Медные трубы

Рассказ

Улыбчивый, розовощёкий молодой человек среднего роста, спортивного телосложения, с вьющийся густой светло-русой шевелюрой, шагал по переулку родного города, вдыхая аромат цветущих акаций, и воображал волнительный момент  встречи с родными и близкими. Ладонью левой руки молодой человек сжимал ручку элегантного дипломата,  в котором аккуратнейшим образом были уложены его почетные грамоты и наградные предписания. В правой руке он держал телескопический тубус, в чреве которого лежала свёрнутая стенгазета с его портретом,  под которым золотыми буквами было написано: «Гордость нашего института»!
  Ежегодно, на протяжении уж семи лет, 25-летний Лев Андреевич Шапочкин,  в это время возвращался с учёбы в свой родной, ничем не примечательный провинциальный городишко. Учился молодой человек в Новосибирске в медицинском университете.  В свои годы, благодаря  фанатичной усидчивости и непомерным стараниям, Лев Андреевич имел все мыслимые и немыслимые благодарности и награды. И сегодня спешил вызвать слёзы умиления на щеках всей женской половины своего семейства, представив на всеобщее обозрение документ, в котором под его именем строгим жирным шрифтом значилось : «АСПИРАНТ кафедры анатомии и физиологии ».
 Женская половина его семейства - прабабушка, бабушка, мама и две тётушки обожали и почти боготворили своего мальчика, нежно называя его "наш Лёвушка". Все дамы, так или иначе, имели отношение к медицине. Лёвушкина прабабушка Полина Егоровна, в прошлом инструктор по лечебной физкультуре, ныне практиковала ароматерапию и дыхательную гимнастику. Бабушка Матильда Ивановна заслуженный врач невропатолог, будучи на пенсии, до сих пор принимала пациентов в местной поликлинике. Там же работала стоматологом и его мама Екатерина Вадимовна. Две тётушки - мамины невестки Люся и Дуся усиленно занимались тренингами по вопросам семейной психологии и сексуальной этики.
Мужская же половина семейства Шапочкиных не столь трепетно относилась к новоиспечённому аспиранту и на то были свои причины.
С того самого времени, как милый мальчик задался целью стать величайшим эскулапом современности, дед, отец и два Лёвочкиных старших брата, - мужья Люси и Дуси на весь период зимних и летних его каникул, становились объектами унизительной критики и саркастического порицания со стороны будущего профессора медицинских наук. Противнее же всего было то, что все женщины всякий раз поддакивали и подквакивали всем научно- нравоучительным Лёвочкиным лекциям в адрес мужской половины семейства.
 Два старших брата Антоша и Саша работали на предприятии по производству кафельной плитки и их пристрастие к курению табака открывало Лёвочке возможность не только бесконечно полемизировать на тему пагубности этой привычки, но и наглядно, путём нехитрых экспериментов, демонстрировать неизбежность трагических последствий любителям табачного зелья. Лёвочкин папа Андрей Григорьевич, инженер по установке тепловых агрегатов, вынужден был выслушивать лекции о вреде пива и иных слабоалкогольных напитков. 
Больше всех почему-то доставалось дедушке Григорию Лаврентьевичу, благообразному 72-х-летнему добряку, некогда ведущему солисту Новосибирского оперного театра, а ныне певчему хора местной церкви в честь архангела Михаила.  Григорий Лаврентьевич был весьма полным мужчиной и, обладая внешностью лысеющего купидона, пел и говорил протяжным лирическим тенором. Его трепетная набожность, полнота, пристрастие к сладкому и малоподвижный образ жизни всякий раз становились-таки кладезем вдохновения для нашего прогрессивного поборника здорового образа жизни.
Словом,  размеренный  уклад жизни дома  Шапочкиных  резко менялся во время этих Лёвочкиных каникул! Практически ежедневно семейные посиделки после обеда или ужина превращались в какой-то нелепый фарс, в какой-то наигранный неправдоподобный спектакль. Женщины с глазами преисполненными слезящегося подобострастия, затаив дыхание, внимали и рукоплескали красноречивым лекциям, обличающим излишества, пороки и пристрастия их мужчин. Мужчины же, любили своих женщин и, молча кивая, чуть слышно скрипели зубами, прикрывая ладонями набухающие желваки. Лёвочка, опираясь на научные доводы, аргументы и доказательства, мог часами жестикулировать, сыпать цитатами, латинскими определениями недугов и анализов. В финале лекции, взмахом головы он обычно отбрасывал назад свою волнистую шевелюру, замирал и, устремив куда-то вдаль свой взгляд, ловил эхо собственного тщеславного очарования.
Надо сказать, что Лёвочкин предыдущий визит на зимних каникулах оставил неприятный осадок на сердце и в душе благоговейного дедушки Григория Лаврентьевича. Несчастный впечатлительный старик почти неделю страдал бессонницей, прослушав трактат о всех ужасах и необратимых последствиях, связанных с таким явлением, как храп. Дедушка в самом деле очень сильно храпел и даже в молодости по этой причине он и Матильда Ивановна спали в разных комнатах. Храп его можно было сравнить с работающим бульдозером. В детстве у Лёвочки было этакое развлечение… Стоило дедушке задремать после обеда, как будущий сопливый гений забирался в пустую коробку из-под телевизора, воображая себя танкистом. Пушкой служила деревянная швабра, ну а рёв двигателя прекрасно имитировал спящий  Григорий Лаврентьевич. 
Ещё большим огорчением для дедушки стало то, что Лёвочка на кураже своего риторского экстаза вдруг открыто стал отрицать Бога и саркастически высказываться о церкви и о духовной музыке. В свой последний приезд, смело называя себя воинствующим атеистом, родной внук наговорил таких научно-обоснованных мерзостей, что даже женщины несколько смутились, а Полина Егоровна была вынуждена сделать замечание горячему оратору.
К нынешнему приезду Лёвочки, впрочем как и всегда, был накрыт шикарный стол, в центре возвышалась хрустальная ваза с цветами белых роз, на лепестки которых почетно водрузили удостоверение аспиранта кафедры анатомии и физиологии! Почти до утра звучали поздравительные тосты,  пожелания, а на панелях мобильных телефонов то и дело застывали памятные фотоснимки. Стоит отметить, что мужчины этого дружного семейства уже давно подготовились к визиту любимого родственника.  Дабы избежать  традиционных ежедневных спектаклей, они заранее оформили себе летние отпуска и  решили отправиться в путешествие, в Казахстан. В гости к армейскому другу Андрея Григорьевича.
 Семейный атомобиль УАЗ, в простонародии именуемый "Буханка",  полноприводный микроавтобус повышенной проходимости, идеально подходил для такого путешествия. Армейский друг Лёвочкиного папы, прапорщик Сбруев, обещал незабываемый отдых и рыбалку на берегах легендарной реки Или. Словом... План побега от Лёвушкиных лекций был идеально разработан! С огромным нетерпением все джентльмены принимали участие в подготовке этого предприятия. Благообразный дедушка, будучи заядлым рыбаком, с усердием разбирал, распутывал, подготавливал и укомплектовывал различные рыбацкие снасти и приспособления. Андрей Григорьевич выявлял и немедленно устранял всяческие технические авто неполадки, а Саша и Антоша занимались вопросами провизии и походной атрибутики.
Изначально план побега было решено осуществить, не дожидаясь Лёвушкиного приезда, однако женщины, пронюхав о столь дерзких поползновениях, устроили скандал, определив это предприятие чуть ни не семейным заговором против гениального мальчика! На двухчасовом, пропахшим корвалолом семейном собрании, дамами был вынесен вердикт: "Всем мужчинам дождаться визита милой кровиночки и только после церемонии поздравления отправляться хоть к чёрту лысому»!
Но никто не мог себе даже и предположить, что на этой самой церемонии поздравления,  млеющий от всеобщих похвал аспирант, вдруг изъявит горячее желание составить компанию жаждущим скорейшей свободы и умиротворения путешественникам. Сделав такое заявление и окинув родственников взглядом благодетеля, Лёвочка, утомлённый собственным очарованием отправился спать. Зависшую над всеми, напряжённую паузу нарушил Григорий Лаврентьевич, затянув некую тоскливую арию:  "Горели звёзды, благоухала ночь, дверь тихо отворилась".  Под надрывную мелодию арии дилемма отменить долгожданное путешествие или взять Лёвочку с собой, развеялась под натиском унылой разумной действительности последнего варианта.
Четыре последующих драгоценных дня были потрачены на индивидуальные Лёвушкины сборы. Сам Лёвушка то и дело бегал по аптекам, собирая коллекцию пилюль, капель, ампул, сывороток и вакцин, так необходимую в столь опасном путешествии. Его ручной саквояж, доверху набитый всеми видами бинтов, шприцов и жгутов, был увенчан огромной, благоухающей  каучуком, кружкой Эсмарха. Практически весь полевой лазарет в итоге поместился в двух огромных  чемоданах. Не хватало, разве что, калоприёмника и матраса от пролежней! Женщины тоже не сидели без дела и собирали кровиночку словно на северный полюс, боясь упустить любую мелочь, отсутствие которой может огорчить отважного путешественника. Дамы, надо сказать, не посрамили знаменитую фамилию. Одних только головных уборов было собрано немыслимое количество! Шапочка от солнца, шапочка от ветра, шапочка непромокаемая от дождя, шапочка специальная для плаванья, несколько иная шапочка для душа, шапочка вязаная с ушками и даже сеточка для волос.
В семь часов двенадцать минут по полуночи, третьего дня, месяца июля 20(??) года от Рождества Христова, экипаж автомобиля УАЗ, состоящий из 5-ти человек двинулся в путь...
Спустя пару часов напряжённая обстановка в кабине легендарной "буханки" стала меняться. Надсадный гул заднего моста заглушила весёлая радиостанция, в открытые настежь окна хлынул свежий аромат горьких трав, а яркие реплики непринуждённого общения мужчин запахли табачным дымом. Андрей Григорьевич предпочитал степенное вождение и допустимой скорости не превышал. Рядом с сыном на переднем сидении,  обозревая необъятные просторы родины, довольный как слон, восседал Григорий Лаврентьевич. Саша и Антоша, разложив в салоне автомобильный столик, играли в нарды. На самом же безопасном, по статистике, заднем месте, натянув на уши шапочку от ветра, уцепившись двумя руками за поручи, колыхался Лёвочка. Временами то солидно кряхтя, то благородно откашливаясь, он  желал привлечь к себе внимание, однако вниманием его нарочно никто не удостаивал.
Спустя ещё пару часов характерные для морской болезни звуки из недр Лёвочкиного чрева заставили Андрея Григорьевича притормозить у обочины. Бледно-зелёный гений и сам не предполагал, что его среднее ухо способно на такие сюрпризы. Отдышавшись, выпив две таблетки димедрола, сорвав с себя шапочку от ветра и победоносно откинув шевелюру, Лёвочка легендарным жестом Кузьмы Минина дал понять, что готов к иным, и даже более сложным испытаниям. Сил на прочтение лекции о вестибулярном аппарате у него не было. Почти всю дорогу он сладко спал, свернувшись калачиком на задних сидениях автомобиля.
Дальнейшее путешествие проходило в подобном режиме. Лёвочку укачивало, он глотал димедрол и спал, в то время как остальные компаньоны наслаждалась пейзажами и вальяжностью сложившейся атмосферы. Без малого трое суток потребовалось, дабы добраться до обиталища прапорщика Сбруева. Низкорослый, коренастый, с бульдожьими чертами лица, суровый прапорщик Сбруев, зимой проживал на своей Алма-Атинской квартире. Суровым, надо сказать, он становился только лишь на зимний период. С середины же марта и до последних чисел октября Сбруев работал в туристическом лагере инструктором по сплаву на плотах и катамаранах, где более энергичного, жизнерадостного, смешливого и остроумного инструктора не было за всю историю. Лагерь располагался на реке, примерно в двухста километрах от Алма-Аты в живописнейшем месте, рядом с государственным национальным заповедником Алтын-Емель.
(Для справки:
"Река Или одна из крупнейших рек расположенных в Алмаатинской области Казахстана. До 70- х годов 20-го века - судоходная. Своё начало она берёт в Китае на горах Тянь-Шаня на высоте 3540 метров над у.м. Длина реки составляет 1439 км., из которых 815 км протекает по территории Казахстана. Река впадает в озеро "Балхаш", образуя обширную дельту, множество затонов и небольших озёр. На протяжении всего русла реки природа изобилует разнообразием ландшафта, флоры и фауны.)
Сбруев встретил гостей с огромной радостью и невероятным энтузиазмом! Богатый стол, коктал из белого амура, баня, ароматный чай на травах и ночные купания под покровом южного звёздного неба, быстро восстановили силы утомлённых путешественников. А салют из сигнальной ракетницы в честь армейского друга не позволил усомниться в искренности чувств  хлебосольного прапорщика.
Лёвочка тоже постепенно отошёл от морской болезни и стал понимать, что чувствует себя не в своей тарелке. Его родные люди и прапорщик Сбруев здесь и сейчас жили какой-то своей непонятной для него жизнью. Всем было наплевать на значимость его персоны и на его попытки привлечь внимание. Снисходительно-шуточное отношение к его личности раздражало Лёвочку. Рядом не было восторженных глаз очарованной публики, оваций и аплодисментов. Не было слов поддержки и хвалебных речей. Не было обожающих бабушек, мамы и тётушек. Однако надобно учесть, что Лёвочка всё же был умным  мальчиком, и его критическое мышление подсказало ему правильное решение. Необходимо было срочно адаптироваться к новой среде и, если можно так сказать, эволюционировать в условиях данной реальности. Как человек учёный он понимал схему возникновения депрессии и не мог допустить себе такого диагноза  даже посредством собственной амбициозности.
 Говорят, что можно пройти огонь и воду, но вот МЕДНЫЕ ТРУБЫ! Ох уж эти медные трубы... Скольких людей они оглушили своим тщеславным рёвом!
Огромным усилием воли Лёвочка старался забыть, или хотя бы на время отпустить всю ту выпестованную самим же собой педантичность, высокомерную отчуждённость и экзальтированную манерность. Захотелось вдруг просто стать "рубахой-парнем", простым и понятным для дедушки и отца, для Саши и Антоши, для прапорщика Сбруева. Но возможно ли так сразу,  за несколько дней разрушить всё то, что намеренно созидалось годами? Решение отныне стать полезным, не теоретически, а практически было принято. Тем более, что сплав на плотах и двухнедельная рыбалка на диких просторах непредсказуемой реки, дают шанс продемонстрировать эту пользительность, которая позволит не только преобразиться в глазах своих родных, но и самому отведать плод личностного самоутверждения. Коварство медных  труб в том, что порой они способны играть очень приятные мелодии.
Утром 9-ого июля массивный понтонный плот с установленным брезентовым шатром на борту, отчалив от пирса туристического лагеря, двинулся вниз по теченью. Было принято решение дойти до Балхаша, поделив, разумеется, весь путь на несколько отрезков, где причалив, можно было бы разбить стоянку для рыбалки. Капитаном судна назначили Андрея Григорьевича. По причине своего положения, Сбруев не мог постоянно сопровождать компанию, потому как  другие туристы также нуждались в его услугах. В любой момент по специальной связи мог позвонить начальник туристического лагеря и потребовать от него выполнения своих прямых служебных  обязанностей. На этот случай к левому борту плота был прикреплён скоростной водный мини-мотоцикл, на котором Сбруев мог добираться до лагеря.
Все заметили, как резко вдруг поменялся Лёвочка. Он стал немногословен и услужлив. Он более не расхаживал подобно павлину и не делал попыток вклиниться в разговор со своими назидательными аргументами. К всеобщему удивлению два чемодана его медицинского барахла так и остались лежать в багажнике автомобиля. Он собрал, конечно, рюкзачок с самым необходимым, но без фанатизма. Получилась этакая мобильная полевая аптечка. Милая и компактная. Когда Лёвочку назначили рулевым, он светился от счастья. Почётное звание боцмана стало первой ступенькой к намеченной цели созидания взаимного доверия.
Плот медленно шёл по течению, временами покачиваясь на лазурных перекатах, и у людей на плоту их рыбацкий азарт уступил место чувствам чуть менее приземлённым.
Живописнейшие скалы, песчаные барханы, рощи и бескрайние степи вдоль русла реки поражали воображение своей гармоничной периодичностью.  Шелест камыша, стрекот аэропланоподобных, глазастых стрекоз и жалобные крики беркутов, скользящих в синеве глубокого неба, завораживали и растворяли в симфонии своего сакрального предназначения сознание созерцательных путешественников.
По совету Сбруева первую ночёвку и лагерь решено было разбить на уютном островке посредине реки, где для туристов давно уже был обустроен каменный очаг с дровами, брезентовые гамаки, ровные места для палаток и даже био-клозет. Дав кое-какие инструкции и распоряжения, прапорщик умчался на своём бешеном мотоцикле. Условились, что Сбруев с новыми туристами прибудет на остров ближе к обеду, а Шапочкины отправятся дальше. Стараниями Григория Лаврентьевича, установившего вечером донные снасти, к утру извлекли первый улов. Дедушка пританцовывал от счастья и, радуясь, словно дитя, смеялся своим лирическим тенором.  Два жирных изжаренных на костре сазана в сочетании с луком и свежими овощами, стали изысканным завтраком.
Дальнейшее путешествие протекало по такому же сценарию. Сбруев то появлялся, то исчезал, островки выбирали живописные, рыбу и раков ловили по мере надобности.
Отдаляясь от туристического лагеря, места становились более дикие, да и Сбруеву нелегко было постоянно курсировать по реке на своём дрындолёте. На 9-тый день решили не идти до Балхаша, а, разбив лагерь, расположились на пологом степном берегу, дабы наслаждаться природой и радоваться жизни пока не надоест. За пять дней пребывания на месте произошло несколько мелких, но неприятных эксцессов, в устранении которых Лёвочка сыграл-таки  первую скрипку. В первый день ночёвки на берегу, Антошу за мочку уха укусила оса. Моментально пошла аллергическая реакция. И если бы не Лёвочкин надёжный рюкзак и не инъекция специальным препаратом, то закончиться могло бы всё очень печально. Оказалось, что в отличие от острова степь преизобилует различными паукообразными, многие из которых не отличаются дружелюбием и в ночное время очень любят "погреться" у огня. Зловонная, специальная для этих целей жижа так же обнаружилась в Лёвочкином рюкзаке. Тонкой, непрерывной струйкой разлив её по периметру лагеря он избавил компанию от этой неприятности. Скорпионы, тарантулы и уховёртки теперь лишь издали могли любоваться бликами манящего костра.
Утром другого дня дедушка, проверяя снасти, наступил на какой-то коварно притаившийся в воде дикий шип. И снова Лёвочкина смекалка, пластыри и болеутоляющие препараты сделали своё дело. Теперь на него смотрели все действительно как на Ангела хранителя. Но вот беда! Стоило ему только это почувствовать, как-будто бы из неоткуда вновь возник, появился, воскрес тот самый брюзгливый, гениальный, тщеславный мальчик, который опять стал читать свои нравоучительные лекции о тьме невежества и о победе прогрессивных идей над дикой природой! Саша и Андрей Григорьевич попытались его успокоить, на что Лёвочка ещё сильнее взвинтился и поток его высказываний стал ещё более язвительным и обидным. В ответ на замечание дедушки Лёвочка, не найдя доводов, в порыве гнева, предрёк ему скорую кончину, ежели тот наконец не решится на серию медицинских процедур по удалению храпа!
Настроение у всех испортилось. Все  разбрелись по берегу, каждый как-будто бы, по своим делам, а Лёвочка, забравшись в свою палатку ещё долго о чём-то бормотал, громко цокая и цикая переодически. Даже природа,  почуяв этакую мерзопакостность положения,  решила поменять декорации. С Балхаша подул прохладный ветер, взморщинив рябью вод глубокое небо и с северо-запада стал доноситься глухой гул далёкой грозы.
К трём часам по полудню примчался Сбруев и очень удивился, увидев, (как сам он и выразился), " постные рожи, уныло сидящие на берегу". За всей суетой и мелкими неприятностями путешественники совершенно позабыли о дне рождения Андрея Григорьевича. Да и сам Андрей Григорьевич потерял счёт дням и числам. В мгновение ока Сбруев организовал и  стол, и музыку, и праздник. 10 кг уже готового маринованного шашлыка, овощи, зелень и пять литров облепиховой наливки стали залогом  хорошего настроения. Праздничная суета как-будто и рассеяла неприятную атмосферу, однако Лёвочку, выползшего из палатки, вновь желающего всем помочь и услужить, опять нарочно никто не замечал. Все продолжали жить. Веселились, шутили, смеялись, пели, но в этой жизни не было Лёвочки. Он понимал, что дыхание медных труб вновь отравило воздух, и что он не в силах не плясать, когда играет эта медная дудка. Ему теперь нужен был новый подвиг, новый благородный поступок, новый пьедестал!
Ещё накануне вечером обнаружилось, что кончились все запасы хлеба. Сбруев же привёз всё... Жирный шашлык, овощи, наливка и ни кусочка хлеба! Больше всех сетовал и страдал дедушка, обожающий хлебо-булочные изделия.
Это обстоятельство и подтолкнуло Лёвочку к действию, которое по его разумению помогло бы разбавить неприятный осадок недавней ссоры и вновь обрести пусть тихое, но весьма желаемое, былое уважение. Идея была проста, а стало-быть гениальна! Красноречивому оратору не составило труда уговорить захмелевшего прапорщика согласиться на его безобидную сюрприз-авантюру.
 Около шести часов Сбруев отправился на свою базу. Незаметно для всех, чуть выше по берегу, как и было условлено, он подобрал  Лёвочку и через пять с небольшим километров вверх по реке высадил его на берегу. По просёлочной дороге Лёвочка за час с небольшим добрался до трассы, на противоположной стороне которой располагался большой посёлок. В весьма приличном, современном "мини-маркете" он купил хлеб,  лепёшки, пряников для дедушки и две бутылки коньяку. Мобильность собственного гениального решения порождала восторг, а предвкушение созерцания неловкой благодарности со стороны родных щекотало  где-то внутри и рисовало приятные  картины.
Теперь лишь осталось последовать совету Сбруева найти машину и прямиком по трассе добраться до триста четырнадцатого разъезда. Как объяснил Сбруев, местные прекрасно знают этот разъезд, и за 500 тенге без разговоров домчат до места. К счастью искать машину долго не пришлось. Как только Лёвочка вышел из сельского мини-маркета, сразу услышал вопрос с характерным местным акцентом.
-- Э! Тибье куда надо, братан?
Перед Лёвушкой, подобно чёртику из табакерки, возник долговязый, очень смуглый парень в старинном, яйцеобразном мотоциклетном шлеме. Неподалёку стоял не менее старинный мотоцикл "Урал" с люлькой.
Оглядевшись по сторонам и поняв, что выбирать не из чего, Лёвушка назвал точный адрес и после недолгой дискуссии, касательно цены, уселся в люльку. Громыхая, дребезжа и подпрыгивая, допотопное мото-чудо помчалось к заветному разъезду.
Суровый мото-самурай весьма сосредоточенно управлял техникой и  не превышал 50 км в час, однако создавалось впечатление, что это ракета и она вот- вот взлетит! Вцепившись в борта люльки, зажмурившись и сжав зубы, Лёвушка ощущал колоссальные перегрузки! Его шикарная шевелюра напоминала колышимый ветром кустарник скумпии обыкновенной. Минут через двадцать , выкарабкавшись из адского чрева мотоциклетной коляски, еле живой "космонавт" вежливо раскланялся с «пилотом». Облокотившись о столб с надписью 314 , подобно продырявленному надувному матрасу, он медленно опустился на пятую точку. Бросив взгляд на удаляющееся, грохочущее чудище, Лёвочку стошнило. Необходимо было немного прийти в себя, ведь морская болезнь так коварно и не вовремя проявилась. И, разумеется, по закону подлости расчётливый и педантичный аспирант вытряс из рюкзака все медикаменты. Теперь этот набитый доверху булками и бутылками пузатый рюкзак лежал на боку и издевательски улыбался, ощерив свою железную молнию.
Небо было затянуто серым, словно бы свинцовым полотном. Солнце, по всей видимости, коснулось горизонта, и серый  купол быстро приобрёл лилово-фиолетовый оттенок. Всё вокруг как бы застыло, замерло. На несколько секунд звенящая тишина зависла в пространстве и внезапно, корявая ветка молнии ярко хлестнула по небу, пронзив это лиловое оцепенение.
Спустя мгновение, оглушительный раскат грома и резко ударивший в нос знакомый запах кварцевой лампы, привёл в чувство несчастного Лёвочку. По дороге в посёлок Сбруев что-то говорил про старое русло и советовал на обратном пути держаться правее, не уточнив, однако от реки правее,  или же от столба. Лёвочка решил идти прямо.
 Берега Или довольно круты. Река протекает в низине. Кое-где берега похожи на отвесные скалы, а местами спуск довольно пологий, но длинный. С трассы, разумеется, реку не видно. Прошагать надлежало приличное расстояние, однако крылатое выражение "Дорогу осилит идущий", являлось, как мы знаем, Лёвушкиной жизненной позицией. По относительно ровной степной местности идти было не трудно, но порывистый  северо-западный ветер, поднимающий пыль, и спрятавшееся за горизонтом солнце, несколько омрачали этакий променад. Не секрет, что ясным летним днём в степи неимоверно жарко, но после заката, земля моментально остывает и температура падает. Порой бывает и ниже ноля. Спустя примерно полчаса Лёвочка уже не шёл так уверенно и быстро. Единственным источником света стали часы с подсветкой, да молнии, пылающие на горизонте и изредко вспыхивающие над головой. В один из таких редких моментов Лёвочка приметил и подобрал длинную сухую ветку.  В кромешной тьме эта ветка служила тростью. Стуча зубами от холода, боясь оступиться, он, подобно слепцу, ощупывал теперь дорогу. Как же могло случиться, что педантичный, предусмотрительный Лёвочка, не взял с собой ни спичек, ни фонаря? Проклиная гордую самонадеянность, он попытался крикнуть, но звук голоса не дал ожидаемого акустического эффекта.  Крик получился каким-то  слабеньким и нелепым.
 Ветер понемногу стихал. Через пару минут Лёвочка сам услышал звук. Показалось, что где-то заплакал ребёнок. За ним ещё один, потом ещё и ещё... И уже совсем недалеко, отчётливо послышался этот смеющейся плач. Шакалы или иначе дикие собаки! Про них рассказывал Сбруев. По одиночке они не нападают, но, перекликаясь таким жутким образом, собираются в стаю, затем преследуют и убивают добычу. Добычей может стать заплутавший телёнок, осёл или домашний пёс. В зимний период  для местных жителей шакалы становятся истинным бедствием, потому ежегодно по осени проводится массовый отстрел диких собак.
  В одно мгновение эта информация горячим приливом застучала в глазах и подкосила ноги! Панический страх облизал Лёвушкин рассудок. В кромешной мгле, размахивая по сторонам сухой веткой, цепенея от ужаса, Лёвушка не в силах был даже позвать на помощь. Язык одеревенел и прилип к нёбу. Взмахнув в очередной раз веткой, та выскользнула из его мокрых рук и плачущий смех дикой собаки цинично заголосил в ответ на жалкие потуги ничтожного человечка. Подчиняясь инстинкту самосохранения, ноги сами понесли Лёвочку куда-то во тьму. Вцепившись в лямки рюкзака, он почти летел по степной равнине. Казалось, что открылся третий глаз, который видел дорогу, чувствовал все ухабы и кустарники, подсказывал где свернуть, а где как можно выше подпрыгнуть. Мозг работал с такой силой, что каждая доля секунды осмысливалась и имела своё значение. Подпрыгнув в очередной раз и приземляясь, Лёвочка не почувствовал твёрдой поверхности. Поджав колени и вовремя сгруппировавшись, он кубарем покатился по песчаному склону, пока некая шуршащая субстанция не приняла его в свои обьятия. Зажмурив глаза, он неподвижно лежал. Сверх-компьютер его головного мозга быстро определил... 'Камыш". "Старое русло". "Что дальше"? Руки и ноги были целы. Слегка ныло левое плечо, но серьёзных ушибов не наблюдалось. Рюкзак тоже не пострадал, и содержимое было в целости. В боковом внешнем кармане рюкзака Лёвочка нащупал бутылёк. Тот самый стопятидясети граммовый бутылёк, содержимое которого он так успешно использовал против насекомых! Если быть точнее, то это было обычное эфирное анисовое масло, смешанное с керосином. В бутыльке оставалось чуть больше половины и Лёвочка, не раздумывая, тщательно распределил по всему телу эту жижу. Волосы, шею, подмышечные впадины, паховую область, пальцы ног. Всё было обработано зловонием. Все те места, которые могли стать маяком для коварных тварей. Было слышно, что они уже совсем близко. Их отвратительный скулёж и перелай всё отчётливее раздавался со стороны берега старого русла. Хоть страх и жаждал смеренного оцепенения и бездействия, Лёвочкин мозг продолжал лихорадочно работать.  Теперь обнаружить его могло лишь дыхание. Тёплое человеческое дыхание. По звуку мелких катящихся камешков стало ясно, что шакалы спускаются к камышу. Вытащив из рюкзака коньяк и открыв бутылку, непьющий Лёвочка влил в себя большую половину содержимого. Остатки и вторую бутылку коньяка он расплескал по кругу. Забросив подальше от себя рюкзак с хлебом, он  рухнул и застыл в позе эмбриона. Ему отчётливо была слышна их поступь,  их специфический запах. Особей не меньше десяти бродили вокруг злосмрадного зародыша. Шуршащий камыш обнаруживал их суетливые перебежки. Вероятно самый главный и смелый шакал, громко принюхиваясь, подошёл к  Лёвочке и, ткнувшись мокрым носом в его шею, вдруг резко выдохнул и отскочил.
--
 Мысли более не обременяли Лёвочкин разум. Внутри, в такт желающему выскочить сердцу, на каждый удар приходился лишь слог простого, искреннего воззвания: "Го-спо-ди, по-ми-луй!". Какая незамысловатая и короткая молитва! По звукам было понятно как огрызающиеся между собой шакалы разодрали и распотрошили рюкзак.  Мелькающими кадрами, в памяти вдруг всплыли сюжеты Лёвочкиных смехотворных, а порой и издевательских высказываний в адрес Творца. И вот тут-то, сама собой возникла и ожила другая молитва: "Гос-по-ди, прос-ти". В отличие от первой эта молитва имела несколько иную природу. Рождаясь где-то глубоко, она  подобно продвигающемуся по родовому каналу плоду, требовала обилия слёз и усилий, дабы иметь возможность материализоваться посредством слов и сердечного ритма. Чередуясь, эти две молитвы  сомкнулись над Лёвочкой, образовав сферический круг, за пределами которого остались и страх, и боль и отчаяние.  Вдалеке послышался плач дикой собаки и стая шакалов, шастающих в камышах старого русла, устремилась на зов своего собрата.
Новогодняя ёлка, тётушки, бабушки, мама и маленький Лёвушка в костюме зайчика медленно выкарабкались из подсознания . Образы, сосуществуя с запахами и звуками того времени, возникали вне времени и оживали по закону сна. Синяя жестяная юла завертелась и застонала, эмалированный горшок с бабочкой опрокинулся на ковёр, будоражащий узорами  воображение. И вот лето. И дедушка, уснувший на кушетке с газетой на лице. И любимая коробка-танк, в которой едет Лёвушка, расстреливая из швабро-пушки проклятых буржуинов. Грохочет и ревёт картонная машина! И опять зима, и соседский мальчишка пихает снежки Лёвушке за шиворот. Лёвушка кричит и...
  Очнувшись от собственного крика, озябнув до кончиков волос, Лёвушка присел на корточки. Сползая, как вязкий кисель, болезненный сон неохотно отступал. Немного болела и кружилась голова. Хотелось собраться с мыслями и принять решение. Бредовое, удушливое сновидение испарилось, однако осознание действительности давило разум холодными пальцами безнадёжности и растерянности. Завязнув в дебрях грёз, пробираясь сквозь коньячный туман, Лёвушкина мысль вдруг встрепенулась и словно сирена взвыла жалобно и пронзительно… Нельзя! Невозможно сидеть тут на корточках! Нужно идти! Выбраться из оврага и идти!
Нащупав и сжав в ладони горлышко разбитой бутылки Лёвушка стал пробираться сквозь заросли камыша. Сколотые края горлышка могли послужить оружием против диких собак , которые могли ещё вернуться. Уж лучше погибнуть в бою с шакалами, нежели замёрзнув, навсегда остаться в овраге старого русла. Выбравшись из оврага, сделав несколько шагов и оглядевшись, Лёвушка понял, что густая мгла и пронзительная ночная тишина были его единственными попутчиками. Однако страх более не сковывал Лёвушку. Страх превратился в суровую жажду жить. Теперь на каждый  осторожный шаг приходилось незамысловатое его молитвенное воззвание: «Господи помилуй, Господи помоги».
Прошагав около получаса в таком молитвенном ритме, Лёвушка услышал далёкий глухой звук, похожий на шум работающего генератора, или моторной лодки. Стараясь не потерять этот спасительный звуковой маяк, через каждые три – четыре шага Лёвушка останавливался и прислушивался. Звук становился отчётливее, а стало быть, он шёл в правильном направлении. Размышляя о том, кто бы это мог быть, рыбаки или браконьеры, как себя вести и что говорить,  Лёвушка вдруг вздрогнул и остолбенел… Знакомый с детства и ставший предметом грубого порицания дедушкин храп доносился до его ушей! Храп милого дедушки -  рёв картонного танка,  который невозможно спутать ни с чем на свете! Отбросив в сторону бутылочное горлышко, Лёвочка помчался на благословенный звук, ставший вдруг «путеводной звездой».  Глотая слёзы, спотыкаясь и падая, он бежал, благодарил и просил Бога лишь о том, что-бы дедушка не проснулся,  не перевернулся на бок и не переставал храпеть. И это была ещё одна Лёвушкина молитва…  Нелепая и даже смешная, но искренняя, настоящая, горячая!   
 Через какое-то время  дедушка перестал храпеть, но светало,  и Лёвушке  уже видно было купол шатра, установленного на плоту. Часы показывали 4:07. Подойдя ближе, Лёвушка увидел дедушку, суетящегося на берегу. Дедушка разматывал какие-то верёвки, кряхтел и озирался по сторонам. Завидев Лёвушку он замахал рукой, маня к себе внука.
-- Скорее! Скорее! - заговорил он срывающимся шёпотом. - Тащи быстрее большой подсак!
Дедушка был тактичен и не поднимал крик, боясь кого-либо разбудить. Общими усилиями из недр сакральных вод  дед и внук вытянули на берег полутораметрового сома. Как не старались,  но вопли восторга скрыть было невозможно. Все проснулись и устроили  "половецкие пляски" вокруг «морского чудища».  Немудрено, что никто не заметил Левушкиного отсутствия. Накануне все угостились облепиховой наливкой  и рано уснули.
Лёвушка никому не поведал о своих злоключениях , а на вопрос чем от него так омерзительно «пахнет»  ответил, что всю ночь спасался от муравьёв норовивших сожрать его вместе с палаткой.
Какое-то время спустя по переулку родного города шагал улыбчивый молодой человек с вьющейся, густой, светло-русой шевелюрой. В левой руке он нёс четыре новеньких превосходных спиннинга, а в правой держал перевязанную алой ленточкой большую коробку, внутри которой «почивал» любимый дедушкин торт «Прага».
                Конец.