Случай
Привычка к лапидарности письма ограничила протяженность перехода к основной части повествования, она же, надеюсь, оправдает меня за очевидную скудость выразительных средств и деталей, предосудительную для литератора, но отнюдь не обязательную для постороннего. Так как обстоятельства места показались мне несущественными, а определенность в рассказе о действительном ожидаема, укажу, что случилась она утром 23-го июня. Вставать следовало рано, около пяти. Требовалось успеть прогуляться с Эшли вблизи дома, что и было осуществлено без каких-либо происшествий. Одно уточнение - Эшли Пеппер из Надеждинска — молодой шпиц, потешно сочетающий в себе хитрую рыжую морду лисички, беличьи уши и лапы кролика. Однако, речь не о нем.
Утро выдалось хмурым. Ночная гроза отгрохотала. Еще недавно, такой яростный в своем стремлении, дождь напоминал о себе влажной свежестью и многочисленными лужами разнообразной величины и очертаний. Местами в беспорядке лежали крупные ветви, разлученные ветром со своими стволами. Их вывороченный слом напоминал ножку гриба, размятую нерадивым грибником. Настроение соответствовало недельному расписанию, отмеченному в календаре средой. Каким образом все эти обстоятельства были связаны со Случаем неведомо, но по пути на работу, в мелкой придорожной луже, я заметил высохший, наполовину свернувшийся листок. Его цвет, размер, а главное – мелкое дрожание на поверхностной ряби воды – в какой-то миг сказочно преобразили восприятие. Жухлая пожелть представилась золотой рыбкой, наподобие виденным прежде в путешествиях по Китаю. Там они резвились под открытым небом, в прудах, обрамленных кустами диковинных растений.
Стремительность впечатления одурачила критику — цепного пса горделивого рассудка. Сердце дрогнуло от неуместности видения на сером городском асфальте. А может, дело в другом - сказались детские воспоминания – пузатый аквариум, трепет выпавшей на пол красавицы в золотой чешуе, ее спасение? Мимолетное переживание, неосознанный импульс в наклоне вперед, устремленном за движением души. Последующее узнавание и обмирщение взгляда, невольное смущение где-то в груди. Считанные доли секунды. Оставшийся до работы путь ушел в строчки, упрямо повторяемые до самого кабинета:
Златою рыбкой лист сухой
Дрожал в придорожной луже
Тревога узнавания
Записанные, они вновь заставили удивиться, второй раз за одно утро. На ум пришли образы старых японских мастеров и чудное для русской речи слово «хокку». Понимание озарило совершенно неожиданно, на уровне живота, точнее - его солнечного сплетения, затмив блеклые разводы прежних глубокомысленных суждений о восточной поэзии - здесь нет знаков препинания.
Позже, возвращаясь домой, я попытался определить место происшествия, но солнце уже иссушило остатки луж, безвозвратно исчез лист-рыбка. Остался лишь след, невыразимый след в ненадежной памяти поэта, поэта одного стиха.
Свидетельство о публикации №223022101660