А. Ивановский. Фёдор Прянишников и его галерея

ФЕДОР ИВАНОВИЧ ПРЯНИШНИКОВ
И ЕГО КАРТИННАЯ РУССКАЯ ГАЛЕРЕЯ
(СПб.: В Типографии Ф.С. Сущинского. 1870).


Ее Высокопревосходительству,
Милостивой Государыне,
ВЕРЕ АЛЕКСАНДРОВНЕ ПРЯНИШНИКОВОЙ
Усерднейше посвящает автор.


Ваше Высокопревосходительство,
Милостивая Государыня
ВЕРА АЛЕКСАНДРОВНА!


В доказательство глубокого уважения к заслугам Вашего супруга Федора Ивановича, как русского мецената искусств и покровителя просвещения, и в знак искренней признательности Вашей Особе, за избрание меня посредником, для передачи большой и драгоценной библиотеки на общественную пользу в разные ученые учреждения, я позволяю себе посвятить Вашему имени краткий биографический очерк самого собирателя. К очерку приложено описание картинной галереи, составлявшей, в продолжении двадцати пяти лет, самый любимый предмет неутомимой заботливости этого патриота-любителя о возможной ее полноте.
В описании этом находятся для любителей русской кисти не лишенные интереса сведения специалистов о тех произведениях русских живописцев, которые украшают первое русское художественное собрание.
Затем к описанию присоединены мною составленные биографические заметки и о самих художниках, с указанием, где находятся и другие их произведения, вошедшие в состав государственных музеев и художественных собраний других частных лиц.
В таком виде явившаяся в печати настоящая брошюра может некоторым образом, хотя отчасти, служить путеводителем для обозревающих Московский Румянцевский Публичный Музей, куда, как Всемилостивейший дар, поступила картинная галерея Вашего супруга.
В память основателя русской галереи изданный и Вашим именем украшенный мой посильный труд удостойте, Милостивая Государыня, благосклонно почтить вниманием и примите уверение в отличном к Вам почтении и совершенной преданности, с коими имею честь быть
Вашего Высокопревосходительства
покорнейшим слугою
А. Ивановский
С.-Петербург.
31 Марта 1870 года.

ФЕДОР ИВАНОВИЧ ПРЯНИШНИКОВ
БИОГРАФИЧЕСКИЙ ОЧЕРК


 
Род Прянишниковых мало известен в русской геральдике, и мы даже не знаем, какие посты занимали прадеды и прапрадеды Федора Ивановича; хотя бы эти сведения и могли бы отыскаться, но они нисколько не увеличили бы личных его достоинств. При всем том, считаем не лишним упомянуть, что дед его Даниил Юрьевич Прянишников служил в придворной конюшенной конторе и только, по преклонности лет, уволен от службы в 1764 году, с чином коллежского советника. Из этого очевидно, что род Прянишниковых отличался высокоуважаемым сознанием долга служения отечеству до возможных пределов физических сил. Эта гражданская добродетель была как бы преемственною, ибо и два сына Даниила: Василий и Иван Даниловичи шли по тому же самому пути, который был указан им отцом их.
Первый из них - Василий Данилович служил по горной части обер-бергауптманом и скончался на службе в Перми в 1837 году; второй - Иван Данилович был председателем Пермской гражданской палаты.
О нем, как отце Федора Ивановича, позволяем себе сказать подробнее, именно с тою целию, дабы нам показалась яснее та истина, что наклонности родителей всего чаще отражаются на детях. Не могла не остаться в воспоминаниях сына любовь к наукам отца, ибо Иван Данилович, находясь в отставке, оставил после себя значительную библиотеку. Весь свой досуг посвящал он изучению отечественной истории и, не ограничиваясь одним чтением, он делал своеручно выписки из читанных им книг.
К сожалению, у нас в России не всегда сохраняются подобные следы кабинетной трудолюбивой жизни наших предков. Близкие потомки мало ими дорожат, а между тем для отдаленного потомства, какой богатый материал составляют подобные выписки, заметки, наблюдения, обыкновенно записываемые на полях месяцесловов. Не здесь место указывать на важность этого исторического материала; не здесь также время заявлять сожаление о том, что подобные источники о преданиях старины зачастую пропадают в хламе старых бумаг, мало к несчастию ценимых беспечными сынками. Не относимся с упреком, по этому предмету, к Федору Ивановичу, доказавшему своею жизнью, сколько было ему дорого все отечественное, но заявляем единственно в предостережение молодому поколению, если оно будет иметь в руках эту заметку. Во имя науки следует передавать эти драгоценные остатки на хранение в общественные библиотеки, где они могут быть с пользою употреблены в дело, при изучении известной эпохи и даже могут быть со временем изданы и, посредством печати, сделаться доступными всему ученому миру.
Возвращаясь к личности Ивана Даниловича, по обязанности собирателя материалов для биографии Федора Ивановича, мы не можем умолчать об одном обстоятельстве, весьма рекомендующем отца его.
В молодости своей он успел обратить на себя внимание графа Федора Григорьевича Орлова. Одно только наименование фамилии достаточно уже говорит, что внимание приближенного к Монархине государственного сановника, могло наперед предрешать будущую его карьеру, ибо кому неизвестно, что иногда от одного ласкового взгляда всесильных при Дворе упрочивалась невидимым образом судьба молодого человека, так иногда достаточно было даже мимолетного неудовольствия вельможи - дабы быть обречену на совершенное забвение.
В семейных бумагах Прянишниковского архива сохранилась копия с письма графа Ф.Г. Орлова к Императрице Екатерине II. Письмо это заключает в себе отзыв о Прянишникове - отце и по одному этому оно не может быть для нас не интересным.
Вот что, между прочим, мы в нем читаем:
«В долговременной разлуке встретясь с моим воспитанником (И.Д. Прянишниковым), я нашел в нем образ мыслей и чувств Вам, барыня моя, любезный. Употреби его в дело. После скажешь другу Вашему Федору Орлову спасибо. Пожалуй матушка руку поцеловать (1794 года)».
Не входя в дальнейшие подробности, которые могли бы отвлечь нас от прямой задачи, ограничимся только сообщением сведения, что Иван Данилович в чине действ. стат. советника, по тогдашнему времени очень крупном, выйдя в отставку, оставил должность председателя судебной палаты в Перми. Последние годы жизни провел он в подмосковном имении своем Подольского уезда сельце Владимирове, наслаждаясь чтением произведений отечественных и иностранных писателей.
На долю Федора Ивановича, хотя и самого меньшего в семье, пришлось быть ее опорою, и Бог наградил его за доброе сердце к родным и любовь к ближним, ибо соделал имя его известным и благословил его в награду монаршими милостями за верное служение Отечеству и науке.
Служебное поприще Федора Ивановича не отличалось быстрыми переходами, повышениями чинами, не по уставу, или получением наград «не в пример другим». Он шаг за шагом, при постоянном труде, постепенно поднимался по иерархической лестнице и, наконец, с высокими званием члена Государственного Совета и чином действительного тайного советника, достиг министерского портфеля. Не можем здесь не прибавить, что отношения его по службе к двум бывшим его главным начальникам: князю Александру Николаевичу Голицыну и графу Владимиру Федоровичу Адлербергу, были пропитаны душевною преданностью и не были только служебно-официальные. В сохранившихся письмах этих государственных сановников видно, насколько они уважали и любили Федора Ивановича, ценя в нем и хорошего исполнителя и прекрасного человека по душевным качествам.
По словам близких и сослуживцев, и сам Федор Иванович часто заявлял о том, сколько он был счастлив, пользуясь особенным уважением этих высоких лиц, к которым чувствовал глубокую и сердечную признательность.
Рассмотрим ближе ход его службы.
Из Московского университета Федор Иванович поступил на службу в канцелярию государственного казначея в 1804 году - канцеляристом и в этом же году получил чин - сенатского регистратора. Но не в канцелярии этой, ни в экспедиции для ревизии счетов ему было суждено оставаться, ибо, прослужив в них семь лет, он переведен был на службу в министерство финансов. И здесь также не могла упрочиться его служебная карьера, хотя он и состоял в нем восемь лет. Таким образом, в продолжение пятнадцати лет будущий государственный сановник боролся с окружавшею его посредственностью, и кто знает, не упал ли бы он духом, если бы счастливый случай не выдвинул его на другое поприще. По Высочайшему повелению Федор Иванович был определен в Министерство народного просвещения для особых поручений. Тогда только при покровительстве нового начальства, умевшего отличить способности его, он более был оценен и удостоился получить всемилостивейший подарок и первую награду - орден св. Анны 3-й степени. Но все-таки не Министерство народного просвещения послужило ступенью к дальнейшему его возвышению, ибо он в 1824 г. был назначен в особую канцелярию при главноначальствующем над почтовым департаментом.
Не будем следить за рядом наград и милостей, отличавших его новую деятельность, но с удовольствием отметим здесь важное поручение, которое на него, как уже доверенное лицо, было возложено. Когда вступил на престол, блаженной памяти, Император Николай I, любивший во всем порядок и отчетливость, то не мог не обратить особенного внимания на почтовую часть, которою заведывал тогда князь А.Н. Голицын. Государь поручил ему командировать в Англию способного чиновника для близкого ознакомления с тамошними почтовыми порядками. Выбор князя остановился на Федоре Ивановиче, как получившем университетское образование и знающем английский язык, а усердно-полезною службою своею в почтовом ведомстве и к тому же даровитостию, обратившем уже на себя внимание начальства.
Вследствие чего в 1827 г., по Высочайшему повелению, он был командирован в Англию для собрания подробных сведений о порядке почтового делопроизводства и общего устройства тамошней почтовой части. Представленные им, по возвращении, соображения по сему предмету были рассмотрены в Комитете о преобразовании почтовой части. Федор Иванович так хорошо исполнил возложенное на него поручение, что Государь Император, рассмотревши его труды, соизволил сказать князю Голицыну: «Этого человека не упускай из виду». Орден Владимира 3-й степени и чин статского советника были наградою за исполнение данного ему поручения. Для доставления ему возможности ближе и непосредственно убедиться на практике, насколько новые задуманные преобразования могут принести существенную пользу, он сам назначен был помощником С.-Петербургского почт-директора, а в 1831 г. повышен в чин действительного статского советника, с назначением его почт-директором, за успешное же осуществление новых реформ награжден орденами св. Станислава и Анны 1-й степени.
Несмотря на желание многих заслуженных лиц получить должность почт-директора, Император Николай, зная, какую пользу оказал Федор Иванович почтовому делу, по собственному Своему благоусмотрению, Всемилостивейше повелеть соизволил - назначить его сперва Почт-директором, а, в непродолжительном времени, и Директором Почтового Департамента. Осчастливленный Всемилостивейшим благоволением и доверенностию главного своего начальника, он весь предался почтовому делу.
Все, что было им сделано, носило на себе характер разумной и исследованной им во всех подробностях почтовой администрации, но именно только со времени назначения его директором Департамента, можно сказать, началась общеполезная его служба, столь благодетельно отразившаяся и на всю Россию.
К сожалению, по сие время нам не случалось еще читать подробного изложения этих его заслуг. Не нам, конечно, придется выяснять всю огромную пользу от его почтовой деятельности для русского общества. Подобный труд может быть совершен только сотрудниками сановника администратора, которым могут быть ближе известны такие данные, о которых ничего не скажут и архивные документы. Жаль, что время уносит с собою воспоминания, и чем далее отодвигается этот труд, тем более представится впоследствии препятствий для точной и подробной оценки заслуг его.
Мы не будем здесь рассматривать почтового дела, этот труд выше наших сил.
Нет сомнения, и действительно доходили до многих отзывы: трудно по России путешествовать, письма идут медленно; приводят в пример, как упрек, Англию и Пруссию и пр.; но можно ли сравнивать эти страны с Россиею? Вспомним необъятные размеры нашего Отечества, вспомним, какое огромное пространство чернозема, на котором во время дождей колеса экипажей облекаются тяжеловесною, черною, липкою массою и превращаются как бы в жернова; вспомним, как мало у нас шоссейных дорог, - да к тому же многие из тех, которые мы имеем, не способствуют передвижению, но напротив затрудняют оное .
Но вдруг наступает зима, дорога делается отличною, по крайней мере, в северной и средней России, но спрашивается, надолго ли? Падают огромные снега, подымаются вьюги, мятели, прорезываются колеи, выбиваются ухабы, образуются зажоры. Каково тут несчастным почтовым лошадям! А станции? Есть в тридцать и более верст, поневоле письменная корреспонденция замедляется. Обратим также внимание на изумительно малое жалованье почтовых чиновников, и притом большая часть их обременена огромною работою. Сколько сотен миллионов в год пересылаются у нас по почте из одного конца России в другой, и как редки у нас пропажи и исчезновение сумм. Этому просто надобно дивиться. В чужих краях деньги из одной местности в другую не перевозятся по почте, но переводятся банками; но слава Богу и у нас число банков, теперь умножается и притом скоро. Этим облегчаются работы почтовой администрации, в недавнее время жалованье почтовым чиновникам увеличено. Железные дороги, телеграфные сети раскинулись по России в огромных размерах. Кому нужна скорость в доставлении известий, тот может теперь обращаться к телеграфам.
Да простит нам благосклонной читатель это отступление. Говоря о деятеле по части почтовой, нельзя было не упомянуть о самой почте; к тому же, может быть, нам удалось до некоторой степени склонить к большой снисходительности тех из наших соотечественников, которые не злостно, - но только легкомысленно порицали почты и почтовое начальство.
При всей грустной обстановке и борьбе с природою, недостаточными средствами и самим обществом, в то время мало еще привыкшим уважать законы - деятельность даровитого и исполненного энергии директора почтового департамента не ослабевала.
Впрочем, как бы ни были усердны желания главных начальников принести пользу подведомственным им управлениям, но если у них не будет хороших сотрудников, то и самые благие проекты останутся не вполне осуществимы. Справедливость требует присовокупить, что на долю Федора Ивановича выпал счастливый жребий, что, кроме сочувствия главных начальников к своим преобразованиям, он для осуществления их умел выбирать усердных сотрудников.
Любовь свою к почтовому делу он старался сообщить своим сотрудникам, и, дружно с ними работая, дело у него кипело. Что не могло быть исполнено в следствие требований, то с охотою выполнялось для любимого начальника. Заботливость его оградила станционных смотрителей от произвола проезжающих, и почтмейстерам предоставила больше самостоятельности.
Теперешнее удобное, хотя и не всегда безопасное, сообщение, посредством железных дорог, отодвинуло на второй план прежние попытки облегчить затруднения путешественников. Все преобразования по почтовой части, согласно требованиям того времени, как то: учреждение с пользою для казны почтовых карет и почтового пароходства; введение одинаковой платы и счета за письма, не взирая на отдаленность расстояний нашей огромной империи; учреждение в обеих столицах городской почты; заключение почтовых конвенций с Пруссиею, Австриею, Швециею и Грециею для облегчения обмена корреспонденций между соседственными государствами; выписка из заграницы газет за умеренную цену; постройка многих новых почтовых зданий и, наконец, нынешнее устройство почтамтов в России - вот нововведения, которые привели публику  в восторг и удобства, которыми она пользовалась и которые ей доставлены были заботливостию Федора Ивановича. Доверие князя Голицына, всегда с удовольствием читавшего доклады Федора Ивановича, отличавшиеся ясностию и знанием дела, перешло на его преемника графа Владимира Федоровича Адлерберга, столько же ценившего испытанную опытность и преданность Прянишникова почтовому делу, как и его предшественник. Задуманное правительством присоединение почтового управления Царства Польского к общей почтовой администрации в Российской Империи вызвало его командировку в Варшаву, где он составил проект новых оснований для нового порядка почтового дела в Царстве. Из этого мы видим, что еще за четверть столетия объединение Царства по почтовому ведомству начал Федор Иванович и с таким успехом, что заслужил полную Его Величества благодарность.
При этом нельзя не заявить, что Федор Иванович, как директор, мог осуществить многое полезное, при полном только сочувствии к своим реформам, встреченном, со стороны нового начальника. Граф Владимир Федорович Адлерберг, как Министр Императорского Двора, и как Главноначальствовавший над Почтовым Департаментом, оказывал сильное предстательство у Государя Императора Николая Павловича, - и по делам почтовым.
Труды Федора Ивановича, по устройству международных почтовых сношений Австрийский Император наградил орденом Железной Короны 1-й степени; Король Прусский, кроме бриллиантовой табакерки, почтил его орденом Красного Орла. Не замедлил и король Шведский и Норвежский пожаловать Федору Ивановичу орден Северной Звезды 1-й степени. Но из всех заграничных орденов орден Спасителя 1-й степени, пожалованный ему королем Еллинов, был самым драгоценными подарком уже потому, что исходил от единоверного греческого государства и носил на себе изображение Спасителя. Это священное изображение совпадало с тою религиозною настроенностью и тем христианским благочестием, которыми запечатлены были все действия незабвенного Федора Ивановича! 
Осыпанный внешними знаками отличий от иностранных монархов, не мог он на свое бескорыстное служение общему благу не обратить и Августейшего внимания блаженной памяти Государя Императора Николая I-го, постоянно отличавшего своих сотрудников великими знаками царской милости. Милость эта вполне обнаружилась при увольнении Федора Ивановича в 1854 году от должности Директора Почтового Департамента с назначением его Членом Государственного Совета. И ныне благополучно Царствующий Государь Император не оставил без монарших щедрот верного слугу трех царствований, ибо в 1855 году всемилостивейше возвел его в чин действительного тайного советника, с назначением его главноуправляющим почтовою частию в России. Золотая табакерка, украшенная брилльянтами и портретом Его Величества, алмазные знаки орденов св. Александра Невского и Владимира 1-й степени были продолжением всемилостивейших наград, которыми наш добрый Монарх по-царски награждает истинно полезную службу Отечеству.
Получаемым Федором Ивановичем наградам никому и в голову не приходило завидовать, так как они следовали ему по всей справедливости. Кому из служивших под его начальством неизвестно, что он лично знал своих подчиненных, награждал их за службу,  заботился о воспитании детей, и заслуженные чиновники в своей преклонной старости находили в нем подпору, защиту и наконец предстательство у Монаршего Престола для исходатайствования ими пенсии, или единовременных пособий; а также вспомоществования вдовам и сиротам почтового ведомства. Поэтому неудивительно, что память о таком благодушном начальнике не может скоро исчезнуть, и еще долго будет жива среди его сослуживцев.
Вот награда, которая украшает человека, снискавшего себе благодарность и современников и потомства!
Считаем не лишним прибавить, что он не всегда прибегал к казенному источнику для благотворений, а весьма часто из своих собственных средств помогал ближнему.
Кроме его главной служебной деятельности по почтовому ведомству, имел он еще широкое поле для нового рода заслуг и отличий и по другим отраслям государственного управления.
Федор Ивановичи призываем был в разные Комитеты: Контрольный, бывший под председательством князя Гагарина, и Высочайше учрежденный для приискания средств к сокращению делопроизводства, по гражданскому ведомству. За ревностные свои труды, по званию Члена Комитета о построении Исаакиевского собора, этого величественного храма, Федор Иванович, при именном рескрипте получил золотую табакерку с портретом Его Величества, украшенную бриллиантами, и вслед за тем золотую медаль для ношения в петлице на Андреевской ленте.
В последние годы своей полезной службы он еще занимался проектом об улучшении тюрем; вопрос этот важен и по настоящее время занимает серьезно умы наших деятелей. Собственноручный отзыв Государя Императора, сохранившейся на докладе комиссии, гласит: «Искренно благодарю членов коммиссии за дельный их труд».
Многое можно было бы сообщить из материалов, по всем благотворительным учреждениям, в которых Федор Иванович принимал прямое или косвенное участие в их администрации. Но это не составляет прямой задачи настоящего труда.
По Высочайшему повелению в 1833 году Федор Иванович был избран Почетным Членом Совета Императорского Человеколюбивого Общества и затем назначен Действительным Членом. За разновременное исправление должности  Помощника главного попечителя и совершенные им человеколюбивые подвиги неоднократно получал он Монаршие благоволения.
При своей наклонности к благотворительности, не мог он довольствоваться деятельностию в одном обществе, и потому круг его обязанностей еще более расширился с принятием на себя звания Члена Общества посещения бедных. Председателем этого общества был Герцог Максимилиан Лейхтенбергский. На случай своего отсутствия вместо себя Герцог уполномочивал действовать Федора Ивановича, и в одном из рескриптов, данном на сто имя, читаем выражение признательности Его Высочества за ревностную заботливость об учреждении лечебницы и магазина при заведении Общества посещения бедных.
В качестве Почетного Опекуна С.-Петербургского Опекунского Совета и Члена главного совета женских учебных заведений, Федор Иванович управлял С.-Петербургским Николаевским Сиротским Институтом и Александровским Сиротскими Домом. Зная его деятельность и неутомимое усердие можно полагать, что действия его и по этим управлениям равным же образом были не менее других полезны.
И в самом деле, можно ли усомниться в этой пользе. Государь Император, призывая его на благотворительные дела, знал хорошо доброе его сердце, способное принимать участие в истинных нуждах и истинной бедности. По свидетельству современников, Федор Иванович в своих благотворениях держался христианского правила, чтобы ошуя не знала, что делает десная, потому много добрых дел его осталось сокрытыми, и бедные после его смерти увидели себя сиротами.
Не только вопросы служебно-административные и благотворительные по разным управлениям, но и вопросы научные также обращали на себя его внимание.
С 1852 года Федор Иванович состоял Почетным Членом Императорской Публичной Библиотеки. Подробная оценка заслуг его, каки почетного члена, с таким усердием содействовавшего к увеличению сокровищ отечественного публичного книгохранилища, передачею на хранение драгоценных книг, из которых важнейшие завещал он этому учреждению, говорим, оценка эта лежит на обязанности самого учреждения, воспользовавшегося и при жизни его и по смерти щедрыми от него приношениями.
На некоторые из этих приношений позволим себе обратить внимание наших читателей, которым, вероятно, неоднократно приходилось любоваться великолепным отечественным книгохранилищем.
В архиве библиотечном нам посчастливилось отыскать письмо Федора Ивановича, от 4-го февраля 1851 года, адресованное к бывшему директору Императорской Публичной Библиотеки барону М.А. Корфу. При письме этом препровождалось довольно значительное собрание басен Ивана Андреевича Крылова, писанных и исправленных собственною его рукою.
«Я желаю, писал даритель, сохранить автографы знаменитого русского баснописца, сохраненные для нашего потомства, потому обращаюсь к вашему превосходительству с покорнейшею просьбою: внести в Императорскую Публичную Библиотеку прилагаемые у сего 22 автографа, как слабую дань глубокого моего уважения к сему хранилищу учености и литературы веков и народов».
Приношение это, по одному воспоминанию об Иване Андреевиче Крылове, как бывшем библиотекаре отечественного книгохранилища, уже не могло быть достодолжно не оценено, и барон Корф об этом приобретении довел до сведения г. Министра Императорского Двора, а в своей резолюции, написанной на письме, назвал приношение Прянишникова драгоценным.
При всегдашней готовности быть полезным каждому учреждению, Федор Иванович с удовольствием исполнял просьбы заботливого б. директора Императорской Публичной Библиотеки и украсил рукописное ее отделение писанным масляными красками прекрасным портретом русского книгопродавца и библиографа Новикова, игравшего столь важную роль в истории образованности России, в царствование Императрицы Екатерины II.
Внимание посетителей Императорской Публичной Библиотеки, при публичных ее обозрениях, особенно бывает обращаемо на тканье из шелку духовного завещания короля прусского Фридриха-Вильгельма III, которое находится в круглой зале, недалеко от выставок в витринах, устроенных наподобие качель. Эта редкость также пожертвована Ф.И. Прянишниковым.
В парадных сенях (со стороны Александринской площади), над двумя входными дверьми в залы библиотеки, находятся два гипсовые барельефа, изображающее, один: Крещение русских при великом князе Владимире, а другой: благословение св. Исаакия императора Валента и императрицы, его супруги, третий же гипсовый барельеф, изображающий Петра Великого, перевозящего в Петербург мощи св. Александра Невского, находится в бывшем русском отделении, над входною дверью из сеней. Эти гипсовые барельефы в деревянных рамах, снятые в уменьшенном виде с барельефов, украшающих Исаакиевский Собор, принесены в дар Федором Ивановичем.
За несколько лет до своей кончины, Федор Иванович препроводил в Императорскую Публичную Библиотеку запечатанный ящик с просьбою, чтобы он был вскрыт после его смерти. По распечатании в 1867 году в этом ящике найдены: печатная Библия на церковно-славянском языке и четыре медали, две золотые и две серебряные.
В отчете Императорской Публичной Библиотеки сказано, что Библия эта оказалась напечатанною седьмым, по исправлению, тиснением в Москвее 1780 года в 8-ю долю листа; она переплетена в голубой бархат; на обеих досках переплета находятся, в виде украшения, бронзовые масонские знаки. Закладка продета сквозь бронзовое изображение Солнца. Эта Библия, по словам Отчета, принадлежала одной из петербургских масонских лож. О достоинстве же монет ничего не упомянуто в отчете, а равным образом ничего не сказано о разных приношениях Федора Ивановича, как Почетного Члена Императорской Публичной Библиотеки, по случаю его кончины в 1867 году.
В 1857 году, по Высочайшему повелению, напечатана в числе 50 экземпляров: «Книга приношений в пользу Императорской Публичной Библиотеки». В ней изображен краткий очерк истории нашего книгохранилища и в двух: хронологическом и алфавитном списках означены все вкладчики и их разнородные приношения по 1-е января 1854 года. Один экземпляр этой книги, долженствующей навсегда сохранить память лиц, усердствовавших своими дарами пользам библиотеки, был положен в особый ковчег из неполированного дуба, с резными украшениями, который поставлен на пьедестале в Ларинской зале, перед портретом Императрицы Екатерины И.
Экземпляры этой библиографической книги, как выше сказано, напечатанные в весьма ограниченном количестве, рассылались почетным членам Императорской Публичной Библиотеки, и на этом основании один из них оказался в библиотеке Федора Ивановича. Из него мы имели случай узнать о некоторых приношениях его, как почетного члена.
Если этой «Книге приношений» суждено быть когда-нибудь дополненной с 1-го января 1854 года по настоящее время (как это первоначально предполагалось), то на страницах ее, кроме приношений, сделанных самим Федором Ивановичем при жизни, записано будет и приношение, сделанное вдовою его Верою Александровною, в память о своем незабвенном супруге, как бывшем почетном члене Императорской Публичной Библиотеки.
Письмо Г. Министра Народного Просвещения, адресованное к Действительной Тайной Советнице Прянишниковой, всего лучше объяснит важность и значение ее приношения.

«Милостивая Государыня,
Вера Александровна!
По всеподданнейшему докладу моему Государю Императору о принесении Вашим Высокопревосходительством в дар Императорской Публичной Библиотеке драгоценного собрания рукописей (масонских), редких книг и иллюстрованных изданий, числом до 700 томов, Его Императорское Величество, в 4 день сего февраля Высочайше повелеть соизволил объявить Вам, Милостивая Государыня, за таковое пожертвование Ваше Высочайшую Его Величества благодарность.
Поспешая сим исполнить такое Высочайшее повеление, вместе с сим объявленное Управляющему Публичною Библиотекою, покорнейше прошу принять уверение в совершенном моем почтении и преданности.
(Подп.) Граф Дмитрий Толстой.
7 февраля 1870 г.
№ 1481».

В другом письме, от 28 февраля, № 2213, Г. Министр, уведомив Ее Высокопревосходительство о сделанном распоряжении принять и отправить по назначению в Москву, Одессу, Симбирск и Белев - ящики с книгами, пожертвованными для разных учреждений, подведомственных Министерству Народного Просвещения, заявил при этом дарительнице свою искреннюю признательность за означенное приношение.
Нижеприведенные письма Товарища Г. Министра Народного Просвещения, Статс-Секретаря и Директора И. П. Библиотеки, Тайного Советника И.Д. Делянова и Помощника его, Академика, Тайного Советника А.Ф. Бычкова о сделанном Ее Высокопревосходительством приношении в пользу отечественного публичного книгохранилища, могут служить доказательствами важности Прянишниковского собрания, из которого Императорская Публичная Библиотека, при моем содействии, получила все ей желательное. Вот эти письма:
«Милостивая Государыня,
Вера Александровна!
Вашему Высокопревосходительству било угодно чрез Статского Советника Ивановского предложить Императорской Публичной Библиотеке выбрать нужные ей рукописи и печатные книги, как на русском, так и на иностранных языках из библиотеки покойного Вашего супруга.
Отечественное книгохранилище, с живейшею благодарностию приняв Ваше предложение, свидетельствующее о Вашем просвещенном внимании к научным интересам учреждения, которого Ваш супруг был Почетным Членом, нашло для себя довольно много полезных и нужных рукописей и печатных книг, означенных в прилагаемых у сего списках.
Ваше щедрое приношение Императорской Публичной Библиотеке останется навсегда памятным в ее летописях и с Вашим именем и именем Вашего супруга, при своей жизни нередко делавшего в нее вклады.
Остающаяся за тем часть Вашей библиотеки, согласно Вашей воле, г. Ивановским распределена для рассылки в Москву, Одессу и Белград; о чем он сам представит Вам от себя отчеты.
Покорнейше прошу Вас, Милостивая Государыня, принять уверение в истинном моем почтении и совершенной преданности.
(Подп.) И. Делянов.
13 января 1870 г.
№ 29».


«Милостивая Государыня,
Вера Александровна,
В дополнение к письму Г. Директора Императорской Публичной Библиотеки Статс-Секретаря, от 13 сего января за № 29, имею честь препроводить при сем к Вашему Высокопревосходительству список русским книгам, выбранным из библиотеки покойного Вашего супруга для русского отделения Императорской Публичной Библиотеки.
Вместе с сим вменяю себе в приятную обязанность, по поручению Г. Директора принести Вам, Милостивая Государыня, от лица отечественного книгохранилища искреннюю признательность за благосклонно Вами предоставленные в его пользу библиотечные шкафы и доклады слушанных дел в Государственном Совете, в бытность Его Высокопревосходительства Федора Ивановича Членом его.
С истинным почтением и совершенною преданностию имею честь быть Вашим
Милостивая Государыня
покорнейшим слугою
А. Бычков».


Директор Азиатского Департамента Министерства иностранных дел Тайный Советник П.Н. Стремоухов, письмом, от 26 февраля № 549, уведомил Веру Александровну, что Азиатский Департамент с особенным удовольствием принял на себя пересылку в Белград к Митрополиту Сербскому Михаилу русских книг, пожертвованных ею в пользу Белградской публичной библиотеки. Заявление об этом просвещенном содействии Азиатского Департамента может указать путь, каким образом и другие дарители могли бы доставить русские книги в Белград, где они с особенною признатольностию будут приняты.
Не только Императорская Публичная Библиотека, но и Датское Королевское Общество любителей древностей в Копенгагене имело от Федора Ивановича щедрые приношения, побудившие Общество признать его своим общником по отделению русских древностей и сделавшие его имя известным за границею, как покровителя ученых обществ.
Приняв деятельное и сочувственное участие в распределении Прянишниковского собрания книг и в другие библиотеки, согласно изъявленному на то согласию со стороны дарительницы, вменяю себе в прямую обязанность публично заявить, каким образом мною поступлено с теми из них, которые оказались дублетами для богатых уже отделений отечественного книгохранилища.
Юная библиотека Одесского Университета получит книги исторического содержания, преимущественно на иностранных языках (до 2000 томов); библиотека Московского Румянцевского Музея книги на русском языке, полиграфического содержания, и на иностранных - собрание сочинений, относящих(ся) к истории изящных искусств (известно, что Прянишниковская картинная галерея находится в этом Музее); затем остальные книги предназначены для публичных библиотек: Карамзинской (в Симбирске) - исторические; Жуковской (в Белеве, Тульской губ.) - беллетристические сочинения на русском языке и для читальной Белградской Публичной Библиотеки, русские книги духовного содержания.
Вот какие плодотворные результаты принесла русскому обществу любовь Федора Ивановича к просвещению, и стоит только со вниманием проследить состав его библиотеки, по составленным мною каталогам, тогда можно убедиться в том, что он не был только собирателем или простым любителем книг, но напротив, его можно по всей справедливости присоединить к числу наших библиофилов, любящих и понимающих достоинство и ценность книг.
Книги из его библиотеки, разосланные в разные концы России, да возбудят в местных покровителях народного образования ту же любовь к науке и желание быть полезным русскому обществу, каким всегда был оживлен при жизни Федор Иванович Прянишников.
Пример достопочтенной супруги его Веры Александровны, сделавшей столь патриотическое употребление из доставшегося ей по наследству собрания книг, рукописей, иллюстрованных изданий, да благотворно подействует и на других наследников и наследниц, которые иногда, при всем желании, не знают, что делать с подобным наследством и, к сожалению, они обращаются не в общественные публичные учреждения, а к книгопродавцам, которые, большею частию, смотрят на книги, как на товар, в настоящее время не весьма прибыльный, и потому они нередко отказываются принимать на себя посредство в этом важном деле.
Об отношениях Федора Ивановича к современным ему ученым и литераторам можем сказать немного слов, так как это и не составляет задачи настоящего труда.
Но как образчик этих дружеских отношений, приведем две попавшиеся нам под руки заметки, на самых подносных экземплярах, заметки, довольно характеризующие степень этих отношений.
Внимание наших некоторых писателей к Федору Ивановичу выразилось на подносимых ему экземплярах, так напр. на сочинении: Собрание резных изображений с медалей 1812, 13 и 14 годов мы читаем следующее посвящение графа Толстого: «Прошу почтеннейший Федор Иванович, когда в свободную минуту вздумаете взглянуть в эту записку, вспомните об издателе оной и об его совершеннейшем к Вам уважении и смиренном желании заслужить Вашу дружбу».
На первой странице сочинения: «Картины военного быта в зимних квартирах»: изд. в Петербурге 1861 года, мы читаем следующее посвящение автора:

«Его Высокопревосходительству
Федору Ивановичу
Прянишникову.
От глубоко благодарного автора за оказанное Вами пособие, при издании в свет сего сочинения; примите эту книжку на память и верьте, что лепта, принесенная Вами на олтарь литературы, принесет обильные плоды.
Павел Жадовский.
Марта 1861 года».

 
Но в гораздо более обширных размерах Федор Иванович представлял эту лепту на олтарь литературы, лепту, принесшую более обильные плоды для народного образования, чем, быть может, принесли картины военного быта.
Известно, что во всех учебных заведениях в России обращено было особенное внимание на преподавание Закона Божия, и наставники всего более заботились - напечатлеть в сердце учащихся юношей события из Священного Писания, столь действующие на молодое их воображение. Рассказ наставника легче мог быть понят, когда, при преподавании, он мог представить воспитанникам картины, изображающие священные события. Кому из нас не приходилось в детстве изучать Священную Историю по этим картинам, которые были весьма нехудожественные и даже безобразные и поэтому не могли в детях развивать вкуса к изящному.
Этот важный недостаток при воспитании не ускользнул от внимания Федора Ивановича, и он задумал составить ряд картин, в которых главнейшие события из Священной Истории были изображены в хронологическом порядке, и каждая картина представляла для учащего вопрос, а для учащегося ответ.
Таких картин, иждивением Федора Ивановича, явилось 84, и самое издание под заглавием: «Ветхий Завет в картинах» (Спб. 1846. 4°) было посвящено Его Императорскому Высочеству Герцогу Максимилиану Лейхтенбергскому. В посвящении сказано, «что издание картин Ветхого Завета, предпринятое членами Общества поощрения художников (Прянишниковым и Сапожниковым), имело целию: занять русских художников трудом полезным для изящных искусств и для воспитания юношества».
В предисловии цель эта объясняется таким образом: «Картины могут принести двоякую пользу; во-первых, как вспомогательный учебник Священной истории; во-вторых, изящные в искусственном отношении изображения приучают детей заблаговременно к хорошему вкусу и к правильной оценке художественных произведений. С этой стороны изданные картины могут принести пользу и доставить хороший материал даже молодым художникам».
Эти несколько строк достаточно обнаруживают заботливость Федора Ивановича о распространении изящного вкуса в народе и о попечении его о молодых художниках, часто борющихся с гнетом нужды.
Это художественное издание, задуманное по мысли Федора Ивановича и исполненное на его средства, послужит мне переходом к прямой задаче настоящей брошюры - показать важность заслуг Прянишникова на поприще художеств. В летописях Общества покровительства художникам имя Федора Ивановича красуется на первом месте, и оно само заявит об его заслугах, по поводу приношения, какое поступает из его художественного собрания в новосозидаемый музей при Обществе. Художественный отдел музея на первых порах получит уже краеугольный фундамент, на котором весьма легко можно будет основать дальнейшее научно-художественное развитие и положить основание собранию эстампов, столь необходимому для музея.
*
В заключение скажем, что Федор Иванович как семьянин был образцовым человеком. Его веселый нрав и игривый ум равно оживляли и семью и общество. У Федора Ивановича не было детей, но он был главою большой семьи. Приютив у себя племянниц и племянников, он был для них не только редким дядею, но и редким отцом.
За семь лет до кончины в 1860 году он  заболел приливом крови к голове; и несколько оправился потом, но после этого недуга, совершенно оправиться уже не мог. Можно сказать, что в продолжение 7 лет он медленно угасал. В постоянной и неутомимой заботливости о нем супруги Веры Александровны он находил утешение и отдых в старческих и болезненных припадках. Известно, что он женился в 1818 году на баронессе Леонрот, и в продолжение почти полстолетия она была неразлучною сотрудницею подвигов его на поприще благотворительности.
После долгой борьбы со смертью Федор Иванович 28 апреля 1867 г. скончался. Не страшен был для него переход в вечность, куда он нес с собою добрые дела и благословения облагодетельствованных, и на его совести не тяготила ни одна слеза угнетенного или несправедливо им обиженного человека. Дай Бог, чтоб у нас почаще появлялись такие полезные люди, каким был Федор Иванович Прянишников, и страницы истории да украшаются подобными именами действительно достойных и полезных обществу граждан - деятелей!
Грустны бывают впечатления от утраты человека высоких правил по сердцу и душе, но за то и отрадны воспоминания о нем!
Окончим нашу слабую попытку изображения столь благодушной личности воспоминаниями одного из сослуживцев покойного Федора Ивановича, написанными в первую минуту сильной горести от утраты любимого им начальника. Воспоминания эти, как венок, брошенный на могилу умершего, до того живы и симпатичны, что позволяем себе ими дополнить недосказанное нами.
Вот что в появившемся в печати через несколько дней, по кончине Федора Ивановича, некрологе, между прочим, читаем:
«...Обращаясь к душевным свойствам покойного, по всей справедливости можно сказать, что все его помышления и действия постоянно были направлены к добру; в кругу почтовых должностных лиц имя его осталось любезно и незабвенно; сердце и душа его всегда были неисчерпаемою сокровищницею благодеяний для всякого страдавшего и нуждавшегося, взывавшего к нему о помощи, и этим благодеяниям чаще всего свидетелем был один Бог.
В последние годы своей жизни организм его, сильно потрясенный от работ, им совершенных на поприще служебном, подвергся значительному расслаблению нерв, и смерть постигла его после долгой болезни, перенесенной им с тем смирением, которое может человеку внушить лишь столь живое глубокое религиозное чувство, каким он преисполнен был в продолжение всей своей жизни, и которое не оставляло его до той минуты, когда он Богу отдал свою честную, праведную душу.
Едва разнеслась весть о кончине Федора Ивановича Прянишникова, как все друзья его, сослуживцы, высшие сановники, бывшие подчиненные и разного звания люди, им облагодетельствованные, поспешили к его гробу, а на третий день почтовые должностные лица с посторонними перенесли его гроб на руках в почтовую церковь. Знаменательное отрадное зрелище представляло все протяжение по Невскому проспекту, где толпились признательные люди около гроба, вмещавшего в себе останки доброго человека, оплакиваемого достопочтенною супругою, верною, любящею его подругою, и близкими родными в преданности Промыслу, отозвавшему его к вечной жизни. Тут в многочисленной толпе слышались иногда весьма простодушные, но всегда правдивые отголоски о равной со всеми обходительности усопшего, одни говорили о благодетельности и прекрасных его качествах, другие о приятных с ним беседах, и обворожительной его приветливости; третьи, что он был верный слуга Государя, верный в дружбе, примерный семьянин, государственный и общественный деятель, глубоко преданный своему долгу, он имел полное право на эти неподкупные похвалы и воспоминания.
По перенесении тела Федора Ивановича в почтамскую церковь, почтовые чиновники, бывшие его подчиненные, по собственному сердечному подуждению, учредили между собою почетное дежурство у его гроба на всю ночь. Погребение последовало 2-го мая на кладбище Воскресенского монастыря в присутствии многочисленных друзей покойного, в сердцах которых вечно будет жить отрадная о нем память».

 
(Петербургский Некрополь. Т. 3 (М – Р). (Издание Великого Князя Николая Михайловича). СПб.: Тип. М.Мю Стасюлевича. 1912. С. 516).
(Портрет живописный: Портрет почт-директора Фёдора Ивановича Прянишникова (С.К. Зарянко, 1844).
Гравюра: Лит. А. Мюнстера, СПБ. Imp. Lith. A. Munster (Editeur)

 
ОПИСАНИЕ КАРТИННОЙ ГАЛЕРЕИ
ДЕЙСТВИТЕЛЬНОГО ТАЙНОГО СОВЕТНИКА
ФЕДОРА ИВАНОВИЧА ПРЯНИШНИКОВА.

Избрание Ф.И. Прянишникова в Члены С.-Петербургской Императорской Академии Художеств, Московского Художественного Общества и Общества поощрения художников достаточно свидетельствуют о любви его к искусствам.
Всякому известно, в каком положении находились в России искусства за полстолетия до нас и какое тогда было безвыходное положение наших художников. Если бы не появлялись личности, оживленные полною любовью к искусствам и вместе с тем обладающие сострадательным сердцем, способным принимать участие в горемычной доле наших художников, то мы, потомки этого тяжелого для художеств времени, после 1812 года, не имели бы удовольствия наслаждаться теми высокими образцами русской живописи, какие теперь находятся как в частных, так и государственных картинных галереях.
Кому вместе с тем неизвестна страдательная роль художника, стоящего, по роду своего призвания, далеко в стороне от живой деятельности, ежеминутно волнующей все человечество. Служа искусству, во имя идеи и призвания, большинство истинных художников отдается своему делу всецело и безраздельно; труд усидчивый, тяжелый, а иногда и неблагодарный - вот девиз этого высокого служения!
Любители живописи и скульптуры, с благоговением рассматривающие художественные произведения кисти и резца, едва ли задаются вопросом о том, при каких условиях появилось на свет чарующее их произведение. Каждый восторгается талантом, но не каждый вспоминает о человеке, посвятившем себя исключительно этому делу; ценители находятся, но ревнителей мало. Впрочем, в России являлись личности, которые были истинными меценатами покровителями художников.
Собиратели столь часто погибающих, по разным случайностям, редких книг, рукописей и вообще драгоценных эстампов приобретают полное право на благодарность потомства, ибо, спасая памятники старины от утраты, они дают возможность новому поколению воспользоваться оставшимся научным достоянием предков. Поэтому неудивительно, что библиографы, библиофилы, и даже библиоманы приносят некоторую долю пользы науке, хотя в глазах обыкновенного человека библиофильство и библиомания нередко составляют предмет насмешки. Но история иначе относится к людям, которые, несмотря на окружавшее их равнодушие, всеми силами старались не допустить растраты умственного капитала предков; за что имена их сохраняются в истории литературы, и заслуги, оказанный ими на пользу истории, записаны на ее скрижалях.
Не меньшею признательностию потомство награждает и тех любителей искусств, которые по врожденной им страсти увлекаться всем истинно прекрасным, зорко наблюдают за всеми явлениями на поприще художеств. Любитель, одержимый этою наклонностью, с неутомимою ревностию следит за всеми аукционами картин. Сии последние, вследствие разных обстоятельств обедневших их владельцев, делаются собственностью первого приобретателя. Если этим приобретателем является знаток и ценитель, то картина спасена; в противном случае история ее перехода из аристократического салона на чердаки или в подвалы представляет грустные и вместе с тем занимательные эпизоды.
Произведения живописи, к несчастию, более всего подвержены порче. Сравнительно говоря, памятники архитектуры и скульптуры гораздо долее выдерживают влияние природы, если только человек сам не положит на них своей сокрушающей руки.
Сколько напр. можно насчитать картин, которые, просуществовав лишь одно столетие, не нуждались бы в большей или меньшей реставрировке. Хорошо, если эта реставрировка будет сделана с таким талантом, что картина приведется к своему первоначальному колориту и не заставит заметить в ней присутствия кисти, по достоинству ниже кисти оригинала. Но этого совершенства в искусстве может ли достигнуть художник, переменяющий каждую минуту стиль, тон и манеру; что почти немыслимо.
При такой трудности удачной реставрировки, требующей известного рода таланта, какое благодеяние оказывают художествам те люди, которые, из любви к искусствам, не только не дают пропадать талантам, приобретая у них картины и воодушевляя их к новому творчеству, но вместе с тем и спасают художественные произведения от разных случайностей.
К числу таких любителей-благодетелей бесспорно принадлежал Федор Иванович Прянишников.
Как любитель художеств он поощрял бедных художников, богатых только талантами, поощрял к преуспеянию на избранном ими поприще. Не один художник обязан Федору Ивановичу поддержкою в нужде и пособием в дальнейших успехах. Это пособие, которое оказывалось покупкою картин у талантливых сначала бедных художников, потом достигших известности мало- помалу привело к составлению картинной галереи русских художников, которая впоследствии удивляла соотечественников и иностранцев произведениями русской кисти.
Прежде покупал он картины, чтобы помочь художникам, потом слабейшие произведения менял на более совершенные, и художники с любовью несли к нему свои произведения. Так родилась из доброго желания помочь ближнему и выросла прекрасная картинная галерея, украшающая ныне художественное отделение Московского публичного Румянцевского Музеума. Ныне благополучно царствующим Государем Императором галерея эта была куплена у Федора Ивановича, и Всемилостивейше подарена Музею. Желательно, дабы в Музее сохранилось имя самого собирателя.
В краткой нашей биографической заметке не место говорить подробно о всех картинах, находящихся в галерее Федора Ивановича Прянишникова. Подробное описание их составило бы целую книгу. Скажем только, что в галерее находятся произведения 1) профессоров Айвазовского, Акимова, Басина, Бруни, Брюллова, Варнека, Воробьева, Егорова, Зауердвейда, Лосенка, Маркова, Нефа, Угрюмова, Шебуева; 2) академиков Венецианова, Кипренского, Риса, Тыранова, Фрике, Гр. Чернецова, Николая Чернецова, Яковлева, Федотова, и 3) различных художников и членов русской академии: Алексеева, дев. Бальтус, Боровиковского, Бурдина, Витберга, Волкова, Горецкого, дев. Дубовицкой, Зеленцова, Иванова, Капкова, Кукевича, Лебедева, Левицкого, Лапина, Лучанинова, Львова, Мартынова, Матвеева, Мейера, Михайлова, Моллера, графа Мордвинова, Олешкевича, Орлова, Орловского, Петровского, Рицони, Ротчева, Сапожникова, Тимма, Тропинина, Хруцкого, Чумакова, Шамшина, Шведе, Штейбена, Штейнберга, Щедрина и других.
Об этой галерее не беремся сами, по некомпетентности, высказываться, но обращаем внимание наших читателей на указатель картин, составленный Аничковым. Указатель этот если не в деталях, то, по крайней мере, вообще дает достаточное понятие о достоинстве этой единственной русской картинной галереи.
Много частных картинных галерей в Петербурге и других местах России, но, несмотря на то, галерея Федора Ивановича Прянишникова должна быть признана единственной у нас галереей. Не говорим уже о том, что она богата картинами превосходными, которые любая в мире галерея поставила бы себе за честь поместить в своих залах; но с истинным сочувствием о том говорим, что Федор Иванович Прянишников осуществил дивную мысль: собрать воедино замечательные произведения исключительно русских художников.

«В одно и то же время, - говорит А. Надеждин в своей прекрасной статье , - вы можете здесь восхищаться чудесами русской кисти и изучать историю баснословно скорого развития живописи в России. Давно ли, кажется, основана в Петербурге академия художеств, а много, много гениев вылетело из этого юного гнезда. Произведения русских художников сосредоточены в галерее Федора Ивановича Прянишникова, и составляют, так сказать, летопись русской живописной школы, от начала ее до нашего времени. И самая мысль и выполнение этой мысли радуют наше народное самолюбие, и делают галерею Федора Ивановича Прянишникова единственною не по одним, как я сказал, превосходным и замечательным картинам.
Нет сомнения, что Федора Ивановича Прянишникова, как истинного покровителя русской живописи, щедрого, любящего искусство для искусства и совершенно чуждого всяких меценатских эффектов, с признательностью впишет в свои страницы история русской живописной школы, что «русская живописная галерея Прянишникова» никогда не разъединится и, следовательно, никогда не умрет!».

Мацкевич в статье: «Живопись во Франции», напечатанной в «Библиотеке для чтения» (1850 г. Т. 99), по поводу приобретения картин художника Греза одним любителем, образовавшим замечательную коллекцию картин одних французских живописцев, вот что, между прочим, говорит о Прянишниковской картинной галерее.

«Здесь считаем долгом указать на подобный пример благородного покровительства художникам и в нашем Отечестве: с чувством народной гордости говорим об единственной у нас «Галерее русской живописи» его превосходительства Ф.И. Пр…ва. Осуществление у нас этого высоко-патриотического предприятия должно радовать всех Русских, в особенности тех, которые кроме любви к славе своего Отечества одарены и чувством изящного. Несмотря на недавнее существование этой драгоценной галереи, она обращает справедливое на себя внимание, и ее известность простирается уже и за пределы России. В галерее этой заключаются образцы всего, что доныне произведено лучшего нашими художниками: это - самая верная, самая красноречивая история русской живописи. Мы со временем поговорим об ней подробнее».
Была ли где напечатана статья г. Мацкевича о Прянишниковском собрании, нам, к сожалению, неизвестно, но не можем не указать здесь на статью г. Андреева об этой картинной галерее, напечатанной в художественном издании, под заглавием: «Картинные галереи Европы. Собрание замечательных произведений живописи различных школ Европы», СПб. 1862, № 10. Статья эта напечатана ниже [в настоящей интернет-публикации не приводится – М.Б.], так как она представляет картинную галерею Прянишникова в хронологическом порядке, с указанием времени и жизни самых художников.
В «Русском Вестнике» на 1844 год, П. Каменский поместил описание картинной галереи Ф.И. Прянишникова, в котором весьма подробно и характеристично изложил описание главнейших художественных произведений, находящихся в этой галерее.
На одну такую характеристику исполнения портрета князя A.Н. Голицына, писанного К. Брюлловым, обращаем внимание любителей, дабы этим отрывком дать понятие о целой статье Каменского.

«Не трудно было сладить могучему таланту Брюллова с будуаром какой-нибудь полувоздушной пери, с бытом человека среднего состояния, даже с воином и общепринятыми его атрибутами; но государственный человек, царедворец, министр в своей рабочей палате, в своем уединенном кабинете мог заставить призадуматься и самого Брюллова. И нужна была именно вся находчивость, все торжество этого чародея искусства, чтобы выйти победителем из затруднения и воссоздать в виде портрета, картины, не одну главу жизни, а всю жизнь доблестнейшего из мужей, в течение двух царствований неизменного слуги правды, благотворительности и совета.
Великое дело портрет в живописном искусстве, говорили мы сами некогда в одной из статей наших о портретной живописи. Не отнимая преимуществ у исторического рода, разнообразия и роскоши у пейзажного, но в то же время приняв в соображение всю обширность способов, которыми обладают эти первоклассные роды живописи, - идею, сочинение, группировку, разговор, даже право иногда идеализировать красоты вещественные, мы не можем не сделать себе вопроса, каким образом род портретный, лишенный всех этих могучих средств, может равносильно увлекать нас и действовать на наше эстетическое чувство? Каким образом поясная, или во весь рост фигура человека, большею частью одинокая, лишенная всякой обстановки, украшений, в вседневном костюме, в самой неизысканной, часто бесцельной позе может остановить и приковать к себе внимание зрителя?.. Но и в этой изолированной фигуре, в этом изображении иногда вовсе не исторического лица проявлен индивидуальный характер, положим, и незнакомого человека. Язык безмолвствует, но глаза, движенье рта, поворот головы, все черты лица, все положение фигуры высказывают или резкую страсть, или обыкновенно-тайную грусть, или ярко-блещущую радость. Все есть в этом портрете. Кисть художника подметила все характеристические черты изображаемого ею лица, не исключая даже и непринужденного положения его руки, безотчетной, привычной ему позы - и перед вами кипит, движется драма уединенного быта человека, или поглощенного внешнею жизнью, или обуреваемого порывами внутренними. От чего в характерных портретах Рубенса, оригиналы которых попадались ему иногда в стенах дворцов Европейских, или подвертывались под кисть на площадях Антверпенских, более художественного интереса, чем в иной колоссальной исторической картине? От чего в колоритных изображениях Фан-Дейка до того много жизни натуральной, истины и художественной правды, что кажется, видишь его героев живыми, действующими, мыслящими? От того, что эти цари искусства видели в портретном роде не просто ловкость и уменье схватить  как-нибудь сходство, а высокое дело разоблачения души человеческой; наружными чертами человека знаменовать внутренние его качества и «смелыми ударами огненной кисти, говоря словами Рубенса, раскрывать тайники духовного человеческого мира». С этой точки рассматриваемое портретное искусство становится, если не выше, то по крайней мере в уровень со всеми родами живописи. Странно отчего это; но и в самой исторической картине мы ищем портретов, мы любим находить их... А поэтому каждый портрет должен быть дополнительным листком книги «о человеке вообще», каждое индивидуальное изображение, прежде нежели оно будет изображением кого-нибудь именно, должно быть верным сколком, хотя с одной стороны идеи о человечестве вообще.
Рубенс, Фан-Дейк, великие имена; но как же назвать того, кто по следам их не только что вдвинул портретное искусство в ряд других родов живописи с равными правами на эстетическое достоинство, но указал ему еще новую область завоевания, новое поприще для развития? Кто из портрета сделал историческую картину, мало того - придал ему важность истории Тацита, занимательность биографий Плутарха, приковывающий интерес и увлекательность романов Вальтер-Скотта. Портрет князя А.Н. Голицына, это уже не просто портрет хорошего, великого даже мастера, - это повесть о жизни государственного человека, рассказанная бойким пером Капфига, многодумным, красноречивым говором Шатобриана. Быстро мелькали в памяти события, которых был свидетелем и ревностнейшим в них участником князь А.Н. Голицын. Участником в самом их начале, при самом истоке их, в фокусе так сказать судьбин царства Русского. Он сам в живом сходстве, его обычная поза, не перемежающаяся на челе дума, околичности, украшения на столе, на стенах, все наводило нас на эти воспоминания. Много удивительных портретов Брюллова, но ни в одном он не сосредоточился так в своих изобретательных средствах, как в том, на который мы смотрим теперь и не насмотримся, который видели мы неоднократно в мастерской художника и, увидев еще раз, рады были наконец случаю высказать впечатления, которые он нам всегда подсказывал. Относительно механической стороны искусства мы молчим - это таинства элевзинские, которые недоступны для профанов, для нас обыкновенных смертных. О колорите Брюллова скажем одно только, что он разнообразен в бесконечность, и так же непостижим, как и вообще весь механизм его искусства. Пусть думают некоторые, что разнообразие это происходит от разнообразия самих предметов, изображаемых художником, что правда всегда колоритна, что чем больше ее, тем вернее колорит - не сомневаемся ни в одном слове, ни в одной запятой этих эстетических апофегм, но все-таки не яснее от того ни для нас, ни для других, каким образом Брюллов подмечает эту правду и усваивает ее. Другими словами, колорит Брюллова навсегда останется загадочным явлением, обаятельной, ни от кого не перенятой, поведанной ему свыше тайной...
«Всегда мы выходили не только с наслаждением, но даже с каким-то благоговением из всех галерей, которые доводилось посещать нам в нашей жизни. Эти коллекции созданий, побегов творческого духа человека заживо в пределы горние, коллекции, составленные щедрою рукою меценатов и любителей с знанием и вкусом, всегда возвышали нашу душу и дарили нас минутами истинно поэтическими. Заботы, все материальные цели, вся проза жизни, все позабывалось. Мы жили одними только искусствами, мы обновлялись к существованию благороднейшему и наиболее свойственному человеку, к существованию духовному. Выходя из галереи Ф.И. Прянишникова, мы испытали те же самые ощущения, но к ним привилось еще новое чувство - чувство народной гордости; те же думы мелькнули перед нами, но мысль о пользе самим отечественным искусствам нашим, которую делает наш Русский меценат, явилась нам прежде и была яснее и положительнее всех. Кроме общей цели галерей, кроме иногда прихоти, отрадно видеть и специальное, дельное и полезное их предназначение, или вернее самое даже происхождение. Галерея Прянишникова исключительно Русская, и кроме достоинств каждого произведения, в выборе которых преимуществовали собственный вкус и знание хозяина, мы видим наибольшую ее важность именно в этом исключительном ее предназначении. Мы не бедны талантами, не бедны людьми гениальными, двигать ими, доставлять пищу их деятельности, разве это не высочайшее наслаждение, которое правда и доступно только для душ высоких.
Составляя свою галерею не из одних только современных русских произведений, дышащих интересом настоящего, а дополняя ее картинами и старых наших художников, но с тою же разборчивостью, вкусом и знанием, Ф.И. Прянишников оказывает услугу и будущей истории наших отечественных искусств. Давно желание составить эту историю, легло долгом на наше сердце, данью, которую мы хотим принести нашему родному просвещению и какое пособие находим мы вдруг в этой частной сокровищнице отечественной нашей живописи, сколько светлых, ярких маяков, которые могут служить указателями развития художественной деятельности в России.
Вот характер, вот достоинства, вот предназначение этой единственной в своем роде галереи, в общих его чертах, но мы никогда бы не кончили ни нашего обозрения, ни дум, ни ощущений, которые навеяла она. Понятно, от чего - мы начали статью нашу афоризмом «о прекрасном никогда говорить не поздно», мы окончим ее другим «о прекрасном не наговоришься никогда...».

АЛФАВИТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ
К ПРЯНИШНИКОВСКОЙ ГАЛЛЕРЕЕ,
СОСТАВЛЕННЫЙ АНИЧКОВЫМ 

(Описание Картинной русской галереи Ф.И. ПРЯНИШНИКОВА, составленное И. Аничковым в 1853 году, здесь: http://proza.ru/2023/02/26/777)


Предисловие к 
«ХРОНОЛОГИЧЕСКОМУ УКАЗАТЕЛЮ К
ПРЯНИШНИКОВСКОИ ГАЛЛЕРЕЕ»,
СОСТАВЛЕННОМУ АНДРЕЕВЫМ.


Имея в виду, время от времени, знакомить с произведениями художников отечественной нам русской живописи и с главнейшими хранилищами в России искусств, прилагаем мы описание, по всей вероятности, замечательнейшего из русских картинных собраний, как по достоинству и богатству вмещаемых этим собранием художественных предметов, так и главнее всего потому, что это собрание посвящено исключительно произведениям русской живописи, - мы разумеем под этим С.-Петербургскую картинную галерею д. т. с. Федора Ивановича Прянишникова.
Галерея эта, однажды описанная (в 1853 г.) г. Аничковым, представляет нам интерес совершенно особого рода. При малом знакомстве Русских, а тем более иностранцев с произведениями русских художников, - галерея эта служит как бы пантеоном русской живописи, вмещая в себе лучше образцы, составляющие школу этих художников, чего нет до сих пор ни в Эрмитаже, ни даже в Императорской Академии Художеств. Галерея эта, вместе с московскими собраниями гг. Кокорева, Солдатенкова и Третьякова, заключает в себе все лучшее и характерное в деятельности наших художников, представляя собою, вследствие этого, и лучшую школу для их изучения. Собранная ее владельцем с огромным трудом и пожертвованиями, она, по всей справедливости, заслуживает занять первое место между всеми частными галереями в России; и хотя, как мы заметили, была раз уже описана, но описание это, напечатанное в ограниченном количестве экземпляров, не было доступно для всякого, в настоящее же время сделалось едва ли не библиографическою редкостью.
Между тем потребность изучения произведений отечественной живописи и главнейших ее хранилищ становится с каждым днем более и более настоятельною, и вот почему, пользуясь благосклонным и обязательным соглашением владельца этой знаменитой коллекции, мы решаемся воспроизвесть описание г. Аничкова, хотя несколько в сокращенном виде, и с некоторыми соответствующими цели нашей, изменениями.
Изменения эти состоять будут главнейшим образом в самой системе расположения предметов. Приняв уже однажды, для всякой школы, лучшим порядком ее изложения, порядок хронологической, мы приложили его и в описании галереи Ф.И. Прянишникова, представляющей собою, как мы выше заметили, целую школу русской живописи. Необходимые дополнения и изменения, приданные нами тексту г. Аничкова, служат, по нашему мнению, главнейшим образом для уяснения рассматриваемого предмета. Сказав уже однажды, что описываемая нами галерея основанием своим обязана просвещенному вкусу и племенной любви к изящному нынешнего ее владельца, собиравшего как драгоценные соты, от русских художников капля по капле лучшие и избранные их произведения, - мы можем приступить к самому описанию.
В этом описании, как мы уже имели случай заметить, мы будем держаться не порядка размещения картин в галерее, но порядка хронологического, не самых произведений, что увлекло бы нас в слишком далекие розыскания, а их производителей; ибо мы полагаем, что интересующемуся делом художества не столь приятно и полезно будет узнать, в какой комнате и подле какой вещи повешена та или другая картина, что, конечно, может и измениться, но, напротив того, каких представителей русского искусства имеет лучшая наша картинная галерея. Количество картин (их в галерее до 127) мы примем по каталогу г. Аничкова, потому что хотя со времени появления этого каталога, галерея Ф.И. Прянишникова и обогатилась несколькими образцами русского искусства, но, по своей малочисленности и второстепенности содержания, они не могут уже иметь влияния на значение и достоинство подобного хранилища изящного.
Следовательно, первое имя, по старшинству чисто русских художников, которое встречается в Прянишниковской галерее, есть:
Дмитрий Григорьевич Левицкий (1736 г. – ум. в 1822 г.) - Советник Академии и превосходный портретный и исторический живописец <…>


БИОГРАФИЧЕСКИЕ ЗАМЕТКИ О РУССКИХ ХУДОЖНИКАХ
[В данной интернет-публикации не приводятся – М.Б.]


(Публикуется по изданию: А. Ивановский «Федор Иванович Прянишников и его картинная русская галерея». СПб.: В Тип. Ф.С. Сущинского. 1870.

Подготовка текста и публикация М.А. Бирюковой)