Моргачи-2

Город.

До нынешней поры никто точно не знал, сколько народа проживает в «городе МОРГ». Одни одно говорили, другие – другое. Самую точную цифру выдал как-то местный начальник милиции, который на вопрос проверяющих «сверху» с инфарктной простотой ответил: «А кто их считал?» Знали, кто есть на свете, кого нет, а сколько – всё равно было. Наверное, сам Вседержитель в затылке почесал бы, ибо в его обители до 90-х годов минувшего столетия моргачи содержали срамное место – клуб с танцульками. Церковь православная размещалась в одноэтажной избушке, к которой присобачили кое-как смонтированную маковку с католическим крестом.
Город условно делится на несколько веток. Есть Центр с бессистемно наставленными пятиэтажными «хрущёвками». Каждая имеет своё название. Одну, например, облицованную неэстетичной плиткой, нарекли «сортиром». Есть Шанхай (народ там живёт с плотностью килек в бочке пряного посола). От Центра расходятся улицы с косыми домиками, именованные в честь классиков марксизма-ленинизма. Улица Энгельса, пересекающаяся с асфальтированной улицей Ленина, отличается от неё лишь апокалиптическими колдобинами. Другие части города названы непонятными никому словами. Лично я не встретил ни одного жителя, который мог бы внятно объяснить, что значат некоторые из них.
Всё это лепится вокруг завода, без которого город в одночасье прекратил бы существование. На предприятии в своё время работали южные корейцы, принесшие с собой наплыв своих товаров в местные лавки. Бедные парни с востока напрасно пытались несколько лет научить моргачей правильному обращению со своей мудрёной техникой. В свою очередь радушные хозяева весьма преуспели в обогащении лексикона гостей русскими матюгами. Наивные азиаты легко употребляли их на работе и в быту, в присутствии женщин и без такового. А после смены руководства корейцы, поняв, что оно собой представляет, отправились обратно в Страну Утренней Свежести. На завод прислали монголов, хваставшихся, что они эту аппаратуру где-то видали. Побыв тут с полгода, выведя её из строя и скупив всю заваль из местных лавок, отбыли со своим богом и они.
Вновь прибывшего город впечатляет. В нём нет кондовости или претенциозности иных российских райцентров. Даже самые старые «хрущёвки» внешне весьма добротны. Любая деревянная «гнилушка» держится в оптимальном состоянии, если в ней живут. Асфальтовая ветка тянется от окраины до окраины. За аккуратными заборами зеленеют ухоженные огороды. И даже городской автобус, как в областном центре, имеет не один маршрут, хотя второй и проходит два раза в сутки. Зря ничего не лежит. Освободившийся деревянный дом тут же заселяют или разбирают и перевозят в другое место.
Свободных участков земли просто нет, население помешано на садоводстве-огородничестве. Во дворах Центра меж свиных хлевов изредка перебегают жирнющие крысы. Последние – особое бедствие. Помоек в городе нет, пищевые отходы идут на корм скоту. Единственная свалка в городе загружена промтоварными обрывками и обломками. Поэтому «подпольной гвардии» приходится проявлять чудеса ловкости и героизма в добыче пропитания. Нахальные зверюги лазят даже по карнизам «небоскрёбов»,  воруют еду из кухонь на самых верхних этажах, вызывая детский и бабий визг и изумлённый мужицкий мат. По ночам, когда загулявшая молодёжь убирается домой, пасюки ходят вдоль и поперёк цивильных «авеню».  В связи с этим, в городе нет бродячих кошек, на торговле котятами можно делать мелкий бизнес.
Вечером на вокзал к отправке поезда собираются толпы хулиганствующих подростков. Существовал и аэропорт. Но поскольку богатые граждане предпочитают ездить в город МОРГ на собственном транспорте, а лучше -  вообще не ездить; для небогатых авиация – давно уже роскошь, а не средство передвижения, его прикрыли.
Проклятием является отопление. Теплотрасса проложена поверх почвы, способной за полгода превратить любую броню в труху. То тут, то там из закутанных труб бьют грязные фонтанчики. Терпеливые комхозовцы латают дырки всю зиму, но «труд их скорбный» в большинстве случаев пропадает втуне.  Тепла в кирпичных домах катастрофически не хватает. Неоднократно приглашались специалисты из крупных городов, считали, пересчитывали, но дела не меняются. В одних домах – в трусах ходи, в других – в тулупе спи. Почему-то начальство живёт в первых. Очевидное совпадение. Объявления типа «За февраль отопление не оплачивать» были обыденной реальностью в советские годы. Нынче платить приходится за всё, а то и этого не будет.
Тем не менее, за любую такую выстуженную квартиру идёт вечная война на смерть. Об освобождении той или иной из них узнаётся не менее чем за месяц. В ход идут все интриги, возможные и невозможные. Родственные связи малоэффективны, почти все моргачи – родня друг другу, так или иначе. В последнюю ночь перед выездом хозяев начинается театр – от сидения претендента в прихожей до ночёвок на лестничной клетке. Кто успевает зайти первым после выноса последней вещи – тот и новый жилец. Для обороны завоёванной территории используются любые орудия, как подручные, так и заготовленные. И если в прежние годы проигравший терял ордер, который старались выписывать по факту заселения, нынче можно «пролететь» на немалую сумму наличных, если вздумал дать «на лапу» предыдущему владельцу для верности. Добыть утраченное законным путём могут лишь немногие, обладающие весом кулачным или общественным, а также сверхнормативной наглостью. После ещё с месяц различный мелкопакостный компромат на завладевших жильём служит обильной пищей для «сарафанного радио». Схватка равных по оной проблеме могла при советской власти окончиться лишь скандалом. Общеизвестен случай, когда местный «сельхозкороль» не поделил тёплую хату с работником райкома КПСС.  Нынче подобное чревато пышными похоронами. Но воистину свят промысел божий, ибо теперь дома приватизированы почти полностью, описанные истории – уже из ретро.
Асфальтовые дороги проложены на север.  Одна – по районным сельхозугодьям, откуда через день после прибытия сбежал из ссылки «железный» соратник вождя мирового пролетариата. Как результат сего бегства, любая чепуха в районе носит имя соратника. Другая ведёт туда, куда один генералиссимус ссылал врагов своих и товарищей, от истины заблудших. Асфальт рассыпается на глазах, и нет силы, способной удержать его от непонятного движения. В половодье дорогу вечно размалывают промоины, движение закрывают, на место размыва кладут трубу, сверху опять асфальтируют. Трубу выталкивает на поверхность, полотно дороги вспучивается вокруг этого места. Проходящий транспорт основательно встряхивает. Остряки зовут эти места секс-точками.
Район не производит никаких товаров, кроме «совокупного валового продукта», нужного когда-то для победных реляций в Москву. Урожаи на полях сводятся в основном к Сизифову труду, из-за климата. Всё – от туалетной бумаги до еды – привозное. Именно поэтому моргачи представляют толпу, бегающую полдня по лавкам. Другая половина тратится на сон и домашнее хозяйство. При моде на очереди в советские времена в город часто наведывалась разъездная торговля с фургонов. Любую такую машину в момент вычисляли и неслись за ней во весь дух. Однажды этак вот сотня моргачей бегала за крытым грузовиком по всему городу. Оказалось – шофёр вёз тёще дрова.
Большие партии товаров идут вагонами. Железная дорога всегда грела на этом руки, организуя продажу прямо на станции. Однако перевозки «малой скоростью» - дело хитрое, обюрокраченное и регламентированное мощнее, чем сама российская власть. Часто для догрузки «до нормы» в накладные вписывается липа. Получив сведения от родни, что там написано, моргачи спешат в очередь и нередко их ждёт жестокое разочарование. Но, подобно Мегрэ или Шерлоку Холмсу, они строят версии о пропаже, подкидывая иногда работу следственным органам. Так рождаются местные легенды о мафии.
Благодаря привозному снабжению, город напоминает животноводческую ферму в кошмарном сне футуриста, а жители вечерами рыскают по местам коровьих прогулок в поисках заветных лепёшек для удобрения огородов. Именно поэтому, куда бы ни ехал моргач, он всегда снабжён морем заказов, сидоров, денег и надежд.
Остальное – как у всех. По вечерам некогда и некуда идти, в гости ходят редко, а больше – мест нет. Те же ханыги, что «не просыхают», те же дрянные «некультурные дома», розданные в аренду, за исключением «пятачков», где тусуется молодёжь.
Есть памятники. Один – основателю советского государства, не представляющий художественной ценности и регулярно обгаживаемый птичками. Другой – «дядька с ружом в буденовке». Надпись на постаменте «Комсомольцы героям гражданской войны 1967г» приводит историков в замешательство. Короче – всё, как у людей! 

Продолжение http://proza.ru/2023/02/22/1597