Судьба БИЧа

­БИЧ - бывший интеллигентный человек, опустившийся, но готовый вновь подняться, если сам того захочет.

Смеркалось. Глубокая осень. Покидая свое тепленькое местечко, меж старыми металлическими гаражами, оборудованное под коморку с мой рост, я думал, повезет ли мне сегодня с провизией. К вашим услугам дважды контуженный, уже не помнивший количества своих многочисленных ранений, но выживший в междоусобные войны, бывший гвардии майор Трилистников Мыкола Львович. Почему именно Мыкола? Так прозвали меня такие же, как я, опустившиеся люди. В какой-то степени други и подруги мои. Вот и иду я сейчас к мусорным бакам одного гипермаркета. Этот путь я прохожу ежедневно, если только не «нагреб» прошлым вечером, достаточно продуктов для меня и моего преданного друга Полкана. Полкан - метис немецкой овчарки. Крупный кобель, длинношерстный, левое ухо висит, правое - стоит. Полкан со мною вот уже шесть лет. Он целиком и полностью принадлежит мне, а я - ему. Можно сказать, что мы - одно целое с моим теплым, пушистым другом.

Так вот, три вечера хожу к гиперу, а тележки с просроченными или поврежденными продуктами, не выкатывают. Остальные нищие, буду так их называть, переключились на магазин в нескольких кварталах отсюда. Для меня это «смерти подобно», ибо мучаюсь с сильной болью в коленях и каждый шаг пронизывает мои ноги, словно штык-ножом. Жизнь моя, в последнее время, заурядная, ничем не примечательная. Вот иду, привязав своего Полкана «дома», а время уже десятый час вечера. Стал поодаль мусорных баков, шагов так на тридцать. Тот, кто вывозит тележки, не любит нас, БИЧей лицезреть и ругается. Рядом примостилась семидесятилетняя Марфа-искусница. Ее так прозвали потому, что она как напьется спиртного, такая у Марфы «фишка»: кусаться начинает. Подойдет и как схватит зубами за плечо. Синячище болючий, со следами металлических зубов БИЧихи. Но на самом деле она бабка спокойная, когда трезвая. Плетет коврики из старых свитеров, порезаных на ленты, опять же пледы, телогрейки. Терпим ее, искусницу нашу, - куда деваться... Сидим с Марфой, глаз не сводим с двери склада. Дверь приоткрылась, выглядывает работник гипера, не выходит еще. Вытянул шею, интересуется на сколько заполнены мусорные баки. Мы с Марфой понимаем: тележка будет не одна. Ковыляю к баку, пока работник скрылся за дверью, пытаюсь упорядочить мусор, освободив больше места. Покидаю территорию, иду к Марфе. Тележку выкатили, она небольшая, свалили кучей продукты. Мы ждем следующую, не спешим. Высыпали вторую тележку, хлопнула дверь склада. Мы со старушкой кинулись к продуктам. Марфа «вкусняшку» выбирает, пивасик в бракованной таре, сосиски. Я же хлебушек, да мяско, фрукты-овощи. «Сумари» у меня вместительные, но я отбираю тухлое мясо. Зачем травить себя и Полкана?! Подбежала уличная свора. Эти собачки согласны и на тухлятину. Кормлю их. Раскрошил две булки хлебушка голубям. Марфа отошла поодаль и уже «причащается»...Радостная такая, словно из Святого Грааля винцо попивает. Ну, повесил я «сумари» на оба плеча и пошел «домой». Выкопан у меня за каморкой погреб. Там у меня солонина, вяленое и консервированное мясо. Овощи в пластиковых ящиках, накрытые ватным одеялом и пленкой. Ну, говорю же - дом! Только в одну малюсенькую комнатку. Полкан поскуливает, просит, чтобы отвязал и покормил. В общем вечер прошел не зря. Разобрал продукты, разложил по местам, кое-что засолил, покормил друга своего, сам пока не ужинал.

Свет фонаря, над гаражами, не позволяет читать. Но у меня есть отличный фонарик, батареек к нему - полный пакет. «Накрываю» себе «стол» и при свете фонаря читаю. Одно из моих любимейших произведений Виктора Гюго «Человек, который смеется». Пол у меня многослойный. Сначала пленка, потом пенопласт, старое ватное одеяло. В сравнении с многими другими БИЧами, у меня хорошие условия. К тому же не употребляю спиртное и не курю. Как-то сам для себя так решил, да и здоровье жаль, последнее гробить. Читаю, трапезничаю, а за мною наблюдает кто-то из темноты. Полкан зарычал и глядит куда-то меж деревьев, около гаражей. Зову: «Выходи, кто там?!» Выходит женщина. Примерно сорока лет. Мне-то уже пятьдесят три. Выглядит плохо. «Мешки» под глазами, лицо в ссадинах, волосы всклокочены, хоть и под косынкою. Пальтьецо на ней засаленое, темно-зеленое. Ботиночки по бокам лопнувшие. Чулки дырявые. И сама она не трезвая:

«Дай, - говорит, поесть!» Ну мне не жалко. Жадным я не был никогда. Накормил, познакомились. Аллой назвалась. Просила «выпить», объяснил, что спиртного не держу. Удивилась. Поблагодарила и ушла.

Ночью, обнимая Полкана, вспоминал я глаза Аллы. Вот сколько прожил - не встречал таких. Тоска в них глубокая, в «озёрах» в этих, затуманеных спиртным. Есть что-то

в этой женщине загадочное, не отталкивающее, а притягательное. Утром, проделал гигиенические процедуры, расчесал свою седую бороду и отправился на поиски вчерашней гостьи. В раздумьях, ковылял, превозмогая боль в коленях, по близлежащим дворам. Не замечал я Аллу раньше в «наших краях». Потом потянуло меня что-то на автобусную остановку. Время утреннее, шести еще нет. Гляжу: лежит моя гостья. Растянулась на лавке, люд, ждущий первый автобус, с опаской и отвращением поглядывают на спящую алкоголичку. Подхожу, тормошу ее: «Алла, вставай, пошли!»

Возмущается, сквозь сон, но поднялась, протерла грязными кулачками глаза. Вперила их в меня, - не может вспомнить, кто я... Рассказал, - вроде вспомнила.

«Что нужно?» - спрашивает.

«Ничего не нужно, пошли», - говорю.

Опять возмущению нет предела. Неужели не понимает - спасти хочу!

Не понимает. Но пошла. Говорит: «Нальешь - жизнь свою прошлую поведаю!»

Ну было у меня в заначке. «Подожди, я - сейчас!» - говорю.

А сам хромаю, боль «адская»! Заметила Алла. Спросила, что с ногами. Рассказал. Ну гостья моя и выкладывает: «Врачом работала полжизни, терапевтом. Сколько денег у тебя? В аптеку надо...» Аптека у нас с семи утра, открылась уже. Объясняю Алле, если потратим на аптеку, на «пойло» не останется. «Потерплю», произнесла и к аптеке, аж бежит, даже на мои колени не взглянула. Возвращается с ампулой и шприцем. Ох, не люблю я эти уколы, как подумаю о них, сжимается все внутри. Но доверился я этой голубоглазой. Иньекцию произвела профессионально, ничего не почувствовал. Минут через двадцать, боль отпускать начала. Даже дышать стало легче! Алла прощупывала мои ноги:

«Если курс не проколоть, скоро ходить не сможешь! К тому же нужен массаж и одна мазь, для втирания. Еще водка желательна, для компресса.»

Покосился на нее, Алла плечами пожала: «Как хочешь! Мне идти пора, по делам!»

Рассказывает:

- Через пять остановок детский дом, в нем сынишка, Митенька. Проведаю и вернусь.

Дал я голубоглазой на проезд, хотя не уверен был, что вернется.

Пошел «домой». Листья с кленов засыпали все кругом, не успевал я их собирать. Сейчас боль в ногах поутихла, взял метлу и мету. Идет Марфа-искусница, «в драбадан». В руках у нее что-то блестящее. Решился подойти, поинтересоваться. Оказалось женский платок, вышитый серебристым люрексом. «Что хочешь за него?» - спрашиваю, хотя ответ знаю заранее. Так и есть, выпить хочет. Пообещал, что на днях расплачусь. Марфа подозрительно взглянула на меня, усмехнулась, отдала платок и ушла. Платок я припрятал «дома». Жду возвращения Аллы. Подул промозглый осенний ветер, спрятался у себя, вместе с Полканом, вход закрыл куском старого баннера. Не пришла. Всю ночь лил дождь. Сыро и холодно. Где же «мой личный» врач, - размышлял я, потирая колени. Наутро дождь утихомирился и тихонько моросил. Листья снова ворохом лежали около гаражей. Позавтракали с Полканом. Выходить не хотелось наружу. Вдруг мой песик зарычал. Незлобно. Я отодвинул баннер. Стояла она. Трезвая и совершенно промокшая. Подготовил Алле свои сухие вещи, для смены мокрых и вышел из «дома», запустив ее.

Женщина безропотно переоделась, собрала мокрые вещи и позвала меня: «Коль, заходи, поместимся!» Алла виновато опустила взгляд вниз, потом перевела его на Полкана. Протянула к нему руку и...погладила. Мой пес даже не рыкнул. Уткнул свой мокрый блестящий нос ей в ладошку, а потом лизнул. Я ревностно посмотрел на Полкана, но промолчал, протянул ей серебристый платок. Она усмехнулась и сунула его в карман. С этого дня моим здоровьем занялась Алла. Она стойко держалась, не требуя алкоголь. Делала мне специальный массаж коленей, с применением мази и компрессов. Вот история ее жизни.

2.

Алла окончила мед.институт и работала в поликлиннике участковым терапевтом. Познакомилась с будущим мужем, начинающим бизнесменом. Родила сына - Митеньку. Когда Митеньке исполнилось три годика, молодая семья ехала на море, на своем внедорожнике. Ребенок капризничал в машине, муж Аллы нервничал и срывался. Его невнимательность привела к ДТП. Внедорожник столкнулся с микроавтобусом. Митенька вылетел из окна авто и упал в придорожную, мягкую грязь, оставшись без повреждений, но заикой. У мужа Аллы случился инфаркт и «неотложка» подъехала слишком поздно. Алла отделалась ушибами и сотрясением мозга. Водитель микроавтобуса - повреждением авто и испугом. В суд подавать не стал, пожалел молодую вдову с ребенком. На Аллу «свалилось» столько всего! Бизнес мужа она продала, Митеньку определила к свекрови, а сама начала увлекаться спиртным. Из поликлинники - уволилась. Жила на мужнины сбережения. Всем твердила, что страдает, что ей очень трудно смириться с потерей близкого человека. Ее завистливая подружка-собутыльница позвонила в «опеку», что мать бросила ребенка свекрови и злоупотребляет спиртными напитками. Сама открыла дверь представителям опеки. Алла была в сильном опьянении и выгнала незваных гостей, нецензурно выражаясь. Кто-то видимо посодействовал скорому лишению материнства Аллы. Митеньку забрали у свекрови-инвалида и оформили в детский дом. Алла осознала произошедшее после принудительного курса лечения алкоголизма. Желая вернуть сына, нашла работу, стала часто видеться с ребенком. Но время от времени снова «уходила в запой». За неуплату коммунальных услуг, переселили Аллу в однокомнатную "в запущенном состоянии" квартирку. Но дуреха сдала ее кому-то за "копеюшки" и вскоре вовсе лишилась жилья. Теперь бродяжничает, к родителям "носа не кажет", стыдится. Они у нее деревенские, из глубинки. Решила, что не поймут ее и не примут. Говорю ж: дуреха!

Нет у нее такого "дома", как у меня. Ночует, где придется...

Митеньку любит своего, "мобильник" ему приобрела как-то, наведывается в детдом. Только гонят Аллу оттуда. Не имеет права видеться. Должна она сначала в порядок себя привести, пойти работать, комнату снять, а уж потом...

Утираю слезы Алле, а сам думаю: как быть.

Ведь могут в семью чужую забрать пацана Аллы и не увидит она его больше. Мои планы на «блошиный» рынок завтра ехать, не взять ли Аллу с собой. Покажу, как и где деньги заработать можно. Без них мы не...поднимемся?! Это я так рассуждаю? Давным-давно не было у меня таких мыслей, ведь все устраивало! Всю ночь проговорили мы с Аллой. Божится, что не выпьет больше, бродяжничество бросит. Спрашиваю: «Ради сына?»

Смутилась: «Ты хороший, хочешь, ради тебя?»

Сначала показалось мне, конечно, обуза это лишняя, ответственность, там...семья. Но глаза эти всюду мерещатся, Аллы глаза, голубые, такие добрые и с надеждой - на меня...Не нужен я был никому столько лет, кроме Полкана. Не помнил я о себе ничего, просто шел с войны, контуженный близким разрывом мины, с осколочными ранениями и амнезией. Форма моя была вся изодрана и в крови. Рядом со мною шел, вернее вел меня домой, мой верный боевой товарищ - южнорусская овчарка Альма. Шли мы два с половиной года. Питались подаяниями. Альма - служебная собака, хорошо выполняла команды. Вот мы и показывали своеобразный цирк. Я не помнил имени своего, кто я такой. Знал только, как зовут мою собаку. Когда мы пришли в родную станицу, где я жил, до контузии, меня опознал батюшка, настоятель Храма Вознесения, отец Александр. Благодаря его усилиям, меня госпитализировали и ко мне, частично, вернулась память. Однако, в результате медикаментозного воздействия, у меня начались проблемы с ногами. Альму мою, насмерть сбил автомобиль главы района. Будучи человеком ответственным, он и подарил мне Полкана, щенком, четырехмесячным. Дома, где я жил, до войны, меня уже никто не ждал. Жена жила с новым мужем, бывшим моим сослуживцем. Получив свои "боевые" и инвалидность, я пустился в путешествие по друзьям-товарищам, со своим новым, лохматым другом Полканом. Россия-матушка огромна, есть куда поехать и пойти, есть на что посмотреть. Так я и оказался в этом городе, в котором встретил Аллу.

Когда я взял на себя ответственность за ее судьбу, то поистине и за ее Митеньку, тоже. Ибо мать и дитя не отделимы. Я еще не успел почувствовать себя отцом, детей не получалось с бывшею женою, и в глубине души мечтал в сынишке Аллы найти для себя, если не сына, то маленького друга, которому могу пригодиться в жизни. Вскоре я научил Аллу, копаясь в мусорных баках, выбирать нужные, для продажи или нашего быта, вещи. Научил торговать на "блошином" рынке. Сняли мы с ней комнату в общежитии. Полкана - с собою, член семьи, все-таки! Очень редко, но моя голубоглазая выпивала. Трудности ей казались во всем. Оформляясь консьержкой, в том же общежитии, в котором мы поселились, она стала предлагать услуги медсестры здешним жильцам. Зачастую, за курс иньекций Алле платили коньяком с конфетами. Соблазнялась. Прихожу - "лыка не вяжет". Беру свою алкоголичку на руки, несу под холодный душ, приговаривая: «Митенька! Сын твой в детдоме, а ты - пьешь-развлекаешься! Не любишь его больше? Тогда и я зачем тебе!?» Алла кричит, пытается вырваться из рук моих, солдатских, мускулистых рук. Не вырваться ей. Из моих обьятий. Полюбил я ее, «проблему» эту голубоглазую. Однажды вместе поехали мы в детдом. Под руку взяла меня Алла, «причипурилась» такая, волосы красиво уложила, губки - бантиком. Взгляд гордый, довольный: я-то рядом! Митенька ждет, в окошке третьего этажа машет нам. Волосенки русые, худенький такой мальчонка. Вышла воспитатель. Смотрит на нас с Аллой строго и внимательно. Я поздоровался, представился: из «бывших», ветеран, инвалид, люблю Аллу, семью хочу воссоединить. Выслушала она, тоже представилась. Адекватная, приятная женщина. Сказала, покосившись на Аллу, если правда «за голову взялась» - посодействует в вовращении статуса и ребенка.

Алла рассказала воспитательнице, мол работает официально, снимаем комнату в общежитии, в планах однокомнатную в ипотеку брать. Удивилась эта приятная женщина, дала список документов каких принести следует, рассказала пороги какие оббивать». В общем, вошла «в наше положение». И еще похвалила меня: «Я точно знаю, Ваша заслуга, что Алла изменилась!» Ну я пожал плечами, скромности мне не занимать. Алла, при воспитательнице прямо и поцеловала меня в губы-то. Митенька радостный пришел, ручонку мне свою протянул. Познакомились мы. Душа у меня потеплела вся. Слезы навернулись, пришлось голову склонить, чтобы не увидал никто. Алла целует сына, игрушку-машинку прикупила на «блошином», хорошую, металлическую, экскаватор. Митенька аж «засветился» весь от радости. «Эх, - думаю, вот бы таким счастливым, как сейчас, да на всю оставшуюся жизнь! Неужели не заслужил я...мы» Дома Алла прямо «летала», ужин сготовила вкусный, сама вся румяная, свежая. Ухватил я ее крепко за талию и прижал к себе: «Давай всегда так, а?!» Снова моя голубоглазая целует меня. На столе спиртного нет, чай горячий с лимоном. Вот и стали мы радоваться каждому дню нашему. Документы собирали Митеньку забрать. Вот только...я «подкачал». Осколки-то мои из ран не все, видать, вынули или еще что...Да только воспалились у меня сильно лимфоузлы. Пошла инфекция, нога одна усыхать стала. Еле хожу. Алла мучится со мною: уколы, массажи, мази - не помогает ничего.

3.

Умер я. Гляжу сверху: Алла плачет, деньги собирает на мои похороны. Переживаю, вдруг снова «сорвется» и запьет. Нет. В сторону спиртного не смотрит. На рынке, где мы приторговывали, помогли ей, деньги собрали, похоронили, помянули, как следует. Через три дня «слез» поехала Алла к Митеньке. А я все вижу сверху-то, откуда-то. Сам пока не пойму ничего. Приехала в детдом, не знает, как сказать мальчонке, что нет меня больше. Я ему на ушко и шепчу: «Привет, сынок, маму береги, уехал я надолго, но голос мой ты слышать будешь, не знаю, почему. Ты скажи мамке, пусть не грустит, а продолжает документы готовить, чтобы тебя вернуть. Митенька серьезный стал такой, услышал меня малыш. Спрашивает: «Дядь Коль, ты где?! Ты что, умер?» Не стал я обманывать сообразительного мальца, - «Умер», - говорю. Митенька прослезился, потом спохватился и к мамке. Все передал ей, что я сказал. Удивилась Алла: «Хорошо, так и будет!»

Сам я тоже смекнул: «Что-то не то со мною. Не взял меня Господь Бог и бесы не взяли. Видимо забыли или нужен я здесь еще, с голосом моим...

Себя я не вижу. Мыслю, рассуждаю, передвигаюсь по воздуху днем и ночью. Заметил только: не дышу, словно сам я воздух...дух.

Примечательно, что общаться могу только с Митенькой. Он позовет и я уже рядом. Общаемся, советуемся, словно отец и сын. Вот как оно на белом свете бывает. Алла на две работы устроилась, ипотеку выплачивает, трудится. Я из ее головы не выхожу, полгода прошли уже. Думаю: пора бы такой хорошей женщине мужчину достойного повстречать. Тут зима, снег, мороз. Идет моя милая, с работы, ночь на улице. А у нее слезы катятся по щекам. Щеки замерзли, блестят льдинки на них. Тут навстречу мужик бежит в дубленке хорошей, «Помогите», - кричит. Моя окликнула его, спросила, что случилось. Лицо его от ужаса исказилось: «Дочь машина сбила, "скорой" долго нет, а она - не дышит»... Алла бегом туда, врач же!

Гляжу: "искусственное дыхание" девчонке, лет четырнадцати, делает. Платок шерстяной на голове сбился, пальто нараспашку, колени прямо на земле обледеневшей. А мужчина в дубленке, с надеждой, не сводит с Аллы глаз своих. Вдруг вижу: девчушка эта, которая лежит, прозрачная около меня, в воздухе. "Ты чего не возвращаешься к отцу?" - говорю ей. Она мне: "Как это?" Ну я-то не знаю, говорю: "Ты вернись в тело свое и все..." Хорошая девчушка, послушная, коснулась себя, лежащей и протиснулась в тело свое. Тут же глаза открыла. Алла вздохнула от усталости и радости. Мужчина в дубленке бросился обнимать дочь и Аллу...мою. Девчушка глядит в небо, словно ищет кого там. Но не сказала никому ничего.

Ушибы девчушки моя Алла лечила. Познакомились мужчина тот и Алла. Понравились друг дружке. Мужчина вдовцом оказался. Дочь семь лет, как без мамки. Льнула к моей Алле. Приняла ее и Алла всем сердцем. Живут теперь в большом загородном доме счастливые все: Митенька с "новоиспеченой" сестренкою, Алла и мужчина тот, а Полкан мой полноправный член семьи. Я ж его воспитывал. Он у меня детишек обожает. а они - его. И только Митенька за советом ко мне зачастую обращается. А я - тут, как тут: Ангел-хранитель я его. Никому в обиду не дам. И еще заикаться он перестал совсем, когда после смерти заговорил с ним. Вот такая моя судьба. А вы говорите: "БИЧи...БОМЖи"...все мы - люди.