Моё ретро Бабушка

1913-й год. Девочка 12-ти лет по имени Даша сидит как бы на камне, как бы на берегу реки. Обратите внимание, как фотограф сымитировал прибрежный песок с кустиками травы у нее под ногами. Это не простое, банальное фотографирование людей, это - искусство и вся его сила - в мелочах и деталях.

Месяц апрель у меня ассоциируется с моей бабушкой. (На фото она)
Она родилась в апреле и ей, как-будто передалась атмосфера юной, светлой весны в качестве характера. Для меня чистая музыка её спокойных речей и песен, сам звук её голоса, чистое сопрано,  всегда напоминали эту пору года, когда в природе всё очень тонко, нерезко, неярко.

А еще свет весенних воспоминаний о ней связан с Пасхой и той праздничной красотой, которую она создавала в своем доме. Все эти крашенки в вазах и на блюдах, расставленные вокруг десятка великолепных куличей, которые только она умела сделать такими высокими и лёгкими, как облако.

Когда мне был год, мы жили в доме дедушки. Летом бабушка проводила много времени в своём богатом цветнике, где был настоящий ботанический сад. Меня запускали на покрывало, расстеленное на небольшой лужайке внутри цветника и целый день я занималась тем, что рассматривала и расчленяла всевозможные цветы.

Когда меня отдали в детский сад, то на первом же субботнике на участке моей группы выяснилось, что наша воспитательница не может отличить полезные цветы от сорняков. А я  могу. И не только отличить, но еще и назвать их  по имени. Все оставшиеся четыре года в детсаду было традицией во время субботников одалживать меня в другие группы, в помощь другим воспитателям для отделения сорняков от садовых растений.

Как-то раз, когда в саду был карантин, бабушка приехала побыть со мной, пока мама на работе. Я принесла ей одну из моих книг и попросила почитать мне вслух. Перспектива читать детские книжки не пришлась ей по вкусу и бабушка сказала мне:
"Но ведь ты же знаешь это всё наизусть!" - и это была чистая правда, - Давай я почитаю вслух свою книгу: так и тебе и мне будет интерессно!"
И она вынула из сумки ту книгу, что захватила с собой,  чтобы не скучать. Это вошло у нас в обычай - бабушка читала мне те же романы, которые читала сама. Таким образом, я к восьми годам уже "прочла"  "Сагу о Форсайтах" Голсуорси, все 4 тома, и "Ярмарку тщеславия" Теккерея, и "Записки о Шерлоке Холмсе" Конан Дойла, а еще Тургенева, и Пришвина, и Паустовского, и не помню, что еще.

Но самое любимое времяпрепровождение было сидеть рядом, когда она шила или вышивала. Тогда я просила рассказать мне о том, как она жила когда-то "до революциии", когда была маленькой. Эти истории я любила больше всего. Вот одна из них, которая случилась с бабушкой за 4 года до этого снимка, когда ей было восемь лет и она была уже не совсем маленькой девочкой, но при этом совсем ещё не большой.

У Даши не было мамы, она умерла, когда девочке было 3 месяца от роду. Отец  женился вновь на женщине с детьми и уехал к ней в деревню, а его дети, Даша и ее старший брат остались жить в родном городе у их тётки, у которой были свои маленькие дети. Брат Павел был старше Даши на 10 лет, он заботился о сестре, как взрослый. Они были очень привязаны друг к другу, брат не отпустил сестренку в деревню к отцу, а сам работал и делал всё, чтобы у Даши было все самое лучшее. Так, например, он не женился на своей невесте, пока сестра не закончит гимназию, только после этого он создал свою семью. Мне это видится  очень мужским подходом к жизни, разумно и самоотверженно одновременно.

Тёткина семья была доброй и родной для Даши. Хоть достаток был небольшой, но в его рамках никому ни в чем не отказывалось. Семейство вело активную культурную жизнь, как сказали бы сегодня. Никогда не обходились вниманием библиотеки, выставки, музеи, премьеры в театре и прочие представления и публичные мероприятия.

И вот однажды вечером все взрослые и брат Павел ушли в театр. Детей оставили на попечение их няньки, молодой деревенской девушки. И эта компания, пользуясь отсутствием всех "сдерживающих факторов", предалась буйному веселью.

Сначала они с хохотом носились по дому через все комнаты, играли в салки, потом устали и, отдышавшись, уселись отдыхать на полу между мебелью в гостиной, на ковре. Были сумерки, таинственные тени расползались по комнате. Нянька не стала зажигать лампу, и таинственным голосом начала рассказывать всякие страшные истории про ведьм и вурдалаков.

Малыши быстро заснули, нянька отнесла и уложила их в их кроватки, а сама отправилась спать к себе. Даша тоже легла в постель, только спать у нее не получалось никак.
 
Девочка была очень впечатлительной и после страшных историй, которых она наслушалась на ночь, воображение бурно рисовало ей всякие ужасы в каждом углу комнаты. В конце концов, буквально сходя с ума от страха, она побежала по тёмному дому в тёткину спальню. Там стоял большой платяной шкаф, где висели зимние пальто и шубы. Даша забралась в этот шкаф, в самый дальний угол, за одежду. И сидела там, дрожа от ужаса.

Нарнию она там не нашла. Но когда домой вернулись взрослые и, не найдя девочку в ее комнате, бросились искать ее по дому, с возгласами: "Даша-Дашенька!", "Да где же она?", ей там, на дне шкафа чудилось, что толпа чудовищ  из нянькиных рассказов  добирается до неё среди ночи. И когда родственники заглянули в шкаф, раздвинули одежду и обнаружили Дашеньку, она от ужаса упала в обморок.

Вызванный доктор сказал, что у девочки "тонкая нервическая организация" и что с ней нужно обращаться, как с фарфоровой вазой - осторожно. А утром, причесывая девочку, нянька на затылке у неё увидела большую прядь седых волос и кожа под волосами потеряла пигмент и стала абсолютно белой. Витилиго, нарушение пигментации - так назвал доктор эту болезнь, которая приключается от сильного стресса.

Мы унаследовали эту "тонкую нервическую организацию". От стресса у меня в детстве появлялись белые пятна на коленках и годами не исчезали. Только, когда я понастоящему повзрослела и научилась  управлять своими  эмоциями, то рассталась с этим наследством. А вот мой дядя, старший брат моей мамы и бабушкин старший сын, вернулся с войны с "мраморной" спиной. Он был в 41-м совсем юный, закончил танковое училище и, как офицер-танкист прошел всю войну от Сталинграда до Берлина, воевал на Курской дуге... Ни разу не был ранен! Ни разу, хотя видел такое, о чем смог рассказать нам только лет через 30 после войны... Отсюда и мраморная спина - витилиго.

Бабушка рассказала мне эту свою историю не просто так, а в назидание, чтобы я не увлекалась сумеречными посиделками во дворе.  Ибо это именно я летними вечерами во дворе на скамейках пересказывала всей дворовой детворе "Записки о Шерлоке Холмсе" и пугала их профессором Мориарти, которого представляла довольно страшным. Но все дети  очень любили это занятие и ждали с нетерпением следующего раза.

Моя бабушка, хрупкая и одновременно, как Гибралтарская скала, нерушимая в своих глубоких внутренних ценностях, пережила две войны и две голодовки, похоронила двоих детей, похоронила свою любимую профессию актрисы театра, мечты и надежды, и много чего еще. Такое было время. Всё это, наверное, изменило её, не могло не изменить. Но в лучшую сторону, как я это понимаю теперь...

Для меня всегда была и остается примером ее спокойная, светлая доброжелательность и лёгкая чистая улыбка, что бы не происходило вокруг.

После её ухода в лучший мир, во время тяжелых болезней, когда я бывала в бреду от высокой температуры, всегда видела во сне бабушку. Во сне она приносила мне мою любимую подушку, которую сделала сама - из лебяжьего пуха, наволочка из светло-розового шёлкового атласа, очень мягкого и прохладного. Она что-то говорила или напевала, успокаивая меня, и к утру температура спадала.
Кто знает, может она теперь - мой ангел?