Байки бабушки Нюси 1

совм с А. Трепаковой

1. Предисловие.

   Революция и «скелеты в шкафу» многих наших семей привели к обескураживающему результату: мы практически ничего не знаем о своих предках. Так, кое-что про дедов и бабушек, а дальше — пустота. Многие и про бабушек не знают, и их девичьей фамилии, а то и имени, не вспомнят. Ну и что, скажете. Ответим так: наша жизнь складывается из массы непредвиденных событий, странно повторяющихся испытаний, непонятно резонирующих дат и имён. И, когда начинаешь ворошить события прошлого, узнавать детали жизни предков, когда приближаешься к истории рода (родов), твои неожиданные «озарения», таланты, странные эмоции, толкающие к действию, фатальные события, свалившиеся как снег на голову, получают объяснение в событиях прошлого — вот как история страны твоей бросает отсвет на текущие её обстоятельства, позволяя и «работу над ошибками» прошлого, и схему верных действий, полученную оттуда же.

   И, чем больше испытаний у тебя, тем важнее знать прошлое семьи.

   Преемственность истории государства, либо рода могут создать ощущение «машины судеб», столь неотвратимо она проявляется. И в обоих случаях грехи предков замаливают потомки, а достижения предков дают то «предзнание», что может быть развито потомками до таланта. Мемуары государства — это непредвзято документированная история, которую следует тщательно восстанавливать, для рода — изустные истории и архивные поиски, что требуют огромных усилий. Но благодаря найденным мелким частностям мы погружаемся в детали большой истории и живём как-бы внутри неё.

   Генетические исследования выявляют целую сеть родни, что «десятая вода на киселе», которая, однако, позволяет определить степень пассионарности предков, «размазывая» общие гены по области ли, по всей стране, а то и по континентам. И, даже не пытаясь связаться со столь дальней роднёй, вы обнаруживаете, что владеете образами иных стран, представляете быт населения, чувствуете их природу или даже узнаёте незнакомые пейзажи или интерьеры с чувством дежавю.

   И всё это завязано в одной точке, безусловно принадлежащей единственной вашей Родине. Те, кто так же ей принадлежат, резонируют с вами без каких-либо кровных уз, но в общем чувстве патриотизма.

 Байки  бабушки Нюси

   Повезло тем, кому судьба подарила такую бабушку, что досталась нам. Её рассказы явились той точкой отсчёта, с которой начались наши изыскания. Рассказы из её собственного детства и истории семьи были редкостью, скрывая многие тайны семьи Малиновских. И архивный поиск в этом направлении шёл через преодоление множества препятствий, хотя вдруг будто из ниоткуда возникали детали, позволяющие строить предположения… Но об этом позже. А вот о семье мужа бабушка рассказывала с удовольствием, хотя и там были тайны, до которых пришлось докапываться через архивы. Бабушка была великолепной рассказчицей, играющей на комедии положений (хотя анекдотов совсем не понимала), смеялась до слёз и вызывала ответный смех слушателей. Подруги дочери, как и внучка, часто просили её рассказов. Так все мы вживались в характеры и быт бакинских русских конца 19 — начала 20 века, таких иных для людей времён 50-х, после Отечественной войны, что казались смешными сказочными героями, вроде принцесс и джиннов. Даже тайны, сокрытые от Нюси, в отдельных её словах и фактах дали основу архивным поискам.
   А потому именно Анна Ивановна Марышева (Анна Яновна Малиновская) своими рассказами начинает наши повествования об истории рода.

1. Самовар. Фатум

   Собирая многие рассказы бабушки воедино, поскольку дом Малиновских по адресу Чёрный Городок, Баку, Спасская улица дом №111 не сохранился, можно сделать вывод, что квартира их в первом этаже имела не менее 5 комнат (родителей, девочек, мальчиков, переднюю, гостиную и кухню) и два выхода — чёрный во двор и парадный на улицу. К тому времени отец семейства Ян Казимир Михаевич Малиновский (католик, 23-х лет "крещен" в полку Иваном Михайловичем) закончил 25-летнюю военную службу унтер-офицером музыкантов в Ширванском полку и  служил в городском казачьем полку. Возможно, с квартирой им помогал тесть, Дубров(Дибров) Илья Прокофьевич, к тому времени потерявший единственного сына Александра и заботившийся о дочери Матрёне.
 
   Задние дворы той поры сохранялись до начала переустройства Баку, так что за образец можно взять задний двор на Баилове, который нам ещё довелось видеть. Дворы были практически замкнутым пространством, помимо основного дома, выходящего на улицу, их окружали одноэтажные домики, иные с палисадниками и заборчиками. В центре росла древняя шелковица, окружённая чахлой травкой и вытоптанной землёй. Самовары, чтобы не дымить в квартирах, выносили во двор.

   Был тёплый весенний день 1892 года. Нюсе в ноябре 91-го исполнилось три года, за зиму она выросла, и ей подарили на тёплую погоду новое платьице — белое в цветочек, с юбочкой колоколом. Всегда весёлая девочка-колокольчик — её называли «живым» ребёнком (это определение практически исчезло ныне) была в полном восторге! Она уже показала своё платьице всем родным и соседям, но в доме не было низко расположенного зеркала, перед которым  можно покрасоваться. Все видели её платьице, а она сама — нет! Разве можно увидеть колокол юбочки, сидя на руках матери?.. Нюся вернулась на задний двор. А служанка поставила во дворе самовар, блестящее медное чудо! Он так забавно пыхтел, закипая. Да, ей запрещено к нему подходить, но служанка убежала сервировать стол к чаю, а бока самовара отражали девочку так смешно: получался огромный нос и губы! А ещё, если отойти, видно белое платьице. Грех не покрутиться перед этим зеркалом, посмотреть, как раздувается колокол…
 
   Порыв норда занёс юбочку на самовар, тот опрокинулся и облил ноги девочки кипящей водой… Кончился Нюсин праздник, навсегда остались мелкие шрамики на голенях.

Тема «роковых» событий в жизни Нюси и её семьи неоднократно продолжалась.

   Нюсе 48 лет, за спиной бурные времена войны, революции, НЭПа, стены большой квартиры на Баилове сузились до комнаты на  Пролетарской улице, 76.                Зима. Холодно. 11-летняя пятиклассница — поздняя и единственная дочь Ирочка решает задачу, Нюся напротив проверяет тетради учеников. Ирочка предупреждена: под большим столом, накрытым тяжёлой скатертью, стоит керосинка с закипающим чайником — для тепла.  Ноги у обеих мёрзнут.
- Решила! - вопит Ирочка, в восторге дрыгая ногами. Кипящая вода обливает иные ноги, ноги бедной матери, что должна ещё спасать от пожара скатерть и выключать керосинку. Хорошо, муж Нюси — сын врача, уже пришёл домой и обрабатывает ноги жены, смазывает их мацони. Месяц Нюся ползает на коленях, держа на весу забинтованные голени — убирает дом и готовит еду. Дочь вряд ли сделала выводы. Фатум продолжается.

   Правнучка Аня, чья жизнь зародилась спустя 40 дней после смерти прабабушки, празднует свой первый год. Все уже поели, на столе горячий кофе, в него добавлено молоко. Дитя со смехом хватает чашку и опрокидывает на себя. Заторможенная беременностью мать не успевает её защитить… Ожог груди и ручки и страшный рёв! Но температура кофе ниже кипения из-за добавленного молока, ожог второй степени. Шрам на груди держится несколько лет, зато на позже обработанной врачами руке сохранился на всю жизнь.

   Однако. Прошло ещё три года, и тема кипящей воды поднимается снова. Внучка Нюси Ляля, мать Анечки, ждёт гостей в свой день рождения. Море разных блюд уже готово, нужно успеть искупаться, а горячую воду отключили в извечном «плановом порядке». Ляля кипятит ведро, смешивает тёплую воду для мытья и просит мать — ту самую Ирочку — облить себя водой после купания. Ирочка щедро поливает дочь, тёплая вода заканчивается, и она недрогнувшей рукой зачёрпывает и выливает на спину Ляли парящий кипяток. В первый раз в своей жизни Ляля начинает материться — век уже другой… Оскорблённая мать убегает и оставляет дочь одну. Но предстоят гости, а Ляля 11 лет занималась йогой, так что ложится на живот, концентрируется на горящей болью спине и отключает боль. Гости не почувствовали, разве что удивились отсутствию матери именинницы. Краснота прошла, ожог исчез бесследно. С тех пор ожоги, даже прямым огнём, для Ляли не создавали проблемы — просто отключала боль. А Ирочка дулась неделю и ругала дочь.
   Надежда: может, теперь тема кипящей воды избыта? Просто — отключить боль…

2. Шахсей-вахсей. Фатум

   Ну, каких ещё приключений можно было ждать от этого ребёнка при его невероятном любопытстве и бесстрашии? Конечно, последующее было ещё более экзотическим.

   В те времена все окна первых этажей, в особенности выходящие на улицу, забирались чугунными решётками  с рисунком, не позволяющим пробраться в дом ворам. Но Нюсе было только пять лет, и её головёнка как раз пролезала в орнамент решётки… если немного повернуть шею. 

   Была ранняя осень, время празднования мусульманами Дня Ашура, в память о мученической гибели внука пророка Мухаммеда имама Хусейна. Тело Хусейна  в ходе пыток расчленили победители в Кербельской битве.

   Дервиши Азербайджана (шииты) шли процессией вслед за муллой, что рассказывал о мучениях Хусейна, и истязали себя занжирами — многохвостыми цепными плётками с гвоздями на концах (именно в Азербайджане использовали усиление эффекта гвоздями), истово били по обнажённым спинам, царапая их в кровь. Они впадали в болевой экстаз, а цель была  — отыскать голову имама.

   Окровавленные дервиши в одних набедренных повязках только показались в конце улицы с криками «Шах Хусейн, вах, Хусейн!», когда любопытное дитя подбежало к окну и высунуло голову в проём решётки — бритую голову! Её только побрили, чтобы волосы гуще росли… Издали завидев бритую голову, дервиши, опьянённые болью, приняли её за голову Хусейна и ринулись к окну. Строй смешался, за голову тянули несколько пар рук, а попытки втащить её в окно не помогали — голова застряла в решётке! Отец выбежал, вернулся из начала процессии мулла, успокоили дервишей, и лишь тогда с великими трудами вытащили, повернув, голову вопящей малышки.

   Не обошлось только страхом. Позже, лет с 16-ти, Нюся стала страдать сильнейшими головными болями, вплоть до обмороков. Внучка Ляля ещё помнит свои дежурства у кровати обморочной бабушки и её стоны «Чёрный камень, Чёрный камень!». Лишь годам к 70-ти боли стали отпускать, но умерла бабушка от кровоизлияния в ствол мозга. Наверное, результат растяжения шеи…
 Не так экзотично, но внучка повторила эпизод, когда ей было 9 лет. Они ехали с бабушкой в Баку, куда взрослые решили вернуться. Соседи по купе — средних лет пара, вместо того, чтобы уступить бабушке нижнюю полку, стали корить внучку — мол, большая, полезай наверх. Бабушка сдалась. Внучка среди ночи с закрытыми глазами стала слезать с полки на горшок… Падение и удар подбородком о жёсткую нижнюю полку. Обморок, тяжёлое сотрясение, три дня не могла видеть света. Опять растянута шея. Ах! Пока жива. А тогда восстала против переезда, и семья осталась в Москве.

3. Тарарабумбия, ксёндз и шпан-голландский доктор

   Порывистость переросла в более старшем возрасте в хулиганство. На центральных улицах тротуары отграничивали от проезжей части чугунные или гранитные тумбы, введённые указом 1816 года. Хозяева выходящих на улицу домов обязывались ставить такие тумбы высотой 3 фута на расстоянии 2-3 сажени друг от друга. Дети развлекались, рассаживаясь на тумбы и распевая:

 «Тарарабумбия, сижу на тумбе я,
сижу я весело и ножки свесила.
Пришёл городовой, послал меня домой,
а я не слушаю и бублик кушаю!»

   И городовой приходил — ведь на тумбе было опасно сидеть, рядом проезжали экипажи!
   Бедный отец! Сколько раз с ним говорили о поведении его детей! Все Малиновские, кроме незаконнорожденной старшей сестры, были головной болью для Яна. Даже маленький сухонький старичок-ксёндз вынужден был обратиться к нему с жалобой: Нюся со стайкой озорных девчонок распевала ему вслед: «Птичка Божия не знает ни заботы, ни труда. Хлопотливо не свивает долговечного гнезда» (Пушкин, кстати). А ксёндз обижался…

   По дворам ходили шарманщики с попугаями или обезьянкой и выступали кукольники.  Сюжет: «Я, шпан-голландский доктор» Больной, скрючившись : «Ой, болит!». Доктор: «Где болит, тут?» - лупит больного по спине. -«Повише». Лупит по животу: «Тут?» - «Пониже!» Лупит куда ни попадя: «Повише, пониже, повише, пониже — встань, и сам покажи!». Конец. Все… хохочут. Развлечение.