Баррикады. Глава 38

Глава 38. Исповедь фотокора


Вбежавший по лестнице Стешкин дышал тяжело и прерывисто – видимо, очень быстро поднимался. Аккуратный и опрятный всегда, вне зависимости от обстоятельств, сейчас чиновник был совсем не похож на себя – весь взмыленный, всклоченный. Чёрное кашемировое пальто наспех застёгнуто парой пуговиц посередине, демонстрировало пиджак, через который выглядывал оттянутый ворот рубашки и криво свисающий галстук. Даже кожаный портфель, с которым чиновник никогда не расставался, сейчас распирало так, словно он битком был набит всякой дребеденью. Сам Стешкин крепко прижимал этот портфель к себе, словно боялся, что его выхватят.

– Саш, мне немедленно нужно связаться с родителями Ники, – с волнением в голосе произнёс чиновник.

Оглядев присутствующих, Стешкин обратил внимание на постороннего парня в кожаной куртке с длинными тёмными волосами, завязанными в хвост. Тот стоял возле кофе-машины и паял плату. Незнакомец был довольно худой, с внешностью и телосложением семнадцатилетнего подростка. И только выражение тёмно-синих глаз, которые при электрическом освещении казались практически чёрными, говорило о том, что они в жизни повидали немало.

Взгляд, которым Стешкин смотрел на парня с паяльником, был весьма тяжёлым. Однако, поймав его на себе, парень не только не наклонил голову, как сделал бы, возможно, любой другой человек, а, наоборот, посмотрел в глаза, так же, тяжело, исподлобья, словно спрашивал: «Что надо?», и молчаливо ждал ответа на этот вопрос. В зрачках, почти сливающихся с радужкой, Стешкину привиделось что-то зловещее, даже загробное. В них читалось то ли презрение, то ли вызов.

– Саш, мы можем поговорить у тебя в кабинете? – тихо произнёс чиновник и снова с опаской покосился на парня у кофейного автомата.

Главред заметил, что помощник Караваева не на шутку испугал видавшего виды Стешкина.  Он кивнул и жестом пригласил чиновника к себе. Ланина уверенно вошла за ними, захлопнув дверь.

После ухода начальника подчинённые позволили себе расслабиться. Блондинка Анжела Байкова посетовала на то, как ей трудно работается без чашечки кофе, и, подойдя к вешалке, облачилась в приталенную куртку красного цвета. У зеркала, расположенного возле входа, она поправила причёску и, подхватив со своего стола бордовую сумочку, вышла в коридор.

Артур Дорогин рассматривал фотографии стычки в университете. Из кармана его куртки раздалась звонкая мелодия и послышалась вибрация. Фотокор отвлёкся от просмотра снимков, достал айфон в тёмно-синем чехле и посмотрел на экран. Он изменился в лице, поджал губы и обречённо выдохнул, но кнопку принятия звонка так и не нажал.

Дорогин дождался, пока абонент отключится, поставил аппарат на беззвучный режим и положил обратно в куртку. Айфон продолжал вибрировать в кармане, но фотокор на него уже не реагировал. Он потёр глаза, положил руки на стол и облокотился о них головой. После серии настойчивых звонков его состояние резко изменилось. Звонил кто-то, с кем он очень не хотел общаться.

Очкастый парень с зализанной причёской, которого интерактивные очки Николы распознали как Алексея Ярова, выпускника Адмиральского гуманитарного университета по специальности «Менеджмент», окликнул фотокора.

– Артурчик! Скажи на милость, что там слышно про твою подругу? – бросил он, обращаясь к долговязому парню, который практически дремал за столом.

Ответа не последовало.

– Похоже, у Дорика вчера была бурная ночь, – схохмил Яров, назвав фотокора его студенческим прозвищем.

Однако ожидаемой реакции шутка не вызвала. Сисадмин Никита Железнов что-то набирал на клавиатуре, а парень с хвостом продолжал методично и сосредоточенно паять контакты на плате. Очкастый встал со своего места и подошёл к фотокору, облокотившись на его стул и закричал тому прямо в ухо.

– Доброе утро, страна! Хватит дрыхнуть на рабочем месте!

Дорогин оторвал от рук голову и окинул очкарика взглядом, полным раздражения и злобы.

– Чё надо? – сквозь зубы процедил фотокор.

– Ты, Артурчик, не съезжай с темы. Нам всем интересно, где сейчас наша несравненная Ника.

– Без понятия, – пробурчал Дорогин и снова положил голову на руки.

– Ты без понятия? – перековеркал очкарик. – Да ла-а-адно! Вы ж как Чип и Дэйл – всегда вместе. Уж кому-кому, а тебе она бы точно слила своё местоположение.

– Слушай, последний раз я общался с ней в редакции, – фотокор оторвал голову от рук и посмотрел на коллегу. Во взгляде читались раздражение, усталость и бессилие. – Потом на неё напали на телецентре. Повезли в больницу. После этого я её не видел.

– Чёт я не понял. Ты хочешь сказать, что даже в больничку к своей подруге не поехал? – Яров навис над стулом. – Чем же ты был так сильно занят? А, Артурчик?

– Слушай, не поехал и не поехал! Бухал! – окрысился на него фотокор.

– А может, причина не только в этом? – продолжал очкарик, усмехаясь. – Нику-то нашу обыскивали… – Он сделал паузу, оглянувшись на дверь кабинета начальника. – И Громова обыскивали. И этого, который только что с чемоданчиком припёрся, тоже обыскивали. И даже ректора уважаемого заведения – и то обшмонали. А может, не с тех начали? Рюкзачок-то Никин ты в редакцию принёс…

– Заткнись, – прервал Дорогин.

– Ой, как дерзко! – снова расхохотался очкастый. – Видать, и правда, наше доблестное ДГБ кого-то упустило. Или не упустило? А, Артурчик? Так где ты был вчера вечером?

На лбу Дорогина выступил пот. Даже мысленно погружаться в воспоминания о прошлом вечере, когда капитан Егоров привёз его в управу и начал нагло вербовать, не хотелось. Единственным желанием Артура в этот момент было, чтобы любопытный коллега поскорее от него отстал.

Нервозность фотокора не ускользнула от внимания Николы, который за это время закончил с реанимацией платы, и, прикручивая шурупами заднюю крышку корпуса, внимательно следил за разговором. Напористость очкастого парня в желании узнать, где сейчас Калинкова, показалась ему подозрительной. На обычное любопытство это похоже не было.

– Слушай, отъебись! – сквозь зубы буркнул Дорогин.

Он схватил лежащую на столе пачку сигарет и с ней в руках пересёк помещение широкими шагами, направляясь к балкону, который в редакции «Баррикад» использовался как курилка. Туда даже были вынесены два старых офисных стула и пластмассовый стол, на котором стояла пепельница. И вот уже находясь на балконе с сигаретой в зубах, Дорогин судорожно рылся по карманам.

Очкастый ухмыльнулся, бросив взгляд на стол, где осталась забытая фотокором зажигалка, и, несколько раз чиркнув ею, язвительно хмыкнул.

– Что-то наш Артурчик не в себе, – продолжал хохмить очкарик. – Сигаретки взял, а зажигалку забыл. Что-то я-явно наш дружок скрывает.

– Слушай, Яров. А это, вообще, твоё дело? – тут же поставил на место зарвавшегося коллегу сидевший рядом сисадмин.

– Вообще-то, пропала наша журналистка. И никто не знает, где она, – попытался придать своему голосу деловитости очкарик.

– И что? Это создаёт какие-то сложности в твоей работе? Когда появится, тогда и появится. Не тебе это решать, и не от тебя это зависит. Сядь и не маячь уже. Надоел.

Оценив обстановку, Никола отложил инструмент и вышел на балкон вслед за фотокором.

На балконной площадке мрачный и нахмурившийся Дорогин нашёл кем-то забытый коробок спичек. Тот изрядно отсырел и распух. Спички в руках фотокора никак не хотели загораться, сколько бедолага ни тёр их о боковую поверхность коробка, процарапывая глубокие полосы.

– Огоньку? – ненавязчиво предложил Никола.

– Сказал же, отъебись! – на автомате рявкнул Дорогин.

Вдруг он сообразил, что услышанный голос принадлежал не Ярову. Обернувшись, фотокор увидел перед собой технаря, который ремонтировал их кофейный автомат, и невольно покраснел.

– Сорян, чувак, я тебя с другим перепутал, – проговорил он, испытывая неловкость.

Технарь понимающе кивнул, полез в левый верхний карман своей куртки и достал оттуда зажигалку. Размером она была в два раза больше стандартной, в металлическом корпусе, обшитом снаружи термостойким материалом. Сопло у неё было тонким и удлинённым. Кнопка зажигания на корпусе тоже необычная – белая с зеленоватым отливом, вероятнее всего на фосфорной основе. Будь Дорогин не так удручён и погружён в себя, он бы наверняка задался мыслью, что именно делает владелец столь навороченной зажигалкой, которая явно была куплена не в табачной лавке. Но сейчас его мозг отказывался рассуждать логически. На душе было мерзко, хотелось спать так, что ноги подкашивались, а глаза слипались.

Сказывалась ночь, которую фотокор провёл в тягостных раздумьях, без сна, две бутылки сидра, выпитые поздно вечером, и бутылка портвейна, распитая уже ночью на пару с Артёмом – другом детства, с которым они теперь вместе снимали квартиру. Артур смутно помнил, как Артём неодобрительно покачал головой на просьбу друга открыть вторую бутылку, когда закончилась первая. Дорогин понимал, что утром ему на работу, и надо бы воздержаться от наглой пьянки. Но в те часы и минуты ему так хотелось забыться, что он готов был плюнуть на всё.

Нажав кнопку на зажигалке, фотокор уставился на сине-золотистый факел, тянущийся вверх, и подумал о том, что он этой ночью выпил либо слишком много для того, чтобы работать, либо слишком мало для того, чтобы не выйти на работу. Спустя несколько секунд Артур поднёс к огню сигарету.

– Спасибо, – буркнул фотокор, возвращая зажигалку технарю. – Я свою, видать, где-то задел.

Никола взял в правую руку зажигалку, нажал на кнопку и начал вглядываться в вырывающееся через сопло пламя, думая о чём-то своём. Тут Дорогин заметил, что сигареты в руках у технаря не было. Окинув взглядом внешний вид парня, фотокор предположил, что тот вышел к нему разжиться куревом, но после грубой фразы постеснялся попросить. Хотя чего-чего, а стеснительности на лице технаря он не наблюдал. Спокойствие и уверенность – вот что читалось в нём. И какая-то странная снисходительность, лишённая всяких эмоций.

«Как-то неловко вышло. Пацан пришел к нам, чинит автомат, старается. А тут такая ответка. Если б мне кто-то сказал подобное, я бы тоже не счёл нужным что-либо просить после этого», – размышлял Дорогин и ещё больше стыдился.

Сделав пару затяжек, он открыл свою пачку и протянул её технарю.
 
– Угощайся, братан. И забей на ту хрень, что я ляпнул. Она предназначалась не тебе.
 
Никола посмотрел на пачку и улыбнулся. Он достал сигарету и, держа её в левой руке, правой поднёс горящую зажигалку и лёгким касанием пламени прошёлся по её торцу, скорее оплавляя её край, чем поджигая. Таким способом он обычно обрабатывал термоусадки, надетые на провода. Край сигареты полыхнул оранжевыми искорками. Никола наблюдал за их бегом и струйкой дыма, тянущейся вверх. Почувствовав на себе взгляд фотокора, парень ухмыльнулся, механически поднёс сигарету к губам и втянул в себя дым, пару секунд подержал во рту и медленно выдохнул.

«А почему бы и нет, если нужно для дела», –  подумал он и снова засмотрелся на оранжевые искорки, превращающие папиросную бумагу и находящийся внутри табак в серый пепел.

– Что-то ты совсем напряжённый. Прямо как солдат на войне, – сказал Никола отстранённо, глядя даже не на Артура, а куда-то вниз, на открывавшийся под балконом пейзаж из навесов кафе и расставленных под ними столиков в окружении деревьев и длинной полоски узенькой улочки, простиравшейся на несколько кварталов.

– Что, так заметно? – осторожно переспросил Артур.

– Ну, ещё бы. Если даже я, посторонний, заметил, то твои тем более должны это видеть. Стало быть, ночь бессонной выдалась? Или работы невпроворот?

Никола задавал уточняющие вопросы, но навязчивости в этом не было.

– Да, сегодня я действительно не спал, – вздохнул Артур. – И работы хватает, но работать я не могу.

Раздавив окурок о пепельницу, фотокор достал новую сигарету.

– Проблемы? – спокойно уточнил технарь, протягивая горящую зажигалку.

– Я влип в такое дерьмо, чувак… – начал Артур и снова со всей силы затянулся.

Он открыл рот, чтобы продолжить, но не смог вымолвить даже слова, почувствовав подступивший к горлу ком.

– Я могу тебе как-то помочь? – лицо технаря по-прежнему было спокойным и странно-снисходительным, но вместе с тем выражало заинтересованность, словно уточняющие вопросы он задавал не для приличия, а действительно пытался выяснить, что произошло.

Тот кивнул и заржал.

– Сломай мне ногу, чтоб я месяц на койке провалялся без возможности работать. – Артур расхохотался ещё пуще. – И руку, а лучше – обе. Чтоб был не в состоянии отвечать на звонки…

Взгляд технаря оставался серьёзным. Он пытался осмыслить, что сподвигло фотокора на такие шуточки, и обдумывал важную комбинацию.

На улице было непривычно тихо. Можно было даже услышать, как желтовато-красные листья растущих у дороги платанов шелестят листвой под дуновение лёгкого ветра. Прозрачный воздух тянул две тоненькие струйки дыма. Технарь то подносил сигарету к лицу, рассматривая искорки, то отводил руку, рисуя дымом в воздухе знак бесконечности.

– То есть, моя задача сделать так, чтобы ты не смог работать, передвигаться и отвечать на звонки? Верно? – Никола встретился глазами с фотокором.

– Точняк! – смех Дорогина теперь уже походил на нервные содрогания. Он даже не насторожился серьёзности в голосе и вопросе технаря, посчитав их за шутку.

Тут Никола боковым зрением увидел, как Яров стоит у балконной двери и пытается подслушать их разговор. Технарь отошёл от перил и приблизился к выходу, злобно с прищуром глянул на очкарика через стекло, встретившись с ним глазами. Затем, будто бы невзначай, он облокотился на балконную дверь, незаметно для Артура закрыв её с наружной стороны.


* * *


В кабинете главного редактора «Баррикад» было непривычно тихо, а в воздухе повисла какая-то напряжённость. Громов сидел в своём кресле, вращая в руках авторучку. Стешкин присел на стул, на котором до этого сидел Никола, и, достав из своего портфеля кипу бумаг, перебирал их на столе.

Ланина сидела на диванчике, разглядывая буклет с анонсом предстоящей научной конференции в АКУ, на обороте которого перед этим Никола оставил свои контактные данные. Взгляд цеплялся за выверенный аккуратный почерк, где все буквы были одинаково откалиброваны и держали строку, словно посажены на невидимый стержень. У Светланы бы и вовсе возникла мысль, что это напечатано на компьютере соответствующим шрифтом, если бы она не видела, как парень выводил эти буквы своей рукой. С другой стороны, отточенный почерк – не редкость для чертёжника. Но этот был какой-то уж совсем идеальный, и никак не вязался с внешним видом парня, которого сложно было назвать аккуратистом. Впрочем, Светлана была не из тех, кто судил о людях по их внешнему виду, и она прекрасно понимала, что за чересчур простым и незатейливым обликом часто прячутся нестандартные люди.

– Связаться с Никиными родителями сейчас проблематично. Телефоны у них забрали во время обыска, –  развёл руками Громов, отвечая Стешкину на заданный им ранее вопрос. –  Я держу с ними связь через Верховцеву.

– Кого? – Стешкин открыл рот от удивления.

– Ту самую. Вашу коллегу из мэрии, начальницу казначейства. Она живёт с Калинковыми на одном этаже. Ника – её родная племянница.

– Странно. Она никогда не говорила, сколько с ней ни общался, – чиновник почесал затылок и заметно покраснел.

– У Верховцевой сегодня тоже обыск был, – продолжал Громов. – К ней вообще дэгэбэшники впёрлись без ордера. Сначала комнату дочери перевернули вверх дном, а потом и в её кабинет полезли.

– Вот это да, – задумчиво произнёс чиновник. – В мэрии все сейчас только и говорят об этом. Но я и представить не мог, что это связано с Вероникой. Думал, какое-то очередное дело по финансам.

Стешкин, всегда такой собранный и организованный, сейчас выглядел крайне потерянным. Он наклонился к Громову и говорил очень тихо. Его слова еле-еле доносились до ушей Светланы Ланиной, которая приблизилась к Громову со Стешкиным, чтобы тоже быть в курсе.

– После ночки, которую нам устроили дэгэбисты – тебе, и мне, и Караваеву на территории больницы – я вообще не спал, всё пытался дозвониться Веронике, но её телефон не отвечал. А рано утром мне поступило сообщение, что абонент в сети. Я набрал номер – и мне ответили. Но говорила не Ника. – Стешкин склонился к уху Громова ещё ближе и говорил ещё тише. – Помнишь, вчера в больницу приезжала медик, чтобы вывести из состояния шока дэгэбистку, у которой сорвало крышу после того, как она стала свидетельницей нападения на их спецназ. Эту женщину я узнал по голосу. И я понял, что Ника сейчас у неё.

Громов попытался издать возглас удивления, но Стешкин резко приставил палец к губам.

– Вам удалось с ней встретиться? – прервала секундную тишину Ланина.

– Пока не удалось, – покачал головой чиновник. – Со мной общался представитель их учреждения. Приезжал ко мне под видом гонца от одного бизнесмена, которому нужно решить  вопрос отвода земельного учатка. Но при разговоре тет-а-тет на нейтральной территории он мне много чего рассказал. И передал на подпись эти документы.

Стешкин вынул из своей кипы бумаг несколько сложенных вдвое листов. Адресатом был указан НИИ генетики и экспериментальной медицины, а людьми, которым предстояло его подписать – родители Калинковой.

– Тут отказ от стационарного лечения, согласие на периодическое наблюдение их специалиста, и выписка. Всё в двух экземплярах. Надо, чтобы родители Калинковой их подписали. Без этих документов Нику не отпустят.

Громов нахмурил лоб, бегло пролистав документы.

– Не совсем понимаю, почему Нике необходимо отказываться от стационарного лечения. Уж не того ли добивались от неё в Первой городской больнице?

Стешкин оглянулся на дверь и заговорил ещё тише.

– В любой другой ситуации её бы никогда не отправили на амбулаторное лечение. Но ситуация сложилась так, что нам вынуждены её отдать. В данном случае это вопрос не только здоровья, но и безопасности Ники. Нам её передают, Саш. Можно сказать, на поруки. Передают под их спецнаблюдение.

– Спец… чего? – Громов никак не мог отойти от охватившего его ступора.

Стешкин запнулся, к нему снова вернулась одышка. Было видно, что он не знает, чем продолжить, и что момент, о котором он сейчас собирается рассказать, для него особенно труден.

– Это наша терминология. Означает, что пациент нуждается в постоянном мониторинге. Как это будет происходить с Никой, я ещё не выяснил. Возможно, будет замаскировано под реабилитационные мероприятия, включающие в себя медосмотр и беседы с психологом.

– Но зачем Нике психолог? – нахмурил брови Громов. – На неё так сильно повлияло нападение? В больнице она вроде вела себя адекватно.

– А когда она дала дёру от дэгэбистов, и несколько матёрых мужиков не смогли за ней угнаться – это, по-твоему, тоже адекватное поведение? – жёстким тоном выговорил Стешкин, глядя Громову прямо в глаза. – Не нападение на неё так повлияло. А то, что было потом. Тот препарат, которым ей сделали инъекцию.

Громов и Ланина с недоумением переглянулись.

– Какой препарат? Врачи ей что-то не то вкололи?

– Не врачи, Саш. В том-то и дело, что не врачи, – тяжело вздохнул Стешкин. – Помнишь молодчика, который уложил двух спецназовцев? Это был он.

– Господи! – вырвалось у Громова.

– Он не пытался её отравить. Данный препарат как раз таки предназначен для того, чтобы максимально повысить тонус организма, задействуя скрытые резервы. Просто он экспериментальный, создавался для военных и уж никак не рассчитан на девушек – таких, как Ника. Её надо ставить на жёсткое лечение, выводя из организма остатки данного препарата. В любом другом случае моя знакомая – та врач, которую ты видел – оставила бы Нику в их институте, и сделала бы это безоговорочно. Но здесь есть одно «но». Ситуацию усложняет то, что у неё на лечении сейчас уже официально находится другая пациентка – сотрудница ДГБ. Та самая, у которой случилась истерика после того, как молодчик с мазутом на морде вырубил в уборной двух спецназовцев и сбежал через окно. А перед этим она обыскивала нашу Нику. Всё бы ничего, но так вышло, что в руки этой дэгэбистки попала больничная карта Калинковой. И она стала требовать доступа к ней, чтобы провести допрос.

Главред помрачнел. Ланина подошла к нему и обняла за плечи, слегка массируя их.

– Да, Саша, совпадения случаются, – добавил Стешкин, видя состояние Громова и предворяя его вопрос. – В общем, она догадалась, что Ника, которой невероятным образом удалось сбежать у них из-под носа, когда они собирались допрашивать её в больнице, находится в том же учреждении, что и она. Дэгэбистка эта, конечно, отстранена от выполнения служебных обязанностей на время прохождения лечения. Но гарантии того, что она не передаст эту информацию коллегам, или же не вытворит какую-то дурь, дабы попасть к Веронике, нет. Моя знакомая, конечно, проявила предусмотрительность, назначила ей ряд процедур – сеанс психолога, антистрессовый массаж, электросон, при которых запрещается использование мобильного телефона. За это время мы должны успеть подписать все документы и забрать Нику. Держать у себя в центре она её не может, но и отпустить без определённых бумаг не имеет права.

Стешкин снова взял в руки листы на столе.

– Так что надо срочно ехать к родителям Ники и подписывать эти документы. Я бы всё это сделал сам, и тебя бы даже к этому не привлекал. Но меня с утра пасёт ДГБ. Надо, чтобы поехал тот, кто в принципе часто у неё бывает и чьё появление в её доме не вызовет лишних вопросов. Я не хочу, чтобы до того момента, как я заберу Нику, они знали, где она находится. Кто-то из твоих, кто общается с Вероникой, может съездить?

– Ну, разве что Дорогин. Он с ней дружит, и он как раз здесь.

– Вот и отлично. Пусть едет, – сказал Стешкин и снова полез в чемодан, доставая свой маленький ноутбук. – Передай ему эти бумаги. А когда вернёшься, я покажу тебе очень интересные вещи. Ты должен это увидеть…


* * *


Никола молчал, глядя в воспалённые глаза фотокора. Взгляд у него по-прежнему был проницательный и спокойный.

– Я придумал, как решить твою проблему, – наконец сказал он, отправив истлевший окурок в пепельницу.

После чего достал из левого кармана куртки небольшую походную флягу и, раскрутив резьбу на крышке, протянул Дорогину.

– Что это? – насторожено посмотрел фотокор.

– Мощная штука. Вырубает на несколько дней, если пить в неразбавленном виде. – Технарь подмигнул. На его лице Дорогин впервые заметил улыбку.

– Алкоголь, что ли? – предположил фотокор.

– Круче. Один экспериментальный препарат. Абсолютно безопасный для организма и оказывает примерно такой эффект, какого ты хотел добиться.

Всё ещё думая, что новый кореш над ним прикалывается, Артур сделал пару глотков и аж дёрнулся. Алкоголь во фляге был довольно крепкий и разливался по телу приятным теплом. Тело фотокора расслаблялось, нервозность постепенно сходила на нет. Собственное молчание начинало давить его изнутри, распирало, взрывало мозги. Невероятное желание выговориться, многократно сильнее желания напиться или покурить.

– Я влип в такое дерьмо, чувак, – повторил фотокор недавно сказанную фразу, – что реально лучшим исходом для меня бы стал провал в памяти.

Его губы сжались так, словно он сгорал от ощущения какой-то очень сильной вины, а на глаза навернулись слёзы. Так обычно плачут люди в состояниях сильного потрясения.

– Там, на телецентре, меня ждали особисты, – начал свой рассказ фотокор. – Я был совершенно к этому не готов.

– Кто именно? Они как-то представились?

– Когда я хотел расспросить у охранника телецентра, видел ли он момент нападения на Нику, заметил ли тех, кто это сделал, он почему-то стал наотрез отказываться что-либо говорить, хотя никакой крамолы в моих вопросах не было. Тут ко мне подошёл представитель Департамента госбезопасности – капитан Егоров. Он забрал меня с собой и повёз в управление.

Рот Дорогина словно сам выдавал эту информацию, и с каждой сказанной фразой Артур испытывал облегчение.

Собеседник слушал молча и не перебивая. А Дорогин продолжал свою исповедь.

– Он был в курсе того, что мы с Никой лазили на завод, что я снял неизвестный прибор на вышке. Эта хреновина его очень интересовала. Он дал мне флешку и потребовал закачать на неё все эти данные. Мы ночью приехали в редакцию и… и я их слил. Как последняя сука…

Лёгкая вибрация стекла за спиной технаря говорила о том, что кто-то стучит им в дверь с внутренней стороны. За стеклом замаячил силуэт Громова. Никола открыл дверной замок, впуская руководителя редакции. Громов вышел к ним на площадку. Дорогин встрепенулся, но ничего умнее не придумал, как просто спрятать руку с бутылкой за спину.

В руках у его начальника были какие-то бумаги.

– Артур, – Громов положил руку ему на плечо. – Здесь очень важные документы. Сейчас ты быстро едешь к Нике домой и берёшь у родителей подписи под каждым из этих листочков.

– Александр Васильевич, я влип в такое дерьмо… – снова начал Дорогин, обращаясь уже к начальнику. – Это случилось там, на телецентре…

– Дорогин, время поджимает! – перебил Громов. – Приедешь обратно и расскажешь. А сейчас бери такси и едь на улицу Правды.

Тут подал голос стоящий рядом Никола.

– Александр Васильевич, так я на машине. Давайте я отвезу вашего сотрудника, так быстрее будет.

– Решайте сами, я не против, – дал отмашку главред. – Только это надо сделать быстро.

Несмотря на определённую настороженность, которую он испытывал к странному помощнику Караваева, Громов всё же предпочёл отпустить Артура, которому он вверил важные документы, с кем-то из тех, кого он хотя бы знает и чьи контакты у него есть. Его, конечно, немного напрягал тот факт, что его сотрудник только что выпил (это читалось по его мимике и руке с флягой, которую он спрятал за спину, наивно полагая, что главред ни о чём не догадается). Парень, представлявший интересы Караваева, ему тоже казался довольно странным и особого доверия не внушал. Но против статуса, как говорится, не попрёшь. И каким бы этот парень ему ни казался, он был уверен, что в компании этого технаря Дорогин выполнит его задание с большей вероятностью, чем если бы ехал сейчас домой к Калинковым в одиночку.

– И ещё, Дорогин. Ты бы завязывал с этим во время работы, – Громов бросил взгляд на руку с флягой, которую его подчинённый по-прежнему держал за спиной.

Тот кивнул, стараясь не дышать на Громова алкогольным перегаром.

– Так как? Мы едем? – вмешался Никола, поигрывая в руке брелоком сигнализации и ключами от авто. Он пытался отвлечь внимание Громова от руки его фотокора, в которой тот держал флягу, и своим тоном давал понять, что задание, которое дал Артуру Громов, будет выполнено.

Они вышли из редакции. По коридору раздавался топот удаляющихся шагов. Громов проводил их скептическим взглядом и вернулся в кабинет, снова закрыв дверь.

– Дорогин, как всегда, отмочил, – хмыкнул он, глядя то на Ланину, то на Стешкина.

– Что такое, Саш? – переспросила Светлана.

– Закрылся на балкончике и начал хлестать спиртное. Ладно бы сам! А так на глазах у помощника Караваева…


* * *


Мария Воронцова сидела в автомобиле с картонным стаканчиком кофе, который ей принёс Сан Саныч, держала в руках бинокль и не сводила глаз с редакционного балкона, на котором патлатый парень из АКУ разговаривал с фотокором «Баррикад».

Мария обратила внимание, что взяв у фотокора сигарету, патлатый пару раз втянул дым в рот, но сразу же выдохнул, не затягиваясь. В дальнейшем он просто держал сигарету, прочерчивая ею странные узоры в воздухе. Было видно, что сам он скорее всего не курит, и сейчас делает это для проформы. Полисменша смекнула, что и на балкончик с фотокором он вышел не курить, а для того, чтобы раскрутить последнего на разговор. И чтобы лучше развязать собеседнику язык, в ход пошло спиртное. Воронцова подумала, какой же беспринципностью должен был обладать человек, чтобы так запросто спаивать другого на рабочем месте.

Мария вспомнила, как он угощал её конфетками, и к горлу подкатило тошнотворное ощущение. И ведь учили их в академии внутренних дел ничего не брать у участников следственного процесса. Как она, опытный следователь, могла этим правилом пренебречь?  Даже сам кулёк с остатками сладостей захотелось выкинуть в ближайшую урну. Машка открыла портфель и достала оттуда пресловутые желешки.

– Машка! –  бросил со своего места водитель Саныч, запихивающийся бутербродом. – Чего ж ты молчишь, что у тебя вкусняшки есть.

Его лукавый взгляд упал на конфетки.

– Это не вкусняшки. Это от объекта наблюдения, – она указала на патлатого парня, стоящего на балконе второго этажа.

Сейчас он, поигрывая ключами от авто в руке, уже вёл разговор с двумя – фотокором и его начальником.

– А, улики, значит, – понимающе глянул Саныч.

Тут патлатый зашёл внутрь, а спустя пару минут вышел из здания в компании фотокора из «Баррикад». Тот брёл с флягой в руке, продолжая заглатывать находящееся внутри пойло. Между глотками он вёл незамысловатый разговор. Воронцова приоткрыла окно и напрягла уши. Из слов, что ей удалось разобрать, всё сводилось к тому, какая он крыса и в какое дерьмо он вляпался.

Патлатый пиликнул брелоком сигнализации, авто пропищало в ответ, разблокировав двери и пропуская их внутрь.

– Куда ехать? – спросил Никола, садясь в водительское кресло.

– Улица Правды, дом 14, квартира 35, – ответил фотокор, усаживаясь спереди на место пассажира и кладя документы на верхнюю крышку приборной панели.

Проведя какие-то манипуляции с бортовым компьютером, Никола откинулся на спинку водительского кресла, разминая пальцы рук. Потом снова положил руки на руль. Тойота медленно двинула с места.

В обычном состоянии Дорогин вряд ли бы вспомнил и воспроизвёл домашний адрес Ники. Куда ехать и идти, он помнил лишь наглядно, а тут его память как будто сама сложила и достроила картинку.

«Как-то странно работает это пойло», – думал Артур, потягивая глоток за глотком. В болевшей с утра голове уже не ныло. Состояние нервов и напряжённости начало отпускать. Вместо этого появлялось спокойствие, отстранённость и абсолютно непонятная ясность ума.

– Что делать будешь с этим дэгэбистом? – спросил Никола, возвращаясь к их недавнему разговору.

– Ума не приложу, – признался Дорогин. – Он мне звонил уже сегодня раз пять. Я не брал трубку. Потом начал сообщения присылать, намекая, что всем расскажет о моих связях с ДГБ, если я не буду выполнять то, что он просит.

– Где эти сообщения? – всё так же спокойно и серьёзно спрашивал технарь.

– У меня в телефоне. Он угрожает рассказать Громову, что я его слил, если я надумаю соскочить, – обречённым голосом произнёс Дорогин, которого, несмотря на ясность ума и памяти, уже заметно сморило.

– А ты сможешь соскочить? – продолжал Никола.

– У меня не хватит смелости, – выдал за Артура его язык.

– А если я помогу тебе? – ненавязчиво предложил технарь. – Принимаешь мою помощь?

Сейчас его цепкий взгляд был обращён не на летящую впереди дорогу, а на Артура. Дорогин не мог понять – то ли они незаметно остановились, то ли он настолько напился, что это всё ему кажется. Не может же автомобиль ехать сам по себе, в то время как водитель болтает с пассажиром.

– Скорее всего, это белка… – размышлял Артур вслух. – Ты прикинь, я вот сейчас смотрю на тебя, и ты не держишься руками за руль. Твоя машина едет сама по себе.

– Ты прав, – спокойно ответил патлатый технарь. – Машина действительно едет сама по себе. Но мы отвлекаемся от главной темы. Так какие поручения дэгэбиста ты должен теперь выполнять? И как часто он будет тебя о чём-то просить?

– Как часто – мы с ним это не обсуждали. Но сегодня он потребовал, чтобы я докладывал ему обо всём, что происходит в редакции, вплоть до того, кто о чём говорит и кто какие темы обсуждает. И был очень недоволен, когда я не сказал, что в редакцию пришёл Стешкин.

– Он тебе писал это в сообщениях?

– Да. А после этого начал названивать. Ещё и этот п-петух со своими расспросами, – гневно добавил Дорогин, имея в виду, очевидно, Ярова.

– Запомни: никаких переговоров с шантажистами! Ты ни в коем случае не должен показывать ему, что ты его боишься. И уж тем более не должен дать ему понять, что есть условия, при которых ты готов будешь идти ему на уступки. А если шантаж неизбежен, то нужно снивелировать, а иногда даже уничтожить предмет шантажа. 

– Ты не человек… – промямлил Артур, с опаской глядя на водителя. – Кто ты?

– Ты сам только что ответил на этот вопрос: не человек, – прозвучал ответ голосом, лишённым всяких эмоций. – Но на твоём месте я бы задал другой вопрос, более целесообразный для тебя в данной ситуации.

– Какой?

– Как в твоём случае снивелировать предмет шантажа. Будем считать, что ты его задал?

– Да… – в полузабытьи произнёс фотокор, веки которого всё больше наливались тяжестью.

– Вот и славно, – произнёс технарь всё тем же голосом робота. – Для того, чтобы выбить почву у Егорова из-под ног, ты должен всё рассказать Громову. И о его звонках, и об истории с флешкой. Если тебе стрёмно самому – это могу сделать я вместе с тобой… Или вместо тебя, – добавил парень после некоторой паузы.

Они выехали на Магистральную, и Никола положил для виду руки на руль. Дорога была свободной, и тойота под управлением «Сигмы» довольно быстро доставила их до пункта назначения.

– Приехали, – Никола обернулся к сидящему на пассажирском сидении фотокору.

Ответа не последовало.

– Спишь? – переспросил Никола, оглядывая своего пассажира.

Тот, откинув голову, полулежал на сидении. Глаза были закрыты. Из полураскрытого рта слышались посвистывания и храп.

– Что ж, спи. Так даже лучше, – всё так же безэмоционально-механически прозвучал голос Николы.

Он нажал специальный рычаг, откидывая пассажирское кресло в наклонное положение.

– Сигма-сигма, включи вентиляцию и климат-контроль, – произнёс он.

В авто потянуло прохладным и слегка влажным воздухом.

– Вот и отлично. Отдыхай, коль ты ночь не спал, – обратился Никола к спящему телу.

Он подхватил свой рюкзак, набросив его на левое плечо, правой рукой взял с приборной панели документы и с ними в руке покинул тойоту, закрыв автомобиль с Дорогиным внутри и поставив его на сигнализацию. Он направился к девятиэтажке из белого кирпича, дому номер 14 на улице Правды.

Подъезд закрывала металлическая дверь с установленным на ней домофоном. Вместо номера квартиры Никола нажал какой-то внутренний код, содержащий в себе звёздочку, решётку и комбинацию из цифр. Домофон издал звуковой сигнал – и дверь подъезда открылась, пропуская парня внутрь.