Он не вернулся из боя

Каждый раз, когда мне, ветерану органов КГБ СССР, доводится бывать в стенах Большого дома на Литейном проспекте дом 4, я стараюсь пройти по коридору четвертого этажа, где расположена мраморная мемориальная доска с именами сотрудников НКВД-КГБ-ФСБ, погибших при исполнении своих служебных обязанностей.   Стоя перед  мемориальной доской, обязательно вспоминаю Анатолия Николаевича Кириллова (1951-1996 гг.), с которым мне довелось в 80-е годы ушедшего ХХ века работать в пятой службе Управления КГБ СССР по Ленинградской области.

 Анатолий был уроженцем и жителем Колпино. После двух лет службы в группе советских войск в Германской Демократической Республике  он поступил на исторический факультет Ленинградского Педагогического Института имени Герцена, где зрелый, вдумчивый студент  был замечен нашими управленческими кадровиками. В 1978 году в возрасте 27 лет Кириллов был призван на службу в КГБ, а в 1979 году, после окончания спецшколы в Минске  начал службу в УКГБ ЛО с должности младшего оперуполномоченного Пушкинского городского отделения. С 1983 года Анатолий служил в 5-й службе в подразделении, занимавшемся выявлением,  профилактикой и недопущением проявлений национализма и экстремизма.

Среднего роста, физически крепкий, с правильными чертами лица, украшенного пышными русыми усами, Анатолий не стремился к проявлению внешнего лидерства, к саморекламе. Ему была присуща спокойная, рассудительная манера общения. Со всеми товарищами по службе он вел себя ровно, одинаково доброжелательно. Анатолий Кириллов  был командным человеком, амбициозность  и желание  выпячивать себя на первый план  были ему неведомы. В своей жизни Анатолий всего добивался сам, своим трудом, без какого-либо блата и кумовства. Рассказывал, что после окончания средней школы в 1969 году, поступал на юридический факультет Ленинградского университета, но ему не повезло,  не смог получить высокие баллы за сочинение. Зато ему повезло еще на подготовительных курсах института имени Герцена повстречать свою будущую верную, надежную жену Татьяну, которая подарила ему двух любимых сыновей.

С Анатолием было очень интересно обсуждать новые кинопремьеры. Я неоднократно удивлялся, насколько хорошо он знает  советские кинофильмы, режиссеров и актеров, но как-то не догадался спросить, откуда у него такое увлечение. Уже после его героической  смерти я узнал, что, не поступив в Университет, Толя  окончил специальные курсы и до ухода в армию работал киномехаником в кинотеатре «Подвиг», лучшем в своем городе. Думаю, от этой ответственной работы у него было потрясающее умение тщательно готовиться к нашим оперативным мероприятиям, беседам с людьми, продумывая детали «до мельчайшего кадра». Ведь работа киномеханика требовала тщательной подготовки кинопроекционного оборудования, умелой заправки пленки, способности  виртуозно склеивать оборванные части, так, чтобы этого не заметили зрители.

 На футбольном поле стадиона «Динамо» мы очень часто играли в одной команде, причем я на правом краю обороны, а Анатолий, будучи левшой, на левом. Он очень хорошо играл, корректно, дисциплинированно, как говорится, «на уровне», на командный результат, на победу. В те годы у нас была шутка: «кто как играет в футбол – такой  он  в работе, и в личной жизни». Анатолию совершенно не было присуще желание «показать себя», свое умение и мастерство, чем грешили отдельные ребята, иногда «выходившие» на футбольное поле «тряхнуть стариной», зачастую не выкладываясь физически, а демонстрируя себя перед другими.  Кириллову было достаточно  даже на бегу бросить фразу: « Я на подачу углового удара, подстрахуешь?»  Можно было не сомневаться: Анатолий не подведет и  за спиной у тебя  не даст прорваться в контратаку сопернику.

Коллеги Кириллова по отделению, в задачи которых входило изучение процессов среди националистически настроенных представителей  кавказских и среднеазиатских республик, удивлялись  аналитическим способностям Анатолия, умению «все разложить по полочкам», не проявляя излишних эмоций, не позволяя себе увлечься обвинительными версиями. Говорят, что любимыми словами А. Кириллова были: «Погоди, погоди, давай разберемся!» И он умел разбираться в двигательных мотивах поступков «горячих парней» с Кавказа, для которых Толина основательность, внимательность к собеседнику, твердость своей идеологической позиции, несомненно, вызывала уважение. Без взаимного уважения сотруднику КГБ  невозможно было выстроить отношения с людьми, многие из которых считали себя обиженными советской властью, родовые отношения почитали выше законов государственных,  а кровную месть ставили для себя выше возможного уголовного наказания и возмездия.

90-е годы ХХ века стали драматичными  и даже трагичными для всей страны и граждан новой России, неожиданно для себя осознавших, как трудно и горько «жить в эпоху перемен». Сколько несправедливости, обид и непонимания пришлось пережить честному, преданному долгу офицеру Анатолию Кириллову и многим его сослуживцам, которые после провала акции ГКЧП и развала Советского Союза не успевали следить за сменой названий отечественной спецслужбы: Комитет Государственной Безопасности СССР, Агентство Федеральной Безопасности РСФСР, Министерство Безопасности Российской Федерации, Федеральная Служба Безопасности РФ. Это еще не считая отмененного под давлением Конституционного суда незаконного, подрывного указа президента Б.Н. Ельцина № 299, которым объединялись в одном министерстве функции КГБ и МВД!

Сколько честных, энергичных,  преданных своей службе сотрудников КГБ после 1991 года написали рапорта об увольнении, не желая ощущать себя «винтиками» на ходу перестраиваемой государственной машины, которая (по словам одного бывшего коллеги) «не понятно кому и в каких целях должна была служить».

Честь и слава таким чекистам, как  Анатолий Кириллов, кто нашел в себе силы остаться верным присяге и долгу, продолжив свою нелегкую работу во вновь созданной Службе по защите Конституционного строя Федеральной Службы Безопасности Российской Федерации. Очень скоро профессиональный опыт и знания Анатолия позволили ему выдвинуться на одну из самых сложных должностей в Службе – начальника отделения по противодействию исламскому экстремизму. Должность начальника отделения в структуре органов государственной безопасности, действительно, по моему убеждению, одна из самых сложных. Этот вывод я могу  позволить себе  на основании личного опыта, проработав в аналогичной должности в 5-й службе УКГБ ЛО почти восемь лет. Не случайно от одного из своих начальников, (из числа тех, кто стремился сделать карьеру), я слышал такую оценку: «Должность начальника отделения нужно постараться как можно быстрее преодолеть»!

Основной результат в работе всегда приносили  именно оперативные сотрудники, руководимые своими  непосредственными начальниками, которые несли полную ответственность за любой промах, любую недоработку, а тем более «прокол» своих подчиненных, которых они не просто контролировали, но также обучали и воспитывали. Начальник отделения не может позволить себе  «давать общие указания». Он должен, просто обязан уметь все то, что делает рядовой  оперработник, планировать конкретные результаты в работе и достигать  их усилиями всего подчиненного ему коллектива. 

Мне не довелось служить в органах безопасности в те «лихие 90-е», но я регулярно общался с бывшими коллегами, чекистскими друзьями на заседаниях созданного весной 1996 года клуба ветеранов контрразведки «Дом-4». Именно от товарищей по Клубу я услышал печальную новость о гибели Анатолия Кириллова в августе 1996 года в Грозном, столице Чеченской республики, куда он был командирован для участия в восстановлении  конституционного порядка вместе со многими коллегами  из ФСБ, собранными со всех концов необъятной России от Санкт-Петербурга до Владивостока.

Информация об обстоятельствах  гибели Анатолия была разрозненной, неконкретной: вошедшие  в Грозный 6 августа 1996 года боевики окружили  пятиэтажное здание общежития ФСБ, где проживали прикомандированные чекисты-«федералы» и начали обстрел здания. Сотрудники ФСБ, вооруженные лишь легким стрелковым оружием ожесточенно отстреливались, ожидая  помощи из здания ФСБ Чечни,  расположенного в каком-то километре с небольшим. Но помощь не приходила.  По телефону, а когда проводная связь была отрезана, по рации блокированные офицеры получали  невнятные указания: «Берегите боеприпасы. Ждите помощи.  Помните: вокруг здания общежития расположены жилые кварталы». 

Коллеги-ветераны с горечью говорили о том, что  после суток обстрела и прямого боя с превосходящими силами боевиков у сотрудников ФСБ стали заканчиваться боеприпасы, осажденные приняли  решение под покровом ночи прорываться  к дому  правительства и зданию ФСБ, о состоянии которых (захвачены, уничтожены) достоверной информации не было.  При попытке прорыва Анатолий Кириллов погиб в перестрелке с боевиками, прикрывая отход товарищей. Много говорили о том, как долго не могли опознать тело Анатолия в судебно-медицинской экспертизе, а также о похоронах, прошедших со всеми  воинскими почестями на кладбище в городе Пушкине, где жил Анатолий с семьей. И только совсем недавно я узнал подробности о последних часах жизни Анатолия Николаевича от его сослуживца из отдела борьбы с терроризмом Сергея Юрьевича Алексеенко.

Рассказ Сергея, простой, незатейливый,  без какой-либо ложной патетики и красивых слов, поразил меня острой, как бритва, правдой фактов и болью за судьбы бывших сослуживцев, брошенных в горнило необъявленной, неподготовленной войны с молохом Террора, ранее совершенно незнакомого гражданам новой России.

Сотрудников УФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области отправляли в Чечню, начиная с 1995 года, в шестимесячные командировки, фактически в район ведения подпольных террористических действий. Как правило, направлявшиеся в Чечню оперработники и руководители, занимали в Грозном  соответствующие должности в подразделениях по борьбе с терроризмом, работая вместе чеченцами, оставшимися верными присяге, не признававшими идей сепаратизма. Именно идеи сепаратизма и религиозная идеология ваххабизма, занесенная в Россию «западными партнерами» из числа сотрудников спецслужб и подрывных антисоветских и антироссийских центров, разъедала республику с момента распада СССР, превращая Чечню в «горячую точку», в которой гибли  солдаты и офицеры российской армии.

  Анатолий Кириллов вообще не состоял в резерве для командирования в Чечню. Но не в его принципах было уклоняться от ответственности и исполнения приказов, пусть даже и не мотивированных оперативной обстановкой, а продиктованных изысками воспитательных замыслов кадровых работников УФСБ. А.Н. Кириллов выполнил приказ и в марте 1996 года вылетел в Грозный, сменив питерского сотрудника УФСБ –Андрея З. По прибытии Анатолий получил назначение на очень важную и ответственную должность заместителя начальника отдела борьбы с терроризмом УФСБ по Чеченской республике. 

Чтобы члены семьи за него не переживали, жене Татьяне он сообщил, что живет в Моздоке, почти ежедневно ест шашлык на свежем воздухе, питается свежими  фруктами. Кириллов так убедительно  и красиво рассказывал о своем быте и кавказском гостеприимстве, что родственники Татьяны советовали приехать к Анатолию с сыновьями, чтобы нормально отдохнуть на юге.

В конце июня1996 года Кириллов  тепло встретил прилетевшего в Грозный С. Ю. Алексеенко, служившего в то время в антитеррористическом подразделении УФСБ. Анатолий  принял активное участие в  заселении Сергея в общежитие  ФСБ, разъяснив местные особенности быта и условия несения службы. А быт прикомандированных чекистов особым комфортом не отличался. Проживали в пятиэтажном здании, часть которого занимал закрытый офис банка, в комнатах по четыре человека. Удобства (душ, туалет, кухня) располагались на этаже.

Водопровод практически не работал, поэтому воду  для мытья и приготовления пищи привозили и размещали в больших пластмассовых баках. Из них  вода набиралась  в пластиковые бутылки, как правило, полуторалитровые, в пробках которых  проделывались отверстия, из которых вода при переворачивании бутылки вытекала «дождиком».

С. Ю. Алексеенко: 

– Вот так мы мылись: поднимешь одной рукой бутылку с водой горлышком вниз, покапаешь на голову и тело, а другой рукой мылом натираешься. Это у нас называлось «Поза Статуи Свободы». В США Свобода тоже в одной руке над головой факел держит! А жара стояла  неимоверная, на солнце до 45  градусов плюс по Цельсию доходило. Я помню, в один день умывался восемь раз!

В Управлении была столовая, но вечером, в общежитии еду приходилось готовить самим на кухне.  Продукты покупали в соседних магазинах и ларьках. На рынок ходить строго не рекомендовалось, даже запрещалось, но эта рекомендация (или запрет) соблюдались далеко не всегда. Анатолий Кириллов  в первый же день прибытия Алексеенко в Грозный сводил «новичка» на рынок, где купил полюбившиеся ему мятные пастилки «Halls», очень популярные среди жильцов общежития. От жары и ветра в воздухе носился песок, от которого саднило язык. Эти пастилки помогали избавиться от неприятных ощущений в полости рта.

Вспоминая  трагические и роковые события августа 1996 года, Сергей Алексеенко, обычно общительный и разговорчивый человек, был немногословен.

С.Ю. Алексеенко: 

– Грозный переживал последствия кровавой и жестокой «первой чеченской войны». Мы, сотрудники ФСБ, как нас называли «федералы»,  вели привычную для нас оперативную работу в совершенно непривычных, по сути, враждебных условиях. Каждое утро мы из общежития ходили пешком в здание ФСБ Чечни, расположенное в правительственном квартале примерно в километре  от места нашего проживания. Передвигаться  по городу в одиночку категорически запрещалось. При себе мы всегда имели личное оружие офицера – пистолет Макарова с запасными обоймами. Некоторые  носили с собой гранаты-лимонки, которые могли пригодиться в случае возникновения экстремальной ситуации. И хотя по городу мы ходили в «гражданке», в Управлении ФСБ имелись достоверные оперативные данные, что за нашими передвижениями следили, а, значит, наши приметы могли быть хорошо известны боевикам, находившимся на подпольном положении в городе и в окрестностях.

К началу августа 1996 года мы подготовили списки жителей Грозного, обоснованно подозревавшихся в  связях с бандподпольем, в целях осуществления масштабного задержания и изоляции подозреваемых. Но вскоре оказалось, что подготовленные нами списки, переданные в МВД, «куда-то пропали».  Начальство потребовало подготовить списки заново. Накануне вторжения боевиков в столицу Чечни весь личный состав МВД республики почему-то выехал из города для участия в плановых боевых стрельбах…

В таких условиях «неожиданный» вход в Грозный 6 августа 1996 года нескольких тысяч вооруженных боевиков выглядел зловеще закономерным. Да мы и сами чувствовали, что приближаются какие-то неприятные события. Боевикам был нужен реванш, информационный повод напомнить «мировому сообществу» о проблемах с оккупацией Россией независимой свободолюбивой Ичкерии. В первых числах августа, когда я и другие ребята звонили Толе Кириллову в Ленинград, где он проводил отпуск, то советовали задержаться, не спешить прилетать в Грозный. Поболеть или  найти какой-то другой повод. Тем более что 17 сентября 1996 года срок его командировки должен был заканчиваться. Но Анатолий по-другому не мог. Для него чувство долга и ответственности было превыше всего.

Сергей на короткий промежуток времени замолкает.  Кажется, ему нужно собраться, чтобы вновь вспомнить и пережить те часы, когда ему и его товарищам по оружию пришлось пережить самые  тяжелее, самые трагические испытания в их жизни. Для многих из них эти часы оказались последними часами их жизни…

Сергей Алексеенко:

 – Все происходило, как 22 июня 1941 года.  Ранним утром, на рассвете мы начали просыпаться от звуков выстрелов и взрывов, раздававшихся с окраин Грозного.   Вскоре из здания ФСБ пришла телефонограмма: «Всем оставаться на своих местах. В здание ФСБ на работу не выходить. На провокации не поддаваться. Огонь не открывать! Ждите указаний!»

В результате очень скоро наше здание общежития ФСБ оказалось со всех сторон окруженным боевиками, на вооружении у которых кроме автоматов и крупнокалиберных пулеметов был бронетранспортер и даже танк. Боевики воспользовались тем, что армия в городе не стояла, войска МВД серьезно охраняли только правительственный квартал.  Основная военная база была в пригороде Грозного Ханкале.

Пятиэтажное здание общежития ФСБ было обнесено двухметровым бетонным забором, укрывавшим окна до первого этажа. Часть здания занимал офис банка, в то время полностью закрытый и не работавший. Два входа в здание общежития охранялись прапорщиками комендатуры, так называемыми ПДК, помощниками дежурного коменданта. Мы сумели укрыть все окна мешками с песком, подготовить и снарядить боеприпасами имевшееся в нашем распоряжении оружие, в основном, автоматы Калашникова и несколько пулеметов   Ровно в 17 часов 50 минут (я хорошо запомнил это время) к нам на переговоры вышел одетый в камуфляж рыжебородый чеченец, представившийся  позывным «Серебряный лис». Он был краток: «Предлагаю сложить оружие и выходить из здания по одному. В этом случае гарантируем вам жизнь.  Не теряйте зря времени. Дом правительства нами взят. Не примите наших условий – уничтожим!»

Телефонную связь нам к этому времени перерезали, мобильных телефонов в то время не было. В рации, по которой мы поддерживали связь с Управлением ФСБ, уже начали садиться батареи питания, и мы знали, что там  ведется бой, что наши товарищи также находятся в окружении. Мы понимали:  для боевиков чекисты-«федералы» являются желанной «добычей». Ведь именно оперативные сотрудники ФСБ делали все от себя зависящее, чтобы восстановить в Чечне конституционный порядок, столь ненавистный вахаббитам. Не было никаких сомнений, что на условия бандитов идти нельзя: без оружия они нас всех в лучшем случае расстреляют, а в худшем…

После истечения  срока ультиматума, данного нам на обдумывание, начался обстрел  здания общежития. Стреляли, в основном, по окнам из автоматов, из подствольных гранотометов, крупнокалиберных пулеметов бронетранспортера, пытались поджечь здание бутылками с зажигательной смесью. Даже дали залп из танка,(к счастью, единственный),  который обрушил в нашем здании перекрытие между  пятым и четвертым этажом.  Мы отвечали ответным огнем из автоматов. Никакого тяжелого вооружения у нас просто не было.

На юге быстро темнеет, поэтому целиться можно было только по огонькам, вылетающим из стволов автоматов и пулеметов. Первые минуты казалось: все пули летят в тебя. Те из нас, кто не участвовал в боевых действиях, (а таких было большинство), не был обстрелян на военных полигонах, смогли адаптироваться лишь где-то через пол часа. Легче было ребятам, прошедшим армейскую учебу и закалку. Было ли страшно? Да как сказать… Вот я испугался, когда на моих глазах в окно нашей кухни  влетела пуля и пробила  трубу, ведущую к газовой плите. Подумал: «Вот сейчас рванет!» А все проще оказалось. Теперь, работая по линии антитеррора в трансгазе, я знаю, что все зависит от давления газа в трубе. Оно в таких трубах маленькое, только небольшой огонек в месте разрыва загорелся. Да ребята быстро газовый кран на вводе перекрыли. Слава Богу, пожара   не возникло.  И паники не было никакой. Все очень достойно держались. На самых опасных участках воевали ребята подразделения спецназа ФСБ «Вымпел», проживавшие на пятом этаже. Они были хорошо вооружены и имели большой опыт боевых действий. 

Я продолжал слушать рассказ человека, который на протяжении почти двух суток находился на грани жизни и смерти, а сейчас, желая объяснить мне обстановку боя, спокойно рисовал мне схему здания, объясняя, что самое опасное было подходить к окнам, которые были пристреляны  автоматным огнем и находились под прицелом снайперов. Сергей на схеме показывал мне помещение внутреннего коридора общежития, в котором было самое безопасное место от пуль и осколков, хотя если бы у боевиков получилось выстрелить из танка больше одного раза, то вряд ли бы этот «коридор безопасности» смог уберечь восемьдесят девять офицеров-чекистов и прапорщиков, принявших тот неравный бой.

Сергей Алексеенко: 

–  После того, как после выстрела из танка провалилось перекрытие между пятым и четвертым, мы все спустились на второй этаж. Сколько боевиков атаковали наше здание, мы не знали, но по интенсивности огня можно было понять, что это не одна сотня человек.   Наша авиация помочь нам не могла. Ночь, темнота,  вокруг жилые кварталы. Хотя, как мы поняли, мирное население, с которым мы еще утром и днем 6 августа 1996 года общались, ушло из района возможных боевых действий  или укрылось в подвалах.

Все окна нашего общежития с обеих сторон здания держались под интенсивным обстрелом. Мы приняли решение пробить тонкую стену из коридора на втором этаже, чтобы уйти в другую часть здания, где ранее располагался банк, окна которой не обстреливали. Пробили стену очередью из пулемета, расширили ударами гантелей, которых у физически крепких офицеров ФСБ было в достатке.

При переходе по лестнице в абсолютной темноте нас интенсивно обстреляли. Боевики увидели, что качаются занавески  за выбитыми  взрывной волной окнами. У нас появились раненые и первый «двухсотый». Обнаружили, что дверь из подвала банка во двор боевики под огнем не держали. Она легко открывалась и вела во двор жилого дома. Это обстоятельство способствовало принятию решения уже в ночь с 7 на 8 августа 1996 года попытаться мелкими группами прорваться к комплексу правительственных зданий, расстояние до которых по улице Победы было всего лишь около километра. Это решение было продиктовано тем, что после  суток с лишним осады и боя у заблокированных в здании сотрудников  ФСБ заканчивались боеприпасы,  практически не было еды и воды. Многие были ранены. К концу дня 7 августа верхние этажи здания горели. В относительной безопасности можно было находиться только в подвале.

Сергей показывает на нарисованной им схеме здания, в каком месте на четвертом этаже  вел огонь из своей комнаты Анатолий Кириллов. Сам Алексеенко держал оборону в своей комнате прямо под комнатой Анатолия, но уже на втором этаже. Эти комнаты были расположены в конце коридора почти в торце здания возле туалета и душевой.

Я смотрю на схему здания, на которой  Сергей показывает мне, откуда он с Анатолием Кирилловым вел автоматный огонь,  и отчетливо осознаю, что впервые оружием моих коллег-чекистов было не слово, не дар убеждения, а простой, безотказный АК – автомат Калашникова. И от умения пользоваться таким «аргументом» во время боя  в те дни зависела их жизнь.

А ведь Анатолий по своему характеру был миротворцем, мирным человеком, которому претило любое физическое насилие.  Не случайно наш главный каратист и инструктор по рукопашному бою 5-й службы Юрий Дмитриев отмечал: «Меня очень удивило, что Толя пришел проситься взять его в секцию каратэ. Это был совершенно не его вид спорта. И он основной упор делал не на освоение приемов ударов и защиты, а на восточную  философию этого вида единоборств».  В августе 1996 года Анатолию Кириллову и его боевым товарищам было не до философии – они вели неравный бой на необъявленной войне; а на войне, как говорили наши отцы-фронтовики, есть одна философия и один принцип: или ты убьешь своего врага, или он убьет тебя.

Весь день 7 августа до наступления темноты чекисты отстреливались только из своих жилых комнат, поскольку их окна имели защиту из  заранее  установленных мешков  с песком.  Из окон банковского офиса договорились не стрелять, чтобы не раскрывать места своей дислокации. Уже к полудню 7 августа батареи питания в рации перестали работать,  у осажденных была утрачена связь со зданием УФСБ. Впрочем, по звукам выстрелов было понятно, что правительственный квартал также атакуют и это вселяло надежды, что можно будет прорваться к «своим». 

Сергей Алексеенко: 

–  Мы с Анатолием  договорились пойти в первой группе в ночь с 7 на 8 августа. В назначенное  время все собрались у заветной двери из подвала во двор.  Толи там не было. Я пошел  в подвал, где мы с ним расстались буквально час назад, но его  не нашел. Ни в коридорах, ни в подвале мы не зажигали огня, чтобы не выявить свое место расположения. Ждать было нельзя. Вместе с другим крепким парнем я должен был нести на своих плечах раненого в ногу полковника из Иркутска. Район пребывания боевиков  начали обстреливать крупнокалиберные минометы из пригородной Ханкалы, чтобы заставить их уйти в укрытие в подвалы.

Это давало нам шанс. И мы им воспользовались. Контуженные от разрывов «своих» мин, предназначавшихся боевикам, избежав боестолкновений с бандитами, мы добежали, дошли, доползли до здания дома правительства. Помню, мы из последних сил несем полковника на плечах, а он, «помогая» нам, перебирает по воздуху ногами и кричит: «Федералы! Не стреляйте! Мы свои!»  Ни у меня, ни у моего товарища  кричать сил просто не было. То, что мы вырвались из кольца окружения и остались живы, я понял лишь тогда, когда отдышался, лежа на земле за мешками с песком, надежно укрывавшими нас от огня противника.

Позднее я узнал, что второй и третьей группам, выходившим из окружения,  повезло гораздо меньше, чем нам. Им пришлось прорываться с боями, поскольку интенсивность  минометного обстрела снизилась и боевики повылезали из подвалов, заняв подготовленные позиции на перекрестках улиц, встречая наших товарищей яростным огнем. Многие из них остались лежать убитыми на улицах Грозного, контролируемых боевиками. Назывались разные цифры погибших: 21 и 31 человек. Тогда же я узнал, что, по данным контрразведки, общежитие ФСБ атаковали до 600 вооруженных до зубов головорезов.

Мой собеседник делает глубокую паузу, допивая уже вторую (или третью?) чашку кофе. Затем он коротко констатирует, что через два-три дня «боевики начали выдыхаться». Радиоперехват их переговоров давал данные о том, что у них стали заканчиваться боеприпасы, а в Грозный подтянулись армейские части и спецподразделения по борьбе с терроризмом, которые «выкурили» боевиков из столицы республики.  С.Ю. Алексеенко этого уже не застал, поскольку в числе других раненых и контуженных сотрудников ФСБ был направлен в Ханкалу, откуда через Моздок  вернулся в Санкт-Петербург.

О судьбе Анатолия Кириллова ничего не было известно. О таких бойцах принято писать в боевых сводках «без вести пропавший». Трупы российских военных лежали на улицах чеченской столицы в течение нескольких дней, а подчас и более. «Своих» боевики забирали и хоронили при отступлении. В сентябре 1996 года Сергею Алексеенко и его сослуживцу Андрею З. пришлось выезжать в Ростов-на-Дону в 224-ю судебно-медицинскую лабораторию, занимавшуюся экспертизой и опознанием трупов погибших российских военнослужащих.

Не стану описывать рассказанную мне Сергеем в подробностях процедуру  опознания, которую могут выдержать не все люди, даже имеющие крепкую психику. Отмечу лишь, что известный  питерский режиссер Сергей Микаэлян, снявший   художественный фильм «Звездочка моя ненаглядная»  о последствиях чеченской войны, жестко и документально точно показал кадры подобных опознаний родственниками погибших. В случае с Анатолием Кирилловым эту нелегкую миссию взяли на себя  его друзья-чекисты, ставшие  для него настоящими боевыми товарищами.

Помогло то обстоятельство, что на Анатолии были очень яркие зеленые брюки, которые на солнце, под которым лежал его труп, выгорели до абсолютной белизны. Но их обшлага сохранили  свой первозданный ярко-зеленый цвет. Решающим стало изучение так называемой зубной формулы и  фотосовмещение черепа трупа  с фотографией А. Кириллова в личном деле офицера ФСБ, проводившаяся по 24-м точкам. Генетические экспертизы, столь модные и часто проводимые  сейчас в дебильных телепередачах  об установлении отцовства российских звезд шоу бизнеса, в те годы не проводили.

Сомнений не было: это было тело погибшего подполковника ФСБ Анатолия Николаевича Кириллова, принявшего смерть в бою возле кафе «Диана», расположенного в каких-то сотнях метров от здания ФСБ, куда прорывалась группа чекистов. Я не смог, не позволил себе спросить Сергея Алексеенко, что он чувствовал, о чем думал, видя, как запаивают в цинковый гроб тело своего сослуживца, товарища, боевого друга, старшего наставника. Я мог только, не перебивая, слушать рассказ человека, заново переживавшего  страшные  боевые воспоминания. Только слушать и добавлять в его рюмку анестезию – коньяк, который  во время двухчасового разговора пили два ветерана-чекиста за светлую память друга, героически отдавшего свою жизнь, выполняя свой служебный и воинский долг.

Сергей, завершая свои воспоминания, успел рассказать, как  ему и Андрею З. помогли военные контрразведчики, а также сотрудники авиакомпании «Дон-авиа», распорядившиеся загрузить в багажный отсек рейсового самолета Ростов – Санкт-Петербург гроб с телом Анатолия Кириллова. Потом, внезапно оживившись, сказал:

– А самое сильное для нас  с Андреем было, когда самолет приземлился в Петербурге. Командир корабля по трансляции огласил просьбу до особого распоряжения всем пассажирам лайнера оставаться на своих местах. Совершенно неожиданно для нас в самолет вошел одетый в камуфляжную форму начальник антитеррористического спецназа УФСБ «Град» Александр Крылов (высокий,  крепкий физически красавец-мужчина – П.К.). Он прошел через весь салон до наших мест, расположенных практически в хвостовой части  самолета, и поприветствовал нас отданием чести.

Затем он вывел нас по трапу на взлетное поле. Я был поражен увиденным: специальная машина извлекала из багажного отсека гроб с телом Анатолия, а перед самолетом стоял экипированный по-боевому весь состав спецназа «Град», мимо которого медленно провезли гроб с телом Героя. И все спецназовцы приветствовали своего боевого товарища отданием воинской чести.

К иллюминаторам самолета  приникли удивленные лица пассажиров, в том числе сидевших в бизнес-классе, с недоумением пытавшихся понять, что  происходит сейчас перед их глазами.

Сергей опять замолчал. Мы, молча, допили коньяк, поминая Анатолия. Я уже знал, что Анатолия Кириллова похоронили  на аллее героев Казанского кладбища в Пушкине со всеми положенными почестями: гражданской панихидой, духовым оркестром, знаменной группой, гимном России и салютом. Символично, что похороны состоялись 17 сентября 1996 года, в день, когда истек срок запланированной для Анатолия Кириллова командировки в Чечню.  А тогда все было молча. Стиснув зубы. Но, уверен,  в душе у многих, стоявших в строю на летном поле аэропорта «Пулково», звучали слова песни Владимира Высоцкого «Он не вернулся из боя…»:

Почему все не так, вроде все как всегда, 

То же небо опять голубое.

Тот же лес, тот же воздух и та же вода, 
Только он не вернулся из боя.

 

Мне теперь не понять, кто же прав был из нас

В наших спорах без сна и покоя.

 Мне не стало хватать его только сейчас,

Когда он не вернулся из боя.

 

Он молчал невпопад, и не в такт подпевал,

Он всегда говорил про другое.

Он мне спать не давал, он с восходом вставал, 

А вчера не вернулся из боя.

 

То, что пусто теперь, не про то разговор,

Вдруг заметил я – нас было двое.

Для меня будто ветром задуло костер, 

Когда он не вернулся из боя.

 

Нынче вырвалась, будто из плена, весна. 

По ошибке окликнул его я: 

– Друг, оставь покурить, – а в ответ тишина. 

Он вчера не вернулся из боя.

 

Наши мертвые нас не оставят в беде,

Наши павшие, как часовые.

Отражается небо в лесу, как в воде,

И деревья стоят голубые.

 

Нам и места в землянке хватало вполне,

Нам и время текло для обоих. 

Все теперь одному, только кажется мне –

Это я не вернулся из боя.

 

******************************************************

 

Указом Президента Российской Федерации подполковник ФСБ Кириллов Анатолий Николаевич за мужество и героизм, проявленные  при выполнении воинского долга, был награжден Орденом Мужества (посмертно).

Подполковник Кириллов А.Н. внесен в книгу почета сотрудников службы защиты конституционного строя и борьбы с терроризмом Управления ФСБ по Санкт-Петербургу и Ленинградской области.