Мемуары Арамиса Часть 4

Глава 4

Ришельё… Корнель написал о нём:

                «Он был столь добр ко мне, что даже слова
                О нём я написать не в силах злого.
                Он был ко мне при этом столь жесток,
               Что и добром его я помянуть не смог».

Этот загадочный человек станет более понятен, если принять к сведению, что он имел одно устремление: направлять и возглавлять самую сильную державу в Европе. Поэтому он прилагал все усилия и к тому, чтобы Франция была сильнейшей державой, и к тому, чтобы оставаться у руля этой державы. Справедливость по отношению к частному лицу в его понимании была в том, что при сомнении в виновности, подозреваемого следует оправдать. Справедливость в отношении государственных интересов в его понимании состояла в том, что оградить Францию от любой опасности следует любой ценой, и если для этого требуется, чтобы пострадали невинные, эта цена приемлема. Следовательно, для того, чтобы приговорить любого, на кого упало хотя бы лишь только подозрение, достаточно было самого этого подозрения. Интересы же Франции он не отрывал от интересов религии, монархии и, как бы это ни казалось заносчивым, интересов собственных, которые в том лишь и состояли, чтобы прочнее держать бразды правления этой страной. Тем самым любой, злоумышлявший на него, являлся в его глазах врагом не только его, кардинала Ришельё, но и врагом Франции, врагом католичества, и врагом Короля, наконец. И лишь тогда, когда его не стало, все согласились с тем, что он был прав в этом своём мнении.
Но в ту пору, когда Шевретта в качестве жены де Люиня приблизилась к трону, Ришельё был ещё очень далеко от той власти, которую он потом получил от Людовика XIII.
Ему не повезло. Его отец был близким помощником Генриха IV, что приблизило бы в будущем к трону и самого Армана и его братьев, однако, Генриха IV не стало вследствие рокового удара ножом Равальяка, власть перешла в руки его вдовы Марии Медичи, а также в руки её любовника, маршала д’Анкра. Мария Медичи поначалу испытывала неприязнь к отцу Ришельё за то, что он был приверженцем её мужа, которого она имела все основания не любить, поскольку он любил гораздо сильнее многих других дам, нежели ту, которую велел ему любить его долг супруга.
Отец Жозеф познакомил маршала д’Анкра с Ришельё, после чего юный Арман получил возможность прочитать проповедь, которую услышала и Королева-мать. Считается, что Марии Медичи понравился текст этой проповеди. Возможно. Но мало кто знает, что ей понравился сам Ришельё. Да-да! Он был на двенадцать лет младше её, скажите вы? И что из того? Не смущает же вас, что де Люинь был на двадцать два года старше своей очаровательной супруги, как я уже написал выше? А Екатерина Медичи, которая родилась в 1519 году не могла видеть в Генрихе Наваррском, родившемся в 1553 году мужчину, скажите вы? Тридцать четыре года разницы были для самого Генриха достаточным аргументом, чтобы игнорировать неоднозначные намёки и призывы пожилой Королевы-матери, но эти тридцать четыре года не принимались ей в расчёт, как не принимались в расчёт разница в годах Елизаветой английской, когда она подбирала себе любовников. Если бы не любовь Екатерины Медичи, Генрих не вышел бы живым из резни Варфоломеевской ночи. Екатерина Медичи даже собственную дочь Маргариту ревновала к своему любимчику, отчего проявляла явную враждебность к ней, католичке, как и сама Екатерина, и проявляла порой непостижимую терпимость по отношению к Генриху, который в глубине души всегда оставался гугенотом, что не мешало ему неоднократно переходить из протестантской веры в католическую и обратно, вплоть до той самой поры, когда он сказал свою знаменитую фразу «Париж стоит мессы», что означало, что так уж и быть, он согласен стать католиком и регулярно выслушивать католические богослужения, при условии, что ему покорится Париж, а, следовательно, он станет Королём Франции не номинально, а реально. Итак, Екатерина Медичи любила молодого Генриха Наваррского, а её родственница Мария Медичи, любила многих, но менее всего своего мужа, того же самого Генриха Наваррского, который стал уже Королём Франции, Генрихом Четвёртым, однако, любила приехавших с ней Кончино Кончини и других тосканцев, коих сосчитать не представляется возможным. Ришельё использовал эти её чувства к нему, что позволило ему приблизиться к трону. Далее он действовал именно так, как и следовало для усиления своей власти. Пока Мария Медичи была во власти, он был близок к ней и поддерживал её во всём, включая её персональную маленькую войну с собственным сыном, Людовиком XIII. Когда Людовик распорядился устранить маршала д’Анкра, объявив, что отныне он будет сам править страной, власть разделилась на две примерно равные партии. В этой ситуации Ришельё осуществлял функции примирения, был гонцом мира между матерью и сыном. Когда же власть полностью сосредоточилась в руках Людовика XIII, Ришельё полностью перешёл на сторону Короля и даже поддерживал его в его решениях об изгнании Королевы-матери. Он одобрял Короля и давал советы относительно того, как надёжнее лишить её не только власти, но и малейшей надежды на возвращение во власть.
Что вас удивляет, господа? Ведь таков же точно был и философ Сенека, которого даже католическая церковь считает мудрейшим, несмотря на то, что он был язычником? Многие его философские учения восприняты католичеством и стали каноническими. Тогда припомните, что  Сенека воспитал Нерона, получив должность наставника этого будущего принцепса именно вследствие его связи с Ливией, матерью будущего императора. Но когда юный львёнок отрастил когти и зубы, он почувствовал, что мать мешает ему править Римом, поскольку вмешивается туда, куда её никто не просит вмешиваться, то есть во все абсолютно дела. Сенека научил Нерона построить корабль, который разбирается на части, если в нём выбить несколько запирающих деталей. На этом-то корабле по наущению Сенеки Нерон и отправил в плавание свою мать, повелев сопровождающему её доверенному человеку выбить запоры, чтобы корабль разобрался на части и затонул посредине залива. Ничего не напоминает? Да, друзья мои, Ришельё, который был достаточно любезен с Королевой-матерью Марией Медичи, что позволило ему стать духовником юного Короля Людовика, впоследствии нравственно оправдал отправку Королевы в изгнание и всячески содействовало тому, чтобы это действие было необратимым. Итак, наш Ришельё – это новый Сенека, причем, во всех отношениях, поскольку он также испытывал тягу к писательству и рассуждениям на тему философии, религии и нравственности. Впрочем, в отношении религии у него был простой взгляд: то, что одобрено Папой, то и верно. Если какая-нибудь булла от Папы будет утверждать, что такой-то стих в священном писании следует понимать так-то и так-то, следовательно, это и есть истина. Если то, что в Евангелии называется белым, согласно папской буллы следует называть чёрным, следовательно, оно чёрное. Так понимал религию великий кардинал Ришельё, а всех, кто понимал её иначе, он считал еретиками. Что не мешало ему заключать любые союзы с любыми еретиками, даже с целыми еретическими странами, такими как Англия или даже Турция, против совершенно католических государств, таких как Испания, Италия, Священная римская империя.
 И вот этот самый Ришельё поссорился с Шевреттой, поскольку они не поделили влияние на Королеву. Шевретта хотела единолично влиять на Королеву, тогда как того же самого хотел и Ришельё.
Шевретта хотела влияния ради собственного блага – веселья, разврата, обогащения. Ришельё хотел влияния на Королеву ради блага Франции – силы, единства, крепости государства. Он хотел, чтобы Франция заключала выгодные ей союзы и избегала невыгодных союзов. Он хотел, чтобы монархия была крепка. А для крепкой монархии требовался дофин, то есть сын Королевы, наследник трона, мальчик, рождённый в браке. При этом зачатье такого мальчика совершенно не обязательно должно было состояться от Короля. Было время, когда вся Франция сомневалась в возможности Людовика XIII иметь детей. Покойный Король Генрих IV не давал поводов к таким сомнениям, поскольку его любовницы регулярно рожали ему и мальчиков, и девочек. Людовик XIII сторонних связей избегал, казалось, что он и вовсе ненавидел женщин. Поэтому длительное бесплодие Анны Австрийской всеми подданными было отнесено на его счёт, что подогревало надежды многочисленных близко стоящих к трону принцев и герцогов, и, разумеется, в особенности – брата Короля, Гастона Орлеанского, считавшегося официальным наследником престола в том случае, если Король умрёт бездетным. Очевидно, что Анна Австрийская должна была как можно скорей родить мальчика. Если Король ей в этом не помогал, тогда должен был бы помочь кто-то другой. Де Люиня уже не было, поэтому ближе всех к трону стоял тот мужчина, который и счёл себя наиболее ответственным за то, чтобы рождение дофина состоялось, этим мужчиной был кардинал Ришельё, первый министр Франции. Его предложение Королеве, таким образом, было спасением для неё и для Франции. Однако, оно пришло слишком рано. Анна Австрийская ещё считала себя принадлежащей только Королю, и никому более, для себя же она допускала возможным только платоническую любовь к кому бы то ни было, не считая Короля. От платонической любви дофина не родить. Это пытался объяснить ей Ришельё, вследствие чего окончательно с ней поссорился. Шевретта пошла другим путём – сначала она объяснила ей, сколь прекрасен Бекингем в постели, что она знала по собственному опыту. Далее она объяснила ей, сколь сильно он в неё влюблён. Наконец, она предъявила ей самого Бекингема, так сказать, собственной персоной. Королева поколебалась. Кардинал имел всюду шпионов, поэтому он не мог не знать всей этой интриги, и не мог не понимать, к чему это может привести. Англия иногда была союзницей Франции, но в целом она была скорее конкурентом, нежели надёжным союзником. Ришельё не мог допустить, чтобы Королева подпала под очарование первого министра Англии, фактического её правителя. Он не мог допустить, чтобы Франция стала придатком Англии. Эту платоническую или не платоническую любовь следовало пресечь. Тот путь, который выбрал Ришельё, предполагал, что он пойдёт до конца, вплоть до изгнания Королевы, развода, и, разумеется, изгнания Шевретты. На это Шевретта пойти не могла.

(Продолжение следует)