На пороге миллениума

-- Ты откель чистоплюй вылупился!?
Долговязая фигура в брезентовом плаще застыла у порога в барак.
-- Вечер добрый, -- промямлил гость, -- я э-э...
-- В мешке, что притаранил!? -- оборвал старик.
Красные блики костра затаились зловещей тенью в глубоких морщинах испитого лица.
-- Презент к знакомству…, -- замялся гость, -- для реферата статистику ищу: Социальный конфликт на пороге миллениума. 
-- Во как затараторил! – старик сдвинул засаленную ушанку на затылок и поскрёб седой чуб.
-- Ты мне цитатами не сыпь, слышь!? Сельские мы, из Тихомировки, в университетах поди неученые.
Он помешал деревянной ложкой в казане и подбросил сухой валежник в тлеющие головешки. Пламя рвануло вверх, радостно заплясав под треногой с казаном,
-- Ежели с миром, то садись мил-человек, -- хозяин барака глянул на фанерный ящик подле костра. -- Лавра случаем нет? – кивнул он на хозяйственную сумку.
-- Лист?.. Лавровый?  – повеселевшим голосом откликнулся гость, -- уж извините, не подумал, я для знакомства лишь водки взял…,«Свора»…, здесь на отшибе в «Пятёрочке».
-- Хе! – крякнул старик, -- эт по-нашему, по рабоче-крестьянски! – боясь обжечься, он хлебнул варево из грубой деревянной ложки. -- Ты меня Кузьмичём кличь, слышь?
В голосе старика зазвучали дружелюбные нотки, которые тут же сменились на вопросительно-осуждающие:
-- Один пузырь?.. да эн-только на Митрича и хватит. Разгонит он твою свору почём зря!
-- Ну что вы, -- поздний гость зазвенел бутылками, вынимая из полотняной сумки две тары с волком на этикетке:
-- Литр каждая, -- присовокупил он к «презенту» круг ливерной колбасы.
Старик взял бутылку и прищурив глаз водил носом по ярлыку где мохнатый зверь в заснеженных сопках скалил зубы на серебряный диск луны.
-- Волк?.. Хе! Что надо… «Ну погоди!»
Он отвинтил алюминиевую пробку и поднёс горлышко к носу, с шумом втягивая воздух.
-- Хорош зверюга!
Кузьмич хлебнул из бутылки, поморщился, и после глотка "на десерт", завинтил алюминиевую крышку. Зачерпнув ложкой из чёрного от сажи казана, он глубокомысленно выцедил варево и кинул горсть соли из жестяной банки.
-- Братве молчок! – предупредил он, -- не то крысою не дай бог нарекут, а у нас с этим строго.
Шумно вдохнув морозный стылый воздух Кузьмич привстал, вглядываясь в сгущающиеся сумерки. Пробормотав невнятную дребедень, где упоминалась братва, крыса, и «Свора», старик опустился на широкую скамью и занялся казаном на треноге. 
-- Ты мил-человек с нами посиди, ушицы отведай, а с твоей социалкой Платоша разберётся…, вот-вот обернутся должён. Ежели не забыл то и перец-лавр притаранит. А-а?..
Он поднёс к слезящимся глазам допотопную «Ракету» на запястье:
-- Нюрка-зазноба с Митричем запаздывают, -- пробормотал он.
-- Кто?
-- Митричь-то? -- старик вновь зачерпнул обугленной деревянной ложкой из казана, --  дык хахаль ёйный, -- пояснил он. -- А Платоша, того, из учёных будет, -- с уважением усмехнулся старик. -- Про твой социал всё как на духу выложит.
Внутри барака что-то громыхнуло и зазвенело…
-- Кирюха, вставай паршивец! -- крикнул старик в темноту барака, -- уха на сегодня знатная. Хоть на свадьбу хоть на поминки, вот-вот поспеет.
Он снял казан с треноги и поставил подле костра боком, чтобы не остыл к приходу «братии».
-- Как моя старуха преставилась, -- продолжил он свою «исповедь», -- а Полкаша апосля яё в аккурат на пост околел, в Тихомировке окромя меня никого и не осталось, -- скорбно хмыкнул Кузьмич. -- Вот и прибился к люду…, чем господь-бог даёт промышляем.

Старик внезапно умолк, будто прислушиваясь к стрельнувшему валежнику под закопчённой треногой. Он судорожно вздохнул подставив изрезанное морщинами лицо стылому ветру, и повалив треногу ткнулся носом в промёрзшую землю едва не угодив в костёр.
Поздний гость на мгновение замер, но в следующий миг взвился на ноги:
-- Эй в бараке! Кузьмичу плохо!
-- Оклёмается, не впервой, -- донесся заспанный голос из пахнущей лежалым картоном затхлой темноты.
Мордастый увалень выглянул из барака. Отодвинув нейлоновый полог, свисающий с крыши, Кирюха помог перевернуть старика на спину. Приставив пальцы к морщинистой шее, увалень многозначительно глянул на затянутое дымкой иссиня-звёздное небо и неуклюже перекрестился:
-- Отошёл Кузьмич, царство ему… Просил около Матрёны, в Тихомировке упокоить. Да на какие шиши!?.. кто ж его в Тихомировку без денег возьмёт? Здесь же около мусорной свалки и зароем… и-эх не повезло старику! -- замотал он кудлатой головой.
Насупив густые брови, парубок окинул изучающим взглядом позднего гостя:
-- Из новеньких будешь?
-- Да нет, -- фигура в брезентовом плаще отодвинулась подальше от покойника, -- материал собираю: Социальный конфликт на пороге миллениума.
-- Социал, это звучит гордо! -- повеселел собеседник, -- деньги-то когда раздавать будут?

Из темноты показалась женская фигура, замотанная в шерстяной платок, за которой утиным шагом ковылял немолодой колченогий Митрич.