Моя картошка 1980 года

 Моя студенческая эпопея на картошке – это отдельная песня, достойная отдельного же исполнения.

     Началось всё, впрочем, как обычно – было начало учебного года, и 5-й курс Физфака МГУ в полном составе (за исключением больных) отбыл в совхоз «Красновидово» убирать урожай, в то время как местные весьма трудолюбивые пейзане готовились предаваться общению со своими стеклянными друзьями, короче говоря, пить, не просыхая... Но Родина, как всегда,  хотела кушать и нуждалась в провианте, поэтому кто-то должен был принять трудовую вахту и огонь на себя…

   Итак, располагались мы в домиках Университетского пионерлагеря «Красновидово» и занимались уборкой урожая, вместо своих прямых обязанностей получать знания и крепить отечественную науку. Осень выдалась неплохая, в смысле, не очень дождливая, и свои болотные сапоги я весьма легкомысленно оставил дома. Но настал момент, когда они мне понадобились.

   Ехать за ними в Москву было известной головной болью – отпрашиваться, получать разрешение, словом, доказывать, что ты не верблюд, а весьма достойное и трудолюбивое животное, всего лишь не желающее месить глину мокрыми холодными  лапами...

   Но тут ко мне в гости собралась моя знакомая – проведать и посмотреть, чем же наши «сельхозпроцедуры» отличаются от их «сельхозупражнений». И я попросил её захватить мои сапоги. Встреча наша «на далёком меридиане» успешно состоялась после трудового дня, мы поболтали, и наступил вечер.
 
   Надо сказать, что в нашем пионерлагере «ворота в муравейник» запирались в 10 часов вечера, было уже без десяти десять, а автобус до станции – в 22-10. Я проводил подругу до остановки и, чтобы не бросать её одну на лесной дороге, остался дожидаться вместе с ней автобуса.

   Автобус не очень торопился, и мы двинулись пешком по направлению к следующей остановке, находившейся метрах в 800-х от нашей. Идём себе, болтаем – погода чудесная – ночь, звёзды, луна, лес по обе стороны дороги, а автобуса всё  нет, как нет….
   
   Я уже начал  прикидывать, как ей добираться до станции, как сзади послышался шум мотора. Газик. Очень резвый…. Затормозить-то затормозил, но пролетел метров на десять вперед. Я заметил на распахнувшейся дверке университетскую эмблему ССО…

   И тут из неё выгребся персонаж. С трудом держась на ногах и опираясь на дверку, он командирским басом пьяно рыкнул: «Кто такие?– Почему не на территории?» Я был одет в геологическую штормовку, такие же брюки и, к тому же, в болотных сапогах.
 
   В общем, не вполне подпадал под определение «студента Физфака на картошке», потому и задал вполне логичный вопрос: «А Вы кто, собственно говоря?» Пока я спрашивал, с места водителя выгреблась вторая персона в таком же состоянии сильного подпития, а «персонаж №1» хмуро прорычал: «Начальство надо знать в лицо!- Я – комиссар объединённого отряда, а это – командир! – Почему не на территории?»

   На что я опять же логично, на свой взгляд, ответил: «Девушку провожаю». И попытался свести всё к шутке, рассказав про луну, небо и звёзды над головой.

   Однако, это простое объяснение вызвало со стороны «комиссара» бурю совершенно непотребных выражений, из которых следовало, что он уже вступал в интимные отношения с моими близкими родственниками и что меня ждёт очень нехорошее будущее.

   Оправдываться я не стал, только скромно заметил, что пьянство за рулём никого ещё до добра не доводило, несмотря на должности. Одеты они были в «стройотрядовки» с нашивками Экономического факультета МГУ, так что их объяснение вполне могло соответствовать действительности.

   Однако моя скромность и вполне обоснованное беспокойство за жизни столь ценных для Родины и экономической науки персон только подлили масла в огонь.

   Словно рык пещерного медведя разорвал благолепную тишину осенней ночи, настолько ответная речь была труднопереводимой на общедоступный язык. Вкратце, суть её сводилась к тому, что в сельхозотряде Физфака мне уже не работать, да и комсомол мне скажет: «Прощай, друг!» досрочно. А следом за ним и Университет...

   Времена те сильно отличались от нынешних, беспутных, и нарисованная мне перспектива выглядела вполне реальной. Терять мне, собственно говоря, было уже нечего, и я с высоты своего роста (а они были на полторы головы ниже) объяснил «персонам»:

  - что выражаться подобным образом в присутствии дам недостойно «истинных джентльменов»,

  - что персоны, всё же позволяющие себе такие выражения, уж никак не могут иметь отношение ни к «истинным джентльменам», ни, что характерно, к «цитадели отечественной науки и культуры»,

  - а это, в свою очередь, означает, что передо мной - обычные самозванцы, угнавшие университетский газик и промышляющие разбоем на ночных дорогах…

   …Я даже не успел договорить и довести свою мысль до логического завершения, как услышал сплошной поток междометий, не требующих перевода,  и кожей почувствовал острое желание собеседника перевести разговор в чисто физическую плоскость общения.…  Коему помешало, видимо, присутствие моей знакомой.

   Однако тут вмешался «командир» – он втянул продолжавшую изрыгать проклятия «персону» в газик со словами: «Мы с ним завтра разберёмся!» – после чего газик умчался во тьму, как ночной кошмар.

   «Что это было?» – спросила меня приятельница, –  «Так, привидение лесное»,– ответил я,- «Они тут встречаются еще иногда…».  И мы продолжили беседу и наш путь.

   А тут, кстати, появился, наконец, и долгожданный автобус. Мы попрощались, и я двинулся обратно к знакомой дыре в заборе, чтобы попасть в лагерь без дополнительных приключений…

   Утром перед началом работы у нас всегда бывала общая линейка. Была она и на этот раз.  И, идя на построение, я увидел газик, показавшийся мне странно знакомым…

   Когда все построились, появился начальник нашего курса, бывший и командиром нашего отряда, а с ним две уже знакомые мне «персоны», изрядно помятые, и твёрдо с недосыпа и перепоя. И тогда я понял, что накануне недооценил приметность своей личности.

   «Вот он! – прошипел, указывая на меня рукой именовавший себя «комиссаром», – «Таким не место в Университете!»– поддержал его второй. «Ничего, разберёмся!»-  добрым голосом участкового молвил начальник нашего курса. И пошел провожать «персон».

   Вернувшись, он отозвал меня в сторону и, не спрашивая ни о чём, вместо выхода в поле велел писать объяснительную записку. Это было очень нехорошим признаком, а учитывая наши непростые (в силу ряда причин) отношения, и вовсе зловещим...

   Но у меня было время подумать и собраться с мыслями, поэтому к вечеру объяснительная была готова. Я не стал в ней оправдываться, и изложил всё, как оно было – мне не пришлось ничего придумывать, достаточным оказалось изложить «событие» в красках, не забыв про дивный вечер, луну и звёзды. Я только заменил междометия, прозвучавшие накануне вечером, многоточиями. Но их было много….

   А заключил я своё объяснение словами, что могу подтвердить всё вышеописанное «независимыми свидетельскими показаниями», однако, особенно мне прискорбно, что автотранспорт, находящийся на балансе Университета, ночью может взять кто угодно и с какими угодно целями….

   Потом поставил дату и размашисто расписался.

   Вечером после ужина я понёс результат своих трудов начальнику курса, который, не дочитав и первой страницы, удивлённо поднял на меня глаза и спросил: «И ты готов это подписать?!» – «Я уже подписал – там, дальше на обороте!» – ответил я – «Вот моя подпись!»  «М-да-а…» только и произнёс он.

   На следующее утро перед линейкой вновь появился знакомый газик – жаждавшие крови и ожидаемого  триумфа «персоны» прибыли получить своё. И они своё получили. Но совсем не так, как того ожидали…

   На линейке в этот день я их так уже и не увидел, как впрочем, и начальника курса. Я только видел как «персоны» шли к своему газику. Весьма, надо сказать, понурые. Мне не удалось отказать себе в маленьком удовольствии: помахать им рукой на прощание  – ответные взгляды их говорили о многом. Но это были только взгляды…

   Мер никаких ко мне принято не было – я не получил даже взыскания за прогулку под луной в неурочное время, поскольку написанную мной объяснительную нельзя было показывать нигде и никому, чтобы не стать крайним на разборке….

   Что, видимо, и донёс мой начальник курса до жаждавших крови «персон». И потому моя прогулка по лесной дороге не могла стать предметом никаких разбирательств.

   А нет проступка, нет и наказания! Так всё и закончилось – тихо и благопристойно, за свой ударный труд на полях Родины я даже получил благодарность Университета…