15. Каньшины

           Я  сквозь  годы  оглянусь.                Судьба семьи. Воспоминания Ульяны Ефимовны о ссылке их семьи из села
Смоленского Алтайского края в Нарым. Родилась Ульяна Ефимовна 19.12.1907 года в
селе Смоленском в большой многодетной семье (6 детей). А раньше ее деды жили в Рязанской губернии. Жили трудно, вели свое крестьянское хозяйство, которое облагали
непосильными налогами. И единственный выход был уехать на Алтай, где переселенцев не «трогали» налогами, где жили своим трудом и умом. На «вольные хлеба»- как говорили в ту пору об Алтае. И вот зимой, 1880 года, получив нужные документы. На конных санях, тронулись в путь. Переселенцев было много,  на Алтай держал путь целый обоз. Добрались за 40 дней до села Смоленского, жить начинали с нуля, было трудно. Чтобы прокормить большие семьи, многих членов семьи отдавали в работники к зажиточным хозяевам, которые давно обосновались в этих краях, имели много земли, держали много домашних животных. Так, отец Ульяны Ефим, был отдан в работники. Трудился от зари до зари, пока не женился. За восемь лет батрачества хозяин дал старую клячу и гнилую телегу. Но, Слава Богу, жизнь налаживалась. Теперь было свое личное хозяйство, свой домишко на Подгорной улице. Детей у родителей было семь сестер и два брата. Своим трудом (натуральным хозяйством) в то время можно было выпутаться из любой нищеты, встать на ноги, вырастить и обучить детей. Только пьяницы и лентяи ходили по дворам и жили подаяниями, но таких на селе были единицы (которым впоследствии и доверили на местах строить власть Советов).
В первую Мировую войну многих мужиков забирали на фронт, ушел и Ефим. Четыре года воевал на передовой. Вернулся домой, когда уже начиналась гражданская война. Власть, в течение трех лет переходила с переменным успехом то белым, то красным, особенно зверствовали  «кукурымы» (так называли алтайцев воевавшие на стороне белых). Страшное было время, когда не знаешь, кто друг, а кто враг. Рекой лилась людская  кровь, брат шел на брата, сын на отца. Много было убитых, казненных. Во время боевых действий детей прятали в подполье домов, иногда сидели сутки, пока не утихнет стрельба. Постепенно установилась Советская власть на Алтае.
   Из детей Ефима,- Ульяна была самая красивая из всех сестер. К ней сватались 17 сватов, но она всех отвергала, так как любила Василия. И уже когда последние  сваты с
родителями решали вопрос о назначения дня свадьбы, а родителям «наперекор» идти было нельзя. Прямо во время сватовства к её окну подъехал любимый Василий.
Ульяна выпрыгнула в окно, сели вдвоем на коня и убежали. Вот так Ульяна и стала     женой Василия. Василий родился в селе Смоленском и тоже в многодетной семье,- шесть
братьев и сестра. Все жили дружно, молодые семьи работали сообща, жили, как сейчас бы
сказали,- одним колхозом. Теперь они вырастили несколько коров и другую живность.
Имели хороших лошадей, весь летний сезон работали на своей заимке, что находилась
под селом Точильным. Бабушка Ульяна рассказывала, что в ту пору, сметана стояла в бочках, как и мед. Время сезонных работ начиналось с ранней весны и до глубокой осени. Работали все, даже подростки. Бабушка Ульяна говорила, что в поле было легче. Ведь дома надо было сварить и накормить маленьких детей (их было шесть) и управиться со всем хозяйством. Жили по тем временам,- зажиточно, часто ездили в город Бийск, меняли сельхоз продукты на стройматериалы-гвозди, доски. Так как появились деньги, покупали одежду, обувь. В складчину братья купили механическую молотилку для обмолота зерна. Вот, за эту молотилку во время коллективизации их семью приписали к «кулакам». Чтобы все семьи не пострадали, решили отправить в ссылку самого младшего из братьев,- Василия, он самый молодой и у него было всего двое детей.
Так что Василий и Ульяна взяли всю «вину» на себя. Остальные обещали помогать, кто чем сможет, забегая вперед скажу, что обещание так и осталось на словах. За время ссылки отец Ульяны один только раз приезжал к ним на три дня, вот и вся помощь, а братья Каньшины вообще отказались признавать их за родню. На сборы ссыльным дали три дня, насушили два мешка сухарей. Деньги Василий зашил в подошву сапога, потом
на эти деньги в ссылке купил швейную машинку «Зингер». Посадили детей на подводы и отправили в город Бийск, где погрузили в трюм барж и отправили вниз по Оби. Везли
по реке Оби несколько суток, потом по реке Кеть, в Белый Яр,- Верхнекетского района Люди от духоты и голода умирали пачками, их за ноги сбрасывали в воду. А живых высаживали так: высадят 1-2 семьи, следующих дальше, то есть не всех вместе.  Оставляли на голодную смерть. Прожили они кое-как два месяца, ели кто, что найдет: ягода, грибы, потом научились ловить рыбу. Мужчин гоняли на лесоповал, а в землянках началась дизентерия- мор. Каждый день хоронили по несколько человек, в основном,- дети. Матери, похоронив детей, сходили с ума, в беспамятстве уходили в лес и там погибали. Оставшиеся в живых, перебрались в другую деревню. В Обрамкино жили местные остяки, юрты тянулись в одну линию. Ссыльные стали селиться напротив их жилищ. Многие жители боялись ссыльных, называли «кулаками». Спецпереселенцы на капустные листья меняли полотенца. Власть так запугала местных, что когда ссыльные умирали, то они даже детям не давали стакана молока. Но потом, когда узнали их лучше, стали дружить, поддерживать, давать мясо, рыбу, молоко. Поняли остяки, что это такие же люди, как и они, трудяги - бедолаги, а никакие не «кулаки». В дальнейшем все изменилось. Многие стали родственниками. Остяки женились на русских девушках, с приливом свежей русской крови у них стали рождаться здоровые, красивые дети и между русскими и остяками не стало различий, разногласий. Но все равно жили многие трудно, голодно. Так к соседям приехал родственник, наелся, чем питались хозяева, и умер от заворота кишок. Вот так тогда питались! Ульяна восемь месяцев от голода не могла встать с постели, лежала. А один раз в неделю нужно было всем отмечаться в комендатуре, в другом селе. Соседи сообщили, что Ульяна болеет, не встает, но комендант не поверил, грозился расправой, кое- как замяли. Помнит Ульяна, что рассказывали, что ниже города Колпашево, не доезжая Каргаска, есть остров смерти. Туда привезли целую баржу одних мужиков политзаключенных. Их охраняли, если кто решался бежать и плыть на другой берег, расстреливали. Людей не кормили, приговорили к голодной смерти. Позже пароходы, проплывая мимо, давали длинные протяжные гудки. На берегу Оби в городе Колпашево было милицейское здание. Людей после пыток, никуда не вывозили, расстреливали в подвале и скидывали в яму. Через много лет река подмыла берег, здание снесли и показались человеческие кости. Зрелище было жутким, люди штабелями лежали друг на друге. Это на останки жутко нам сейчас глядеть, а каково было все это переносить людям в то жуткое время? Сейчас деревни, где мы мыкали горе, нет, все жители разъехались подальше, чтобы им ничего не напоминало того ужаса. Все наши огороды, поля, заливные луга заросли, ходят только медведи, да жирует крапива и лебеда…                …Из воспоминаний Сухановой Любови Васильевны. Детей в семье родителей  было много, и все мал, мала меньше. Трехлетнюю Полину привезли с собой в ссылку из села Смоленского. В 1935 году родилась Люба, в 1938 году,- Анатолий, в 1941 году- Мария. В 1944 году Геннадий. Мама рассказывала, что везли людей в трюмах барж. Даже скот так не возили, он бы перетоптал друг друга. Скот нельзя, а людей,- можно. Людей не кормили, они умирали от голода, духоты, от антисанитарии. Привезли и высадили на берегу широкой реки. Высадили ночью. От слабости повалились на землю. Утром огляделись, выяснилось, что высадили в гиблом месте, кругом гнилые болота. Даже землянку выкопать нельзя, так как яма наполнялась водой. Люди от бессилия и голода стонали. От нервных перегрузок многие падали замертво. Уйти с этого места спецпереселенцы не имели права, но ради оставшихся в живых детей надо было подниматься и жить. Чуть углубившись в чащу, нашли место посуше, где и выкопали землянки, а в последующие дни срубили мужики крошечные домишки(4 на 4 метра). Там только помещалась большая глинобитная печь, что-то наподобие русской. Спали все на полу вповалку, на подстеленной сухой траве, ей же и укрывались, вместо одеяла. Помню, что под печкой зимой в домике держали поросеночка, которого принесли соседи, поросенок вылезал из своего заточения и спал вместе со всеми, зарывшись в траву. Потом из прибившихся ссыльных образовалась целая деревня, называлась она Херсонкой.    Запомнилось из детства, как дед сделал  деревянную соху, коня не было, дед соху держал за ручки, а бабушка, вместо коня, стала тащить эту соху.  Поглядев на это, мы,- маленькие дети сочинили частушку: «Я чё-то знаю, не буду болтать, дед на бабке поехал пахать». Жили тяжело, голодно, ели траву, но налогами обкладывали так, что последнее уносили из дома, не накормив даже детей.
Но все равно долги перед Государством росли. За неуплату со двора увели единственную корову, а детей малых много, кормить нечем. Мама сильно плакала, держась за косяк двери, обессилив от слез, по косяку сползла на пол и долго лежала в беспамятстве. Горе, огромное горе свалилось на нас. Дети остались даже без молока, и чтобы хоть чем-то накормить голодных, орущих детей, мама ходила в рыболовецкую бригаду выпросить хоть мелкую рыбешку. Иногда ничего не выпросит, придет с пустыми руками, а в доме голодные, орущие дети, станет мама за угол дома и  плачет, домой не идет, не может. Невмоготу видеть голодных детей, ждет, пока заснут. Но вновь выручили остяки из соседней деревни. Принесли кусочек мяса, небольшую рыбинку, горсть кедровых орех. Видно, и у них не было лишнего.
   Нанималась мама на любую работу. Лишь бы, что дали для детей. Как- то мама работала в бригаде, для рабочих на воде варила горох. Люди пригласили маму покушать, мама из чашки водичку выпила, а горох скатала в колобочек, завернула в тряпицу и за пазухой принесла детям, сколько радости было у нас. С большой поспешностью мы проглотили этот горох. Больно, больно это вспоминать. Не приведи, Господи, это
никому испытать. Господи, спаси и сохрани. Долго люди мыкались в этом гиблом месте,
потом разрешили переехать на реку Ягодная. Название говорит само за себя. Ягоды было много, но собирать её, не было времени. Даже я, восьмилетняя, работала в колхозе.
Дети дергали лен, зимой трепали этот лен. Нормы доводили большие, даже мне полагалось выдергать лен с восьми соток. Вот так и жили, мыкали горе.
Люба всегда была любознательной, целеустремленной девочкой. Умудрилась окончить семилетнюю школу. Занималась спортом, хорошо бегала на лыжах. И как- то ей даже
довелось участвовать в городе Колпашево в лыжных соревнованиях. Но нужно было
пройти медицинскую комиссию. Очень уж Любе понравилось в больнице, кругом стерильная чистота. Все медики в белых халатах, белоснежных накрахмаленных шапочках. Даже шприцы Любу не испугали. Без особых усилий поступила в медицинское училище, училась хорошо, учеба давалась легко. Но в училище, в то время, учили только специальности. А в восьмом классе Люба училась в вечерней школе, помогая маме работать. Она училище окончила раньше, чем среднюю школу.
  Наступил 1953 год, а семью все не реабилитировали. Старшая сестра Полина вышла замуж в Колпашево, там и сейчас живет. А Люба с родителями вернулась
в село Смоленское в 1955 году. Устроилась на работу в районную больницу, но не сразу. Были и на родной земле мытарства. До пенсии проработали в больнице. Здоровье стало подводить, сказались годы непосильного труда и голодные дни в раннем детстве и юности.   
   Иногда сяду и думаю: « Как же так? Как же такое только могло быть, чтобы с людьми
люди могли так поступать? Вывозили и бросали на произвол судьбы живых людей, детей, стариков, женщин. Вывозили не в обжитые места, а в гнилые болота на голую кочку. Не обеспечив людей ни жильем, ни продуктами питания. Бросали на растерзание диким зверям в глухую тайгу. Как же такое могло случиться?! А конвоиры были похуже зверей.
Отбирали даже у детей последнюю корку хлеба. Господи, почему же такая озлобленность у человека к человеку? Почему у них душа очерствела? Почему не боялись Бога? Господи, вразуми людей. Убереги от вражды. От войн братоубийственных. Господи, спаси и помилуй от зависти людской, зависть как ржавчина изъедает человека изнутри. Господи, спаси и помилуй. Господи, спаси от войны. Лишь не было войны, а остальное все стерпим, перетерпим. Мы не то терпели, и еще вытерпим, лишь не было войны. Нам не нужно войны, все сыны жить должны!»
     Эти все истории не плод фантазии автора, это все было. Все люди реальны, дети
многих  из них и сейчас живут,  кто выехал на свою малую Родину, так всеми любимый Алтай, а многим, ехать некуда, так как их родители умерли в Нарыме. Ссыльные и их дети остались на пожизненное поселение в Сибири, но уже вольными людьми.
   Молюсь за всех хороших людей: «Господи, спаси и сохрани всех хороших людей.
Спаси от зависти, злобы людской. Убереги хороших людей от зла злых людей.
Господи, вразуми всех злых людей, чтобы не делали зло хорошим людям» Молюсь на
ночь, молюсь и днем. Молитесь и вы. Помните, помните об этом, чтобы вновь не       случилось подобного! Помните !

   Судьба Жилина Александра. Родился в селе, недалеко от города Камень-на Оби. Алтайского края. В семье было восемь детей, гектар земли. Обрабатывали ее сами, работников не нанимали. Трудились с раннего утра до темна. Часа четыре поспят, и снова за работу. Не хотели голодать, хотели, чтобы дети были сыты и обуты. Работали, что называется, на износ, но радовало то, что голодать не будут.  Но нашлись завистники, донесли. У Яковлевых, в отличии от доносчиков, бурьян в огороде не рос, даже дети работали, в меру своих сил. Но по доносу в 1931 году, они попали под раскулачивание, всю семью выслали в Нарым. Одновременно с ними привезли и другие семьи. Долго шли пешком, народа было очень много в этой скорбной процессии. Малых детей несли на руках, стариков вели под руки. С собой разрешили два мешка муки, но при посадке на баржу, отобрали, объясняя, что может случиться перегруз. (Конвоиры тоже хотели есть). Вещи были только те, что были на себе. Мать несла грудного ребенка, было страшно не только детям, но и взрослым. Но большего страха натерпелись в трюмах барж.( сейчас это понтонные мосты- железные коробки.  Была прорезана одна дыра, куда садили людей, некоторые залазили сами, непокорных сбрасывали, не было не ни единого окна, было очень темно. Люди ползли на четвереньках.  Не было и вентиляции, оправлялись тут же в уголочке. Стоял смрадный запах, антисанитария полнейшая. Плачи и стоны заглушали железные стены, пол, потолок. Плеск волн за бортом, отдавались невыносимым гулом, как в аду! Не только детям было страшно.
Долго везли по реке Оби, потом по болотному с коричневыми водами Васюгану- притока могучей Оби, выбросили на берег, в необжитое место, кругом тайга глухая. Люди были наслышаны о медведях и волках. Кругом стояли стоны и причитания, но никого из конвоиров это не разжалобило, баржи ушли в обратный путь. От усталости, от перенесенной качки, от голода многие упали замертво. Кто был посильнее, стали копать ямы, строить шалаши, надвигалась ночь. Не за горами была лютая сибирская зима. Утром, чуть отдохнув, мужики стали валить деревья, веревками таскали их на себе. Нашли, спрятанные в тряпье, двуручную пилу и несколько топоров. Подстегивала боязнь, остаться на морозе без жилья. Построили барак с трех ярусными нарами (явно у кого-то был тюремный опыт), нарвали траву, ею устелили глинобитный пол. Траву использовали вместо постели, одеяла. Очень радовались, что не на улице придется зимовать. В бараках жили по тридцать и более человек, была скученность. Но старались поддерживать чистоту, боялись инфекционных заболеваний. Сделали из бревна корыто, в нем мылись и стирали белье. Питались ягодой, кедровыми орехами. Старались заготовить больше, чтобы хватило до следующего лета. Но обессиленные люди часто срывались с высоких деревьев, калечились, разбивались насмерть. Копали корни, заготавливали кору, шишки кедровые, лапник для профилактики цинги и других болезней. Заготавливали ягоду и кору черемухи, для профилактики дизентерии.       Узнали, что в тайге живут местные лесные люди- остяки, они были гостеприимными, но и у них не было хлеба. Остяки давали ссыльным рыбу, ягоду, мясо. Люди, напившись болотной воды, стали умирать. Это было деревня Желтый Яр, местность совсем непригодная для проживания человека. Нападали медведи и волки, заедал кровососущий гнус. По разрешению комендатуры, переехали в деревню Бондарка, Недоступный, в Староюгино, потом многие переехали в Новоюгино. Разобрали дома, сделали плоты и самосплавом по воде сплавились. Работа в селах были, но тяжелая заготовка дров. Надо было двуручной пилой свалить дерево, распилить на чурки, расколоть на поленья и вязанками тащить на себе в деревню. Снег выше пояса, летом непроходимая грязь. Изготовляли бочки, для этого пилили чурки длиннее, кололи на клепки, драли дранку для штукатурки домов.
Научились делать саночки, и теперь воз тащили на них. Некоторые люди ходили работать на спирто порошковый завод в деревню Лозунга, заготавливали пихту - лапник. Летом косили сено, на себе таскали копны. От так и выжили, но не все…