснил внуку и причину мнимого полёта во сне, оказалось это естественным делом для здорового молодого и растущего организма, и позвякивание удил на уздечках стреноженных пасущихся лошадей, передвигавшимся прыжками с топотом по лугу. Такое слишком раннее детское увлечение внука, интерес его и любовь ко всему живому, прадед Яков сразу заприметил. Поощрял Михаила во всём, предрекая профессию «фершала» в будущей взрослой жизни и предложил перебраться жить у него постоянным помощником, облегчив на одного едока семью Корнея. Мачеха, как и родная когда-то мама, на подворье крутилась можно сказать юлой. Везде надо было поспеть вовремя. Дом, сарай, огород и близкий от села лес, полный грибов и разных ягод на окрестных болотах, изматывали её ежедневно до предела. Но, она никогда вовсе не роптала, ибо так все женщины тогда вынуждены были тянуть семейную лямку, не считаясь с состоянием своего здоровья. Старшие дети, с самого раннего возраста помогали матери во всём, а главное дело, как по ступенькам лестничным, присматривали за младшими. На своём подворье и в лесу, они трудились наравне с родителями. Основным продуктом семьи была картошка со своего огорода, да квашеная капуста, огурцы, помидоры с грядок, ну и грибы из леса. В качестве витаминов на зиму семья припасала сухофрукты и ягоды. Младшие детишки донашивали все одежды после старших. С наступлением самых первых зимних холодов и до прихода весеннего тепла, детишки шумной гурьбой поселялись,отдельной республикой ШКИД, на широкой русской печи среди «кожухов», т.е. изрядно поношенных тулупов и полушубков, служивших им всем одновременно матрасами и одеялами. В школу тогда многие дети не ходили вовсе, в основном по причине отсутствия средств на обучение из-за сплошной бедности сельского населения. Да и не было школы в этих трёх деревеньках. А посылать через глухой лесной

- 5 -

массив и болото в школу ближайшего села Духановка, расположенного в пяти километрах, могли позволить себе всего три-четыре крепкие семьи, в основном имеющие собственных лошадей в своём хозяйстве. К этому числу относилась и семья моей будущей мамы Александры (Шурочки), дочери прапорщика Степана Столярова, комиссованного из императорской царской армии по причине тяжёлого ранения в Брусиловском прорыве. После увольнения из действующей русской армии, воюющей в первой Мировой Войне, он получил значительную по тем временам расчётную сумму денег по страховке за ранение, зарплату за все месяцы пребывания в немецком плену и ещё выданное царём батюшкой пособие на восстановление здоровья после ранения. Вернувшись в родное село Вышково, в самый канун февральской революции 1917 года, он выкупил у местного «богатея» из числа прибалтийских немцев собравшегося бежать от революции на свою родину, не большую усадьбу с новым домом, садом и парой лошадей. Моя мама, рассказывая нам о своём детстве, всегда любовно называла их «красавцы в яблоках» и решил завести своё крестьянское хозяйство. Даже занялся пчеловодством с родным братом своей жены Николаем Сорокиным, имевшим личное желание и интерес содержать пасеку, вести кропотливую работу по уходу за пчёлами, подготовкой и содержанием ульев, чтобы все старания не пропали даром. Ведь с одного только улья можно было взять до ста пятидесяти килограмм продукции. После описываемых мной событий, прошло тридцать лет. Однажды, когда мне уже исполнилось десять лет от рождения в 1957 году, и наша семья переезжала «на целину» в Казахстан, мне самому довелось побывать на этой сохранившейся после бурных революционных событий и гражданской войны пасеке. НЕП и голодомор начала тридцатых годов, а затем полнейшая разруха в Великой отечественной войне, ничто не смогло уничтожить пчеловодство, стереть его с лица земли. Мой дядя Николай Сорокин, так и продолжал вести своё пасечное дело. В этот день он как раз проводил выкачивание свежего мёда из янтарных сотовых рамок, только что вынутых из ульев. Пчеловоды обычно приступают к данному мероприятию в конце лета, а иногда, такое бывает, что и раньше, после контрольного взвешивания ульев, если заметили, что пчёлы уже запечатали соты воском. Сбор обычно начинается солнечным днём с восьми часов утра и до пяти вечера, пока основная часть пчёл, практически отсутствует в улье, собирая в это время нектар. Однако определённое их количество всегда остаётся в улье и сразу атакует пчеловода с целью защиты мёда. Для этого используется защитная экипировка, т.е. длинные штаны и высокие сапоги, рубаха с длинными рукавами и перчатки, шляпа с защитной сеткой. Следующий этап очень важный, нужно выкурить пчёл, используя дымарь. Для этого берётся канистра, поджигается газета и с помощью шланга дым нужно направить в улей, чтобы пчёлы стали сонными, затем снять крышку с улья и выдуть из него всех пчёл, а с рамки смахнуть щёткой, извлечь полные рамки и заменить их пустыми. Выполнить данные действия нужно быстро и решительно, тупым ножом снять восковые крышечки и сохранить на вощину. Закрыв лицо абажуром из мелкоячеистой сетки, он занимался своей работой, периодически размахивая дымящимся кадилом вокруг вскрытых ульев, отгонял от себя этот встревоженный клубок, жужжащий и постоянно норовящий ужалить врага пчелиный рой. Я с огромным интересом наблюдал за всеми его действиями и с большим удовольствием помогал крутить вручную самодельную медогонку-центрифугу, пытаясь своими глазами увидеть и запомнить все тонкие премудрости такого редкого процесса. Мы с сёстрами моими, не могли никак дождаться того сладостного момента, когда можно будет отведать большой деревянной ложкой, из специальной для таких угощений глиняной лакированной чашки, свеженький и пахнущий целым букетом разнотравья и лесной липы медок. Его жена в этот день испекла в русской печи караваи не менее пахучего ржаного хлеба, наломала его по местной традиции большими ломтями и подала к мёду, предупредив нас, чтобы ели медленно и малыми порциями, а сама пошла во двор, приводить в порядок инвентарь и всю посуду липкую после выкачки. Я ещё успел подумать после её слов, во даёт, наверное моя тётка решила пожадничать, ведь мёду-то накачали ведра три не меньше, но чуть позже быстро всё понял и осознал свою ошибку. Мы с сестрёнками, сразу же набросились на столь сладкое и редкое для нас угощение со свежим хлебушком. Ешь сколь хочешь, да ещё и медленно посоветовали, может придётся и добавки ещё у дядя попросить, если разрешит. Аккуратно набирали липкую тягучую массу в ложки, подставляли кусок хлеба, чтобы не уронить капли и, прищурившись блаженно от удовольствия, отправляли в рот. И вот здесь произошло что-то невероятное! Примерно после шестой ложки мёда в рот, я ощутил на своём языке, нёбе и стенках обеих щёк внезапно и резко появившуюся горечь, а потом даже и некое неприятное болезненное пощипывание. С полуоткрытым ртом я замер, в недоумении взирая на своих сестрёнок, пытаясь распознать по выражению их лица, а что же они-то сейчас чувствуют? Смотрю, а через пару ложек и девчонки испуганно замерли, изумлённо разглядывая ложку и даже в чашку заглянули, заподозрив наверное, как и я перед этим, что жадина тётка на дно перца сыпанула. А дядя в это время с весёлым выражением лица, наблюдал за нами от печки, где он присел на стульчике и курил «козью ножку», наблюдая за нами, вдруг весело произнёс:- что, кусается? Ухмыляясь в усы, он набрал ковшик молока и дал нам, посоветовав малыми глотками промывать полость рта, попутно объяснил, что такое оскомина, отчего она бывает и как себя вести, чтобы её не схлопотать в другой раз, превысив допустимую норму поедания мёда. Я внимательно слушал его и пожалел уже тётку, которую зря обидел своими нехорошими подозрениями в жадности.

Ещё с самой зимы, в крестьянском подворье под будущие весенние посадочные работы, а затем летнюю заготовку сена, льна и конопли, и наконец осеннюю уборку урожая зерновых культур, начинаются неспешные, но ответственные подготовительные мероприятия. Тщательно проверяется и ремонтируется весь имеющийся в наличии инвентарь, т.е. телеги, плуги, бороны, сеялки, косилки и многие другие приспособления. И в первую очередь готовится гужевой транспорт, т.е. сама лошадь, её упряжь «сбруя» на местном наречии и телега. Ведь другого транспортного тягла, кроме лошадей и в редких случаях быков с ярмом (волов), тогда деревня просто не знала. Лошадь всю зиму усиленно откармливалась отборным овсом и сеном, перековывалась в новые подковы. Изношенные ступицы колёс заменялись новыми и обильно смазывались дёгтем, обод перетягивали раз в три года. Ремонтировали уздечку, хомут и седёлку, шлеи и вожжи. Лопаты, вилы, грабли и прочий мелкий инвентарь приводили в порядок. …Женщины и девчата, всё лето и осень занимались древним ремеслом по выращиванию и переработке стеблей льна и конопли. Лён не косили, его теребили в августе месяце, т.е. рвали вручную с корнем, чтобы получить максимальную длину стеблей, потом связывали в снопы и оставляли в поле для просушивания под солнцем, позже уже отделяли семенные головки. Оставшуюся соломку расстилали тонким слоем, чтобы вымочить в росе, утренних туманах и дождях. Вдобавок вымачивали в ямах «мочилах» и «сажелках», т.е. маленьких водоёмах. Этот процесс имел очень важное значение, потому в народе говорили: «не земля родит лён, а мочило». После отделения волокон от стеблей, получалась «треста» (вымоченные и высушенные стебли льна), которую обрабатывали льномялкой, доводя

- 7 -

волокно до нужного качества, ибо «не домнёшь мялкой, так вспомнишь за прялкой». Опытная хозяйка могла в день намять до ста снопов, а после волокно ещё надо было очищать от мелкой костры», поэтому его «трепали», а после промывали и разделяли «чесали» на мелкие волокна в «куделю». Вся эта грязная и тяжёлая работа закачивалась до наступления заморозков в октябре месяце! Кору, т.е. «костру» от стеблей, использовали как ценное сырьё для изготовления бумаги, а из семян отжимали масло и делали настойки. Из размятых волокон «кудели» пряли вручную с помощью веретена, до 300 метров нити за день для рубах и полотенец, а на самопрялке выходило в семь раз больше. Начинали всегда по традиции в день Параскевы, т.е. 28 октября и пряли до самой Пасхи. Одна женщина за это время могла напрясть до 60 метров ткани, что хватало на новую одежду для всей семьи и на приданное для дочери. Холсты получались серыми, поэтому их отбеливали, клали в котёл и заливали горячим раствором щёлока, т.е. водой с древесной золой и оставляли у печки до утра. Утром ткань отстирывали от золы, мокрую стлали по траве выгорать под солнцем, на другой день стирали в речной воде, а затем долго мяли и отбивали деревянными вальками с зубьями. Для праздничной одежды холсты красили отварами коры, корней, стеблей и ягод, добавляя для стойкости канифоль, соль или закваску из ячменной муки. Собранную в лесах кору измельчали, сушили и, а потом заливали и долго томили в печи, после чего в настоянный отвар погружали сшитую одежду, холст или пряжу. …Краску из ягод и растений готовили иначе, их прежде долго толкли пестиком в глиняном горшке, затем заливали хлебным квасом и оставляли киснуть на несколько часов. Потом горшок обмазывали глиной и отправляли упревать в русскую печь. Готовую краску студили и подсушивали, чтобы по мере надобности использовать частями, растворяя в горячей воде. ЧЁРНЫЙ цвет давала дубовая и ольховая кора, БОРДОВЫЙ кора ивы и берёзы, ПЕСОЧНЫЙ и КОРИЧНЕВЫЙ цвет давал сок ольхи. Интересно окрашивал одежду настой из цветов ЗВЕРОБОЯ в цвета жёлтый и зелёный, а если его подкислить, то уже давал красный или розовый! Из тростника или конопли получали ЗЕЛЁНЫЙ, а благодаря Череде жёлтый цвет. Грубое полотно шло для пошивки рабочей одежды, ещё ткали «кросны», т.е. трёхцветные коврики на стену и узорчатые ткани. …Всё изменилось с приходом нового двадцатого века машиностроения и технологий. Теперь все ручные операции выполняют машины, получая льняную пряжу. На западе таких технологий и по сей день не существует, он закупает у нас льняную пряжу, избегая всех процессов его обработки. Сейчас льняные ткани и нити активно используются в медицине, в производстве лечебного белья и даже ваты.

В зимнее время местные мужики, а с ними и оба моих деда, имели дополнительную возможность прилично заработать. Степан на паре своих собственных лошадей, а Корней на лошади своего отца, т.е. моего прадеда, занимались извозом «казённых служивых людей» по их неотложным делам, а так же на «трелёвке» тяжеленных стволов дуба от места лесозаготовок к берегам Днепра и Припяти. В прошлые времена к лесу относились бережно и даже с почтением. Лесники в конторах не отсиживались, но с раннего утра и до поздней ночи трудились на закреплённых участках. Строевой лес был у каждого на особом учёте и строгом контроле, он самолично указывал место, куда должно упасть спиленное дерево, чтобы не повредить молодую поросль. На стволах сосен специальным острым скребком делали надрезы в «ёлочку» и подвешивали снизу конусообразную воронку из бересты, куда капала живица. В которую потом добавляли серу и получали скипидар в печи с большим кубом с металлическим колпаком и отводящими пары трубками, где он и

- 8

охлаждался. Выпадавшая в осадок стекловидная масса остывала и превращалась в канифоль. К «курению» т.е. выгонке смолы, приступали зимой в специальном сарае, внутри жара у печи, дым и чад, а снаружи холод. Труд адов, но копеечку приработка давал . От неизбежных простуд лечились живицей. Весной бочки со смолой забирал перекупщик и на специальных плотах сплавлял по реке на судоверфи страны, где ею и смолили лодки, бочки,корабли и снасти к ним. Промысел этот у нас с петровских времён давал возможность заработать копейку мужикам на своих собственных смолокуренных «заводиках», т.е. обыкновенных полуземлянках с кубом для смолья (пней и веток), да деревянным лотком для стока расплавленной смолы в подставленную деревянную бочку. Летом, в перерывах между сезонными сельхоз работами готовили смольё, а зимой приступали к выгонке непосредственно самой смолы. …Все эти рассказы моих родителей об их детстве и не лёгкой взрослой жизни, мы с сёстрами всегда слушали прежде чем уснуть, долгими зимними вечерами, когда вся семья рано ложилась спать с наступлением темноты. Вместо кровати, в каком виде мы её себе сейчас можем представить, у нас имелось так называемое походное разборно-сборное ложе, которое при очередном переезде можно было быстро демонтировать, а на новом месте оперативно собрать. Оно состояло из четырёх грубых скамеек под опоры и десятка досок для настила. Вместо матрасов мама использовала обыкновенные широкие чехлы из грубого и прочного полотна, в которых по два раза в неделю менялась ячменная солома, она обычно мягче ржаной и спать было очень удобно и даже полезно. Подушки были наполнены пером домашней птицы. Жили мы очень бедно в деревне Озаричи, Телеханского р-на, Пинской обл-ти, куда отца прикомандировали после войны ветеринаром. Там я и в первый класс школы пошёл в 1954 году, и там же в ноябре месяце у меня появилась младшенькая сестричка Томочка! Да такая красивенькая и совсем не крикливая девочка, что вся семья в ней души не чаяла, нянчили её и оберегали как зеницу ока! Я и сейчас до мелочей помню наш новый, из обтёсанных брёвен просторный дом в три комнаты, с большой русской печкой и «грубкой» т.е. плитой, вскладчину построенный тремя колхозами для ветврача, присланного на работу к ним из района. Было часов семь раннего ноябрьского утра, семья обычно просыпалась в это время. Сразу же затапливали дровами печь, мама ставила в неё чугунки и горшочки с варевом, из расчета на весь день для семьи. Одевалась и шла в «клуню» т.е. большой сарай под общей крышей для запаса сена и соломы, чтобы доить корову и кормить остальную живность. Отец обычно в это время готовил на работу всякие мази с лекарствами и складывал их в свою огромную, пропахшую специфическими запахами ветеринарную сумку с синим крестом повыше замочной защёлки, контролируя «одним глазом» топившуюся печь. Мы со старшей моей сестрёнкой Любочкой, обычно в это время сидели за столом, ожидая завтрака, и возились с тетрадками, укладывая их в холщовые из домотканого полотна портфели, так называемые «торбы». Но сегодня, почему-то всё пошло на перекосяк. Мама не вставала, из своей спаленки не выходила, печь не затапливала и в сарай тоже не пошла. Всё это выполнил мой папа, а к чугункам в печку поставил добавочно нагреваться ещё и большой горшок с чистой водой. Я сестру спросил на эту тему, но она как-то загадочно отмолчалась, сказав только, что мама заболела. Тут уж я забеспокоился, тихонько подошёл к спаленке, чтобы маму не потревожить, стал всматриваться через щель в створках двери, но меня позвал её голос --- заходи сынок! В это знаменательное для всех нас, утро я ещё был в семье самый малый и меня старшие малость баловали, поэтому прижался к её тёплому плечу (врать не буду, я и к

- 9 -

плечу жены всегда с такими же сладостными ощущениями прижимаюсь), она погладила меня по головке и поцеловала в макушку, сказала -- иди к папке на кухню, у меня слабость, ещё полежу. В это время из сарая вернулся отец, снял холодную одежду и стал греть руки у печи, я обратился сразу к нему и сказал, что мама болеет. Отец молча кивнул головой и пошёл в спаленку, я следом сунулся, но меня одёрнула Люба, не ходи. Я встревожено стал допытываться, что да что, и тут она шепнула на ухо, мол у нас скоро появится братик или сестра! Я присмирел и стал соображать насчёт этого «появится»! А как понять это появится, откуда вдруг появится, почему появится, сплошные какие-то для меня «непонятки» в доме происходят! Честно говоря, моё поколение таким продвинутым, как теперешние детки со своими сотиками, да компьютерами, вовсе не было. Мы перед ними, можно сказать, что древние мамонты. И в это время послышался тревожный голос мамы:- Миша, Миша! Отец поспешил к маме, а мы за столом даже съёжились от чего-то. И тут же услышали ещё один голос --- вскрик ребёнка, а через секунду и настоящий громкий плач! Я пребывал в полной растерянности, но всё-таки и в радости, ведь сестра не обманула, вот он обещанный ею братик мой и появился! В этот момент из спальни пробкой вылетает отец, достаёт горшок из печки с подогретой водой и относит в спальню, вторым рейсом хватает ведро с водой и короткими перебежками тащит к маме, а мы радостные такие стали придумывать имя мальчику. Тут сестра задумчиво произнесла, а если это девочка появилась у нас, тогда….? Так это же совсем другое дело, мелькнула у меня мысль, запросто выберем и ей имя!

…В Озаричской начальной школе мы с сестрой проучились два года, преподавание велось на белорусском языке. Помню, как нас учили под правильным углом держать в пальцах ручку с острым металлическим пером, периодически макая его в чернильницу «непроливайку», подложив на лист промокашку, чтобы кляксы не поставить в тетрадке, а они как назло сами собой как-то ставились. Нам учительница терпеливо втолковывала правильное произношение белорусских слов «будзет, дзень, гудзит», т.е. будет, день, гудит! Да так надёжно втолковала мне на долгие годы, что я и сейчас автоматически их в разговоре произношу, привлекая внимание собеседников к этой погрешности. Через два года отца по работе перевели в соседнее местечко Логишин, заведующим вновь созданного ветучастка, где он сформировал штаты ветеринарной службы и приступил к ликвидации «пошести», т.е. всяких заболеваний животных, особенно свирепствовавшего бруцеллеза и лишая. Работа продвигалась медленно, однако внедрив окуривание заражённых лошадей дымами горящей серы в простенькой на вид камере под брезентом, отец получил эффектный результат и его поощрили на районном совещании отрезом дорогого сукна на костюм, а в придачу ещё и новеньким велосипедом. Когда это всё он через два дня доставил к нам домой, радости было до самого неба. Но мама всё же устроила ему полный разгон, куда запропастился на два дня, оказалось всё обыденно и просто, коллеги фронтовики помогали ему достойным магарычом обмыть столь весомое и редкое тогда награждение! В своё оправдание отец только и сказал «моя ты Степаночка, иначе бы люди меня не правильно поняли!». Я про себя тоже подумал примерно так же, мои друзья мне бы еще и по шее надавали, не угости я их в похожей ситуации. Нигде тогда в белорусских деревнях электрического света и впомине не было. В пятидесятые послевоенные годы, даже керосиновые лампы не все люди имели в наличии. А если они и были у кого, то приходилось экономить керосин за неимением денег его купить. Зажигали лампу или свечи стеариновые, из воска дорогие были и всегда в церквах лишь горели, только для гостей по грандиозным праздникам. Ещё имелся фонарь «летучая мышь» с армированной защитой стекла от возможных механических повреждений и ударов. Пользовались им обычно в сарае, на чердаке, в чулане и других пожароопасных местах. И неспроста всегда с открытым огнём осторожничали, малейшая ошибка или не соблюдение пожарной безопасности в деревянных постройках с соломенными крышами, в полчаса могла сделать целое село нищими погорельцами, пустить его «по миру» просить подаяние! Поэтому все хозяйственные постройки, особенно бани, ставились на расстоянии от дома с обязательным соблюдением пожарного разрыва, дымоход в потолке имел «разделку» из дополнительного ряда кирпичей, перед поддувалами печурок лист жести, для защиты полов от выкатившихся углей. Выборные на сходе села старшие по улицам «десятские» ХХХХХххххххЧтобы поужинать вечером, семья жгла «лучину» специально заготовленную из смолистых пеньков, которые брат с избытком запасал в лесах, а потом на отцовской служебной лошади по кличке «берман» мы с ним транспортировали к нашему дому. Почему берманом прозвали, так известное дело, его тёзка был такой же старый и никуда не спешивший «каравачник», т.е. сборщик тряпья, костей и макулатуры еврей из местечка Логишин. Он по кругу объезжал все ближние сёла, на паре таких же неторопливых лошадей с высокой «цыганской» фурой, кричал на всю улицу «каравки, каравки» и бабы несли ему всякое старьё, но вперёд их всегда поспевали мы, пацаны. У нас был свой мальчишеский интерес к нему, а именно. У него в повозке всегда можно прикупить всякий мелкий дефицит за стыренную у матери пару яичек, а иногда и за целый их десяток, из гнезда тайной кладки «гулящей курицы», обнаруженного под ворохом старых веток от

- 10 -

яблонь . Под этот сложенный у забора ворох колючих веток, кроме курицы и меня, никто пролезть не мог. У еврея Бермана можно было выменять пару рыболовных крючков, или резиновых надувных шариков, а ещё лучше велосипедную камеру для рогатки. Сделка такая тет-а-тет, столько радости приносила обеим сторонам. Дед наваром от неё был доволен, а мы самой тайной проведённой от родителей сделки. Хотя мама моя, увидев однажды, как я с покрасневшим от натуги лицом надуваю для маленькой сестрички красивый шарик, сразу поняла, что к чему, но не ругала, ведь для ребёнка я старался. Ох, какая козырная и далеко бьющая рогатка получалась из резины такой новой камеры, это же мечта любого мальчишки! Девочки же всегда считали за счастье выменять у «каравачника» для себя цветную атласную ленту в причёску, или бусы монисто на свою прелестную шейку. А я и не таился, что выменял всё это на обнаруженные под ветками ничейные яйца. Однажды одна такая курица гулящая, неожиданно привела к самому крыльцу два десятка пушистых, только что вылупившихся где-то на стороне и не взятых мамой на баланс цыпляток. Они устроили у крыльца такую шумиху, требуя немедленно пожрать и попить, что даже отец удивился, как это я прошляпил неучтённую эту кладку. А мама обрадовалась свалившемуся как с неба выводку. Известно, что посаженная хозяйкой высиживать цыплят курица, часто психует и самовольно слазит с гнезда, цыплят в итоге выводит лишь половину. Но, «шаболда гулящая» сидит тихо и по привычке своей неприметно, чтоб её не засекли хозяева и не отобрали кладку. Закон моря, говорил Пуговкин в к/ф Иван Бровкин на целине! В их деревне семья носила фамилию Пуковкиных, но кинорежиссёр, снимая этот фильм посоветовал в титрах написать благозвучное слово Пуговкин. … …Однако мы отвлеклись и уклонились в сторону от главной темы нашего повествования. Однажды старый наш конь берман настолько обессилел, что даже пустую телегу не смог тащить по топкой трясине, так нам с братом пришлось его распрячь и за узду вывести на сухое место. Потом разделить телегу на передок и задок, волочь эти запчасти из болотины, там снова собрать воедино и на руках носить пеньки к ней. Через месяц он испустил дух от возраста. Лучина, конечно же малость чадила, но стол освещала довольно сносно, можно было спокойно поужинать, приготовить уроки, вышивать на пяльцах и прясть на веретене. Всё это происходило под плавные и степенные беседы, с ностальгическими воспоминаниями родителей о своём трудном и голодном детстве, тревожной юности и всех невзгодах и лишениях от недавно закончившейся войны с фашистами. Я поэтому и повествую сейчас все эти события так подробно, потому что многие случаи они нам сами рассказывали не раз, по долгим зимним вечерам в отсутствие электричества, да ещё и добавочно на мои любопытные вопросы приходилось уточнять отдельные эпизоды. Я слушал обычно в постели у себя дома, не перебивая рассказчика, но моё воображение сразу же рисовало картины происходивших там в войну событий. Чудом уцелевшая мама с братом в сожжённой деревне, расстрелы родных нам людей, три ранения отца и два тифа перенесённые им (брюшной и сыпной) после освобождения из плена, до глубины души проникали в меня и с настоящей физической болью воспринимались мною. Догоравшую в специальном зажиме лучину, мгновенно заменяли новой из припасённого для этого на всю зиму резерва. …Отец наш работал ветврачом сам один на три колхоза. Живых денег ему эти хозяйства никогда не давали, согласно твёрдо установленного месячного оклада, а платили на трудодни бартером из колхозных кладовых, т.е. продуктами. За целый год работы



- 11 -

однажды, я хорошо это помню, он привёз в семью три мешка овса и замороженную тушку овцы, которую вынужденно прирезали по какой-то причине. Если бы не молоко нашей коровки, исправно приносившей ещё ежегодно в феврале месяце по телёночку, да кабанчика, курей и гусей с утками к картошке и овощам с огорода, то нам пришлось бы очень туго. Иногда мама ещё, вдобавок, заводила индюков и цесарок. Однажды отец пришёл на обед, поставил свою знаменитую сумку с синим крестом у крыльца, взял ведро и пошёл к колодцу набрать воды. Наш огромных размеров индюк засёк блестевшую на солнце пряжку сумки, поднял небывалый шум и стал её клевать, будто она его злейший враг. Орать ему стал помогать и весь гарем, но с метрового расстояния, боясь близко подходить. Самец сумку опрокинул, пару раз гребанул её лапами и высыпал содержимое. Отец подходит к крыльцу, матерясь про себя собирает с земли её содержимое и замечает пустые бумажки от упаковок согнутых полумесяцем операционных иголок, но их самих рядом почему-то не находит. На этот переполох из дома выбегаю я и сразу же усекаю зоб индюка, с торчащими из него во все стороны иглами, копия как у дикобраза. Ну, думаю, хана индюку пришла, проглотил множество иголок, теперь не выживет и придётся пустить его на лапшу, пока не сдох. А отец, молча ухватил его за лапу, приподнял над землёй и спокойно стал иголки вынимать из зоба, как на ромашке отрывают лепестки «любит не любит», передавая их мне чтоб держал в руке. Когда все вынул, то отпустил индюка и пошел их закапывать поглубже от греха за сараем, чтоб никто не смог добраться. А индюку хоть бы хны, важно так распустил он веером свой хвост и глю-глю-глю с подругами своими, наверное разъяснял, как он геройски поклевал каких-то блестящих солнцем невиданных доселе врагов его гарема. …Наши леса всегда спасали людей своими дарами в голодные годы, а в военное лихолетье служили убежищем от неприятеля, надёжной крышей от любых невзгод. Вместе со старшим на десять лет братом Владимиром, 1937 года рождения, мы исходили их вдоль и поперёк, знали где ягодники и грибные места, где цвет липы для чая можно собрать. На отдельном учёте держали все окопы и блиндажи, захоронения погибших с немецкими касками и надписями Курт, Ганц на бетонных правильными рядами крестах. ХХХХХХХ остались уцелевшие и наши и немецкие с россыпями стреляных гильз и неразорвавшихся снарядов, гранат без запалов к ним, заграждений из колючей проволоки и много чего ещё. Найденный металлолом сдавали еврею в обмен на керосин. В доме брат заменял нам родного отца, а в селе слыл отчаянным забиякой и вожаком подростков. Он их строил по ранжиру, делал пересчет и строем водил в лес на раскопки и всякий промысел. Таких как я шкетов не брали в строй, но мне брат делал исключение, брал с собой под видом личного ординарца, и я старался не на шутку выполнять поручения добросовестно, чтоб не прогнали с позором. Он даже кроссворды составлял и посылал в республиканскую газету, а на получаемый иногда гонорар всех дружно водил пить вкусное ситро в сельпо. Поэтому все подростки уважали и подчинялись беспрекословно.постоянно отсутствовавшего на колхозной работе днём, а по вечерам мотавшегося между сёлами. Люди постоянно прибегали за помощью, то свиноматка заболела, то никак не может растелиться единственная коровка, то вздутие грозит животному гибелью. А однажды среди ночи, к нам в дом охотники принесли на лыжных палках, вставленных в нательную рубашку хозяина как в носилки, известного на всю округу породистого пса волкодава с распоротой на охоте кабаном-секачом грудиной. В открытой ране между сломанных рёбер, даже было видно пульсирующее сердце. Я как глянул, так чуть не обомлел, а отец спокойно осмотрел рану,

- 12 -

обработал её края шипящей перекисью и присыпав каким-то порошком (для дезинфекции). Комплекты всяких ветеринарных инструментов у него всегда дома имелись под рукой, например куперовыми ножницами удоно было выстригать шерсть вокруг раны, ими он аккуратно и остриг грудину вокруг бьющегося сердца. Потом целый час возился внутри раны, наверное очищал всё в ней, взял иголку полумесяцем и шёлковую нитку из специального ветеринарного запечатанного пакетика, бережно стягивал края шкуры и зашивал рану по кругу крест на крест. Наложил лубки из тонких драночек и забинтовал, как раненого бойца. Что интересно, волкодав всё это время лежал спокойно, стойко переносил ковыряние чужого человека в своём теле и ни разу не огрызнулся, только дышал тяжелыми частыми позывами, будто понимал, что его всего лишь спасают, причиняя боль. Охотники его даже не связывали и отец вовсе не усыплял. Авторитет ветеринара артдивизиона на конной тяге, с хорошими фронтовыми практическими навыками у отца и до того был, но после оперированного и спасенного волкодава он прямо взлетел ещё выше по всей округе. Ни дня, ни ночи покоя не было, поток не иссякал, люди всё шли, и он сам трижды раненный никому не отказывал. Без какого либо ворчания поднимался, одевался и шёл делать своё доброе дело, часто работая до самого утра. Наверное, в генах всех мужчин нашего рода заложена эта информация, потому что и я до самой пенсии мотался по командировкам, в семье появлялся лишь для того, чтобы отдать супруге зарплату, отмыться, отоспаться и переодеться в чистое бельё. Смотрю, теперь сына моего тоже не обошли стороной нескончаемые командировок и поездки. Наверное судьба богом подаренная, говорил всегда мой отец, рассказывая нам детям о разорванных в клочья у него на глазах однополчанах, о себе самом выжившем в рукопашной схватке за какой-то военный городок «чирвоная роща» под Речицей, о порванном ремешке его каски, прямо юлой крутанувшейся на голове от удара срикошетившей снайперской пули, перенесённых трёх ранениях и двух тифах. Но, ведь выжил он всё же каким-то образом. Не иначе как это СУДЬБА и есть! От нас грешных, такие подарки божеские не зависят!

ТОРФ. В местных болотах имелись огромные залежи торфа, это ещё один источник дополнительного заработка для населения. На его обширных клетках-разработках, всей семьёй лопатами прямоугольными резали слой за слоем на небольшие, но прочные кирпичики, выносили на сухое место и подвергали многодневной естественной солнечной сушке. Бывало, использовали для отопления и своих домов, при острой необходимости. Кроме торфоразработок, в наших окрестностях неподалёку, на небольшой глубине залегал природный очаг чистейшей белой глины, без всяких грубых и вредных примесей. Так, её тоже лопатами резали на небольшие кубики и отвозили телегами в общую печь для обжига по специальной технологии. Из печи после обжига вынималась уже готовая негашеная известь, которая в городе шла нарасхват и приносила хороший заработок! Жители деревень в такой извести конечно не нуждались, ведь их дома были бревенчатые и не оштукатуренные, поэтому их белить не требовалось. Эту трудную, грязную и всегда в сырости работу, по добыче торфа и извести, выполняли только «крепкие» семьи, т.е. физически здоровые мужики и женщины, имеющие лошадей, комплект упряжи с телегой. За один рабочий день, они могли запросто заработать на новые наручные часики! По тем временам такая покупка могла приравняться к приобретению в наше время целого мотоцикла УРАЛ с коляской. Одна беда только всех вот таких копателей преследовала,

- 13 -

известь обязательно разъедала кожу рук до мяса, образовывались обширные язвы и сведущий человек сразу мог определить такого копателя при встрече, а разминувшись с ним бурчал вслед – бедолага при часах!

…В нашем сосновом бору, испокон веков брали смолу с деревьев, для переработки в дёготь. А он в те времена использовался не только сапоги и оси телег смазывать, но и промышленность в нём остро нуждалась. Под строгим присмотром местного лесника, делавшего «ёлочкой» надрезы на стволах сосен, живица смолы по этим надрезам стекала в специальные конусообразные берестяные воронки. Параллельно с этой работой, в соседнем березняке шла активная заготовка берёзового сока. Сперва берёзовый сок капля за каплей собирали в мелкую посуду, затем переливали в бочонки и бочки. Всё это женщины и детишки уносили перекупщикам в указанные места, для дальнейшей транспортировки по назначению. Каждый ребёнок с самого своего детства, принимал лично практическое участие в таких сезонных мероприятиях с родителями, постигал все тонкости каждой операции и чётко знал по внешнему виду сосны или берёзы, сколько может это дерево отдать своей живицы или сока. Одним словом, наши предки выживали за счёт своей смышлености в познании окружающей их природы, собственного повседневного упорного труда. Безграмотные, лапотные бородатые мужики производили в своих деревнях много чего такого, что смело можно приравнять к промышленному производству! Все эти подробности, я много раз в детстве слышал от моих родителей и других знакомых людей, а кое-что даже сам наблюдал и запоминал, поэтому смог позволить себе здесь вот так подробно пересказывать! …Это я, пока про зимние проблемы повествую, а ведь ещё будут весенние, летние и осенние! И с ними, тем не менее, наши предки всегда однако справлялись! Никаких пособий для многодетных родителей, тогда вообще даже в природе своей не существовало. А у деда Корнея, как мы помним с вами, всего было одиннадцать детишек, восемь от первой жены умершей прежде времени, да потом ещё трое от другой жены, её называли «мачеха»! Правда, по воспоминаниям самой младшей из сирот Валентины, это будущей бабушки наших Димы и Игоря Чайковых. Мачеха шибко сирот не обижала, никаких различий на дети свои, или чужие не делала, ко всем относилась ровно одинаково. Что это не родная мама и само слово мачеха, Валентина в детстве услышала впервые от односельчан, иногда пожалевших её и чем-нибудь угостивших, как самую малую и сопливую «сиротинушку» в большой семье. Так она лично своим детям Василию, Вере и Михаилу, а также мне приехавшему к братьям на летние каникулы, неоднократно рассказывала в Мариновке! Близнецы Пётр и Павлик тогда ещё маленькие были и могли попросту не запомнить эти рассказы. Однажды в очередной раз я приехал к братьям , они тогда жили в маленькой землянке в Мариновке, на самом краю села поблизости от речки Колутон. Тётя Валя работала в женской бригаде на совхозных огородах, уходила к месту сбора бригады к восьми утра, возвращалась после шести часов вечера. Весь день мы все шестеро были сами собой, ещё шутили, мы как птички Чаечки, и свободны от всякого контроля взрослых. Всегда придумывали себе различные игры, ходили на речку купаться и загорать. Ловили раков в береговых норках и на слабом течении, варили их в небольшой бочке на костре, а пойманную рыбу насаживали на прутик и жарили как шашлык, дома могли и уху из пескарей сварганить, нажарить сковородку картошки, с яйцами от своих курочек и огурцами она шла за милую душу. У соседей по вечерам тётя брала трёхлитровую

- 14 -

банку парного молока, за день мы его выпивали со свежим из пекарни возле вокзала хлебушком. Короче, голодными никогда не были. Однажды у соседа немца за какую-то услугу копеечную, нам достались пара кроликов. Эти бестии так быстро расплодились в клетке из сетки рабицы, сварганенной нами же, что я и в Покровку себе парочку прихватил, везли с Мишей в железном ящичке от инструментов с комбайна. Тогда асфальта и в помине не было, грейдер на Адыр шёл из Акмолинска- Колутона и через Мариновский ж/д переезд, мимо Митрофановки. Был тёплый майский праздничный день, поезда на станции тогда редко останавливались, поэтому мы решили топать на станцию Адыр, там все паровозы водой заправлялись и легко можно уехать до Атбасара. Только прошли два км. от села до солончаков у Бардагана, видим а там на раму сел в глубокой колее ЗиЛ-164 с полным кузовом сливочного масла в картонных коробках. Картон лучами солнца прогрелся и масло тает, капая под машину. Нас кондрашка чуть не хватила! Чеме-чему, но гибнущему маслу мы цену знали, ведь стадо коров доить неделю надо! Груз ценный оставить шофёр не имел прва, поэтому взмолился чтобы мы сбегали в село за трактором, одну коробку нам за это даст. Масло мы брать сразу отказались, но за тракторм всё же сбегали и он его выволок в степь из трясины этой. Ну а зимой мы всей ватагой ходили на старицу кататься на одном коньке по очереди, другого у нас никогда и не было. Было весело и прикольно ожидать своей очереди, чтобы метров триста туда и столько же назад проехать на одной ноге и не упасть. Пока уехавший отсутствовал, мы время не теряли, а играли в хоккей клюшками из талы и шайбами из мёрзлых коровьих лепёшек, их у проруби где скот поили, валялось сколько хочешь, хоть ведро бери. Ещё карабкались с санками на сопку Амантай и км. три катили вниз под смех и озорство всякое. Санки долго не продержались от частой эксплуатации и сломались, тогда мы в МТМ, где дядя Артём кузнецом работал, взяли четырехметровые арматурины согнули их пополам два раза и получили удобные самокаты сани. Стой на аматурине одной ногой и держись руками за дугу перед собой, а другой ногой отталкиваешься от земли и сколизи себе хоть до Москвы в своё большое удовольствие! На машдворе нашли башмак от жатки самоходного комбайна, и тоже катались с сопки как на лыже, потом приспособились ставить на него флягу воды и возить в дом от колодца или колонки. Главное было то, что мы никогда не унывали, всегда были в движении и выход находили из любой возникшей ситуации, проворно приспосабливались к всяким передрягам. За речкой Жабайкой у нас в Покровке распологались коровники и овчарники с огромной территорией сеносклада, т.е. сеновала для колхозного скота. Доярки туда ходили на дойку утреннюю и вечернюю два раза вдень по деревянному шаткому узкому мостику из обыкновенных горбылей с перильцами. В самой Жабайке заросшей белыми и жёлтыми кувшинками, водилась всякая рыба и раки. Мы на летних каникулах с речки и не вылазили, наловим раков и в старом ведре наварим сразу штук шестьдесят, один сядет спиной к поровну поделенным кучкам, а ему называют любую из них и спрашивают КОМУ? Имя разводящий назовёт и ты сразу свою забираешь кушать. Весело всё и без обид было. Помню день, когда все раки в Жабайке нашей стали массово гибнуть, через неделю их красные от солнца панцири валялись по берегам и кустам километров на пять вдоль по течению. А причина гибели простая оказалась. В село шофёры из ТЭБ привезли три машины ГАЗ-51 какого-то белого вещества типа сахар-песок, на солнце этот груз таким белым и чистым выглядел. Пока шофера ходили в контору отмечать свои путевые листы, мы с пацанами успели попробовать на вкус, обмакнув палец и лизнув языком его. Один мужик



уже и ведро приготовил, чтобы зачерпнуть на бражку, она тогда в ходу была в селе. Но оказалось, что это просто удобрения селитра, и они не съедобные, на бражку не пойдут, а

- 15 -

отравиться можно запросто. Куда их подевать, и вообще как они в село попали к нам, выяснилось через неделю, когда пошёл мор всех раков. Оказалось всё просто и понятно, в район пришёл вагон этой невиданной до того отравы, ни одного подходящего крытого склада не нашлось, вот и дали разнарядку разбросать по колхозам, а там хоть трава не расти, всем до лампочки что будет и как будет. У нас эти три машины выгрузили прямо под открытым небом в дальнем углу сеновала центрального. По закону подлости, прямо на следующий день прошёл сильный ливень, размыл моментом эти удобрения и сплавил в речку к ракам, любившим чистую и проточную водичку, потому и жил тут тысячи лет припеваючи! ХХХХХХХХХХ Пара голубят !!!!!!!Зимой в наших краях случаются частые бураны, что дня три бывало метёт и света божьего не видно. Потом только бац и приходят лютые морозы на недельку, градусов до сорока пяти. В бураны терялись и гибли не только отары овец, но и люди замерзали насмерть. Чтобы выжить в степи зимой есть только одно спасение, как можно быстрее добраться к людям в тепло, наче верна погибель. Я в такую ситуацию однажды попал, буксовал часа четыре, пока был бензин, а потом бросил машину в сепи и семь километров наощупь в сплошном молоке снежном шёл к мосту на Ишиме, где знаю сидел сторож моста и у него всегда топилась буржуйка. Только знание местности и дороги спасло меня тогда.иВалентина Чайка, приобрела фамилию Чайкова уже в Копейске под Челябинском, куда она попала вместе с другими эвакуированными детками с наступлением зимы 1944 года, после освобождения «чирвоной армией», разграбленной вдребезги немцами территории Белоруссии. Ибо многие деревни, были начисто сожжены специальными карательными «зондер командами» фашистов прямо вместе с жителями, а скот и имущество имевшееся у людей, отобрали и отправили в германию. Однако же, всякую тёплую одежду и валенки, эти вояки оставили при себе и носили лютой зимой 41-42 года, ибо форма у всех была только летняя. Ведь фюрер планировал захватить СССР ещё до зимних холодов, поэтому тёплую одежду для армии не запасали! Валентина наша, тогда ещё ребёнок-подросток была, хрупкая и дюже боязливая сирота. Всё мужское население деревни, в том числе и сыновья Корнея Андрей, Михаил и Павел воевали на фронтах, а старшая сестра Аксинья была в партизанах. У Аксиньи с мужем Мищенко Артёмом, местным умельцем- кузнецом способным выковать узорчатую кровать для новобрачных из подручного металлолома, было двое сыновей Григорий и Анатолий, ровесников моего старшего брата Владимира. Самый старший сын Иван, перед войной жил и работал в городе на заводе, там произошла какая-то производственная авария, вагонеткой ему сильно повредило ноги. Когда фашисты подходили к Гомелю, больных поездом отправили в сторону Москвы, эшелон попал под бомбёжку и многие погибли. Наверное, Иван оказался среди погибших, потому что о дальнейшей его судьбе, никакой информации до сих пор не поступало. Константин Чайка, перед войной уже завёл семью, вместе с заводом их эвакуировали на Урал. В пути он

- 16 -

дежурил на тормозной площадке вагона со станками, под дождём и на ветру сильно простыл, получил двухстороннее воспаление лёгкого и умер. Его жена Елена, с новорождённой дочерью Наташей, добралась со всеми эвакуированными из Речицы до города Новосибирска, осталась там жить и работать до самой пенсии. Там она второй раз выходила замуж и родила Наташке ещё и братика, назвали его Николаем. Отслужив в армии, он работал на военном авиационном заводе. Наташа окончила среднюю школу, стала работать, вышла замуж за автоэлектрика Шевелёва Василия и родила двух детей, сына Александра и дочь Светлану, у которой через годы народятся девочки-двойняшки, все они и сейчас проживают в Новосибирске. ЭТО БУДЕТ ЧЕТВЁРТЫЙ СЛУЧАЙ РОЖДЕНИЯ БЛИЗНЕЦОВ В НАШЕМ РОДУ. Может и другие похожие случаи бывали ранее, но моим родителям они не известные. Моя мама рассказывала, что до её появления на Свет Божий (17.05-1918 года), в их семье в Уссурийске-Никольском под Владивостоком в начале 1914 года, перед самой ПЕРВОЙ МИРОВОЙ ВОЙНОЙ, народились двойняшки, мальчика назвали Николай, а девочку ………..? История этого военного гарнизона вкратце будет таковой. Основан был в 1866 году переселенцами из Астраханской и Воронежской губерний на месте г. Суйпинь, как село Никольское. Внутри руин древней крепости, был размещён российский постоянный военныё гарнизон. Во время русско-японской войны 1904-1905 …года, город дополнительно был укреплён. В 1898 году разросшееся село, преобразовали в город Никольск-Уссурийский, каким он оставался до 1935 года. С запуском в эксплуатацию Транссибирской ж/д магистрали в 1900 году, было открыто движение по линии Никольское – п.Пограничный. Во время русско-японской войны 1904 -1905 года, город дополнительно был укреплён. Расположен город на реке Раздольная, берущей своё начало в горах Маньчжурии и впадающей в Амурский залив. Она очень богата всякой рыбой, в т.ч. кетой и корюшкой. Сейчас это город Уссурийск, второй после Владивостока, с крупной узловой ж/д станцией, узел автодорог. В старой части города сохранился и по сей день казарменный городок 22-го Восточно- Сибирского стрелкового полка. Представляете себе, в каком опасном и ответственном уголке, на задворках огромной Российской Империи, довелось служить моему будущему дедушке Степану, призыва примерно 1908 года в царскую императорскую армию. А тогда призывали по исполнению двадцати лет, служили по четыре года. Потому, что к началу Первой Мировой Войны в 1914 году, он успел уже отслужить срочную службу. Как способный солдат, владеющий грамотой читать и писать солдат, успел пройти ускоренные курсы переподготовки с присвоением звания ПРАПОРЩИК, получить отпуск домой на родину, побывать в нём и даже там жениться. Затем привезти молодую жену в Уссурийск, где она и родила ему двойняшек, мальчика и девочку в 1913 году, в самый канун первой Мировой войны! Согласитесь со мной, что наш дедуся Степан, был на редкость умным, сообразительным и шустрым парнем. Семьи офицеров обычно проживали на съёмных квартирах, поэтому выросшая в деревне молодая жена не сидела сложа руки, пока муж сутками пропадал на службе, а завела на подворье грядки и козочек. Выращивала для солдатиков копеечную свежую зелень, офицеры же с удовольствием заказывали тёплые и не дорогие перчатки, шарфы и носки домашней ручной вязки из шерсти. Дальнейшую подробную историю его участия в ПМВ, можно посмотреть в литературе ---ВИКИПЕДИЯ, 22-й стрелковый полк, в составе 1-ой бригады, 6-ой СД, V-го Сибирского армейского корпуса, место дислокации в1914 году город Никольск-Уссурийский. В первых же боях под Лодзью 23.11-1914 г, прибывшая на Северо-Западный фронт шестая дивизия, по вине разгильдяев генерала Зубковского и начштаба полковника Свирчевского, не выполнивших приказа идти на помощь сибирякам, потеряла в окружении 22% своего личного состава. Это более 3 тысяч человек убитыми, 1,2 тысячи ранеными и пропавшими без вести, (читай в интернете подробный отчёт начштаба 1-го корпуса генерала Ф.Новицкого «Ловичский отряд в Лодзинской операции 1914 года»). Он сохраняет объективность и беспристрастность суждений ,честно говорит, что немцы умели воевать грамотно и добиваться успехов в поставленных задачах, благодаря непоколебимой настойчивости в их достижении. А наша безалаберность в пользовании технической связью, особенно радио, так и вовсе облегчало их действия. Большинство наших радиограмм перехватывались противником и расшифровывались, а под Лодзью дело дошло до курьёза ---наше радио приняло депешу немцев «можете текст впредь не шифровать, мы его свободно читаем». Опыт войны показал, что создание временных войсковых отрядов и групп являлось всегда одной из причин, влекших за собой неудачи.

А ПРАКТИЧЕСКИ, по его рассказам своим детям и внукам, на деле с ним происходило в этой войне именно ТАК! В августе месяце 1914 года, Уссурийский военный гарнизон в местной крепости, подняли ночью по тревоге и эшелонами отправили бить германца на западный фронт. Степан наскоро успел забежать домой, поцеловать и обнять новорождённых детей и любимую жену, посоветовав ей не задерживаться на Дальнем Востоке, а пробираться как можно быстрее к родителям в Гомельскую область. Ибо на границах с Японией и Китаем стало слишком тревожно, банды «хунгузов» пытаются нападать на мелкие погранпосты и вырезать не только военных, но и гражданских. Спасло мою бабушку и будущих дядю с тётей, лишь наверное то обстоятельство, что комендант гарнизона каким-то образом умудрился выкроить вагон, а тогда они все были на строгом учёте у командования, и отправить семьи офицеров на родину, где она и жила всю ПМВ у своих родителей в деревне. Эшелоны с Дальневосточным 5-м Сибирским армейским корпусом, приамурского военного округа ( 20 тысяч человек), осенью 1914 года прибыли на западный фронт. А в октябре-ноябре 1916 года, Уссурийцы уже приняли участие в Лодзинском сражении Северо-Западного фронта у Влоцлавска, в составе 11 армейского корпуса, ( мемуары :- Ловичский отряд, из уст нач.штаб 1-го армейскогокорпуса Ф.Новицкий). Германский источник так передавал степень ожесточённости этого боя:- С наступлением темноты шёл штыковой и рукопашный бой, приклады и штыки делали своё дело! Сибиряки потеряли в нём свыше 3 тысяч убитыми и 1,2 тысяч ранеными и пленными, т.е. 22% личного состава, но с подошедшим 6-м арм. корпусом стабилизировали обстановку. когда Командовал им генерал-лейтенант Воронов Н.М. более двух с половиной лет, вплоть до апреля месяца 1917 года. Корпус за это время входил в состав пяти воевавших русских армий во многих операциях, а в знаменитом Брусиловском (известном под названием Луцкий) прорыве с 22 мая по 1 ноября 1916 года, находился в составе 11-ой армии на Юго-западном фронте, (см. ВОЕННОЕ ОБОЗРЕНИЕ). Артиллерийская подготовка для начала прорыва длилась пару дней, первую полосу обороны немцев русские солдаты захватили за три часа. Активное наступление длилось 17 дней, потом противник получил подкрепление и пришлось перейти к обороне. За это время немцы потеряли полтора миллиона человек убитыми и полмиллиона ранеными. Русская армия заняла Буковину (в давние времена там жило племя ДАКИ, а ныне это северная часть Молдавии) и часть Галиции (юго-западная Украина, ныне Львов). Австрия вынужденно вышла из войны, а немцы не смогли уничтожить армию французов. Русская армия спасла своих союзников, но не добилась коренного перелома в войне. Полк Степана израсходовал все имеющиеся боеприпасы, попал в окружение, стал пробивать дорогу к своим, иногда даже простыми штыковыми атаками и рукопашными схватками. Ряды их постепенно таяли, в очередном ночном переходе по лесам и болотам, голодные и вымотанные до предела, наткнулись на отдыхавших немцев. Пуля прошла Степану через живот навылет, но товарищи его не бросили, наскоро перевязав рану лентами из собственной порванной нательной рубашки, тащили на себе, пока на рассвете их не настигла погоня. Ну, конец, подумал он! Однако произошло не вероятное. Немцы помогли донести раненого офицера в свой полевой лазарет, где их врач тщательно промыл рану и, перевязав, отправил в госпиталь к другим таким же пленным. Спасло деда чудо, а именно трёх дневное голодание во время блуждания по лесам при отступлении. С наполненным кишечником, от таких ран наступает неминуемая гибель! И ещё одно не маловажное обстоятельство сыграло свою роль в спасении, оказывается в той войне, между противниками соблюдался договор «о гуманном отношении к военнопленным», поэтому попавшим в плен оказывалась даже первая медицинская помощь. Через несколько дней в лагерь приехали какие-то гражданские, отобрали группу офицеров человек тридцать и отправили в Германию. Таким образом, семеро из них оказались у немца баура на побережье Балтийского моря, в роли батраков на сельскохозяйственных работах. Степану, хозяин сначала всё-таки делал небольшую поблажку, учитывая его ранение, а может и сам в своей жизни где-нибудь уже успел побывать в плену. Вся осень прошла в полевых работах и на сенокосе, зарядили нудные затяжные дожди с ветром. Семь батраков пленников, жили в более приличном помещении для скота, оборудовав его под комнату на военный манер. Кормил хозяин тоже сносно, хоть и не разносолами, однако всем еды хватало, и мужики потихоньку вернули себе прежнее физическое состояние. Однажды, у немцев праздновали какое-то событие, хозяин с семьёй уехал в соседний фольварк. Его конюх, пожилой уже немец, закрыл пленных на замок навесной, как всегда это делал на ночь, хлебнув айн дупель шнапса, под шум дождя и ветра, улёгся под навесом для телег и уснул. Все, тут сразу же сообразили, что лучшего момента для давно задуманного побега не сыскать. Через дыру в крыше вылезли из сарая, прихватили торбу с давно незаметно припасёнными сухариками и фруктами. На берегу вырвали кол, вместе с цепью привязанной к нему лодки, сколь могли от берега протолкали её руками вплавь, а дальше уже пошли на вёслах, помня об обязательной погоне за ними утром, но не в сторону Российского берега, а к берегу Дании. Среди волн и дождя ориентировались интуитивно по направлению дующего ветра, под утро тучи стали расходиться, иногда проглядывало небо с луной, а потом посветлел горизонт на востоке. К обеду ветер почти стих, руки беглецов кровоточили от лопнувших мозолей, хотя гребли они вёслами по очереди, чтобы сохранить силы. А потом наступил полный штиль со страшной духотой, отражающихся от поверхности моря лучей солнца, постоянно хотелось пить и пить. На третий день сил вовсе не осталось, руки болели, весло в кровавых ладонях не держалось и скользило, сухарики закончились, воды питьевой ни капли. Одни неподвижно лежали на дне лодки, другие прислонились к её бортам, потеряв в пространстве всякий ориентир и положившись на волю самого всевышнего, даже про возможную погоню думать не хотелось. И вдруг уловили где-то вдалеке, еле слышимый гудок, но не паровоза на опостылевшем берегу, а парохода в море.

Вскоре гудок стал хорошо слышимым и они увидели пароход с шлейфом чёрного дыма над трубой. Лодку на пароходе тоже заметили, изменили курс в их сторону, стали медленно приближаться. Ловкие матросы спустили на верёвке трап, помогли подняться на борт, уложили всех семерых на грубый брезент. По запёкшимся в кровь губам поняли, как давно эти бедолаги не видели питьевой воды, принесли её и стали сначала смачивать губы, а потом показали, что надо пить маленькими глотками. Датская команда парохода, выяснив, что это бежавшие из плена русские, оказала первую медицинскую помощь, накормила постепенно до отвала и спрятала глубоко в трюмах, от возможной встречи в море с погоней. Две недели пароход сновал между островами, меняя небольшие гарнизоны своих солдат, потом вернулся в Данию. Русских одели в робы и под видом своих матросов, вывели с парохода на берег в городскую баню, там переодели в цивильную, т.е. гражданскую одежду, а ночью вывезли в какой-то особняк. Все эти предосторожности были соблюдены неспроста, ведь шла война, немецкие шпионы были повсюду. Оказалось, что какая-то датская принцесса находилась замужем в России, поэтому датчане приняли русских у себя, как своих родственников. Они, за личные деньги королевы своей, выдали нашим офицерам датские липовые паспорта, обули и одели в новые костюмы под галстук, плащи и шляпы, вручили очки модные и даже тросточки, купили билеты до Владивостока на иностранный пароход и отправили в кругосветное путешествие через Атлантику, вокруг Африки и Мадагаскара. Таким образом офицеры вернулись на родину весной 1917 года. Представляю себе, какую шумиху могла тогдашняя пресса Владивостока организовать в связи с прибытием без вести пропавших, считай с «того света».обувь делалось неспростакнакормила Слегка отдохнувших и

Однажды получила ожог дыхательных путей на химпроизводстве и вышла на пенсию по инвалидности, с предоставлением вне очереди квартиры для её семьи. На этой квартире возле городского Цирка, я бывал у них в гостях, когда в Забайкалье дембельнулся из советской армии 29.12-1968 года и ехал домой в Атбасар. Там, в это же время, уже гостили мои тётки из Мариновки Мария и Валентина, да ещё и старший их брат Андрей Чайка из Новокузнецка, приехавшие на новогодние праздники. Вместе, мы радостные и полные светлых надежд, как и идущий в ногу в призрачный Коммунизм весь Советский народ, встретили Новый 1969 год с любимыми народными песнями. А получилось это очень здорово, потому что у Наташи голос был как колокольчик, редкостного тембра. Такой именно, из всей нашей многочисленной родни, был ещё и у моей мамы Александры. Сестра песню заводила, потом вступали мои обе тётки Мария и Валентина с женой Николая, т.е Наташиной снохой, ну а после уже и мы мужчины, т.е. дядя Андрей, муж Василий, брат Николай и я. Тогда наши соседи, на песни военных времён никогда не обижались, наоборот приветствовали их и каждый сам норовил поддержать поющих, ибо в памяти людей ещё крепко сидели и не стёрлись перенесённые жуткие трудности и невзгоды войны, живые потери среди родных и близких. Слушая нас, каждый понимал --- так душевно поют только слишком близкие, соскучившиеся друг по другу, давно не встречавшиеся люди,

-- 17 --

вкладывающие в свою песню и радость редкой встречи, и грусть предстоящего им завтра расставания. Старшую на год сестру Марию, приютили в соседнем селе родственники какие-то, а племянницу мужа Валюшку, забрала к себе и спасала моя мама Александра Степановна! В селе её все звали Шура, дочь царского прапорщика Столярова Степана. Моя мама, вместе с четырёх летним сынишкой Владимиром и Валей, еле успели спастись от верной смерти, в одной из многочисленных ямин на разработках торфа, куда они успели убежать с соседями, услышав стрельбу и крики. Тогда зондер -команда эсэсовцев , ранним январским утром 1943 года, на противоположном конце села Духановка, Речицкого района, Гомельской области, стала полукольцом окружать деревню и приступила к расстрелам жителей в зоне действия партизанского отряда. Было убито 44 человека. Спаслись на той окраине села не многие. Как только услышали звон битого стекла в крайних домах, плач женщин и детей, выстрелы винтовок и короткие очереди немецких шмайсеров, то кое- кто успел убежать в ближний лес, можно сказать в чем был. Наш край села ещё успел на бегу свою одежду верхнюю и хлеб схватить со стола, что сильно потом пригодилось, поделившись с другими детками, прятавшимся в сырых болотах, куда ещё долго доносился шум погромов, крики и стрельба в селе. Но, на этот раз село всё же уцелело, тогда его не сожгли. Потрясённые побоищем детки, вначале пытались плакать, но общий страх и ужас от взрослых и им передался, поэтому только всхлипывали и сопели, ощущая свалившуюся на них беду. А предварительной историей, приведшим к этим трагическим событиям, послужил вот какой случай. Зимой 1942-43 года, моя мама с четырёх летним сынишкой Вовой и двенадцати летней племяницей по мужу Валей, проснулась среди ночи в своём доме от непонятного, а потому тревожно-напряжённого страха, возникшего от всё время приближающегося к их селу грохота. Вначале подумала даже, что это снова немецкие танки колонной прут на Гомель. Гул становился всё громче, но не был похожим ни на шум немецких бомбовозов, которые тяжело груженые бомбами, волнами шли над селом в сторону Гомеля, Смоленска и Брянска. Позже, отбомбившись там, налегке уже возвращались на свой аэродром, только звук моторов был совсем другой, не надсадный, а звонче намного. Соскочив с широкой лавки, где она спала и прильнув осторожно к стеклу окна, а в это время как раз луна малость освещала улицу, увидели длинный конный обоз, но не санный а колёсный. Оказалось, это колеса телег с железными ободами прыгали по замёрзшим на улице кочкам, издавали такой жуткий грохот. Телеги, что характерно, были не деревенского крестьянского образца, но строго военного и все с заводской зеленоватого цвета окраской. Тащили их крепкие и сытые под стать лошади, запряжённые попарно, да с такой шустрой рысью, что аж искры летели из- под кованых копыт! Так громыхало наверное часа полтора, потом долго шли колоннами военные и что удивительно, не в немецкой а в русской форме и со звёздочками на шапках. У многих на груди были автоматы с круглыми банками, похожими на консервные. Как позже выяснилось это были новые автоматы ППШ. Вся Духановка затаилась, опасаясь какой-нибудь немецкой подлости, ведь фронт в это время был где-то под Москвой, откуда у них здесь в тылу могло появиться столь много наших военных. В это время, человек семь этих военных перелезли через изгородь во двор старосты села. Его дом стоял через улицу наискосок от нашего и при лунном свете хорошо был виден. Выставив предварительно часового с винтовкой у калитки, эти военные стали громко стучать в окно и в дверь, а второй с автоматом стал в глубине двора за угол сарая. Староста за стеклом окна , что-то спрашивал наверное, с улицы ему сказали --- открывай! В хате суматоха началась какая-то, тогда ударом приклада военные выбили раму

-- 18 --

и один с автоматом перевалился через подоконник туда, а через секунду открыл дверь для остальных. Часовой у калитки в это время залёг с винтовкой за штабелем брёвен. Луну в очередной раз затянуло облаками и уже не было видно двора. В это время в доме засветился огонёк лампы, тени людей мелькали по стенам, еле слышно гудели голоса минут десять, дерюжкой какой-то завесили выбитое окно. Потом визгливо заорал голос нашего соседа старосты --- товарищи, товарищи!!! И вдруг дверь, как от взрыва распахнулась, на крыльцо выскочила белая фигура, крутанулась как бы туда, сюда не зная в какую сторону побежать и скачками бросилась к сараю у огорода. Из дома люди почему то вышли не спеша, а у сарая в это время стоявший там часовой, пару раз крикнул стой, стой! Ударила короткая автоматная очередь, и она оборвала длинный вопль старосты! Там кто-то посветил фонариком по земле, потом по стене сарая и сказал таким молодым довольно голосом, чтоб все услышали - --Готов! У крыльца засветилась спичка, помигала, пока прикуривало несколько человек, потом открылась калитка и военные пошли вслед за колоннами, пряча огоньки папирос в рукавах одежды. А минут через пять, поднялся часовой за штабелем дров, окликнул второго за сараем и вместе ушли за всеми. На рассвете посыпался снежок, следы телег и конский навоз прикрыл, перепуганные люди стали выходить кормить скот и за водой к колодцам. Тут мама и узнала, что шёл какой-то Колпак, вроде к партизанам пошёл. На другом конце села прихлопнул двух полицаев из местных. А староста перед этим приготовил списки активистов и передал немцам, или не успел передать, вот их у него в доме и нашли ночью. Поэтому он и орал товарищи, товарищи с перепугу, а потом пытался убежать через огород. Это событие произошло зимой 1942-43 года. Тогда про Ковпака идущего своим отрядом в рейд по немецким тылам, ещё никто не слышал и не знал, кто он такой. После ликвидации старосты села с полицейскими и ухода ковпаковцев в рейд, нагрянул карательный отряд немцев и учинил расправу над жителями. Каратели внезапно оцепили село, прочесали все дома, арестовали 42 человека женщин стариков, детей и расстреляли, Благо тогда они село хоть не сожгли! Мама с детьми и соседи пересидели дня три в яминах от выбранного торфа на болоте, а потом осторожно вернулись в дома. Немцы не сильно повредили село, забрали несколько свиней и коров, да ещё тёплые вещи. Но, вот летом 1943 года, зачищая полностью от партизан окрестные леса, по отработанной ими ещё зимой схеме, снова на рассвете окружили село, полностью его сожгли и убили 42 жителя. Мама наша, как только услышала очередной переполох со стрельбой в селе, бросилась в сарай отвязывать кормилицу корову и звать игравших в огороде детей, т.е. сына Владимира и племянницу Валю. В этот момент к дому на мотоцикле подкатили трое немцев, в касках со зловещими зигзагами белых молний и закатанными по локоть рукавами. Водитель и пулемётчик остались на месте, но третий молодой и белобрысый с факелом в руке и автоматом на груди, пинком ноги распахнул калитку во двор, почти не целясь, прострочил очередями по двору и постройкам, подпрыгнул и закинул факел повыше на соломенную крышу у основания кирпичного дымохода, чтобы его не смогли достать и сбросить хозяева дома. После чего пошёл к мотоциклу, весело насвистывая какую-то немецкую мелодию. Мама из сумрака в сарае видела всё это, спазм страха от шлёпнувших пуль по стене, чуть не попавших в её и корову, парализовал её голос. Да и понимала, что надо молчать, чтобы не привлечь внимание немцев к игравшим у грядок с картошкой детишкам, иначе бы очередь и по ним прошлась. Мысль одна пронзила мозг – только бы не в детей, только бы не увидели их в картошке эти ироды, спаси господи боже милостивый! В это время немец водитель протирал свои

-- 19 --

запылённые очки, а сидевший в коляске повернул пулемёт в проём калитки и держал на мушке весь двор, но не стрелял. Когда мотоцикл развернулся и поехал к центру села, мама начисто позабыла и про кормилицу коровку, которую не успела даже отвязать и вывести из сарая, и про овечку с двумя ягнятками, а поползла по меже к перепуганным деткам. На их счастье, даже ни разу не попытавшим выглянуть из высокой картофельной ботвы, схватила их и отвела за сарай, а сама вбежала в дом. Сухая его соломенная крыша уже полыхала вовсю ивановскую, с жутким потрескиванием и столбом черного дыма, как и другие дома по всей улице. Захватив, приготовленный заранее для такого тревожног случая узел, с первой необходимости вещами, едой и главное с АУСВАЙСом! Его с печатью и раскинувшей крылья птицей со свастикой, коренным сельчанам выдавала немецкая «гебитс» комендатура, после тщательной проверки личности человека через местную полицию и старосту деревни, как временный документ личности на конкретной оккупированной территории. Если патрулю его не могли предъявить при проверке документов, то тут же подвергались аресту и доставке в комендатуру, а там разговор был короткий --- ПАРТИЗАНЕН, КОММУНИСТ и неминуемый расстрел. Под таким предлогом полицаи и сами стреляли не понравившихся им сельчан. Могли запросто человека шлёпнуть и присвоить понравившуюся одежду, обувь, лошадь и т.д, не говоря уже про обиды довоенные. Отчитывались перед немцами, как за уничтоженного при попытке к бегству партизана, активиста, или советского дезертира, еще и поощрения получали. А пунктуальный комендант посылал отчётный рапорт высшему руководству, зарабатывая звание, или отпуск «нах фатерланд». Люди уже имели определённый опыт, заранее сделали в лесах некоторые запасы продуктов и тёплых вещей. Наиболее ценное имущество, а в нашей семье это была ручная швейная машинка «Зингер» и довоенные личные документы, мама закопала в разных, менее подтопляемых дождями местах, тщательно замаскировав. И правильно сделала, в любой момент дня и ночи на подворье могли ворватья немцы, или полицаи, учинить тщательный обыск, шомполами тыкая под стенами и в огороде с картошкой. По рыхлой почве легко обнаруживали место такой ямки и забирали найденное себе, особенно радовало их припрятанное сало, самогон и мёд. На островках в болоте расширили прежние убежища, замаскировали их и даже устроили очаги для готовки пищи. Так вот, схватив в комнате полной дыма этот узел с вещами, едой и документами и прибежав к оставленным за сараем детям, мама к своему ужасу обнаружила там лишь плачущую Валюшку племянницу, а след сына Владимира четырёхлетнего, как говорится и простыл уже в неизвестном направлении. Мама метнулась по двору, проверила снова картошку, где дети играли только что,прошерстила сарай со всеми другими постройками, звала сыночка оглядываясь на дымную улицу со снующими немцами и полицаями, но ребёнка не нашла. Испуганную и плачущую племянницу Валюшку, бил нервный озноб и куда подевался брат она не говорила, а может и не видела момента его исчезновения. За сараем и огородами, неподалеку виднелись заросли орешника, где всегда детишки промышляли орехами, а за ними уже начинался большой и тёмный лес, куда они ватагами бегали за ягодой и грибами. Мелькнула мысль, так может он в орешнике спрятался с испугу! Забыв начисто о корове, звалив узел с вещами на плечо и взяв за руку девочку, мама пригнувшись побежала к кустам, через небольшое открытое место. В общей шумной суматохе горящей деревни и в таком нервном напряжении от исчезнувшего ребёнка, выстрелов в свою сторону уже не слышала, только запечатлелись боковым зрением какие- то фонтанчики пыли под ногами. Прочесав весь орешник и опушку леса, сынишки мама не

-- 20 --

нашла, возвращаться искать в селе было поздно, оно уже догорало. Значительно позже, уже в лесу среди уцелевших соседей, была обнаружена внутри узла с вещами пуля от

немецкого «шмайсера». Пришло полное осознание всей опасности её собственной жизни и жизни девочки, со всхлипами посапывающей во сне, прислонившись к спасительному узлу. Попросив соседей присмотреть за девочкой, сама продолжила поиски ребёнка до рассвета, обессиленная вконец, присела под разлапистой ёлочкой и сон отключил её от тревожной действительности. Проснулась внезапно, как от разряда тока. От сильного тумана и росы на траве, вся одежда промокла, а сама она продрогла, зуб на зуб не попадал, стала прислушиваться к окружающим её звукам. Вдруг уловила позвякивание колокольчика, какие обычно в деревнях вешают хозяйки на шею своих слишком шустрых и свободолюбивых коров. Сомнений не было, это же её «зорька» неподалёку где-то двигается, позвякивая при ходьбе, или когда отмахивается от гнуса. Двигаясь осторожно в том направлении, она вышла на окраину леса далеко за селом, увидела свою корову с обрывком верёвки на рогах и слегка обгоревшей на спине шерстью, мирно пасущуюся на сочной траве. Завидев свою хозяйку, корова молча, как бы чувствуя врагов рядом, сама двинулась ей навстречу, Шершавыми губами ища привычную корочку хлеба, получаемую перед утренней дойкой, чтобы отдавала без утайки всё молоко. Взяв за обрывок верёвки корову, мама решила посмотреть стожки сена на этой лужайке, и о боги, с радостью превеликой обнаружила свёрнувшегося в комочек спящего ребёнка, своего сыночка Владимира! Стоит ли объяснять радость её и ликование в эти мгновения, когда взяв его на руки и прижав к груди своей, вновь почувствовала тепло его хрупкого с перепачканными коленками и мордашкой, искусанного комарами тельца. Приоткрыв глаза, сын узнал свою маму, слабым голосом прошептал мааама и уснул, обняв за шею. Посидев с найдёнышем немного под стожком сена и уняв слёзы радости, взяла корову за обрывок верёвки и потянула за собой вдоль опушки, по направлению к болотине, где укрылись сельчане. Был именно такой момент в природе, когда ночь ещё не ушла, а рассвет ещё только идёт. Окружающие тебя предметы смешаны с плотным туманом и приобретают сказочные очертания. Не прошли они и ста метров по опушке, как вдруг корова, а она при ходьбе свои ноги не поднимает так высоко как люди, стала цепляться копытами за какую -то проволоку и как бы спотыкаться и приостанавливаться, рывками дёргая за верёвку. Только собралась мама на неё неугомонную прицыкнуть негромко, как сбоку со стороны луга, что-то щёлкнуло и вдруг заорал испуганно человек, хальт- хальт и ещё что-то, но она с перепугу и не запомнила. Тут же раздался звук, похожий на хлопок и взвилась жёлтого цвета ракета, ярко освещая верхушки деревьев, но густой туман пробить до самой земли, этот свет был не в состоянии. Пока, ракета падала и догорала, мама машинально потянула корову под кроны деревьев, постаралась убраться с этого опасного места, как можно дальше. Приняв левее, в глубь леса, метров через триста, они почти наскочили на человека под деревом, заоравшим благим матом «хальт, хенде хох». От неожиданности она чуть ребенка не выпустила из рук, остановилась как вкопанная, а корова, жуя жвачку, просунула свою голову ей подмышку и замычала призывно. Может быть, именно корова и разрядила эту сложную ситуацию, подарила своим мирным мычанием доли секунды подумать тому человеку, возможно фермеру какому, или батраку из германии, вспомнившему свою корову. Ибо он не нажал на спусковой крючок своего шмайсера, не загубил короткой очередью две совершенно невинные души и скотину. Надо ж было такому случиться, именно под вечер, после сжигания сёл и расстрелов людей, на этой опушке расположились немцы, как и

-- 21 --

положено в полевых условиях, выставили на ночь в разных местах своих часовых, опасаясь нападения партизан из леса. Наспех вырыли вдоль опушки не глубокие окопчики, замаскировали их, протянули в уцелевший дом, где заночевали их офицеры, полевой провод к телефону, который корова и потревожила ногами пару раз, а немцы отреагировали на рывки и выпустили ракету. Этот часовой в маскхалате, почти слился с зелеными кустами и на их фоне его не сразу и заметила мама. От внезапной встречи, он тоже струхнул, но успел сообразить, что корова из сожженного села, с опалённой шерстью на спине, вечером тут уже действительно паслась и часовые её точно видели, но не трогали за ненадобностью. Поэтому увидев женщину с ребёнком на руках и эту корову, он успел сообразить что к чему и строго заорал «Вэр ист да! Матка хальт! Матка киндер, унд куу. Вэг, матка, вэг!». И ещё что-то, показывая не в лес, а в сторону по направлению тянувшегося провода полевого телефона, проложенного по невысоким колышкам над мокрой травой, чтобы от влаги не было замыкания и потери слышимости. Даже в спешке большой, немцы педантично всё проделали, добросовестно и пунктуально согласно инструкции, удивлялись наши люди после освобождения. На свет взлетевшей ракеты и крики часового, прибежали ещё три немца, отобрали корову, дали подзатыльник не сильный мальчику и повели подальше от леса. Ребёнок помалкивал при чужих страшных дядьках на руках у матери, корова шла медленно, один немец её временами пинал и смеясь говорил что-то остальным. Пришли они на окраину сгоревшего села к шалашу, из которого вылез худющий долговязый немец и стал орать на этих троих, вытянувшимися перед ним и щёлкнувшими каблуками, коротеньких с широкими голенищами, немецких сапог с подковками и шишковатой подошвой. Потом подозвал солдата переводчика и дал ему короткую команду, проведя ребром ладони по своему горлу, можно было догадаться, что корову он велел зарезать и в отдать в котёл на еду солдатам, а «цивилише матка унд киндер, нах арбайт фатерланд». Мама была настолько потрясена всеми этими внезапно свалившимися передрягами за одни сутки, что еле стояла на ногах, удерживая сына. Переводчик повел её с коровой куда-то через кусты, с жалостью смотрел на дитя с потрескавшимися губами, хныкавшим и просившим пить,, а потом достал початую плитку шоколада из карма и стал её вкладывать в руку испугавшемуся ещё больше ребёнку. Пытался погладить его по головке и при этом, показывал три пальца, т.е. и у него дома остались где-то трое детишек. Всё повторял --- матка, фатерланд карашо, зер карашо! В это время позади, у шалаша с длинным немцем, поднялся какой-то шум и беготня, провожатый сразу же тормознулся, немного подумал, решая как ему поступить и показал рукой махнул вперёд. Матка дранг форветс, шнель, шнель, ком,ком, развернулся и быстрым шагом пошёл назад. Когда он исчез за поворотом тропинки, мама не долго думая, сразу же потянула корову в сторону небольшой низины с кустиками, а потом в спасительный лес. Вернувшись к своим в болото, она удивилась ещё больше, тут уже знали и о её аресте, и о конвоирах. Валюшка, в это время пригорюнившись, маленьким и слабеньким воробышком, сидела на узлу с одеждой и вытирала слёзы, остро ощущая себя брошенной всеми полной сиротинушкой, у которой отобрали на погибель последних родственников. Оказывается один мужчина ночевать уходил из общего лагеря, чтобы его присутствие не навлекло беды на семью в случае облавы, и всё происходящее на рассвете у опушке, видел с болотины. Через несколько ночей после этих событий, там на него спящего набрела немецкая разведка, судя по количеству отпечатков немецких сапог на сырой земле, и не создавая лишнего шуму заколола штыком прямо под кочкой болотной травы, по местному

-- 22 --

«купины». Коровка оказалась поистине единственной кормилицей для всех проживающих в лагере детишек. Её молочко давали в первую очередь больным и простуженным. Общее горе, сделало людей единой семьёй, не жалевших для соседа ничего и делившимися последней крошкой еды. Местные леса и болота с убежищами, всё лето ещё не раз спасали людей с детишками, до той самой дождливой осенней, с первыми заморозками ночи 1943 года, когда уже наши разведчики возвращались назад из поиска с добытым языком-немцем и случайно не наткнулись на эти землянки. Что характерно, разведчики настолько были усталыми, грязными, оборванными и с красными от недосыпания глазами, да ещё и голодные так, что проглотили печеную беженцами картошку прямо в кожуре, не очистив от сажи. Они быстро проверили, на всякий случай, все землянки и выяснили, что это местные «цивильные» жители, уцелевшие от расстрелов. Да ещё и обладающие подробной свежей информацией, где вырыты окопы немцев и блиндажи, где штаб и пушки стоят со здоровенными голландскими конями тяжеловозами (битюгами) в лохматых выше копыт белых чулках. Ведь по ночам люди наведывались в сгоревшее село копать картошку в своих огородах. Разведчики тут же развернули какой-то чемодан (оказалось, что это рация такая была) и открытым текстом не шифруя, простыми словами, паренёк молоденький передал своим эти координаты, водя пальцем по карте местности в прозрачной клеёнке. Не прошло и часа, как над болотом с шипением и каким-то воем, в сторону немецких позиций, пронеслось штук двадцать огненных смерчей. Все попадали и жутко перепугались, а усталые военные заулыбались и сказали, что это Катюша поёт! Люди о таком оружии страшном даже и не слышали, а тут видеть довелось своими глазами! А каково же досталось тогда немцам, попавшим в такой огненный мешок, слов нет! К рассвету они уже смотались, аж за полторы сотни километров на запад. Значит такой большой урон им нанесли эти удары огненных снарядов, они жутко боялись КАТЮШИ. А до того ведь, такие смелые были, убивая беззащитных женщин и детей! К обеду, шустрые мальчишки уже подсмотрели из кустов и выяснили, что немцы драпанули с сопки у села. Все их блиндажи и окопы взрывами перепаханы, как картофельный огород после его копки. Большущие пушки, из которых они каждый день обстреливали наши войска, находившиеся под Речицей и Гомелем на левом берегу Днепра, вместе с конями битюгами лохматоногими, валяются на опушке леса, а в складе под сопкой столько еды всякой осталось в ярких цветных иностранных упаковках, что запросто на два села хватит! Тогда и оголодавшие взрослые осторожно и с опаской стали к селу подтягиваться, на пепелищах отыскивать утварь уцелевшую, а в блиндажах узнавали свои половички домотканые и прочие вещи. Вот, именно после этих событий и отправили детей на Урал. Валентину судьба забросила в Копейск, там острее всего нужны были рабочие руки подростков на заводах и в шахтах.

По её словам, после работы бригадир составлял список рабочей бригады для питания в столовой, спросил и ее фамилию, а она заробела, смущённо и замешкалась. Он повысил голос и переспросил,ты чья девочка будешь, ты чья? Она в испуге и ответила ---я буду Чайкова. Так и появилась эта фамилия, как отдельная веточка рода нашего.

А по рассказам моих родителей, наш род был когда-то довольно многочисленным и крепким! Ещё при царе батюшке, несколько братьев и родственников наших, завербовались официально и уехали с гомельщины, где местные почвы в основном песчаные и болотистые, не приносящие урожаев приличных. В Канаде нужны были рабочие на какие-то стройки, или на заводы. Правда один из них умудрился вернуться домой перед самой первой гражданской войной, в шикарном костюме и удивительных каких-то жёлтых ботинках, с подковками и кожаными крагами, да ещё с двумя мешками дорогих тряпок. Задержавшаяся в Канаде родня остальная, периодически ещё долго слала письма в конвертах с красивыми картинками. Но, лучше бы она этого не делала и не привлекала внимания разных преступников, а позже при Сталинских репрессиях и органов НКВД. Когда началась гражданская война, власть часто менялась, а иногда долго её вообще не бывало в лесных селениях, то этого нашего вернувшегося репатрианта, в несколько ночных налетов бандиты разные ограбили и так сильно избили, что он стал беднее, чем все местные нищие. Рад был, что хоть в живых остался. Всякая письменная связь с зарубежным миром резко прервалась, пошли то белые, то красные. Семья Галаковцев, т.е. отец с пятью взрослыми и крепкими сыновьями, аж до тридцатого года по лесам пряталась от ЧОНовцев. А при Сталинских репрессиях так и вовсе беспредел царил. Приезжали ночью с обыском, арестовывали и увозили навсегда. Человек исчезал бесследно, никто ничего не знал и не хотел вслух на эту тему даже заводить разговоры, чтобы самому не пострадать! Боялись все друг друга, а вспоминать про заграничных родственников и тем более, иначе вся семья может пострадать. Вот родня и растерялась по всему миру, близкое и частое общение

прервалось,а значит связи родственные нарушились и со временем вовсе позабылись, а близкие родственники превратились в простых однофамильцев.

.               ************************