Мне почему-то жаль его, Дима!

Отрывки из повести Владилена Елеонского "Пешка в чужой игре" (литературный псевдоним в издательстве Эксмо Илья Маслов).

Маслов И. Пешка в чужой игре. М.: Эксмо-пресс. 2002.

Продолжение, начало см. Данилов и другие - 1.

  Данилов, подхватив со стола револьвер, подошёл к распластавшемуся на паркете боссу и, наклонившись, вытащил из внутреннего кармана его замечательного смокинга пистолет Вальтер. Подняв Могульского за воротник, он усадил его обратно на стул и приставил дуло револьвера к его измазанной майонезом щеке.
   
  – Что ж, дорогой мой Учитель, вот я, наконец, могу заглянуть прямо в твои честные глаза.
 
  – Дима, не дури, пожалуйста, мне больно.

  – За все приходится платить. По моим подсчетам ты мне должен миллион зеленых рублей. Мы с Катей уезжаем за границу в круиз.
 
  – Согласен, только хочу сказать, что несерьезно ты повёл себя, поросенок. В истории с Усовой ты нажил себе смертельных врагов. Я пытался тебя спасти, но Бодров был непреклонен. Прости, Дима, это жизнь.
 
  Катя вдруг резко поднялась из-за стола.

  – Извини меня, Дима, но мне не нужны деньги, замешанные на крови, и в заграничном круизе я просто сойду с ума.

  Данилов обескураженно опустил револьвер.

   – Катя, нам нельзя оставаться в стране, у этого паука длинные лапы.
   
  – Знаешь, Дима, мне почему-то жаль его, и я не считаю его пауком. Он делал, что мог, но твои бесшабашность, лихость и небрежность постоянно всё портили!
 
  Данилов остолбенел, не зная, что думать.
 
  – Катя, зачем ты, мы теряем время, а у нас нет даже секунды!
 
  В это мгновение Могульский коварным движением выбил  Наган из его руки, а в следующий миг разящий удар кулаком в бок бросил Данилова на сверкающий от мастики паркет. Катя в ужасе вскрикнула.
 
  Данилов вскочил, превозмогая нестерпимую боль, но было поздно. Босс успел поднять револьвер. Ракета сделал стремительное движение вперед, но Могульский жесткой и коварной подсечкой заставил его поцеловаться с паркетом и отобрал у него свой Вальтер.
 
  – Вот так вот, любезный ученик, на кого руку поднял?

  Данилов медленно поднялся с колен и, наклонив вперёд голову, молча посмотрел в чёрный глазок револьверного дула. Могульский сдержанно усмехнулся.

  – А теперь давай поговорим по–настоящему, Димка. Жить хочешь?

  В этот момент в холл ворвалась охрана во главе с Садковым. Саша доложил боссу, что услышал странный шум и поднял всех, а затем, повернувшись к Данилову,  ошарашено уставился на него.
 
  – Как ты здесь оказался, Ракета?
 
  – Чуть позже, Садко,  расскажу подробно и обстоятельно.
 
  – Прошляпили! – громко сказал босс. – Будет серьезное разбирательство, а пока пошли вон, живо.

  Садков немедленно ушёл и увел с собой охрану, а Могульский с отеческой улыбкой посмотрел на Данилова.

  – Что волчонком смотришь, Дима? Ты ничего не понял. Я всегда желал тебе добра. Будет тебе миллион, ты заслужил. Пойдём, выдам по ведомости, вся бухгалтерия и сейф у меня наверху.
 
  Он круто развернулся, чтобы идти к лестнице, и в следующий миг, мощно выбросив ногу высоко вверх, с разворота ударил Данилова под ухо каблуком новенькой итальянской туфли. Данилов не успел среагировать.

  В мозгу мигнула тошнотворная вспышка, и черная воронка, неумолимо засасывая, властно потащила в бездну, а затем почему-то по рельсам загромыхали какие-то тяжёло груженые вагонетки, и он услышал чей-то надрывный женский крик.

  Могульский нагнулся, внимательно оглядел неподвижное тело и повернулся к Кате. Она в отчаянии закрыла лицо руками.

  – Катюша, твой кошмар, кажется, наконец, закончился. Больше он не сможет никого смущать своими провокациями. Я неоднократно говорил тебе, что этого жалкого шантажиста интересуют только доллары и другая твёрдая валюта. Потерпи ещё немного. Ницца давно ждёт нас.

                ***
 
  Если тело болит, следовательно, ты жив.  Стянутые ремнями руки вытянулись над головой и давно затекли. Он висит на перекладине под потолком как баранья туша в ожидании шашлычника, но перед жаркой на мангале туше следует как на духу рассказать мяснику всю свою жизнь.

  Мясник вот он, в смокинге, густо испачканном майнезом, бесшумно ходит из угла в угол холодной камеры.

  Время плавится в мозгу. Секунды становятся вязкими и нескончаемо длинными.

  Могульский остановился и внимательно посмотрел Данилову в лицо. Кажется, он, в самом деле, пришёл сюда по собственной инициативе . Вряд ли его кураторы, если они дали задание, пустили бы его сюда одного. 

  – Дима, скажи, зачем ты пришёл сюда один, я не могу понять. Скажи, чтобы я понял, и без вопросов, тогда я тебя немедленно отпущу, езжай, куда хочешь, дам денег, но без Кати.
 
   – Я пришёл сюда забрать Катю. Больше мне ничего от тебя не надо.
   
  – К сожалению, вынужден тебя огорчить, Кате необходимо лечиться, и на днях мы уезжаем за границу, а с тобой её болезнь будет только прогрессировать.
 
  – Ты всё правильно говоришь, босс, только передвинь стрелку на сто восемьдесят градусов. Катя любит меня, а не тебя, и её болезнь будет прогрессировать с тобой, а не со мной.

  – Я знал, что ты упертый с детства, Дима, однако я не знал, что до такой жуткой степени, до фанатизма, до отупения. Твоя упертость, похоже, взрослеет вместе с тобой. Вопрос – что дальше будет?

  – Я просто люблю Катю.
 
  – Нет,  Дима, ты просто внушил себе, что любишь. Пройдет годик, другой, и надоест она тебе, ты вдруг поймешь, что кандалы себе на ноги нацепил и крылья добровольно сам себе подрезал. Ты не сможешь с ней, Дима, тебе полёт нужен, ты – ракета, а не штырь в бетоне. Поверь мне, я знаю. 
 
  – Я люблю, люблю её, и ты, босс, не в силах понять нас, ты не в силах разлучить наши души, зря теряешь время.

  – Эх, Дима! Какие там души. Жизни ты ещё не знаешь, поживешь с моё, вспомнишь сегодняшний день, смеяться над собой будешь, скажешь, что, мол, вот какой дубиной-то я в молодости был!

  Могульский ещё несколько минут говорил, как ему казалось, весьма убедительно, расхаживая из угла в угол, затем остановился и посмотрел на своего подопечного. Его голова безвольно свесилась на грудь, он потерял сознание.

  Могульский, сжав от досады зубы, вышел из камеры в тамбур, здесь его терпеливо ожидал Садков.
   
  – Послушай меня внимательно, Саша.
 
  – Слушаю, Эдуард Иванович.

  – Мне необходимо решить много вопросов, послезавтра я увожу Катю на лечение в Германию, затем мы едем во Францию. Данилов признался, что был завербован уголовным розыском в Красноярске, ко мне в особняк, то есть сюда, пришёл по собственному почину, чтобы выкрасть Катю, но Катя не желает связывать свою жизнь с этим ненадежным, несерьезным и опасным человеком, поэтому...
 
  Могульский сделал многозначительную паузу.
 
   – Я понял, – сказал Садков, - поместим его в колодец, а когда скончается, отвезем труп на квартиру его матери, она в отъезде, как вы знаете.

  – Поначалу поите его и кормите, пусть заживут ссадины от ремней на запястьях. Все следует сделать предельно чисто. Милиция, сам понимаешь, будет скрупулёзно исследовать труп своего осведомителя, так что постарайся, чтобы никаких следов,  никаких зацепок.

  – Всё будет сделано. Разрешите снять его с ремней?

  – Давай, действуй.

22 марта 2001 года

Продолжение см. Певица Таня.