Память
… это не факт, а твое отношение к факту, т. е. та же душа. Память заботливо притопила Атлантиду винницкой прошлой жизни, а на поверхности плавают отдельные сиротливые артефакты: конфетные обертки, обрывки газет и мелодий, пожелтевшие конверты пластинок и старые письма, пробки и прочие свидетельства твоей безумной юности и стоеросовой зрелости. Все эти ошметки прошлой жизни, - одиночество, болезни, любовь, отражения голосов и сияние глаз, экзамены, разговоры, стихи, вино и сигаретный дым, молодой солнечный блик на фотографии цвета слоновой кости, работа, объятия и расставания, лица друзей, радость и беспокойство, - все это головокружительное неописуемое крошево и есть тот конгломерат, та глина, из которой вдруг может распрямиться и восстать бумажный Голем-Книга.
Память – арифметика грусти.
Ну, здравствуй, винницкая Память! Зябко?
Войди. Вот тапки. Буг седой? Тумана сырость?
С души сними! Абсент и водка? Чай несладкий?
Ты снова мне сегодня, Винница, приснилась.
Ты стала у меня привычной гостьей,
хоть похудела, но не помрачнела.
Садись поближе, выпьем первую без тоста
за Прошлое, за то, откуда прилетела.
Моя, Бессонница? Осталась в кабинете на диване.
Теперь давай за время, где и как с тобой мечтали,
за детскость почерка - клинописи наскальной.
Жаль! Так незаметно мы с тобою расставались.
Жизнь-Винница вернется пусть добром и волшебствами,
вчера - враги, назавтра все – друзья, подружки.
А слезы, было, сохли, а не вытирались кулаками,
под одеялом - чтенье, сказку на ночь – под подушку.
И было, просыпались утром и такая сразу радость!
Из каждой мелочи, из пустяка рождалось счастье.
Глобальная проблема - только сумма-разность
математическая, а не разность судеб частных.
Сверлит висок воспоминаний, словно истерия,
и желваки грехов до дрожи сводят скулы,
когда берусь в ночи листать календари я,
бросая камни в Настоящее, подобно рыбе снулой,
она зловонным часто отдает цинизмом.
Я знаю, горькое бывает сладким.
Не обижайся, винницкая Память, - в жизни,
был невнимателен к твоим урокам и загадкам.
Изведал, что бывает радость грустной,
что самый страшный грех, увы, безгрешным,
молчанье – громогласным, а немое - устным,
а результат успеха – безутешным.
Когда же с Будущим пытаюсь подружиться,
боюсь, что жизнь при этом сходит в минус,
уходит радости щенячья нежность и родные лица,
и остаюсь пока на месте, - никуда не двинусь.
Живет, увы, рекламный, суррогатный, нереально
гримасный глянец понедельников и пятниц.
Лишь диалект моих стихов немыслимо прощальный
снимает накипь жизни и тревожит память.
Давай не расставаться больше, винницкая Память!
Уходишь? Ладно, вечер вышел старым, добрым.
Ты приходи, мы соберем и разбросаем снова камни,
а не застанешь, знай, я ключик положил под коврик.
P. S. …ночь. Промозглое, глухое действо – осенняя ночь. Бесконечная, как время и тяжкая, как совесть. Ночь – исповедь, ночь – откровение. Ночь, когда подводятся итоги и сводятся счеты. Ночь, когда земля становится легче на множество дыханий, несбывшихся желаний и мыслей. Ночь, когда уходят люди и приходит память о них.
Странная штука – память.
Какое счастье, что память возвращает нам прошлое не для того, чтобы переделать его, а лишь затем, чтобы осмыслить и, поняв, оплакать. Мы в ответе за все, за каждый поступок и за каждое слово. И память предлагает нам обдумать, зачем мы жили, что мы сделали со своей жизнью, было ли у нас назначение и выполнили ли мы его.
- з книги «ВІННИЦЯ:…», том 7
Свидетельство о публикации №223022101050