Учебка для одних наказание, других - трамплин

   В 2017 году в журнале «Причал» были  опубликованы мои воспоминания «Разве маршалу обо всем расскажешь» (Опубликовано  здесь в "ПРОЗА.РУ." с этим же названием) об армейской службе  в Ракетных войсках стратегического назначения. В связи с ограниченной площадью этого издания текст был размещен в сокращении     (примерно в два раза). Поэтому многие эпизоды воспоминаний не вошли.
   24 февраля  2022 года началась СВО (специальная  военная операция).
   21 сентября 2022 года  объявлена мобилизация в России. Три сотни тысяч призваны на защиту Родины, Многим из них  заново пришлось вспоминать свою военную учетную специальность, а есть такие, кто впервые взялся за оружие. Не просто из мирного времени переключиться в  военное.
   Когда я писал воспоминания о своей службе в 1970-72 годы в РВСН. не думал, что придет время  и они могут стать актуальными. Поэтому размещаю   в «ПРОЗА.РУ» эпизоды своей службы, которые не вошли в журнальное издание. Пониманию, что сейчас другое время, другая ситуация. Но что-то может в моем повестввовании пригодится тем, кто на фронте или готовится туда отправиться, а так же их семьям.

   КОГДА НАСТАВНИК - СТАРШИЙ БРАТ

   Жизнь без наставника часто извилистая, кривая, ведущая в тупик. Нам с младшим братом повезло: главным наставником в армейской службе был наш старший брат Валериан, который первым из нас трех братьев пошел служить в 1968 году в Советскую Армию. «Старшой брат» от рядового внутренних войск вырос до старшего сержанта, стал специалистом связи первого класса в системе МВД, активным общественником. Нас, младших, это впечатляло, поэтому к советам старшего брата мы прислушивались. Я это делал безоговорочно.
   В письмах брат написал три наставления:
1. Старайся попасть в учебку;
2. Бери от армии все, что она может дать;
3. Не считай зазорным учиться у других. У каждого есть что-то полезное.
   Первая заповедь, по словам брата, должна была, как минимум, избавить от оголтелой  дедовщины, которой обычно пугали призывников, и дать специальность, которая пригодится на гражданке и в жизни вообще.

   Чтобы попасть в учебную часть, особых усилий приложить мне не пришлось. Сработали анкетные данные: закончил городскую десятилетку, спортсмен, работал на самом крупнейшем в городе предприятии нефтехимическом предприятии, профессия – оператор 3-го разряда газофракционирующей установки.
   На Уфимском призывном пункте, где принимали решение в каких войсках служить призывнику, что парня с такой биографией надо посылать в сержантскую школу, подучить за полгода военному делу и воспроизвести в младшие командиры.
До самого последнего момента ни я, ни другие призывники не ведали, куда нас везут на поезде. Ни сержант, ни офицер, сопровождавшие нас, так и не «раскололись», где будем служить, в каких войсках – словом, вез¬ли «в темную».
Когда за окном я увидел станцию Куйбышев, обрадовался:
- Все-таки везут в сторону Москвы, - сказал я будущему сослуживцу Александру Кузнецову.
- В Европе останемся, - многозначительно подтвердил он.
Добирались до неизвестного места назначения в тесноте вагона более двух суток.
Выйдя из вагонов на конечной станции, прочли название: вокзала г. Остров Псковской области.
- Вот куда нас занесло,- сказал я Саше.
- Тут где-то рядом Псков, а подальше и Ленинград.
   Вокзал был постройки 1950-х годов. Но особо разглядывать его было некогда. К тому же, наши отцы-командиры не были расположены проводить какие-то экскурсии. И вообще, в армии не положено знакомить бойцов с местом дислокации части. Наверное, чтобы потом не было у них соблазна проситься в увольнение или пойти в самоволку.
   Это сейчас можно найти в интернете в открытом доступе фотографии учебной части, где я стал воином-ракетчиком. А тогда нам даже не рассказывали, что, город Остров находится в очень красивом месте. И назван он, скорее всего потому, что на реке в черте города есть реальный остров.
   Мы за полгода в учебке так и не побывали в городе в увольнении. Не положено было курсантам. Остров и есть остров. Город сам по себе, и мы – тоже.

   В интернете я нашел то, что прежде было строжайше запрещено,  увидел я фотографировать, – это контрольно-пропускной пункт и казарму нашей части. На одном из фото вход в казарму, на первом этаже которого была наша батарея.
Снимки прошлых лет сделали воспоминания ощутимее. Они напомнили песню, которую пели в строю всем подразделением:

Артиллерия – боевая наша жизнь.
Артиллерия. Веселей в строю держись.
А ты, кудрявая. в знак доверия
Артиллеристу улыбнись!

Эта песня была главной у нас, хотя наша дивизия давно уже не была артиллерийской. Тем не менее, на петлицах у нас были эмблемы – скрещенные пушки. В царское время о нас говыорили бы: пушкари.

   ВОЛЕЮ СУДЬБЫ ОКАЗАЛСЯ ПЕРВЫМ
 
   Не буду рассказывать, как прошли КПП (контрольно-пропускной пункт) учебной части ракетчиков, как после бани нам выдали военную форму. Это было как у всех. Начну с того, что меня больше всего поразило при 1-м же построении нашей шестой батареи. Старшина Скокин скомандовал:
- Батарея, равняйсь! Смирно! Слушай вечернюю поверку.
- Курсант Сафиканов.
- Я!
  Затем он называл другие фамилии и все откликались. Волею случая я оказался во главе списка нашей батареи. В армии не всегда все по алфавиту. Вскоре мою фамилию знала вся батарея. С одной стороны, приятно возглавить список из 160 курсантов, а с другой – ответственно: я должен раньше всех быть в строю. Опо-здать нельзя – с меня начинается перекличка. Так без всяких усилий я оказался первым.
  В жизни есть такие люди, кто остерегается быть первыми. Причины тому серьезные: в годы войны, кто раньше других вставал из окопа, того либо ждала либо награда, либо вражеская пуля. Словом, порой накладно быть первым. Все самое тяжелое в служ¬бе валят на тебя. Мол, этот курсант вытянет. Но каждый раз отдуваться за всех надоедало и временами хотелось отойти во второй ряд и спрятаться за чужими спинами. Но что-то заставляло отго¬нять эти мысли. И снова исполнял роль первого номера. Судите сами: меня в первый день назначили в первый наряд дневальным по батарее, позже первым дежурным по роте.
    Не скажу, что меня это угнетало. Ощущение было, что быть на вторых и третьих ролях – не по мне. Хоть в чем-то надо быть впереди. В первых людях нуждаются – эту мысль я вычитал, когда учился на журфаке МГУ.  Мы с младшим братом были первыми в школе, чемпионами города по волейболу, два раза подряд в 1969 и 1970 годах. и республики по легкой атлетике. Он в прыжках в высоту и многоборье, я – по барьерному бегу на 110 метров. Первыми рискнули из нашей школы  поступать в лучшие ВУЗы в Уфе: я на истфак  Башгосувиверсите¬та, а он – в авиационный. Видно, такая у нас доля – быть вперед¬смотрящими. Быть первым – это бремя и риск: пан или пропал. Но, когда к этому привыкаешь, жить можно.

    ВОЕННАЯ ТАЙНА

   Что такое государственная и военная тайна, мне разъяснили до армии в учебном центре нефтехимкомбината, когда учился на оператора АГФУ. О государственной тайне в Ракетных войсках стратегического назначения доходчиво растолковывал особист  (особый отдел) с запоминающейся фамилией Редькин. Он на примерах показал, чем кончается разглашение секретов службы. Одного из наших курсантов за лишние разговоры в курилке отправили в дисбат (дисциплинарный батальон). Парень был хороший. но чересчур искренний и разговор¬чивый. Кто его «заложил», но кто именно мы так и мы не узнали. Но сделали вывод, что у особиста среди нас были свои «уши».
   Похоже, такую меру наказания применили для острастки, чтобы неповадно было разглагольствовать, что да как у нас в войсках РВСН. Иначе нельзя: время было строгое, враг не дремал. Никак нельзя было стать нам пособниками неприятеля.

   Сегодня по учетной военной специальности я – офицер-спецпропагандист  со знанием испанского языка (после окончания военной кафедры факультета журналистики МГУ), то есть в военное время должен агитировать испаноязычного противника из НАТО прекратить боевые действия и сдаться. Тем не менее, когда отмечается День ракетных войск  стратегического назначения 17 декабря считаю своим главным военным праздником.
  Когда в телевизоре на Красной площади в День Победы въез¬жали ракетные войска стратегического назначения, я с гордостью говорил сыновьям Олегу и Сергею:
- Вот такие ракеты длиною 22 метра мой взвод ставил и снимал с боевого дежурства и ставил. Они побывали и на Кубе во время Карибского кризиса. Наведены они были на вероятного противника.
   Да, у ракетчиков особая гордость. По родословной мы артил-леристы, которых называли «Боги войны». Поэтому, когда мы встречались с представителями других родов войск, не чувствова¬ли себя ущемленными. И никто не пытался оспорить, что исход большой войны решают ракетные войска я ядерной начинкой.
После такого лирического отступления можно продолжить рассказ, как я стал ракетчиком РВСН.


   ЕСЛИ ТЕБЕ ПЛОХО, ПОМОГИ ТОМУ,
   КОМУ ЕЩЕ ХУЖЕ

   Старший брат Валериан писал мне, что первые дни службы самые трудные. Если будешь думать только о том, как тебе тяжело, то будет ещё хуже. Некоторые новобранцы от тягот армейской службы даже вешаются. Поэтому надо себя занять – лучше всего помогать другим. Пока учишь их, и сам чему-то научишься.
Когда после первой бани нам выдали армейскую форму, то вся батарея на своих табуретках стала пришивать погоны, петлицы, подворотнички, прикручивать «пушки» – символ артиллерии. Шить-пришивать – это, вроде, женское дело. В армии такого нет – полное самообслуживание. С иголкой, с ниткой я был знаком с детства. Наша мама Рая научила меня с братьями даже шить на швейной машинке, например, плавки, майки, укорачивать брюки
   Когда я уже в числе первых привел свою военную форму такой, какой она должна быть, посмотрел, как другие готовят себе форму. Вижу: маленький боец-казах мучается с иголкой: одно  и тоже по два-три раза пере¬делывает. Со своим табуретом я подсел к нему и говорю:
- Давай помогу. Смотри, как надо.
- Рад буду,- ответил он.
Пока я пришивал ему погоны, мы разговорились. Он родом из Казахстана, фамилия Сиразутдинов. Зная, что он самый малень¬кий в нашем взводе и батарее, я спросил:
- Как тебя взяли в армию с таким ростом – метр с пилоткой.
- Отец военкомата ходил, - ответил он,- два барана комиссар дал. Меня он в армию взял. А мне отец сказал: «Без армии джиги¬та нет». Я папа слушал.
- По-русски хорошо знаешь?
- Не хорошо. Я в армию пошел, чтобы хорошо знать русский. Учить буду.
Забегая вперед, скажу, что к концу учебы Сиразутдинов стал отличником боевой и политической подготовки. Он почти всё учил наизусть по специальности механик  по механическому оборудованию и по другим предметам. Выходит, что не зря его отец два барана военкому отдал.
    Продолжу. После того, как с шитьем помог Сиразутдинову я подсобил  ещё одному курсанту – Рубцову, который впоследствии стал моим другом.

   НАЗВАЛСЯ ГРУЗДЕМ,
   ПОЛЕЗАЙ В КУЗОВ

  В начале службы в автобиографии написал, какой я спортсмен: и в секциях занимался, и разряды получил, и чемпионом республики был, и так далее… Когда заместитель командира взвода нашей батареи старший сержант Захарящев, призванный из Ленинграда, прочитал мои достижения, так  впечатлился, что на одном из построений сказал перед взводом:
- Курсант Сафиканов, выйти из строя!
   Я сделал это. Потом заместитель комвзвода объявил:
- Курсант Сафиканов будет физоргом взвода, и проводить по утрам физическую зарядку вместо меня и дополнительные занятия.
   Вот в такую ловушку я загнал себя: нагрузку накликал. Я же больше одного раза подтягиваться не умел, хотя с пятого класса занимался легкой атлетикой, с 7-го – волейболом, баскетболом, пожарно-прикладным видом спорта, имел даже спортивные раз-ряды от 3-го до 1-го взрослого. Причина такая. Считал, что легкоатлету по прыжкам в длину и барьерному бегу сильные руки ни к чему. Да, и тренеры не заставляли нас заниматься силовыми упражнениями, штангой, гирей.
   Армейская гимнастика оказалась моим самым слабым местом. Именно она могла поставить подножку моему желанию закончить учебку  отличником боевой и политической подготовки, получить сразу звание сержант. С четверками давали только погоны младшего сержанта, а если с тройками – ефрейтора. Тогда я был мак-сималистом еще по такой причине: выпускника-отличника могли оставить в учебке, или направить в хорошее место – в европейскую часть СССР, а не куда-нибудь к черту на кулички.
   Учеба по специальности, знание уставов, строевая подготовка и прочее у меня было на отлично. При любом раскладе надо было подтянуть гимнастику: накачать мышцы не только для экзаменов, но и для жизни. Чтобы  не опозориться перед личным соста¬вом, в первые недели учебы в учебном центре нарочно не подходил к турнику и не залезал на брусья. В укромном месте в коридоре у окна сначала тягал гирю 24-килограммовую гирю, а потом двухпудовую, а так¬же отжимался от пола. Иногда для форса ходил на руках от окна до каптерки. Что-что, а ходить на руках мы с младшим братом умели еще с пятого класса.
   Хождение на руках хоть как-то оправдывало, что я имею право быть физоргом. Курсант Александр Кузнецов составлял компанию в занятиях с гирями. Он оправдывал свою фамилию: при невысоком росте был крепко скроен. Саша легко выполнял упражнения на брусьях. Я учился у него. Особо я делал упор на развитие рук.
 Но к декабрю случился перерыв – попал в госпиталь с простудой. А случилась эта беда от смены климата. Перед тем, как вывести взвод на утреннюю зарядку, старшина Скокин объявлял форму одежды. Несмотря на то, что у была  поздняя осень, уже лежал снег, сыро, тем не менее, нам приходилось делать пробежку и выполнять упражнения с голым торсом.
   Понятно, что физорг не имеет права филонить, а должен всем показывать пример, поэтому я усердно занимался с бойцами. Но как житель Южного Урала я привык к сухому климату, а сырой климат поблизости от Балтийского моря был непривычен. Результат:  в начале декабря простыл и с ангиной оказался на две недели на больничной койке. Самая главная беда – вскочил фурункул на шее с ладошку размером. Голову поворачивать невозможно. Госпитальный режим был в радость – хоть получил передышку от суровой армейской жизни.
   Кроме лечения мне запомнился случай, как один из курсантов предложил сделать наколку на руке – татуировку. Я наотрез отказался. Помнил слова моей бабушки по материнской линии: «Ни единожды себе не позволь». Это относилось и к атуировкам.
  В моем родном городе было полно освободившихся зеков с наколками из 4-й зоны. Бабушка говорила:
- Кто не сидел в тюрьме, тому незачем татуировки. Пришел в мир с чистой кожей, должен и уйти таким же.
 
   После госпиталя у меня сил прибавилось. И я усиленно продолжил заниматься гирями, отжиманием. Постепенно росли бицепсы. К Новому году худо-бедно подтягивался раза четыре, к февралю – восемь, а в марте – 10-12. А на экзаменах уже – 15 раз. Норматив выполнил. Таким образом, стал гимнастом в армейском понимании.

    ТВЕРДАЯ РУКА
 
    Когда-то  до армии мы с братьями были в тире, стреляли из воздушки. На 20 копеек покупали свинцовые пульки и соревновались в меткости. В этом отношении старший брат особенно отличался. В старших классах участвовал в стрельбах из мелкокалиберной винтовки и занимал призовые места. Мы гордились братом и ста-рались от него не отстать. Однако его высот не достигали.
   В моей стрельбе была особенность: почему-то первый выстрел я никогда не промахивался, потом, как придется. Только по баскетбольному кольцу я бросал мяч без сбоев. Даже установил рекорд школы – со штрафной линии попал 27 раз подряд. Наш физрук пробовал опередить меня, но больше 20 бросков у него не получалось. А я по 15-20 бросков делал, даже не готовясь.
   Но в армии гражданские заслуги не в счет.
   В один из зимних дней наша батарея отправилась на стрельбы из автомата АК-47. К этому времени курсанты уже умели собрать и разобрать оружие по нормативу. Имели теоретическое представление о стрельбе. По команде очередная группа ложилась на брезент и готовилась к стрельбе. Мишени располагались на разной дистанции.
- В первую мишень не промажу, - думал я.
Нажимаю на курок, и раз за разом пули отправлял в цель. После стрельбы пошли смотреть мишени. Оказывается, что не толь¬ко первую не промахнулся, но и остальные. Неожиданно для себя выполнил норматив на отлично. Вот что значит армейская ответ-ственность.

    ПАМЯТЬ МАЙОРА ПАЛИЯ

   Из всех офицеров нашей учебной части мне чаще всех вспоминается майор Палий. Внешность его не была героической: роста невысокого, почти лысый, но стрижен коротко. С тонкими черта¬ми лица. Он преподавал военную специальность механика по механическому оборудованию. О нем вспоминаю, когда в морозную погоду, мне говорят:
- Почему без перчаток?
- Мне не холодно,- отвечаю на вопрос.- У меня в армии был майор Палий Он всегда ходил без перчаток. И говорил: руки надо утеплять, если мороз за 20 градусов.
А зима 1970-71 годов была не из теплых. В зимний день в учебный класс майор Палий при¬ходил порой с красными ладонями от мороза, хотя перчатки его лежали в кармане. Так майор закалил себя. Человек умел терпеть. От него я научился почти всю зиму ходить без перчаток. Но не это главное.
   Майор Палий заставил меня пересмотреть свой взгляд на память. Сколько я не учился в школе, слышал от учителей, что нельзя заниматься зубрежкой, надо стараться понять изучаемое. Тогда знания будут прочными. Поэто¬му я ставил понимание во главу угла и свысока смотрел на девчонок-отличниц нашего класса. Мне казалось, что они занимаются зубрежкой. Причину, почему мы должны брать все на па¬мять, майор Палий объяснил так:
- В боевую часть мы вас свозить не можем, - говорил майор Палий, - чтобы показать все в натуральную величину ракеты, установщики, подъемные краны для ядерных боеголовок, поэтому берите всё на память. Хотите быть отличниками, учите тексты как стихи. А потом на тренажерах установщика и крана для перегрузки головной части, понять, что к чему.
- Зубрить ,что ли?- спросил я.
- Именно так. Многие из вас с техникой и механикой дела не имели. Некоторые из вас отары овец и стада коров пасли. Зубрежка вас выручит в боевой части. Когда вы будете на высоте 22 метра выполнять работы, и вдруг забудете последовательность работы, то в кармане у вас справочника не будет. Так что напрягайте па-мять. С ядерной бомбой иметь будете дело. Беспамятным там делать нечего.
   Убедительные были слова. Сиразутдинов был пастухом, русский язык знал плохо. Мне, как комсоргу, пришлось взять его на буксир. Пока он отвечал на мои вопросы, я и сам уже знал назубок электрические схемы, гидросистемы.
   Учение пошло впрок. На экзаменах по специальности я получил оценку отлично и стал механиком по механическому оборудованию. Кстати сказать, и Сиразутдинов стал отличником. Метод майора Палий мне приходился, когда на учениях в боевой части мне пришлось ставить и снимать боевые ракеты стратегического назначения. У меня в памяти всплывала, как стихи вся последовательность работы. Ни одной ошибки. Взвод весной 1971 впервые на отлично провел учения, а осенью 1972 года даже установили рекорд нашего полка, дивизии и корпуса в выполнении боевой за-дачи. Спасибо, майор Палий!

    ПОДТВЕРДИТЬ НАЛИЧИЕ ГОЛОВНОГО МОЗГА

    Армия – это бесконечные экзамены для подтверждения наличия головного мозга и силы-воли. Если до призыва в достатке не было ни того, ни другого, то отцы-командиры поспособствуют их обрести. Не можешь – научим, не хочешь – заставим. Если же упираться на самобытности своего мозга, то служба – пустая трата времени. В армии многое придумано, что бы развивать па¬мять личного состава. Лучше добровольно и быстро выучить то, что положено, чем с опозданием. Быть отстающим – значит  получить клеймо изгоя. Нужно понять: главное назначение па¬мяти в первые  недели службы – учить присягу, уставы и специальность.
- Устав написан кровью, - сказал заместитель командира нашего взвода старший сержант Захарящев, вручая Устав строевой службы.
- Поэтому должен знать свои обязанности от и до. Точка!
    Взялся я учить обязанности дневального. Прочел в первый раз, и понял, обычным методом – через понимание – мне эти сроки не одолеть. Последовательность обязанностей никак не смог связать с образами и картинками. Что делать?
Вспомнил, что, когда я посеал тренировки в секции лег¬кой атлетики, Наш тренер Николай Григорьевич  Асыка, включал секундомер, чтобы как-то нас подстегнуть к нарезанию кругов по школьному стадиону, так было интереснее. Я разделил обязанности дневального на части, засек на своих часах время и стал учить первый кусок, потом – второй и третий. Через часа два я уже более или менее сносно воспроизводил текст. И на следующий день на построении в составе дежурного наряда без запинки выдал обязанно¬сти дневального. Старшина Скокин похвалил и да новое задание:
- Сафиканов, учи теперь обязанности дежурного по батарее. В следующий наряд пойдешь дежурным. Обычно старшим наряда назначались сержанты нашей батареи. Лучше уж заучить новые обязанности и быть дежурным, чем дневальным стоять по два часа на тумбочке, не сходя с места. Движение, понимаешь, это жизнь. И следующее дежурство я был старшим и при появлении командира батареи майора Нагорного громко докладывал:
- Батарея смирно! Товарищ майор, за время моего дежурства происшествий не случилось. Дежурный по батарее курсант Сафиканов.
- Вольно! - произнес офицер. Кстати сказать, командир нашей батареи один из немногих, чья фамилия без труда вошла в память. А все потому, что он на построении представился так:
- Моя фамилия – Нагорный. Не путайте председателем Верховного Совета СССР. Он – Подгорный, а я – Нагорный, значит – на горе.
   Вот так с шуточкой стал для меня историческим персонажем.
   После того как в декабре мы приняли присягу, нас нацелили изучать Устав гарнизонной и караульной службы. Опять взялись за обязанности караульного. С удивлением увидел, что для его заучивания мне понадобилось всего 25 минут. На разводе караула я без запинки рассказал обязанности караульного и пошел нести службу по офицерскому городку от объекта к объекту.
   Таким образом, армия – это выявление скрытых способностей, толчок к росту ума в отдельно взятой черепной коробке.

    ПЕРЕД ИЗБРАНИЕМ В КОМИТЕТ КОМСОМОЛА

   Однажды меня пригласили в комитет комсомола дивизиона.
- Вас, курсант Сафиканов, рекомендовали избрать в комитет комсомола дивизиона, - сказал самый главный дивизионный комсомольский начальник.- Но сначала надо с вами побеседовать. Почему так поздно вступили в комсомол, только в десятом классе?
- Потому что в комсомоле у нас в классе были одни девчонки. Мы с братом не хотели, чтобы они нас песочили по каждому пово¬ду.
- Несерьезная причина. А что на самом деле?
- Это из-за директора школы Николая Григорьевича Пастухо¬ва. Он вел у нас историю. Еще в 8-м классе он из-за того, что мы курили в туалете, сказал определенно, что нас с таким поведени¬ем принимать в комсомол нельзя - не достойны, и всё. После этоо нам каждый год комсомолки из класса во главе с секретарем Ниной Тимофеевой просили написать заявление в комсомол. Мы с братом отказывались, считая, что идти и просить рекомендации у двух девчонок, даже отличниц – это ниже нашего достоинства.
   Весной в выпускном 10-м классе 1970 года перед днем рожде¬ния вождя Владимира Ильича Ленина нас девчонки стали снова уговаривать в комсомол, так как мы портим статистику союзной молодежи. Мы оказались «недоохваченными». С братом задума-лись. Может, действительно мы созрели для комсомола?
Ответ был неожиданным для Нины Тимофеевой.
- Вступать будем, если директор Николай Григорьевич даст рекомендацию,- сказал я за двоих.
- Идите, скажите Пастухову это сами.
   Мы отправились к грозному директору. Это, конечно, была наглость с нашей сторо¬ны – просить рекомендацию у коммуниста с военной биографией, штурмовавшего Ке¬нигсберг, погибавшего на Зееловских высотах. Это еще не все. Пастухов был необык-новенной внешности: начисто выбритый, но усы были, лоб высокий и прищур проницательный. Мы удивлялись, почему Пасту¬хов не отпустит бородку, то был бы выли¬тый Ленин. Но он такого позволить себе не мог. Хватит и того, что только напоминает Ильича, и этого достаточно.
   Когда шли в кабинет директора, брат Рома сказал:
- Директор, может, тебе и даст рекомендацию, а мне-то скорее в челюсть двинет.
- Если мне даст, то и тебе. - уверенно за¬явил я. - Одна рекомендация коммуниста равна двум комсомольским. Вступаем оба, или никто. Если что, по крайней мере, узна¬ем истинное отношение директора к нам.
- Не любит он нас, – вздохнул брат.
- Мы не девочки. Нас любить не надо. Нас уважать надо.
   Сколько лет мы школу «держали», с седьмого класса – никаких происшествий городского масштаба. По спорту в городе первые, чемпионы республики.

   Моя решимость как-то успокоила брата, и он доверил судьбу мне, как старшему. Вошли в кабинет директора, он сидел за столом. Я начал первый:
- Николай Григорьевич, скоро 22 апреля день рождения Ленина. Мы хотели бы вступить в комсомол именно в этот день. Директор поднял голову.
- Ну и вступайте! – с холодком произнес он.
- Вступим, если дадите рекомендации.
- Рекомендаций одноклассниц мало?
- Мало. Нам нужно знать, Николай Григорьевич, что вы нам доверяете.
- С чего это я должен вам доверять?
Воцарилось молчание. Я не знал, что ответить. А потом выпа¬лил главное:
- Николай Григорьевич, одна дело дает рекомендацию коммунист, фронтовик, другое – девчонки.
- Тогда уже вам лучше к 1-му секретарю горкома партии надо идти за рекомендацией.
- Он нас не знает, мы его тоже,- отпарировал младший брат.
- Вот это уж точно. Вас-то братьев за три с лишним года узнал. Вы у меня вот где?- сказал Пастухов и показал в область печенки.
- Мы что совсем плохие? - задал я вопрос.- Хуже чем те, кто уже в комсомоле?
    Директор задумался. А потом другим тоном сказал.
- Я бы не сказал, что хуже. В комсомоле люди разные.
Помолчав еще, Пастухов спросил:
- Откуда я знаю, что вы меня не подведете.
- Раз мы сами пришли к вам, значит, не подведем. Вам за нас стыдно не будет.
Младший брат осмелел и сказал:
- Николай Григорьевич, вы еще нами будете гордиться.
- Ну, братцы, я вас за язык не тянул,- только попробуйте меня подставить.
- Идите, я напишу две рекомендации вам.
   Вот так закончился поход к директору. 22 апреля нас с братом приняли в члены ВЛКСМ. Для меня это было дело принципа: если вступать, то именно в День рождения Ленина с рекомендацией самого авторитетного и грозного учителя школы.
После такого рассказа о вступлении в комсомол руководитель комсомольской организации дивизиона сказал:
     - Вижу, что ты убежденный наш товарищ. На следующем собрании ставим вопрос об избрании тебя в комитет комсомола. Что бы подучиться,  будете ходить еженедельно  в школу  комсомольского актива дивизии.

    ШКОЛА КОМСОМОЛЬСКОГО АКТИВА

   Слева на фото комсомольский значок, который име¬ет для меня двойной смыл. Во-первых, я был не просто комсомольцем, а комсомольцем-ракетчиком. А во-вторых, о войдя в орбиту Всесоюзного Ленинского Коммунистического союза молодежи, я старался честно исполнять принятую присягу. Комсомол это оценил и стал для меня стартовой площадкой в жизни. Поэтому в школе комсомольского актива попусту время не тратил, устранял пробелы в своих знаниях.
- И зачем тебе это надо? – спросил меня Саша Кузнецов, когда я вернулся после первого занятия.
- Пока не совсем знаю, но однажды может пригодиться.
- Вряд ли, только еще поручения всякие навешают,- предупредил меня друг Саша.
- Пусть. Время быстрее пролетит, если заботы есть- уверенно ответил я.
- Ну, раз спокойная служба не в  тягость, делай, как знаешь.

    Саша возражал против моей учебы, потому что лучший друг отлучается и разговоры ведет на темы, которые его не интересовали. А вот наш старшина взвода Абрахимов – парень из Уфы, из интеллигентной семьи, наоборот поддерживал:
- Правильно делаешь. Какой смысл тебе два часа заниматься с нами строевой подготовкой. Все движения и команды выполняешь на отлично. У нас только Скороходов может лучше. Его хоть в кремлевский полк посылай по Красной площади ходить.
   С этим уфимским парнем мы сошлись по нескольким причинам. Оба были, хоть маленькими, но начальниками. Он –  по командной, я по общественной – комсоргом, физоргом, членом комитета комсомола дивизиона, а потом – был редактором «Боевого листка» взвода и стенной газеты шестой батареи. По итогам недели я спрашивал Абрахимова:
- Кого будем отмечать в нашем взводе и за что?
   Абрахимов называл курсантов, которых можно похвалить. Конечно, надо бы поинтересоваться и взглядом замковзвода  Захарящева, но он был уже старшим сержантом-дедом, поэтому говорил:
- Вы сами знаете, кого хвалить, кого ругать. Из этих слов я по¬нимал, что лишний раз Захарящева беспокоить не надо. Считал он дни до дембеля. А вот старшина батареи Скокин за всех отдувается. Он «черпак» и ему служить всю зиму и еще лето до осени. Мне эта идея нравилась, так как можно было на законных основаниях выйти за пределы части. Здание, в котором проводились занятия в школе комсомольского актива, была напротив КПП.
   Моя учеба кончилась тем, что меня командиры просили выступить перед 400-ми курсантами и офицерами на собрании об укреплении воинской дисциплины, а потом перед всей дивизией.
- Умение выступать перед публикой пригодилось, когда был секретарем комитета комсомола 1-2 курса факультета журналистики МГУ. Позже, в 1980 году 28 августа я впервые выступил по радиостанции «Юность» Всесоюзного радио перед миллионами жителями СССР и других стран, а потом еще по трем каналам ра-диовещания страны более 400 раз.
 
   После окончания курсов комсомольского актива выдали удостоверение. Но главное – теперь комсомольская работа мне показалась интересной и перспективной.

    НАЧАЛО АРМЕЙСКОГО ИКОНОСТАСА
    И НЕСОСТОЯВШАЯСЯ МЕСТЬ

    Учебную часть в городе Острове мы закончили в мае 1971 года. Я приложил силы, чтобы получить всё, что могла дать учебка. На парадной форме появились первые знаки воинского отличия, заслуженные:
- специалист-механик по механическому оборудованию 3-го класса,
- значок – военно-спортивный комплекс .
- на погонах – сержантские лычки.
- хорошая характеристика для представления в боевую часть.
   Все случилось, как задумывал, как советовал старший брат Валериан, за исключением – не остался для продолжения службы в сержантской школе. А сначала очень хотел. Мне казалось, что это было бы армейским счастьем. О моем желании знал и старший сержант Захарящев из Лениграда. После экзаменов он сказал мне:
- У меня скоро демобилизация. Хочешь остаться во взводе вместо меня заместителем командира взвода?
- Можно, конечно, остаться. Место привычное. Это и хорошо, и плохо. С одной стороны – все тут знаю: специальность, командиров, распорядок, а с другой стороны армия – это возможность мир повидать, людей посмотреть, себя показать.
- Ну, ты здесь себя проявишь, У тебя это получается. А в боевой части неизвестно, как будет. Можешь попасть к белым медведям на Севера. Там дедовщина похуже, чем у нас.
-Так-то оно так, но лучше бы меня так далеко не отправлять. А заменой вам может быть Герасимов. Очень он старается.
- Знаю я его. Серьезный парень.
- Герасимов хочет принимать новобранцев, делать из них курсантов, потом сержантов, отправлять в боевые части. Ему это интересно.
- А тебе?
- Меньше, чем ему. Какой я ракетчик, механик по механическому оборудованию, если за всю службу не увижу настоящую ракету.
- Ну, смотри. Как бы не пожалел потом.- предупредил Захарящев. - Боевая часть – не мед. Там другая служба.
- Пусть что будет, то будет.
- Кто сам не захотел, тот не плачет, - закончил разговор мой старший сержант. - А насчет замены я еще подумаю с командиром взвода.
   После этого разговора у меня остался осадок. Как бы замковзвода из-за моего отказа не переменил своего доброго отношения ко мне, и не надумал с командиром меня отправить куда-нибудь подальше: за Урал. Я там был в Красноярске, Новосибирске, Ужуре. Там тайга и тайга. Нечего посмотреть.
   Когда наступил день отправки, прояснилось, что Захарящев от не стал наказывать меня и мстить за отказ остаться в учебке Он записал меня в команду, которая отправлялась в западную часть СССР. Это то, что нужно. После этого я зауважал ленинградца еще больше. Вот что значит интеллигентность.

   А дальше был поезд «Москва- Рига», боевая ракетная часть,3-дивизион (шахтный вариант)  недалеко от столицы Латвии в сосновом лесу.

                (Продолжение следует)