Улыбка нежности. продолжение гл. 3 Мои университет

                Глава3. МОИ УНИВЕРСИТЕТЫ

                Школа. Первый класс.

 

  Первый класс я проучилась в элитной школе для девочек. Школа располагалась на другой стороне Сретенки, как раз напротив нашего Сергиевского переулка, поэтому маме приходилось каждый день провожать и забирать меня после уроков. Из-за меня она вынуждена была продолжать работать на дому. Бабушке Розе оставался еще год до пенсионного возраста (55 лет), да и, кроме того, перспектива следить за мной целыми днями ее не очень-то прельщала. К этому времени из маленькой застенчивой плаксы я превратилась в большую озорницу. Моя энергия била через край, и я гасила ее во дворе нашего дома, шумно резвясь со своими сверстниками, особенно с мальчишками.

  Между домами сретенских переулков были большие проходные дворы, в которых и проходило счастливое детство подрастающего поколения. Наша беготня иногда простиралась довольно далеко от дома. Казаки-разбойники, лапта, прыгалки, классики и, особенно, игра в волейбол или вообще с мячом – все это доставляло мне массу удовольствия. Волейбол я полюбила с детства и, как оказалось, на всю жизнь. Эта была заслуга моего спортивного папочки. Каждое лето на даче он давал мне уроки почти профессионального волейбола: прием снизу, прием сверху, прием в падении, подача сверху, сбоку и т.д. Особенно хорошо я играла в защите и после пятого класса была даже выбрана капитаном сборной школы, что очень мешало моим музыкальным занятиям.

  Во дворе я всегда была заводилой, имела большой авторитет среди нашей многочисленной молодой гвардии и очень этим гордилась. Уже тогда во мне стали проявляться черты лидера. Однако мама с папой были не на шутку встревожены моим не по-женски непримиримым и боевым характером. Как-то поздно вечером, когда уже все улеглись спать, я услышала тихий серьезный шепот родителей. Мое любопытство пересилило сон. Я прислушалась и поняла, что разговор их идет обо мне. Запомнилось слово амбиции. Я, конечно, не знала, что это такое, но поняла: что-то во мне не в порядке. Зато любимая бабушка Роза по поводу моего воспитания всегда говорила: «вырастет–поймет!». И она, как всегда, была права: через годы я действительно поняла, что сама жизнь меняет человека гораздо круче, чем любые наставления, психологические беседы и проработки. Нотаций она никогда мне не читала, но когда я ее окончательно донимала, и справиться со мной у нее уже не было сил, то я каждый раз слышала от нее одну и ту же, пугающую меня фразу:– Вот дождешься! Вечером придут мама и папа, я им все расскажу, и будет большой скандал!

  К ее угрозам я постепенно привыкла и не очень волновалась. К тому же частенько к приходу с работы мамы или папы бабушка сама уже забывала о моих безобразиях и не хотела, чтобы меня ругали. Все это происходило несколько позже – в те годы, когда она уже вышла на пенсию и вела домашнее хозяйство вместо мамы. Она готовила, убирала и, по мере возможности, следила за моими делами. Первые месяцы учебы в первом классе я вела себя тихо, сидела за партой как мышка. Для меня было все незнакомо и интересно, а для моих родных очень торжественно, ведь Таня уже совсем взрослая – первоклассница! Но за пару месяцев я освоилась, постепенно пришла в себя и вернулась к своему обычно неуправляемому поведению. Классная руководительница, довольно приличная интеллигентная дама, которая очень нравилась моей маме, не раз в строгой форме делала мне замечания по поводу моего вызывающего поведения. Но ее наставления действовали, к сожалению, на очень короткое время. Наконец, после того как я залезла на стол во время очередного урока и была в конце концов удалена из класса, она пригласила в школу моих родителей. Мама старалась избегать неприятных разговоров и вообще ни разу не посещала родительские собрания за все время моей учебы в школе. И не только в этой, но и во всех, где мне пришлось учиться. Папа отдувался один за всех! Но когда «классная» поставила вопрос о моем отчислении, мама сама решила уладить конфликт и, в конце концов, договорилась с ней об испытательном сроке. Дома родители развернули совместную воспитательную программу. Вечерами папа крупно со мной беседовал и проверял мои домашние задания, и это сильно на меня повлияло.

  Я поняла, что пора утихомириться. В школе меня, в конце концов, оставили.
Несмотря на свое, мягко говоря, озорное поведение, училась я довольно хорошо, получала почти одни пятерки, кроме дисциплины, но вот чистописание доставляло мне много огорчений. Мама в дальнейшем говорила, что пишу я, как курица лапой. Особенно большие трудности для меня поначалу представляла цифра «2». Часами я исписывала в тетради целые страницы, бегала на кухню к маме, чтобы показать ей мои каракули и частенько получала очень неодобрительные отзывы. Хотя я старалась изо всех сил, но только в последних классах моей третьей по счету школе, у меня вдруг прорезался нормальный почерк. Видимо, что-то кардинально поменялось тогда в моем характере. А поскольку, как я теперь понимаю, все в мире и в самом человеке взаимосвязано, то эти перемены оказали влияние не только на манеру поведения, но и на мой почерк.

  В сретенской школе мне было довольно скучновато. Благопристойность и жесткая дисциплина навевала лишь одну тоску. Но я припоминаю несколько интересных комических эпизодов. Сначала это был балет. Да, да! Боевую, довольно рослую (я была второй по росту до шестого класса), но полненькую и неуклюжую девочку с совсем не подходящей для танцев фигурой мама решила записать в балетный кружок при школе. Позже я поняла, что мама всегда мечтала дать мне музыкальное образование. Она очень жалела, что в детстве ее не учили музыке, и надеялась в этом плане на меня. Расчет ее был очень прост и банален, потому и достаточно мудр: любому человеку нужна отдушина в жизни. И действительно, никто не осмелиться оспаривать тот факт, что музыкальная аура делает человека лучше и красивее душой. Она как вкусная конфетка – желанная и успокаивающая.

  Конечно, речь идет не о современной сумасшедшей грохочущей музыке, от которой дрожат барабанные перепонки, болит голова, а в конечном итоге раньше времени истощается нервная система. Нет, я говорю о величественных завораживающих мелодиях классической музыки, начиная с эпохи ренессанса и до первой половины ХХ века. Иоганн Себастьян Бах, Вольфганг Амадей Моцарт, фортепьянные концерты и романсы Сергея Рахманинова, итальянские оперы ХIХ века – вот далеко неполный перечень моих любимых композиторов и музыкальных произведений. К слову сказать, и эстрада иногда выдает неожиданно приятные сюрпризы. Великие непревзойденные российские исполнители романсов и популярной легкой музыки начала и середины ХХ века: Александр Вертинский, Лидия Русланова, Изабелла Юрьева, Леонид Утесов, Клавдия Шульженко и многие другие (всех не перечислишь!) – все они тоже классика. Это тот фундамент, на котором держится настоящая эстрадная музыка. Самобытность и неповторимость тембра голоса; внутренняя культура пения; привлекательная манера исполнения; актерский талант и, что самое главное, наличие неповторимых тонких нюансов, как в голосе, так и в манере исполнения, – вот, что отличает истинных музыкантов от шаблонных штампов. И это далеко не полный перечень необходимых характеристик для настоящих музыкальных исполнителей!

  Редко, но, все же, бывает и в наше время, когда на фоне всеобщей бездарности, непереносимого грохота и кривляния на сцене вдруг, откуда, ни возьмись, неожиданно всплывает музыкальная личность. Пусть и с какими-то, но своими недостатками. Ты чувствуешь: пришел настоящий музыкальный талант. Недавно я побывала на концерте эстрадной певицы Елены Ваенги. Красивая девочка из далекой глуши Крайнего Севера покорила меня своей искренностью исполнения, тонкостью и мягкой непосредственностью. Я получила сильный заряд жизненной энергии, который никогда никому не мешает, а уж особенно в моем преклонном возрасте. Только вот беда – порой ее оркестр так громко гремел своими барабанами и духовыми инструментами, что мне приходилось закрывать уши! И поверьте – все было слышно и гораздо приятнее. Ну что поделаешь, такова сейчас мода – посильнее и покруче, будто это помогает компенсировать недостаток таланта.

  Итак, свою музыкальную жизнь я начала с балета. Это было просто под рукой, в нашей же школе. Но попасть в кружок можно было, только пройдя собеседование музыкальной комиссии. Все домашние посмеивались над мамой и считали, что с такими короткими полными и совсем не балетными ногами нечего срамиться: все равно уж дальше собеседования меня в любом случае не пропустят. Но случилось очередное чудо! К всеобщему удивлению, собеседование я успешно прошла. Может быть, сыграла роль моя симпатичная мордочка, а в придачу и хорошее чувство ритма.

  В доме началась невообразимая суматоха. Сначала было общее веселье. Ёзя даже сделала свой знаменитый эксклюзивный «королевский» торт, который мы все с большим удовольствием съели за один присест. К сожалению, после переезда в Израиль я «благополучно» потеряла его рецепт. А вся прелесть этого торта тогда, при жизни в коммунальной квартире, сводилась к тому, что ничего не надо было печь на кухне и не ждать, когда в очередной раз будет свободен доступ к общей кухонной плите. Торт был действительно очень вкусный и красивый с белоснежно белым кремом и волнисто уложенными сверху воздушными снежками безе.

  Наконец, когда мы с помпой отметили это необыкновенно радостное событие и «спустились на землю», то поняли, что пришла пора приступать к технической реализации, как теперь принято говорить, грандиозного проекта. Основная трудность его осуществления заключалась в том, что, прежде всего, нужно было раздобыть балетную пачку, без которой на занятия кружка никого не допускали. Это было достаточно дорогое удовольствие для обычной семьи советских инженеров. Кроме того, даже при наличии нужной суммы купить (или, как говорили, «достать») обязательный аксессуар балета было все равно невозможно, как, впрочем, и все остальное. Так сказать – дефицит. Ничего не оставалось, как возложить эту неразрешимую задачу на нашу палочку-выручалочку – Ёзю. Началось все с кропотливой работы над выкройкой, затем была беготня за поиском определенных ниток и соответствующей ткани и уже потом множество переделок после каждой из многочисленных примерок. Советовались, конечно, со всеми соседями. И наконец, наступил мой первый «выход в балет». Я почему-то очень стеснялась себя в этой «пачке» и часто не попадала в ритм не то чтобы танца, а просто ходьбы под музыку. «Выход в балет» для меня оказался сущим адом. К большому огорчению мамы, через пару месяцев меня отчислили из балетного кружка, чему я была очень рада. Так бесславно закончился мой первый опыт вхождения в музыкальную жизнь.

  Еще один забавный эпизод из жизни первоклассницы Танечки был связан с искусством кино! А дело было так. Как-то в нашу привилегированную школу пришел представитель киностудии им. Горького для отбора кандидаток на роль первоклассницы в настоящем художественном кинофильме, который потом получил название «Первоклассница». Я оказалась среди двух отобранных первоклашек, и мы получили приглашение на пробы в самую главную киностудию имени Максима Горького! В нашей семье совершенно естественно закрутился очередной переполох. Сначала все были приятно шокированы, но мама после окончания всеобщей эйфории глубоко задумалась о том, стоит ли мне вообще сниматься в кино. Как обычно она вытягивала и поднимала из «недр земных» какие-то заковыристые и неправдоподобные аргументы. Трагическая судьба моего деда Давида сделала ее невообразимой пессимисткой. Малейший намек на возможное изменение устоявшегося уклада жизни и необходимость выхода из своей привычной скорлупы на всеобщее обозрение обычно вызывало у мамы и у обеих бабушек внутренние конвульсии подсознательного страха. Начинались затаенные мысли «вглубь и вширь», выдвигались совершенно бредовые идеи, приводившие чаще всего к отрицанию всяких действий и перемен. Так и в случае с кино семейный совет был очень длительный и серьезный, как будто я претендовала на роль кинозвезды.

  Но в этот раз, после долгих и мучительных семейных переговоров, под массивным влиянием разумных и реальных доводов моего папы, разбившего в пух и прах пустые домыслы женской половины нашего заседания, было принято положительное решение. В назначенный день мы с папой отправились на киностудию. Ужасно стесняясь, я предстала перед комиссией с испуганным видом и понурой головой. Запинаясь много раз, я с трудом выдавила из себя заученное дома маленькое стихотворение. Меня еще о чем-то спрашивали, но я была так напугана, что мямлила что-то все время невпопад. Через несколько дней пришел ответ: я не прошла. Куда же подевались мои амбиции и уверенность в себе?! Видимо, в незнакомой обстановке у меня моментально срабатывал заложенный моей мамой комплекс неполноценности. Сколько раз на восклицания знакомых или просто незнакомых прохожих, какая я красивая девочка, я слышала мамину реакцию: «…все бы хорошо, да фигура подкачала…» или «…но характер!». Но, конечно, это не главное. Просто мне в ответственный момент не хватало смелости и решительности. Эта черта характера попросту называется трусость, и я до сих пор от нее не избавилась. А уж пора бы…

  После выхода на экраны кинотеатров фильма «Первоклассница», мы увидели в главной роли очень симпатичную девочку. Это была впоследствии знаменитая актриса Наталья Защипина. А ведь я могла бы быть на ее месте!

  Надо сказать, что подружек в сретенской школе я не приобрела и продолжала общаться с девочкой из соседнего дома Галей Цырлиной. Еще до школы мы были с ней, как говорится, «не разлей вода», несмотря на мое интуитивное и довольно противное мне самой ощущение, что она все-таки, как любила говорить Марика «не нашего профсоюза». Всем своим обликом Галя Цырлина вызывала сочувствие у окружающих. Да и жила она со своей мамой намного беднее нас. Неаккуратно заплетенная темно-каштановая коса, небрежность и даже неряшливость в одежде, непропорциональная и какая-то нескладная фигура, все это поначалу не имело для меня никакого значения. А связывала меня с ней не только близость проживания (она жила в полуподвале соседнего дома). С ней я чувствовала себя лидером, а это было мне очень важно. Когда мне разрешали выходить погулять, я, прежде всего, заходила во двор, и если там никого не было, то шла к Гале домой или кричала ей в окно, чтобы она выходила. Она тотчас же выбегала на улицу или по случаю плохой погоды приглашала меня к себе. Жила она вдвоем с мамой, папы не было. Может быть, поэтому в ней ощущалась какая-то ущербность и преувеличенная стыдливость. Ее мама очень радовалась нашей дружбе. Впоследствии (уже, когда мы с ней разбежались по разным школам) я не хотела вспоминать и показывать, что между нами в прошлом были довольно тесные отношения. До сих пор жалею, что рассталась с ней так жестоко и резко. Я просто бросила ее (как сейчас говорят «кинула»), когда у меня завелась другая подружка  Алла Бирман, с которой я сидела за одной партой со второго класса. Но это уже в другой школе.