Глава 5. Номедо и полуночный перформанс

- Ты же… Ты же знаешь, что я не умею играть на гитаре? – Найджел остановил велосипед у покрытой мхом каменной стены, окружавшей дом Хедделов. Большой футляр для гитары был опущен на низкую стенку. Продавленная изумрудная вата затянула чёрную линию кофра, писавшую будто бы восьмёрку, плотным контуром из таллома.
- Энжи, крошка, даже если бы я не был тем, кем я являюсь, это всё равно врезалось бы мне в память, потому что за всю дорогу сюда ты повторил, что ничего не умеешь, восемьсот сорок два раза… И да, кто тебе сказал, что играть на гитаре будешь ты? – выскочивший из корзины и севший на ограду Номедо превратился в Найджела. – У тебя же ни слуха, ни голоса! Но если вдруг ты осмелеешь, что не столько невероятно, сколько вообще невозможно, то… Хе-хе, можешь открывать рот, а я буду петь за тебя. Почти как в хорошей опере. Муза поёт за робкого влюблённого под окнами куклы, заводной игрушки, которая никогда и не была живой. Она не могла ему принадлежать, и он отправился за другой, имевшей её лицо… Ты осмотрел гитару?
Не дожидаясь ответа на вопрос, тенметам открыл футляр. Софиты и звёзды пускали по лакированному сероватому дереву голубые волны. Теодор позволил Найджелу выбрать любую гитару не только из представленных в магазине, Тесс даже показал свою небольшую коллекцию раритетных музыкальных инструментов, хранившуюся в подсобном помещении.
- Ну? Узнал? – ухмылялся Номедо, наблюдавший за реакцией Найджела, ахнувшего и отшатнувшегося, будто осознавшего, что он стоит перед большим сокровищем, которое достаточно просто повредить.
- «Арзахель», гитара, с которой Дуглас Фарадей из «Призрака Изольды» начинал свой творческий путь, пока…
- … пока не сдал её в ломбард, чтобы оплатить съёмную комнату, - договорил за Глори тенметам. – Да. Довольно этих энциклопедических строчек. Я тоже умею пользоваться Интернетом и даже вспомнил, как читаются ваши по-дурацки изогнутые буквы… А ты, кажется, не ожидал, что я отыщу в куче мусора алмаз? Впрочем, кому – алмаз, а кому – очередная бредовая попытка людей приручить музыку… Алло? Приём, Энжи, так и будешь молчать? О, да. Ты потерял дар речи. Это было ожидаемо! Потому что, когда я указал тебе на нужный кофр в магазине, ты даже не изволил открыть его и посмотреть своим единственным глазом, что там внутри! Или ты им больше не рискуешь?.. А сколько моральных мучений принесла тебе сама возможность сделать выбор из нескольких гитар, о, звёзды и метеоры, да это могло бы убить тебя, если бы смерть существовала на самом деле! Неужели это было так трудно? Я сказал тебе сразу – бери любую, нотная грамота мне хотя бы ближе, чем ваша, и я смогу сыграть на всех гитарах мира! Даже без струн! Даже одновременно!.. Но я выбрал эту, чтобы показать тебе всю серьёзность намерений водиться с тобой, как бы я о них ни жалел. Ну, как тебе она? Теперь-то ты захочешь подержать её в руках?
Номедо вынул гитару из футляра, и лицо Найджела покинули краски. Покачнувшись, он решил присесть на ограду, чтобы не упасть.
- Взгляните на это изуродованное лицо! – посмеялся тенметам. – Ни единой краски, ни единого пятнышка. Теперь ты кажешься прозрачным в этих реалиях Фангардена. Ты так бледен, словно на твоём глазу происходит осквернение святыни!
Не получив от Найджела ответной реакции на свою реплику, он опустил голову к грифу гитары. Ноты, отголоски чего-то большего, пробыли в пространстве, окружавшем неприглашённых на бал, недолго. Подхваченные ветром, они поднялись к звёздам, будто не могли долго пребывать на земле или там же, где находился настоящий тенметам, потустороннее существо, родившееся из пепла и тьмы.
- А разве это не то же самое? – спросил Глори, пробуждённый пением гитары.
Часто сам требовавший развёрнутых ответов и пояснений, Энжи не был уверен, что Номедо вспомнит, о чём была речь за несколько минут до этого, и сможет, выстроив логический ряд умозаключений, осознать, к какому его высказыванию относится утверждение собеседника. Тем не менее, тенметам понял человека.
- Нет. Я – скверна, но это – не святыня, как бы много для тебя эта деревяшка со струнами ни значила, - мотнул Номедо головой. - Это типичное поведение для многих подростков: если вы не одержимы отношениями, то посвящаете себя без остатка чему-то другому, дни напролёт только об этом и говорите, все ваши мысли заняты каким-то одним предметом. Особенно интересно то, что обычно вещи, которые вас притягивают, относятся к ложным идеалам… Понимаешь, о чём я? И путей для этого так много! Следование моде, попытка, напротив, стать ярче в толпе… Но вы осознанно или почти осознанно выбираете то, что от вас пытаются утаить, то, от чего вас прячут за железными дверьми и толстыми щитами. Вас манит то, что должно отталкивать и пугать. Вам кажутся привлекательными все вещи, которые могут доставить много неприятностей и причинить ещё больше боли. Это как в сказке о впавшей в кому принцессе: все спрятали от неё иглы и шипы, но она всё-таки нашла веретено, рок позвал её… О, это очень чудной возраст у людей! Пора чудачеств и самых страшных ошибок, напоминания о коих могут преследовать до седин. Вы хватаете гребень плакальщицы, зная про восьмилетнее проклятие, ибо вас соблазняют опасности и риски! И беда обычно в том, что вы сдаётесь раньше, чем запретному надоест с вами играть. В этих играх нет правил, но вы не привыкли к такому раскладу! Не думая о последствиях и ожидая, что дело будет выгодно только вам, вы ввязываетесь в то, о чём потом долго будете сожалеть. И ведь чаще всего для этого не нужны уговоры и обещания, похожие на те, что я тебе дал!.. Нет. Не волнуйся. Я, конечно же, сделаю всё, что пообещал, даже, вероятно, для достижения конечной цели предстоит совершить нечто большее. Просто случаи… Бывают самые разные. Но не об этом сейчас… Собираешься играть на гитаре или нет? До тебя её в своих заляпанных машинным маслом руках держал Дуглас Фарадей. Ну, конечно, после него – ещё восемь человек, но кого это интересует? Она при любом раскладе остаётся гитарой кумира… Ты ещё не решился?
- Я подумаю, - сказал Найджел, и Номедо застегнул футляр, в который из его рук за секунду переместился музыкальный инструмент.
- Ну, думай-думай. Размышляй. Может быть, какие-то мёртвые извилины в твоей полупустой голове от этого зашевелятся. Может быть… Энжи, крошка, тебе определённо везёт, потому что в этот раз я даже готов подождать и услышать среди монотонного дребезжания, издаваемого твоим ртом, какой-то более-менее приемлемый ответ. У тебя будет предостаточно времени подумать, и когда я спрошу ещё раз под окном наследницы, только попро…
- Под окном?! – воскликнул Глори, вынуждая тенметама закатить глаза. – Номедо, я прошу: только не говори мне, что мы подойдём ближе.
- Ты хоть в одном из своих дурацких сериалов видел, чтобы серенада пелась в сорока метрах от дома? Энжи, у них даже балкон поставили, сам случай благоволит нашему полуночному перформансу!
- Да ты… Ты видел, сколько у них гостей сегодня? В этот раз здесь точно повсюду будет охрана.
- Дай я тебе напомню: трус, которому всегда нужна защита, в Фангардене всего один. Его имя начинается на «Эн» и кончается на «жи», если ты понимаешь, о ком я. У него ещё глазика одного нет. Знакома тебе такая персона, а?.. Соберись и намотай свои распущенные нервы на кулак! Нельсон Хеддел не боится вообще ничего. У его дома нет охранников, а своим гостям он запрещает привозить телохранителей под тем предлогом, что все мероприятия – закрытые, не для лишних ушей… Или глаз. Хе. Так что бояться тебе нечего! На такое серое пятно за окном ни один из кутил не посмотрит… А вот на меня – могут! Они ещё мало пьяны, чтобы поверить, что в их очах двоится, поэтому я лучше приму тот облик, который мне больше нравится, - Номедо снова преобразился в бесшёрстного кота. – Ну, чего застыл? Тащи гитару, без тебя она с места не сдвинется… Самоходных музыкальных инструментов с ножками или роликами ещё не придумали, так что заставить её добежать до балкона наследницы я не могу. Всё, что видит человек… Понимаешь же, да?
- Ты специально изменился, чтобы не нести гитару? – догадался Найджел.
- Тс-с! Тихо! Не вздумай произнести это ещё громче, а то твоя последняя трепещущая извилина это услышит, и ей всё сразу станет ясно! – смеялся тенметам, спрыгнувший с ограды на газон под ней. – Пошли. Перелазь давай. Или найди врата, они были где-то с западной стороны, если нынешний Хеддел не снял их с петель… Его, знаешь, выводит из себя вся эта закрытость и изоляция знати от внешнего мира. Он мечтает быть поближе к народу, хотя любое общение его утомляет, ты же видел эти мешки под глазами! Он измучен своим положением. Один шаг – и сорвётся с вершины в бездну. Молодой человек в золотых оковах, не имеющий воли и права голоса, возможности что-то выбрать. Ужасное зрелище. Отвратительное… Ему каждый день больно, но никто не догадывается, совсем никто. Он очень устал. Нельсона преследует странное чувство. Хе… Ему кажется, что он должен расплачиваться за давно всеми забытые ошибки своих родителей. Что за чушь! Когда я называю их «наследниками», я имею в виду только несметные богатства. Этот мальчишка свободен, но не ощущает этого. Он, клянусь тебе всем существующим и погасшим пламенем, сляжет со смертельными ранами, раздавленный весом наседающей на него ответственности, если не учудит что-то неожиданное! Вот увидишь! Тебе нравятся фильмы ужасов с кровавыми лужами во всех углах?.. Да кого я спрашиваю, а?..
- Он умрёт? А как же то, что...?
- Нет! Прекращай уже это уточнять, я буду говорить так, как мне вздумается! Потому что, если повезёт, я однажды даже исправлю эту дикую несправедливость! Смерти нет, но это не значит, что раны, которые он получит сегодня, однажды затянутся и перестанут кровоточить, - Номедо охватил ажиотаж при мыслях о приближении участи Нельсона Хеддела. – С исчезновения родителей он стал мучиться от моральной боли, но теперь он будет страдать и телом. Все накопленные предками бриллианты пронзят его тело, как осколки разбившихся звёзд или ледяной град. Если я захочу обратиться к нему, разговор будет коротким… Так даже лучше, хотя первый вариант казался мне интереснее, и я даже, хе-хе, могу сказать, что надеюсь на его чудесное спасение! Да. Тысячу раз да. Клянусь лавовыми реками Подземного мира, это странно, но я даже хочу, чтобы Нельсон Хеддел сотворил какую-нибудь глупость, и с ним не произошло то, что должно случиться в одной из реальностей!
- Опять… Опять я перестаю понимать. Что здесь должно произойти? – переспросил Найджел, нёсший футляр с гитарой.
- Повезёт – увидишь, но тебе не понравится. Ещё вопросы?
- Мы не забудем, где оставили велосипед? 
- Я не забуду, а вот ты – не знаю. Не отвлекайся на такие мелочи! Наблюдай пока за ними! Перед тобой – короли и королевы этой ночи. Я уже говорил о них, о тех, кто пьёт во славу поддельных истин. Сейчас они включат «Шутку» Баха, наверное, потому что только её не хватает на этом торжестве мнимой элиты.
Стеклянный дворец Хедделов возвышался над пышным, многообразным растительным покровом Фангардена и казался мёртвым объектом среди элементов живой природы. С точки, где предки Нельсона и Сильвии приняли решение возвести каменную стену, дом можно было принять за айсберг, находящийся на поверхности водоёма. Ковёр с фантазийными и изменявшимися от дуновений ветра узорами, составляемыми папоротником, изогнутыми стрелками лука и вероники, просыпавшимися с закатом ипомеями, ночь окрасила в тёмно-синий. Обрушившимися на землю звёздами горели садовые лампы, и пространство цвета глубокой воды было едва освещено лучиками света, пробивавшимися сквозь острые лезвия травинок. Вибрации, исходившие от прозрачных стен, сотрясаемых музыкой и танцами, поднимали из травы золотой песок, перемешанный с конфетти и блёстками, тогда он искрился в узких лучах. Неспокойный луг во мраке напоминал огромное озеро, трепетавшие искры – вечерний пар над водой, а свет – отблеск небесных тел в ней.
В стенах дома горели свечи и массивная хрустальная люстра под потолком большого зала, но весь этот свет, даже помноженный отражениями в зеркалах и стёклах, не мог осветить тёмной, напоминавшей рой ос или пиявок, гущи гостей, с шумом перетекавшей вниз по лестницам. Глаза мужчин сверкали в прорезях бархатных масок. Женщины в объёмных платьях теряли перья, жемчужины рассыпавшихся колье, кольца, подвязки. Все элементы их нарядов, падая на пол, смешивались с пеплом, пайетками, разлитым алкоголем и белыми от крахмала или пудры каплями пота.
Горячий порох подкидывал серпантин к потолку, за которым исчезли, когда свечной огонь затмил их, все звёзды. Вихри из фольги и цветной бумаги там соединялись с ледяными слезинками золотистого шампанского. Жар и холод, огонь и жидкость, потрескивая в единстве да рождая искры, опускались затем на мраморный пол, залитый туманом осыпавшихся белил и неестественно ярких румян, имевших цвета искусственно подкрашенных лепестков засохших цветов. Преодолев не желавшую таять дымку, цветные зигзаги падали к ногам танцевавших, чтобы частично провалиться во впадины между каменными плитами, наполненными прозрачным охровым клеем. Напоминавший липкую смолу клей отражал пламя и будто напитывался его свечением, имея намерение распространить по всем бороздкам и трещинам покрытия танцевальной площадки красный свет, создать у гостей впечатление, что и под полом набирает силу безудержная огненная стихия.
- Подойдём ещё ближе, и ты услышишь, как гремят их разбитые кандалы моральных принципов, - сказал Найджелу Номедо, с полуулыбкой наблюдавший за происходившим в доме и заворожённо покачивавший, как маятником, своим хвостом.
- Что это значит?.. Все они – такие плохие люди? – тихо спросил вздрогнувший Глори.
- Все люди Вселенной априори плохие! Но те, которые пытаются управлять другими вопреки всем законам и правдам, ещё хуже. Сегодня здесь собрались все члены тайного общества, о котором ты уже знаешь, и всякие их приближённые… Кста-а-ати! Тебе ничего не напоминает этот дом, а? А, Энжи? Скажи что-нибудь! Скажи-скажи-скажи, это очень важно! Мне интересно! Так, только давай сразу: варианты про дворец и лёд не принимаются, потому что я это уже говорил или намекал на это, думай ещё! Что он тебе напоминает?
- А он должен что-то напоминать? Дом как дом. Может, космический корабль или что-то, ну, там… Не знаю. Здание из железок и сплошного стекла… Мне ничего не напоминает.
- Ар-р, сплошное разочарование! – прорычал тенметам. - У тебя что, совсем нет пространственного воображения? Лампа!
- Что?
- Это – лампа! То, что казалось ледяной глыбой, для меня теперь стало похожим на стеклянный торшер, внутри которого бьются застрявшие в поисках тепла и света мотыльки. Искали Луну, а нашли пылающую лампочку. Ложные идеалы, вспоминаешь?.. Да ты посмотри на их наряды! Настоящие рождённые темнотой бабочки: мех, разноцветная органза, сетки, всё в пудре, как в пыльце. Как думаешь, их танцы превратятся в конвульсии? Всех попавших в ловушку насекомых ждёт одно: жар, жажда, ослепление и смерть в огне… Если эта реальность потеряет Нельсона Хеддела, они столкнутся со многим. Это должно их научить.
- Что там произойдёт? – заволновался Найджел.
- Секрет! Большая тайна. В это тебе лучше не вмешиваться, потому что ты – человек, пока что в нашем бестолковом с одного угла дуэте Песочные Часы в руках держал только я. Просто имей в виду, что, если Нельсон Хеддел подчинится им сегодня, случится ужасное. Я и сам пока не знаю, точно ли это произойдёт и в полной ли мере, поэтому прекрати спрашивать! Просто все эти люди получат часть из того, что должны были получить. Они скрывают под масками морды хищников, но я всё вижу… И я чувствую присутствие всех тенметамов и многих игноэссентов, о, хоть бы они меня не заметили! Посмотри на эти колыхающиеся тени, это же ленточки, украшающие волосы Долесмальда! Вот так картина: они призвали подобных себе! Я слышу, как гремят кости…
- Ты говоришь постоянно так жутко, у меня прямо сердце замирает… - пожаловался Энжи.
- Очень стараюсь, - усмехнулся Номедо.
- Знаешь, на твоём фоне любой человек кажется порядочнее, чем есть на самом деле…
- Ох ты, одна фраза прекраснее другой! Благодарю. Это похвала для меня. Я действительно хуже всех, потому что хочу больше, чем все эти людишки вместе… Ай. Зря я столько болтаю. Ты меня ещё не боишься, а? – тенметам приблизился к Найджелу.
- С тех пор, как ты сказал, что не навредишь мне, что-то изменилось?
- Вообще нет. Всё в силе.
- Тогда н-не боюсь. 
- Вот как?.. Это правильно. Я не наврежу тебе. Да… О, вот ещё что! Ты привыкаешь ко мне и становишься смелее в репликах, заметил, приятель? Ты почти не подбираешь слова и не боишься озвучивать то, что думаешь. Меня это даже забавляет, - признался Номедо и захихикал. Второй, более низкий голос, всегда слышавшийся во время его смеха, зазвучал особенно отчётливо. – Но давай пока посмотрим, как дела у Медея и Лили. Они тоже здесь, встречают гостей, как полноправные домовладельцы, пока наследники Хедделов отсутствуют! Знаешь, кто выбрал тематику бала? Медей, конечно же! Ему всё это нравится. И всем им, наверное. То, что их привлекает в рококо, – это обман и бутафория. А ещё – вся эта утяжелённая торжественность, мучительная праздность. Мнимая патетика аристократизма. Веселье и ложь! Поразительный союз. Ненастоящие силуэты, ненастоящие волосы. Обилие грима вживляет маски в их лица. Они дополнили эти костюмы сетчатой тканью, напоминающей паутину, и обувью на платформе, которая делает их ноги похожими на копыта. Они считают себя королями и королевами мира, но вряд ли короны удержатся на их головах. А вот Нельсон Хеддел… О, я бы с восторгом наблюдал за тем, как с ним начнёт происходить худшее! И не я один.
Медей стоял за прозрачной барной стойкой в гостиной Хедделов. В составлявших пирамиду бокалах, коих он успевал коснуться перед подачей, разноцветными слоями ложились напитки. Белые капли свечного воска декорировали стекло, рисовали на стеблях и чашах бокалов узоры и змей.
Из тумана золотых, бежевых, чёрных и шоколадных красок праздника вышла Лили Диез. Она приблизилась к барной стойке, припала к ней, утомлённая танцами, и покрытые серебристыми блёстками полы её платья оставили морозные завитки на всех поверхностях. Лили был подан заполненный свыше нормы бокал.
- Мед, у тебя уникально тонкий вкус! – вскликнула Диез, заставив Гретзель-Купримо поморщиться. Он был погружён в размышления, и слух его не улавливал никаких шумов, кроме звона бутылок. Её же переполняла пламенная, безрассудная энергия, которой дышал праздничный зал. - Всё, что я слышу весь вечер в свой адрес, – только комплименты. Это платье превосходно, а искры будто в самом деле из серебряной крошки.
- И, заметь, оно подходит к моему костюму. Покупая этот бархат, я просто не мог не подумать о тебе… За ночь неизбежного, - предложил негромко Медей, поднявший один из бокалов, тост, и Лили лишилась былого беззаботного, балагурного настроя, питавшего «Падающую звезду» с заходом Солнца.
- За ночь куража и за неизбежное, - вполголоса поддержала тост Гретзель-Купримо сосредоточенная Диез, и их бокалы соприкоснулись. – Кстати, не многовато ли у нас гостей для такого ответственного мероприятия? Тут много чужаков. Пока я спускалась по лестнице, не встретила ни одного знакомого.
- Лили, я не просто так встал сегодня за стойку. Я опою их, и завтра они даже не вспомнят, где находились и что делали. Нам нужен был красочный фон, массовка. Созвали всех, кого могли, это тот редкий случай, когда всё затраченное окупается в двойном размере.
- А-а-а, я поняла, зачем тебе это, хулиган! Пользуешься тем, что у нашего рыжика рассеянное внимание, и он теряется в большой компании. Ты всё продумал… Подарок уже привезли?
- Естественно. Сложил всё в полый глобус. Когда Хеддел появится, его выставят в центре зала.
- Теперь-то ты объяснишь мне, что это такое? Если ты что-то скрываешь, то всегда так напрягаешься… Одного твоего взгляда на пирамиду из бокалов хватило, чтобы вскипятить мой коктейль. Расскажи мне, что же ты такое там раскопал, озорник, - замурчала Лили. – Я тоже хочу узнать.
- Договор, плюсом – некоторые записи Джейсона и Селесты, подписанные ими в день присоединения к известной нам организации. Один лишний знак препинания – и формальное согласие на вхождение старшего ребёнка в общество при их кончине становится наказом. Он не сможет нарушить волю покойных родителей.
- А подделку он не заметит?
- Запятую? – хмыкнул Гретзель-Купримо. - Я слишком в этом хорош. Пусть проводит хоть лабораторную экспертизу: там особый состав чернил, и только я знаю, в чём секрет.
- Какой ты опасный. А ведь я страшно люблю злых гениев… - перегнулась Лили через стойку, поближе к Медею, стремясь, видимо, одарить его поцелуем.
- Эй, Медей! – послышался рёв Сильвии, и Гретзель-Купримо с Диез повернули головы к аркам.
- О! – подпрыгнул Номедо. – Я вспомнил!
- Что вспомнил? – перевёл Найджел взор со стеклянной стены на кота.
- Полотно, которое напоминает мне о наследнице. Посмотрел на неё в этом платье с органзой, золотым шитьём, кристаллами, эполетами – сразу вспомнил. Это Февр, «Смерть принцессы де Ламбаль», но оно должно висеть в спальне Нельсона Хеддела. Вместо этого там сейчас «Гадалка» Латура. Ты никогда не видел этой картины? Вылитый новый, молодой Хеддел, даже одет в зелёное! И вокруг – четыре фигуры. Должно быть, это наследница, Медей, Лили и, вероятно, сам Фольд, хе-хе… Но смотри на Сильвию! Видишь её?
- Вижу. Сложно не заметить это бирюзовую массу ткани, распластавшуюся по всему залу.
- Поправочка: это венерианский голубой. Не бирюзовый. Это разное, ясно? Ты даже не знаешь, насколько велики различия!
- Лучше не объясняй.
- И не собирался. Ты всё равно не поймёшь… Но гляди на неё, не своди с неё глаз! В эти мгновения обстоятельства вносят последние штрихи в её внешний вид, демонстрирующий сокрытое. Ты обязан запечатлеть её в памяти такой, какой видишь сейчас. Она – часть не этого мира, недостижима, великолепна в своей монструозной вычурности. А ещё она всю эту ночь наравне со всем, чего ни ты, ни кто-либо из подобных тебе простых людей не смеет и никогда не сможет даже коснуться рукой!
- О, вот и принцесса! Приветики! – Лили в приветствии приобняла подошедшую к барной стойке Сильвию, а затем, придерживая её за плечи, на шаг сдвинула, чтобы заглянуть в её глаза. – Где там Нельсон? Скоро он выйдет к нам?
- Кто б знал, - пожала плечами Сильвия, - я сама его ищу, чтобы узнать, когда он откроет вечер и всё такое. Мы в последний раз виделись, когда он слонялся из угла в угол с гирляндами, это было часа два назад.
- Я знаю, где он, и могу тебя отвести. Он в самом деле очень задерживается, и мне что-то не верится, что подготовка к открытию бала занимает столько времени… Но сначала ты скажешь, для чего искала меня, - Медей отставил свой бокал.
- Чтобы ты налил мне выпить, как всем, пока Нэл не видит! – всплеснула наследница руками. – Мед, мне очень плохо! Мне скучно! Я думала, что тематический бал привнесёт что-то новое, но он такой же, как все!
- Поверь мне, Силли, - хитро заулыбался и переглянулся с Диез Гретзель-Купримо, - если всё пойдёт так, как было задумано, этот вечер станет необычным.
- Из ряда вон выходящим, - убеждала Лили.
- Я хочу новых страстей и чувств! Таких, каких нет во всём мире, каждую часть которого я уже вкусила и от корки до корки изучила! – восклицала не слушавшая их Сильвия. – Я хочу, чтобы мне было весело, но это всё уже приелось, так что налей мне чего-нибудь в бокал, а лучше отдай всю бутылку! Ты носишь имя врачевательницы Медеи, значит, от тоски точно сможешь меня вылечить. Где там твои целебные отвары из хмеля, винограда, солода и горького спирта? Наливай до краёв! Нельсону тоже было бы неплохо выпить. Сегодня он опять не успевает весь день поесть, поэтому твой мёд быстро прогонит дурные мысли из его головы и, как ты вчера сказал, смоет осуждение с его языка. Он портит все вечеринки своим присутствием, эту тоже превратит в руины, если не напьётся! Вот что ему стоит залить свои остекленевшие от ужаса глазёнки и плясать вместе с нами?
- Твой брат – страшный зануда. Он на генетическом уровне не умеет веселиться так, как это делаем мы, - наигранно вздохнула Лили.
 - Точно сказано, - согласился Медей. – Но сегодня я заставлю его присоединиться к веселью. Уверяю вас.
- Отлично! – выдохнула Сильвия. - Искуси его и заставь напиться! Пусть он пьёт, пока зелёный змий не распорет его язык, и вся эта болтовня о пире во время чумы не прекратится!.. Ты наливаешь мне или нет? Я жду, вообще-то! И подожги его, пусть всё горит!
Гретзель-Купримо с удовольствием смешал для Сильвии коктейль, вынул из кармана зажигалку и заставил бокал загореться голубым пламенем.
- А почему Нельсон к ним не выходит? – решил Найджел узнать у Номедо.
- Он не хочет. Он устал, он слишком нервничает. Он ощущает себя чужим внутри этого альманаха светской жизни и элитарной культуры, ему больше по нраву ходить в подвёрнутых джинсах и кедах, чем в камзолах и галстуках, - объяснил тенметам. – Ничего больше не спрашивай, а то мы всё пропустим! Тут такое скопление всего тёмного и запретного, что я ничего не вижу иного, но нужно узнать, где молодой Хеддел! Сейчас Медей отведёт к нему наследницу, и я скажу, случится непоправимое или нет.
Сильвия осушила свой бокал и резким движением разбила его. Медей и Лили, ставшие свидетелями этой эпатажной сцены, посмеялись. Затем Гретзель-Купримо со всем своим патетическим аристократизмом приподнял руку наследницы Хедделов, чтобы коснуться губами малейших доступных ему точек кожи, прикрытой чёрной сетчатой перчаткой. На лунулах длинных пальцев, обхвативших девичью ладонь, были пепел и блёстки.
Медей крепко сжал запястье Сильвии с выдающими синими полосами вен и, когда она, повеселевшая от выпитого и одурманенная спёртым воздухом утонувшего в облаках пудры и белил зала, предложила ему бежать, помчал сквозь арки в сторону длинного коридора, утягивая наследницу за собой. Было слышно, как шуршат многочисленные подолы бального платья, соприкасаясь с узкими, душными от пылких возгласов гостей и одеколона, стенами коридора. Лучи света догоняли сбежавших из зала и, отражённые начищенной медью, вызывали вспышки среди ветвей недавно потушенных затейливых, витиеватых кенкетов. Те же лучики отражали кристаллы на платье Сильвии, и стены осыпали солнечные зайчики, похожие на шаровые молнии.
Гретзель-Купримо довёл наследницу до тяжёлой двери, за которой располагалась бывшая комната Джейсона Хеддела, в коей Нельсон решил устроить свой кабинет. Остановившись перед деревянным массивом, сохранившимся с тех пор, как пропали родители нового хозяина «Падающей звезды», решившего ничего не менять в той части дома, где жили отец и мать, самые близкие ему люди, Медей постучал. 
- Да? – отозвался Нельсон. Плотные стены и двери сделали его приятный голос ещё мягче.
- Хеддел, к тебе посетители, - сообщил Гретзель-Купримо.
- Ты что, не пойдёшь? – спросила Сильвия у Медея.
- Я нужен в зале, пока этот, - положил он руку на дверь кабинета Нельсона, - занимается всякой чепухой, прекрасно зная о своих обязанностях.
- Там Сильвия?.. Медей, это Сильвия? – услышал голос сестры хозяин дома. – Если это она, пусть войдёт! Я просто до сих пор в неглиже, поэтому вряд ли, м-м-м… Вряд ли имею возможность принять кого-то ещё, хи-хи.
- Скажи ему, чтобы поторапливался. То, что я обещал показать, уже привезли, - попросил Медей и стал отдаляться.
Сестра отворила проскрипевшую дверь и вошла к брату. В кабинете её встречали приглушенный свет и опущенные полупрозрачные шторы, за которыми поблёскивали золотистые звёзды, потрескивавший камин, мягкие ковры, очертания на торшере спрятанной в него пустой бутылки. Бледный Нельсон, приложив дрожавшую руку к левой части лица, застланной особенно выделявшимися на белой коже огненно-рыжими локонами длинных взъерошенных волос, боком сидел в кресле, опираясь спиной на левый подлокотник и забросив ноги в белых сапогах с ремнями и клёпками на правый. Одет хозяин «Падающей звезды» был в свой мотоциклетный костюм из отбеленной джинсовой ткани.
- Ого! Я была уверена, что ты никогда не врёшь, - Сильвия подошла ближе. На подушках второго кресла, того, что стояло напротив Нельсона, лежал чёрно-голубой костюм, приготовленный для бала. – Ты же не в домашнем!
- Да, но и для вечеринки этот костюм не подходит. Холодное какао с мороженым? – предложил сестрёнке Нельсон и протянул свою кружку.
- Спасибо, меня интересуют напитки погорячее.
- Тогда тебе – к Медею.
- Он, кстати, просил передать, что тебя все заждались. Ты чего тут закрылся, как мышь в дупле?
- А мыши живут в дуплах? – нагнулся Найджел к Номедо.
- Я думаю, она про белок. Впрочем, она неграмотная… Тихо! Тс-с! Тут всё решится! – зашикал тенметам.
- Ну? Долго будешь молчать? – нетерпеливо вопрошала Сильвия, присевшая на левый подлокотник свободного кресла. – Чего ты не идёшь? Напился без нас?
- Нет. Просто не хочу, - улыбнулся Нельсон и пожал плечами. – В моём, как ты сказала, дупле темно, а у них так ярко, что я прямо-таки боюсь ослепнуть. А мне ещё хочется видеть, что происходит за нашими окнами.
- Опять эти разговоры, тошно уже! – вскочила сестра. – Там, за окнами, – полная страданий жизнь серой массы, которой я не хочу касаться! Не смотри туда. Запри все двери и опусти занавесы, там всё по-другому, и нам не должно быть до этого дела.
Она подошла к последнему неприкрытому материей стеклу, под которым стоял телескоп Нельсона, и опустила тюль. В комнате стало ещё темнее, и хозяин дома поёжился, как от холода.
- Силли… Ты знаешь, что единственное я изменил в папиной комнате? Мне всё ещё верится, что они с мамой вернутся, так часто, по правде говоря, не хватает их или их советов, я обещал, что всё будет так же, как было в год, когда они исчезли, но… Ты же заметила, что я сделал?
- Что? – осмотрелась Сильвия. – Ты… Картины перевесил? Или что?
-  У-у, - помотал головой Нельсон. – Не то. Я… Я позволил себя снять все папины охотничьи трофеи, висевшие над каминной полкой. Знаешь, самых могущественных людей нашей земли пугало это его увлечение. Все эти рога, бивни, зубы, крылья… Мне особенно жалко лебедей, которых он ощипал, чтобы украсить шторы. Эта комната с мягкой мебелью и кофейным столиком предназначалась для отдыха, но я мог находиться тут, пока они были рядом, на этих стенах… Я отдал всё, кроме занавесок, которые бы не приняли, в музей, потому что не мог смотреть на это.
- Какие мы неженки! Кажется, у папули всё-таки две дочки. Нелли и Силли, - дразнилась наследница.
- Эй, я ведь обижусь. Я вовсе не из робких. И отцовское ружьё поднять не боюсь, просто не понимаю, зачем это нужно. Мне просто каждый раз представляется, что происходило в тот миг, когда все эти животные, все эти совершенные сотворённые природой создания попадали в его руки. Я просто, хе, знаешь, - нервно хихикнул Нельсон и вздрогнул, - диву даюсь… Как у него рука поднялась? На то, что дышит, любит, живёт, изменяется. Ещё ни один человек не воплотил ничего лучше того, что создала Вселенная, а он покушался на всю эту красоту… Я смотрю на рюмки из клювов экзотических птиц и почти слышу рёв… Понимаешь?
- Если у тебя голоса в голове, то тебе надо к доктору. Но перед этим я рекомендую переписать на меня имущество.
- Сильвия!.. Да я же серьёзно. Разве тебе всё равно?
- Не поверишь – абсолютно. Пусть они кричат и воют, пусть стонут! Ты знаешь, что бы я на это сказала. Нас это не должно затрагивать! Хватит заговаривать мне зубы, мы ждём тебя в зале. Мне скучно, сделай что-то весёлое!
- Ты думаешь только об удовлетворении своих потребностей. Если бы мы не тратились на эти костюмы, декорации и напитки, то могли бы помочь стольким обездоленным…
- Закройся. Замолкни, ладно? Не порть мне настроение! Мы лучше и выше всех, мы должны гордиться этим, а не скатываться до жалости и всякой сентиментальщины. Медей сказал, что, если долго общаться с отребьем, мы рискуем стать такими же.
- Они боятся стать такими же, как обыкновенные люди, а я боюсь стать похожим на нашего отца! Пока за окном холодно и сыро, зде… - встревоженно говорил Нельсон, но сестра его перебила:
- Пока за окном холодно и сыро, здесь растоплен камин! А ещё в зале у нас вытянутый стол, полный всяких угощений, и я снова буду танцевать на нём, не боясь испортить каблуками блюда, если ты не придёшь.  Пошли! Одевайся и выходи. Тебя все ждут.
- Сильвия, я не могу выйти отсюда. Надо мной занесено лезвие гильотины.
- О, как он близок к истине! – хмыкнул Номедо, и красные огоньки закружили в его глазах. – Можно подумать, он обладает капелькой дара предвидения, как многие утончённые, чуткие души.
- Ненавижу, когда ты говоришь всеми этими словечками. Самое страшное – то, что я тоже начинаю так разговаривать иногда! – возмутилась Сильвия. – Не мели чепухи, одевайся давай.
- Во что? В этот костюм? – Нельсон бросил взгляд на свой наряд в стилистике позднего барокко.
- А чем он тебе не угодил? Он похож на мой. У нас были бы парные, как у Медея и Лили, по-моему, это здорово. Я вообще не понимаю, как тебе может не нравиться рококо: это стиль королей. Нельсон, ты дурак. Говорю в миллионный раз.
- Силли, я в этом не выйду просто из-за ещё не пропитого чувства самосохранения, - посмеялся он. – Там всюду свечи, ручьём бегут легковоспламеняющиеся жидкости, а все костюмы – из синтетических материалов, которые мгновенно вспыхивают, плавятся и образуют резиновую корку. Мне страшно там в этом находиться, клянусь тебе. Я растаю, когда буду задувать свечки на торте… Или у нас не будет торта? Ах, верно: мы же выбрали мороженое… Свечи на мороженом выглядели бы странно, но очень по-бунтарски. Я такое люблю. Как и все зубрилы, я тайно меч…
- Прекрати переходить с темы на тему! Выходи, - потянула Сильвия брата за рукав. – Если тебе не нравятся свечи, мы потушим их.
- Ты что?! Я же боюсь темноты! Я прямо там упаду в обморок от страха, даже в этой комнате меня до сих пор удерживает только горящий камин!
- Ты совсем с катушек съехал? Нельсон, там гости!
- Сильвия, это всё очень плохие люди. Когда для них делают что-то приятное, они даже не говорят «спасибо»!
- Всё, ты мне надоел, - отпустила наследница рукав джинсовой куртки, и Нельсон ойкнул, когда его рука, упав, ударилась о стол. – Готовься и иди к гостям, мне хочется веселья! Ты будешь пить, пока твои глаза не перестанут видеть все эти страшные сюжеты за окнами, а я – кататься на хрустальной люстре и отражаться в каждом из её подвесков, ясно? Весели меня! Ты обещал! С меня хватит. Я выхожу и объявляю, что ты скоро ко всем выйдешь.
- Ох, я пойман на лжи и приговорён! – хлопнул Нельсон в ладоши. – Куда теперь деваться?
- Засмейся ещё. Очень забавно. Все боятся напиваться и отдыхать по-настоящему, пока ты не явишься: ждут, что ты скажешь что-то важное.
- Ладно, прости меня и извинись от моего лица, пожалуйста, перед всеми за то, что я так долго отсутствую на своей же вечеринке, - вздохнул хозяин дома. – Я скоро выйду, буквально через несколько минут. Мои попытки отсрочить неизбежное, кажется, не принесут результата… Попроси Ану и принцессу спуститься. Я открою бал.
- Мы ждём! – назидательно произнесла Сильвия.
Она оставила брата в одиночестве. Ненадолго открывшаяся дверь впустила в тёмную комнату лучик света. Добежав до каменного кофейного столика, он заставил блеснуть старые забытые на нижней полке ножницы. Удивлённо приподнявший брови Нельсон поднял инструмент, поместил пальцы в кольца и попробовал развести лезвия. Они совсем не проржавели.
- Всё! На этом –  всё! – Номедо прекратил выводить на стеклянные стены происходившие внутри дома события. – Дальнейшее будет уже вмешательством в личную жизнь, на такое смотреть не рекомендуется!.. Бери гитару иди под балкон, жди меня там, я скоро буду!
- Что?.. А куда ты? – недоумевал Найджел.
- Заберу у Нельсона Хеддела плащ и шляпу с плюмажем для твоего сценического образа, они ему не нужны больше…
- С ним всё-таки что-то… П-произойдёт?
- С кем?.. А, это… Я потом расскажу! Не задерживай меня!
И тенметам принял облик кого-то настолько крошечного, что в занятый другими думами разум Найджела вторглись посторонние мысли о невидимости. Но знавшее больше прочих создание, явившееся из иного мира, будто бы почувствовало это и посчитало подобные умозаключения возмутительными. Перед тем, как оставить Энжи, Номедо опроверг его догадки:
- Я знаю, о чём ты думаешь! – заголосил взволнованный тенметам. – Нет, я не исчез, это было бы невозможно!.. Всё, не трогай меня! Мы встретимся под балконом наследницы.
Голос Номедо стих, и вместо него стали различаться в шумах ветра другие звуки, похожие на шаги и скрипы, писк обламывавшихся ветвей, цокот каблуков, опускавшихся на камни. Найджел, ощутивший, что тенметам покинул его, оставил в одиночестве среди полной неизвестностей ночи, чувствовал, как тоненькие шероховатые нитки опутывают его сердце. С каждым новым шагом по неизученному пространству болезненные ощущения усиливались. Нити, которые ощущал в своей груди Глори, всё сильнее сжимали опутанный ими барахливший двигатель человеческого тела, прорезали эпикард глубже и глубже, готовились пронзить все слои, распилить горячую материю сердца на несимметричные фрагменты.
 Энжи боялся посмотреть на стеклянные стены и спровоцировать кого-либо, способного ощутить на себе непродолжительный взгляд, установить зрительный контакт. Он боялся последствий, способных вытечь из одного неосторожного мимолётного взора.
Переборов страх и повернув голову влево, он бы узрел за завесой вязкой прозрачной смолы длинный коридор второго этажа, просторный и устланный камнем, как между залами настоящего дворца. Задевая стены голубыми ленточками, царапая стёкла пришитыми к ткани кристаллами, Сильвия бежала вперёд, и падавшая из сплошных окон тень её находилась совсем рядом с Найджелом. Коридор завершился золотистой дверью с гравировкой в виде лучей и смешивавшихся в бесформенную массу лиц с изумрудными глазами.
Створки распахнулись, чтобы впустить наследницу в залитые лазурным светом покои, где оглушительные удары каблуков о мрамор смягчили плюшевые пледы и декорированные рюшами подушки, разбросанные по полу. Ритмы джаза и обработанной классики, наполнявшие зал внизу, не достигали стен комнаты Сильвии, и внутри её встретили только мелодичные сплетения смеха различных тембров. Голоса принадлежали Её Высочеству Ширли и Ане Саннисэнд. Зажженные лампы окрашивали во все тона цветового спектра звёздочки на их пышных платьях. Диадемы и ободки переливались перламутровыми пигментами Млечного пути.
- Дальше, больше и выше! Мне мало воздуха! Мне нужно больше! Нельсон ничего в этом не понимает! – задыхаясь, вопила Сильвия, мчавшая к балкону, чтобы все небесные светила узрели и покрыли светом её.
И там, снаружи, свежий ночной воздух бросился к ней и распростёр, чтобы её обнять, холодные ладони-аканты, ладони-спирали. Зефир донёс до земли поток прохлады и осколки звёзд, осыпал золотистыми песчинками времени край балюстрады из коричневого камня, подобного авантюрину. Тёмно-синий купол небес обволакивал балкон сферой стеклянного шара, а метеоритный дождь создавал скользившие по его поверхности искры. За пределами дворца Хедделов во всём ощущалась удивительная, первозданная гармония. Не было слышно пения затерявшихся в траве сверчков, шумов дороги, ветра, стонов качавшихся ив. Там было удивительно спокойно, поразительно тихо, всё пространство густое чернильное небо окрасило в успокаивающие синие и фиолетовые тона. Только за спиной Сильвии, тревожа этот чистый покой, горели окна, выкрашенные сиеной.
Когда Найджел оказался под балконом, Номедо, как и обещал, уже был там. Снова превращённый в кота, он сидел в тени каменных подпорок, рядом с ним лежали плащ и шляпа чёрного цвета.
- Погляди на неё! - поднял кот голову к нависшим над ним коричневым плитам. – Пробралась туда, где ей не стоило появляться! Ай-яй, я всё ещё чувствую присутствие Долесмальда, я даже слышу его дыхание в этой симфонии ночной тишины и несуществующих звуков, он где-то поблизости… Гляди! Такая прекрасная. Яркая звёздочка, сияющая на небе. Но скоро что-то пойдёт не так. Если ты не прогонишь её сейчас с балкона, она точно оттуда свалится.
- Как Венера? – скептично спросил Найджел. Ему, решившему, что собеседник повторяется, вдруг подумалось, что он сумел поймать Номедо на том, в чём тенметам при каждом случае спешил обвинить человека.
- Точь-в-точь! – сфинкс не посчитал себя побеждённым или задетым словами Глори. – Она, наверное, и есть Венера! Энжи, твоя ирония неуместна. Я и ты используем разные системы символов в общении… Ну, ты готов?
- К чему?
- К тому! Ты будешь возмущать остатки того, что у неё внутри, своей музыкой. Если, конечно, там есть, чему возмущаться и шевелиться. Она – фарфоровая урна с прахом из многосерийных трагикомедий про жизнь семей среднего достатка в пригороде. Такая, знаешь… Вся из осколочков реальности Альтерно. Тёплая, нагретая камином, над которым стоит много лет. Кремовая и в цветочках из глазури, вся похожа на сахарницу. Поднимаешь крышку, чтобы найти внутри что-то сладкое, а находишь только пепел и кости мертвеца. Всё. Занавес!.. Снимай чехол с гитары, давай! Кто будет петь – ты или я?
- Я не умею петь.
- Энжи, детка, тебе память отшибло? Вспомни, кто я такой! Я гениально имитирую любые звуки, могу шипеть змеёй в траве или громогласно вещать с грозового неба!
И, подтверждая сказанное, Номедо исчез на долю секунды. В тот же миг блеснула стрела молнии, озаряя извилистые облака, которые затем прорубил и рассеял гортанный звериный выкрик. Найджел вздрогнул, а Сильвия, казавшаяся неустрашимой и грозной, переполняемой могуществом, отступила от балюстрады.
- Ты видел? Она зашаталась и почти упала! – вернулся тенметам и поднял к балкону голову. – Обожаю пугать людей. Особенно таких, как наследница! Она возомнила о себе слишком много… Ну, я не довёл тебя до потери дара речи? Скажи уже, хочешь ты подержать в руках гитару или нет? Кивни хотя бы! Потерял ты голос или нет, все звуки издавать всё равно буду я. Можешь даже струны не дёргать. Энжи?
- Слышу, я всё слышу… И голос не потерял… Я… Я не знаю, я не могу принять выбор. Мне нужен кубик… Хотя бы монетка.
- А вот всё, всё! Лотерейный киоск закрыт навсегда, жребия и жетона с набором счастливых цифр не будет! Принимай выбор сам, докажи, что ты мужик. Мы договаривались: никаких кубиков! Я всё держу под контролем.
- Может, ты превратишься в шар ответов? Ты же сказал, что… Хотя нет, я знаю, что ты будешь мне показывать через стекло.
- Хватит пищать. Принимай решения самостоятельно, без помощи случая и судьбы! Тебе уже давно не шестнадцать, а в этом возрасте с людьми происходит всё самое худшее, значит, бояться уже нечего. Давай же, скажи что-нибудь!
Энжи смотрел на гитару, не решаясь дотронуться до неё.
- Если ты не возьмёшь её в свои ручонки, я снова вызову гром, - пригрозил сфинкс.
- Н-не делай так больше...
- Волшебное слово?
- Пожалуйста?
- Ещё одно!
- Понял… Давай всё сюда. Я буду петь… Или что там я должен делать?
- Вот! Я так и знал, что сумею тебя уговорить!
Найджел надел шляпу и отороченный перьями плащ чёрного цвета. Объятия тяжёлой материи, сделав его совершенно не видимым среди тёмных красок полночи, помогли ему успокоиться.
- У твоего «Призрака Изольды» было кое-что подходящее для такого случая, нечто, как у вас говорят, лирическое… Все подростки их любят, так что давай, просто возьми в руки гитару и наблюдай за наследницей, а я позволю тебе услышать, как звучал бы твой голос во время пения! – Номедо подтолкнул Найджела к точке пространства, в которой Сильвия смогла бы его разглядеть, а сам скрылся в тени колонн. - Неудивительно, что ты не поёшь! Это только для свободных душ, таких, как у Нельсона Хеддела, а у тебя всё внутри сковано и связано, вокруг океан, а ты – рыба в сетях. Ты – рыба, а он – молекула воды. Проходит сквозь все сетки! В единстве с тем, что его окружает… Понимаешь?
- Что с ним, кстати, случится сегодня?
- Уже ничего. Всё будет по-прежнему, потому что он сделал кое-что неожиданное, мы на это посмотрим. Но сейчас – твой музыкальный номер! Вперёд!
Зазвучали, усиливаясь и становясь отчётливее с каждой последующей нотой, знакомые Найджелу мотивы. Он узнал мелодию, исходившую от самовольно пришедших в движение струн гитары, принадлежавшей одному из его любимых музыкантов. Неведомая сила сжимала струны и задевала их, Энжи, державший в руках инструмент, чувствовал вибрацию каждого касания, и мурашками покрывалась его кожа.
А затем запел голос. Точно такой же, как у него самого, и Сильвия, сначала только слушавшая, присев на балюстраду, подозвала своих подруг.
            - За миг до того,
Как карточный замок должен был обрушиться,
В ту минуту,
Когда порыв ветра, готовый снести и уложить на дно обрыва все его стены и башенки,
Почти достиг края земли над пропастью,
Человек в плаще и шляпе
Обхватил запястье Изольды.
Над ними вопил ветер и резали небо на лоскуты молнии.
Глядя в её глаза, где неспокойные зрачки замерли в саспенсе,
Он попросил:
«Скажи мне,
Мерцающая разящими огнями небес,
Освещённая белыми венами смерти,
Опускающейся на нас с грозовой завесы под небом,
Велика ли плата за вечность с тобой?
Даже если ты пожелаешь,
Чтобы я отдал тебе самое ценное,
Бери мои сердце, совесть и жизнь,
Бери мои душу, радости и печали,
Забирай меня в свою серую паутину
Без остатка.
Назови мне своё имя,
Непреложное, незабвенное, нетленное,
Напиши его на латыни или на любом другом языке,
Чтобы я мог призвать тебя, когда захочу,
Чтобы, произнеся его вслух,
Я начал ощущать твоё незримое присутствие в моих коротких днях.
Дай мне узнать твоё имя,
Чтобы, увидев самые красивые цветы,
Первозданной пыльцовой вуали коих касается только ветер,
Я знал, как должно их называть.
Ногтями вдави каждую букву имени твоего
В кожу на моих запястьях,
Тогда не будет в мире нежнее оков:
Все оставленные тобой символы перетекут в содержимое моих вен
И непременно окажутся в самом сердце.
Одари меня запретным знанием,
Неизвестной этой земле истиной,
Даже если плата за неё окажется высока.
Назови своё имя,
Сочтёшь соразмерной платой тлеющую мою жизнь –
Забирай меня без остатка!»
Девичьи губы припали к мочке уха его,
Даря поцелуй и имя на память о себе.
После этого всё было застлано бурей,
И имя её высекли на дне пропасти,
Вонзившись в лёд,
Чёрные перья упавших птиц:
"Изольда"!
Найджелу почудилось, будто все разом созвездия решили обрушиться с небосвода на его голову. Мириады подобных жемчужинам звёзд, образуя поток, густую и плотную линию, напоминавшую многоцветное полярное сияние, обрушились на него. Энжи ощутил, как холодная влага пропитала его одеяние. Высоко над ним прозвучал смех, завершивший исполненную композицию.
- Эй, бард! Ты, между прочим, только что оставил меня без вечерней ванны! – крикнула облитому Найджелу Сильвия.
- Силли, это было жестоко, - заметила Ширли.
- Пытаешься осадить меня? Брось ты. Это было весело.
Номедо, обхватив ногу оцепеневшего Найджела хвостом, оттащил его под балкон, где Сильвия и её гостьи не смогли бы их видеть.
- Я рад вдвойне, что уговорил тебя! Кто же знал, что тут будут соблюдаться абсолютно все традиции прошлых веков?.. Чем там тебя облили? Водой или чем похуже? – тенметам облизнул штанину Найджела и взвизгнул. – Звёзды и метеоры! Нет, я беру все слова обратно: лучше бы на твоём месте оказался я! Это же игристое вино!
- Принцесса! – послышались голос Лили и скрип распахивавшейся двери в комнату Сильвии.
- Да? – хором отозвались наследница Хедделов и единственная дочь императора.
- Ох, Ширли, моя сладкая крошка, - щебетала Диез, приближавшаяся к балкону, - тебе давно уже пора понять: настоящая маленькая принцесса здесь не ты, а малютка Силли.
- Не называй меня так! – возмутилась Хеддел. – Зачем ты пришла? Нельсон уже вышел или что там ещё?
- А что, он должен был?.. Я здесь потому, что Мед увидел вас всех на балконе и послал меня проверить, что тут делается.
- Мы слушали… - решили ответить гостьи, но были остановлены хозяйкой.
- Мы просто слушали, как поёт какая-то букашка в траве, - в голосе Сильвии слышалась усмешка. – Пойдёмте вниз, Нельсон сказал мне, что скоро выйдет.
- О, дорогая! – ахнула Лили. – Что ты пообещала ему за это? Мы были уверены, что рыжик проведёт всю ночь в своём кабинете.
- А что такого вы наобещали на этот вечер Нельсону, если он даже отказался выходить и открывать бал? – решила атаковать Ана.
- Какой жгучий вопрос, просто горячий! – засиял Номедо в предвкушении скандала. – Этот вопрос – это яд с раздвоенного языка змеи! Он может перетечь в конфликт. Змея породит многоголовую гидру!
- Всё, хватит. Идёмте вниз, - скомандовала Сильвия, и неудобный вопрос остался без ответа.
Загремели, ударяясь о каменные плиты, высокие и низкие каблуки. Девушки покинули балкон, только тогда Найджел и Номедо вышли из тени.
- Ты обсох или, может, хотя бы пришёл в себя? – бросил тенметам пренебрежительный взгляд на Энжи, скованного переизбытком чувств. – Пошли!
- К-куда опять? – спросил со вздохом уставший Энжи.
- О, ничего себе! Заговорил всё-таки!.. К твоему велосипеду, пока на него не набрела какая-нибудь полупьяная компания, выпавшая за врата.
- А она… А они могут?
- Оставь надежды! Я пошутил. Просто оттуда нам будет видно наследников.
- А домой мы не пойдём? Я так и знал, что из этого ничего не выйдет…
- Тебе нужно обсохнуть, иначе мамочка станет пытать тебя из-за запаха разнузданной богатой жизни, никогда ей и не снившейся, - язвил Номедо. – Она же не поймёт, что самая плохая компания, с которой ты мог связаться – это я.
- И ты… Не можешь меня высушить? Превратиться, я не знаю, в Солнышко…
- Хочешь сказать, ты можешь посмотреть на Солнце? Как интересно.
- Я хочу сказать, что я его вижу, все его видят, а ты превращаешься во всё, что видят люди. Это же так работает?
- Так ты умеешь думать! – повысил тембр своего голоса Номедо, испугав этим Найджела, лицо которого на мгновение побелело. - Удивительно!.. Да, я попался. Я могу тебя обсушить, но не хочу. Там вечеринка, на которую не позвали меня, и мне любопытно понаблюдать за всем… Кстати, снимай свои шляпу и плащ, мы должны будем их вернуть. Ты же не воришка какой-нибудь, правда?
- А то, что ты украл Песочные Ча…?
- Эй-эй-эй, Энжи! Не совершай ошибок Аны. Это ещё одна капля змеиного яда! Слишком много отравы для вечера, на котором должен был пострадать всего один человек.
Никто не заметил, как Номедо во второй раз за вечер проник в дом Хедделов, на этот раз превратившись в двойника одного из гостей. Покидая зал, где все ожидали появления хозяина дома и были заняты приготовлениями к его встрече, тенметам унёс два бокала с шампанским – для себя и для ожидавшего его у ограды Найджела.
- Шампанское, Энжи? – спросил, подходя к ограждению вокруг дворца Хедделов, тенметам, с улыбкой наблюдая за испугавшимся человеком: не признав Номедо, Найджел пытался спрятаться от подходившей к нему фигуры.
- Ах, это ты! – облегчённо выдохнул Энжи, узнав высокий голос. – Я чуть сознание не потерял, когда… Не… Нет, я не буду. Я не пью. Это вредит мозгу.
- Как хочешь! – Номедо присел на ограду. – Мне достанется больше… Кстати, не спросишь, кто я?
- Я тебя знаю… То есть… Его. Это художник, - вспомнил Энжи.
- Газетки читать умеешь? Похвально. Это большое достижение для твоего возраста!.. Да, художник. Только писать картины он не умеет, тут сыграла реклама, а всё, что у него получается натворить – это кое-как намазать яблоки на холсте. Он выбирает простые формы и символы, которые всем понятны, которые люди легко могут узнать… Ты знаешь, - медленно, с механическим вздрагиванием, Номедо повернул к Глори голову плохо подчинявшегося ему тела. – почему яблоки так узнаваемы?
Вместо ответа Энжи только помотал головой.
- Хе, ну, как всегда, - процедил уставший от пояснений тенметам. - Они причинили людям очень и очень много неприятностей.
- Как, например… Яблоко раздора?
- Ага. И не только! Давай потом, ладно?.. Смотри на стены, вернее, хе-хе, теперь – за стены! Выводить ничего не стекло я не буду, все собрались в зале, отсюда всё видно. Сейчас на сцену поднимется Нельсон… Видишь Медея? Он уже объявил выход хозяина бала… Хотя кто тут ещё хозяин?..
- Долго мы будем тут сидеть?
- Пока не высохнешь! Я же сказал... Вот он. Сейчас ответит на неуместный вопрос Медея про Суприю Сэннер типичной фразой о том, что никак не может поладить с двумя видами людей: библиотекарями и журналистами. Теперь выпьет с Лили за её библиотечное образование, чтобы сменить тему. А потом он поднимется на сцену! Не своди глаз с люстры! Ясно?
- Я-ясно… А ты можешь снова превратиться в кота? Просто… Мне н-некомфортно.
Номедо рассмеялся дуэтом своих голосов и принял вид сфинкса. Два бокала, выпавшие из его человеческих рук, упали на землю и рассыпались стеклянными звёздами.
В то же время во дворце Хедделов аплодисментами встречали выходившего на сцену для открытия бала хозяина дома. Свечи, выстроившиеся в два стройных ряда справа и слева от подводившей к сцене ковровой дорожки, гасли. Остатки их пламени взрывались в завесе пудры и блеска бормотавшими искрами.
Нельсон, коего приветствовали овациями и фейерверками, взошёл на подмостки в большом зале, и у ног его роились кипевшей смолой тёмные скопления тканей, ремней и масок, отсылавших к ушедшим векам. Но наряд, в котором появился Хеддел, вызвал непонимание у всех посетивших его людей. Он не переменил своего костюма, явился гостям в ансамбле из плотной джинсовой ткани и шипованных сапогах, источавших энергию культуры панков. Светлые материалы были дополнены прозрачным тюлем, невесомыми белыми пёрышками и бутонами цветов, в золотисто-рыжих локонах волос путались стебельки и листья высушенного, хорошо сохранившегося и не потерявшего ни единой краски венка. Во тьме он казался окутанным мягким светом облаком. Он был подобен нежной, мягкой светящейся дымке, возникающей на небе, когда полуденному Солнцу удаётся высвободиться из густых тёмно-серых туч, оставив на себе только лёгкую туманную вуаль.
- Гляди на него! Масса подсвеченной ваты, мишура с зимних праздников! – смеялся Номедо над образом Нельсона. – Он сделал то, чего никто не ожидал, и это спасёт его. Теперь вместо ряда травм он получит всего одну. Его замечание по поводу синтетических материалов очень подходило к случаю… Я же это говорил?.. О, а вот и наследница! Тоже открывает бал. Естественно. Где ей ещё быть? Придёт заря, и цветные лампочки выкрутят снаружи, но не внутри. Их праздники никогда не кончаются. Хе, гниющие раны на теле Земли! Они ненавидят Землю, потому что планета больна, она не в состоянии дать им даже трети желаемого, даже первого запроса из числа ежеминутно растущих. Но хворает она из-за них и их решений, только им это всё не видно: глаза залиты. Сильвия призывает их опьяняться, она говорит, что хмель должен литься в бокалы так, как в руки её льются золото и слава. Медей только рад всех опоить. Их любимое развлечение – танцевать на столе и хрустеть косточками в тарелках, пока все не свалятся замертво… Мертвецки пьяные гнойники. У них есть всё, но им мало. Глупые смертные. Ещё и пустые, как скорлупа от сгнившего ореха. Молодой Хеддел вопит о том, что осталось за стенами дома, но им весело под стеклом, как каллиграфу в своей Атлантиде. Серпентина явилась к нему, спустившись с бузинного дерева, древа духов и тёмных сил, таких же, частью которых являюсь я.
Аплодисменты создавали в пространстве волны, и цунами разгульной энергии, в каждой капле имевшее тысячу искушений, захлестнуло Нельсона и поволокло в бездну. Дамы ожидали танцев с ним, кавалеры приглашали хозяина «Падающей звезды» выпить того, что смешалось на доньях их бокалов с пеплом бенгальских огней и стружкой конфетти. Но Хеддел не хотел принимать участия в веселье. Вежливо отказывая или обещая перенести то или иное событие на несколько минут, пока память о нём не вышибет винной пробкой. Хозяин оставался только символом кутежа и поводом для гуляк осушить бокалы за чьё-то здравие, поднять тосты за то, чтобы торжество внутри их снежного шара никогда не подошло к концу, имело продолжение каждую ночь. Пока гости вздымали руки со своими сверкавшими кубками, полными ядов, Медей и Лили кусали губы, ждали подходящего момента, чтобы вручить Нельсону его подарок. Глобус с подшивкой выцветших листов давно был помещён в центр праздничного зала.
- Молодой Хеддел попытался улизнуть от Медея и Лили!.. Ты видел это? – обратился наблюдавший Номедо к Найджелу. – Они не дали ему уйти, сейчас поведут его к глобусу, как мы с Тиацером вели Долесмальда на сборища. Вот, вот! Он почти близко! Но с ним не случится то, что должно было, пускай он, как все выдающиеся люди, обречён переживать муки и всё время сталкиваться с соблазнами. Сегодня он выстоял, сегодня он проигнорировал искушения и не влез в шкуру одной из туш, наполнивших зал! И за это ему уготовано спасение!.. Вот, погляди! Кутилы ждут красочного шоу со спецэффектами, и они его получат.
Гретзель-Купримо и Диез не позволили хозяину дома уйти. Они вели Хеддела к глобусу, как палачи – приговорённого к эшафоту. Разбитый бессонницами и хворями Нельсон, всегда выглядевший несколько тревожно и обескураженно, казался безнадёжно потерянным. Искрившиеся свечи и пиротехнические хлопушки в руках танце смыкались над его головой, образуя протяжённый туннель, подводящий к точке, где судьба хозяина и тайного общества, к которому были причастны его родители, должна была решиться.
- Смотри, как весело, - искривил кошачью морду Номедо. – Совсем как в конкурсах на детском празднике. Для них это – весёлый спектакль, а молодой Хеддел чувствует, что это конец. Они окружили его, смотри, колечком обступили, как водящие хоровод – праздничную ёлку. А сейчас на ёлочке появятся традиционные огоньки.
Но в тот миг, когда рука Нельсона была возложена на полый глобус, и наследник готовился открыть его, чтобы извлечь документы, что сулили ему самый злой из всех возможных исходов, прозвучала насмешка судьбы над людьми, размеры которых в масштабах Вселенной и бесконечных её веков сопоставимы с величиной песчинок в Часах. Произошло непредвиденное. То, что предугадать под силу было только потустороннему существу, сидевшему на каменной ограде слева от Найджела Глори.
 Зажженная хрустальная люстра упала рядом с Нельсоном Хедделом, обрушив пламя на глобус и заставив лужи спиртосодержащих напитков взвиться голубыми и чёрными лентами пламени с крепким дымом. Скользким гладом покатились подвески и скреплявшие их кольца по залу. Наследник одёрнул обожжённую руку и обхватил её, чтобы нормализовать температуру повреждённой кожи и избежать серьёзных ожогов, уцелевшей ладонью.
- Я надеюсь, никто, кроме виновника торжества, не ранен? – невольно заплакавший от боли Нельсон силился улыбнуться, чтобы не подавать поводов для тревог и паники, но его вежливость и хладнокровие оказались лишними: гости, воспринимавшие всё происходившее так, словно это было игрой, изъявляли готовность к любым неожиданным ходам вечера. – Хвала Небесам! Я был бы весьма раздосадован, если бы эта неожиданность причинила ещё какие-то неприятности, помимо беспорядка… Больно, честно говоря, до искорок из глаз, хм-м-мпф… Можете продолжать веселье, но без меня, хотя я, по правде говоря, желал бы завершить этот бал немедленно.
После активировавшиеся автоматические системы пожаротушения сделали его слёзы незримыми для посетителей, заодно погасив все свечи и погрузив зал в темноту.