Много нового
Мама рассказала, как пройти к магазину, и я впервые пошёл один через незнакомую дальнюю часть Парка – о маньяках мы тогда ничего не знали. Обойдя Зелёную эстраду (Вечного огня ещё не было – открыт 8 мая 1975 г.), попал почти в лес и, оглядываясь с некоторой тревогой, пошёл по утоптанной тропе. Впереди раздался странный стук металла о металл, как в кузне. Ещё и ещё и всё громче, пока я не вышел на поляну и увидел площадку, оборудованную для игры в городки. Похожую площадку я уже видел на стадионе.
Солидные дядьки бросали биты окованные железом, выбивая фигуры из города расположенного на больших металлических листах. Отсюда и грохот. Недолго посмотрев, взял ещё правее, и прошел вдоль забора к выходу из Парка, о котором говорила мама. Напротив выхода, наискосок, через жел-дор путь увидел похожее по описанию здание.
Во дворе я рассказал о своём открытии и сводил пацанов к городошной площадке и выходу на Касперовку. Еще мы обнаружили в Парке место, где можно накопать червей для рыбалки, а позже вырыли маленький росток каштана, посадили его у входа во двор на месте сгнившей акации, но полили слишком концентрированным раствором голубиного помёта и сожгли молодые корни.
Из этих походов пригодился в дальнейшем опыт городошников. Ещё в той части парка мы открыли для себя летний кинотеатр «Буревестник», Дом Шахмат и несколько деревьев с личной историей.
Так постепенно мы открывали Касперовку, Богудонию, Собачеевку, Дубки, Северный посёлок, Западный. Как все рабоче-заводские окраины они считались хулиганскими и конфликтовали с нашим Центральным районом. Но такую малышню, попадавшую днём на «чужую» территорию никто не трогал. С появлением пятиэтажных «хрущёвок» и переездом в них семей из разных районов, все перемешались настолько, что традиции «сходок» район на район или улица на улицу сошли на нет. Разборки с лёгкими и тяжёлыми телесными последствиями возникали, но по более конкретным поводам и не такие массовые.
Папа старался не отстать от мамы: в июне 1959 его перевели на должность экспедитора мелкооптовой торговли. Он «крутился», как мог. Ездил по колхозам, закупал овощи и сдавал в «Потребкооперацию» и ещё куда-то. У меня появился письменный стол, а у мамы новая шуба с муфтой. Как-то после двухнедельной «командировки» привёз с Орловщины не только картофель. Мама несколько часов отмывала, стригла и брила его за закрытыми дверьми общей кухни, я впервые услышал, как грубо может она ругаться, и узнал новое слово «ма...вошки». Некоторое время папа спал на полу «в карантине».
После этого он снова что-то комбинировал в Пище– и Овощеторге, пытался «наварить калым», чтобы вырваться из нищеты. Тут и понадобилась справка об образовании. Да и в КПСС с его «университетами» не принимали, а без партбилета карьеры не сделать. С грехом пополам поступил в шестой класс вечерней ШРМ (школа рабочей молодёжи).
Письменный стол у нас стал общим.
(Когда я перед школой в 1963 году зачищал ящики стола, и случайно наткнулся на тетради отца по русскому языку, почерканные красными чернилами учительницы, то понял, как трудно ему было.)
***
А в ресторане, а в ресторане...
На одно из последних воскресений августа папа запланировал поездку в Областной центр с целью отдохнуть от тёщи и купить что-нибудь из обуви и одежды. Рано утром на паровозной тяге прибыли в Ростов и прямо с вокзала пошли пешком вверх по правой стороне Энгельса, заходя во все промтоварные магазины. По реакции родителей на то что мы примеряли, догадался: в этот день полки ростовских магазинов отличались от таганрогских только количеством барахла на них. Через час заныли ноги, и я рад был примерять любую обувь лишь бы присесть на табурет.
С 11 часов попёрла жара, транспорт шумел и поднимал пыль, редкие деревья не давали тени, хотелось пить. Нет, это не Рио-де-Таганрог. К обеду добрели до того самого «трактора» – нового драмтеатра. Проголодались все, ноги, как говорила мама, гудели. Гулять, так гулять – папа свернул в ближайший ресторан.
Официантка подошла не очень быстро, и началось:
– Окрошки нет. Солянка не готова. Молочного не держим-с. Есть суп-харчо. – Полпорции никак не возможно-с. Котлета по-киевски? – Есть. – Вина, водочки? – Напрасно, водочка свежайшая.
Ну, ладно, бабушка дома харчо готовила, я согласился. Ждём. Долго ждём, как в каком-то фильме, хватая за рукава всех пробегающих мимо официантов с графинчиками.
Принесла суп. Три большие тарелки. Бульон почему-то красный, а не желтый как у бабушки. Мама попробовала, нормально говорит, только очень горячо. Сижу, дую на ложку. Папа бухнул себе в тарелку красного перца и приступил. Ну, я тоже попробовал. Вторая ложка застыла у открытого рта. Я задышал, как собака на охоте и бросил ложку. Так вот ты какой, настоящий кавказский суп-харчо.
Мама сразу всё поняла. – Воды, скорей воды, хоть из-под крана. (Что ж, ты, официантка-зараза. Могла бы спросить, как ребёнок перец переносит.)
Я кое-как отдышался, папа ещё раз удивился. Суп отставили. Начал ковырять нечто большое. Ткнул вилкой посильнее, а оттуда масло как хлынет. Какая же это котлета? Жирная курица с рисом. Ну, очень жирная.
Хорошо хоть компот и пирожок с фруктами оказались как дома, а то бы остался голодным.
Вслед за словами «автобус», «парикмахерская», «пиво», «пионерлагерь» занёс в чёрный список слова «Ростов» и «ресторан».
***
Во втором классе ввели группы продлённого дня. Как обычно – добровольно-принудительно. За дополнительную плату после окончания уроков нас кормили комплексным (тем лагерным) обедом, после небольшого отдыха, под присмотром квалифицированного учителя до;лжно было готовить домашнее задание, после чего игры и в 17-00 – по домам. Идея неплохая, но реализация потерпела крах по многим причинам. Я через пару месяцев уговорил маму отказаться от этой бодяги – мы с ней чуть не попали в диссиденты. – Как это так. Вам что, наши порядки не нравятся? И т.п.
Нас спас от остракизма исход из продлёнки ещё нескольких семейств. А когда в третьем классе из-за переполненности школы нас перевели во вторую смену, продлёнка «померла» сама собой.
С весны 59-го пошла подготовка к празднованию 100-летия со дня рождения А. П. Чехова. Приведёно в порядок здание и интерьер театра, благоустроены Центральный Парк и Центральный Пляж, Октябрьская площадь, площадь у стадиона «Динамо», улицы и скверы.
В сентябре начались запуски к Луне автоматических станций, облёты и фотографирование её с обратной стороны с передачей изображения на Землю. Мы радовались, конечно, как малые дети, и долго спорили на тему лунатизма и лунатиков, пугая друг друга рассказами о приведениях в белом, гуляющих по карнизам с закрытыми глазами.
****
В гостях у деда Евстафия, или Неклиновская родня
В декабре 59-го мы в первый раз поехали в гости к деду и его второй семье. Наверно, на его пятидесятилетие. (Второй раз в 1971, когда познакомил с невестой и пригласил на свадьбу.)
Запомнил я только своих тетю – девочку Женю, на год старше меня, и дядю – Миньку (Михаила) на три года младше, по двум эпизодам.
Довольный Минька носился по комнатам с подаренным нами «дружжём» (детским, стреляющим привязанными пробками, ружьём), а Женя тихо сидела в уголке, раскладывая на полу лоскутки разноцветных тканей, тоже привезённых нами. Когда мы с Минькой, разбаловавшись, в очередной раз разбросали отсортированные лоскутки, ему дали подзатыльник, а меня амнистировали, потому что, мол, гости. На что Женя обиженно протянула.
– Хиба ж цэ гости! Уси клаптики пораскидалы.
Когда деду сказали, что этот баловник отличник и любит читать, он разрешил заглянуть в книжный шкаф, где на второй снизу полке моё внимание привлекла книга большого формата. Интерес мой был так велик, что дед разрешил нам взять книгу в Таганрог, с условием возврата после прочтения. Книгу мы вернули, это был, кажется, первый выпуск популярной позже серии «Мир Приключений».
На этом наше родычание почти закончилось.
Здесь же в Неклиновке на соседней улице жили Бондаренки, а ниже у Миуса – Праведниковы (с которыми выживали в войну). В отношениях с ними не было груза прошлых семейных трагедий и обид. В доме тёти Дуси мы бывали и чаще и дольше.
Свидетельство о публикации №223022001296