Разное

Однажды в поезде...

Как-то в поезде Ленинград - Москва, я ехал в очередную командировку в Москву ночным поездом. В купе кроме меня находились ещё три пассажира, у которых тоже были билеты до Москвы.

Проснувшись утром по приезду в Москву, мы одного попутчика в купе не досчитались, как и не досчитался один из наших пассажиров своих новейших модных импортных кроссовок.

 Правда, сошедший раньше времени в Бологое наш четвёртый попутчик в чужих кроссовках, оказался "порядочным" человеком, оставив взамен свои стоптанные башмаки.

Ну не ходить же человеку по Москве в носках...




Симке нужен кот!

Помимо собак была у нас и кошка, сиамская кошка Симка. С Симкой хлопот было побольше чем с собаками, когда Симке был нужен кот, наша жизнь превращалась в ад.

Дикие вопли Симки ничем было не успокоить: нужен кот, да и только… А где нам его взять? Эту обязанность и решение данной проблемы жена возложила на мои плечи.

Стал я опрашивать соседей, у кого есть сиамский кот… Вскоре мои поисковые труды увенчались успехом: одна соседка сообщила, что у её знакомой в соседнем квартале есть сиамский котяра вот с такими…, ну, вы сами понимаете о чём речь.

Я получил адрес и помчался туда. Дверь мне открыла девочка лет десяти, родителей дома не было, но я всё-таки решился изложить девочке нашу ситуацию и проблему.

Девочка решила нам помочь и дать на недельку своего сиамского кота. Я оставил девочке для родителей наши координаты, высказал ей свою благодарность за отзывчивость и сочувствие нашему горю, взял котяру и был таков.

Жена была на работе, дети в яслях и в детском садике, да и мне надлежало идти на работу. Поэтому, оставив кошачьих выяснять свои отношения, я закрыл квартиру и ушёл.

А вернувшись вечером с работы домой мы с женой были в ступоре… На кухне с антресолей на холодильник была сброшена, разбилась и разлилась бутылка с краской.

В квартире был бедлам, кот сидел не шкафу, прижавшись к стене, а Симка голосила пуще прежнего, то ли от полученного удовольствия, то ли ещё от чего, не понять.

Что-то у кошачьих не срослось, подумал я, и оставлять котяру ещё на неделю я уже не решился, сунул его в сумку и понёс обратно.

На этот раз дверь мне открыли родители девочки, но вместо порицания и выговора они взахлёб смеялись. А потом и объяснили причину своего смеха: кот-то у них был кастрированным.



Донна Роза де Альвадорес

После смерти боксёра Дэна мы не долго оставались без собаки и опять инициатива приобрести собаку была с моей стороны…

Проезжая на работу, я увидел объявление с предложением щенков ньюфаундленда, и уже после работы я решил заглянуть по указанному в объявлении адресу, тем более, что это было по пути.

Ещё при подходе к нужному дому я заметил в парке рядом резвящихся двух собак с хозяином, собаками были два ньюфаундленда, точнее две ньюфаундлендихи.

Как выяснилось чуть позднее, это были две сестры, у одной из которых и были щенки. Хозяином собак был парень, вместе с которым мы и вошли в его квартиру вместе с собаками.

И что же я там увидел…, щенки уже подросли и были размером с крупную кошку, это вместе с густой шерстью, такие пушистые медвежата…
Самый смелый щенок выполз из под стола и подошёл ко мне, это была девочка, хозяин её звал Бона и как-только он их различал, уму непостижимо, ну, Бона так Бона.

Прежде чем принять окончательное решение о приобретении Боны, я позвонил домой и попросил приехать жену: хватит мне сюрпризов, ещё от предыдущего с Алым и Дэном я не отошёл…

К моему удивлению, жена была очарована Боной и никаких возражений не высказала, а только умилялась ею во время поездки с нею домой.
Но вот имя мы ей изменили на созвучное и соответствующее её комплекции на Донна, полностью – Донна Роза де Альвадорес.

Донна, ещё щенком, вскоре подхватила во время прогулки какую-то инфекцию и серьёзно заболела кожной формой чумки. Всё было брошено на её спасение: нужное обследование в ветеринарке, лекарства, уколы. а при восстановлении, длительные прогулки.

В результате, Донна выросла в высокую стройную собаку, по человеческим понятиям Модель, да и только. Да и в собачьем паспорте из-за её размеров было записано: сука кобелиного типа.

Не смотря на свои устрашающе большие размеры, Донна была добродушнейшей собакой. И что только не вытворяла с ней, играя, наша маленькая внучка Лиза, но никогда Донна её не обижала.

Представьте себе, гуляем мы с Донной и внучкой в парке… Внучка прячется за кустами, мы говорим Донне: - Ищи Лизу… Донна находит и заваливает Лизу, прохожие в ужасе…, а там обнимания, лизания, смех и кутерьма.

Любила Донна и пошутить… Лежит посреди комнаты «бездыханной» такая «шуба», проходишь мимо, а она лапой делает тебе подножку, ты летишь… Ну разве можно на неё обижаться за такую шалость.

Несмотря на свою добродушность, Дона, при случае и спуску не давала. Однажды во время прогулки её атаковала овчарка. Кончилась атака тем, что Донна завалила овчарку, придавила её к земле свои нешуточным телом, а в назидание ещё и лапой её стукнула по крупу.

Донна была очень понятливой, наши команды она осваивала слёту. Донна, принеси мисочку, и она её приносит, даже если это и чугунок. Донна, поваляйся…, поваляется. Донна, отряхнись…, отряхнётся.

Проверяли мы у Донны и умение ньюфаундлендов спасать утопающих, у Донны это получалось так. Подплывала она к «утопающему», разворачивалась, шлёпала лапой ему по голове, как бы обращая на себя его внимание, чтобы он хватался за её шерсть, и плыла к берегу.

В то время летом жена с внучкой были на даче в Смоленщине в Красное, Донна с ними, и никаких забот по охране у них не было. Донна добродушнейшая собака, но вид…

Как-то на даче пришли электрики менять провода на столбе, что на участке у дома. Они лишь только подошли к столбу, как из-за дома вышла Донна, полюбопытствовать, кто там… В ноль секунд один электрик уже был наверху столба, а другой кричал: - Хозяйка, убери собаку… А донна не понимала, чего это они расшумелись…

Или ещё, за забором участка мужики на телеге с лошадью везли жерди из леса, а тут Донна решила полюбопытствовать и побежала к забору… Лошадь рванула, телега завалилась набок, жерди рассыпались, мат-перемат… Донна в недоумении…

Попросила жена как-то родственника помочь принести ей с магазина трубку рубероида, он и несёт её, эту трубку, положив на плечо, а тут любопытная Донна выходит из-за угла дома.. Трубка летит на землю, крики… Донна ничего не понимает…

Тринадцать лет прожила с нами Донна…




Дэн

Одно время мы снимали «дачу», малюсенький летний домик на огороде одной хозяйки в самом конце Каменногорска, что в сторону Прудов, и, естественно, на берегу Вуоксы. Мы, это я, жена и два сынишки 5-ти и 2-х лет отроду.

Я работал и навещал их только на выходные. На этой речке, на течении, мне раньше рыбачить как-то не приходилось, и я быстро понял, что без лодки там делать нечего. Это тогда я так думал, когда ещё не прошёл свой ликбез на рыбацком форуме «Рыбачим вместе». Сейчас всё было бы совсем по другому.

Но тогда я озаботился приобретением лодки для рыбалки и вскоре за пузырь приобрёл плоскодонку из бакелитовой фанеры с ломанным бортом.
Лодку я починил и с удовольствием стал ловить на Вуоксе язей и ельцов на быстрине, щук у камышей и на свалах, плотву на заводях.

Но речь сейчас пойдёт не о рыбалке… Готовясь как-то к поездке на выходные к своим дачникам на Вуоксе, я зашёл на Кондратьевский рынок купить опарышей и червячков. А там же, на Кондратьевском рынке, торгуют и разной живностью: аквариумными рыбками, петухами, кошками, щенками собак.

И проходя мимо, я всегда останавливался, чтобы полюбоваться на них, а в тот раз я надолго застрял у коробки со щенками боксёриков.
Уж очень забавные были мордочки у этих щенков боксёриков, все в складочках, морщинках, ну просто прелесть…

А что, подумал я, если сделать сюрприз моим дачникам… и сделал: выбрал и оплатил плотненького шустрого кобелька, размером с половину моей ладошки.

И вот, дизель с Выборга подходит к платформе Каменногорска, меня встречает моя семья в полном составе, и я вручаю им мой «сюрприз».
Сколько было радости у моих мальчишек, не передать: - Боксёрик!!!!

Последовали хлопоты по его устройству на дачном месте и с выбором имени, клички. Но с этим особых проблем не было, своей физиономией он нам с женой напоминал кое-кого, и мы назвали его Дэном.

Дэн быстро освоился на новом месте, подрастал. Встречая меня с рыбалки, он с удовольствием, как кошка, хватал и ел прыгающих на мостках живых ельцов. А потом хозяйка нашей «дачи» стала замечать, что на кустах её крыжовника и смородины стало уменьшаться количество ягод, а мои дачники выследили, что это работа Дэна.

Маленький Дэнчик скоро вырос и превратился в крупного красивого кобеля с прекрасным экстерьером: рысьи купированные ушки, в меру купированный хвост, нужные бородавки, там где надо и ещё…боец.

Да какой ещё боец… Однажды, во время собачьей своры, где что-то не поделили две суки боксёрихи и чёрный терьер, Дэн, не долго думая, вцепился в этого чёрного терьера. Когда я с хозяином чёрного терьера их растащили, то у моего Дэна вся пасть была забита шерстью чёрного терьера.

Одиннадцать лет прожил с нами Дэн…



Алый

До 1980-го года я, вдовец, жил в Весёлом посёлке на улице Огнева. Сначала жил один в комнатушке 12 кв. метров в двухкомнатной квартире, с соседом, тоже одиночным стариком.

Тогда всего имущества у меня было, диван-кровать да мотоцикл Ява-350. И ещё балкон… Комнатка была на втором этаже, поэтому мотоцикл первое время я закатывал по лестнице в свою комнату и занимался там его профилактикой, благо никто не мешал.

Балкон был для меня отдушиной, которая не давала скучать. Сделав над балконом по всему периметру козырёк, я занимался цветоводством: летом мой балкон был весь в цветах и я среди них был как в оранжерее.

И зимой мне скучать не приходилось, опять-таки выручал балкон, на котором находилось до десятка кормушек для птичек разной конструкции.

Кормушки я изготавливал ажурными, из круглых, с карандаш, палочек, переплетённых рыболовной леской. И кто только из пернатых у меня не пасся на балконе: свиристели, снегири, воробьи и, конечно же, неугомонные синички, даже лазоревки.

Внутри кормушек были сделаны переходы из «комнаты» в «комнату», упорные и подвесные палочки, так что, чтобы добраться до вкусненького, птичкам надо было посуетиться, что меня и забавляло.

Время шло и вскоре в моей комнатушке вместо мотоцикла появилась жена, дети..., а у мотоцикла появился гараж у станции «Нева», в котором я и проводил свободное время.

Один из постояльцев этого гаража «Правобережный» приходил туда с собакой курцхааром, который всегда носился там, пока хозяин был занят с машиной.И вот однажды утром, идя на работу, перед входом на станцию метро «Ломоносовская», я увидел бегающего курцхаара с поводком, но без хозяина.

Курцхаар явно искал хозяина, метался среди прохожих…, и мне ничего не оставалось, как позвонить своему начальнику, сказав, что я задерживаюсь «по техническим причинам».

Поймав курцхаара за поводок, я отправился с ним в обратный путь, домой. Открыв дверь квартиры, я втолкнул в прихожую курцхаара, сказав жене лишь, что потом всё объясню, и поехал на работу.

Первым делом, после работы, я отправился в гараж и узнал всё о хозяине того гаражного курцхаара и посетил его. Опаньки, его курцхаар был на месте. Чей же тогда курцхаар у меня?

На ближайших столбах и парадных я повесил объявления, шли дни, а хозяева курцхаара так и не находились. А курцхаар очень быстро освоился в нашей комнатушке, занял диван и вёл себя с нами очень дружелюбно, как с хозяевами.

Заметив, что он как-то реагировал на звуки АаЫы, мы стали называть его Алый, на что он и стал отзываться. Первое время мы выгуливали его на поводке, но это же полевая, охотничья собака, ей бегать надо, но я боялся, что он опять убежит, ему не привыкать…

И при первом же выгуле без поводка, Алый пулей умчался от меня куда-то между домами, а мне оставалось лишь с болью проводить его глазами..
За две недели, что находился у нас Алый, мы к нему очень «прикипели», он уже стал членом нашей семьи.

Но зря я плохо подумал об Алом в первый его выгул без поводка: набегавшись, запыхавшись, с высунутым языком, с горящими от удовольствия глазами, курцхаар прибежал к нашей парадной, ко мне.

И тогда, поняв, что Алому нужна охота, а я лишь рыбак, а не охотник, то я написал письмо в охотничье собаководство. Отзывов на наши поиски хозяина курцхаара всё так и не было, и мы уже свыклись с мыслью, что у нас появился ещё один член семьи, Алый.

Но однажды, две недели спустя после появления у нас курцхаара, около нашей парадной остановился автомобиль и из него вышли двое мужчин.

Зайдя к нам в квартиру, они представились, что они из охотничьего собаководства… Долгие убеждения нас и уговоры, что курцхаару надо работать в поле, а не шнырять у домов…

Всей семьёй со слезами на глазах мы расставались с Алым и долго смотрели вслед ухавшему автомобилю, увёзшему нашего Алого…
Кстати, я и сейчас пишу это со слезами на глазах и с комом в горле…




Атос

Пока внучка была маленькой я на лето для жены и внучки всегда снимал дачу и, поскольку выбором места для их летнего отдыха занимался я, то всегда, как-то случайно получалось, что это место всегда оказывалось около какого-нибудь озера, залива или речки.

Но вот внучка подросла, дачу снимать мы перестали, но рыбачить-то где-то всё равно ведь нужно было, и опять я стал искать, где бы укорениться на бережку на постоянно, со своей лодочкой.

Раньше-то, в молодости, когда у меня был мотоцикл, я сборную лодочку на рыбалку возил на нём, но потом…жена, дети,… не стало мотоцикла и лодочки, вот я и присматривался, прислушивался, где бы осесть на бережку на постоянно.

Как-то зимой, во время поездки в электричке в Приморск на ловлю корюшки, я разговорился со случайным соседом в вагоне. Слово за словом, и я подвёл разговор к интересующей меня теме.

Попутчик оказался жителем деревни за Приморском на берегу Финского залива, жил он там в одиночестве и был не против выделить мне местечко на своём участке для сарая. Была у него там и лодка, которой он почти и не пользовался. Договорились.

В городе я быстренько сделал эскиз моего стального фигвама и заказал его изготовление, а потом на шаланде перевёз его в деревню к тому попутчику и установил на его участке близко от берега. Позднее я купил и перевёз туда же лодку из стеклопластика Голавль,

Со временем, мой металлический фигвам был перебазирован на территорию Коллективного деревенского причала, официальным участником которого я и стал.

У моего, теперь уже бывшего хозяина участка, была собака, чёрный терьер по кличке Атос. Пёс не сидел на поводке, а был предоставлен сам себе, слонялся по всей деревне. Вид у чёрного терьера был внушающим, да ещё он был неухоженным, то-есть доверия к себе ни у кого не внушал.

Но мы с Атосом быстро подружились и после моего переезда с фигвамом на Коллективный причал, Атос постоянно околачивался около фигвама уже на новом месте. Конечно я делился с ним своим пайком, а позже сделал для него и конуру.

А то он вырыл под фигвамом себе яму, в которой в тенёчке и отлёживался, спасаясь от жаркого летнего солнца. Мои угощения Атос отрабатывал, любого проходящего мимо фигвама, Атос встречал злобным предупреждающим рыком.

Так постепенно, благодаря Атосу, я и становился отшельником на причале, кроме меня он никого больше там не признавал, а меня это и устраивало, я всегда любил уединённость, тишину.

А вот когда я однажды летом приехал к фигваму со своей собакой, с ньюфаундлихой Донной, которая была даже покрупней Атоса, то тут произошла метаморфоза. Атос, как всегда, пришёл, но тут вышла из-за фигвама Донна, рявкнула на него… и Атос поджав хвост удалился.

Помимо лета, приезжал я туда на рыбалку и зимой, с ночёвками в своём неотапливаемом фигваме, и всегда ко мне приходил Атос. Ему-то, лохматому, в его шубе, любой мороз был нипочём.

Когда я был на льду, Атос тоже находился рядом со мной и, по-прежнему, нёс свою службу, не подпуская ко мне на льду ни одного рыбака.
Вот так мы и дружили с Атосом, пока его не убили и, как говорили, съели местные алкаши.




Джессика

Это было лет 20 назад...

К моему фигваму приходила из деревни одна хозяйка, чья корова паслась на лужайке у берега рядом с фигвамом. В те годы многие деревенские имели коров и буквально дрались за каждый клочок поля с травой для коровы.

Тогда рыбакам сложно было подойти к берегу Финского залива: покосы, которые нельзя было мять. А от своего дома каждая хозяйка имела тропку, по которой ходила на залив бельё поласкать с мостков или вот корову привести попасти.

С хозяйкой, что приводила корову, всегда приходили ещё и её питомцы, здоровенный рыжий кот Маркиз и собачёнка, карликовый пинчер Тошка. Маркиз лакомился у меня рыбой, а в качестве благодарности приносил мне к порогу фигвама придушенных мышей.

Тошке тоже перепадало от меня вкусненького, нравились мне эти "ребята" и разбавляли мне там моё отшельничество. Как-то я завёл разговор с хозяйкой Тошки, что не плохо бы щенков от Тошки получить, и что я одного бы купил.

Купил..., это засело в голове хозяйки Тошки и она взялась реализовывать эту мысль. Женщина была энергичная, как все деревенские женщины, это мужики только водку там хлебали, а у деревенских женщин хлопот полон рот...

Короче говоря, нашла хозяйка в Приморске такого же карликового пинчера, договорилась взять его к себе на недельку в деревню, а у Тошки как раз была течка... Гость быстренько понял, зачем его туда привезли, и вскоре у Тошки появились щенки. Хозяйка сама купировала им хвостики.

Мне, как в некотором роде соучастнику этого дела, было предложено первым выбрать любого щенка, что я и сделал: выбрал самочку. В тот день щенкам исполнилось лишь 25 дней со дня рождения, поэтому я быстро всё свернул в фигваме, на дизель и в Питер.

Чтобы кроха не простудилась в дороге я положил её в носок, снятый с ноги, и так и привёз её домой, в город. Дома меня встретили по-всякому, но быстренько стали обустраивать для неё тёплое местечко в коробке и тут же дали имя, Джессика.

Джессика была ещё очень маленькой, в деревне она ещё сосала сиськи у мамки Тошки, поэтому у нас возникли проблемы с её кормлением, но всё образовалось довольно-таки быстро: жена образовала кашицу из тёртого свежего мяса, которую, к нашему великому удивлению, Джессика и стала кушать...

Семнадцать лет прожила с нами Джессика, почти каждое лето она с моей женой и внучкой уезжала на лето на съёмную дачу в Смоленщине. Характерец Джессика унаследовала не от добродушной мамки Тошки, а от злющего папашки: никому спуска не давала, ни своим, ни чужим.

А когда я иногда брал Джессику с собой на рыбалку в фигвам, то там больше всего от неё доставалось Пятнице, моей подруге, что ездила туда со мной тоже на рыбалку..., ну не хотела Джессика её признавать, ревновала, что ли...

Приятно вспоминать годы, прожитые с Джессикой, и печально, что её уже нет.




Это было давно

Новосаратовская колония, так называлась она раньше, там до ВОВ жили немцы. Деревня Новосаратовка, так зовётся она сейчас, и с 194-ых годов там немцев уже нет...

Сообщение с Ленинградом было только по воде, по Неве, колёсными пароходами: Гоголь, Крылов, Пушкин и др. названия пароходиков, которые ходили от Невского лесопарка до пристани Станционная, перед бульваром Красных Зорь, что уже на левом берегу Невы.

На работу и с работы, утром и вечером, пароходики шли переполненные народом, едущим на работу и с работы. Шли пароходики не спеша, шлёпая колёсами по воде, а на нижних палубах мужики работяги весь длительный путь резались в секу.

У пароходов были две промежуточные пристани в Новосаратовке, верхняя, что у школы, и нижняя, недалеко от нынешнего Вантового моста.

По сухому, вдоль правого берега Невы, только от 5-ой ГЭС (Уткина заводь) ходил автобус до Володарского моста и по мосту на левый берег Невы. Там, где сейчас Весёлый посёлок был...Весёлый посёлок и был, только вместо домов там были колхозные поля. Нас, школьников Новосаратовской школы, осенью возили туда помогать убирать корнеплоды.

Как только навигация на Неве закрывалась, добираться до работы в Ленинград приходилось либо пешком, а это от 3-х до 6-ти километров вдоль берега Невы по булыжной разбитой дороге, либо на лодке частного перевозчика через Неву, за денежку, в том числе и во время ледохода.

А как только чуть окрепнет лёд, народ сразу же прокладывал через Неву тропы по льду, помечая их вешками, чтобы не ступить мимо. Тонули, бывало, но шли... в Рыбацкое, а в Рыбацком уже и трамвай номер 7, и автобус номер 4 в сторону Володарского моста Ленинграда.

Дома в немецкой Новосаратовской колонии были в большинстве двухэтажные, деревянные, чёрного цвета, мрачные. Отопление печное, вода с Невы, по крутым лесенкам на берегу. Для забора воды из Невы делались мостки, а зимой воду черпали из проруби.

А мне, беззаботному 16-ти летнему, та жизнь в Новосаратовке нравилась: и зимой, и летом. Про сейчас..., я это бы не сказал.




Игра в войнушку

Я поделюсь ещё своими воспоминаниями о так далёком теперь для меня детстве в эвакуации, в Сибири, уже сразу после войны. Было наверно мне тогда лет восемь, девять, а может быть и побольше…

Вспоминаю и думаю, а ведь возможно, что страна, Советский Союз, в моём лице потеряла гениального военного командира, на меньшее, чем командир дивизии, а то и главнокомандующий армией, я и не расчитываю.

Игра в войнушку была для меня тогда самым любимым занятием. Как только мама и отчим оставляли меня одного в комнате, я доставал своих и вражеских солдат и начинал играть.

Пережив четырёхлетним мальчишкой артиллерийские обстрелы и бомбёжки в блокированном Ленинграде, я не понаслышке знал, что такое война.

А начитавшись про Бородино и насмотревшись в деревенском клубе фильма про Чапаева, я выстраивал редуты своих и вражеских солдат в самых замысловатых позициях и начиналось сражение.

Две армии наступали друг на друга шеренгами под барабанный бой: помните, как в фильме Чапаев наступали белые, а Петька говорил: - Красиво идут!

Так же красиво шли в моей войнушке наши солдаты и солдаты противника, перемещаясь, перестраиваясь, пытаясь перехитрить противника, используя рельеф пересечённой местности, её высоты и ложбины, нападали с засад.

Барабанный бой, под которым наступали шеренги солдат, я создавал голосом: пам-парабам, пам-парабам, пам-парабам-парабам-парабам. Всё было так естественно, в моём воображении.

Внезапно для противника, из укрытий, выезжали броневики и тогда раздавался трескучий шум их пулемётов: трррррррррррррррр. Красивый шеренговый строй солдат противника нарушался, враг обращался в бегство, а за ним, с громким криком ууррррааа гнались наши солдаты.

Военные действия длились бы сколь угодно долго, с переменным успехом для обеих воюющих сторон, если бы не появлялась мама и не награждала «командующего» шлепками и тумаками.

А всё дело в том, что мои солдаты, участвующие в этих сражениях, это были спички с разным цветом головок, а броневики, это спичечные коробки. А место сражений – мамина кровать с подушками.

Ну не было у меня тогда в Сибири оловянных солдатиков и игрушечных броневиков, зато коробки спичек были всегда, как и главнокомандующий.




Работа и спорт

Как-то зимой строители проводили лыжные соревнования между строительными трестами, а я в то время жил в общежитии Невского Ремстройтреста, в котором работал мой отчим.

В том же общежитии на 2-ом этаже была контора Ремстройтреста, работники которой меня, конечно же, знали и позвали выступить на этих соревнованиях от их треста.

Не знаю, с чего они взяли, что я могу им принести «золотые» медали в этой их спартакиаде, однако вот я уже стартую на лыжне…

На финиш я пришёл, естественно, последним, моя дыхалка, как следствие врождённого порока сердца, не дала мне шансов на большее.

И вот после завершения лыжного пробега, ко мне подходит представитель нашего Ремстройтреста, протягивает мне апельсин, благодарит за участие в соревнования и тут же узнаёт, какое место я занял…

Видели бы вы, какое кислое выражение было на его лице, хорошо ещё что я успел апельсин надкусить. Это было моё первое спортивное выступление, но работал тогда я в другом месте, в почтовом ящике.

Летом, в те дальние годы прошлого века, было повальное увлечение волейболом. Во время обеденного перерыва, в ущерб своему желудку, народ выбегал с завода на волейбольную площадку и играл.

К сожалению, в волейболе я тоже высот мастерства не достиг, может потому, что был мал ростом, и меня не очень-то принимали в команды, а мне так хотелось…

Но ничего, я отыгрался на другом. В обеденный перерыв в цехе мы, работяги, ставили стол для настольного тенниса, натягивали сетку и играли.

Это было второе повальное увлечение в те годы. Играли в настольный теннис и в обеденные перерывы, и после работы, и во дворах, и в Красном уголке общаги.

А первое знакомство с игрой в настольный теннис у меня было ещё на заводе им. Калинина. Мои два напарника по бригаде слесарей были хорошими игроками в настольный теннис в цеху.

Со временем и я стал хорош в настольном теннисе, обыгрывал ребят в цеху, а на заводских соревнованиях занял второе место, а соперники там были сильные, в том числе, студенты практиканты с дневных вузов.

Несколько позже, работая в ЦКБ на пр. Кима, я увлёкся игрой в Новус, так мы тогда её называли. Похожее на биллиард, только в место шаров шайбы.

А вот и разъяснение из интернета: Новус — латышский национальный вид спорта. Новус относится к группе киевых игр. Известно, что эта игра впервые появилась в 1925—1927 годах в Латвии и в Эстонии. Моряки играли в неё в плавании...

У нас в ЦКБ было повальное увлечение этой игрой в обед, после работы. Не хвастаюсь, но правда, в ней я тоже стал победителем среди играющих.

Вот, пожалуй, и все мои спортивные достижения, здесь, В Ленинграде - Санкт-Петербурге.

А вот как обстояло дело в Сибири.

Уроки физкультуры там, в нашей сибирской школе в деревне Красный Яр, были не для проформы. Физруком в школе был офицер в отставке, позднее он стал и директором школы и даже как-то, будучи в командировке в Ленинграде, навестил и меня, точнее, отчима.

Ох и гонял же он нас, школьников, на уроке физкультуры, и без всяких поблажек. Причём, в любую погоду, а зимой урок физкультуры проводился всегда на лыжах, в том числе отрабатывались спуски и подъёмы на лыжах на горках и кросс. И всё на оценку. Где-то в четвёрочниках я находился.

При Любинском Молочно-консервном заводе, что был рядом с нашей деревней, зимой всегда заливался каток, было у катка и электрическое освещение, так что на коньках в детстве я накатался досыта. Вот только коньки у меня были снегурочки, что прикручивались палочкой с верёвочкой к пимам, т.е. к валенкам.

В Сибири не валенки, а пимы, не кровать, а койка, не улица, а улка..., да это и не важно. Я очень завидовал мальчишкам, у которых были коньки дутики, это как хоккейки, а у сына директора завода, у моего друга Бори Наумова, были ножи, ну, т.е. беговые коньки.

Он на них участвовал и областных соревнованиях. А вот с лыжами у меня дело долго обстояло плохо, не было их у меня, только в школе на урок физкультуры выдавали. И я лыжи себе стал делать сам: находил длинные не толстые дощечки без сучков и выстругивал, выстругивал из них что-то похожее на лыжи.

Носки распаривал в кипятке, а потом загнув привязывал их в загнутом положении к спинке кровати. Ох и попадало мне от матери за эти мои деяния. Отчим меня не ругал (он меня никогда не ругал, только мать материл да колотил), но смотрел, смотрел да и выписал для клуба, где он одно время был завклубом (член партии, всё-таки, поэтому и должность получал).

Вот и у меня появились новенькие лыжи, на которых я стал ходить в лес и ловить куропаток в силки. Интереснейшее занятие, сродни рыбной ловле. А вот рыбу зимой там, в Сибири, на Иртыше и на Старице, не ловили, только летом мы мальчишки, да неводом взрослые.

Летом играли в лапту и в попа, зимой в глызку (как бы в хоккей с шайбой, только вместо шайбы лошадиная какашка). Многие местные деревенские мальчишки имели ружья: 16-ый, 20-ый, 24-ый калибры.

Охотились они летом на уток, зимой на рябчиков. Много там было зайцев, лис, волков. Волки заходили и в деревню, нападали на собак.

Каково-то мне было ходить в школу в 1-ый класс из хутора Зелёновка в школу деревни Замиралово, что в полутора километрах от Зелёновки. Сначала мать провожала, а потом уже и сам стал ходить. Но больше волков я боялся деревенских собак.

У меня же ружья не было и я мастерил для себя рогатки, поджиги и даже смастерил как-то из водопроводной трубы ружьё с деревянным прикладом. Правда, при первом же выстреле его у меня разорвало по шву трубы. Хорошо ещё, что хоть допедрил испытание провести не с плеча...

Но зато я отыгрывался там летом на рыбалке. Это уже тогда рыбалка для меня главным увлечением, которому я отдавал всё свободное время. А свободного времени у меня было не так-то и много, нужно было помогать матери, а потом ещё и с сестрёнкой нянчиться, она на восемь лет моложе меня. Сейчас жива.

Поэтому на рыбалку убегал из дома ещё до восхода солнца, и уже учась, в сентябре, в заморозки, бегал перед уроками с удочкой на Старицу (старое русло Иртыша) часок-другой порыбачить.

У ребят были велосипеды, и этого у меня там не было, но прокатиться на велосипеде друзья мне давали, а ездил я под рамой, так как был мал ростом. А вот внучку в Питере, мы с женой так и не смогли научить ездить на велосипеде: как куль с него валилась.




Карьерный рост

Пока я ещё не на рыбалке, повспоминаю…

Старые добрые советские времена, 50-ые…70-ые годы прошлого века. Я работаю на почтовом ящике, сначала слесарем сборщиком в сборочно-монтажном цехе.

Кстати, это одно из самых приятных, что вспоминается. Потом, по мере обучения на вечернем факультете в институте, мне предложили должность технолога в Техбюро в моём же цехе с окладом… в 85 руб/месяц.

Слесарем-то я зарабатывал в два раза больше, но зачем же я тогда учился в институте, гробил своё здоровье.
 
Надо же было когда-то начинать и наращивать свой инженерный стаж, а сразу тогда получить высокую должность и приличный оклад, было невозможно.

Да и диплома о высшем образовании для роста тогда было маловато, только будучи членом КПСС можно было рассчитывать на продвижение выше.

А в партию инженеров не очень-то тогда принимали, предпочтение отдавалось рабочему классу. Вот, будучи ещё рабочим классом, я и подал заявление на вступление в КПСС.

Два члена КПСС нашего же цеха дали мне положительную рекомендацию и вот я уже и с партийным билетом. Карьерист скажете, а куда деваться и зачем тогда было учиться.

 Можно и за верстаком было бы прекрасно доработать до пенсии, но тщеславие…
И вот пошла эта длительная тягомотина карьерного инженерного роста.

Техник технолог 85 р., инженер-технолог  90 р., инженер-технолог 100 р., Инженер-конструктор 110 р.

Инженер-конструктор 130 р., старший инженер-конструктор 145 р., старший инженер –конструктор -150 р., ведущий инженер-технолог 160 р., ведущий инженер-технолог 180 р.

Начальник сектора 200 р., …220 р.,…230 р.. …. И всё! Предел. Интервалы между ступеньками роста – годы.

Для повышения должностного оклада и самой должности, приходилось менять место работы. Поработать мне пришлось на 8-ми заводах, КБ и Институтах, а потом… перестройка, скачок вниз, в торгаша.

Были, конечно же, в инженерной части моей работы масштабность, расширение кругозора, но, если бы была возможность мне вернуться сейчас назад, к верстаку, я бы в институт на вечернее отделение поступать не стал, а остался бы простым работягой.

Работая простым слесарем я много чего мог сделать лично для себя, работая инженером, для изготовления того же мне приходилась обращаться к работягам за спирт.




А теперь, очередное биографическое повествование…
Трудиться, продолжая учиться.

За время обучения на слесаря в Техническом училище, а это длилось всего десять месяцев, нас посылали и на практику на заводы Ленинграда.

На практике я шабрил станины на Станкостроительном заводе имени Свердлова. Там я понял, что это такое расточной станок: в отверстиях этого расточного станка я иногда отдыхал в обед.

А уж по станине расточного станка с шабером в руках я ползал на коленях как кёрлингист на соревнованиях Олимпиады.

Потом какое-то время я собирал пневмомолотки на заводе Пневматика, затем последняя практика на заводе имени М.И. Калинина. На него-то меня и направили по окончании Технического училища.

Всего-то десять дней мы учились в ТУ-3, а расставание с ребятами своей группы и с девчонками токарно-фрезерной группы были очень волнительными.

Техническое училище за эти 10 месяцев мне дало для жизни полезного больше, чем 6 лет учёбы в институте.

На заводе имени Калинина я был сразу введён в бригаду двух опытных пожилых слесарей и в первый же месяц заработал столько, сколько больше не заработал никогда.

Наша бригада получила задание изготовить одну сложную детальку в большом количестве. Мои опытные напарники покумекали и создали штамп для её изготовления, а на штамповку посадили меня, шустрого…

Нуу, я и наклепал больше положенного по заданию. К счастью, всё это приняли и оплатили, так я и заработал тогда и получил свою первую получку 1950 рублей.
 
Это было в 1958-1959 годах. По тем временам это была большая сумма. На заводе им. Калинина я проработал не долго. С проспекта Села Смоленского (ныне пр. Обуховской Обороны) ездить на остров Голодай мне было неудобно и далековато.

А тут приехал в отпуск со службы в Евпатории мой дядя Лёня, который принял участие в моём трудоустройстве поближе к дому.
 
Он раньше работал настройщиком радиоаппаратуры на п.я. 433, где теперь начальником сборочно-монтажного цеха был его бывший напарник по бригаде.

И вообще, в том цеху было много его бывших знакомых по работе. По протекции мне оформили переводку с завода им. Калинина на этот почтовый ящик, на котором я и задержался на целых одиннадцать лет.

Понимая, что расти-то образовательно дальше надо, я на базе своих десяти классов, поступил сразу на 3-ий курс вечернего факультета радиотехнического техникума.

Без отрыва от производства я закончил 4-ый курс техникум, перешёл на 5-ый, последний, но тут…

Но тут, мой друг Юра Бурилов, тоже слесарь сборщик в нашем цеху, решил поступать в институт, в ЛИАП (Ленинградский институт авиационного приборостроения) на вечерний факультет, без отрыва от работы.

Юре одному было скучно поступать в ВУЗ и он стал уговаривать меня составить ему в этом деле компанию. Я подумал, а что мне даст в моей карьере по окончанию техникум…

Дальше старшего или ведущего инженера не прыгнешь, для большего нужно высшее образование и я решил: пан или … останусь слесарить.

Начал готовиться к вступительным экзаменам на вечернее отделение ЛИАПа. Вкусив вкус денег, зарплат, о поступлении на дневное отделение я уже и не думал.

При подготовке, я решил все 980 задач по математике, геометрии и тригонометрии из справочника Выгодского для абитуриентов.

После такой вот подготовки,  по устной и письменной математике на вступительных экзаменах в ЛИАП, в этот раз у меня были две пятёрки. Потом четвёрка по физике и, как уж повелось, тройка за сочинение.

Этого было достаточно для поступления в институт, больше того, меня ещё и назначили заместителем старосты группы.

А вот мой друг Юра экзамены провалил и в институт не поступил и его тут же забрали в армию. Меня призывная медкомиссия для армии забраковала.

Ещё учась в Сибири в школе у меня бывали обмороки, врачи определили врождённый порок сердца, даже было освобождение от физкультуры.

На физкультуру я, конечно же, ходил, но дальные кроссы выдержать не мог. По окончании ВУЗа мне в военкомате вручили военный билет и звание лейтенанта, потом и старшего лейтенанта с годностью в военное время, и негодностью в мирное.

Только ежегодные вызовы на штабную переподготовку  и больше ничего: оружия в руках я не держал.

Трудно мне дались эти почти семь лет учёбы по вечерам в ЛИАПе. После работы от Александро-Невской Лавры на улицу Гастелло, в ЛИАП. А после лекций с Гастелло на пр. Села Смоленского (сейчас это близко от метро Елизаровская).

Не высыпался, на лекциях клевал носом и засыпал, приходилось списывать конспекты с менее сонливых сокурсников. Да ещё эти девчонки, им тоже приходилось уделять внимание.

И условия общежития, в которых приходилось готовиться к семинарам и экзаменам были не лучшими. На первых порах мне помогал школьный задел знаний, а потом становилось всё сложнее, я начинал отставать.

Будучи на 3-ем курсе, женился на девушке с нашего же цеха и завалив пару экзаменов, взял академический отпуск в институте на один год.

За этот год у меня появился сынишка, я стал жить сначала у жены , а потом Лев Николаевич Зайков, он тогда был директором нашего почтового ящика, дал нам с женой комнатку в доме, непригодном для нормального жилья, но как мы были ей рады.

В этих условиях я ликвидировал свою академическую задолженность, продолжил обучение в институте и закончил его, получив диплом инженера электромеханика.

Интересно я сдавал последние два экзамена в институте. Тогда у меня был ещё один друг, Юра Парамонов.

В тот день я тогда только что сдал свой предпоследний экзамен и ждал приятеля, Юру, он был в другом потоке и должен был сдавать свой тоже предпоследний экзамен, но по другому предмету…

Опять Юра и опять меня уговаривают идти вместе с ним на сдачу теперь уже его предмета, к которому я не готовился.

Я упирался, но Юрке было страшно идти на сдачу экзамена одному, он продолжал меня уговаривать, а когда он взял для меня шпаргалки от вышедшего и уже сдавшего экзамен парня, я решился.

А что я терял…, не сдам, так через три дня я пойду на сдачу этого же экзамена уже со своей группой.
 
И вот мы бодренько с Юрой вошли в аудиторию, положили на стол экзаменатора зачётки, вытянули из стопки свои билеты, подошли каждый к своей доске и… добросовестно, без оглядки на экзаменатора, стали списывать мелом на доску всё со шпаргалок.

Шпаргалками я никогда не пользовался. Я их всегда готовил, но пользоваться боялся, а тут, терять-то было нечего, и я по наглому скатывал всё со шпаргалки на доску.

И вдруг раздался голос экзаменатора с просьбой  мне и Юре, по фамилиям,  подойти к нему… Всё понятно, засёк… Мы с Юрой стираем всё со своих досок и понуро идём к экзаменатору.

Он вручает нам закрытыми наши зачётные книжки и говорит, что мы свободны. Только за дверью мы с Юрой решились взглянуть в свои зачётки, в которых чёрным-по-белому было написано: удовлетворительно.

Пожалел нас экзаменатор и за храбрость поставил эти удовлетворительно. Вот так, досрочно, на три дня раньше своей группы, я и закончил институт. А спустя три дня сдал свой последний экзамен и Юра Парамонов, мой друг.




Учиться, учиться и ещё раз, учиться!

По окончании 10-го класса 334-ой мужской школы Невского района Ленинграда я сразу поступил на Подготовительные курсы при Политехническом институте имени М.И.Калинина.

После Ленинградского Университета Политехнический институт им.Калинина считался самым престижным вузом Ленинграда, а я ничего более скромного для себя и не придумал.

Мать, немка по рождению, естественно в моей учёбе в школе и в решении «Куда пойти учиться» никакого участия не принимала. Какой-там, она по русски-то говорила с немецким акцентом.

А вот по немецки я от неё за всю жизнь ни одного слова не слышал, а ведь немецкий был её родной язык в немецкой колонии «Средняя Рогатка».

А я по иностранному языку, кстати, как раз немецкий, во всех 5-ти школах, где обучался, дальше, чем на четвёрочку не вылезал. Такой вот семейный парадокс.

Продолжу… Закончились подготовительные курсы и начались вступительные экзамены в Политех имени Калинина, на самый престижный электро-механический факультет, естественно, на дневное отделение.

Ничего более лёгкого я и здесь не придумал, а подсказать мне было некому, отчим меня тоже не касался, да и не было у моей родни никого с образованием выше 5-ти классов.

Сдал я все пять вступительных экзаменов в институт, не провалил. И по нынешним временам неплохо сдал, набрав 19 баллов: математика устная и письменная, физика и химия – все на четыре. И лишь сочинение на тройку.

С сочинением у меня всегда были не лады, наверно сказывалась моя интернациональная родословная, да обучение за 10 лет в 5-ти разных школах.

Короче говоря, для поступления на дневное отделение электромеханического факультета института имени Калинина моих 19-ти баллов оказалось недостаточно.

Проходными были 23 бала, т.е. три пятёрки и две четвёртки. Поступай я в какой другой ВУЗ, то с этими своими оценками, 29 баллов, четыре четвёртки и одна тройка, по основным предметам, я бы поступил.

Сейчас молодёжь ушлая, вступительные документы подают сразу в несколько вузов и не в самые престижные, и, не пройдя по конкурсу в одном, перескакивают в другой, где проходной балл пониже.

Мне же тогда ничего подобного никто не подсказал, да и кто мог подсказать-то в нашей строительной общаге, в которой ни у кого из ребят за душой больше 4-х…5-ти классов школы и не было.

Даже мой друг там, Пашка, только позже, уже будучи женатым, до 7-го класса дотянул только в вечерней школе. А потом, чтобы иметь алиби у ревнивой жены на вечерние отлучки, даже и вечерний техникум закончил.

На техникум я был не падок. Решил, не теряя времени, коли с поступлением в институт ничего не получилось, получить рабочую специальность и начать работать.

И опять, в выборе рабочей специальности мне никто тогда не подсказал (интернета-то не было), и в родне наследственности по какой-либо специальности у меня тоже не было, вот я и подал документы в Техническое училище при ЛОМО на наладчика автоматов.

Документы приняты, в ТУ я принят и на месяц вместе с однокурсниками осенью направлены шефами в колхоз: работа в моей жизни началась и не прерывалась до 77 летнего возраста.

Без перерыва, иначе терялся бы непрерывный стаж, что сказалось бы на размере будущей пенсии, при выходе на неё. Так было раньше, про то, что теперь, не хочется и говорить. Тогда мы об этом думали.

Вернувшись с подшефного ЛОМО колхоза я узнаю, что наша группа наладчиков автоматов ликвидирована. Пришлось вновь подавать документы , теперь уже в ТУ номер 3, что на Уральской улице, 2, но теперь уже на слесаря.

В техническом училище ТУ-3 всё было без проблем, после чистилища в 10-ом классе мужской школы я уже был не тот деревенский сибирский недотёпа, а умел за себя постоять.

Да и не надо было за себя стоять, потому что в техническом училище, как и в деревенских школах, как и в моей общаге, ребята были попроще, без гонора, а если кто и выступал, то его быстро осаживали.

Очень старался я там получить повыше разряд слесаря, но если с теорией у меня всё было отлично, то с практикой, не смотря на все мои старания, дело было похуже.

Силы в руках у меня особой не было, а для практических занятий это было необходимо. Сложно мне было выполнять обработку поковки молотка тупым напильником моими слабыми руками. Поэтому, на фоне рослых сильных сокурсников я для мастера выглядел недостаточно успешным на практике.

К счастью, моя мать тогда уже работала в инструментальной кладовой Катушечной фабрики им. Володарского, что рядом с нашей общагой, она стибрила с инструментального склада фабрики для меня новенький плоский драчёвый напильник самого большого размера, 400 мм. с крупным зубом.

Этот напильник ещё называли «Стахановским», всё бы хорошо, но маманя немножко переборщила, хватило бы мне напильника длиной и 200 мм, но что получил, то получил, и тут началось...

Напильник большой, длинный и тяжёлый, я же невысокого роста, с бараньим весом, и орудовать им мне было не-с-руки, и я, при обработке этих поковок, не выдерживал размеры молотка в заданных пределах допуска.

Мастер заставлял меня строгать дальше до следующего, меньшего размера молотка. В то время, как ребята переходили на выполнение следующего задания, я всё ещё возился со своим молотком, делая из заготовки 500-грамм сначала 500 граммовый молоток.

Провалив размеры, пилил дальше до 400 граммового, провалив размеры и у 400 граммового, пилил дальше… , в итоге, 200-граммовый молоток у меня получился, но я не уложился по времени.

Ребята, работая тупыми напильниками, мне, конечно же, завидовали, но они брали своё силой, настойчивостью, а не хитростью, как я. Вот за эту-то хитрость со «стахановским» напильником, мастер мне и снизил оценку за практику при выпуске.

Хоть по теории у меня и было пять, разряд я получил, как в основном и большинство ребят, лишь четвёртый, а хотел – пятый.

Чтобы не затруднять форумчан в чтении, я пока прервусь. Наши, на рыбацком форуме «Рыбачим вместе», не любят эту тягомотину, как и сидение при ловле плотвы в палатке, а чтение моих опусов, как раз оно и есть.



Манечка
Борис Минеев
Сегодня моей и нашей Манечке исполнилось 98 лет. 98 лет, но мою тётю (она сестра моего отца) и мою крёсную, Марию Владимировну Минееву, все родные и знакомые (а их у неё тьма), иначе, как Манечка, не называют.

Манечка, участник ВОВ и инвалид 1-ой группы из-за ран в руках и в ногах, полученных от снарядов на поле боя. Неделю назад у ней стал кровоточить так и не вынутый из ноги один из осколков. Хирурги подлечили.

Живёт Манечка в квартире одна, полностью себя обслуживает, кроме доставки продуктов из магазина, в чём ей помогают соседи.

Манечка с удовольствием принимает пойманную мною рыбу в любом виде и в любом количестве, раздавая её соседям. Я регулярно навещаю Манечку, навещают или звонят Манечке её родные и знакомые.

У Манечки и в 98 светлая голова и прекрасная память. Она добрейший человек, чем и вызвана любовь к ней всех окружающих.

Сегодня мы отмечали её 98 и поздравляли с Днём Рождения...

В прошлом году Манечку посетили с поздравлениями журналисты и вот что рассказала им Манечка...

От первого лица
   
 Я родилась 23 января 1921 года. Это по паспорту. Но 23 января никогда не отмечаю. Дни рождения в деревне никто и не отмечал. Теперь мой день рождения 5 февраля. Но и этот день не отмечаю. А праздновали всегда День Ангела. День Марии – 8 февраля. Вот это и есть мой праздник.*
Наш дом 1921 году построили. Я в том же году и родилась. До того другой дом был. Расширяли побольше, семьи большие. Нас было пять у мамы. А с братом они вместе жили в одном доме, дом большой был.
Мои родители Владимир Михайлович и Екатерина Александровна жили в деревне Купчино. Бабушка была – Минеева Прасковья, отчества не помню. Знаю, что она в 1927 году умерла, я помню, мне было 6 лет. Её хоронили, а мне платье одели, и я к подружке гулять побежала. Первый раз платье одели. Мне говорят – в церковь надо идти, покойника понесли, а мне платье одели, я и гулять. Вот это в шесть лет свои я запомнила.
В школу пошла восьми лет тут же в деревне. Четыре класса ходила нормально. И учителя были хорошие, и училась хорошо. Две учительницы было. Евдокия Федотьевна была учительница, фамилию только не помню. Вторая – Елена Ивановна. Фамилию тоже не помню. Одна жила при школе. А вторая приезжала, а потом тоже в школе жила.
Четыре класса, а потом нам в город надо было уже. На Можайскую улицу, от Витебского вокзала недалеко. Тринадцатая школа была. В пятый класс – туда. Ну, многие пошли, хорошо учились. А у меня не пошло. Немецкий язык и русский письменный. А четыре класса здесь училась – все отлично было. И так два года я в пятый отходила в городе, и мои родители меня оставили дома.
Учеников немного было. Мы только были с Купчина, с нашей стороны. С той стороны, где Шелковниковы, за железной дорогой, там ещё жили, платья портниха шила, забыла как фамилия её. Потом Ерошины. Вот они все оттуда подростки ходили в эту школу. У Ерошиных, Шелковниковых те же самые дома были, как и в деревне. Но они единоличники. Не в колхозе. Паспорта у всех в деревне были. Мне давали, то ли шестнадцать, то ли восемнадцать было, не помню.
Я дояркой работала. Мне было шестнадцать лет. Вернее, так: когда меня дома оставили (в школу перестала ездить), папа меня научил на счётах считать. Тогда папа работал в сельсовете счетоводом. В колхозе молоко сдавали, и от колхозных, и от своих коров. Вот он меня научил молоко записывать. Потом увозили молоко, продавали. А я делала ведомости. Молоко в колхоз мы сдавали, у нас была выделенная женщина, мы сдавали молоко от своих коров и колхозное, она ездила, продавала. Она знала, сколько нашего молока, и колхозного. А я делала ведомости, вечером приходили и получали деньги, сколько молока своего от коров сдали. Много в поле работали, а молоко-то надо куда-то девать. А колхозное так она все время ездила. Карачунова Лилька, она была. А муж её на лошади молоко возил.
На лошадях возили молоко, бидоны большие. Возили зимой на дровнях, а летом – телега. На телегу грузили бидоны и возили на барахоловку, Курская улица. Где-то там было. И вот там торговали от колхоза, возили туда. Дровни, телеги, наверное, сами, потому что я не помню, чтобы покупали. Всё своё было. Поэтому как-то мы знаем, что телеги стояли, сараи большие были, специально сенные сараи в стороне от дома, запасали корм.
Потом там дядя Федя Малышев жил, в Шушарах, в магазине работал. Папе и говорит: "Дай мне её под руку". И я пошла с ним работать в магазин в Шушарах. Это было 1936 год. Там отдел был, сама касса, и в отделе всё было, папиросы, водка, в основном – гастрономическое. И я так год отработала. Вывели меня на продавца. Мне нравилось быть продавцом работать.
В Купчине тоже магазин был. Один. Ближе к нам. Продуктовый. Вещей не продавали. За этим в город ездили. А что, до города десять минут доехать. Магазин на маленькой улице двухэтажный. На первом этаже магазин, а на втором этаже жили. Не помню кто. Сабурова дом рядом. После войны на том месте никто не строился. Паровозы ездили, не мешали. Может и гудели, но не мешали. Наработаешься в поле и на ферме, и спали, не слышали вовсе.
В 1931 году организовали колхоз имени Тельмана, и папу в председатели. А у папы все друзья, и все имели работников, свое хозяйство большое. Ну, как, приходят и говорят – ну надо кому-то быть председателем, ну куда деваться, надо. Никто не хотел. В 1932 году дали другого председателя. Не все купчинские были в колхозе, многие – единоличники. И смотрели на это спокойно. Не идут и не идут. Жили своей усадьбой.
А была такая активистка Анна Павлова, а вот как её по отчеству – не знаю. Она торговала молоком колхозным и сделала растрату. И просила папу, чтобы покрыли. Она купила корову себе. И что-то там ещё в сельсовете было не в порядке. А папа счетовод, он этого не мог сделать.
Вот в 1937 году Павлова и напомнила о себе. Написала, что он пел контрреволюционные песни и разлагал в 1931 году колхоз. Ну, ему дали 4 года, все 4 года отсидел. Она всегда говорила "Я вас купчинских всех докорю". Всех купчинских не любила.
Павлова, она намного старше, дочки её с нами одним возрастом. У неё в армии была старшая, Наташа. Она сказала ей, когда нас забрали, отправляли: "Ты там сразу познакомься, забеременей и домой. Лучше приходи с ребенком, чем инвалидом". Так она и сделала, Наташа. Она вскоре и вернулась беременная домой.
А сама Павлова умерла в войну. Она в Павловске, то ли у кого-то знакомых, то ли снимали они там комнату. Дочка Валька младшая под поезд бросилась – якобы заболела болезнью. Женскою. Чтобы других не заразить, она бросилась. А Наташа растила сына, вот недавно Оля Тупицына говорила, умерла Наташа. А сын остался. Оля теперь тоже умерла.
А мне пришлось уже не продавцом идти, а идти работать в сельсовет счетоводом. Я поработала немного, походила – три километра пешком ходить, с Купчина на Среднюю Рогатку.
На Средней Рогатке большая колония. Колхоз был один, и Купчино и Средняя Рогатка всё вместе, и глава там был. И надо было им Среднюю Рогатку и Купчино соединять, то есть, какие документы там передать, ну, чтоб связь была. Я там полгода поработала, туда-сюда ходила, больше обуви снашивала. Средняя Рогатка, у них народу было много, земли мало. А у нас земли было много, народу мало. И, когда мы не справлялись с урожаем, то с Рогатки привозили к нам на поля работать. Помогали, колхоз-то был один.
Потом взяли меня в колхоз на ферму телятницей. Я две недели, наверное, не больше, телятницей проработала, дали мне группу коров. А мне было 16 лет, это было в 1937 году.
Пастух был. Есть такие пастухи, которые лишь бы проспать, а есть такие, которым коров накормить. У нас один был. Справлял один. Подпасков не было. Раньше, может, были, но вот как вот это – не было. Вот он угоняет, он уже знает всех коров, которые как ведут себя. Которые хотят сразу лечь. Он подымает. И гонит дальше. Там, где трава. Вот они ходят, жуют.
Гоняли в сторону Шушар. По этой дороге, по нашей, до Предпортовой ветки. Через железную дорогу не перегоняли. Полей, травы хватало здесь. Он там их до такой степени накормит, что они уже пыхтят. Тогда он уже по время знает, к пол двенадцатому он подгоняет ближе, где вытоптано, что они уже тут приходят. Вот он пригоняет на это место. Мы приезжаем доить, придём, будим их, поднимаем, давай вставай. Побьем – встаёт нехотя, подоила, она раз, хлоп, обратно. И там и вода специальная. Напоит и пригонит, они уже отдыхать. Завтра в опредёленное время он здесь. Всё подоили колхозные, потом свои коровы, и он опять угоняет до пол восьмого, до вечера. А в пол восьмом он уже поближе подгоняет, сюда, к деревне, мы уже видим. И ставили большой флаг – подымали. Над скотным двором. Знак, что ему уже гнать можно. Просто тряпку, красную тряпку пихали, а он уже наблюдает. И он уже подгоняет коров сюда, в восьми – дойка начинается.
У нас была большая, "золотая" ферма. Так и называли. Много коров и хорошие коровы. И доились хорошо. Шестьдесят штук коров. По десять у доярки. И, вот, пошла работать дояркой. И работала с 1937 года и до войны. Война началась – коров наших в Вологду эвакуировали. Вот тогда Минеева Настя и дядя Шура Рассадин, они поехали провожать коров. До Тосно они провожали и потом там как-то к немцам, коровы наши попали.
Я в Москве на выставке в 1939 году была с тремя коровами. У нас ферма была очень хорошая, и доили коров хорошо, и трудодни хорошие. И последний год нам по 10 рублей на трудодень деньги давали. Не говоря, с поля – то есть что родилось – всё по трудодням раздавали. И свои огороды. И коровы.
До войны никаких карточек не было у нас. Всё было в магазине, приходили, брали. Это уже в войну карточки пошли. Кода война началась. Вот тогда карточки пошли.
Нам всё привозили по трудодням, сколько я заработала, и нам привозили, делили на всех. А вот таких не было у нас карточек. Деньги само собой нам давали. У нас в последний год было десять лет колхозу и нам по 10 рублей на трудодень. Это много было, на долго хватило бы, если б не война. А у нас вот, как я дояркой работала, у меня получалось 2 трудодня в день. Зарабатывала хорошо. А зарплату давали за трудодни. А продукты – когда уже всё это рассчитались с государством, что нам полагалось сдавать государству, тогда оставляют себе и на корма.
Кто сколько заработал трудодней, там поскольку и считалось на трудодень. По-честному было. Кто хотел работать, работали и жили. Мало того, у нас же и своё, огороды большие же. И своё всё есть. Так поэтому, если не хватило денег, что заработанные получил – раз на рынок, продала картошки или капусты, или чего там у тебя много. Пожалуйста, и живи. Рынок – 10 минут и в городе.
Не хватает денег, раз, полмешка картошки побольше развалишь на два, через плечо, и поехала. Или капусты насолили, ведро наложила, поехала, продала – пожалуйста! На рынок всегда пускали. Пожалуйста, приходи, занимай место, оплати место и торгуй. А какой товар надо проверить там, мясо или молоко, проверяют. А картошку нечего проверять, капусту не надо было. Приходи и торгуй.
На своих огорода у многих были парники. Огурцов море было. Земля хорошая. Свои коровы, свой навоз. Развозили зимой, по полям разбрасывали. Урожаи были всегда хорошие.
Себе на зиму капусту квасили и огурцы. Больше ничего. Одно время, поросята были, мясо солили, потом почему-то я не помню, наши не стали это делать, почему – не знаю.
 
Деревня
 
Деревня Купчино у нас большая была, две улицы, и очень плотно дома друг к другу были, так как усадьба у нас давалась сзади дома, а весь участок у нас были дома, так что можно со своего окна видеть, что там, у соседей делается. А потом уже после войны нам давали с застройки, отмеряли нам часть вбок и часть сзади дома. То есть, разрядили дома. До войны были такие десятины большие, где специально под покосы отводилось, мы же всё имели своё.
В домах цветы в горшочках всегда были. У нас была как бы пальма большая, листья большие, как вот с разрезами. Фикус, леандра, гортензии. Герани вот такие небольшие на окнах стояли. У всех почти были. Редко у кого не было цветов на окошке. У всех были цветы.
В деревне больше коровы были, но лошади тоже были. Ну, конечно, курей каждые у себя дома держали, поросята одно время как-то были, а потом чего-то не стали поросят держать. Кроликов разводили. Кто как хозяин хотел. На лошадях раньше ездили, молоко торговали. Но мы ещё тогда маленькие были, я знаю, что бабушка у нас ездила.
На огороде сморода, крыжовник немножко, малинки кустик. Не так чтобы было внимание к этим к огородам. А тогда было парники, огурцы, сельдерей, петрушка, морковка, овощи.
Вокруг деревни были небольшие леса. Ходили за грибами. В речке коней купали у моста, тут глубоко было. У школы колодец был. По всей деревне один. И свет тоже поздно провели. Но до войны. Мы ещё успели в саду потанцевать под радиолу, пускали пластинки. В саду у дома, у меня, где мы жили. Большой дом и большой сад. У дома танцы были.
В деревне тоже танцы были. Редко, но были. В колхозе работали, некогда. Но танцевали. Баянист Коля, Нюры Тупициной играл – Николай Тупицын.
В деревне пожарный сарай был большой в деревне. Была машина. И большой пруд. У школы дубы росли. Не было никакого сада. Просто растения были, деревья росли.
Небольшой домик вокзал был. Зал ожидания. Две печки стояло. С этой стороны касса была, а там скамеечки, сидели там. В войну уцелел. По деревне ходили, у большинства были коротенькие сапожки на шнурках или галоши. Приходили, галоши снимали.
Анна Александрова была, звали Масерихой. На руку была не чиста. Воровала. И Зина была у неё, дочка. У нас, помню, брезенты были, белые большие брезенты. Стирали, вывесили на мороз – и нету. А потом выяснилось, Зинка стащила. Обнаружились брезенты наши.
Боже упаси, если она, Масериха, попросит молока, не давать. Но и грубить нельзя. Надо как-то отказать мирно. Вот Зина к нам приходит и говорит, "мне бы молочка". Это мне тётя рассказала уже потом, а я как раз домой пришла, и Зина тут. И Зина спрашивает, нет ли молока. Я и говорю, вот, как нарочно, всегда оставалось, а сегодня нет ничего. Так и не дала. А молоко-то было.
А Нюра Уланова рассказывала, тоже приходила просить у неё чего-то сама Анна Васильевна, и не дала ей, но как-то грубо. Корова у них, у Улановых была, с сада не ходила. Тут же и привязывали. На цепи. И Анна как-то смогла на этой цепи три узла завязать. Так, что никто развязать не смог. И корова сохла, сохла, и погибла.
Вот утром, когда на поезд собирались в город, молоко все везли, Зинка приходит и спрашивает, нет ли лишнего. И никто не давал, боялись. А если им дашь молока, то корова потом и засохнет. Было такое, все знали.
Как-то вот так вспоминаешь что-то – как росли раньше… Вот, прозвища были. Бачковы. Почему они Бачковы? Раньше мы не спрашивали, не интересовались. А их фамилия – Емельяновы. А прозвища – почему-то было у многих вот так. Почему Колька Пяткин был? Потому, что у него отняты пальцы на ногах. Могли у своих родных спросить – а почему? Но нас это не касалось, не интересовало. Ольга Сорман, а на самом деле она Ольга Ивановна Михайлова. Вот Камбины звали, а это Александровы на самом деле. Пальчиков был, а на самом деле – Павел Александрович Александров. Лилька Карачуниха – она Елизавета Николаевна Уткина. Карачуны все их звали. Родители были шумные, потому и звали. Вот много таких прозвищ. Кулаковы рядом со мной – а они Нуцковы. Вот так много, а почему-то мы тогда не интересовались. Мы работой загруженные были. А что, мне 16 лет, я уже доярка.
Вообще-то интересно было, как-то росли. Всё своё было, и огороды. Работали все, и работников имели. Работники приезжали на заработки. Вот я знаю, что у нас Паня жила, работала. Она с нами как в семье жила. А у Саксеева, не доезжая до моста Саксеев, богатый мужик жил, у него и детей много. У него копорки приезжали на работу. Почему-то их называли, с Копорья. Копорки, копорки. И вот они днём на поле работают, а вечером они покушают, и отдыхают. Они так хорошо пели! Такой у них голос! И вот оттуда из-за речки сюда, где наш дом был, дяди Ганин, так красиво они пели, мы выходили, все-то слушали.
И кроме моего папы тоже высылали. На Средней Рогатке тоже в это же время колонистов высылали, там немецкая колония. И там вот Сониного отца, дядю сразу. А у нас только папа тогда пострадал и такой Пчёлкин. Вот знаю, что Пчёлкин был с нашей деревни, его сразу его и жену выслали. Как мне Линочка говорил, он раньше имел угол Марата и Разъезжей свою лавку. Наверное, связано с этим.
Рылеево небольшое было, несколько домов. Купчино много больше – две улицы большие, там больше 150 домов. Две улицы вплотную заселённые были до войны. Там настолько было плотно, вот сидишь на окошке в своём доме, вот Кулаковы, а вижу что у них на столе лежит.
В Купчине таких уж хулиганов, чтобы бузили, не было. Большинство в гости ходили. Конечно, знали все, у кого где чего. Сегодня я с тобой говорила, завтра – с тобой, ты мне ещё что-то сказал. До войны радио не было, никаких газет не было, читать некогда было, работали допоздна. А почта была. На сельсовет приходили. На Средней Рогатке сельсовет был, где теперь памятник Победы, вот там сельсовет был. Так дяди Ганин брат, брат отца, вот он был почта. Он на велосипеде и ездил на Среднюю Рогатку за письмами. Ну, если что надо отсюда – туда возил. Как почтальон был. На велосипеде. Выбирали – он уже старенький работать в поле, так вот он на велосипеде. Как колхозник питался, работал. Машин не было. Были ещё велосипеды, конечно, вот у Саши вот, Бочкова. У Дяди Гани, рядом со мной, у него велосипед был. Были, но не немного.
А в сторону Шушар была Московская Слободка, небольшая деревня там была. Ближе хутора были, Рассадины, братьев Климовых тоже хутора – дядя Вася, дядя Ваня, дядя Митя, потом Треповы и потом вот эта Московская Слободка. Хутора тех же, что жили в деревне. Ну, три или четыре дома. Это хутор называли. Вот и жили. Вот Лиду когда замуж выдавали, ходили сватать туда, она оттуда в деревню выходила. А там родители, там три дома было. И дальше, у Трепова, один дом стоял на хуторе. Почему они там? Далеко от поезда, далеко от дороги, зачем они там? Молодёжи у них много было, чего они там строились? Скотину там не держали. Этого не было у них. Огороды были. Света не было на хуторах. А потом Предпортовая ветка идёт, и там Шушары, так это всё до ветки. Московская Слободка тоже до ветки. Немного домов. Рядом с железной дорогой. Совсем рядом. А там уже Шушары шли. Совхоз, шестая молочная ферма была. Совхоз большой. И там вот наш магазин был. Шушары большие были, но не больше Купчина. Купчино большое было.
Совхоз "Ударник" – это недалеко было. Там поля были, животноводства не было. Народу там много было, работали. Домики были специальные для рабочих. С Купчина там никто не работал.
Другой раз так лежишь и думаешь – хоть кто-нибудь бы вот из стареньких бы остался, хоть вот как там – что раньше дураки не спрашивали? Вот тетя много знала – как они закон Божий учили, она нет-нет, да и расскажет. Так время не хватало для этого. В четыре уходишь доить коров, летнее время в шесть выгоняешь в поле. Пока подберешь кормушки, прочистишь, идешь домой в восемь, пока попила-поела, а надо сварить, потому что мама в поле. Русские печки тогда топили. В русскую печь уже пихала, что сварила, а в одиннадцать я уже должна на ферме быть. Доили коров, которые четыре раза, и садимся на лошадь, едем в поле. Это летом. Едем в поле остальных доить. Пока приедешь – два часа. Придешь домой, а к пяти надо идти третий раз доить. Которая на раздое стоит, она, скот, на траве. Её надо привести домой. А доились-то как хорошо все. А так раньше надо ещё корм приготовить. Мало того ещё, картошку намыть, капусту. Так мы вот эти промежутки от пяти до восьми должны это доготовить и корм коровам дать. Это мы тут, потом в восемь дойка. До девяти доим. Потом поим. И на ночь траву раздаём, идём домой в десять-одиннадцать. А в четыре мы опять на ферме.
Альбом. "Старое Купчино". Пятьдесят первого года. Это мне Линочка (Леонид Филиппович Князев) дал. Вот будем смотреть. Вот мост через речку, вот кузница, а дальше – мост и деревня начинается. Это часовенка. Вот деревня наша, вот здесь пожарный сарай, а вот кузнецов дом, а вот Ваня Ганин, вот бревна у их дома. Вот пожарный сарай, вот тут пруд, а дальше клуб был. Вот церковь, а вот ограда, такими столбами была. Это сыновья священника. А вот наш хор, в церкви пели. Это Линочка мне дал, я носила ему поесть-то. Теперь все мертвые.
На той стороне железной дороги был посёлочек у переезда, бараки там были. Жили люди, на железной дороге работали. Там немного их жило. А дальше по дороге были там дома вот обыкновенные. Шуру Сигаева называли, портниха платья нам шила. Шелковниковы тоже жили на той стороне. Ерошины там жили.
Кто работал – не голодал и не жаловался. А кто на завалинке сидел – те конечно. Были и такие. И детей полно, и сидят, раскуривают на завалинке. Вот Добровы, такая семья была. Тоже – Добровы, а на самом деле они Кузнецовы. Вот Лидинька да Катенька дяди Петины такие были. А кто, как я, хорошо работали – всё было. Не знаю, молодая была, и уставала, и весело было, и погулять хватало. В два часа поезд с города придет, а мы ещё танцуем. А в четыре мне уже корову доить.
А поезда ходили через 15 минут, когда – побольше. А потом, уже в 1955 году, электричка уже пошла. А вперёд паровозы ходили большие. Телятники ходили – вагоны такие.
А церковь, как началась война, начали её ломать. А до войны она работала. До самой войны. И были службы, и звонили колокола. Всё по всем правилам. Всё время работала церковь. Всё время ходили мы в церковь. Когда в колхозе работали, реже ходили, конечно. Как я дояркой работала – не пойдешь, всё время туда бегать надо было. Потом вот начали ломать помаленьку.
У церкви памятников было немного, всё больше кресты. И раковин мало было, там оград мало было, как раньше сдельные выкладывали могилы.
А дядя Шура в церкви же был старостой – Рассадин Александр Дмитриевич. Он, как бы, в двадцатке церкви был, жена свечками торговала, тетя Поля. Полина Николаевна Рассадина.
У церкви после войны Оля Витю хоронила, Ольга Васильевна Абросимова. Он подорвался после войны. Подорвался на мине. Я знаю, что тогда ему 12 лет было. И там хоронили. Там похоронена мать Сергея Андреевича была, и сын Вовка у ней ещё был, это до войны.
В часовне на старом кладбище иногда службы были. Часовня маленькая. Мы ходили тоже, сидели у неё на крылечке, гулять приходили. Зимой каталися на льду с горки, отдыхали. Это большое у нас кладбище было. Там ещё плита лежит – 1705 года. Вот, какое старое кладбище!
Деревенские свадьбы были, венчания в церкви. Всегда было венчание. Мы первые всегда подростки бегаем. Услышим, одевать невесту будут в такое-то время, пойдем. Нас пропустят. В дом приходим – ну как положено, невеста сидит, с невестой сидит кто-то из старших, сестра или двоюродная. А дальше все сидят подруги. Которые тоже песни потом поют. Стол. На столе хлеб, рюмка, тарелка и с лент сделаны банты. Один побольше, другой поменьше. Дальше поменьше. И вот начинают песни петь. Такая песня была – "Приколю я тебе свою красу". И вот эту поют её подруги. А она кладёт своей ближней подруге на плечо бант. И так дальше. А мы тут. Когда Шура Фирсина выходила замуж, вот я запомнила, мы приходили. То есть, она выходила за Ваню Нуцкова, дяди Коли брата. Они напротив жили. И вот входит мать невесты. Ну, как обычно, невеста грустная, и там такие песни свадебные поют. И там запели – "Ты войди, войди моя маменька, погляди на меня. Все сидят-то веселёшеньки, только я у тебя сижу голову потупила" В это время поют, мама сидит. Вот Маруси и Шуры мать. Сидит, смотрит на неё. Она плачет, Шура. Вот это такое трогательное.
Мы же такие сопляки, а уже соображали. Потом начинают приезжать, покупать невесту. Ну там кладёт деньги, а кто продаёт, говорит –"Мало, она дороже сто;ит!". Там ещё добавляют, рюмку пьют. И вот это всё происшествие очень интересно. Потом мы бегом бежим скорее в церковь, нам надо. Это теперь машины, а тогда кто на лошади, кто недалеко от церкви – пешком ходили. В церковь входят – направо мужчины, налево подруги невесты. Жених. Жениха ближний друг приводит, в церковь приходят и подружка главная невесты с невестой – в другую сторону. Поправляют, где чего сбилось. Потом старший друг, приятель и тут девушка их сводят жениха и невесту на середку, и посреди церкви оставляют. И тут уже идёт священник навстречу уже сзади священника они под ручку идут туда ближе, где начнется венчание. А нам давали место поближе, посмотреть, чтоб молодежь вошла. Вот это было интересно.
Служба быстро венчание проходило. Тогда пели "Воли вам славы и венчаю я". Три раза вокруг алтаря проведут, три раза песню, молитву пропоют такую, тревожную то же самое. Ну, как раньше говорили, согласна ли ты, по согласию ли идешь. Ну а раньше ведь большинство было – сказали, и пойдешь. А любишь, не любишь. Не важно. Это теперь по любви. А тогда было легче. Ну, подчинялись, а куда деваться-то. Тогда такие семьи большие были. У нашей Рассадиной тети Поли это тетка родная, а её сестра, Дунюшка, не замужем была. Но она постарше. Ну и вроде как Васю Палкина полюбила. И на танцы ходили, провожала на хутора. Ну, пришло время сватать идти. Лида Рассадина, младшая, с ними на танцы ходила, на хуторах они жили. Вдруг Вася приходит и говорит отцу: "А я передумал Дуню брать, а хочу Лиду, младшую". А Лида симпатичненькая. Дуня немножко была не очень. Но он с ней уж столько гулял! И Лида видела, как они обнимались, целовались. До дома дойдут, там ещё посидят. И Дуня знает, что идут её сватать. И вдруг он отцу говорит, обращается и говорит: "А я вот передумал, я хочу не Евдокию, а хочу Лиду". А Лида-то с ним и слова ещё не сказала никогда. Она молодая. А батька-то говорит: "А мне всё равно, лишь бы выдать. Их много, скорее раздать". Вот так было. Вот это сама нам сейчас Лида Палкина рассказывала. И вышли. Семь лет только и пожили. Сыну семь лет – Димка тоже умер. А хорошо она с ним жила, хорошо. А Дуня так и не вышла замуж. После войны она уже умерла. А тогда много у всех детей было, по шесть девок да парней. Поэтому моментально. Лида долго жила. 95 ей исполнилось. Она 1913 года.
А иногда в город выдавали. И брали тоже откуда-то. Вот немки, две девушки были. Я даже и не знаю, где тётя Маня с дядей Мишей познакомились. На Средней Рогатке там большая колония и малая колония. Так вот они с малой колонии.
Обычно выдавали в восемнадцать-девятнадцать, уже надо выдавать. К двадцати годам. Рано – нет. Даже наоборот – если заикаешься об этом, тебе – "Сиди ещё!". Вот Лиде было 18. Дуня постарше.
А потом сватать ходили, тетя Зина Рассадина, она замужем за дядей Ваней была, там, на хуторе жила. Вот они уже ходили, ну как бы пропивать. Договоренность, значит, сколько какое приданое, сколько народу на свадьбу. А Пчёлкин рядом, ну как бы друг был этого Васи. Надо чтоб приданое было. А он сразу заявил, Лидин отец, приданого у меня нет. Выдаю вот что есть. Пожалуйста. Пчёлкин как бы назад – дескать без приданого не возьму. Как раньше – десятины должны, давались. Да мало того, что там, кровать, кроватное, комод, подушки, это само собой. Ещё если скотина есть или участок где-то специально под покос. Этот Вася, тогда понравилась Лида ему, он только сказал Пчёлкину – "Я сам свадьбу справлю!" Тётя Зина приходит после этого и говорит – "Лида, пропили тебя!" Лида не рада была. Конечно, нет! Ну, она же слова даже не сказала. Она говорит – "Свадьба, ну куда деваться. Выдал батюшка, и всё"
 Свадьба отошла, и, как полагается, идут они в другую комнату и жених должен первый фату снять. Вот она рассказывает, ну, пришли в комнату, я такая хожу. Он подошел, обнял, фату снял, и платье он снимает. То есть, он невесту раздевает. Ну и говорит, представляешь, вот она нам рассказывала – вся ходуном хожу.
Вася – Палкин Василий Фёдорович – не вернулся с войны. Как ушёл – семь лет было Диме, ушёл – и всё. А потом их направили в какой там полк, и они попали в окружение. И попали в плен. Так и сгинул. Это потом уже, не помню, в каком году, вызывали Лиду, сообщили.
Вот я вспоминаю, как встречали Новый год. Куда мы ходили, где мы бегали… Не имею представления даже. Не было Нового года. Праздника не было. Вот Рождество, то – да. Но Новый год я даже не представляю, как вот чтоб похоже на теперь. А Рождество в каждом доме отмечали. В церковь в первую очередь ходили всегда в Рождество. Теперь, славить ходили. Приходили, говорили, хозяин, хозяюшка, как-то там, был такой, вроде, стишок, поздравляем с праздником. Ну, тут уже угощают, что-то с собой дадут. Ребятишки бегали. А потом, после Рождества, мы ряжеными бегали, вот это я помню. Вечером взрослые уже ходили, а днём мы ходили. Ну, надевали какие-то широкие юбки, от тюля что-то сюда вешали, надевали платок, тряпки, чтоб нас не узнали. Ну и днём собирались мальчишки и девчонки, ходили по домам. Придём – попляшем, попоем…
В дома пускали, пускали. И пошутят, посмеются еще. А как начинает стемняться, так мы сами боимся, там начинают уже ходить, кому по 20 лет, которые ряженые – потому что так страшно одевались – прямо сюда вставляли зубы, то белыми одевалися – прямо ужасно все. Мы уже тех боялись. А те тоже приходили – постучат – открывали, их впускали. Так же плясали, пели. Иногда и угостят за столом. Чай там, ну и выпить – правильно же! А нас – гостинцами, что-то нам, конфетки, слатенькое. Вот так было.
Пироги – это само собой. Русская печка, как всегда пироги пекли, так же тесто ставили, как обыкновенно, как и сейчас. Вот хлеб раньше пекли – это я с трудом помню, маленькая была, знаю что такие были формы. А потом вот у нас тётя все этим занималась, и куличи, и пироги, это она делала. С рисом, с яйцами больше делали, с капустой.
Ёлок не было почему-то. Вот я вспоминаю сейчас и думаю, если б было, мы бы запомнили. Не было этого ничего. Вот на Троицу – да, березы ломали, из лент все это обвешивали. А чтоб вот так зимой, на Рождество елки ставить, не было этого. Почему – не знаю.
В гости ходили. Приходили гости, и где в городе жили приезжали, это всегда было, и в Пасху. Рождество всегда седьмого справляли. Это вот теперь в Рождество служба в ночь пошла. Не было же этого. А теперь вот посмотрим мы – стало Рождество в ночь. Не было такого, только на Пасху ходили. Только так. А в Рождество делали три обедни. В 6, в 8 и в 10 утра. Хозяйки, которая корову успели подоить, которая там обед сварить, чередовалися так, чтобы в церковь сходить. Конфеты не носили в церковь, только свечки брали. Пришла, ты какую свечку хочешь купить – покупай, записку какую хочешь подать – подавай. Дяди Шуры Рассадина жена – тётя Поля торговала свечками. А дядя Шура был в двадцатке. Ну, как по церкви это называлось, как старший он что ли. В двадцатке там.
Народу в церкви всегда полно было. С Мясокомбината много к нам в церковь ходило. Им не так далеко было пройти. Полная церковь всегда – тут все ходили. Деревня большая же была.
Вечерняя служба была в 6 вечера. Специальные трезвоны были вот эти, в колокола звонили, особенно в Пасху. Трезвон раздавался. А вечером само по себе, вечерний звон был, это вечерня. Молитвы разные были. Но мы не всё понимали, ясное дело, что к каждому празднику своя была.
У всех своё место было в церкви. Ну, не обязательно точь-в-точь. Но всё равно говорят – нет, там не надо, там они придут. Ну называли по фамилии там, и каждый занимал свое место. Мужчины справа, женщины слева. И вот такой проход всегда оставался. В середине. Никто никогда не занимал. Никогда в церкви не болтали. Боже упаси! Вошла, свечки поставила, помолилась и замкнулась. Слушаешь службу, если знаешь, вместе с хором можно подпеть, если не знаешь – молчи.
А так, кажный день службы, и кажный день хор поёт. В обычные дни одна служба. В 10 утра. И вечером. Вечером как всегда вечерняя служба. Крёстная у нас в хоре пела.
В Масленицу костров в деревне нигде не жгли, но Масленицу праздновали. На санях каталися. Ходили в гости. На блины. Вот, если где свадьба недавно была, зять к тёще на блины идёт. Особенно в Прощёное воскресенье ходили в гости прощения просить.
Праздновали Яблочный Спас, в церкви тоже службы были. И тогда только разрешалось яблоки есть. Посты соблюдали. Рождественский пост, Великий пост, Успенский пост. Снетки ели. Были такие маленькие вкусные рыбки. Привозили откуда-то. Капуста, брюква, грибы варили. Посты соблюдались.
Собирались иногда, но нечасто, пели песни. Всё больше старинные песни. "Вдоль по морю, морю синему", "Зачем ты безумная любишь", "Скакал казак". Вот такие все старинные песни. Частушки пели, но это у Саксеевых, который копорок приглашал, вот они вечерами выходили на улицу, сидели и пели.
 
Война
 
Как началась война, мы ходили на окопы, нас посылали первое время. Потом я устроилась работать, это где-то в сентябре сорок первого, угол Витебского и Рощинской, гараж скорой помощи был. Вот мы с тетей Маней Емельяновой там дежурили. С Купчина ходили туда пешком. И так я, значит, сорок второй – с сентября и по июнь, пока в июне нас призвали.
Потом нас призывали официально. Прошли осмотр, всех врачей. Там по годам – какой год брали: 23, 22, 21. У кого ребёнок, тех не брали. А у кого детей нет, и возраст подходил – брали. Звание было – красноармеец. Просто красноармеец и всё.
Нас было 200 девушек. И всех нас забрали и отправили поначалу, помню, Северная Самарка называлась. А что за местность была – это где-то дальше Овцина, в том направлении. И там вот мы попали на фронт. До того мы были в медсанбате, нас строевой учили, винтовку, маскирование потом было, потом как доложить начальнику.
Я была связистом. При медсанбате, было подсобное хозяйство, были мы на сенокосе, сено сушили, огороды были там, а в сорок втором, в августе, нас уже в полк отправили. Я попала в минометный батальон. Здесь, на Ленинградском. Все здесь я была. Сейчас уж забыла, как все эти места назывались. Как-то называли, Бумкомбинат, что-то говорили.
А 25 сентября 1942 года уже бои начались. Пятачок. Очень были сильные бои. И тогда надо было форсировать Неву. И так получилося, мы в строю стояли, шинели в скрутку, телефонные аппараты… Нас было две девчонки, а остальные одиннадцать мужчин. И начальство наше было Смирнов, забыла как его звали, в годах он, на Чайковского жил в городе. И сказали, Михайлова и Минеева, два шага вперед. Мы вышли со строя, и они нам сказали – нам плавать суждено, ну а вам рановато. Оставляем на вас весь хозвзвод. Мы три роты переплывём, за ними вы и поедете, заберёте всю документацию, штаб.
Они поехали к Неве по направлению, там была дымовая завеса, артподготовка, там такое было, что мы стояли, как на пружине, на земле. Ужас! Ну и потом как пошло… Пошли раненные в наш медсанбат. Были очень большие потери.
В сорок третьем меня ранило. Были мы у Ижорского завода, в Колпине стояли. В правую руку. Два месяца я в госпитале полежала. Прибыла обратно сюда же. Во Всеволожске стояли в деревне Красная Горка. После ранения я была поваром.
А в сорок четвертом, в феврале, меня опять ранило. Вот тут я уже домой пошла. У меня грудь навылет, рука и бедро. Осколком. Это было, мы под Нарву шли, и дом лесника был, большой дом лесника. Мы зашли в этот домик лесника как бы на отдых, это было четыре ночи. И в это время снаряд прилетел, и после этого как грохнул! Получается, вот так окно, а вот так скамейка. Сидели мы тут, отдыхали, разговаривали, руки в карманы. И вдруг я вижу – огонь! В окно! Сразу думаю, сейчас меня ранит. Зазвенело в ушах. Когда я очухалась, глаза открыла – в шубе вот такая дырка. Я думаю, ну все, руку оторвало. Вот сейчас вытащу из кармана её, а она и упадёт. А много девушек тогда было раненых, без рук было. Я только подумала – ну и плевать, что без руки, не одна я такая. Зато поеду домой. Вот так. А потом вытащила – рука держится! А когда встала, хотела идти – бедро я не услышала. И смотрю – у меня бедро в крови. Ну, я обратно грохнулась. И тут девчонки подбежали сразу же, перевязали, на машину, и в Кингисепп нас увезли. Оказывали нам первую помощь. А потом привезли нас на угол Загородного и Бородинской, там школа была, и там был госпиталь. И было очень большое поступление раненых. Я там две недели полежала, и меня отправили в бывшую Вятку. Так как очень длительное лечение у меня – половина в шине, а вот так в гипсе вся. И так я два месяца на одной спине только лежала. Почему-то так и называли – бывшая Вятка, а теперь он город Киров. И вот я с февраля по август месяц там была в госпитале. А в августе я уже получила инвалидность, инвалид войны, и прибыла домой, в Ново-Саратовку.
 
Ново-Саратовка
 
Я прибыла с армии в Новую Саратовку, где наша мама в доме жила. Купчино наше в октябре в 42 года все ушло на оборону Ленинграда. Павлову тогда вспомнили, она говорила: "Я вас купчинских всех докорю". И все дома снесли. Но три дома остались. Павла Андреевича Филиппова, Андрея Ивановича Минеева и дядя Ганя – Бачков (прозвище) – Емельянова Гавриила Алексеевича. В этом доме штаб был. Военный штаб, поэтому этот дом дяди Гани оставили. Два дома были до речки, а вот дяди Ганин дом был в самой деревне. Вот рядом наш родительский дом был и дяди Ганин. Наш пошёл на снос, а дяди Ганин был занятый дом, и уцелел.
Вот, родительский дом на оборону ушёл, и их переселили в Саратовку. Новая Саратовка называлась. Немецкая. И, вот, заселяли туда в дома. Когда я была в госпитале, и когда меня выписывали, и мне надо было домой ехать, то мне сказали – не пустят, пока мне не пришлют вызов. В Ново-Саратовку в эту. Там жила моя мама, сестра и брат. Минеева Екатерина Александровна, Минеева Нина Владимировна, это сестра, и Минеев Алексей Владимирович. Это брат младший. Нина мне прислала через совхоз "Механизатор", там был в Саратовке, вызов, вот тогда меня пустили домой.
Вызов прислали в сорок четвёртом, в августе. Тогда война ещё шла. Я прибыла инвалидом. Год была на пенсии на второй группе, потом мне дали третью группу пожизненно, а потом опять переосвидетельствовали, дали вторую группу. Вот у меня сейчас вторая.
В Саратовке я вперёд плохо ходила, у меня ногу надо было подтаскивать и рука подвешенная. Потом у меня открылись раны. Меня ранило снаружи, а открылись изнутри. После этого резали, у меня кисть болталась. В 1948 году мне последнюю операцию делали. Применили сгибатель-выгибатель, теперь у меня эта рука сюда идет, эта сюда не идет. Ну, зато, держатся.
И потом я устроилась работать, там клуб у нас был, в Саратовке. И фильмы показывали. Я устроилась в отдел кинофикации продавать билеты, кассиром. Два человека всего было. Механик, который пускал, и я. Потом это ликвидировали. Немножко в магазине поработала. Потом, с сорок седьмого года устроилась на завод "Большевик". Это на проспекте Обуховской Обороны. Ездила туда на поезде, до вокзала, а потом на 27 трамвае.
Я вперёд работала табельщицей, пропуска выдавала. Но там мне на ногах всё время надо было, а нога не позволяла. И я перешла в прокатный цех ОТК контролёром. При посадке болванок в печку, ну, слитки, седьмой горячий цех. Там я проработала не помню сколько. Потом сороковой цех. И меня перевели на машиниста-оператора горячего проката. Это я на этих самых, на роликах. Это спасибо мастеру. Когда посадки в слитки идут, я всегда выйду на берег, проверю чего там есть, и чего мне написали при посадке. И такой был Крейцберг Марк Эммануилович, он всегда идёт – "О, Минеева, что там?". Я ему зачитываю.
А потом ещё так со мной было. Там сидел парень молодой, при прокате его нога попала в вал. И оторвало по бабочку. И он потом с протезом сидел на сидячей работе. И он мне сказал: "Ты, когда время у тебя есть, заходи ко мне, и я тебе покажу, как работать. И ты потом перейдешь. Я уйду отсюда, так как доплачивают до среднего, так зачем мне эта работа? Я что-то другое найду, всё равно доплачивают". И этот Крейцберг знал об этом. Потом Колька мне говорит: "Я подаю заявление". Крейцберг мне говорит "Товарищ Минеева, докладывай, своему начальнику, что есть возможность перейти. Я пошла к своему. Он говорит: "Я на это всегда найду, я не против, чтобы люди зарабатывали". И я перешла. Прошла врачей – опять надо было. Хорошо, спасибо, врач попалась хорошая. И говорит: "Что ж мне вам написать?" а потом говорит: "А я напишу – на усмотрение начальника". Я прихожу к Крейцбергу и говорю: "Говорят, как вы посмотрите". А он – "Плюем на врачей, приступайте". И так я отработала там 17 лет.
 
Возвращение в Купчино
 
До войны называлась деревня Купчино. А потом уже посёлок Купчино пошел. Когда стали вновь строиться. Я в Саратовке пожила с 1944 года. И потом что-то надо думать – и вот мне дядюшка и говорит: "давай-ка начнём". Я на заводе узнала, что ссуду мне могут дать, так как я с родительского дома на фронт призвана. Там такой Мясников в Рыбацком жил, он на заводе работал. Он подсказал, чего надо. И пошло. И вперед, помаленьку так выстроивши в Купчине. В пятьдесят пятом, я последняя уже строилась, там много уже построено было. Мне завод 10 тысяч ссуду дал на постройку дома на 10 лет. 10 тысяч давали так: давали пять – это для того, чтоб начать. Приехали комиссия, что правда ли я буду строиться. Чтоб уже фундамент был и несколько брёвен. Вызвали комиссию, проверили, ещё дали денег. Потом уже за окна, когда пошли, тогда ещё раз вызвала, ещё раз приезжали, проверяли.
Мы обратились, и нам, конечно, сразу участок отвели, то есть, мой, где раньше был дом, подошел к дяди Ганиному. Раньше у нас дом, и вся усадьба сзади была. То есть, дома часто. А последняя уже стройка была – давали часть сюда, часть сюда – участок по бокам от домов.
Новый дом был не на том месте, а немножко впереди. Не все вернулись в Купчино. По возможности. Лысова тетя Шура в Саратовке жила. Нет, в Купчино никто из этих не вернулись. Не у всех была возможность. Я последняя вот уже, дядя Серёжа мне начал помогать. Ну, как брёвна купить, с плотником договориться.
Я строилась – и не верила, что это будет дом. Сама себе дом – хоть посмотреть, как стропила-то ставят. Пошла на работу, пришла – стропила стоят. Ну вот, опять не видела. Ещё только отвели участок, дядя Серёжа мне кричит: "Манька! Я уже двери купил!". Дома нет, а он уже двери купил! Вот так помаленьку, и опять я не верила. Ещё Смирнов говорит: "дядя Серёжа, что-то ты больно большой раздул!". А дядя Серёжа говорит: "А подую, да и надую!" Мы сами вперёд с ним начали фундамент делать.
После войны сразу свет провели. Сразу. Все жили, у всех уже свет был. Я последняя завершала стройку. Все уже были в 47-м, в 48-м, а я в 55-м. Так что помаленьку люди все уже могли строиться. А, пока строили, я у Оли снимала комнатку, у Абросимовой.
Своих машин мало было у кого. У Михайлова была. У меня у сестры, но это в городе сестра замужем была, её машина. А дом построила, а семья-то: две старухи – мама и тётя, и я. Вот там подмазать, там покрасить. Всё делала сама. Гвозди, конечно, сама не вбивала. И не вбить мне. Плотники были. Нанимала. А красили, рамы ставили, стёкла вставляли – это мы всё сами делали. Помогал дядя Серёжа Абросимов. Он много помогал. Стёкла я ездила, угол Лиговки и Разъезжей, там большой магазин хозяйственный, покупала.
Строилась когда, я чуть живая была, недосыпала, некогда было. В три смены работала. Дома красила, грунтовала всё, смотришь – не успеваю на смену на поезд. Вот, в припрыжку по кочкам, по садоводству, к кирпичному заводу и на автобус.
Вот было, вечерняя смена ехала домой с "Большевика", поезд последний уходил в 1:45 из города. В 2 часа у нас. Ну, я села, и думается, только голову приложила, Воздухоплавательный, первая остановка, и наша. Ну вот, оказывается, Воздухоплавательный мы проехали, я задремала, а когда было Купчино, я думала, что это Воздухоплавательлный. Пора вставать к выходу. Подошла, дверь открыла – ох, 11-й километр проезжаем, кусты. Это где теперь метро Купчино. Там остановки не было. Там этот, светофор был. Ох, думаю, что мне теперь делать? А мороз был – тридцать градусов! Это была зима. Приехала, Шушары. Иду к этим железнодорожникам. Я думала, может я попаду – последний в город пойдет. Я подошла – а поезд уже ушёл. Вышла, иду к бабкам, которые дежурные на переезде. Ой, я говорю, я уж посижу с вами до утра. "Да что ты, миленькая, да иди, никто тебя не тронет. Такой мороз! Иди ты пешком четыре километра! А что ты будешь с нами сидеть, мерзнуть здесь в этой будке!" Помолилася я и пошла. И дошла. Прямо по железной дороге.
Пришла домой. А поезд, когда остановился – ну трубит, и пошёл дальше. И мама и думает – что Манька так долго идёт? Поезд когда остановился! И Лёня брат как раз военный приезжал, был здесь. Что-то она как долго от станции-то идет? Я прихожу, снег обметаю.. "А что ты так долго?" "А я в Шушарах побыла". Я так запомнила, больше в поезде не спала. Отоспала. Хватит. А тогда так получалось – 11:22 я не успевала, в 12 мы заканчивали на "Большевике" работу. А этот, что в 45 приходилось ждать.
После войны садоводства были рядом. Давали участки от разных предприятий. По-моему, в 1949 году началось это садоводство. Это у посёлка. А дальше, к кирпичному заводу, там тоже садоводство было. После войны я там ходила. Когда не успеваешь на трамвай, на поезд – то пешком до кирпичного завода, а там 15 автобус и до завода "Большевик". Вот мимо садоводства ходила.
А потом вот пустили 52 автобус. До Большевика. Тогда мне хорошо было. Я выходила, садилась и прямо подъезжала к деревне. Так удобно было. На Средней Рогатке, там у него кольцо было.
Я когда в цеху работала на заводе – никто не знал, что я инвалид. Ну, видно, не так заметно хромала, или не наблюдали. А когда получала получку – получка как обыкновенная зарплата, а пенсия в ведомости отдельной. Ну я всегда говорю, получку получила, говорю, там ещё по ведомости. И там пенсия мне выдавали. А все смотрели и думали – чего я ещё получаю? Не спрашивали, а думали. И вдруг газету в цеху вывесили. Ну и пристали – чего-нибудь там надо в газету. Я пришла домой, своему, говорю, вот такое дело, ну чего, я не в курсе. А он умел это делать. Говорит, хорошо. И он написал. Написал, я передала. А там написано – инвалид Отечественной войны. Когда они прочитали, тогда поворачиваются и смотрят на меня. Ах, вот почему ты получаешь подписку. Тогда поняли. И никто даже не разу не заикнулся, а чего ты хромаешь? И так смеялись потом, говорят, ничего себе, сколько лет работает, а мы и знать не знали, что ты у нас в цеху такая. Вот они и говорят, а мы и думаем, а чего тебе ещё с подписки дают?
Машинист-оператор на прокате горячего металла на роликах. А там смотри в одну точку, а я спала мало, пока с молоком, пока приедешь. Так я там и не сидела. Стояла, а то уснёшь сразу. Я там и семечки, и клюкву, и кружовник, чего только с собой не брала, чтоб не уснуть. Жарко было очень. И не отойти.
Коров кормили сеном, картошкой и капустой, листья. Хряпу делали. Отжимки делали, гуща называлась. Летом утром покормишь, и потом в поле выгоняли. Из молока творог делали. Но нечасто. Когда останется молоко, делали. Масло никогда не сбивали. А после войны уже сепараторы появились. Кому трудно было каждый день ходить с молоком продавать, вот они творог делали и ходили, продавали раз в неделю. А кому не трудно было – кажный день ходили, продавали молоко. По квартирам в город ездили ходили. Я сама тоже ездила возила. На Звенигородскую. Там женщина носила молоко, не наша не купчинская, и у неё не хватало молока. А клиентов терять не хотелось. И вот мы договорились, что я буду, пока у неё нет, своё молоко туда возить. А я торговать на рынке не могла, работала на заводе. И я этой женщине своё молоко отдавала, рассчитывались, и она шла дальше. И так много делали. У кого молока не хватает, а у кого больше, чем надо. Чтоб не терять покупателей. А летом после войны много в садоводство продавали молоко, там брали все. Мы приходили, там уже стояли банки, деньги лежали, мы брали, наливали и уходили.
А, лето с одними договорились, и молоко им продавали, в садоводстве, а потом зимой они жили на Васильевском на Девятой линии. И, вот, я приезжаю на поезде на станцию Купчино с завода, а мама меня уже ждёт с бидоном, я беру бидон и сразу на поезде назад, в город, на Васильевский, молоко повезла. Ни тётя не могла с молоком ходить, ни мама.
После войны в Купчине не было больших воронок, не попадало сюда. Купчино наше может и простояло бы всю войну, если бы не разобрали деревню. И взрывчатого мало находили, вроде гранаты или бомбы какие, не было. Вот только один раз ребята нашли гранату. Принесли к дому. Абросимов Виктор, двенадцать лет было ему, нашёл. И что-то он по ней стукнул, и взрыв. А Оля, мать его, она только легла отдохнуть. И тут взрыв. И со всей деревни бегут к ним. Это в сентябре было, люди картошку копали. 1947 год. И больше не слышно было, чтоб какие мины находили или гранаты, не было такого.
В 1964 познакомилась с мужем будущим. Поженились в шестьдесят шестом. Одесса Тимофеевич Манузин его звали. Он из староверов был. Почему такое имя, не знаю. В девяносто втором умер.
 
Снос посёлка
 
Я когда услышала, что нас ломать будут, расстроилась конечно, поплакали мы. 15 лет только дом постоял. Вся жизнь-то прошла имея огород свой, ковыряться в земельке привыкла. Маша Рассадина всё мне говорила: "Да брось ты переживать! Господи, чего ты, картошки не купишь, что ли? Брось ты переживать!".
Там, где Павлова Зина, Лена, Липа, Павловых могилы были, три сестры-то, Вот ихние родные были, и рядом лежала плита, 1705 год. Мы ещё удивлялись, что оказывается кладбище наше ещё вот какое старое, плита тут такая лежит. Это тогда, когда говорили, сносить-то кладбище, все переживали, что такое кладбище, и вот как то так относятся.
Потом перехоранивали. Но у кого не так давно – перехоранивали. У меня брат, последний, кто из их был, семнадцать лет как похоронен. А папа – 28. Кого брать? Когда 17 лет Трепова Колю перехоранивала, у них с братом моим недалеко разница. Я как посмотрела – только череп и несколько косточек и потом костюм, сотлевшее. Вот она совком, ей, вернее, собрали, она положила тряпочку, на эту тряпочку узелок связала такой маленький, ей ящик дали, как гробик, она положила и вот на Обухово она перехоронила. Я как посмотрела – чего брать. Это мой папа там, и крёстный там, и бабушка – кого я буду? Мы никого и не перехоранивали. Все там в Купчине и остались. Потому что у брата 17 лет, он последний. А бабушка тоже к этому времени годами. А папа 28 лет, крестный 28 лет, все они в одном месяце. Поэтому мы никого и не перехоранивали. А мама в 1969 умерла, здесь уже не разрешали, мы на Обухове. И туда перехоранивали многие наши, на Обухово.
Нам дома дали продать, за сады нам заплатили, у кого там яблони, кусты какие были. Относились к нам хорошо, давали любые районы, куда хочешь. Предъявили квартиры. Ну мы решили – родина наша здесь, куда же из Купчина бежать. В семидесятом наш дом разобрали. Увезли в Борисову Гриву.
К тому времени уже многие продавали. И, кто покупали, сразу увозили. Договаривались. Дядя Володя Клитин в Вырицу перевёз. У них дача вышла. Им в Вырице дали землю. Ну а мне было вновь ещё строиться трудно, у меня две старухи, две тети, и стройку начинать где уже тут. Так поэтому мы уже поехали сюда. Сюда сразу. В этом доме много наших было. Рассадины на первом этаже жили, Линочка у нас был. В доме 2 тоже много наших. Вот этот, у железной дороги там. И здесь много. В каждой парадной были. Потом кто поменялись, кто разъехались, кто умерли, кто куда…
Записано автором сайта в октябре-декабре 2015 года. Отредактировано.
   
Реплика автора сайта
 
Если, давно разменяв десятый десяток, вы помните своё имя и домашний адрес, то это уже очень неплохое достижение! Я не единожды встречал людей, которые таковым похвастаться не могли, будучи в значительно менее солидном возрасте.
Вот сидит передо мной очень пожилая уже женщина. Пожилая женщина с улыбкой на лице, живыми ясными глазами, здравыми мыслями и интересной речью. И как-то язык не поворачивается назвать её старой.
Она вся изранена! Засучивает рукав, показывает левую руку. Это не рука! Это непонятное сплетение жил и костей, обтянутое кожей. Кожей, которую вдоль и поперёк рассекают многочисленные швы. А Мария Владимировна крутит этой своей рукой и улыбается. "Вот сюда вертится, а сюда не вертится, но ведь держится же, не падает!".
Не раз приходилось мне читать о том как после потери конечностей на фронте люди (чаще – именно женщины) кончали жизнь самоубийством, не желая оставаться калеками. Даже тени подобной мысли не могло проскочить у Марии Минеевой. Безграничный оптимизм и жизнелюбие, упорство и целеустремлённость – вот характерные черты этой женщины.
После войны, будучи уже инвалидом, она пошла работать не в лифтёры и не в вахтёры, а в горячий цех сталелитейного завода. Завод "Большевик" совсем недалеко от Купчина. Это – если по прямой. Но Марии Владимировне было тяжело ходить. И она много лет добиралась на поезде до Витебского вокзала, а затем на 27 трамвае назад, по проспекту Обуховской Обороны, делая громадный крюк, и тратя на поездки очень много времени. Но никогда трудности не пугали Минееву.
Также было и с новым домом. С новым домом на родной земле. Не каждая купчинская семья вернулась в свои "Пенаты". И не мудрено. Шутка ли, наладить быт практически на пустом месте. Мария Владимировна отважилась. И победила! Как побеждала всегда в борьбе с житейскими трудностями и невзгодами. Обидно лишь то, что дому, построенному на века, был уготован столь короткий срок.
Так сложилось, что у Марии Владимировны нет детей. Но она вовсе не обделена вниманием близких ей людей. Уютная, очень опрятная квартира в одной из бесчисленных купчинских многоэажек 1970-х годов, явно свидетельствует о постоянной заботе и уходе за пожилым человеком. Да и сама Мария Владимировна, как никогда не пасовала перед трудностями раньше, так и теперь полна бодрости и энергии.
"И сколько же лет жили Минеевы в Купчине?" – спросил я у хозяйки дома. "А они и сейчас здесь живут!" – ни секунды не думая, с задором и огоньком в глазах, ответила Мария Владимировна.
Мы обязательно должны были с ней встретиться, и мы встретились. За что отдельно хочется поблагодарить Зинаиду Павловну Коваленко и Марину Гордеевну Коваленко. Благодаря этим женщинам (также коренным жительницам Купчина) состоялись наши с Минеевой беседы.
Тётя Маня (так называют её близкие) с удовольствием рассказывала про то, что помнит, и пыталась вспомнить многое из того, что уже порядком подзабылось. Жалела, что раньше о многом не спрашивала своих земляков, и теперь не может ответить на все мои вопросы. Да ведь и её до недавнего времени никто не спрашивал про жизнь в довоенной деревне.
То, что рассказала Мария Владимировна, является бесценной информацией. Потому, хотя бы, что ни от кого другого такие сведения получить уже не удастся. Отныне значительный пласт истории купчинской земли не канет в Лету, а станет доступным всем тем, кто интересуется прошлым родного края.
Я долго думал, как озаглавить статью. "Купчинский старожил". "Купчинский патриот". "Купчинский ветеран". Всё подходит, всё это – про неё. Но, более ёмким, действительно отражающим характер этой женщины, будет слово "победитель". Нет, не так, "Победитель". С Победой Вас, Мария Владимировна!




Вспоминая детство

Школьные годы Борьки с 1-го по 8-ой класс прошли далеко от Ленинграда, в Омской области, куда он с мамой был эвакуирован из блокадного Ленинграда в конце 1942 года на барже по Ладожскому озеру.

Вот так 4-х летний Борька и познакомился впервые в жизни с озером, с Ладожским озером, под обстрелами немецких самолётов и под взрывами рядом с баржей бомб…

Трудно было на первых порах закрепиться и обустроиться на незнакомом месте в эвакуации, ведь вышли-то они с мамой из теплушек поезда наугад…

Но прошли месяцы, годы…, жизнь заставила и маму и Борьку приспосабливаться к жизни на селе, скоро у них появился и свой угол в деревне, а затем и клочок земли для посадки картошки и под огород.

А вот уже и куры зимовали в их комнатушке в курятнике, а только что родившаяся у коровы Марты тёлочка Апрелька, тоже в комнате, пыталась встать на разъезжающиеся на деревянном полу копытки…

А снаружи, в хлеву, зимой, долго не могли найти поросёнка, тоже Борьку. У Борькиной мамы с выбором имён проблем не было: поросёнок - Борька, кот – Васька (по имени отчима)…

В сорока градусный мороз поросёнок Борка так зарылся от холода в солому под крышей хлева, что с трудом его нашли и вызволили из тёплого местечка… А сколько слёз-то из-за этого обормота пролила Борькина мама…

Годы шли, Борька подрастал, обзавёлся друзьями, стал проявлять интерес и к девочкам, но главным его увлечением, в свободное от хозяйских дел, было: летом – рыбалка, зимой – ловля в силки в лесу белых куропаток.

Кстати, о хозяйских делах: колка дров, таскание вёдер с водой для полива огорода…, всего не перечислишь, все обязанности мужика, хозяина, касались и Борьки…

А больше из хозяйственных дел Борька любил сбивать из сметаны масло в маслобойке: выступающие вокруг палки на маслобойке буртики сметаны мама позволяла Борьке слизывать пальчиками.

Хочется рассказать об одном из эпизодов ловли зимой там, в Сибири, белых куропаток. Это было, когда Борька уже учился в 6-ом классе.

У них в школе военрук, преподававший физкультуру, здорово натаскивал учеников езде на лыжах. И, после продолжительного Борькиного нытья, мама и отчим, скрипя сердцем, отстегнули от скудного семейного бюджета денежку и купили Борьке лыжи. На пимы.

Хорошо, что покидая блокированный Ленинград, Борькина мама сумела среди немногих пожитков, прихватить с собой и швейную машинку Зингер. Вот на ней-то она и зарабатывала им на хлеб, выполняя просьбы соседей по шитью: что-то сшить, что-то перелицевать…

Но Борька подрабатывал и сам, продавая мужикам на самокрутки в морозные зимние дни на деревенском базаре за 20 копеек старую прочитанную газету «Правда», которую партийцу отчиму предписывалось получать.

И вот однажды зимой, после уроков в школе, Борька, наскоро перекусив, накинув пальтишко и шапку ушанку, сунув ноги в пимы, встав на лыжи , помчался в лес, проверять поставленные в разных местах силки на куропаток.

Путь предстоял только по ему известной замаскированной лыжне, вдоль которой и стояли в снегу силки из плетёного конского волоса. Конечно же, метели, бураны заносили снегом лыжню и силки, но когда почти ежедневно ты по этой лыжне ездишь и знаешь вешки, где стоят силки, то сможешь их и найти.

Очередной буран замёл лыжню и в тот раз, но Борька, легко ориентируясь по разным приметам, уверенно шёл на лыжах по своей, возникавшей иногда участками из под снега, еле видимой лыжне.

Ну, вот и первая, попавшаяся и замёрзшая в силках, куропатка легла в Борькину сумку за плечами. Вечерело, сгущались сумерки, но предстояло ещё поверить трое силков, и Борька шёл дальше.

В том месте Западной Сибири была лесостепь, лес был в виде отдельных островков, приходилось проходить чистые поля и снова углубляться в следующий лесной островок.

И вот, проходя через заснеженный участок поля, из под лыж Борьки часто снежным взрывом спархивала стая рябчиков, прятавшихся под снегом. Их ловить Борька не умел, поэтому шёл по своей лыжне дальше.

В зоне нахождения одних из силков, на опушке леса, много намело снега и Борька долго не мог найти свои силки. Но не отчаивался и продолжал поиски, когда вдруг, у его ног, раздался шумный взрыв, выброс вверх снега и чего-то ещё…

Здесь нынче вспомнили бы про адреналин, но тогда о нём, да ещё в Сибири, да в деревне, ничего не знали, однако сердце у Борьки ёкнуло и на несколько секунд он оторопело смотрел, как на силке билась ещё живая куропатка, выпорхнувшая у его ног из под снега..

Фуууу, отдышавшись, успокоившись, Борька продолжил свой путь, и вдруг увидел впереди два белых пятна, как еле светящиеся фары у полуторки.

Уже начинало темнеть и Борька недоумевал, как машина могла очутиться в этом заснеженном лесу, а потом решил, что это очевидно белые хвостики двух косуль, которых там хватало, и Борька пошёл дальше…

Но вдруг, Борька увидел бегущего к нему навстречу, увязающего без лыж, при каждом шаге в снегу, и что-то кричавшего, человека.. Пора опять вспомнить про адреналин, которого у Борьки появилось сразу уж очень много…

Быстрый разворот лыж и, по уже вновь проложенной лыжне, Борька что есть мочи рванул обратно, к дому, где и поведал об этом человеке маме, а она уже и кому надо…

А куропатки… Одна, замёрзшая, пошла в суп, а вторая, живая, ещё пару недель жила у них в комнате под кроватью, склёвывая зёрнышки, которые ей под кровать Борька подкидывал…




Интересная встреча

Когда я сегодня на Мурманском шоссе, с полной корзиной грибов, ждал маршрутку, а она должна была подойти по расписанию только через полтора часа, около меня тормознул старенький жигулёнок.

Из него вышла старушка, подошла ко мне и, видя мою корзину, поинтересовалась какие здесь грибы и где я их собирал. На вопрос, какие грибы, ответить было легко, открыв обе крышки моей корзины, а вот где я их собирал, я знал только по отметке точки на навигаторе.

Однако, как мог старушке объяснил, а потом спросил её, куда она едет, не в Питер ли?. Она ответила, что едет в Новосаратовку. А это уже бальзам на мою душу, ведь в Новосаратове я жил и учился в школе, во 2-м и в 9-ом классах. Так уж у меня это сложилось.

Тема о Новосаратовке нами была, как сейчас говорят, перетёрта. Бабулька была примерно моего возраста и наши воспоминания о прошлом Новосаратовки дополняли друг друга. Вспоминали общих знакомых и все нюансы той жизни в 50-ые 60-ые годы прошлого века.

Узнал я, что бабулька уже 45 лет за рулём, а раньше у неё был мотоцикл, "Макака". И тут-то выяснилось, что мы с ней вместе в те давние годы, сдавали езду на права на Конюшенной площади и что она тогда попросила меня сдать езду на моей тогда Яве-175.

Вот это встреча!!! Мы ещё посетовали на то, как безобразно преобразилась сейчас Новосаратовка, где понастроили как попало коттеджи, перекрыв подходы к Неве. А ведь раньше-то булыжная дорога там шла вдоль высокого берега Невы.

Повспоминали, как добирались в Ленинград на пароходиках до пристани Станционная, как зимой добирались в Ленинград, переходя Неву по льду, по тропинке, в Рыбацкое, а там уже на трамвай семёрку.

Знала она и моего одноклассника Борю Серова, у которого мы собирались вечерами, переобувались, вставали на коньки, и уже на коньках пересекали по льду Неву, заходя с тыла, бесплатно, на платный ледовый каток в саде "Спартак".

В Новосаратовке все старые дома, особенно чёрные двухэтажники немецких колонистов, были сломаны и на их месте ейчас стоят коттеджи, а вот бабулька отказалась отдать свой дом на слом и по-прежнему живёт там и сейчас.

Конечно, она подбросила меня как можно ближе к Питеру, а сама свернула на дорогу к Новосаратовке.




Хоровое пение

Новый Год!!! Гремят на улице фейерверки, с открытых сцен гремит музыка, много света, цвета... А я вспоминаю, как отмечали праздники и семейные торжества раньше. Очень, очень раньше.

Все родственники собирались тогда у кого-то за одним столом. Место сбора, как привило, было постоянным. Никто приглашения не ждал: все знали, что такого-то числа собираемся у Манечки. Манечка к этому дню заквашивает "коньяк", это тоже всем было известно.

Без меня эти семейные торжества, естественно, не проходили, потому что всегда после принятия, начинались сначала разговоры, а потом... хоровое пение. А какое пение без баяна, а это уже по моей части.

Это потом в моду вошла гитара, а раньше-то вёл мелодию баян. И пели не так, как сейчас в полголоса, а орали во все лёгкие, глуша звуки баяна и стараясь друг друга перекричать. Я, конечно же, тоже рвал меха баяна, стараясь от них по громкости звучания не отставать.

А какие песни были...

Вот только один куплет из песни "То не ветер ветку клонит"

Извела меня кручина,
Подколодная змея!
Догорай, гори, моя лучина,
Догорю с тобой и я!

Аж слезу вышибает.

Или вот куплет из песни "Когда я на почте служил ямщиком":

Под снегом-то, братцы, лежала она…,
Закрылися карие очи.
Налейте, налейте скорее вина,
Рассказывать больше нет мочи!

Наливали "вина" и продолжали петь

Куплет из песни "Вот мчится тройка почтовая"

Ах, барин, барин, скоро святки,
А ей не быть уже моей,
Богатый выбрал, да постылый –
Ей не видать отрадных дней…»

И много, много других, таких же душевных и мелодичных русских народных песен...

Напившись, напевшись, наобщавшись, высыпали гурьбой на пустынную тёмную улицу, но пение не прекращалось и там. Но это было уже сольное пение, но во всё горло, типа "Всю ночь в лазарете покойник лежал...:, из "Раскинулось море широко".

Приятно и больно вспоминать ушедшие в некуда времена и людей...

Извините, что навеял тоску в этот весёлый праздничный день.




Законопорядок

Моё знакомство со служителями закона, с милицией, началось в 17 лет. И за что…  Подумаешь, играл с мальчишками в пятнашки, используя все виды общественного транспорта…

Или потом: проходил практику, учась  на слесаря в Техническом  училище, на заводе им. Свердлова. А жил на пр. Села Смоленского, ныне пр. Обуховской Обороны, напротив Палевского пр-та, теперь это пр. Елизарова.

В то время пр.Села Смоленского и ещё долго уже пр. Обуховской обороны, имели дорогу из диабаза. И только пешеходные тротуары были асфальтированы.

А на завод им. Свердлова я, для экономии и для удобства, ездил летом на велосипеде.

И вот рано утром, чтобы не трястись по камням диабаза, я еду на работу по пустынному пешеходному асфальтовому тротуару, а тут и милиционер.

Штраф 1 рубль и я остался без обеда.

Или вот ещё: вчера получил права на машину, а на завтра утром я, нагрузив на верху своего Москвича-401 весь дачный скарб, с женой и мальчишками, уже поехал в Каменногорск, через Выборг.

В то время самым сложным было проехать через посты ГАИ. Там просто жадно придирались к чему угодно, чтобы получить навар.

Я это прекрасно знал, на мотоцикле-то уже почти два десятка лет отъездил, на мото-то я был виртуозом, а вот с машиной ещё не совсем освоился.

И вот, немножко мандража, въезжаю на развилку Осиновой Рощи, КП. Ну, и конечно, по закону стервозности, на самой середине развилки, точно напротив КП, двигатель моего авто глохнет. Штраф – 1 рубль.

Еду уже по полупустынному Выборгскому шоссе, встречный грузовичок мне мигает: понятно, впереди Гаишник.  Напрягся, еду строго по правилам, проезжаю без проблем мимо этого Гаишника.

А потом уже и сам мигаю встречному грузовичку, предупреждая уже его о засаде. А через сотню метров меня останавливает уже другой Гаишник. Штраф – 1 рубль.

А самым страшным для меня было Выборгское КП ГАИ. Очень уж они не любили транспорт с Ленинградскими, городскими номерами.

Придирались, останавливая,  ко всему А придраться всегда было к чему: ведь техосмотр-то я мог пройти на своём драндулете, Москвиче-401, только сунув в лапу инспектору 5 рублей.

В итоге, и инспектору Выборгского КП тоже штраф – 1 рубль.

А тогдашний 1 рубль, это Вам не нынешний. На него можно было два раза хорошо пообедать, с первым, вторым и третьим.



Новосаратовка

В последнее время я стал часто проезжать вдоль деревни Новосаратовка, в том числе, на муниципальном автобусе, объявляющим так знакомые мне остановки: «Покровская дорога», «Дорога к школе» и т. д.

А в то время не было ни этого автобуса, ни этого шоссе и даже ни этой дороги. От Невского Лесопарка, где заканчивается (или начинается) деревня Новосаратовка было не меньше 6-ти км. до автобуса у 5-ой ГЭС.

И связь с «Большой землёй» осуществлялась только так: летом – на пароходе по Неве, зимой – по льду через Неву, а там, в Рыбацком, дальше уже на трамвае номер 7.

Для причаливания пароходов были в Новосаратовке три пристани, сейчас они разобраны. С них я лавливал неплохих окушков на поплавок.

Пока рабочий люд утром и вечером плыл на работу и с работы на пароходах, а это не быстрый вид транспорта, мужики резались в секу, на деньги, понемногу.

Походы через Неву были опасны весной. Осенью как-то всё было проще. Как только лёд на Неве вставал, всегда находился первопроходец, а уж за ним, след в след, шла по льду вся деревня.

А весной эти дорожки становились всё опаснее, лёд таял. А провалившись под лёд в Неве, уже не выкарабкаешься: течение…

Так утонул в Неве весной мой друг, спортивный парень, занимавшийся спортивной ходьбой. А за несколько часов перед ним, по той же тропинке прошла моя бабушка Катя, возвращавшаяся из города…

Рулетка, в которую «играли» два раза в году все жители Новосаратовки.

А куда деваться-то: лёд встал, пароходы перестали ходить, а если пешком через Уткину Заводь (от неё уже на автобусе номер 8), то это, от 1-го до 6-ти км надо было идти пешком.

Но зато летом мы, мальчишки, могли, выйдя из дома, сразу окунуться в холодные воды Невы. И всегда старались подплыть как можно ближе к борту проходящих мимо пароходов, чтобы обрызгать водой пассажиров на их палкбе..

А зимой ходили мы, пацаны, через Неву на каток в сад «Спартак», бесплатно, «с чёрного хода».
Неся коньки в руках, приходили к моему однокашнику Борьке Серову, его дом был напротив Мурзилки, напротив сада «Спартак». Оставляли у него одежду, вставали на коньки и на них через Неву на каток.

А там цивилизация, музыка, прожектора, девочки… А потом, также и обратно.

Немного позднее, уже живя в строительной общаге на пр. Обуховской Обороны, я много времени проводил у своих родственников, по-прежнему живущих в Новосаратовке.

Работая и учась без отрыва от работы на вечернем факультете ЛИАПа, я, находясь в Новосаратовке, уже добирался до места работы у Обводного канала, и до места учёбы, на ул. Гастелло, по Южному шоссе, на мотоцикле, через Володарский мост.

И вот теперь, я стал частенько проезжать на маршрутке или на муниципальном автобусе мимо деревни Новосаратовка, будоража себя воспоминаниями…




Да, были дети в наше время

Это было в…. Мы тогда, как переселенцы из разобранного на укрепления Купчино, жили в домах бывшей немецкой колонии на правом берегу Невы, в Новосаратовке.

Я учился тогда в Ново-саратовской школе в 9-ом классе, стало быть, мне было 16 лет.
Поскольку мне сейчас 76 лет, то это было… в 2014-60=1954, ну да, в 1954-ом году.

В том году, поздней осенью, резко ударили сразу сильные морозы и лёд стал в Неве без ледохода. Нева замёрзла без Ладожского льда.

Сильные морозы, отсутствие ветра и, в результате, по всей  Неве образовался большой гладкий лёд. Правда, местами были полыньи.

Это сейчас вы, рыбаки, боязливо прощупываете толщину льда, интересуетесь о ледовой обстановке друг у друга на форумах.

А мы, мальчишки тех лет, увидев образовавшийся такой большой каток, одели коньки на ноги и давай гонять на коньках от правого берега Невы до левого, от Уткиной Заводи до Невского Лесопарка.

Сейчас, даже вспоминать страшно, как я тогда лихо лавировал на коньках между полыньями Невы.

Да, были дети в наше время, не то, что нынешнее племя….




Они всё понимают

Эта необычная история случилась совсем недавно. Когда я бывал на рыбалке, ко мне всегда приходил бездомный кот с деревни. Всегда, и зимой и летом. Я его звал Серый. Конечно, я его угощал свежей рыбкой и делился с ним своим пайком. Но этим летом однажды я взял с собой на рыбалку, туда же, свою собачонку, метисированную пинчериху Джессику.

Джессика жутко не любит кошек, и когда Серый вальяжно, безцеремонно, появился около моего фигвама, Джессика аж обалдела от такой наглости, и ринулась с лаем на него и прогнала.

После этого Серый долго у меня не появлялся. Я уже и Джессику перестал брать с собой, а кот всё не приходил. Но однажды около моего фигвама появилось сразу 5 (пять) разных кошек и мелькнул ещё и Серый. С того дня мне приходится кормить теперь уже всю эту кошачью ораву. А трусливый Серый всё равно так и не приходит.

Ну и как всё это объяснить?? По моему разумению, Серый собрал эту кошачью братву на подмогу, для битвы с моей Джессикой. По другому я это объяснить ну никак не могу. Кроме Серого остальных кошек у меня там никогда не бывало. Выходит что кошки умеют общаться между собой... А что думаете вы??

Или вот ещё случаи. Джессика люто ненавидит кошек, увидев кошку с лаем бросается на неё и прогоняет, но однажды мне пришлось её спасать от кошки.

Это было на даче в Смоленщине, Джессика гоняла всех со своего участка: кур, индюков, козлов, бычков, собак любого размера, и..., конечно же, кошек. Особенно кошек.

Немножко уйду в сторону от повествования: сейчас в городе, как только вывожу Джессику на прогулку, она сразу же начинает искать кошек, забывая про свои неотложные "дела".

Возвращаюсь к случаю на даче. У соседской кошки появились котята и мама, забывшись, привела их на наш участок. Джессика это усекла и, как всегда, ринулась на них с лаем в атаку... Но не тут-то было, кошка, которую ранее Джессика гоняла в хвост и в гриву, на это раз сама яростно бросилась в атаку на Джессику, загнала её в угол сарая и, если бы я не подоспел вовремя и не схватил бы Джессику на руки, не знаю, что бы от неё осталось.

После того случая, Джессика, завидев эту кошку, внимательно всматривалась, нет ли поблизости её котят, и если их не было, кошка получала от Джессики трёпку, как всегда.

Немножко уйду в сторону от повествования: сейчас в городе, как только вывожу Джессику на прогулку, она сразу же начинает искать кошек, забывая про свои неотложные "дела". Это я продолжаю уже другую историю с моей Джессикой, уже здесь, в городе, каждый день.

Джессика по-прежнему выискивает на прогулке кошек и яростно бросается на них..., но не на всех. Есть на улице, у нашего дома, большая кошка жёлтого окраса. Она бездомная, её все жалеют, подкармливают. И Джессика её не трогает и как-будто даже уважает.

А надо-то было этой кошке при первой встрече с Джессикой всего лишь, не поднимаясь, не ощетинившись, оскалить лишь зубы и слегка пошипеть. И Джессика всё поняла, больше к ней не пристаёт. Лучше от греха подальше.

А вы говорите, что они не понимают друга друга. Ещё как понимают, Джессика вон поняла, что кошка ей сказала: - Отвали, а то схлопочешь.



Подарки жене на день рождения

Собачку или кошку мы держали всегда. Когда моя семья из 4-х человек жила в 12-ти метровой комнатке в Весёлом Посёлке, мы могли себе позволить держать только кошку.  С котятами.

Была у нас сиамская кошка Симка. И когда она загуляла и стала жёстко требовать кота, то мне было поручено решить эту проблему.

Путём опроса соседей я установил, что неподалеку видели на улице здорового сиамского кота с хорошими половыми данными.

Не составило труда установить в каком доме и в какой квартире живут хозяева этого кота.

Я специально взял отгул… А что делать, если кошке приспичило… Итак, я взял отгул, чтобы спокойно провести эту операцию и не беспокоить своих.

 И пока жена была на работе, а мальчишки в яслях да в детском садике, я приступил к реализации задуманного.

Я позвонил в нужную квартиру, где обитал этот кот. Дверь открыла девочка лет 12-ти. Объяснил ей нашу проблему с кошкой и её мучения.

 Сердобольная девочка вошла в наше и кошкино положение и дала мне до вечера своего сиамского кота на прокат. За шоколадку.

Окрылённый успехом,  я помчался с котом домой, к Симке, предвкушая её радость.. Симка приветливо встретила кота... С начала...

А потом такое началось!! Симка гоняла кота по всей квартире, как вшивого по бане. Они носились по шкафу, по мебели, по полкам.

Не обошлось и без разрушений, они опрокинули с полки на кухне  банку с краской на холодильник, залив его.

Короче, ничего у этого кота с Симкой не получалось. Выдержав стоически этот бедлам, вечером я понёс кота обратно.

На этот раз мне дверь открыли взрослые и, увидев меня с их котом, расхохотались. Я ожидал чего угодно, но не этого.

Захлёбываясь от смеха они мне объяснили, что кот-то у них... кастрированный.

Всё-таки, Симка позже получила своего кота и у неё появились прекрасненькие малюты сиамчики.

Но вскоре к нашим сиамским кошкам добавился и собачий представитель, курцхаар, которому мы дали кличку Алый. А дело обстояло так.

Утром, отправляясь на работу, я увидел перед входом в ст. метро Ломоносовская мечущегося в поисках хозяина взрослого прекрасного курцхаара с обрывком кожаного поводка на шее.

В коллективном гараже, где тогда стоял мой москвич 401, в Кудрово, у одного из моих соседей по гаражу был курцхаар, и я подумал, а не его ли эта собака.

Короче говоря, я поймал бездомного курцхаара и вернулся домой, наскоро объяснив жене ситуацию. Курцхаар остался на попечение жены, а я помчался на работу.

Две недели я искал хозяина курцхаара, обходя и спрашивая все гаражи и близлежайшие кварталы домов. И всё безрезультатно.

За это время курцхаар стал для нас родным. Это был очень умный пёс, быстро к нам привык, с первого выгула запомнил нашу парадную и квартиру на 2-ом этаже.

Далее он гулял без повадка и куда бы не убегал, всегда, сделав свои дела, и погоняв чужих кошек, прибегал домой.

Не найдя хозяина собаки, и понимая, что собака эта не домашняя, ей надо охотиться, а я всего лишь рыбак, я написал письмо в общество охотников (как-то так, сейчас уже и не помню).

Но за то хорошо помню, как к нам быстренько приехали на машине с того общества двое мужчин и уговаривали отдать им курцхаара. И мы согласились. Вся моя семья и я рыдали, прощаясь с курцхааром.

И после этого собака у нас в семье была уже постоянно.

Сначала боксёр Дэн, которого я щенком подарил жене, в виде сюрприза, на день рождения. Потом была ньюфаундлиха Доннна, которую я подарил жене щенком на день рождения, а потом карликовая пинчериха Джессика, которую я подарил жене щенком на день рождения.

Здесь Донна, полностью её имя: Донна Роза де Альвадорес.




Про физкультуру и здоровье

Опять воспоминания. Мои школьные годы с 1-го по 8-ой класс в Западной Сибири, в Омской области. Физрук – отставной военный. Перед уроками, невзирая на погоду, ежедневная 5-ти минутная гимнастика на свежем воздухе без верхней одежды.

Урок физкультуры: отработка всех приёмов езды на лыжах, в том числе спуски, подъёмы и прыжки с трамплина, это зимой. Осенью и весной: лёгкая атлетика: до изнурения бег, кросс, прыжки, броски гранаты и т.д.

Зимой в деревне всегда был залит каток: освещение и вечерние катания на коньках, девчонки и мальчишки, допоздна. На снегурках и дутышах, а у одного и «ножи» были. Так мы тогда коньки называли, т.е. снегурочки, хоккейные и беговые.

О дутышах тогда я только мечтал, у меня были снегурки, прикрепляемые к валенкам.

В выходные дни, свободные от учёбы, и по вечерам в будни – катание на лыжах с горочек. У кого что. Мои первые лыжи были мною же сделаны с досок от бочки, потом выстругивал лыжи из доски, распаривая их в горячей воде, сгибая у доски выструганные носки, фиксируя до просыхания.

А хождение на лыжах после школы в лес для ловли в силки белых куропаток… У кого из наших-ваших детей сегодня такая физическая подготовка.

А в Ленинграде - катки с музыкой, это было одно из самых посещаемых мероприятий молодёжи, после танцев на танцплощадках в парках культуры.

Немудрено, что мой сынок не поспевает сегодня за батькой во время ходьбы по льду на рыбалке и просит идти потише. И это несмотря на то, что батька уцелевший блокадник и с пороком сердца с рождения.

И это несмотря на то, что батька отработал 45 лет без единого дня перерыва и закончил без отрыва от работы вечерний институт (ЛИАП).

И самое главное, с кем бы я из своих сверстников не беседовал, никто с горечью не вспоминает свои детские годы. Я, тоже.

Только помоги, Боженька, и я с удовольствием вернулся бы назад, туда же, на помойку Любинского Консервзавода, выскрёбывать сгущёнку с пыльных банок заводской свалки,

К моим самодельным лыжам и конькам снегуркам, на которых я катался прицепившись проволокой к саням с лошадиной тягой или к полуторкам,

К моей рыбалке на Старице самодельной удочкой, к тем лошадям белого окраса, из хвостов которых я, втихаря от хозяев, выдёргивал конский волос для лески и силков,

К моему "оружию" в виде поджиги, которой пугал девчонок, и к рогаткам, с помощью которых пытался охотиться на куликов и уток,

К купанию в морозные сентябрьские дни в молочной горячей воде, вытекающей из трубы в Старицу с Консервзавода, после промывки котлов со сгущёнкой,

К вечерним посиделкам с девчонками и мальчишками в темноте, и к жутким, страшным рассказам, придумываемым самими же,

К пряткам в стогах сена и к "случайным" встречам там с девчонками,

К "концертам", показываемым девчонками нам, мальчишкам, через замочную скважину, и к нашим мальчишеским гаданиям потом, чья же это была пися,

К первой дружбе, к первой мальчишеской любви, ко всему, что было... первым.

Залог моего здоровья, это физкультурная закваска в сибирской школе и постоянное движение во всём.




Глобальное потепление.

Ещё совсем недавно у нас были морозы, а в последние дни, накануне самого любимого мужчинами праздника, приуроченного к 8 Марта, атмосфера в городе накалилась.
Температура воздуха поднялась много выше ноля градусов от разгорячённых тел мужчин, носящихся по магазинам в поисках наилучших подарков своим любимым женщинам.

Ведь предсказывали же учёные мужи глобальное потепление..., вот оно и началось.

С наступающим праздником Вас, милые женщины.



За державу обидно

Сегодня мне уже за 75. Почётная старость заслуженного пенсионера с 53-летним трудовым стажем, масса свободного времени для любых любимых занятий типа рыбалки, аквариумистики, просиживания часами задницы за компьютером…

А когда-то, в другой, в советской жизни, была у меня увлечённая работа в режимных проектных и научно-исследовательских предприятиях, участие в создании и в постановке на серию образцов новой, в том числе и вычислительной, техники.

Достаточно сказать, что первые советские микрокалькуляторы С3-07 – для арифметических расчётов, и С3-15 – для инженерных расчётов, создавались при моём непосредственном участии.

Но наступила перестройка. Канули в бытность госзаказ и бюджетное финансирование разработок. Инженерам-технологам и инженерам-конструкторам, бывшим полнейшими профанами в финансово-экономических вопросах, пришлось познавать элементарнейшие азы экономикии.

Раньше за них всё это делали экономисты расчётных и финансовых отделов. Теперь же, каждый инженер, чтобы не умереть с голоду, должен был искать поле деятельности, чтобы прокормить себя и свою семью.

Как неопытных щенят облапошивали нас в начале перестройки более хваткие  руководители и партийные и комсомольские боссы. Облапошивали своих же ведущих специалистов отечественной науки и техники. Так, в результате циничного обмана со стороны московских головников, пообещавших нам золотые горы, мы в ноль секунд лишились ваучеров, даже не успев понять с чем их едят.

Посидев какое-то время, с надеждой на лучшие времена, на воде и сухом молоке, пришлось начать переучиваться и узнавать, что это за документы такие: счёт-фактура, накладная, платёжная ведомость.

Но научились, хоть и методом тыка, довольно-таки быстро. Я, начальник лаборатории, например, со своим коллективом создал одним из первых в Ленинграде (тогда ещё был Ленинград) фирму, ассоциацию технологов, занимающуюся поставкой (продажей, так теперь это звучит) инструмента промышленным предприятиям.

Раньше меня и моих сотрудников назвали бы спекулянтами. Теперь – поставщики. Пришлось начать знакомиться и с вычислительной техникой в её совсем уже другом качестве: компьютеры, факсы, принтеры.

Сначала работали на Нейронах, компьютерах с чёрно-белыми мониторами, и с завистью смотрели на компьютеры с цветными мониторами на иностранных промышленных выставках.

Но время шло, обрастали и мы современной техникой и навыками работы с ней. В появляющиеся в работе паузы и после работы пристрастились мы и к компьютерным играм, в основном, к логическим. Мы всё-таки были не юнцы, чтобы играть в стрелялки.

Из всех логических компьютерных игр мне понравилась больше всего игра BrickShooter. Сначала это была взломанная кем-то версия, а потом я в Интернете нашёл фирму-хозяина и купил зарегистрированную игру.

Узнав от хозяев, что есть у этой игры и Зал Славы, я заглянул в него. Ни одной русской или российской фамилии там не было. Только иностранцы. И это при том-то, что российские программисты сильнейшие в мире. Вот тут-то у меня и взыграло патриотическое самолюбие. За державу обидно стало.

Если раньше я играл только для своего удовольствия да в соревновании с сослуживцами, то теперь загорелся желанием обойти показатели игроков Зала Славы, да ещё и в самом сложном варианте этой игры. Он там под цифрой «10», то-есть игра с 10-ю цветами.

Ну а результат моих деяний Вы можете увидеть, зайдя на сайт Зала Славы этой игры http://www.brickshooter.com/hof.php и взглянув на верхнюю строчку варианта этой игры с цифрой «10», то-есть самого сложного. Я там к Вашим услугам. Вот так им!! Знай наших!!




Шаровая молния

И опять быль.

Дело было в знойное лето в одной из деревень Смоленской области. После стоящей несколько дней изнурительной жары стали появляться и сгущаться тучи, предвестники грозы. И долго её ждать не пришлось.

Уже поздним вечером стали слышны первые, отдалённые, слабые раскаты грома и всплески, пока ещё далёких, молний. А в ночь стихия разыгралась не на шутку. Раскаты грома и всплески молний раздавались ужн непосредственно над крышей дома.

В такие грозы в деревнях, как правило, на всякий противопожарный случай, электричество отключается централизованно. Так было и на этот раз, света не было. Да и все окна в нашем доме были завешаны плотными занавесками.

Спать при такой колоннаде сложно, не спал и я, пряча голову под одеяло при особенно ярких вспышках молний или жмуря глаза. Но вдруг я увидел, как из розетки, расположенной напротив моей кровати, появился яркий шарик размером с яблоко.

Световой шарик, слегка шипя и, как мне казалось тогда, слегка посвистывая, стал приближаться, плывя в воздухе, ко мне, лежащему на кровати. Я замер от неожиданности (может и хорошо, что замер), но шарик, не дойдя до меня на какой-то метр, двинулся по воздуху в обратном направлении и снова исчез в той же розетке.

Но тут уж запахло горелым. Не боящуюся грозы и крепко спящую жену этот запах горелого разбудил. Поняв, что горим, мы вскочили с кроватей и стали с фонариком обследовать всё внутри и вне домика.

Источник запаха вскоре был обнаружен: дымил электросчётчик. Но свет-то был отключён на время грозы. Значит это было дело «рук» шаровой молнии, решили мы. Жене же я рассказал всё виденное мною.

Гром стал затихать, гроза удалялась, и мы спокойно проспали до утра. Утром в деревне было вновь включено электричество на подстанции. Решились включить электрические лампы в нашем домике и мы, в полной уверенности, что счётчик шаровой молнией сожжён.

Увы! Свет загорелся, как ни в чём не бывало, и никакого запаха горелых проводов и дыма от счётчика не шло. Ну и ладно, ну и хорошо, решили мы. Бог, или вернее шаровая молния, нас помиловала.

Но ещё раз, Увы!!!  Когда через месяц жена стала снимать показания со счётчика, то обнаружила, что за время с той грозы наш счётчик ни одного ватта нам не накрутил. Свет жгли, электроплитку использовали… и всё бесплатно.

Вызвали электрика. Пломбы на счётчике были целы, никто в него не влезал, а реконструкция внутри счётчика была произведена: он, счётчик, перестал крутить диск, а свет всё-таки давал.

На наши слова, что это проделки шаровой молнии, явно благосклонно расположенной к нам, пенсионерам, электрик только мотал головой. Правда, своей версии о возможном варианте «доработки» счётчика без вмешательства человеческого фактора он не предложил.

Но это же было! Честное слово, было именно так!





Обида

Я человек увлекающийся. Есть у меня, конечно, постоянное увлечение, хобби, довлеющее над всеми другими. Это – рыбалка. Рыбалка в любое время года.

Эта страсть прорезалась у меня, наверное, вместе с молочными зубами. Сколько себя помню, всегда я около воды, около пруда, озера, реки.

Но не только на рыбалке зациклился я. Увлекался, поочерёдно и одновременно, фотографией, музыкой, аквариумистикой, поэзией, мотто, настольным теннисом и ещё много чем другим. Всего и не перечислить.

А на старости лет я прикипел ещё и к компьютеру, к интернету. В логической компьютерной игре Brickshooter, в самом сложном её варианте, я попал даже на самую верхнюю позицию в Зале Славы.

Но этого мне показалось мало. Несколько десятков лет увлекаюсь я аквариумистикой, и, чёрт меня дёрнул, войти на форум аквариумистов.

Думал, что что-то из своего многолетнего опыта передам начинающим любителям аквариума, а что-то почерпну нового и у них.

«Почерпнул». Принят на форуме я был хорошо. Завсегдатаи форума, а это небольшая компания из 10…15 человек, проявили к «новичку» тёплое внимание, стали давать советы, как вести себя на этом форуме.

Говорили, что надо ходить «в гости» в другие темы, выражать своё мнение (как правило,  восхищение) о всём увиденном и услышанном, участвовать в «разговорнях» в рубрике «Болтология».

Но я-то появился на том форуме с целью вести дневник, в котором и стал описывать всё происходящее в своём 100-литровом аквариуме.

 При необходимости, обращался к сообществу и с вопросами, если такие возникали, кое-что и сам стал предлагать из своего опыта.

Однако, я быстро понял, что советы и подсказки на этом форуме некоторыми участниками, особенно участницами, воспринимаются болезненно, как бы ущемляют их авторитет. Они сами любят поучать новичков, хотя лишь «вчера» про это же спрашивали у других.

Ну и занимался бы я только этими, специфическими для данного форума, делами, так нет, меня захватило тщеславие.

Видя, как в непрофильных темах форумисты изгаляются в чём угодно, но не в аквариумистике, я тоже решил внести свою лепту в этот процесс.

Сначала открыл тему «Пишу стихи» и выставил в ней несколько своих стихотворений. Попытался привлечь к этому же и других форумистов, это же лучше, чем скачивать оптом подборки из «Я плакал» и т.п., чем они увлекались.

Увы, я остался одинок в этом начинании, а после того, как один молодой форумист начал над моими стихами глумиться, при молчании модераторов, я эту тему попросил модераторов аннулировать.

Ладно, подумал я, всё-таки писать и понимать стихи не всем дано, и открыл новую тему: «Поиграем», в которой решил привлечь форумистов посоревноваться в логических играх. Не тут-то было. Тишина, это убедительный ответ форумистов и на это моё начинание.

Тогда открыл сразу две темы: «Мои любимые мелодии» и «Музыка давних лет», наполнив их содержанием на свой вкус. И опять тишина. Нет, посещаемость всех тем была, я это отслеживал, но и только.

Затем я стал активно участвовать в теме хозяина форума аквариумистов «Рыбалка-рыбалка», описывая свои текущие события и успехи на рыбалке. Там у меня появились единомышленники, которые с интересом приняли участие в обсуждениях. Правда, их было всего двое.

Ну и последнее, что и явилось венцом моего пребывания на данном форуме аквариумистов.  Я открыл тему «Забавные истории на рыбалке».

В этой теме я стал вспоминать и описывать все интересные эпизоды из своей, уже долгой, рыбацкой жизни.

Очень скоро таких рассказиков набралось более 50-ти. Посыпались благодарности от  форумистов, пожелания продолжать писать и дальше. Это меня подстёгивало творить и дальше.

Но однажды один из старых завсегдатаев форума, уже не молодой мужчина (за 55 лет), написал отзыв в этой теме, а именно: «Тебе не надоело писать эти байки. Меня уже тошнит от этого дерьма.» Модераторы промолчали.

Как он потом изъяснялся в своей «говорильне» в своём кругу , что, мол, эти мои рассказики он, оказывается, даже и не читал… И ещё, он обвинил меня в том, что я, своей активностью, выживаю и уже выжил некоторых «постоянных» форумистов с этого форума.

Я человек легкоранимый и мне не хотелось на старости лет получить инсульт в полемике с данным товарищем. Тем более, что одёрнул его только один из форумистов, а в остальном – «молчание ягнят», в том числе и модераторов.

За «молчание ягнят», что я высказал, его сообщницы обозвали меня ещё и «пожилым хамом».

И это было последней каплей. Я удалил всё своё, опубликованное на этом форуме, и попросил хозяина форума удалить все мои темы и упоминание моего имени на данном форуме.

Что он и сделал. Извинений ни от кого я так и не дождался.




Встреча с другом

Наступает в жизни такой период, когда хочется воскресить, вспомнить, всё, что было с тобой когда-то. Особенно, очень уж в далёком прошлом. Это и детские годы, и юношество.

Юношеские годы насыщены наиболее памятными событиями. Тогда ситуация менялась непрерывно, не было ещё ничего устоявшегося, ни семьи, ни постоянной работы. Это всё ещё было впереди.

За прошедшие пятьдесят с лишним лет, многое в памяти уже и стёрлось, а хотелось бы воскресить, пережить ещё раз те былые волнения, радости, огорчения. И решил я с помощью Интернета поискать кое-кого из своих друзей.

Для этого у меня есть База Данных жителей нашего города, с ФИО, с датами и годами рождения, с адресами, с номерами городских телефонов. Вот, в ноль секунд, я и вычислил адрес и телефон моего друга юности, Пашки, с которым не виделся уже не менее тридцати лет.

Позвонил, его дома не было, а телефон взяла его жена, которую я знал. Поговорив с ней и спросив у неё номер мобильного телефона Пашки, я ему позвонил. – Пашка, ты где болтаешься? – спросил я, не представившись. Мой голос он не узнал и был озадачен.

Поскольку мы с ним когда-то были очень дружны, то я мог позволить себе так беспардонно к нему обратиться. Да и интересно было понаблюдать за его реакцией на этот звонок.

Но когда я уж признался, то сразу было назначено место встречи. И вот два старичка, идя по улице навстречу друг другу, ещё издали внимательно изучают двигающуюся навстречу фигуру друга, а подойдя, ещё какое-то время, растерянно хлопают глазами, оценивая произошедшие друг с другом с годами перемены.

Потом, объятия и разговоры, разговоры, разговоры… Встречу решено было, конечно же, обмыть и, прихватив из магазина питиё и закуску, мы пошли ко мне. Посидеть, повспоминать наши былые «подвиги», а вспомнить было что.

Внешне мой друг не очень-то изменился. Правда, спереди, надо лбом светилась обширная уже плешь, но зато сзади, на плечи, волнами спускались его шикарные русые волосы. Что для женщин, с его слов, было неотразимым.

Он и раньше-то был ещё тем бабником, но, оказалось, опять же, с его слов, ничто не изменилось у него в этом плане и по сей день. И это в наши-то с ним годы, когда нам далеко уже за семьдесят.
 Очень много и долго рассказывал он  о своих нонешних уже  похождениях с женщинами, о своей неувядаемой мужской силе…

Мне оставалось только слушать, да завидовать, так как похвастать аналогичным я уже не решался. После приятной посиделки, он стал собираться домой. Мы подошли к  вешалке, он снял с неё свою куртку, стал одевать её и тут… из кармана его куртки выпала упаковка…виагры.

Мой лучший друг, порозовев, озарился смущённой улыбкой, а я расхохотался….




Как-то в бане

В баню я ходил еженедельно по четвергам. Четверг выделен хозяевами банного предприятия для нас, пенсионеров, льготным. С оплатой всего лишь за каких-то 10 рубликов. В то время, как в остальные дни недели, с прихожан дерут аж по 200 рублей.

Естественно, в четверг в бане на тусовку собиралась, отнюдь, не молодёжь. Куда не посмотришь, только блики от чисто вымытых лысин над шайками, да не менее блестящие старческие задницы.

И вот, ведь, что интересно, с возрастом кожа у человека почти во всех местах становится дряблой, морщинистой. Но только не на попе. Там она, кожа, почему-то до гроба сохраняет свой гладкий девственный вид.

…Значит, моюсь я и замечаю, что один из голых старичков уделяет мне повышенное внимание. Часто бросает в мою стороны взгляды, надо и не надо часто ходит мимо меня набрать в тазик воды. Рассматривает меня со всех сторон, и в профиль, и в фас.

Я подозрительно оглядел себя со всех сторон, да вроде у меня всё нормально. Татуировок на теле нет, все остальные причиндалы, болтаются, как и у всех. Странно. На всякий случай, я стал мочалкой прикрывать свой «стыд».

Подумал, может этот мужик с нетрадиционной ориентацией в этом деле, и на старости лет решил побаловаться, а меня выбрал, как объект любви. Вот только этого мне на старости лет ещё и не хватало…

Нет уж, я решил держаться от него подальше, взял свой тазик, мыло, мочалку и перешёл от него подальше, на другую скамейку. А потом и вообще, обмывшись под душем, пошёл в парилку.

Люблю попариться, лёжа на деревянной полке под потолком, где наибольший пар, хлеща себя свежим душистым веником (это который я потом беру с собой на рыбалку).

Небольшое отступление от темы рассказа. Чтобы читатели не свихнулись, пытаясь понять, зачем распаренный веник я беру с собой на рыбалку. Всё очень просто: это один из моих секретных методов, чтобы у меня чаще клевало, чем у соседей на льду. О зиме речь.

Прежде, чем приступить к ловле рыбы со льда, я опускаю в лунку веник с привязанным грузом. Стоящий на дне, ароматно пахнущий веник, в этом случае, является субстратом, который привлекает к себе рыбу: корюшку, окуня, плотву, да любую, которая там есть.

Любит рыба вертеться около какого-нибудь на дне предмета: У кустика травы, у камня, у коряги, а тут веник с листьями...., конечно сбежится к нему. Бесплатно отдал такую информацию...

А уж около лунки с опущенным веником, и вокруг неё, я начинаю ловить рыбу. Дёшево и сердито, как говорится.

Ой, я же отвлёкся и совсем забыл про баню...

Лежу, значит, я на полке парилки с закрытыми от удовольствия глазами, хлещу что есть мочи себя веником, в общем, балдею от удовольствия, пропаривая свои уже не молодые косточки.

Ляпота, да и только. Когда паришься, то забываешь о всех своих болячках в суставах… Но, открыв глаза, я с ужасом увидел рядом с собой на полке того самого подозрительного мужика, который продолжал меня внимательно рассматривать..

И, наконец, он произнёс: - Вас зовут Борис? - Ддда, ответил я, заикаясь. Но я Вввас не знаю. Тогда он назвал ещё и мою фамилию. Тут уж я стал медленно сползать с полки, желая поскорее смыться, в прямом и в переносном смысле, из бани, одеться да и домой.

Да не тут-то было… Он меня догнал, да ещё и назвал место работы, где я когда-то, давным-давно, работал… Это заставило меня остановиться и ещё раз подумать, а не встречались ли мы с ним раньше, в те, уже такие далёкие, годы.

И осторожно, теперь уже я, произнёс:- Анатолий..? Он расплылся в улыбке… А я тут же вспомнил. Ну, конечно же, мы вместе когда-то работали с ним в одном «почтовом ящике». Но как же это было давно.

Теперь уж, был прекрасный повод посидеть после парилки с бывшим сослуживцем, и даже с бывшим, оказывается, другом, за фужерами с холодным пивком и говорить, говорить, вспоминая те далёкие времена, дела, знакомых…

Да… Старость, это и плюсы, и минусы. Ведь столько прожито лет, столько произошло в жизни событий, столько было друзей и подруг… Как начнёшь вспоминать… Эх, не так уж она и плоха, эта старость.




ЦКБ

Было это уже в далёкие, 70-80-е годы прошлого века. Я, тогда ещё полный энергии ведущий инженер-технолог, работал в одном из Ленинградских научных подразделений,  разрабатывающих и изготавливающих новейшие опытные образцы электронных комплексов для нашего Военно-морского флота. Это было в ЦКБ.

ЦКБ, сравнительно небольшая организация, поэтому все технические вопросы там решались коллегиально и быстро, без каких-либо проволочек и дополнительных согласований с Верхом. Имелось Техническое Задание (ТЗ) и коллектив стремился его реализовать. Реализовать в кратчайшие сроки, на самом высоком техническом уровне и с минимальными затратами.

Поскольку изделие должно было иметь и минимальный вес, то при проектировании использовались новейшие технологические материалы и комплектующие изделия, которые тоже были ещё только в состоянии изготовления опытных образцов.

И за всем этим, следила строгая военная приёмка.

А раз в изделии всё новое, то и у технологов непочатый круг проблем и вопросов по воплощению всего этого в жизнь, в серийное производство. Отсюда, изучение зарубежных материалов, ознакомление с зарубежными изделиями на выставках, обмен информацией со смежными институтами, выдача ТЗ на разработку чего-либо, отсутствующего ещё и в природе и т.д.

Жизнь в ЦКБ била ключом, работа у инженеров была наиинтереснейшая, мы дневали и ночевали не выходя из стен предприятия. И результат был. Периодически наше ЦКБ посещали представители заказчика, министерства обороны. Смотрели опытные образцы, знакомились с документацией и, удовлетворённые, уезжали.

Прошло не так уж много времени и изделие было создано. Оставалось его только предъявить приёмной комиссии из нашего Министерства, в подчинении которого находилось наше ЦКБ, и облегчённо вздохнуть, ождая премиальные, но….

Не тут-то было. Да, приёмной комиссии из нашего Министерства были предъявлены результаты работы ЦКБ по ТЗ, но кроме этого было предъявлено и ещё кое-что, что было уже за скобками ТЗ и, отнюдь, Министерству совсем не понравилось.

А дело было вот в чём. Данная разработка была разбита нашим Министерством на две части, на два изделия, которые должны были в итоге стыковаться одно с другим. И разработчиков было выбрано тоже два: один - это наше Ленинградское ЦКБ,   и второй – крупный Московский НИИ.

Наши разработчики, отслеживая работу смежного Московского НИИ, видели, что те идут протоптанным тривиальным старым путём, создавая свою часть изделия на базе имеющейся, проверенной, но старой элементной базе. Без каких-либо новаций.

В результате, изделие Московского НИИ получалось более громоздким, более энергоёмким и нашему ЦКБ надо было либо подстраиваться под них, либо самим, инициативно, выполнить и их часть работы. И, разумеется, без дополнительного ассигнования. Что и было сделано.

Но, как часто и бывает, инициатива оказалась наказуема. Заказчик-то, Министерство Обороны, был в восхищении от нашей разработки, а вот чиновники нашего Министерства углядели здесь много нарушений.

И, главное, нарушение финансовой дисциплины, и самоуправство без согласования с ними и многое другое. А главное, как теперь отчитываться солидному Московскому НИИ  за разработку своей части изделия, которую отказался  принимать Заказчик.

Финал этой истории, сломавший жизнь, творческие устремления и порывы многих наших разработчиков, был плачевным.

Наше ЦКБ было ликвидировано. Руководитель и Главный инженер, теперь уже бывшего ЦКБ, были переведены в другие Ленинградские проектные институты. Мы же, инженерная братия, спасались кто как может.

Наиболее ценные инженеры, в том числе и я, получили хорошие рекомендации от наших, уже бывших, руководителей и быстро нашли себе новую работу. Технический задел не пропал даром.

А вот разработанную нашим ЦКБ документацию и опытные образцы обеих частей изделия наше Министерство приказало передать тому самому Московскому НИИ для завершения и подготовки изделия к серийному производству.

А вместе с ними… и лавры.




Мышонок Пик

В 1-ый класс школы я пошёл в 1945 году в деревне Замиралово Омской области, где мы оказались с матерью в эвакуации из блокированного Ленинграда.

Всё чужое, всё незнакомое. И местность, и хозяева, где нас разместили. А разместили нас с мамой в одном из домов на хуторе, который назывался Зелёновка. Два или три домика там всего было. А до школы, которая была в деревне Замиралово, было не менее километра.

Вот этот-то километр мне и приходилось топать, в любую погоду, осенью, зимой и весной. В пургу и под дождём. В мороз и в слякоть.

Первое время меня провожала мама. Место-то всё-таки там было дикое. Часто меня зимой в сторонке сопровождали волки. Они были там такие смелые, что по ночам загрызали сельских собак и даже заходили в бараки. А ещё я, ужас как, боялся деревенских собак.

В классе я был самым маленьким, наша учительница, Тамара Ивановна, меня любила, не давала обижать. А местные мальчишки всё равно меня дразнили, называя «Мышонок Пик». Что мне было очень неприятно и обидно.

Узнав о таком бедственном нашем с мамой положении, к нам в Сибирь из Ленинграда приехала моя тётя, папина сестра. Она увезла меня с собой в Ленинград, к папе. В Ленинграде я и учился в одной из школ уже во втором классе.

Я плохо помню этот период моей жизни. Помню только, как мой папа пообещал мне купить детский велосипед, а купил всего лишь самокат, что меня сильно огорчило. И ещё помню, что часто он меня знакомил с разными тётями, у которых он ночевал.

Этот год пребывания и учёбы в Ленинграде пролетел очень быстро. За мной из Сибири приехал теперь уже отчим, за которого вышла там замуж моя мама, и увёз меня к ней, к ним.

Там, в Сибири, нас снова переселили, уже в другую семью, в другой деревне. Красный Яр называлась та деревня. А рядом была ещё деревня «Капай», в которой люди жили в домах из земли, из дёрна, наверно. И деревня «Москали» ещё была.

Я их упоминаю, эти деревни, потому что моей обязанностью было ежедневно, вечером, относить на какой-то пункт молоко от нашей коровы, в бидончике, через эти деревни. Налог какой-то, что ли, тогда был назначен на коров.

И вот с 3-го по 8-ой класс я учился в школе деревни Красный Яр. За годы жизни и учёбы в этой деревне и в этой школе, я подрос, уже не был «мышонком Пик», а был довольно таки отчаянным сорванцом, у меня там было много друзей и подружек.

Часто приходилось стоять мне во время уроков и «в углу» за какую либо провинность. А в том углу в классе была круглая печка, вокруг которой я медленно-медленно и перемещался, за спиной учительницы, во время стояния, на потеху наблюдавшим за мной одноклассникам.

В результате, учительница, она же и классный руководитель, и за дверь меня часто выставляла. А вообще-то, она меня любила. Так как сама тоже была из Ленинграда и направлена была она в эту деревню по окончании педагогического института.

Интересно получалось у меня с обучением такому предмету, как иностранный язык. В школе Красного Яра преподавался немецкий язык и я, у которого мать была чистокровной немкой из немецкой колонии «Средняя Рогатка» Ленинграда, получал оценки по данному предмету не выше «4».

Потому что, ни одного слова на немецком языке я от своей матери никогда не слышал. Война… Но в классе был ещё один мальчик, у которого тоже были обрусевшие родители – немцы, так он шпрехал за милую душу.

Уже потом, гораздо позже, я узнал из Интернета, что в Омской области чуть ли не 25 процентов жителей имеют немецкие корни в биографии. Но тогда моя мать была очень напугана репрессиями и поэтому была ниже травы, тише воды.

А в 9-ом классе я учился уже в Ленинграде, в одной из школ Всеволожского района. Одной из особенностью этого обучения в этой школе было то, что там преподавался иностранный язык – французский.

И всё, что я усвоил из этого языка там за учебный год, это что-то вот такое: «жё сии десервисе жерди» и ещё «тулемон де презан». Эту фразу произносили, вставая, дежурные ученики перед началом урока.

По немецки у нас это звучало вот так: Их бин хойте орднер. Хойте фельт ниман. Вот таким «полиглотом» я и стал в результате.

В 10-ом классе я учился уже в 334-ой мужской средней школе Невского района Ленинграда. Это был самый сложный для меня период школьных лет. Бойкий сибирский сорванец в Ленинградской мужской школе выглядел забитым гадким утёнком.

Нас, таких новичков, в этом мужском классе было трое. Самый крупный из нас сумел себя сразу утвердить, а вот мне и ещё одному было не сладко.

Издевательств нам приходилось выносить много. И словесных и физических. Был там один и просто садист. А дать отпор я не мог, так как уступал физически. «Мышонок Пик», хоть и подрос, но всё же….

К концу обучения в 10-ом классе у меня уже были друзья среди одноклассников и вот с одним из этих друзей я и сфотографирован после последнего звонка. Я на фото тот, который немного пониже ростом. Одним словом, "Мышонок Пик".

А ещё у меня оказалось много одноклассниц в этом 10-ом классе. Это я узнал позже через  Интернет, где попробовал поискать своих одноклассников из 334-ой мужской школы.

Да-да, откликнулось много «одноклассниц» 334-ой мужской школы города Ленинграда, которым я вежливо отвечал, что школа-то моя, извините, была мужская.

И что же в итоге получается? За 10 лет обучения я умудрился поучиться сразу в 5-ти разных школах. Только представьте себе, сколько раз мне пришлось адаптироваться к новым школьным порядкам, к новым учителям, к новым одноклассникам.

Вам меня не жалко? А мне, очень даже жалко. Но это и добротная обкатка для последующей жизни в любых условиях.