Декретный отпуск

В мире много удивительных вещей, но одни люди о них спотыкаются, другие пробуют на вкус, а третьи… Я из третьих, меня удивительными вещами не удивишь, я живу в самой гуще постоянно действующего вулкана событий, правда, они не всегда выглядят привлекательно. Вот, например, в Москву я переехала не потому, что очень хотелось, а даже наоборот.

Во-первых, мужу было далеко ездить на работу, это я – девушка привычная, мне и море по колено, не то что встать в пять утра, тем более, что Катька пищит ночами, и я скачу вокруг детской кроватки, как заполошная, прислушиваясь к её дыханию, во-вторых, маму раздражает библейская картина мадонны с младенцем, она из тех специальных женщин, которым так и не удалось стать матерью в полном смысле этого слова.

Правда, я для неё не совсем пустое место, - временами она меня любит, но делает это через силу, и мне её жаль. Я часто ухожу к сестре, которая живёт на окраине города, качу коляску по буеракам и колдобинам, вытрясая из Катьки душу, зато по приезде на место, дочурка спит мёртвым сном. Женя печёт пироги так быстро и ловко, что я диву даюсь. Мы сидим за чаем, ведём неторопливые беседы, и во мне разливается Божья благодать.

К сожалению, матери довольно долго удавалось скрывать от меня наличие сестры, а мне так не хватало родного человечка! Мне было восемнадцать, когда я познакомилась с Женей, и произошло это совершенно случайно. У мамы был знакомый, обожатель - Владимир Иванович. Высокий, как жердь, с вечно опущенным носом, скромный и потому немногословный, он обожествлял мою мать, вернее, её равнодушие к нему. Видимо, в его глазах она была сродни Венере, выплюнутой из пучины на берег, - этакой зефирной мадам, прикрывающей ладошками заветные места.

Он сидел за крупную кражу своего проворовавшегося начальства, поскольку имел два высших образования и не смог сопротивляться судьбе, однако за хорошее поведение Владимир Иванович был переведён из тюрьмы на вольное поселение под Краснодаром, откуда моей матери регулярно приходили посылки с воблой, семечками, яблоками и орехами.

Итак, мы пришли на почту за очередным фанерным ящиком. Женщина с рабочими руками в пуховом платке на голове спросила:
- Тамара, а Танечка знает, что я её сестра?
Ух, какой шок я испытала тогда! У меня есть сестра! Я просто вцепилась взглядом в её лицо, оно было добрым и открытым, улыбка освещала его небесным светом.

Мать схватила свой ящик с воблой и потащила меня к выходу, а я вернулась на почту в тот же день, и мы проговорили с Женей битых четыре часа. Родная душа это была, удивительная родная душа. Опять Остапа понесло, не о том я начала рассказывать, да ладно. Вернёмся к нашим баранам.

Владимир Иванович приехал на побывку и, конечно же, приник к животворному источнику любви. В местах отдалённых он привык курить «беломор-канал» и смолил одну цигарку за другой.  Естественно, весь табачный фимиам тянуло в мою комнату, где обретались мы с Катюхой.

Я не сильно церемонилась, ведь речь шла не обо мне, а о младенце, и категорично попросила дядю Вову курить на лестничной клетке, но получила такой двойной отпор, что дальше можно было продолжать только с помощью тяжёлого предмета. И я сказала мужу, что готова переехать к нему. Правда, там тоже были проблемы, но от чужих обиды воспринимаются не так тяжко, как от своих.

Мы начали собираться. Маман, раздражённая моим недостойным поведением, - «наседка, дурища, хилда бестолковая», - спрятала от меня зимнее драповое пальто, которое отслюнила поносить на время кормления, так как моя фигура разбухла со стороны фасада, и я по-быстрому обменяла наш трёхсотлитровый аквариум на зелёное пальто из офицерского сукна, а белую самовязаную шаль – на серую каракулевую шкуру, из которой мне в ателье за неделю сшили ушанку и воротник на зелёный балахон. 

Получилось креативно. Как говорится, голь на выдумки хитра, тем более повезло, что у меня была подруга по гулянкам с колясками, - жена советского офицера, -  ей очень нравились аквариумные рыбки.

- Уезжаешь, выписывайся! Нечего мне за тебя платить! – эффектное напутствие матери я восприняла, как должно, и последовала ему, думая, что, хотя бы теперь она будет мною довольна.

Замечу, что зима – не лучшее время для переезда, тем более, что пришлось побегать за бумажками. Я укладывала Катьку в коляску и вытаскивала на балкон. Она спала ровно два часа, и у меня было время вершить свои делишки, положившись на стариков. Строго-настрого им запрещалось доставать малышку из коляски, но однажды, вернувшись из детской поликлиники, куда я бегала за Катькиной картой, я застала картину Репина:

бабушка сидела в позе кормящей матери на стуле посреди комнаты, на руках у неё лежала Катюшка в чепце, сползшем на один глаз, а дед поил её с ложечки крепким сладким чаем.
- Ты же не мать, а ехидна, разве когда дашь ребёнку сладенького!
Диатез последовал незамедлительно, четыре месяца отроду и чифирь несовместимы. Впрочем, меня-то вообще пивом поили «для аппетита», попробуй теперь перепить, я втянутая…

И вот она, Москва. Гостиничная планировка, квартирка тесная, пять метров кухня, ванна сидячая, прихожей практически нет, комната проходная. В квартире - свекровь и брат мужа, да нас трое. Свет обрезан за неуплату, телефон тоже, начинаю наводить порядок с отмывания паркета, кажется, он дубовый. Свекровь работает в «Океане», постоянно под хмельком, но весёленькая.

Электричество включили быстро, правда, пришлось заплатить до фига. Ещё купила брату мужа ботинки, он моржевал в сандаликах посреди января. О, сколько нам открытий дивных…
Полезла в чуланчик, а там стоит мешок, набитый какими-то хрустящими непонятками, думала, свиными ушами, это на первую ощупь. Оказалось – заскорузлые мужские носки. Свекровь их складывала нестираными, они и засыхали.

Полезла в ванную за половой тряпкой, вытянула из темноты с десяток вонючих дамских трико. Это называется переехать из огня, да в полымя. Тьфу-ты, нечистая сила. Посчитала остаток своих сбережений и метнулась по магазинам. Надо сказать, что главный мой талант – это умение потратить деньги. Мне нет равных в этом нелёгком деле.

И вот она, красавица, последняя, с витрины, стиральная машина «Эврика», вершина мысли оборонной промышленности! Первый запуск с носками и трико, удивившими своим количеством соседских старушек, озирающих наш балкон на третьем этаже. Они с самого начала обо мне нелестного мнения, так как считают преступлением вынос детской коляски на балкон. Подружились мы гораздо позже. А пока носки и трико приписаны к моему деревенскому приданому.

Что ж, есть дела и поважнее, чем озирание на общественное мнение. У мужа с братом разница в одиннадцать лет, Андрей паренёк чудаковатый, но добрый, он предоставлен самому себе, мне приходится ходить на родительские собрания в школу, где он застрял не на шутку.
- Я его абортировала неудачно, - смеётся свекровь.
Было модно раскрывать шейку матки верхним листом фикуса, и у неё что-то пошло не так.

Средний палец руки Андрюши похож на птичий коготь, сама он картавый, белёсый и бестолковый, но совершенно беззлобный. Юродивенький такой, прилепился ко мне, заступается, с Катькой сидит с удовольствием. Я жарю, парю, кормлю, он и доволен.

Есть ещё один член семьи – собачка-тойчик, этакий собачачий соловей на тонких ножках, злобный и брехучий, зовут Бимка. Глаза у тойчика как будто от другого тела, они Бимке великоваты. Свекровь этого сблёвыша обожает, уходя на работу, сворачивает матрац, и Бимочка сидит в скатке, как в гнезде, бреша без устали. Кто бы знал, как я его ненавижу, - его короткая чёрная шерсть встречается повсюду: в холодильнике, на тарелках, в чашках, на детских бутылочках, хотя я всё перемываю по сто раз.

Свекровь Бимку никому не доверяет и гуляет с ним сама. Смотреть на этот процесс весьма увлекательно: женщина под метр девяносто ростом с сороковым размером обуви – этакий гренадёр в юбке с кукишем на затылке, согнувшись, идёт на поводке за крохотной собачкой, но идёт не плавно, а тычками, как бы спотыкаясь. И всё это невинное зрелище сродни цирковому представлению.

А однажды… Мы уже легли. За окном моросил несмелый майский дождик, пахло тополиными почками, сквозило покоем и уютом, как вдруг снаружи послышались вначале короткий собачий визг, а затем утробный вопль свекрови:
- Аааа, Бимочка, мой Бимочка! – и дробный тяжёлый топот к подъезду. Естественно, мы вскочили, как ошпаренные. Дверь открылась, на пороге предстала воющая Валентина Ивановна с собачонкой на руках. Бимочка висел, как тряпочка, на могучих ладонях хозяйки, казалось, что он не дышит.

Но буквально через несколько минут одна его лапка дёрнулась, затем другая, свекровь радостно подпрыгнула, за ней подпрыгнул её питомец, и мы услышали душераздирающую историю, как Бимочка пописал на очередной бетонный столб с торчащими из него проводами, - есть в столбах такие окошечки, обычно закрытые, но не в этот раз, - и по струйке мочи собаку ударило током.

Трагедии не случилось, но на другой день соседские бабки спрашивали, не умер ли кто. Они же остерегли меня, чтобы я не давала свекрови денег, так как она никому ничего не возвращает, но это уже было известно. Ещё Валентина Ивановна любила подслушивать под дверью. Паркет был отмыт и тень матери мужа отражалась в нём, как тень отца Гамлета…

Хорошее время – декретный отпуск. Особенно, если не чураешься новых впечатлений. Собственно, для чего Бог создал человека?
Думаю, Ему было скучно одному. Вся эта флора и фауна – всего лишь результат жажды покреативить, а создание мыслящего (?) человека – этакий высший пилотаж Творения с элементами мазохизма. Вот и я, можно сказать, вторичный продукт из рёберной кости, стремящийся к Образу и Подобию, в полной мере познаю мир через соприкосновение с действительностью.

А действительность у всех разная. Если я в процессе её познания не достигну совершенства, то хотя бы согреюсь во время погони за ним!