Часть 3. Испытание

       Седьмую жрицу пронзило догадкой о назначении её пути, и она почувствовала себя одноразовой ничтожной жертвой. Всё в ней обрушилось. Повинуясь инстинкту, она отшатнулась за угол к стене тоннеля, прислонилась к камню, скрываясь за его неровностями. Тело её задышало часто и мелко, не желающее принимать действительность. Что такое жрица – по сравнению с богиней?
      Что такое пища по сравнению с едоком? Ноги ослабли, и дроу медленно сползла спиной по стене на колени, сложила руки и попыталась молиться. Горло ей свело, слова сбивались – один из тех страшных признаков немилости Ллот, сулящих погибель любой жрице. Тонко дрожа, Эглисса пыталась овладеть собой, хотя воля богини была для неё очевидна. И она знала, что Ллот не отвечает на вопросы, ответы на которые и так уже известны. Осталось лишь одно – принять свою судьбу, принять волю богини. Эглисса бросила попытки выйти в тонкий магический мир, щупать пространство, искать пауков, сменила молитву силы, которую беззвучно шептала в голове, на оду воздаяния – ведь единственное, что ей осталось – это послежизнь, та участь, которая ждёт дроу в Демонической Паутине... Никто не пребывает там в покое – это вечное рабство и муки на потеху йоклол, демонических слуг Паучьей Королевы. Однако, верили, что хорошая жрица может быть поглощена самой богиней и стать частичкой её силы – которая в далёком будущем придёт ко власти надо всем и вся...
      Сосредоточиться не получалось. Жрица прервалась и с тоской посмотрела на тоннель, приведший её сюда, и снова осознала, что бесполезно искать выход: пауки настигнут её. Даже с магией она не сможет подняться против водопада.
      Убить священное существо – значит заслужить смерти на месте по воле Ллот и стать вечным кормом демоничесих пауков в её царстве. Это гораздо хуже, чем муки смерти в паучьем коконе – так верили дроу в Мензоберранзане, и убивший паука получал приговор более суровый, чем убийца другого дроу. Жрицы не медлили с карой, в каждом случае преумножая свою силу. Беззащитная Эглисса медлила, ходя по замкнутому логическому кругу, и просто не могла решиться. Подавленная ужасом перед собственной богиней, она стала прикидывать, как бы броситься на свою глефу в последний момент, уперев её в камни...

      Гнездовые подземские пауки вырастают до размеров, при которых их длина тела без ног превышает рост взрослого дроу. В гнезде их обычно пара десятков – тех особей, которые сейчас не на охоте. Даже на отдыхе они прячутся на стенах и караулят любых пришельцев, охраняя гнездо. Пауков почти невозможно заметить в их среде обитания: окраска делает их неразличимыми на фоне камня в темноте; тепловое зрение бесполезно: это хладнокровные существа. А вот сами они отлично различают во тьме теплокровных – вкусную добычу. Собственная рука Эглиссы нарушала "холодную картинку" отчётливым алым теплом. Похоже, не так долго ей осталось подсвечиваться этим внутренним светом.
      Эглисса достаточно знала о паучьих повадках и участи добычи. Получив дозу яда, спелёнутая паутиной, она будет висеть в коконе под потолком, ожидая, пока её внутренности не разложатся до жидкого состояния. Пауки практичны: их яд дейстует медленно, начиная с конечностей, и долго сохраняет жертву живой, чтобы не портилась. Но, говорят, яд вызывает что-то сродни опьянения, и жертва почти не осознаёт своего положения.
      Ллот задумала ей это, вела и наконец, привела, чередой ничтожных побед и поражений, сюда, к неизбежному. Души съеденных пауками отправляются прямо к Ллот, как с жертвенного камня. Разумеется, жертва должна бояться и чувствовать боль – Ллот любит это.
"Неужели мой страх сильнее веры?!" –
Последнее, оказалось, жрица прошептала вслух.

      Всю жизнь учить и повторять законы дроу – одно дело, а один раз применить их по отношению к себе – другое. Эглисса чувствовала в себе небывалое расслоение. Тело, которое она всю жизнь тренировала и смело бросала в бой, сопротивлялось сейчас с каким-то особенным исступлением. Оно обессилело и стало неловким, объявило бойкот. Предчувствие, равных которому никогда не было, приковало дроу к камню. Не было ни злости, ни слёз, только бесконечное отчаяние и пустота. Эглисса сидела, повесив голову, и слушала далёкие звуки журчания воды.
      Немного успокоившись в тишине, она повторила молитву "Воздаяние" и выпрямила спину, вслушиваясь в журчание. Тишина – мука, небытиё. Звуки воды зовут и манят – туда. Не желая, не в состоянии больше предаваться пониманию своей судьбы, Эглисса бросила все рассуждения.
      Она мысленно вернулась в то время, больше ста лет назад, когда ребёнком впервые исследовала мир, делая беззаботные, наивные шаги по территории дома. Там тоже были ручьи, бьющие из подножий колонн Де'Вир. Вдоль них росли разноцветные грибы и были перекинуты декоративные мостики. Маленькая Эглисса гуляла там, когда ей дозволяла сестра-воспитательница, одна из молодых жриц. Эглисса смутно припоминала лицо своей матери, но, будучи взрослой, сколько ни искала, а найти её не смогла. Впрочем, у дроу было несколько способов, как отвязать ребёнка от матери, в том числе с выборочной чисткой его памяти. Слушая звуки воды словно сквозь годы, Эглисса встала и вышла из-за угла в просторный зал копей.
      Справа и слева от речки тянулись впечатляющие колоннады высотой в семь-восемь ростов, сплошь затянутые паутиной так, что второй ряд колонн было уже еле видно. Но дроу не смотрела на всё это. Она шла вдоль прямого русла по правому берегу, аккуратно перешагивая нити паутины. Пауки – мастера чувствовать колебания... Беззаботно несла в руке Глад'н'риль, позабыв о том, что глефа ей больше не пригодится. Подземские пауки не любят воду, поэтому возле самой речки паутины было меньше. Лишь отдельные тяжи, зацепленные за камни, уходили куда-то вверх, к потолку, и терялись среди заполняющих копи тенет. Иногда приходилось пригибаться под нитями, протянутыми над водотоком. Старые волокна колыхались в воде, неприятно проскальзывали под ногами. По неровной подземской почве среди ошмётков тенет были разбросаны гнилые кости, чешуйки, обломки панцирей, ножки членистоногих и прочие остатки паучьей жизнедеятельности. Кое-где под потолком виднелись старые коконы с иссохшими останками, частично выпавшими из них. Пахло гниющей падалью с резким неприятным оттенком паучьих выделений. И ни одного паука: ни зрением, ни чувствами. Навалы битых камней у воды были скользкими, ступать было трудно даже ловкой, длинноногой дроу. И Эглисса, оступаясь и рискуя подвернуть ногу, постепенно влезла в ледяную воду, промочив сапоги. Эглисса любила воду, в отличие от пауков. Медленно пошла, порождая тихий плеск. Не глядя по сторонам. Ей было всё равно.
      Множество чёрных арок меж грубо вытесанных колонн, затянутых хаотичными паутинными занавесами, медленно шли назад, пока из темноты не показалась небольшая пещера, по которой продолжала свой путь речка. Там виднелось немного света от лишайников около воды, что намекало на естественное происхождение её сводов. Перед выходом образовалось небольшое озерцо, запруженное навалом камней. Дроу, залезшая в воду выше колен, вынуждена была остановиться. Ледяной холод в немеющих ногах пробирал всё сильнее. Хотелось выйти на берег. Стиснув зубы, Эглисса отступила назад и обернулась. И увидела их.
      Безмолвные взгляды черных, круглых, словно тарелки, глаз уставились на неё с разных ракурсов. Два больших, два поменьше, ещё по два по бокам монотонно-тёмной вытянутой головы ближайшего паука, который тихо подкрадывался сзади. Оканчивающиеся крючковатыми жалами волосатые хелицеры медленно шевелились, словно прикидывая, сколь вкусна будет добыча. Нежное мясо тёмной эльфийки – всё же не таракан какой-нибудь... Другой паук, контурное пятно на фоне холодного камня, спускался с колонны. Ещё два бесшумно шли спиной вниз по наклонным прядям нитей, которые заметно прогибались под их весом. Ещё один подбирался вдоль реки по ту её сторону. И один висел на паутине немного впереди, лениво шевеля ногами.
      Добыча замерла, пригвождённая к месту невидимыми копьями паучьего внимания. Тьма сгустилась, в груди сжалось и затрепетало, а воздух стал жечь кожу ног собственным теплом тела. Эглисса же решила – не обращать на пауков внимания. Ведь она идёт ко Ллот, а Ллот – Королева пауков... Но оброненная мысль упала, словно капля, брызги – усилие воли – и дроу оделась в кокон непроницаемой ничьими глазами тьмы. Перестав что либо видеть, тихо пошла вдоль берега. Чувства ясно обрисовали ей ближайшее окружение. Пригнулась под паутиной, обогнула глыбу... Определила безошибочно: волосистый комок с восемью ногами замер прямо головой, готовясь... И самовнушение рухнуло.
      Огонь, возникший в груди, ударил в голову и мускулы, набор пружин, с которыми нередко сравнивали Эглиссу, начал срабатывать по очереди. Одним прыжком бросившись влево, она оттолкнулась от склизкого камня, лежащего в воде, и услышала сзади плеск от паука, который промахнулся и угодил в озеро. Наскок, укус, отскок – их тактика; затем они ждут, когда жертва обмякнет, станет неопасной, и можно будет пеленать да вешать... Она знала всё это. Мимо пролетели белёсые брызги паутины, выплюнутые из паучьих желёз – дроу была чуть быстрее. Она ускорилась в бешеном беге, огибая камни и сталагмиты так, чтобы они попадались преследующим хищникам на пути, проскочила через воду, подняв тучу брызг, перемахнула через пучок нитей и спрыгнула в пещеру-выход. Вода шумела, водопадиком сбегая через край каменной плотины, вероятно, сложенной теми, кто разрабатывал давнишние копи – рабами в подчинении дроу. Шар тьмы развеялся, позволив снова видеть. В пещере оказался ровный пол, мощёный теми же осколками породы с копей, вода журчала в канаве слева. Справа в дорогу вдавалась большая промоина, и воин-жрица прыгнула через канаву на левую стену, отпружинила к противоположной стене, вновь увернувшись от попытки обдать её паутиной. Чувства подсказывали: кто-то есть поблизости, сзади, прямо-таки наступает на пятки. Делая очередной зигзаг, Эглисса повесила за собой новый шар непроглядной тьмы. Это был чистой воды экспромт, и на бегу Эглисса отвлеклась, налетела на груду камней и упала, больно разбив себе колени и запястья. Прорычав проклятие, она кувырком вскочила и оглянулась чтобы увидеть, как что-то тёмное и разлапистое падает на неё сверху. Руки сработали инстинктивно, отмахнувшись от паука плоскостью глефы. Выброшенные вперёд паучьи ноги хватанули дроу, оцарапали когтями руку и плечо, но сам паук, неожиданно лёгкий, улетел назад во тьму. Позади слышалось шуршание и поскрёбывание, и чувства показали других пауков, которые толпой, мешая друг другу и натыкаясь, мчатся следом по пещере. Тогда Эглисса вскинула руку и выпустила в воздух целую гроздь разноцветных магических огней, таких ярких, как только могла, и отправила их в полёт навстречу хищникам. Собственные глаза отозвались болью и лишились теплового видения, погрузив Эглиссу в натуральную подземскую темень. Запечатав "световой сюрприз" новым шаром тьмы, дроу поспешила дальше, руководствуясь оставшимися чувствами. Поздновато заметила липкую сеть на своём пути и попала рукой в податливую, неприятную тягучесть, отпрянув лишь в последний миг. Дроу ахнула от неожиданности, встряхнула рукой и впуталась по самый локоть. Эта липкость тянулась следом за рукой, упруго растягиваясь и задерживая добычу... Ловить "зрением чувств" тонкие ловчие нити весьма непросто, однако воин-жрица быстро поняла, что проход полностью перекрыт липким хаосом. Пауки не оставляют открытыми подходы к своему гнезду.
      Жрица с тревогой оглянулась на шуршание по ту сторону барьера тьмы и, зажмурившись, отправила туда еще несколько ярких вспышек. Похоже, они отпугивают пауков? Выставила клинок глефы вперёд к своей руке и парой слов призвала на лезвие призрачный огонь, способный жечь, как обычный, и торопливо счистила паутину с руки, немного обжигая кожу. К зачарованному лезвию нити не липли. Затем круговым взмахом отсекла сигнальные нити, тянущиеся вдоль пещеры, и взрезала заслон; паутина тряпкой повисла с краю, и дроу осторожно пробралась через дыру. Через несколько шагов попалась еще одна сеть. Это значило лишь одно: выход близко. Но звуки позади заставляли поспешить: паукам не обязательно видеть жертву, ведь они прекрасно "слышат" любое движение по колебаниям воздуха с помощью волосков на педипальпах. Эглисса спешно кромсала заслоны, их насчиталось всего шесть, и, преодолев последний, облепленная ошмётками паутины, выскочила в более просторное помещение. Вернее, в огромную пещеру с уходящим ввысь потолком и непроглядной далью слева и справа.
      Тёмная эльфийка оказалась на небольшой площадке из насыпанных камней, а впереди чернела тихая гладь воды. Это был берег большой и спокойной реки, шириной шагов сорок. На том берегу виднелся неровный подземский рельеф с нагромождением глыб и натёчных образований. Кривые пасти гротов обнажали свои чудовищные сталактитовые зубы, жаждая добычи. Малая речка впадала в большую с краю насыпной площадки. Дальше по сторонам были отвесные стены, спускающиеся в воду. Здесь, видимо, добытую породу грузили на лодки и увозили... В Мензоберранзан.
      Эглисса оглянулась. Чувства подсказали, что надо взглянуть вверх. На стене сидел паук в странной позе, удерживаясь на нитях, приклеенных к скале, как на качелях. Его брюхо метнулось книзу, и липкая паутина щедро окропила то место, откуда за миг отскочила дроу, и паука, который выпростался из пещеры следом. Дроу сходу бросилась в тёмную воду реки.

      Ледяная тьма поглотила её с головой и мыски не достали дна. Мышцы живота свело, она отчаянно задвигала ногами, но в сапогах и с одной свободной рукой не чувствовала, что может плыть. Но расстаться с верной глефой она тоже была не готова. В нос набралось воды, вызывая отвратительное жжение, и дроу попусту барахталась в охватившей её толще. Эглисса любила воду, если это были ванны и бассейны в зданиях Де'Вир, питаемые горячими источниками. Вода была проведена внутри зданий прямо в покои знати. Но в личных покоях Эглиссы на верхнем уровне ванны не было, и она ходила в общий бассейн с мутноватой тёплой водой, насыщенной мельчайшими пузырьками, большой и глубокий, где можно было плавать и нырять. Впрочем, там иногда кто-нибудь тонул, вроде старых любовников жриц... Но Эглисса-то плавать умела.
      Чувствуя, как её сдавливает этот жгучий холод, она перестала барахтаться, долгий миг собиралась с мыслями, затем нащупала ремешок, который сама привязала на Глад'н'риль, и накинула себе на плечо. С освобождёнными руками она поплыла вперёд и вверх, и, когда задерживать дыхание стало невмоготу, вырвалась на поверхность. Громкий вдох, кашель, и снова лицом в воду, пуская пузыри: нет уже сил. Гребок, рывок, вдох. Резь в глазах, все мысли вылетели напрочь. Нога коснулась твёрдого и соскользнула. Эглисса плескалась, стараясь плыть как можно быстрее. Ей было известно, что в водоёмах городов Подземья водится достаточно всякой живности, взять хотя бы тех плотоядных рыбок или кого покрупнее... Гоблины-рыбаки пропадали прямо с плотов, а иногда и вместе с плотами. Говорят, озеро Донингартен связано с подводной бездной Глубинного Подземья, где водятся твари, источающие доисторический ужас, который сводит с ума. Нога ударилась о твёрдое, колено пронзила боль, дроу толкнулась что было сил, чуть проплыла и наткнулась на другой подводный камень. Что-то поползло под ней, шероховатое и ранящее руки, потащило вбок... Да это она сама съехала по покатому камню, покрытому какими-то наростами. Оскальзываясь, жрица дроу спешила выбраться из воды во что бы то ни стало. Нога попала в щель, Эглисса шлёпнулась на мелководье, шипя проклятия, и на четвереньках выползла на сухую прибрежную гряду. От усталости сводило мышцы, от холода трясло, дроу лихорадочно дышала сквозь стучащие зубы, однако, понимала, что ноги и пальцы вроде все на месте. Ползком перебравшись через скопление наростов, она осталась лежать без сил в ложбинке среди камней, сокрытая от прямых взглядов с любой стороны. В голове как второе сердце билась мысль, что пауки эту реку не пересекают, так как их паутины под потолком не видно.

      Запредельно усталая, мокрая женщина-дроу лежала среди грубых и грязных камней и содрогалась от холода и хлещущих через край эмоций, одновременно и рыдания, и смеха. Тому, что с ней происходит, она могла найти только одно объяснение:
"О, Ллот, Богиня Хаоса, – зашептала Эглисса вслух, – это испытание... Твоё испытание... И я... Его часть прошла!.. То самое испытание... Джинафэ права... Ох, Ллот, я выдержала... Эту часть. Выжила... Я выжила...
Она сложила перед лицом окровавленные ладони и стала молиться. Получалось сбивчиво и без ритмичной расстановки, но слова в молитву ставила уже свои. Жрица возблагодарила богиню собственным обращением, завершив словами "Я выжила!"
Пришло тепло, как и раньше, но тёмная эльфийка продолжала дрожать, теперь ещё и в священном трепете.
      Однако, Эглисса ежемоментно помнила о том, что может стать добычей для кого угодно, притаившегося на этом берегу, и испытание тут же провалится. А потому она взяла себя в руки, затихла, ощупала пространство чувствами, затем приподнялась и выглянула поверх камней.
      Тишина и неподвижность. Холодное Подземье молчало, и лишь в ушах тёмной эльфийки звенела кровь. Сердце бухало слишком громко, и неуёмная дрожь мешала сосредоточиться. Пауков видно не было, ни на том берегу, ни на стенах – нигде вокруг. Потолок пещеры уходил высоко вверх, теряясь среди мерцающей пятнышками лишайников темноты. Этот слабый свет контрастировал и не давал рассмотреть своды огромной пещеры. Эглисса лежала тут, внизу, на своём плаще, мокрая и истерзанная, но живая, и светилась внутренним светом для тепловидящих глаз. И призналась сама себе, что этот свет жизни прекраснее мерцания всех сокровищ Подземья, во всей тьме, вместе взятых.
      Усмехнувшись сама себе, дроу взглянула на свои изодранные ладони и стала языком зализывать раны, словно животное, проглатывая солёную кровь – ведь бинта больше нет. Затем попросила немного силы Богини, и увидела, как раны стали на глазах темнеть и подсыхать. Остатки силы она потратила, растирая и успокаивая разбитые колени, тоже все в кровоподтёках, пропитавшие кровью облегающие голенища сапог. Бинт на разорванном хлыстом Убийцы бедре сполз и тоже требовал внимания.
      Она знала про гоблиньих пиявок – чрезвычайно гадких существ, которых оторвать от себя невооружённой рукой невозможно: до того они скользкие. Было можно лишь срезать их острым ножом, но при этом в теле оставались челюсти, которые приходилось вырезать "с мясом". Говорили, что укус грозил дроу заражением опасными гоблиньими болезнями, против которых помогала лишь сильная магия жриц, и то – не избавляя от мучений и временной немощи. Внимательно осмотрев и ощупав себя, Эглисса не нашла ни одного паразита. Убрав прочь мокрую и грязную повязку, тёмная эльфийка обратила внимание, что вся обляпана паутиной. И плащ, и платье, и, главное, волосы... Теперь они слиплись и безобразно спутались, доставляя неудобство при каждом движении. Мокрое нечто, в которое теперь превратилось её платье – вообще побуждало от него скорее избавиться. Сырость неприятно раздражала раны на спине.
"Бездна побер-ри!.." – выругалась шёпотом дроу, пытаясь убрать с себя липкие тяжи. И вдруг затихла.

      Она знала, что в Подземье водятся существа, способные слышать её тихую возню на большом расстоянии. Выглянув в очередной раз, заметила – как будто движение поодаль под высоким неровным сводом, возносящимся над рекой. Шипохвостые летучие мыши, чья тактика напоминает паучью: ядовитый укол и ожидание смерти. Мыши меньше пауков, но они охотятся стаями. Их мех имеет эффект пивафви, скрывая тепло тела от темновидящих глаз. Пещеры с высокими сводами – их любимые обиталища. И мыши эти не любят пауков, так как часто гибнут в их паутинах.
      Дроу поняла, что должна уйти отсюда как можно скорее. Настороженно выглядывая из-за каменного выступа, она искала возможные выходы либо укрытия: узкие щели или гроты. Закуталась в холодный пивафви, осторожно перебралась на другую позицию среди камней, планируя свой маршрут. Поглядев на спокойную реку, уловила движение холодных вод, направление течения. Все реки текут в Донингартен. Мензоберранзан – в той стороне, куда ведёт эта пещера.
      Взбодрившись, бывшая седьмая жрица проверила тыловое пространство взором и аккуратной перебежкой устремилась к складкам пещерного рельефа возле отвесной стены слева, примеченным как первый промежуточный пункт.

Rok Nardin - Hell rising

Там оказалась трещина с водой, бившей снизу, среди камней, поросших грубыми несъедобными лишайниками, часть из которых слабо мерцала. Мелкая ящерка скользнула под камень. Тут стало видно, что стены и камни здесь были другого цвета: не свинцово-серые, как в трупной яме, а коричневые и розоватые. Схоронившись на уступчике за краем трещины, дроу стала наблюдать за пространством под сводами. И ничего нового не увидела. Подземье было почти безмолвным и неподвижным. Поёжившись от холода, темная эльфийка перепрыгнула трещину и впригибочку перебежала к следующему пункту – группе каменных грибов, ещё одной здешней формы жизни. Эти грибы были тверды, как скала, но медленно росли. Они могли жить тысячелетиями, незаметно увеличиваясь в размерах. Толстые ножки грибов были чуть ниже роста дроу, а бугристые шляпки, слепившись воедино, раскинулись в стороны на длину вытянутой руки: отличное укрытие от шипохвостов здесь и сейчас.
      Тёмная эльфийка затаилась в тесноте среди грибных ножек, перевела дух. Теперь она чувствовала, насколько устала. Тепло, выделенное ей силой богини, полностью ушло в мокрый плащ; движения уже были не те, и мышцы двигаться не рады. И снова в животе стал сосать и жечь голод.
      Неподвижный взор назад снова уловил движение под сводом. Быстрое, бесшумное. Эглисса стала вся внимание. Ещё движение. Конечно, это крупные летучие мыши, примерно в сажень размахом крыльев. Дроу хорошо представляла себе такую большеухую мордашку со сморщенным носом, красными глазами и пилообразными рядами зубов во рту. Шипохвосты следовали короткими перелётами по пятам за своей целью, цепляясь к потолку, прячась в его неровностях. Понятно, они осторожничают. Ещё бы. Дроу считались опасными противниками, а мыши слыли довольно умными. Чем дольше Эглисса следила, тем больше было подтверждений. Себя проявили четыре или пять шипохвостов. Тёмно-бурые (цвета холодной скалы) угловатые крылья, обтекаемые тела промелькивали и скрывались во тьме. Они стали приближаться быстрее, вероятно, потеряв затаившуюся дроу из виду.
      Эглисса была вовсе не рада перспективе оказаться в осаде под грибами; она оставила на своём месте шар тьмы, выскользнула из-под шляп и направилась вдоль стены ко впадине за карстовыми наростами, попутно соображая, как бы отпугнуть мышей. Присев за наростом, она наметила следующий пункт: гротик в стене слева, подход к которому немного поднимается и выглядит... Натоптанным? Пещера вдоль реки шла и дальше, там становилось шире, и в "синей" тьме виднелся лес сталагмитов, над которым, как отражение, завис такой же лес сталактитов, придавая пещере вид жуткой демонской пасти. Какое-то сияние виднелось там местами, и вся местность заметно понижалась. Эглисса пригляделась и сделала вывод, что сталагмиты стоят... В воде? Сталагмиты в воде образоваться не могут; значит, этот участок реки искусственно запружен после их образования – потому и река столь глубоководна... Ещё один плюс в пользу близости города.
      Лишь два удара сердца потратив ещё на догадки, воин-жрица скрыла себя в шаре тьмы и кинулась вперёд, к дырке в стене, напоминающей округлённый в недоумении рот. На бегу ловила слухом хлопание крыльев, держа наготове свою глефу. Личные способности Эглиссы к восприятию менее "дальнобойны", чем зрение, и мышей почувствовать она не могла, но знала, что это расстояние для них – несколько взмахов широкого крыла. Впрочем, шар тьмы помешает шипохвосту прицелиться. Всё равно чувствуя себя выслеженной жертвой, дроу неслась, не чуя ног, пока не влетела в желанный грот. Что-то попалось ей под ноги, крупное, твёрдое и подвижное: оно ринулось вбок из-под неё, поскрипывая, и сбросило дроу на пол грота. Что-то неровное, неприятно хрустящее больно впилось в её спину при падении. В инстинктивном прыжке испуганная дроу взвилась куда-то вверх к потолку, встала враспорку, держась ногами и рукой за какие-то выступы, и выставила перед собой глефу. Шар тьмы развеялся, глаза обрисовали ей огромного черного бугристого краба, тянущего вверх свои клешни длиной с руку крупного мужчины-наземника или орка. Каждая оканчивалась кинжалоподобными зубчатыми лезвиями. Бледные глазки краба на бугорках панциря развернулись и уставились на дроу. Конечно, ещё один хищный падальщик, на этот раз, обитающий у воды. Оценив, куда забилось теплокровное, краб повернулся и стал приближаться, высоко подняв разинутые клешни. Эглисса понимала, что эти клешни не разожмёшь, они запросто лишат её оружия либо любой конечности, стоит лишь попасться. И оба выхода для неё перекрыты.
      Дроу разозлилась, стиснула зубы, подыскала ногой опору, подобрала момент и прыгнула. Через краба на ту сторону узкого пространства. Клешня молниеносно хватанула, но пустой воздух. Дроу развернулась, изготовилась. Кругом стены, не размахнёшься; когда краб стал поворачиваться – удар в полуприсяде был коротким и резким сверху вниз по ближайшей крабьей лапе точно в сочленение – и конечность отлетела, свалившись во тьму. Краб, скрипя, отпрянул, залез боком на противоположную стену почти под самый потолок и принял оборонительную позу, готовый оставшейся клешнёй хватать всё, что приблизится. Дроу выпрямилась, оценила расстояние и противника. Схватка с ним в таком тесном месте очень опасна, но оставлять хищника за спиной, не зная, что впереди – еще опаснее. Достающим выпадом поддела его за ноги, сбрасывая со стены, и сразу же отскочила. Краб шлёпнулся кверху тормашками, забил, заскрёб короткими мощными ногами, ища опору, защёлкал клешнёй наугад. Одним решительным наскоком дроу вонзила лезвие туда, откуда у краба растут ноги – где непробиваемый панцирь имеет для них отверстия. Глад'н'риль вонзилась туго, на четверть клинка. Дроу толкнулась от панциря и отскочила назад, сильным рывком выдергивая оружие; клешня схватила глефу, но лезвие выскользнуло. Краб понял, где противник, повернулся, скребя сочленениями, затем зацепился когтями непострадавших ног за неровности стены и перевернулся, угрожающе выставив вперёд клешню. Дроу стала прикидывать, как отмахнуть и её, но краб широко разинул эту "челюсть" и стал надвигаться, держа её под неудобным углом. Сокрушительница драука почувсвовала сзади стену, решительно недовольная тем, что так долго возится с каким-то крабом.
      Она вспомнила, как говорили про это охотники в Мили-Магтире: берут в одну руку прочный предмет, например, большую кость (дерево для дроу слишком дорого, чтобы делать дубинки), и "скормив" его крабу, который быстро сжимает, но разжимает медленнее, обрубают клешни тяжёлым мечом; здесь нужен помощник, так как клешни две.
      Однорукий" хищник двинулся на дроу, хотя раненые ноги были явно слабее и медленнее. И она перешла к следующей части советов охотников. Прыгнула снова со стороны раненых ног вдоль стены, отбила бросок клешни упругим ударом со звоном (такой же звук, как о драучьи ноги?), извернулась и поддела краба под панцирь возле ног, приподнимая его, и на это потребовалась вся сила воин-жрицы. Тем же движением пронзила основание ног с другой стороны, вложив в атаку вес краба и всю досаду от этой незапланированной схватки; отпрянула. Пробитый краб сполз на пол, шевелясь бестолково и вяло, всё медленнее, затихая... Ноги подвернулись под тело, клешня бесцельно хватала пустоту. Скоро он станет уже не опасным... Но Эглисса Де'Вир знала, что это не так. Среди дроу не просто так ходили рассказы об охотниках, которым отстригла ногу недавно отрубленная клешня подземского краба. Стоя в сторонке, тёмная эльфийка бегло осмотрелась.
      Маленькая комната овальной формы была грубо обтесана для расширения, и судя по выбоинам – не до конца; в стенах обнаружились ржавые крючья и петли около входа – здeсь, похоже, когда-то была двeрь. Но главное, что привлекало взор – узкий проход дальше вглубь, начинающийся напротив входа. Дроу постояла, внимательно слушая тишину. Ни шороха. За время "кувыркания" с крабом шипохвосты могли притаиться прямо за углами входа и изготовиться для удара хвостом. Прижавшись к дальней стене, Эглисса ощупала вход своими чувствами. Никого. Что может помешать хищникам скрадывать такую заметную жертву? Или отпугнуть их? Настороженная до предела, она тихонько подкралась и заглянула в туннель. Темно. Тянет другим воздухом – более сухим. Узкий пятигранный ход только под невысокую фигуру – так тешут тёмные гномы, дергары. Прямой и ровный. Тенью Эглисса скользнула в проход. Убитый краб вдруг заскрипел панцирем, зашевелился. Дроу замерла, взглянула назад. И только сейчас поняла, где находится.
      Сторожка, патрульный пост. Через вход грота открывался хороший вид на пещеру реки, было видно погрузочную площадку заселённых пауками копей и другой берег, плохо различимый в мерцающей тьме. В овальной комнате были ворота, и патрульные могли находиться там в относительной безопасности, скрытые от пещерной живности, и наблюдать. Живучий краб снова шевельнулся, но внимание воин-жрицы дроу привлёкло то, на чём он сейчас лежал, и чем перекусывал до встречи с ней. Аккуратно упершись кончиком лезвия, она с усилием отпихнула массивную тушу краба ко входу: пусть послужит затравкой голода и ненадолго займёт тех тварей, что вздумают её преследовать: ведь одна клешня у него ещё есть.
      Собственный голод неласково намекнул о себе огненной бездной в желудке и воспоминаниями крабового вкуса во рту. Да, такой краб – это значительное количество деликатесного мяса, но Эглиссе пришлось просто сжать зубы: у неё не было ни времени, ни принадлежностей для того, чтобы его разделать и приготовить. Она вернула своё внимание к тому, что лежало на полу, и утратила всякий аппетит: полуобглоданный щуплый скелет в остатках кожаных доспехов, приплюснутый её собственным недавешним падением. Без головы. Эглисса присела, заставила свою руку немного засветиться, чтобы осмотреть труп. Смрад разложения заставил её задержать дыхание. По виду и цвету – несомненно, дроу. Ничего: ни подвесок, ни пряжек, ни кошеля... Никаких знаков. Обчищен заблаговременно. И убил его не краб: тонкие порезы на костях выдали собственных соплеменников – дроу. Не имея повода дальше нюхать эту вонь, воин-жрица тихо встала и, пригибась, пошла по тоннелю вглубь.

      Теперь спускаться к лесу сталагмитов и лезть снова в эту ледяную воду, имея "на плечах" стаю шипохвостов, не придётся. Отогревшаяся вспышкой схватки и надеждой, Эглисса быстро и тихо двигалась по узкому проходу, едва не задевая стены. Сотня шагов, другая, третья... Как же терпеливы и точны были те дергары, которые рубили этот туннель. Впрочем, это гномы, а Эглисса-эльфийка всегда плоховато понимала гномов и недолюбливала их. Теперь она шла и шла, напрягая волю, и ей казалось, что бесконечный путь спереди сужается в одну точку, и также сужается сзади, погребая её в толще подземных пород. Вдруг справа и слева появились такие же проходы – перекрёстный тоннель, идущий под наклоном. Посмотрев немного в эти непримечательные ходы, дроу решила двигаться прямо. Наконец, пятиугольник впереди обозначил выход в помещение.
      Выглянув из выхода, Эглисса обнаружила, что попала в большую пещеру округлого сечения, уходившую концами вдаль насколько хватало глаз. Проход примыкал к ней аккурат сбоку, и под выходом была высота примерно в рост, плавно переходящая в пол. Тут было не так темно, как в копях или тоннеле. Пол, усыпанный гравием, песком и пылью, выглядел хорошо натоптанным. И пахло здесь по-другому. Это была глубинная тропа – торговая дорога между городами Подземья.
      Приглядевшись в тишине, Эглисса решилась, повесила глефу на плечо и, повиснув на руках за край, сползла вниз, попутно оценив, как непросто будет забраться обратно...
"Как же так коротышки промахнулись по высоте?.."
Прикинув свои похождения в пространстве, воин-жрица сообразила, что это должна быть Восточная тропа – дорога на Ятхол и Чед-Насад. Она знала, в какую сторону идти, повернулась и тихо пошла.

      Одинокая дроу шла посередине пустой широкой дороги, среди мрака, уходящего вдаль. По пещере веяло – тянуло воздухом, каким-то другим, тёплым и более сухим, в попутном направлении, колыхало ей волосы и остатки одежды. Запахи вроде бы обычные для Подземья, но было тут что-то новое, настораживающее и манящее, приносимое подземным ветром. У пещер были выходы на Поверхность, – знала она, – они все находились далеко от поселений дроу, но ароматы приносило оттуда. Повинуясь обычному ритму жизни дроу, Эглисса никогда не помышляла о путешествиях. Но сейчас, вдыхая этот ветер, она шла тихо, как заворожённая, анализировала свои чувства, и желала побыть здесь подольше.
      Вскоре напомнила себе об осторожности и стала оглядываться. Заметила еще несколько небольших проходов, рукотворных на вид. Что и как проделало эту прямую и круглую пещеру – существовало множество разных версий: от преданий о гигантских потусторонних червях, пожирающих твердь на своём пути, о призрачных великанах, запускавших под землёй раскалённые шары, и до божественных легенд, как образовалось Подземье, отличающихся своей неправдоподобностью. Заметив очередной проход под самым потолком, Эглисса выбросила посторонние мысли прочь из головы. На глаза попалось кое-что другое. Белой краской на стене было намазано объявление:
"Мантол-Дерит. Эриндлин. Проводники. Охрана. Разлом, 5-43".
Эглисса распахнула глаза.
"Это западное направление, а не восточное, – в смятении подумала она, – я иду всё время в другую сторону?! Но река... Она же параллельно! Не может быть..."
Эглисса вспомнила про потоки воздуха в Мензоберранзане, которые поднимаются к сводам, унося городские миазмы и испарения. Воздух приходит по нижним пещерам, а значит, тянуть должно к городу.
"Всё правильно. Город в этой стороне. А к каким вратам выйти – мне разница невелика".
Вскоре обнаружилась другая надпись, неизящно намалёванная чёрным:
"Здесь Мензоберранзан. Пади ниц перед Богиней!"
И страшный разлапистый паук с угадывающейся головой длинноволосой женщины, размером в полстены. Эглисса фыркнула, размышляя, кто мог бы нарисовать богиню так убого. Женщины-новобранцы в патрулях, впустую мечтающие об Арах-Тинилите?
      Однако, это напомнило ей кое о чём. Ворота. Как пройти мимо стражи, фильтрующей входящие и исходящие потоки? Отсеивающей запрещённый товар, бегущих рабов и всяких нечестивых пришельцев?
      Она никогда не сталкивалась с подобной проблемой. У неё нет ни денег, ни знакомств, ни документов о принадлежности к какому-либо делу. Только знак Де'Вир, теперь равносильный пропуску в рабство. Обходные пути в город, разумеется, открытыми не держали – за этим следили стражи Правящего Совета и тоннельные бригады. Потайные ходы, наверное, были, в тайных местах, и как надо охраняемые; но у Эглиссы Де'Вир не было сведений о них. Она прикусила губу:
"Что я могу? Могу кого-то убить и заполучить что-нибудь. Но поодиночке здесь не ходят, а нападать на группу даже мне, прикончившей драука – откровенно бессмысленно. Выжившие поднимут тревогу, за мной пойдёт охота. Ополчить против себя город, в который пытаешься попасть – глупо, не правда ли?"
      Она знала ещё способ. Прикинуться безбожной простолюдинкой, зарабатывающей на похотях таких же безбожных мужчин, подловить одного среди торговцев и с ним войти внутрь. Эглисса покривилась от омерзения при этой мысли; к тому же, она не умела вести себя нужным образом. Придётся как-то импровизировать. Для этого чистые волосы и одежда просто необходимы. Надо просить силы у Ллот и снова искать воду.
      Впрочем, этот способ не сработает: её попросят обнажиться, а кому приглянётся израненная женщина, в свежих рубцах и ссадинах – словно сбежавшая из демонской Бездны? Шрамы в обществе дроу не почитаются – это следы полученных ударов, которых не удалось избежать; это символ неудачливости дроу. Грубая победа в открытом бою ценилась меньше победы изящной, исподтишка. Эти мысли принесли противоречивое успокоение. Но разведать обстановку у ворот всё равно придётся.
      Воин-жрица шла наготове и высматривала проходы в правой стене – в сторону реки. Но пока попадались только выцветшие рекламные надписи да религиозные призывы.
"Гостевой дом. Склад. Дешево. Не Браэрин..."
Наконец-то: проход. Такой же низкий и пятиугольный. Заглянула. Забирает вверх. Немного прошла. Навал камней. Проход был завален округлыми валунами, и непонятно, как они сюда попали? Впрочем, так устраивали примитивные ловушки: камни наверху наклонного тоннеля или лестницы. По команде их сталкивают на приближающихся врагов, которым некуда увернуться. Посозерцав последствия чьего-то конфликта, Эглисса вернулась на тропу, искать другой ход. Следующий сворот оказался более широким и натоптанным. Петли для знаков в стене. Типичный патрульный тоннель. Здесь точно проход свободен, хотя, следует быть настороже. Напоминание о ловушках Эглисса сочла уместным. Но медлить тоже нельзя: патрули ходят тихо и при встрече ей придётся бежать. Вспомнив себя наставницей в Мили-Магтире, она сама бы приказала преследовать и поймать одиночку, да выяснить, кто это есть. Воспоминания нарисовали ей растянувшийся по тоннелю осторожный отряд, и её во главе, но не впереди отряда, а ближе к середине – как принято у дроу – под прикрытием тыловой группы. Впереди всегда шли скрытные разведчики.
"Хм, хочешь не попасться отряду – ухмыльнулась она, – думай, как глава отряда". Вряд ли они станут разделяться для долгого преследования одиночной цели: целостность отряда важнее. И конечно, у неё тогда, и у других патрульных сейчас, не было полезных фокусов жрицы.
      Настороженная Эглисса пошла по ходу. Вскоре до уха донеслось капание воды. Тоннель, тоже рукотворный, был тёмным, и перспектив вдали не виделось. Но капель слышалась отчётливее, и вскоре на полу повстречались лужи, а сверху, высоко над полом, обнаружился грот. Округлые естественные формы пещеры напоминали ушную раковину, и что-то слабо сияло там, в таинственной глубине. С натёчных выростов лило прозрачными струйками, вода собиралась у стены и ручейком уходила дальше по тоннелю. Наверху торчали остатки отбитых сталактитов. Усмотрев проход вглубь, Эглисса вызвала свою способность и воспарила под потолок, зацепилась за наросты и взобралась в пещеру. Витиеватый ход уходил наклонно вверх, вода, журча, мчалась навстречу. Немного мерцали мхи на складках камня, позволяя видеть коричневые, охристые, кремовые и белые переливы гладкой породы. Чувства подсказали, что в пещере никого нет. Тут было мокро и холодно, а потому чисто: подземская живность, как ни крути, предпочитает тепло.
      Пещерная эльфийка засветила свою руку и, стараясь не поскользнуться, пролезла по ходу подальше. Тут был изгиб с расширением, сухая ступень водопадика, и рядом чаша нового русла, в которую звонко лилась вода сверху. Дроу уселась на ступень, неожиданно обрадованная таким чудесно укромным местечком, поёжилась от холода и принялась приводить себя в порядок.
Сперва она натаскала ладонями воды в ложбинку сухого русла и провела над ней светящейся рукой, сосредоточив волю на заклинании. Прозрачная поверхность обратилась в зеркальную.
      Настроение резко упало: увиденное в зеркале существо выглядело ужасно. Усталые запавшие глаза, чёрная ссадина на щеке, грязно-белые лохмы в тяжах паутины... Эглисса сказала бы, что это распадная помесь с демоном из Бездны, а не чистокровная дроу. Отвернулась, снова поёжилась, призвала себе тепла и стала терпеливо выщипывать из волос паутину, смывая ошмётки в ручей.

      Эглисса любила своё сильное тело и ухаживала за ним, как всякая обеспеченная дроу. Кроме того, однажды она стала жрицей, а жриц с самых первых лет учат демонстрировать себя и производить впечатление, и говорить понятно для других. Ведь в обществе дроу именно жрица является указателем направления и источником решений, как жить.
      Когда Эглисса попала в Арах-Тинилит, она была старше нужного возраста, и Джинафэ пришлось пустить в ход финансы и дипломатию, чтобы "закрыть на это глаза". Новая ученица была толковой и сразу стала получать высокие оценки. Конечно, тут не обошлось без прислуживания младшим девочкам из больших домов, поступившим в правильном возрасте; но Эглисса – тоже из большого дома, и она делала всё с терпением старшей сестры, осаживая холёных малолеток, для которых является проблемой то, что ей – запросто. Она не кичилась, не искала самоутверждения, а просто делала своё дело и наслаждалась результатами. Кроме того, она была уверена в своём превосходстве над женщинами, которые пусть и блистали красотой, но уступали силой и умениями.
      Но теперь что делать жрице без дома, репутации и средств? В других домах чужая жрица не нужна – кто станет ей доверять? Благородные дроу презирают бездомных и бродяг, делая исключения только если им самим что-то надо (как правило, расходный материал). Простолюдины чужаков не любят, а благородных ненавидят, поэтому падшую жрицу ждёт злая смерть за любым углом бедных районов города, вроде Браэрина. Эглисса уверена: им доставит удовольствие этот в широком смысле акт мести своим угнетателям. Мензоберранзан большой, но всё, что она знала о нём, вызывало в её сердце отчаяние. Бросив чистить волосы, она поднесла к глазам медальон Де'Вир, пятиугольную золотую брошь.
      Знак Де'Вир – символическое изображение головы Каменного Стража, горгульи. Ни в коем случае нельзя носить теперь эту вещицу. Город в эти дни негласно чествует победителей, и любому выходцу из проигравших не сдобровать. Имя Де'Вир вообще не должно больше звучать. Его забудут, замолчат, словно и не было никогда. Эглисса сжала зубы, стиснула брошь в руке, затем убрала в поясной перевязочный мешочек, доставшийся ей от До'Урден.
      И замерла, представляя себе, как Закнафейн там, возле ямы, под видом обдирания трупа крепит этот мешочек ей на пояс. Затем подбирает её, несёт на руках и бросает на вершину кучи сброшенных в яму тел... Далеко не каждый мужчина способен нести Эглиссу с её ростом и сложением; она бы отдала полмира, чтоб увидеть себя, бесчувственную, у Зака на руках. И отдала бы вторую половину, чтобы прийти в сознание, открыть глаза...
      Раздираемая сильными противоречивыми эмоциями, Эглисса зажмурила веки, чувствуя, как между ними прорывается мятежная слеза. Страдание и счастье: ведь это означало, что он её не отверг. В прошлую "ночь" он дважды сохранил ей жизнь, совершенно преднамеренно, и даже рисковал при этом. Возможно, ей ещё есть чего искать в этом мире? Впрочем, это казалось безумием...

      Она же помнила, как произошло их расставание после последней встречи, когда он узнал, что она отправляется в школу жриц, в Арах-Тинилит.
"Всё прекратилось сразу, как только он узнал, что я стану жрицей.
Он как-то помрачнел сразу.
 – Да ладно, – убеждала я, – что с того?
 – Ты изменишься, – говорил он.
 – Почему?
 – Потому, что та;м все меняются.
Он резко остыл ко мне. А потом исчез куда-то. Я шла вперёд, ещё надеясь, что одержу победу и всё вернётся. Что докажу ему – он не прав. Но он оборвал все наши встречи, игнорировал меня, не хотел даже смотреть в мою сторону. Это ранило. Но что же делать – я оставила его на время. Ушла туда; на сорок лет. Потом искала его и ждала новой встречи. Мне было, что ему сказать. А потом – он пришёл нас убивать."

      Пальцы онемели от холодной воды, пока дроу мыла голову в чаше, куда падают звонкие струи, удаляя из волос кровавые корки и волокна паутины. Под конец, стиснув дрожащие челюсти, жрица призвала тепло своей магии и почувствовала, что скоро сегодняшние запасы её божественной силы иссякнут – не так уж они велики... Отжав свои платиновые пряди, дроу сделала вывод, что сушиться лучше ходьбой и движением воздуха на глубинной тропе.
      В городе дроу встречают по одёжке, и бывшая седьмая жрица стала раздеваться. Впереди ещё одна холодная процедура – постирать это платье. Типичная конструкция для не-высшей жрицы Де'Вир: узкое, длиной до колен, с четырьмя разрезами до верха бедер, плетёный пояс с узорами и верхняя часть из нескольких неодинаковых лоскутов, облегающих грудь и плечи, оставляя глубокое декольте, украшенное серебряной вышивкой. Эластичный паучий шёлк дерзко-алого цвета и сетчатые вставки на манер паутины. Шею Эглиссы ещё недавно охватывал ошейник из рубинов в форме клыков горгульи, но теперь он достался грабителям, как и мифриловая перевязь, которая отличала воин-жрицу от прочих.
      В холодной воде и без снадобий едва ли избавишься от пятен, зато простудиться – запросто. Шипя сквозь зубы, Эглисса снова призвала тепло и натянула на себя мокрую, тягучую ткань, затем стала подвязывать разорванные части трофейными ремешками и полосками ткани от плаща – чтобы хотя бы держалось.
      Напоследок снова сотворила зеркальный эффект на лужицу, сделала свет. Есть такой стиль у дроу – нарочно носить лохмотья, чтобы подчеркнуть своё презрение к бренной материи и показать закалённость духа и тела.
"Но нет, не всё так плохо, – подумала с ухмылкой Эглисса, узнавая свои черты и благородную осанку. Расправила плечи и собралась с силами:
 – Он помнит меня. И я – помню всё".
      Выжившая Де'Вир переправила свои мокрые волосы за спину, накинула плащ, подхватила глефу, и со всей осторожностью подобралась к выходу из мерцающей пещерки в чёрный тоннель. Заглянула чувствами за углы. Шум воды мешал прислушиваться. Обидно было бы после всего пережитого и проделанного напороться на засаду... С помощью своей способности бесшумно спустилась в тоннель. Свернув снова в большую пещеру, своей мягко-уверенной походкой направилась к Западным воротам города.