Упартый. Часть 2, гл. 6

Начало см. http://proza.ru/2022/11/26/623
Предыдущая часть см. http://proza.ru/2023/02/19/1487

               Вдруг оказалось: буквально за месяц Димка вырос почти на десять сантиметров. Брюки, рубашки, куртка – всё мало. Стас лез из кожи вон, чтобы приобрести обновки. Что ни говори, восьмой класс – уже не ребёнок. Одноклассницы посматривали на паренька с интересом: высокий, кареглазый, с копной тёмных волнистых волос, за словом в карман не лезет. Но сам Димка их дичился. Он вообще, был напичкан острыми углами, которые непрестанно вылезали из него, мешая общению.

               Проверяя очередной раз дневник, Стас наткнулся на запись учительницы, приглашающей на родительское собрание.
               – Вчера? И ты не сказал мне?
               Димка пожал плечами:
               – Тебе всё равно некогда. У тебя заочники.
               – Что-нибудь придумал бы. Ладно, завтра после лекций забегу в школу.

               Димка явно расстроился. Как в детстве, прикусил нижнюю губу, отвернулся. Сердито буркнул:
               – Как хочешь…

               Классный руководитель, молодая симпатичная девушка, смотрела на Петровского смущённо:
               – Вы извините, что отрываю. Дима говорит, у вас бизнес, который нельзя оставить. Но понимаете… В классе такое расслоение происходит. Есть несколько человек: приносят десятками на уроки «Сникерсы», жвачки, а другие – за «Сникерс» чуть не рабами становятся. Пыталась поговорить об этом на собрании, родитель один меня поставил на место: «Я, дескать, работаю, чтобы сын ни в чём себе не отказывал»…
               – Вряд ли Дмитрий приносит на уроки «Сникерсы», – хмыкнул Стас.
               – Да-да, конечно, – заторопилась учительница. – Дима сказал, вы часто ездите за границу. Джинсы там, всё такое, для вас не проблема, но считаете, что он не должен выделяться среди одноклассников. Вы меня простите, пожалуйста, это очень благородно, только есть и другая сторона. Димины кроссовки…
               Девушка залилась краской так, что даже мочки ушей с дешёвыми серёжками стали розовыми:
               – Понимаете, в них просто уже стыдно ходить, а Дима… он очень чувствительный.

               Наверное, все школы того времени были похожи одна на другую: детские крики, беготня по коридорам, обшарпанные панели стен, запах кислой капусты из школьной столовой… Кажется, Стас тоже покраснел. Смотрел на нарисованную детской рукой на стене рожицу с высунутым языком и не мог заставить себя перевести взгляд на учительницу. С трудом, хрипло выговорил:
               – Простите, совсем вылетело из головы, как вас зовут?
               – Наталья Игоревна.
               – Вы правы, Наталья Игоревна. Я понял…
               Учительница просияла:
               – Я рада. Знаете, Дима говорил, вы будете отказываться. Мол, вы от всех скрываете, что ездите за границу, чтобы никто ничего не просил...
               И невпопад добавила:
               – А нижнюю губу вы закусываете совсем как сын.

               Стас занял деньги у всех, у кого только мог, и через несколько дней принёс домой фирменные кроссовки:
               – Держи, сын бизнесмена.
               Димка насупился, зашмыгал носом в попытке сдержать слёзы, пробормотал:
               – Прости, пап.
               – Проехали, – Стас прижал Димку к себе, машинально отметив, что ещё чуть-чуть, и они сравняются ростом. – Постарайся больше не врать.
               Димка кивнул, смущённо признался:
               – Да я и не хочу врать. Оно иногда само из меня лезет. Потом-то уже назад не возьмёшь…
               – Писателем будешь, – засмеялся Стас. – А пока у меня к вам обоим есть предложение.
               – Ужинать будем? – запрыгал Жорик.
               – Ужинать – само собой, но предложение чуть круче.


               Спустя две недели, оставив грустного пса Вальку соседям, мальчишки лежали на верхних полках плацкартного вагона, разглядывая проносящиеся мимо полустанки и споря о том, можно ли в октябре купаться в море.

               Приглашение участвовать в конференции от коллег из Академии Наук Украины Петровский получил месяц назад. Отмахнулся: какие конференции, не до того.  А после посещения школы перечитал приглашение раз, другой, и понял, что поедет вместе с мальчишками. Нельзя, чтобы дети постоянно чувствовали себя ущемлёнными, пусть будет хоть что-то, о чём они смогут рассказывать друзьям и вспоминать…

               Впрочем, это сейчас, набирая текст, Старик пытался мысленно обосновать сумасшедшее решение ехать на конференцию с детьми. Тогда Стас, кажется, вообще ни о чём не думал. Его, как члена научного организационного комитета, организаторы освободили от уплаты оргвзноса, скудных командировочных, которые удалось выбить в институте, хватило как раз на три билета, и будь что будет…

               Стучали колёса, пролетали мимо окон красные стволы сосен, темнел ельник, а по вагонам ходили странные люди с огромными сумками, из которых торчали морды синих медведей, оранжевых зайцев, лиловых обезьян: жители маленького белорусского городка продавали зоопарк, полученный на фабрике мягких игрушек вместо зарплаты…
               Зоопарк сменился наборами посуды, бело-синими сервизами, где-то в районе Харькова заглянул щуплый старичок с бордовым лицом, изрезанном морщинами, и усами в стиле Тараса Бульбы. Он с трудом тащил большой деревянный лоток:
               – Сынки, горячую картошку с укропом, солёными огурцами не хотите?
               – Хотим! – в один голос закричали мальчишки.
               – Прости, отец, – встал Стас. – Гривны нет, не поменяли ещё. Только российские рубли или белорусские зайцы.
               – Да я любыми беру. Старуха-то моя померла, – вздохнул продавец, – Пенсия – кот наплакал, а дочерей разбросало: старшая в Украине с тремя детьми, средняя в Сибири себе геолога нашла, малая в Белоруссии за офицером. Каждой помочь надо. Хорошо, хоть картофель уродился.

               Оказалось, рублей, полученных за монографию о Пушкине и Купале, как раз хватило на три порции сваренной в мундире, ещё дышащей паром, картошки с огурчиками. Это было объеденье, а не картошка. Нахваливая Александра Сергеевича и Купалу, обжигая пальцы, все трое чистили картошку, обмакивали в соль и топлёный жир, на который не поскупился лоточник, хрустели огурцами и почему-то с упоением, дружно скандировали:
               «Я – мужык, а гонар маю.
                Гнуся, але да пары…»*.

               Пассажиры переглядывались, суровая проводница, смахивая слезу, причитала:
               – Верно, хлопчики, ой, как верно… Давайте, я вам чайку ещё принесу. Просто так, без денег.


               Небольшой посёлок, в котором располагался пансионат НАН Украины, встретил нежарким теплом, столбиками кипарисов, можжевельником и просвечивающими на солнце кистями винограда за каждым заборчиком. Организаторы конференции без энтузиазма покосились на мальчишек, прибывших без приглашения, вздохнули:
               – Ладно, что-нибудь придумаем. Погуляйте пока.

               Голову кружил незнакомый запах. Ни Стас, ни мальчики не догадывались: так пахнет море, если дополнить его запах ароматами можжевельника, туи, кедра. Жорик потянул носом, махнул рукой:
               – Туда.
               И они пошли к морю. Впрочем, ошибиться было трудно: любая из трёх улиц посёлка, спускаясь, вела к морю, поднимаясь – в горы.
               Узенькая полоска пляжа покрыта галькой, рядом – обкатанные морем валуны, от мелких до очень крупных.
               – Пап, смотри! – тянул за рукав Жорик. – Смотри, папа, там кошка!
               – Верно, паренёк, эта скала так и называется: Кошка.

               Немолодая статная женщина, стоя в прибрежной пене, докрасна растирала мокрое после купания тело полотенцем и доброжелательно поглядывала на мужчину с детьми, невольно нарушивших её одиночество.
               – Наверное, на конференцию приехали? Местные у нас в эту пору уже не купаются, а учёные ещё спят после заседаний…
               – На конференцию, – кивнул Стас.
               – С детьми?
               – Рискнул, – удивился собственной разговорчивости Стас. – Авось, не прогонят: мальчики море никогда не видели. А тут всего-то: поезд, троллейбус, автобус и – вот оно.
               – Да, море здесь замечательное, – подтвердила женщина, улыбнулась, и по круглому, загорелому до черноты лицу пробежали солнечные лучи.
               Продолжая говорить, надела через голову синее платье в горошек, набросила на плечи шерстяной платок:
               – Для меня, как в песне поётся: лучшее в мире. Сейчас уже самой не верится, что в молодости работала машинистом подземных установок на шахте. Меня, как ударника труда, наградили путёвкой в дом отдыха, а я лишь море увидела… Прикипела к нему сразу и на всю жизнь. Путёвка закончилась, я к директору дома отдыха: «Что хотите делайте, не уеду. Убирать, посуду мыть, всё, что угодно делать буду, только оставьте…»
               Женщина усмехнулась:
               – Разоткровенничалась я с вами. Уж очень восторженно смотрите.
               – А купаться не холодно? – подал голос Димка. – Мы только чуть-чуть зашли в воду, так Жорик сразу дрожать начал.
               – Ты тоже! – закричал младший брат, большой любитель справедливости.
               – Вам-то не стоит, простынете с непривычки. А я в любую погоду, круглый год купаюсь, – собеседница опять улыбнулась. – Меня даже муж сумасшедшей считал, только перед самым концом и смирился… Что вам Стёпа сказал?
               Стас догадался, что Стёпа – и есть тот молодой украинский языковед, который организовал эту конференцию и встретил их в холле гостиницы.
               – Сказал: «Что-нибудь придумаем».
               – Ясно, – расчесала мокрые волосы, попрыгала на одной ноге, выливая из уха воду. – Будем считать, что уже придумали. Стёпка – мой сын. Меня Евдокия Павловна зовут, для мелких – можно тётя Дуся. Берите свои рюкзаки, мальчики будут у меня жить. Места хватит, с оплатой договоримся: и вы не разоритесь, и я в обиде не останусь. 


               Старик вздохнул, прикусил нижнюю губу: может, не надо ничего этого писать? Вспоминалось быстро и радостно, а пишется долго… Всё болит: глаза, спина, руки, но ведь… Пусть через силу, тем не менее пишется…


               Распорядок дня составился сам по себе. Утром вчетвером ходили на море. Евдокия Павловна купалась, Жорик с Димой взахлёб рассказывали, как рыбачили с тётей Дусей на лодке:
               – Пап, здесь море чистое-чистое, на любой глубине дно видно и рыб…
               – А днём вода на солнце так блестит, что глазам больно…

               Спустя несколько дней, к ним стали присоединяться другие участники конференции, в основном женщины: немногочисленные мужчины-филологи проводили вечера в гостинице за чисто мужскими занятиями,  после которых рано подняться были просто не в силах.
               Несколько раз появлялся голый коротконогий волосатый мужчина, негромко, но демонстративно напевающий что-то про то, как развеселится славна Украина: «Гей! гей! Розвеселимо!»

               – Пап, я прошлый раз подумал: у него трусы украли, а он и сегодня так! – дёргал отца за руку Жорик.
               Стас неуверенно мялся:
               – Вроде здесь где-то недалеко – нудистский пляж… Как в Европе.
               – Тётя Дуся говорит: он бандеровец и всех презирает, – встревал в разговор Димка. – А ещё она говорит, что с ним не надо связываться.
               Димка фыркнул и добавил с интонациями Евдокии Павловны:
               – Можно подумать, у него между ног что-то особенное, чего свет не видел…

               Научная программа конференции открытиями не блистала. После завтрака собирались за большим круглым столом, обсуждали монографию Петровского, спорили, сравнивая творчество Янки Купалы и Павла Тычины, Платонова и Кузьмы Черного, вспоминали, что нет пророков в своём отечестве, и дискуссировали: как писать сейчас, чтобы сохранить читателя в смутные времена развала всего, в том числе и литературы…

               Филологи из Армении рассказывали о страшной зиме без тепла и электричества, сквозь слёзы смеялись:
               – Зато на Ереванском базаре возник новый товар: собирали в кружок желающих и за небольшие деньги пересказывали содержание очередной серии «Санта-Барбары».

               Казашки цитировали Олжаса Сулейменова:
               – «В этой комнате - книжная полка.
                Что за поэты в двадцатом столетье:
                Бедный, Голодный, Скиталец, Горький,
                Чёрный, Белый,
                Шолом-Алейхем…»**

               Они же однажды с тоской сказали:
               – А всё равно мы когда-нибудь объединимся снова.
               – Тогда мы от вас всех отъединимся, – гордо заявила элегантная москвичка-переводчица.
               Надев кружевную белую панаму, закончила:
               – Лучше на море пойду. Ради него и приехала.
               Неловкую паузу разрядил литературовед из Тюмени:
               – Чего затихли? Ей, может, и невдомёк, что Москва – далеко не вся Россия…

               Старик вспоминал и чувствовал себя счастливым. Сами собой пришли строчки:

              «Я отправился в дальний путь,
               я запомнил такой закон:
               если хочешь — счастливым будь,
               только прежде стань стариком»***.


               А Димкины «фирменные кроссовки» развалились раньше, чем Стас сумел расплатиться с долгами, которые брал ради них...


*   Якуб Колас, "Мужык", 1909г.
**  Олжас Сулейменов "Не говори, что это наш последний путь"
*** Олжас Сулейменов "Кочевник"

Иллюстрация - скала Кошка со стороны посёлка Кацивели. Спасибо автору.


Продолжение см. http://proza.ru/2023/03/02/1674