И. Н. Березин. На приёме у Мухаммед-Шаха, 1842 год

Березин Илья Николаевич (1818 - 1896)
 
Путешествие по северной Персии
Отрывок из главы «ТЕГЕРАН»


31 Декабря 1842 года вся Персия торжествовала «айд-н-курбан» праздник жертвы, учрежденный в воспоминание жертвоприношения Авраамом Исаака. Соблюдая правила вежливости, наш Посланник и вся миссия, в том числе, как говорили в старину, «и я худой», отправились с поздравлениями к Шаху и главнейшим персидским сановникам. Огромная свита феррашей, как облако, окружало нас со всех сторон; во дворце сербазы отдавали нам честь, и в то самое время как главнейшие чины Персии толкались на третьем дворе в ожидании «селяма» шахского выхода, кучка гяуров была принята запросто Шахом в его «намаз-ханэ» молельне.
По узенькой лестнице мы поднялись во второй этаж, в сени или переднюю, где стоял карлик Шаха, а внизу у лестницы мы видели шахский кальян, одну из драгоценностей Персидского Повелителя, которую охранял придворный «кальянчи» главный кальянщик в древней персидской одежде с высокою шапкою на голове. Откинув «пердэ» занавес, отделяющий переднюю от шахской молельни, мы вступили за Посланником в «хузур» присутствие Падишаха, кланяясь и приложив руки к козырькам фуражек. Граф Meдем сел на кресло, стоявшее недалеко от двери: по правую руку его стал наш первый драгоман, а остальные члены Миссии вытянулись в линию позади.
В продолговатом четвероугольном намаз-ханэ Шах восседал по персидскому образу на богатом ковре в переднем углу с левой стороны, опершись спиною на две большие круглые подушки «мю-текка». На шахе была надета парчовая джуббэ с золотыми разводами в виде снурка, под ней красный шелковый архалук с золотыми пуговицами, как у сербазов, но затянутый поясом с золотою пряжкою, украшенною драгоценными камнями; из-под джуббэ, закрывавшей ноги, иногда можно было видеть шелковые чулки. На голове Шаха надета была каджарская баранья шапка.
По правую сторону Шаха лежали на полу английские пистолеты, и в двух вазочках благоухали только что сорванные цветы, наполнявшие всю комнату своим запахом; по левую сторону Шаха лежали его кривая сабля, которой ножны и портупея блестят алмазами, парадная каджарская шапка с алмазным пером и наконец парадная конская сбруя с набором из драгоценных камней. За этим приходился маленький камин в передней стене «садр», и по другую сторону этого камина лежали на полу огромные атласы, под стеклянным колпаком стояла вызолоченная статуя Наполеона, а подле нее находился столик, обведенный по краю решеточкой, на котором были накладены калямданы (чернилицы), круглые футляры, что-то завернутое в ситец и разные персидские безделушки. У стола приставлено было кресло, отделанное как калямданы, с изображением женщины и какого-то пейзажа на спинке, на полу же лежали разные бумаги. В заключение против бокового камина стояла электрическая машина.
Намаз-ханэ отделано весьма просто: стены белые, полированные, и только тахчи обведены золотыми полосками <…> В средних тахчах подле кресла лежали персидские рукописи, а близ нас стояли сосуды с «аб-и-лимун» лимонно-сахарной водой; в одном из верхних тахчей лежал полотняный мешочек с каким-то снадобьем, остальные же были заняты картинками: прямо над камином стояли портреты Английской Королевы с принцем Албертом и Наполеона, довольно дурно намазанные; далее на правой руке расставлены все силуэты из голубой композиции на черном, и в числе их один бумажный. Комната освещается справа окнами, идущими в два ряда: верхние маленькие с бледно-розовыми стеклами, по которым выведены разные узоры.
При аудиенции присутствовал Министр иностранных дел Абуль-Хасан-Хан, в парадном платье: красное джуббэ, под ним коричневое джуббэ, а на голове, сверх невысокой каджари, намотана белая шаль с широкими каймами, в виде усеченного конуса: у дверей стояли два «пиш-хидмета» камер-лакея.
Его Величество, благосклонно приняв от Посланника поздравление с праздником, изволил объяснять что «курбан» есть праздник духовный, а «ноуруз» новый год - гражданский, празднуемый притом только в Персии; потом разговор перешел на только что привезенный из России дагерротип, от него на электрическую машину, а наконец на главную мысль, занимавшую тогда весь Иран  -  на отношения Персии с Турцией. В промежутке очередь дошла и до меня.
«Ин чи соаб-ест» Кто этот господин? - изволил спросить обо мне Шах.
Граф Медем доложил Его Величеству, что я послан в Персию для изучения персидского языка. Шах удостоил меня такого приветствия:
«Хейли-хуб-ест» Весьма хорошее дело! «Ма хейли рази гестим» Мы весьма довольны: поезжайте по всему государству и учитесь, сколько вам угодно. А зачем вы хотите знать персидский язык?
- Чтобы читать творения персидских писателей, Ваше Величество.
- «Аз кудам ильм беханид» Из какой науки будете читать?
- Из истории преимущественно, Ваше Величество, - отвечал я.
Узнав, что я приехал из Казани, Шах присовокупил:
- В старинное время этот город принадлежал Мусульманам, а до них там царствовали Монголы, великие грабители «бузург чапаул».
Точно так же приложив руки к козырькам и кланяясь, мы вышли из шахской молельни, пятясь назад, потому что к Шаху всегда должно стоять лицом; сам Шах никогда никому не кланяется. Русские пользуются особенной пред прочими нациями привилегией - являться к Шаху в сапогах.
По выходе из намаз-ханэ мы рассматривали шахский кальян: низ его, где наливается вода, стеклянный, а верх состоит из драгоценных  камней, связанных золотом; крышечка также убрана разноцветными драгоценностями, а под кальяном подложен жемчужный коврик <…> Кальян стоял на мостовой.
На дворе по-прежнему толпились персидские вельможи в старинных шапках и в шалях на голове: тут был цвет тегеранского двора и были великолепные джуббэ и куледжи всех цветов от белого до темного. Подле «куляги-френги» стоял отряд сербазов, у входов и выходов также стояли сербазы; на других дворах теснились ферраши и разные мелкие чиновники, а на стенах второго двора зевал на посетителей простой народ. На втором же дворе суетились взад и вперед шахские скороходы «шатыры», отличавшиеся особенными шапками в роде шлемов с верхушками, имеющими вид опахалов.
Так кончилось наше поздравление Шаха с Курбаном! Что же касается до «селяма» выхода, то он уже описан не раз путешественниками, и притом селямы, прежде отличавшиеся великолепием, ныне не представляют ничего особенно-необыкновенного: Шах садится на павлиный трон; Шах-задэ и вельможи становятся пред Ним с боков; мулла причитает молитву за благоденствие Шаха, потом Шах курит свой драгоценный кальян, пьет кофе из золотой, усыпанной алмазами чашки, удостоивает некоторых из присутствующих коротким разговором, а в заключение творится «мураххас», т.е. могут все расходиться по домам.
Мухаммед Шаху, ныне уже покойному, во время моего пребывания в Персии было не более тридцати осьми лет; круглое и румяное лицо его украшено небольшой, но густой бородой, глаза черные, блестящие; росту Его Величество хотя небольшого, но широкие плечи показывают крепкое сложение. Несмотря на это, Шах постоянно болен: у него в ногах подагра, и поэтому он ходит мало, больше ездит в карете старинного фасону, хотя и богатой, что возможно только за городом, для проезда же по городу служит верховая лошадь, к которой, когда Шах садится, приставляют скамейку. Мухаммед Шах говорит по-персидски приятно, произнося слова несколько в нос.
Прилагаемый к настоящему сочинению портрет Мухаммед Шаха рисован придворным персидским живописцем и весьма похож. (*)
Глядя на привлекательную физиономию Шаха, никак не хочется верить рассказам о его суровом характере, грозные порывы которого будто бы умеряет первый министр Хаджи Мирза Агаси. Может быть, болезненное состояние причиною тому, что Мухаммед Шах совершенно не занимается государственными делами и все управление отдал в руки своего любимца, первого Министра; другие же утверждают, что Шах всегда питал отвращение к делам. Правда ли это или нет, решить трудно, но во всяком случае болезненные припадки Падишаха Персии причиняют ему нестерпимое страдание: малейшая простуда действует на него губительно. Незадолго до моего проезда в Персию, придворный врач Мирза Баба, Персиянин редких качеств по своей сострадательности к бедным и бескорыстию, скончался; Шах передал лечение своей особы Хак Назару <…>
У Мухаммед Шаха считалось четыре жены: дочь Рукн-Эд-Доулета, сестра и дочь Хана Сальмасского Яхъя и Курдинка; последняя слыла самой любимой. Главная жена Шаха носит титул «Бану-и-харем» госпожа харема, а у Моисея Хоренского жена Астияга названа «Царица цариц». Из других удовольствий покойный Шах очень любил охоту.
Незадолго до приезда моего в Тегеран, Государь Император изволил прислать в дар Мухаммед Шаху дагерротип, который доставил в Тегеран чиновник нашего посольства Павлов. По представлении дагерротипа Его Величеству, Павлов сделал два снимка с шахского дворца, что весьма интересовало Мухаммед Шаха, смотревшего на эти опыты из дворцового окна, так что, немедленно по снятии видов, Его Величество изволил сойти сам на двор и с особенным удовольствием рассматривал удавшиеся рисунки. Придворные не мало дивились дагерротипному чуду <…>
Персидский государь носит многие титулы: «Шахиншах» царь царей, «Падишах» могущественный государь, «Зилл-и-аллах» Тень Аллаха, «Киб-ле-и-алем» средоточие вселенной, Сультан сын Сультана, Хакан сын Хакана, и проч. Титул «Шахиншах» употреблялся еще Ахаманиями <…> Этот титул приняли себе Повелители Персидской Монархии потому, что Империя их состояла из многих сатрапий, которые равнялись целым государствам; этим титулом «Царя царей» величает себя и Артаксеркс во фирмане, данном Ездре. Титул «Падишах» также очень древен: это «пата-ксаятия» могущественный государь клинообразных надписей; в фирмане Артаксеркса об избиении Иудеев мы читаем «царь великий» т. е. Падишах. - К имени государя восточные авторы обыкновенно прибавляют фразу: «Да продлится его царствование!», этим же выражением начал свою речь к Артаксерксу Пророк Неемия: «Царю во веки живи!». В грамотах и договорах, обращаемых к России, Шах титулуется следующим образом: «Его владеющее Шахово Величество восточного предела высокостольнейшего места, превысочайшия прехвальныя степени великодержательную власть древнюю великих государей персидских Царей приемший, магометанских государей честию превосходящий и многих магометанских народов повелитель, Персидския земли начальник Великий Государь».

 ПРИМЕЧАНИЕ:
 (*) В книге представлен портрет Мухаммед-Шаха, выполненный Александром Алексеевичем Агиным (1817 – 1875) (видимо, скопирован с указанного живописного портрета) и гравированный Егором Васильевичем Гогенфельденом (1828 – 1908). – М.Б.

Подготовка текста и публикация М.А. Бирюковой.

(Публикуется по изданию: И. Березин. Путешествие по северной Персии И. Березина. (С портр. Мухаммед шаха, планами и видами замечательных мест.) Казань: В типографии Губернского правления и в Университетской. 1852. XII, 348, 72 с., ил. (Посвящение: «Василью Ионичу Антропову».)