Во всю землю изыде вещание твое, яко приемшую слово твое, имже боголепно научил еси, естество сущих уяснил еси, человеческия обычаи украсил еси, царское священие отче преподобне: моли Христа Бога спастися душам нашим.
Тропарь, глас 1
Явился еси основание непоколебимое церкве, подая всем некрадомое господство человеком, запечатлея твоими веленьми, небоявленне Василие преподобне.
Кондак, глас 4
Святитель Василий Великий – один из великих вселенских учителей Церкви, блестящий оратор и ученейший богослов, любитель наук и искусств и знаток Слова Божиего, рассудительный архипастырь и учитель жизни и Богопознания, наставник монахов и мирян, неустанно трудящийся на благо Церкви и на пользу православной веры – «муж слова и дела, по справедливости названный Великим уже своими современниками», он был велик своим самоотверженным служением Христу, стойкостью духа и силой характера, ибо живя в четвертый век нашей эры – «золотой век святоотеческой письменности», отмеченный именами блистательной плеяды православных подвижников, молитвенников, экзегетов и богословов – Григория Богослова, Григория Нисского, Иоанна Златоуста, Амфилохий Иконийского, Ефрема Сирина, во время великих побед и великих испытаний – в дни, когда языческие учителя полемизировали с христианами и гремели догматические споры, Василий Великий вдохновенно провозглашал веру в Святую Троицу и боролся с еретическими лжеучениями от ариан, отрицавших Божественность Иисуса Христа и осужденных Никейским Вселенским Собором, до духоборов, отрицавших Божественность Святого Духа, он был ниспровергателем ереси Евномия и защитником апофатического богословия Церкви, писавшим о том, что неприступную и непостижимую Сущность Божию – Святое Святых, сокрытое от самих Серафимов и Херувимов, нельзя познать усилием нашего ограниченного человеческого разума. Церковный историк Созомен писал о значении Василия Великого в борьбе с евномианством: «Если бы не Василий, то ересь Евномия распространилась бы до Тавра, и ересь Аполлинария – от Тавра до Египта». Святой Василий Великий – адамантовый столп Церкви и талантливый христианский апологет, ревностный борец за Православие и полемист, написавшие богословские сочинения, направленные против ариан, Евномия, Савелия и аномеев, он – пламенный проповедник Слова Божиего и учитель духовной жизни, возвещающий в своих проповедях, что Бог есть источник красоты, мудрости, любви и величия, человек – образ и подобие Божие, а потому главная цель целокупной христианской жизни – очищение души от скверны греха и уподобление Христу, восхождение по лестнице евангельских добродетелей и Богопознания, ибо чем выше восходит человек к Богу, тем более от освобождается от власти греха и дьявола, становится богоподобнее и приближается к нравственному идеалу святости. По слову преподобного Ефрема Сирина, святитель Василий Великий – образцовый христианин и пастырь Церкви, всю жизнь служивший Богу как богослов и проповедник, он «украшен был всяким учением, и ежедневно цветоносным словом обновлял неизменное украшение душ, но, применяясь к каждому, не оскудевал в разнообразии... слово его текло, как река... полезное и спасительное». В своем Похвальном слове, преподобный Ефрем Сирин, с присущим ему восточным красноречием, называет Василия Великого – основанием добродетелей и книгою похвал, жизнью чудес и драгоценным смычком духовной цевницы, услаждающим область святых Ангелов, справедливо замечая, что поскольку «Василий возлежал всегда на Писаниях, отдыхал на апостольских пажитях, то слово его текло, как река, и речи его были подобны розе и лилии, шафрану и корице, что он восседал в ульях добродетелей и выделывал мед Божественной и неукоризненной веры». Святой Василий Великий – не только знаток Слова Божиего и толкователь Священного Писания, но и выдающийся христианский философ, превосходящий глубиной мысли Платона и Аристотеля, блестящий оратор и церковный писатель, на произведениях которого отпечатлелось величие и высота христианского вероучения – достаточно раскрыть его «Шестоднев» и «Беседы на Псалмы», наставления юношам и книги о подвижничестве, речи, сказанные против ростовщиков и о бедных, наставления о любви и прощении обид, о воспитании детей и советы к инокам. В одной из своих проповедей патриарх Фотий сказал о Василии Великом: «Кто хочет быть отличным гражданским оратором, тому не нужен ни Демосфен, ни Платон, если только он принял себе за образец и изучает слова Василия. Во всех словах своих св. Василий превосходен. Он особенно владеет языком чистым, изящным величественным; в порядке мыслей за ним первое место. Убедительность соединяет он с приятностью и ясностью». В своих поучениях и проповедях Василий Великий вдохновенно, живо, образно и убедительно для ума и сердца людей раскрывал красоту христианских добродетелей и обличал гнусность пороков, указывал путь к спасению, а его толкования были направлены к духовному назиданию его слушателей – объясняя историю миротворения, он ставил целью показать, что «мир есть училище Боговедения» пробудить в душах слушателях благоговение к премудрости, величию и благости Творца, раскрывающимся в Его творениях – малых и великих, прекрасных, разнообразных, а изъясняя стихи Псалтыря, вмещающие в себе все, что есть полезного в писаниях пророческих, исторических и назидательных, он искусно прилагал их к жизни и деятельности христианина. Всю свою земную жизнь Василий Великий провел в трудах во славу Христа и Его святой Церкви, он наставлял паству и утешал скорбящих, помогал страждущим в тяжкие дни бедствий, безбоязненно вступался за вдов и сирот, за целые семейства и города, погружался в глубины Священного Писания и вел аскетический образ жизни, был проповедником и полемистом, учителем благочестия и устроителем церковного богослужения. Святитель Василий Великий – это не только ученейший богослов и экзегет, мастер красноречия и искусный оратор, но и суровый аскет и подвижник, учивший, что земная жизнь – это приуготовление к вечности, а потому каждый ее день должен быть непрерывным восхождением к Богу и Царству Небесному, неустанно напоминающий в сочинениях своих, что основными средствами в деле спасения являются вера во Христа, покаяние, смирение, молитва, воздержание, прощение обид, любовь к Богу и ближним. С глубоким почтением к Василию Великому относился святой Афанасий Великий, видя в нем своего приемника, защищая его от нападок клеветником и вознося благодарственную и хвалебную молитву благому, премудрому и всемогущему Господу за то, что Он даровал Каппадокии такого епископа как Василий. Брат святителя Василий Великого – святой Григорий Нисский, ученый богослов и экзегет, – называл его своим учителем и в Похвальном слове сравнивал Василия Великого с Моисеем, Иоанном Предтечей и апостолом Павлом, замечая, что если тайнозритель Павел был восхищен до третьего неба, то Василий проник в неизреченные тайны Божества и неисчерпаемые глубины Божественной Мудрости. Святитель Софроний Иерусалимский восторженно и справедливо называл Василия Великого – «славой и красотой Церкви», Блаженный Феодорит – «светилом вселенной», а Сократ Схоластик – «опорой истины».
Самые возвышенные мысли о личности и писаниях Василия Великого высказал святитель Григорий Богослов в своем Надгробном слове, лучше всех знавший его, называвший святого Василия – «громозвучным вестником истины» и «светлым оком христиан», «вождем жизни» и «учителем догматов», настоящим православным мудрецом и образцовым христианином: «Кто больше Василия просветился светом ведения, прозрел в глубины Духа, и с Богом исследовал все, что ведомо о Боге? В Василии красотою была добродетель, величием – Богословие, шествием – непрестанное стремление и восхождение к Богу, силою – сеяние и раздаяние слова. И потому мне не коснея можно сказать: во всю землю изыде вещание его, и в концы вселенные глаголы его, что Павел сказал об апостолах (Рим, 10:18). Что иное составляет и сегодня приятность собрания? Что услаждает на пиршествах, на торжищах, в церквах, увеселяет начальников и подчиненных, монахов и уединенно общежительных, людей бездолжностных и должностных, занимающихся любомудрием внешним, или нашим? Везде одно и величайшее услаждение – это писания и творения Василиевы. У нас совершеннейший в слове тот, кто преимущественно пред другим знает Василиевы писания и имеет их в устах и делает внятными для слуха. Когда имею в руках его Шестоднев и произношу устно, тогда беседую с Творцом, постигаю законы творения и дивлюсь Творцу более нежели прежде – имев своим наставником одно зрение. Когда имею пред собою его обличительные слова на лжеучителей, тогда вижу содомский огнь, которым испепеляются лукавые и беззаконные языки. Когда читаю слова о Духе, тогда Бога, Которого имею, обретаю вновь и чувствую в себе дерзновение вещать истину, восходя по степеням его Богословия и созерцания. Когда читаю прочие его толкования, которые он уясняет и для людей малозрящих, тогда убеждаюсь не останавливаться на одной букве, и смотреть не на поверхность только, но простираться далее, из одной глубины поступать в новую, призывая бездною бездну и приобретая светом свет пока не достигну высшего смысла. Когда займусь его похвалами подвижникам, тогда забываю тело, беседую с похваляемыми, возбуждаюсь к подвигу. Когда читаю нравственные и деятельные его слова, тогда очищаюсь в душе и теле, делаюсь благоугодным для Бога храмом, органом, в который ударяет Дух, песнословцем Божией славы и Божия могущества, и, чрез то преобразуясь, прихожу в благоустройство, из одного человека делаюсь другим; изменяюсь Божественным изменением». По справедливому умозаключению митрополита Илариона Алфеева: «Надгробное Слово Василию Великому является в каком-то смысле итогом всей богословской деятельности Григория, вершиной его литературного творчества. В этом Слове, рисуя портрет горячо любимого друга, Григорий развивает все ключевые темы своего богословия: он говорит об учености и философии, о браке и девстве, о дружбе и любви, о священстве и монашестве, о святости и обожении. Василий предстает перед нами не только как великий епископ Церкви, богослов и учитель, подвижник и мыслитель: он – человек, еще в земной жизни достигший обожения. На примере Василия мы видим, что обожение – не просто абстрактная философская или богословская идея: это состояние, до которого человек в действительности может дорасти. Как мы помним, в жизни Григория Василий сыграл огромную, решающую роль. Они вместе учились, вместе делали первые шаги в монашеской жизни; под влиянием Василия Григорий принял священство; от Василия получил он епископство. Взаимоотношения между Василием и Григорием после принятия последним священного сана омрачились; они стали особенно трудными после рукоположения Григория Василием во епископа Сасимского. Со стороны Григория были и обиды, и упреки, и непонимание: в течение многих лет он не мог простить Василия за свое рукоположение. В Надгробном Слове личные обиды как бы отступают на второй план, и Григорий создает образ истинного пастыря, отдавшего жизнь служению Церкви и поднявшегося до вершин святости. Этот образ является, по-видимому, идеализированным, но идеализация происходит не в ущерб действительности: из-за иконного лика проступают реальные черты живого человека. Рассказ Григория никогда не снижается до уровня бытового повествования, но никогда не утрачивает и той достоверности, которая характеризует свидетельство очевидца и которой так часто лишены памятники житийной литературы».
Великий подвижник и вселенский учитель Церкви Василий Великий родился около 330 года в благородной и благочестивой христианской семье, проживающей в Кесарии Каппадокийской, находящейся в Понтийской области – на северо-восточном побережье Малой Азии. Происходя из знатного и богатого рода – имея среди предков своих военачальников, людей, блистающих при царских дворах, удостоенных гражданских почестей и обладающих даром красноречия, Василий Великий был аристократичен не только по своему происхождению, но и по складу души – он был аристократом духа, отличавшимся благородством, силой характера и великодушием. По христианскому воззрению самое великое в предках Василия Великого было их благочестие и верность Христу – в страшные дни Максиминова гонения его дед по матери скончался мученической смерть за веру во Христа, а дет по отцу – был лишен имения и со всем своим семейством, верующими знакомыми и слугами семь лет укрывался в лесу на понтийских горах, о чем проникновенно поведал святитель Григорий Богослов в своем Надгробном слове в честь Василия Великого: «Они убегают в один лес на понтийских горах (а таких лесов у них много, и они глубоки и простираются на большое пространство), убегают, имея при себе весьма немногих спутников в бегстве и служителей к пропитанию. Другие станут удивляться частью продолжительности бегства, которое, как говорят, было весьма долговременно, длилось до семи лет или даже несколько больше, частью роду жизни людей, живших в довольстве, скорбному и, как вероятно, непривычному бедствованию их на открытом воздухе от стужи, жаров и дождей, пребыванию в пустыне, вдали от друзей, без сообщения и сношения с людьми, что увеличивало злострадания видевших себя прежде окруженными многолюдством и принимавших от всех почитание». Святитель Григорий Богослов хвалил благочестивых предков Василия Великого за то, что они не отреклись от Бога во дни языческих гонений, мужественно претерпели скорби, с надеждой каждодневно взывали к Творцу, явив христианские добродетели терпения, веры и пламенной молитвы. Отца святого Василия Великого звали Василием Старшим, он бы известным риторов в Неокесарии – образованным и культурным человеком, стремившимся привить своему сыну любовь к наукам, искусствам и просвещению, а его жена Эмилия – мать вселенского учителя, отличалась набожностью, была добродетельной, во всем руководствовалась Словом Божиим и стремилась к непорочной жизни, она оказывала благотворное влияние на своего сына, занимаясь его нравственным воспитанием. Но самое глубокое влияние на характер и духовный облик Василия Великого оказала его бабка Макрина – по церковному Преданию она была ученицей святого Григория Чудотворца – епископа Неокесарии, составившего Символ Веры и каноническое послание. По воззрениям и жизни Макрина была ревностной и благочестивой христианкой, занимавшейся воспитанием своих внуков – у Василия Старшего и Эмилии было десять детей – пять сыновей и пять дочерей. Известно, что старшая из дочерей Василия Старшего и Эмилии – Макрина Младшая, была названа в честь своей бабки, рано избрала путь аскетической жизни, став главной помощницей матери и духовной наставницей в семье, в то время как ее сестры – благополучно вышли замуж, но жизни их не вошли в церковное Предание. Среди братьев Василия Великого был Навкратий, человек, одаренный физической красотой, силой, ловкостью и способностями, Григорий Нисский – знаменитый богослов, религиозный философ, Петр, впоследствии ставший епископом Севастийским, пятый же брат – умер в раннем возрасте. По воспоминаниям Григория Нисского, его брат Навкратий был талантливым человеком: «Достигнув двадцать второго года жизни, он представил на суд публики речи собственного сочинения, после исполнения которых весь театр сотрясался от бурного одобрения слушателей. Однако велением Промысла Божиего он презрел все, чем занимался, и удалился от мира для жизни уединенной и нестяжательной; удалился в некоем сильном порыве духа, не взяв с собой ничего, кроме себя». Земная жизнь Навкратия сложилась трагически – проведя в подвижнических трудах пять лет, он внезапно погиб на охоте – преждевременная кончина его принесла невыразимое и страшное горе матери Эмилии и всей семье. Святой Григорий Нисский писал и о своем брате Петре: «Он был последним отпрыском родителей, одновременно названным и сыном, и сиротой. Ибо как только он появился на свет, отец ушел из жизни. И тогда старшая из сестер, о которой наш рассказ, забрав его, малое время после самого рождения питавшегося от сосцов у кормилицы, стала вскармливать сама и дала ему наилучшее воспитание, с младенчества приохотив к священным наукам с тем, чтобы не дать его душе уклониться во что-либо суетное. И став мальчику всем: отцом, учителем, детоводителем, матерью, советчицей во всяком добром деле, – она вырастила его таким, что он еще прежде, чем вышел из детского возраста, еще в цветущую пору нежного отрочества уже устремился к высокой цели любомудрия и по природной одаренности приобрел навык во всяком ручном ремесле, без руководителя в совершенстве осваивая любое дело, обучение которому обычно дается с трудом и со временем. При этом он пренебрегал погоней за внешними знаниями, считая достаточным учителем во всякой благой науке природный разум, и так, всегда беря пример с сестры и считая ее образцом всего доброго, в такой степени преуспел в добродетели, что своими достижениями на этом поприще казался ничуть не меньше великого Василия». Святой Григорий Нисский вспоминал о свое бабке Макрине в трактате «О душе и воскресении», а Василий писал в письме неокесарийцам, что ее влияние благотворно сказалось на его нравственной жизни и богословских воззрениях: «О вере же моей какое доказательство может быть яснее того, что воспитан я бабкою, блаженною женою, которая по происхождению ваша. Говорю о знаменитой Макрине, от которой заучил я изречения блаженнейшего Григория, сохранявшиеся до нее по преемству памяти и которые и сама она соблюдала, и во мне еще с малолетства напечатлевала, образуя меня догматами благочестия». По исповедальному признанию Василия Каппадокийского, он никогда не менял своих мыслей о Боге – с детских лет был воспитан православным Макриной, а на протяжении земной жизни своей – углублялся умом в Священное Писание, возрастал в вере и в ясном понимании и исповедании Святой Троицы и всех догматических истин православной веры: «Осмеливаюсь похвалиться о Господе тем одним, что я никогда не держался погрешительных мнений о Боге и не переменял впоследствии мыслей, какие прежде имел; но то понятие о Боге, которое приобрел с детства от блаженной матери моей и бабки Макрины и возрастало во мне». Славившийся красноречием и любовью к наукам Василий Старший привил своему сыну любовь к ораторскому искусству, философии и богословию – в одном из писем Василий будет вспоминать, что слышал от отца разъяснение о том, как надо понимать слова о том, что Сын Человеческий не знает дня и часа кончины мира, но отец его рано умер – когда Василию было всего 14 лет, после чего будущий вселенский учитель Церкви провел два или три года со своей бабкой Макриной недалеко от Неокесарии – вблизи реки Ириса, где находился их фамильный загородный дом, ставший впоследствии монастырем. По свидетельству Григория Нисского, их мать – Эмилия – занималась духовным образованием и воспитанием свои детей, она читала им Священное Писание – притчи Соломоновы и Псалтырь, учила их молитвам и основам благочестия. От своих родителей Василий Великий унаследовал христианское благочестие и любовь к наукам и мудрости, впоследствии вспоминая о днях своего детства: «Я с младенчества стал изучать Священное Писание и не переменил впоследствии мыслей о Боге; но то понятие о предметах веры, какое приобрел с детства от отца и матери моей и бабки Макрины, то понятие возрастало во мне, и я усовершал только преподанные ими мне начала». По образному выражению святителя Григория Богослова, с ревностью резвого молодого коня Василий Великий стремился к добродетели, он с юношеских лет отличался высокими порывами души, получив прекрасное семейное воспитание, ибо благочестивая семья его, воплощая слова апостола Павла, и в самом деле была малой Церковью.
После смерти Макрины, Василий Великий продолжил обучение в училище Кесарии Каппадокийской – «митрополии наук», где он познакомился со своим будущим другом – Григорием Богословом, искавшего мудрости и просвещения, здесь раскрылись его таланты и он стал оратором среди ораторов, философом между философами и иереем еще до своего священства. По свидетельству святителя Григория Богослова, в Кесарии Василий Великий вел себя как настоящий философ и сочетал занятия науками с христианским образом жизни: «Пусть рассказывают об этом те самые, которые и учили этого человека, и вкушали от его учености: каков он был перед учителями и каков перед сверстниками, равняясь с первыми и превосходя последних во всяком роде наук, какую славу приобрел в короткое время и у простых людей, и у первых граждан города, показав в себе ученость выше возраста и нравственную твердость выше учености. Он был ритором среди риторов еще до кафедры софиста, философом среди философов еще до полного ознакомления с философскими учениями, и – что самое главное – иереем для христиан еще до принятия священного сана: настолько превосходил он всех во всем! Словесные науки были для него чем-то второстепенным: он заимствовал из них только то, что могло способствовать нашей философии... Главной же его заботой была философия – отрешение от мира и пребывание с Богом: через дольнее восходил он к горнему и посредством непостоянного и преходящего приобретал он постоянное и вечное». В короткое время Василий Великий приобрел славу у всех – и у простолюдинов и у знатных, показав обширные знания, а еще более – добрый нрав, но главным занятием его стала философия – любовь к мудрости и отрешение от мира, жажда пребывать с Богом и устремляться к вечному и духовному. В возрасте восемнадцати лет Василий Великий отправился в Константинополь – город, первенствующий на Востоке, славящийся своими ораторами и философами, у которых он собрал все самое лучшее – знание и ораторское искусство, а затем – с надеждой и светлыми думами отправился в Афины – обитель наук, где преподавали Имерий и Проэрезий – славные риторы и философы той исторической эпохи. С юных лет святитель Василий Великий искал высшего любомудрия – стяжания Премудрости Божией, стремясь соединить святость и ученость, веру и знание, он ехал в Афины – прославленный город Греции, цвет эллинской культуры, где некогда жили великие поэты и трагики – Эсхил, Софокл и Еврипид, а затем и философы – Сократ, Платон и Аристотель, чтобы получить блестящее образование и использовать свой ум и талант на служение Христу Спасителю. По слову архимандрита Порфирия Попова, «Афины – отечество Платона и Демосфена, были в это время самой высшей обителью наук, куда стекались ревнители учености со всех концов империи. В эту эпоху, граничившую с эпохой упадка наук и искусств, умирающий эллинизм напрягал все последние свои силы; здешние софисты всеми приемами своего красноречия старались привлекать к себе юношество, со всем усилием раскрывали изящество древних произведений поэзии и высокое значение философии, придавали глубокий нравственный смысл самым безнравственным мифам. В Афинском училище некоторые с особенной ревностью занимались софистикой, имея в виду главным образом борьбу с христианством… В Афины стремился и Василий, но с целью принести плоды образования в жертву евангельскому учению. Здесь уже ожидал Василия кесарийский приятель и готовил ему доказательство истинной дружбы. Ждали здесь Василия и многие другие, и притом с обширными и великими надеждами; имя его еще до прибытия повторялось в устах многих». При первом знакомстве с Афинами и языческими нравами их учителей святого Василия постигло разочарование: «Когда, надеясь великого, вдруг получаем ожидаемое, тогда кажется сие нам ниже составленного мнения. И Василий подвергся сей же немощи, сделался печален, стал скорбеть духом и не мог одобрить сам себя за приезд в Афины, искал того, на что питал в себе надежды, и называл Афины обманчивым блаженством». Но здесь он сдружился с Григорием Богословом и благодаря его моральной поддержке и мудрым увещеваниям он обрел утешение и вскоре воспрял духом, познав радость дружбы и учения. Впоследствии святитель Григорий Богослов вспоминал об Афинах и дружеском товариществе с Василием Великим во время их ученичества: «Афины приняли нас, как речной поток, – нас, которые, отделяясь от одного источника, то есть от одного отечества, увлечены были в разные стороны любовью к учености и потом, как бы по взаимному соглашению, в самом же деле по Божию мановению, опять сошлись вместе. Несколько прежде приняли они меня, а потом и Василия, которого ожидали там с обширными и великими надеждами; потому что имя его, еще до прибытия, повторялось в устах у многих». «Когда же, по прошествии некоторого времени, открыли мы друг другу желания свои и предмет оных – любомудрие, тогда уже стали мы друг для друга всё – и товарищи, и сотрапезники, и родные». Со светлыми чувствами помня о счастливых летах, проведенных в Афинах, святитель Григорий Богослов писал, что они знали только два пути – в священные христианские храмы и в афинские училища, отвергая шумные праздники, языческие зрелища и народные гуляния: «Нам известны были две дороги: одна – это первая и превосходнейшая, вела к нашим священным храмам и к тамошним учителям; другая – это вторая и неравного достоинства с первою, вела к наставникам наук внешних. Другие же дороги – на праздники, в зрелища, в народные стечения, на пиршества – предоставляли мы желающим… Для других душепагубны Афины, потому что изобилуют худым богатством – идолами, которых там больше, нежели в целой Элладе, так что трудно не увлечься за другими, которые их защищают и хвалят; однако же не было от них никакого вреда для нас с Василием. Напротив того, живя в Афинах, мы утвердились в вере, потому что узнали обманчивость и лживость идолов, и научились презирать демонов там, где им удивляются; и ежели действительно есть или только в народном веровании существуют такая река, которая сладка, когда течет и чрез море, и такое животное, которое прыгает в огне всеистребляющем, то мы походили на это в кругу своих сверстников... Чрез сие самое приобрели мы не только известность у своих наставников и товарищей, но и в целой Элладе, особенно у знатнейших мужей Эллады. Слух о нас доходил и за пределы ее, как делалось это явно из рассказа о том многих. Ибо кто только знал Афины, тот слышал и говорил о наших наставниках, а кто знал наших наставников, тот слышал и говорил о нас». В течение пяти лет обучения святитель Василий Великий превзошел своих учителей как в ораторском искусстве, так и в учености и философской мудрости – он изучил многие науки и острый и любознательный ум его стал подобен нагруженному ученостью кораблю: «В таком роде наук не успел Василий с избытком, как бы занимавшийся одной наукой? Он изучил все, как другой не изучает и одного предмета; каждую науку изучил он до такого совершенства, как бы не учился ничему другому. Кто сравнится с ним в риторстве, дышащем силою огня, хотя нравами не походил он на риторов? Кто подобно ему приводит в надлежащие правила грамматику или язык, связует историю, владеет мерами стиха, дает законы стихотворству. Кто был так силен в философии, – в философии действительно возвышенной и простирающейся в горнее, то есть в деятельной и умозрительной, а равно и в той ее части, которая называется диалектикою? Из астрономии же, геометрии и науки об отношении чисел изучив столько, чтобы искусные в этом не могли приводить его в замешательство, отринул он все излишнее, как бесполезное для желающих жить благочестиво. Врачебную науку – соделали для него необходимою и собственные телесные недуги и хождение за больными. Впрочем все это, сколько ни важно, значит ли что-нибудь в сравнении с нравственным обучением Василия? В такой степени приобрел Василий все сие. Это был корабль, столько нагруженный знанием, сколько возможно для человеческой природы». В Афинах Василий Великий показал необычайное усердие в занятиях науками – он в совершенстве изучил философию и стал блестящим диалектиком, освоил врачебное дело и естествознание, достиг высот в красноречии – слово его «дышало силой огня».
Святитель Василий Великий – одни из ученейших людей своего времени, он – церковный философ и интеллектуал, не только ревнующий о чистоте Православия и защищающий догматы Церкви, обличающий грубость и безнравственность языческих культов и нравов, но призывающий изучать светскую науку и поэтическое творчество великих поэтов – пусть даже язычников, таких как Гомер и Гесиод, Эсхил и Софокл, он занимался не только изучением и толкованием Священного Писания, но и оттачивал философское мышление, призывал юношей к любознательности и любомудрию, порицал обскурантизм и гносимахию, доказывал, что даже из языческих сочинений можно извлечь многое для веры и благочестия, что в руках мастера стихи из трагедий Эсхила и строки из «Диалогов» Платона могут служить к торжеству Богооткровенной Истины. Размышляя о том, существует ли между наукой светской и Божественной Мудростью какое-либо взаимное сродство и точки соприкосновения, Василий Великий говорил, что христиане призваны быть образованными и культурными людьми, они должны ознакомиться с внешней мудростью, чтобы на опыте убедиться в превосходстве Божественной Премудрости, но в то же время занятие наукой и философией – это школа, в которой крепнет и оттачивается ум, развивается проницательность и обретается ученость, кроме того, даже пророки Ветхого Завета не отвергали мудрость ученых и философов, но воспринимали ее и восходили выше через веру и любомудрие, поднимаясь до небесных высот Богопознания – Моисей изучил мудрость египетских жрецов, а Даниил – превзошел ученостью всех халдейских мудрецов, но при этом каждый из них остался верен Богу и служил Всевышнему – таков и царский путь христианина – не обольщаться мудростью мира сего и не отвергать то полезное и ценное, что она таит в сокровищницах своих: «Конечно, собственное превосходство дерева, изобиловать зрелыми плодами, но оно носит на себе и некоторое украшение – листы, колеблющиеся на ветвях; так и в душе истина есть преимущественный плод, но не лишено приятности и то, если облечена душа внешней мудростью, как листьями, которые служат покровом плоду и сообщают дереву пристойный вид. Почему говорится, что и тот славный Моисей, которого имя за мудрость у всех людей было весьма возвеличено, сперва упражнял ум египетскими науками, а потом приступил к познанию Сущего. А подобно ему и в позднейшие времена о премудром Данииле повествуется, что он в Вавилоне изучил халдейскую мудрость и тогда уже коснулся Божественных уроков». По рассуждению Василия Великого, возвышенно занятие философией, ибо сущность философии состоит в том, чтобы стремиться к познанию Божественной Истины, задаваться вопросами метафизическими и этическими, помнить о смерти и искать смысл жизни, обращать ум к Богу, водворять в сердце любовь, укреплять силу воли, облагораживать нрав, а назначение христианской философии – философии по Христу, а не по стихиям мира сего и преданиям человеческим, заключено в том, чтобы претворять мысль в Богомыслие и молитву, раскрывать тайны Божественного Откровения на языке лучших интеллектуалов эллинского мира – Платона и Аристотеля, а, следовательно – воцерковлять мышление и культуру. Как ученейший человек, изучивший эллинскую философию и поэзию, Василий Великий был прекрасно знаком с неоплатонической философией, мистицизмом Плотина и теургией Ямвлиха, он – блестяще знал Платона, Аристотеля и Гомера, цитировал античных поэтов в своих письмах, он был философом, не переставая быть христианином, призывая христиан и всех людей к подвигу Богопознания. По мысли Василия Великого, философия отрезвляет человека, напоминая ему о смерти и побуждая его задуматься о самом главном – о жизни и ее смысле, о Боге и посмертной участи души, и хоть пророки Библии – Исайя, Иеремия, Даниил и Давид превосходят эллинских мудрецов – Гераклита и Парменида, Сократа, Платона и Аристотеля, но философия может стать для человека путем к Богопознанию, стезей, ведущей его к Богу, ведь пафос философии – искание Истины и любовь к Мудрости, а предвечный Бог Слово и есть Премудрость и Истина. Как ценитель искусства – и прежде всего поэзии, святитель Василий Великий изучил всю эллинскую словесность – Гесиода, трагиков, Геродота, Фукидида и славнейших аттических ораторов, но особенно любил Гомера, хотя и подчеркивал, что читая его поэтические произведения – «Илиаду» и «Одиссею» – нужно избегать ложных представлений о Боге, уподобляясь Одиссею, заткнувшего воском уши, чтобы не слушать обольстительного пения сирен, ибо речи порочащие Бога, равно как и сквернословие – это бесстыдство, но в то же время, поэзия способна исцелять душу и возвышать ее – нужно только научиться дару рассуждения и разделять доброе от худого в языческой поэзии и литературе, упражнять свое духовное око, ведь тола многое сокровенное откроется нам и в Священном Писании. В беседе «К юношам о том, как получать пользы из языческих сочинений», святой Василий Великий раскрыл свое видение античной культуры и, заметив, что наша скоротечная жизнь есть приуготовление к вечности – эсхатологической перспективе, определил христианский подход к внешней мудрости и светскому образованию, которое с одной стороны необходимо сопрягать с верой, молитвой и доброделанием, а с другой – изучение наук и искусств есть предварительная подготовка к постижению высшей мудрости, содержащейся в Священном Писании: «Нам предлежит подвиг, важнейший всех подвигов, – подвиг, для которого все должны сделать, для приготовления к которому надобно трудиться по мере сил, беседовать и со стихотворцами, и с историками, и с ораторами, и со всяким человеком, от кого только может быть какая-либо польза к попечению о душе». По заветной мысли святителя Василия Великого, изучение внешних наук и постижение философии должно служить для христианина главной цели – очищению души, быть путем к христианскому любомудрию: «Не должно служить телу, кроме крайней необходимости, а душе надобно доставлять все лучшее, любомудрием, как от темницы, освобождая ее от общения с телесными страстями, а вместе и тело соделывая неодолимым для страстей». Здесь уместно вспомнить рассуждение святителя Феофана Затворника о правильном отношении христианина к внешней мудрости и к научному образованию: «Из предметов сей мудрости избирай нужнейшее по твоему состоянию, то особенно, к чему чувствуешь себя привязанным, равно как и то, в чем преимущественно надлежит нужда братиям твоим, христианам. А в образе исследования старайся начала каждой изучаемой тобою науки освятить светом небесной мудрости или даже внесть их туда из сей области». Святитель Димитрий Ростовский писал о том, что когда Василий Великий уехал из Афин, то в Антиохии он по просьбе одного юноши искусно переложил некоторые стихи Гомера на ораторскую речь тремя разными способами, написав к ним возвышенное толкование, с изумлением прочитанное Ливанием – учителем риторики и философом, с которым святой Василий подружился, а впоследствии и переписывался. В своей переписке Василий Великий находчиво, остроумно и образно сравнивал письма Ливания по красоте слога с алой розой, а его дружеские упреки – с острыми шипами розы: «Охотники до роз, как и свойственно любителям красоты, не изъявляют негодования и на шипы, среди которых вырастает цветок, но даже еще говорят, что природа колючими шипами в срывающем цветок раздражает большее к нему вожделение. Что же значит это упоминание о розе в письме моем? Конечно, нет нужды толковать это тебе, который помнит собственное свое письмо. Оно было точно розовый цветок, в своем сладкоречии развернувший предо мною целую весну, но, как иглами, укололо меня некоторыми упреками и обвинениями. Впрочем, в удовольствие мне и шипы твоих писем. Они воспламеняют во мне большее желание твоей дружбы». Размышляя о музыке, Василий Великий говорил, что существует два рода музыкального искусства: одно возжигает страсти и порождает низость, это – искусство корибантов и вакхантов, а иное искусство – возвышает душу и умиротворяет, как псалтирь Давида и его священные песнопения, как музыка, заигравшая на дорический лад по велению Пифагора утихомирившая напившихся на пиру, образумившая их и заставившая разойтись со стыдом.
По окончании обучения, Василию, как образованнейшему и ученому человеку, о блестящем уме и талантах которого распространился слух по всей Греции, предлагали остаться в Афинах и стать учителем, но он отказался, ибо мирская мудрость не удовлетворила его душу, но еще сильнее разожгла в ней сильнейшую жажду высшего любомудрия и уединено-созерцательной жизни. На протяжении пяти лет, проведенных в Афинах, святитель Василий Великий изучал светские науки и постигал мирскую мудрость, но это не могло насытить его ум, искавший высшей и небесной премудрости, а потому, почувствовав, что мирская наука не в силах утолить его духовную жажду и дать ему твердую опору в христианской жизни, он решил покинуть Афины и отправиться в те земли, где жили христианские подвижники. Святитель Дмитрий Ростовский писал, что «в то время как Григорий Богослов оставался в Афинах, уже сам сделавшись учителем риторики, Василий пошел в Египет, где процветала иноческая жизнь. Здесь у некоего архимандрита Порфирия он нашел большое собрание богословских творений, в изучении которых провел целый год, упражняясь в то же время в постнических подвигах. В Египте Василий наблюдал за жизнью знаменитых современных ему подвижников – Пахомия, жившего в Фиваиде, Макария старшего и Макария Александрийского, Пафнутия, Павла и других. Из Египта Василий отправился в Палестину, Сирию и Месопотамию, чтобы обозреть святые места и ознакомиться с жизнью тамошних подвижников». В письме, написанном в Александрии в 357 году, к епископу Евстафию Севастийскому – подвижнику, философу одного из родоначальников монашеского движения в Малой Азии, с которым впоследствии Василий Великий разошелся по серьезному догматическому вопросу о Святом Духе, великий учитель Церкви так объяснял свой отъезд из Афин: «По молве о твоей философии оставил я Афины, презрел все тамошнее. С такою поспешностью проехал город на Геллеспонте, с какою ни один Улисс не бежал от пения сирен. С удивлением, правда, взирал на Азию, но поспешал к митрополии всех красот. Когда же прибыл на родину и, поискав, не нашел там тебя – великое кое для меня приобретение, с этого времени было у меня уже много разных причин, служивших неожиданным препятствием. Непременно надобно было или сделаться мне больным и потому не видаться с тобою, или не иметь возможности ехать вместе, когда отправлялся ты на Восток, а наконец, когда, перенеся тысячи трудов, достиг я Сирии, и там не свидеться с философом, который отбыл к египтянам. Опять надобно было отправляться в Египет, совершить путь дальний и трудный, но и здесь не получить, чего домогался». В высокой душе Василия Великого боролось два стремления, которые протоиерей Георгий Флоровский в своей книге «Восточные отцы Церкви» назвал «философским пафосом» – жаждой знаний, и «аскетическим пафосом» – желанием уйти от мира в тишину и безмолвие, сетованием на то, что шумные и многолюдные Афины не приносят покоя сердцу, жаждущего более совершенной жизни – иноческого жития. В своем письме святитель Василий Великий признавался: «Много времени потратил я на суету и всю почти юность потерял в суетном труде, с каким упражнялся в том, чтобы уразуметь уроки мудрости, обращенной Богом в юродство; когда же, наконец, как бы восстав от глубокого сна, обратил взор к чудному свету истины евангельской и увидел бесполезность мудрости князей века сего престающих (1Кор.;2:6), тогда, пролив много слез о жалкой жизни своей, пожелал я, чтобы дано мне было руководство к церковному изучению догматов благочестия. И прежде всего предметом моего попечения было произвести некоторое исправление в нраве, развращенном долговременным обращением с людьми дурными. Итак, прочитав Евангелие и увидев там, что действительнейшее средство к усовершению – продать свое имущество, поделиться им с неимущими братиями и вообще не заботиться о сей жизни, не вдаваться душою ни в какое пристрастие к здешнему, пожелал я найти какого-нибудь брата, избравшего этот путь жизни, чтобы с ним переплыть скоропреходящую волну сея жизни. И подлинно многих нашел я в Александрии, многих в прочих местах Египта, а иных в Палестине, в Келесирии и в Месопотамии; дивился воздержанию их в пище; дивился терпению в трудах, изумлялся неослабности в молитвах, тому, как преодолевали они сон, не уступая никакой естественной необходимости, всегда сохраняя в душе высокий и непорабощенный образ мыслей, во алчбе и жажди, в зиме и наготе (2Кор.11:27), не имея привязанности к телу, не соглашаясь употребить о нем сколько-нибудь заботы, но живя как бы в чужой плоти, самым делом показали, что значит быть здесь пришельцами (Евр.11:13) и что значит иметь житие на небеси (Флп.3:20). Подивясь сему и ублажив жизнь сих мужей, которые на деле показывают, что носят в теле своем мертвость Иисусову, пожелал и сам я, сколько было мне возможно, сделаться подражателем оных мужей». По разъяснению архимандрита Порфирия Попова: «Василий почел за нужное предварительно посетить палестинских и египетских пустынножителей, для того, как сам говорит, – чтобы научиться от них, как не заботиться о мирской жизни и не вдаваться душою ни в какое пристрастие. Весь 357 год прошел в путешествиях уже не для научного образования, как прежде, но для изучения жизни подвижнической. Александрия, Фиваида, Килисирия, Месопотамия представили ему множество примеров изумительного самоотвержения, неутомимых молитв и подвигов любви. В его душе совершенно утвердилось желание подражать житию таких людей, каковы были сиявшие в то время в мире иноческом Пахомий, два Макария, Пафнутий и сонмы их сподвижников». Известно, что после возвращения из Афин на родину Василий Великий одно время устраивал публичные чтения и поражал слушателей блеском остроумия и красноречием, но на это занятие с неодобрением смотрела его родная сестра – девственница и подвижница Макрина Младшая, думавшая, что афинская ученость породила ее брате излишнее самомнение, и призывавшая его принять святое таинство крещения и избрать подвижническую жизнь. По замечанию святого Григория Нисского: «Несмотря на то, что сестра Макрина столкнулась с самомнением Василия по поводу его ораторского дара, и пренебрежением ко всем принятым правилам, и надменным сознанием превосходства над всеми славными людьми провинции, она с такой быстротой направила его на стези истинного любомудрия («привлекла к цели любомудрия», то есть к идеалу монашеской жизни), что он, оставив все мирское тщеславие и презрев тягу к ораторским успехам, сам сделался сторонником той же трудовой и самостоятельной жизни и совершенным нестяжанием стал уготавливать себе беспрепятственный путь к добродетели». Протоиерей Георгий Флоровский обращал внимание на то, что вернувшись на родину, святой Василий выступал там как ритор, но вскоре отказался от мирской жизни, принял крещение, отправился в путешествие по Сирии и Египту, чтобы увидеть воочию христианских подвижников и стать монахом. Рассуждая о таинстве крещения, Василий Великий писал, что оно есть рождение свыше от воды и Святого Духа и необходимое условие вхождения в Царство Небесное, а условием горнего рождения является с одной стороны «предваряющая благодать Божия», а с другой – наша вера и твердое намерение встать на путь добродетельной жизни, ибо, чтобы спастись и быть не мертвым, а живым членом Церкви надлежит креститься во имя трех Лиц Святой Троицы – Отца, Сына и Святого Духа, и исполнить обеты доброй совести, данные Богу в крещении, помня, что небесная жизнь обретается при помощи добродетели, что наша земная жизнь скоротечна, ее блага бренны, потерянное время не вернуть, а наше истинное жительство – на небесах, что тело обратится в прах до дня воскресения мертвых, а душа вернется к Богу и престанет на Суд Его, по нерадению нашему она может быть ввергнута в вечную погибель, но по высокому призванию своему должна быть сожительницей обитателей небес – Ангелов и святых, что через таинство крещения мы отрекаемся от дьявола и рождаемся свыше, получаем благодать Святого Духа, дабы сбросить рубище ветхого человека и облечься во Христа – уподобиться Ему и стать чадами Божиими.
В книге «Золотой век святоотеческой письменности» архимандрит Киприан Керн замечает, что именно после возвращения из Афин в Кесарию святой Василий принимает крещение от руки престарелого епископа Дания Кесарийского, а затем «удаляется в пустынное место на берегах реки Ириса, где он начинает аскетическое делание. Посетив в свое время Египет и Сирию, он хотел и в своем пустынном уединении создать монашеское населье». Избрав место на берегу реки Ирис, Василий Великий всецело предался Бога и начал вести отшельническую жизнь – пребывать в молитве, Богомыслии и чтении Слова Божиего, а также – написал два письма своему лучшему другу – святителю Григорию Богослову, приглашая его вступить на стезю подвижничества и поэтически описывая место своего уединения: «Это – высокая гора, покрытая частым лесом, на северной стороне орошаемая холодными и прозрачными водами. По подгорью ее стелется покатая долина, непрестанно утучняемая влагами из горы. Кругом долины сам собою выросший лес, из различных всякого рода деревьев, служит ей как бы оградой. Ибо немногого не достает, чтобы долине, по причине ограждающих ее отовсюду оплотов, походить на остров. С двух сторон прорыты глубокие овраги, а сбоку река, текущая со стремнины, служит также непрерывной и неприступной стеной и луновидными нагибами примыкает к оврагам; то доступы к подгорью заграждены. Один только есть в него вход, которым владеем мы… Из всего, что могу сказать о моем убежище, наиболее важно то, что, по удобству положения будучи способно произращать всякие плоды, для меня взращивает сладостнейший из плодов – безмолвие; потому что не только освобождает от городских мятежей, но и не заводит к нам ни одного путника, кроме встречающихся с нами на звериной ловле». Во втором послании к святителю Григорию Богослову, Василий Великий рассказывает о безмолвии и первых опытах молитвенной и уединенно-созерцательной жизни, слагая восторженный гимн священному безмолвию – «исихии», отрешающей ум, сердце и волю от мирской суеты и житейских забот, обращающей душу к Богу: «Надобно стараться иметь ум в безмолвии. Как глаз, который, в непрестанном движении, то вертится в стороны, то обращается часто вверх и вниз, не может ясно видеть того, что перед ним, а, напротив того, если хочешь сделать зрение его более ясным, надобно устремить взор на один видимый предмет; так и ум человеческий, если развлечен тысячами мирских забот, не может ясно усматривать истину». Размышляя о мирской жизни, Василий Великий с екклесиастовой грустью сетовал на то, что в миру «каждый день приносит с собою омрачение души, и ночи, получая в наследство дневные заботы, обольщают теми же представлениями. Один только способ избежать сего; это – удаление от всего мира. А удаление от мира состоит не в том, чтобы телесно быть вне мира, но чтобы душой оторваться от пристрастия к телу и не иметь ни города, ни дома, ни собственности, ни друзей, ни имущества, ни средств к существованию, ни забот, ни отношений с людьми... Поэтому место для монастыря пусть будет подобно нашему – свободное от общения с людьми, чтобы ничем посторонним не прерывалась непрестанная аскеза... Итак, безмолвие есть начало очищения души... Ум, не развлекаясь внешним и не смешиваясь с миром под влиянием чувств, входит в самого себя, а от себя восходит к мысли о Боге; озаряемый же и осияваемый этой красотой, забывает и о своем естестве... Самый же главный путь к приобретению необходимого есть изучение боговдохновенных Писаний... Но прекрасна и молитва, которая проясняет в душе мысль о Боге. Это и есть вселение в нас Бога – то есть когда посредством памятования водружается в нас Бог. Таким образом становимся мы храмом Божиим, когда земными заботами не прерывается непрестанное памятование о Боге.., но когда любящий Бога уединяется в Боге». Два письма, адресованные святителю Григорию Богослову, ясно свидетельствуют о том, что Василий Великий на личном опыте не только ознакомился с монашеской жизнью, но и проникся аскетическим идеалом исихастов, избрав подвижническое житие. Ответом на письма Василия Великого стал долгожданный приезд Григория Богослова в Понтийскую пустыню, где они жили монашеской жизнью, молились, читали философскую и богословскую литературу, и совместно составили антологии избранных выписок из трудов Оригена, назвав свое произведение – «Филокалия» или «Добротолюбие», которое нельзя путать с аскетической антологией – «Добротолюбием», составленном святым Макарием Коринфским и преподобным Никодимом Святогорцем в конце XVIII века. По рассудительному замечанию профессора А.И. Сидоров, изучавшего вопрос о том, когда Григорий Богослов и Василий Великий составили «Филокалию» по Оригену: «Обычно считается, что в этом понтийском уединении оба друга и составили известную «Филокалию», то есть выдержки из книг Оригена. Такое убеждение зиждется на одном послании святого Григория Богослова к Феодору, епископу Тианскому: «Праздник для меня – твое письмо. А еще лучше, что усердием предваряешь время праздника, доставляя мне предпразднество. Таков дар твоего благоговения; а я воздаю тебе важнейшим из всего, что у меня есть, – молитвами». Дальше следует фраза, которая в русском переводе звучит так: «Но чтобы у тебя было нечто на память о нас, посылаю тебе и святого Василия книжку Оригенова «Добротолюбия», заключающего в себе выбор полезного для любителей словесности». Однако греческий текст не столь однозначени может предполагать несколько иной перевод: «Но чтобы у тебя было нечто на память о нас, то есть обо мне и святом Василии, я посылаю книжку «Филокалии» Оригена, содержащую выдержки, полезные для любителей словесности». Другими словами, здесь нет точных указаний на то, что «Филокалия» была составлена святыми Василием и Григорием. Потому это позднее послание (оно датируется 383 годом) святого Григория вряд ли может служить ясным и непререкаемым свидетельством в пользу того, что оба друга были составителями «Филокалии», создав ее в понтийском уединении. Конечно, они читали сочинения Оригена и знали их – об этом говорит, например, Созомен: оба друга, «презрев софистику и судебное ораторство, избрали жизнь любомудрственную по закону Церкви. Посвятив несколько времени изучению языческих философов, а потом ревностно занявшись изъяснением Священного Писания по книгам Оригена и других, частью предшествовавших ему, а частью следовавших за ним знаменитых истолкователей библейских книг, они в свое время оказали великую пользу единомышленникам отцов Никейских». Судя по этому сообщению, Ориген был одним из христианских писателей, изучаемых святыми Василием и Григорием, и ни о каком, даже легком, «оригенизме» их не может быть и речи. В общем же, согласно приведенным источникам, мы можем только констатировать, что в уединении оба будущих святителя не только предавались подвижническим трудам и молитвам, но и занимались Священным Писанием, изучая также творения предшествующих христианских писателей; некоторое время (надо полагать, не очень продолжительное) они уделяли и сочинениям античных философов». В Понтийской пустыне, удалившись к реке Ирису, Василий Великий и Григорий Богослов не только молились, постились и читали духовную литературу, но и жили самой бедной и суровой аскетической жизнью – подвизались в крайних лишениях, «имея для покрытия себя одну одежду – срачицу и мантию, питались хлебом и водою, приправляя эту скудную пищу солью и кореньями». Святитель Василий Великий был организатором монашеской жизни, он проповедовал киновию – иноческое общежитие, где каждый монах может деятельно явить любовь к Богу и ближнему – исполнить две главные заповеди Евангелия, но в то же время, вселенский учитель не отрицал анахоретство и сам организовывал скиты. Святитель Василий Великий был светочем идеала подвижнической жизни, воодушевленный Ветхим Заветом и Евангелием, изучив духовный опыт древних подвижников и усвоив их жизненную мудрость, обретенную не из книг, а из аскетических трудов, он стал законодателем подвижничества, написал устав для иноческого общежития и правила для иноческого жития, и желал создать идеальный тип иночества, сочетающий лучшие черты анахоретства и общежительного монастыря. Выдающийся русский патролог И.В. Попов верно утверждал, что «Василий Великий не только вызвал к жизни монашество в Каппадокии, но и дал ему твердую организацию своими монашескими правилами. В Египте святой Василий познакомился с двумя формами подвижничества – отшельничеством и общежитием. Но ни та, ни другая не удовлетворяла его вполне. Жизнь в полном уединении представляла большие опасности для слабых, лишенных опытного руководителя. Одни из них впадали в духовную гордость, другие лишались рассудка. Сверх того, по мнению святого Василия, жизнь отшельническая преследовала лишь цели собственного спасения и не оставляла места для упражнения в исполнении заповедей евангельской любви к ближнему. С другой стороны, в многолюдных общежитиях Египта слишком преобладали экономические интересы и ручной труд, отвлекавшие монахов от молитвы и духовного созерцания. Василий Великий создал смешанную форму монашеской жизни, которая, совмещая светлые стороны отшельничества и общежития, была свободна от их крайностей и неудобств. Молитва и созерцание в его монастырях чередовались с физическим трудом, но для последнего допускались лишь такие ремесла, которые не разрушали духовной собранности и простоты жизни монахов. Отличительной чертой монастырей святого Василия служили также их широкая благотворительность и воспитание детей обоего пола». Для Василия Великого иночество – это «образ жизни по Евангелию», а любовь – основная заповедь для аскетов, это – уединенная и тихая жизнь, всецело посвященная Богу, сопряженная с чтением Слова Божиего, хранением ума и сердца, аскетическим трудничеством и непрестанной молитвой, но вместе с тем иноки призваны воплощать евангельские идеалы любви, милосердия и сострадания, помогать страждущим и обездоленным, ибо там, где нет любви – нет Христа и Святого Духа. В нравственно-аскетическом послании «О совершенстве в монашеской жизни», заключающем в себе эскиз жизни братий в киновии, Василий Великий будет писать о том, что всякий христианин – будь он монах или мирянин – «должен иметь образ мыслей, достойный небесного звания и жить достойно Евангелия Христова», а это немыслимо без веры во Христа и изучения боговдохновенного Писания – главного источника норм иноческого жития, без памяти о бренности земного бытия и молитвы: «Молитва будет нам и добрым помощником в сей жизни, пока мы живем в этой плоти, и отходящим отсюда послужит достаточным напутствием к будущему веку».
Молитва есть основа духовной жизни христианина, а потому каждый верующий во Христа «постоянно пребывать в молитвах и бдениях», чтобы стяжать Божественную благодать, необходимую для нашего спасения. По учению Василия Великого «молитва есть прошение благ, воссылаемое благочестивыми к Богу». Нет ничего драгоценнее молитвы – таинства Богообщения. Вся жизнь христианина должна быть «временем молитвы». Во всякое время и на всяком месте христианин призван к молитве: «Сидишь ли за столом – молись; вкушая хлеб, воздай благодарение Давшему. Надеваешь хитон – благодари... усиль любовь к Богу, даровавшему нам покровы, пригодные для зимы и лета... Прошел день? Благодари Даровавшего нам солнце для отправления дневных дел и Давшего огонь освещать ночь и служить для прочих житейских потреб. Ночь пусть доставит тебе другие побуждения к молитве... Непрестанно молись Богу, чтобы жизнь твоя была непрестанной и непрерывной молитвой». Святитель Василий Великий говорил, что высший образец для нас – Христос, Он целый день проповедовал и исцелял, а вечером уходи пустынные и уединенные места для молитвы – так и мы призваны молиться Богу, и даже если мы целый день занимались житейскими делами, то мы призваны помнить о Боге и молиться – найти время на молитву посреди нашей повседневной жизни. Молитва есть утешение в скорбях и назидание подвижникам, она спутник верующих и проявление надежды на Бога, покаянный плач, очищающий сердце, и хвалебная песнь, прославляющая Бога. Если мы любим Бога, то жаждем молиться – говорить с Ним и изливать Ему нашу душу, если любим ближних, то возносим молитву за них, если прощаем обидчиков – то молим Господа простить их. Молитва соединяет небо и землю, людей и небожителей – Ангелов и святых, она – отрада для христианского сердца и верный спутник всех верующих во Христа, ее венец – Божественная Литургия, собирающая нас в Церковь, зовущая нас пребывать в храме с возгласом к Богу: «Кто во храме Божием, тот не злословит и возвещает не суету, не что-либо исполненное срама, но во храме Его всякий глаголет славу. Здесь стоят святые ангелы и записывают твои слова, здесь Сам Господь и назирает расположение входящих». Великую пользу для души имеет псалмопение, а без чтения Псалтыря немыслима духовная жизнь христианина. «Псалом – это убежище от демонов, вступление под защиту Ангелов, оружие в нощных страхованиях, успокоение от дневных трудов, безопасность для младенцев, украшение в цветущем возрасте, утешение старцам, самое приличное убранство жен... Для нововступающих – это начатки учения, для преуспевающих – приращение ведения, для совершенных – утверждение; это глас Церкви... Псалом – занятие Ангелов, небесное сожительство, духовный фимиам». По мысли Василия Великого, существует два вида молитвы: первый – высшее молитвословие, хвала Бога и славословие со смиренномудрием, а второй – низшее моление, именуемое прошение. Вначале должно славить Бога и благодарить Его, а затем – со смирением воссылать к Творцу прошения – памятуя о Боге, о Его воле и судах, нужно просить о Бога не о суетных и бренных мирских благах, а того, что необходимо для спасения души – «молясь, не проси ни имения, ни славы человеческой, ни власти, ни другого чего преходящего, но проси Царствия Божия, а все служащее на потребу тела Он подаст тебе, говорит Сам Господь». В молитве христианин должен просить не исполнения собственной воли, но предоставить все воле Бога Вседержителя, ибо Он свят и премудр и нам надлежит научиться доверять Его Промыслу. Если мы хотим, чтобы Господь услышал нас и внял нашим молениям, то нам нужно помнить о величии Творца и о Его святости, просить более о небесном, а не о земном, молиться с великим усердием и неотступно: «Кто просит великого, – говорит святитель, – и молится о небесном, тот взывает и воссылает к Богу молитву, которая бывает услышана». «Если не будешь просить веры, заслуг добродетели с трудом и многим терпением, не получишь, потому что должно прежде пожелать, а пожелав, искать искренно в вере и терпении, употребив со своей стороны все нужное, так чтобы ни в чем не осуждала собственная совесть, будто бы просишь или нерадиво, или лениво: и тогда уже получишь, если угодно это Богу». «Если будешь просить неотступно у Бога о всем, касающемся твоего спасения, то непременно получишь, но знай, что ты и со своей стороны должен делать все посильное, к Богу же вопиять о помощи, чтобы Он был твоим помощником». Молиться усердно – значит со страхом Божии и священным трепетом пророка Исайи предстоять перед Богом, устремляя к Нему ум – искоренить рассеянность и молится со вниманием, ибо «молящиеся наружно, хотя простирают руки, но не получают того, чтобы очи Божий взирали на молитву их», они не причисляются к славящим Бога:«Не всякий тот поет Господеви, кто произносит устами слова псалма, но все, которые от чистого сердца воссылают псалмопения, все, которые преподобны и хранят правду перед Богом, – все таковые могут петь Богу». Если во время молитвы наш ум будут осаждать помыслы, мечтания и даже богохульные речи, нашептываемые лукавым дьяволом, мы не должны переставать молиться, «но должны терпеливо пребывать в молитве до конца, пока Бог, видя нашу твердость, не озарит нас благодатью Духа, которая обращает в бегство наветника, очищает и наполняет Божественным светом ум наш и дает помыслу нашему силу в невозмутимой тишине служить Богу с веселием». Цель молитвы – хранить свое сердце и не терять памяти о Боге, но «святую мысль о Боге постоянной и чистой памятью, напечатленную в душах наших, всюду носить с собой, как неизгладимую печать. Ибо таким образом, – учит святой отец, – приобретается нами любовь к Богу, которая и возбуждает к исполнению заповедей Господних, и вместе сама ими соблюдается, делаясь непрерывной и непоколебимой». По разъяснению Василия Великого, существует три способа всегда помнить о Боге и молиться непрестанно: помышлять о совершенствах Божиих, каждодневно вспоминать о великих Божьих благодеяниях к роду человеческому, явленных в творении, промышлении о мире и искупительной жертве Сына Божиего, и творить все во славу Божию – осознавать, что постоянно находишься перед Лицом всевидящего Бога, испытывающего и проницающего глубины сердец, уклоняться от греха и очищать сердце, чтобы оно радостно и с любовью пело Псалмы. В молитвенном подвиге человек уподобляется Ангелам и святым, ибо «занятие Ангелов – славословить Бога. Для всего небесного воинства одно дело – воссылать славу Создателю». Молитва освящает человека и возносит его душу на высоту святости и жизни блаженных небожителей – Ангелов, она – наилучшее из благ и бесценное сокровище, а потому нет ничего лучше, чем молитва, «уясняющая в душе мысль о Боге. А посредством памятования водруженная в нас мысль о Боге есть вселение Самого Бога. Таким образом, делаемся мы храмом Божиим, когда непрестанное памятование не прерывается земными заботами и ум не возмущается внезапными страстными движениями, но избегающий всего боголюбец уединяется в Боге, отражая от себя страсти, приманивающие его к невоздержанию, и проводит время в занятиях, ведущих к добродетели». Вся жизнь христианин призвана стать непрестанной молитвой, ибо молитва настраивает душу на духовный лад – она предваряет и завершает чтение Библии и Богосмыслие, она превращает душу в псалтирь и музыкальный орган, настроенный для хвалебных песнопений Богу, соединяя ум с «выспренним созерцанием и богословием», исторгая из сердца песнь и наполняя нашу жизнь духовной радостью и смыслом.
Если молитва есть великое благо для души, то «пост – уподобление Ангелам, сожитель праведным, обучение целомудренной жизни». «Пост препосылает молитву на небо, делаясь для нее как бы крыльями при восхождении горе». «Пост – это добрая стража души, надежный сожитель тела, оружие людей доблестных, училище подвижников Акцентируя внимание на необходимость поста в духовной жизни христианина, святитель Василий Великий учит, что пост – это не новое изобретение, а установление Божье, пост старше закона Моисеева и был установлен Богом еще в земном Раю – Эдеме, когда Господь повелел Адаму и Еве не вкушать запретный плод с древа познания добра и зла. Пост – это борьба духа с плотью, укрощение чрева и победа над похотью, искоренение сребролюбия и своеволия, послушание Богу и Церкви, приумножение духовных сил через воздержание. По слову Василия Великого, все святые постились – постился Моисей, прежде чем получить на горе Синай Скрижали Завета, постились ветхозаветные пророки, удостоившиеся стать Боговидцами, постились апостолы, бесстрашно проповедующие благую весть всем народам земли, постились мученики и исповедники, учителя Церкви и подвижники, укрощая плоть, побеждая дьявола, творя чудеса и храня чистоту Православия. Святитель Василий Великий предостерегает, что пост – это не воздержание от пищи напоказ, не мрачное лицо, а победа духа над плотью и искоренение страстей, ибо истинное «воздержание есть истребление греха, отчуждение от страстей, умерщвление тела даже до самых естественных ощущений и пожеланий, начало духовной жизни, податель вечных благ, уничтожающий в себе начало сластолюбия». «Оно – матерь целомудрия, снабдительница здоровья и достаточно устраняет препятствия к плодоношению добрых дел о Христе». «А истинный пост – удаление от зла, воздержание языка, подавление в себе гнева, отлучение похотей, злословия, лжи, клятвопреступления – воздержание от сего есть истинный пост». Святитель Василий Великий напоминает, что человек есть существо духовное и телесное, и пост имеет две стороны – телесную и духовную, а потому одно воздержание от пищи не приносит никакой духовной пользы в деле спасении: «Ибо какая польза, если, воздерживаясь от яств, пожираешь глазами похоть любодеяния или ушами охотно выслушиваешь суетные и диавольские речи? Нет пользы воздерживаться от снедей, но не воздерживаться от кичения, высокоумия, суетной славы и всякой страсти. Или что пользы наблюдать воздержание в снедях и не воздерживаться от лукавых и суетных помыслов?» «Что пользы поститься телом, когда душа наполнена тысячами зол». Возвышенно рассуждая о посте, Василий Великий слагает поэтический гимн, утверждая: «Пост – благообразие города, благоустройство торжища, мир домов, спасение имуществ… Пост охраняет младенцев, уцеломудривает юного, делает почтенным старца... Пост самое приличное убранство женщин, узда в цвете лет, охранение супружества, воспитатель детства». Если бы все люди соблюдали пост, то ничто не препятствовало бы настать эпохе всеобщего мира и согласия: «в целой вселенной; народы не восставали бы друг на друга, воинства не вступали бы между собой в сражения... и ничто не препятствовало бы проводить жизнь в глубоком мире и душевном безмятежии». По церковному учению Василия Великого, основная цель поста и воздержания – «обуздание страстей, а обуздание страстей – безмятежность и тишина души, душевная же тишина – самый производительный источник добродетелей. Самое лучшее воздержание чрева то, которое у каждого соизмеряется с телесной силой». Как духовно опытный подвижник, Василий Великий предостерегает, что воздержание должно быть определенным сообразно физическому здоровью и силам человека – нельзя губить неумеренным воздержанием жизнь и возлагать на человека пост выше его физических сил – нельзя изнурять тело до бессилия и изнеможения. Высшая цель поста – не умертвить, а одухотворить человека, благоразумный пост уподобляет нас Ангелам и святым: «У постящегося и цвет лица почтенный, он не переходит в бесстыдную багровость, но украшен целомудренной бледностью; взор у него кроткий, походка степенная, лицо осмысленное, не обезображиваемое неумеренным смехом; у него мерность в речи, чистота в сердце». По убеждению Василия Великого, каждый христианин призван к посту и молитве, без них нет духовной жизни, они – стражи души и евангельские добродетели, орудие в духовной борьбе и признаки живой веры.
По верной характеристике игумена Дионисия Шленова, «святой Василий Великий – не только великий богослов, но и великий законодатель аскетической жизни, учитель монашества». Высоко оценивая иноческий образ жизни и понимая какое великое значение имеет монашество для Вселенской Церкви, святитель Василий Великий провозглашал, что монашество – это всецелое посвящение себя Бога и Его воли, стремление отрешиться от мирской суеты и исполнить заповеди Евангелия в своей жизни. В представлении Василия Великого, монашество – это подражание великим пророкам Библии – от Илии до Иоанн Крестителя, а потому, размышляя о причине удаления святого мученика Гордия в пустыню, он пишет, что этот благочестивый христианин решил подражать пророку Илии, «который... удалился на гору Хорив и жил в пещере, взыскуя Бога, пока не увидел желаемого, сколько человеку можно видеть Бога. Таков был и Гордий, бежавший городских мятежей, торжищной толпы, высокомерия чиновников, судилищ, клеветников, продающих, покупающих, клянущихся, говорящих лживо; сквернословия, сладкоречия и всего иного, что городское многолюдство влечет за собой, как корабль – малую ладью. Очищая слух, очищая очи и прежде всего очистив сердце, чтобы прийти в состояние видеть Бога и стать блаженным, он видел в откровениях, изучал тайны... имея великого учителя – Духа Истины». На спасительность монашеского пути указывает Сам Христос Спаситель на страницах святого Евангелия. По исповедальному призванию Василия Великого, прочитав Евангелие, он понял, что «действительнейшее средство к совершенству – продать свое имущество, поделиться им с неимущими братьями и вообще не заботиться об этой жизни, не вдаваться душой ни в какие пристрастия к здешнему». «Если ты хочешь быть таинником Христовым, принимаешь благовествование Христово, то оставишь всю мирскую жизнь свою и будешь жить беззаботно; забудешь и собственное тело свое и, таким образом, возможешь беседовать со Христом в созерцаниях…». По учению святителя Василия Великого, высшая цель христианской жизни и величайшее благо – это вечное Богообщение, и хоть из-за грехопадения мы отпали от Бога, но через искупительную жертву Христа Богочеловека и таинства Церкви, через веру, доброделание и молитву мы можем вернуть себе великую честь Богообщения, но для этого необходима борьба со страстями и подвижническая жизнь, имеющая целью – спасение души. По убеждению Василия Великого, христианская жизнь – это подвижничество, оно характерно для каждого подлинного христианина – будь он монах или мирянин, ибо по великой благости и премудрости Всевышнего спасение возможно для нас как в миру, так и в монашестве: «Бог, пекущийся о нашем спасении дал жизни человеческой двоякого рода направление, то есть супружество и девство, чтобы тот, кто не в состоянии вынести подвига девства, вступил в сожитие с женой, зная то, что потребуется от него отчет в целомудрии, святости и уподоблении тем, которые в супружестве... жили свято... В послушании Евангелию потребуется отчет от всех людей – монахи ли они или живущие в супружестве... Христос, благовествуя заповеди Отца, обращал речь живущим в мире, а если и случалось, что вопрошаемый наедине отвечал ученикам Своим, то свидетельствовал, говоря: «А яже вам глаголю, всем глаголю» (Мк.;13:;37)». Но монашество – самый лучший путь к духовному совершенству и спасению, ибо хоть можно и в миру оказаться победителями в духовной борьбе, но люди, связанные мирскими попечениями и заботами, находятся в менее благоприятных условиях для спасения, чем монахи, всецело отрешившиеся от мира и посвятившие свою жизнь Богу. Как рассудительный богослов, Василий Великий указывал на то, что супружество не является препятствием для благочестивой жизни христианина, но жизнь в миру, равно как и в монашестве – предполагает верность Христу и борьбу со страстями, исповедание догматов Церкви и участия в ее таинствах и богослужениях, изучения Слова Божиего, очищения сердца, поста и молитвы. Истинная христианская жизнь – это жизнь по Евангелию Христову, удаление от мирских попечений и развлечений, чтобы посвятить жизнь Богу, это – отречение от самого себя и взятие креста своего, сопряженное с готовностью умереть за Христа и неустрашимо исповедовать имя Христово. Вслед за апостолом Павлом, святитель Василий Великий возвещает, что каждый христианин призван быть подвижником – воином Христовым, но всецело отрешиться от всех мирских забот и посвятить себя Христу Спасителю, не связывая свою душу «ни вожделение жены, ни попечение о детях», может только монах, чье сердце тоскует по Богу и устремлено к небесной жизни. Отречение от многошумного и суетного мира и устремленность души к горнему и вечному – начало уподобления Христу, заветное желание сердца, движущее всеми, вступающими на иноческий путь.
Святитель Василий Великий напоминает, что для вступивших на иноческий путь – нет возврата назад, а всякий отрекающийся от монашеских обетов – будет осужден на Страшном Суде не только за измену Христу, но и за погибель совращенных, ибо он – изменяет Богу и соблазняет окружающих. Монашеский обет есть «одно из священных приношений Богу», поэтому давший обет должен соблюдать верность Богу, а это – «немалый подвиг», ведь чтобы для этого нужно вести непорочный образ жизни, согласный с Евангелием: «пользоваться и языком обузданным, и оком обученным, по намерению Евангелия, и руками действовать с целью благоугодить Богу, и ноги двигать, и каждый из членов употреблять, как вначале распорядил наш Создатель». Сущность монашеской жизни составляют три обета – обет девства, нестяжательности и послушания: обетом девства монах побеждает похоть плоти, чтобы не осквернить тело и душу, обетом нестяжательности – похоть очей, чтобы не прельщаться миром, лежащим во зле, обетом послушания – сокрушает гордость житейскую и отсекает свою волю, вручая себя Богу, как Христос в Гефсиманском саду. Монаху необходимо воздерживаться от общения с женщинами и от винопития, «охранять сердце свое от лукавых помыслов», прогоняя их силой пламенной молитвы и ежедневной исповедью духовнику, так как плотские помыслы «через тело переходят в душу» и сквернят ее, а цель монашеской жизни – очищение души, ибо чистые сердце узрят Бога – обретут полноту Богопознания, и войдут в Царство Небесное – спасутся. Увещевая монахов, Василий Великий восклицал: «ты, любитель небесных уставов, ревнитель ангельского жития, желающий стать соратником учеников Христовых, укрепи себя к претерпению скорбей, мужественно приступи к собору монахов и в самом начале своего отречения будь тверд» и «укрепляй себя обменом смертного на бессмертное... Разрывая связь с друзьями и близкими, не будь прискорбен, потому что сопрягаешься со Христом, за тебя распявшимся, а такого дружелюбия можешь ли представить себе что выше?». Высоко оценивая отшельников живущих в скитах и пустынях, Василий Великий отдавал предпочтение общежительной жизни – так, как, во-первых, не все могут быть великими подвижниками и отшельниками – это удел избранников Божиих, а во-вторых, в общежитиях иноки имеют возможность являть деятельное исполнение дел милосердия и претворять в жизнь христианскую заповедь о любви к ближнему, ибо монахи призваны не только молиться за мир, пребывать в уединении и посте, в трудах и чтении Слова Божиего, но и быть гостеприимными к странникам, не забывать о нуждах несчастных и больных, нуждающихся в уходе, быть сострадательными учениками Иисусовыми на деле, а не на словах: «совокупное житие братий есть поприще подвижничества, благонадежный путь к преуспеянию, постоянное упражнение и поучение в заповедях Господних». Святитель Василий Великий говорил, что надлежит принимать в монастырь всех людей, «которые приходят к Господу и желают взять на себя Его благое иго и бремя заповедей, облегчающее нам путь к небу», но, по примеру Иисуса Христа, спрашивающего юношу о прошедшей жизни и призывающего продать имение, раздать все нищим и следовать за Собой, необходимо у всех желающих стать монахами «изведывать предшествовавшую жизнь и тем, которые сделали уже некоторые успехи, передать совершеннейшее в уроках, а тех, которые оставляют жизнь порочную или из состояния безразличия стремятся к строгой жизни Боговедения, надлежит испытать, каковы они нравом, не оказываются ли непостоянными и опрометчивыми в суждениях». По зоркому наблюдению Василия Великого, лучший способ – это испытать приходящих в монастырь «расположены ли они, не стыдясь, оказывать всякое смиренномудрие, так чтобы принимать на себя самые низкие работы, если разум признает исполнение их полезным. И каждый после всякого испытания людьми, способными благоразумно изведывать подобные вещи, признан будет как бы сосудом, благопотребным Владыце, на всякое дело благое уготованным (2Тим.;2:;21), – то да будет причислен к посвятившим себя Господу». Называя скиты и монастыри духовными училищами, Василий Великий наставлял монашествующих: «Учись, монашествующий, человек верный и делатель благочестия, научайся евангельскому житию, порабощению тела, смиренному образу мыслей, чистоте помышления, искоренению в себе гнева. Подвергаемый взысканию – прибавь ради Господа; лишаемый – не судись; ненавидимый – люби; гонимый – терпи; хулимый – молись. Будь мертв греху, распнись для Бога. Все попечение возложи на Господа, чтобы иметь себе место там, где тьмы Ангелов, торжества первородных, престолы апостолов, председательство пророков, скиптры патриархов, венцы мучеников, похвалы праведных». Если для каждого христианина необходимы пост и молитва, чтобы войти в Царство Небесное – они два крыла, позволяющие душе взлететь – возвыситься над мирской суетой, то шедший из мира монах призван всецело посвятить себя Богу и молиться за мир хранить воздержание благоразумным постом, он призван уподобиться Ангелам, хвалящим Святую Троицу: «Упражнение в благочестии питает душу божественными размышлениями. Поэтому что блаженнее сего, на земле подражать лику Ангелов: при самом начале дня поспешать на молитву, чествовать Создателя песнями и пениями; потом, когда воссияет совершенно солнце, принявшись за дела и везде имея при себе молитву, приправлять свои работы песнопениями, как солию, потому что песенные утешения приносят душе беспечальное и радостное успокоение». «Оставайся в келлии не дни, не месяцы, но в продолжение многих лет воспевая своего Владыку день и ночь, подражая Херувимам. Если так начнешь, так и окончишь, идя путем тесным в короткое время своего подвижничества, по благодати Божией, войдешь в Рай с сияющим светильником души, радуясь со Христом во веки». По учению Василия Великого, монахи спасаются «совершенным отречением от мира и всего мирского, совершенной нестяжательностью, совершенным отречением от своей воли, строгим обучением тела всякому доброму деланию, неутомимым трудолюбием, непрестанным Богомыслием и с Богом живым соединением в постоянной сердечной молитве». Для достижения духовного совершенства и спасения нужны многие усилия и труды, ибо Царство Небесное силою берется – силой подвига, веры и молитвы, а наивысшая цель монашества – угождение Богу и ангельская жизнь на земле, и даже более того – обожение и уподобление Иисусу Христу.
В тихом пустынном уединении Василий Великий провел недолгое время – 358-359 годы, приуготовляя себя к священству через аскетическую жизнь, а уже в 360 году он был посвящен в чтецы. В качестве чтеца Кесарийской Церкви Василий присутствовал на Константинопольском соборе в 360 году, на котором епископ Дианий по слабохарактерности подписал двусмысленное арианское определение, после чего возмущенный Василий Великий оставил столицу и как ревнитель Православия, удалился в Назианз, откуда писал послания понтийским инокам, опровергая арианство и провозглашая веры в Божественность Иисуса Христа, разорвав отношения с Дианием. Но когда Дианий находился на смертном одре и призвал к себе Василия Великого, клятвенно уверяя, что никогда сознательно не отступал от никейской веры, то произошло их примирение и престарелый епископ скончался на руках своего духовного сына. В 360 году Василий Великий был рукоположен во пресвитера и стал ближайшим помощником Евсевия, избранного епископом Кесарийской Церкви. По слову архимандрита Агапита, новый предстоятель Кесарийской Церкви, Евсевий, «занимал высшую гражданскую должность в городе и отличался многими доблестями душевными, но не был еще запечатлен Божественным крещением и потому не желал покориться избранию народному, сознавая трудность архипастырского служения, особенно в тогдашнее смутное время. Но народ, взяв его против воли, при содействии военной силы, вступившей тогда в город, представил епископам, убеждая их и даже насильно требуя, чтобы избранного сподобили Таинства и нарекли архиереем». По свидетельству Григория Богослова, с этого времени началось пастырского служение Василия Великого, ставшего знаменитым светильником Церкви: «Божие многообразное человеколюбие и смотрение о нашем роде, изведав Василия во многих, встретившихся между тем обстоятельствах, и показав более и более светлым, поставляет его знаменитым и славным светильником Церкви, сопричислив пока к священным престолам пресвитерства, и чрез один град – Кесарию возжигает его для целой вселенной». По своему призванию Василий Великий был пастырем, он – человек воли и боевого темперамента, в отличие от своего друга Григория Богослова отличавшегося более созерцательной натурой, кроме того, святой Василий – человек долга, ясно сознающий, какая нравственная ответственность лежит на священнослужителе, он разрешал распри и заботился о нуждающихся, заступался за гонимых и нечастных, организовывал благотворительность, был добрым советником, искусным помощником и толкователем Слова Божиего, наставником в делах и хранителем веры, самым надежным из клириков и блестящим проповедником – он проповедовал ежедневно, а порой и два раза в день – утром и вечером. По верной и справедливой характеристике протоиерея Георгия Флоровского, Василий Великий был подвижником, закаленным в суровом аскетическом искусе, сила воли и властность чувствовалась в его характере, поступках и речах, в его резком, точно кованном стиле, но он не был холодным человеком, он был впечатлителен и весьма болезненно переживал житейские разочарования, особенно предательство и измену друзей – прежде всего Евстафия Севастийского, с его уст иногда срывались слова горечи, обиды и отчаяния, но он превозмогал все печали и подчинял свою жизнь заповедям Евангелия и долгу перед Богом и Церковью, он был стойким воином Христовым и борцом за правду, душевно он был предрасположен к грусти доходящей до меланхолии, физически – никогда не был крепок, здоровье его было хрупким, но тем с большей яркостью открывалась сила его духа и веры, сила его характера и воли. Слагая хвалебный гимн своему другу – Василию Великому – в Надгробном слове, святитель Григорий Богослов дал ему следующую характеристику как пастырю Церкви: «На поприще своей ежедневной жизни Василий хвалил правило, что умеренность во всем есть совершенство, и соблюдал это правило в продолжение всей своей жизни. Богатство Василия было – не иметь у себя ничего, и жить с единым крестом, который почитал он для себя драгоценнее стяжаний. Был он почти невкушающим пищи и как бы бесплотным; поддерживал жизнь самым необходимым и одну знал роскошь – не иметь и вида роскоши. У Василия один был хитон, одна ветхая верхняя риза; а сон на голой земле, и бдения составляли его украшение; самою вкусною снедию служили ему хлеб и соль, трезвенное и неоскудевающее питье, какое и нетрудившимся приносят источнике Никто лучше Василия не чтил и девства. Кем устроены были обители дев, составлены правила, которыми он уцеломудривал всякое чувство! Будучи благородный, рожденный от благородных и сияющий славою, Василий не гнушался и лобзанием уст, чтил болезни, обнимал недужных как братьев». В лице Василия Великого епископ Евсевий Кесарийский, с трудом разбирающийся в тяжелой церковной обстановке и не обладающий богословской ученостью, имел мудрого советника и надежную опору, но неутомимая деятельность Василия как пастыря Церкви, снискавшая преданность бедняков и монахов, блеск красноречия и рассудительность все более выдвигала его, оставляя в тени Евсевия, который не без ревности и завистливого чувства следил за все возрастающим влиянием своего пресвитера. Вскоре между Василием Великим и Евсевием возник конфликт, монахи и простой нард поднялись на защиту Василия, требуя его избрания в епископы и низложения Евсевия, но чтобы избежать раскола Василий сначала уехал к Григорию Богослову, а посоветовавшись с ним – удалился в Понт к монахам, чтобы в уединении и тишине переждать разразившуюся бурю. По замечанию митрополита Илариона Алфеева: «Искусство управления помыслами, о котором Василий ранее писал Григорию, безмолвие ума – то, что монашеская традиция назовет «трезвением» – представляется Василию гораздо более значительным делом, чем участие в борьбе за церковную власть». С грустью и нравственным возмущением, Василий Великий, много пострадавший от завистников и наветов клеветников, в одной из своих лучших проповедей заклеймит позором зависть – эту страшную ржавчину, разъедающую душу: «Как ржавчина разъедает железо, так зависть разъедает душу завистливого... Зависть есть скорбь о благополучии ближнего, и нет у него недостатка в поводах для скорби... Обращает ли на себя вниманием красотой слова или богатством – это удары в сердце завистника... Всего мучительнее этой болезни, что завистливый не может открыть ее в себе – потупляет глаза, ходит унылый, но когда спрашивают его, не решается сказать... Для него одно утешение – видеть падение счастливого. Не веселится с веселящимися, но с плачущими плачет, чтобы сделать горе еще более горьким. Телесную красоту он хвалит уже после болезни – враг того, что есть, друг того, что погибло… О чем скорбишь ты, не потерпев ничего худого, для чего идешь войной на человека, который ничего тебе не сделал? Чем больше оказывают завистливому благодеяния, тем больше он оскорбляется, уязвляясь силой добродетели. Псы, если их кормят, делаются кроткими, львы, если за ними ходят, делаются ручными, а завистливые ещё более свирепеют, если им делают добро… Одно можно похвалить в этом зле – чем сильнее оно в человеке, тем более оно наносит ему страдания. Сам завистливый, снедаемый скорбью, изнуряет себя». Находясь в уединении, Василий Великий управлял монастырями, успешно соединив в их общежитие и пустынножительство, созерцание и деятельность, молитву и труд, но уединение его не могло длиться долго – наступали дни царствования императора Валента, желавшего добиться торжества арианства. По убедительному суждению Сократа Схоластика, император Валент поддерживал арианскую ересь, «оттого, что крещен предстоятелем арианской церкви в Константинополе Евдоксием», поэтому он желал возвысить ариан и был жесток к православным. По совету святителю Григория Богослова, Василий Великий вернулся из пустынного уединения в Кесарию, где произошло его примирение с Евсевием, ищущим сподвижника в борьбе с арианской ересью. По воспоминаниям Григория Богослова: «Хотя отшельничество Василия, было любомудренно и чудно, но возвращение его еще более превосходно и чудно. Когда мы упражнялись в пустыне, вдруг поднялась градоносная туча, угрожающая пагубою, и поражала все Церкви, над которыми разражалась и на которые простирал власть свою златолюбивейший царь Валент (365–378), зараженный арианством. Предстояла великая борьба: что же предприемлет сия мужественная, исполненная высоких помыслов, и подлинно христолюбивая душа? Немного было убеждений Василию, чтобы он явился и стал поборником…Он был для Евсевия всем – добрым советником, правой рукой, истолкователем Писаний, наставником в делах, жезлом в старости, опорой веры, самым верным в делах внутренних, самым практичным в делах внешних. С сего времени и церковное правление перешло к Василию, хотя на кафедре занимал он второе место». В это время Василий Великий вступил в литературно-богословскую полемику с ересь аномеев и написал один из гланых своих догматических трудов – трактат «Против Евномия», датирующийся приблизительно 360-366 годами, где он восстал против крайнего рационализма Евномия – ученика Аэция, диалектически развивавшего арианство и написавшего сочинение «Апология», учившего, что понятие «нерожденности», прилагаемое только к Богу Отцу, означает невозможность для Сына быть подобным по сущности Отцу, а тем более быть единосущным Ему, и что Сын так же изменяем по природе, как и все творения, в то время как святой Василий защищал непостижимость и неприступность Сущности Божией, исповедовал веру в Божественность Христа Спасителя и единосущность Отца, Сына и Святого Духа.
Возвратившись в Кесарию, святитель Василий Великий занял высокое положение в церковной жизни – фактически он управлял епархией еще при жизни епископа Евсевия, взяв на себя руководство Кесарийской Церковью и самоотверженно служа народу. В 368 году в Кесарии из-за засухи разразился страшный голод, грозивший смертью многим малоимущим людям – в те дни Василий Великий самоотверженно продал немалую часть своего имущества и устроил бесплатные столовые для голодающих, убеждая состоятельных граждан «открыть амбары» и поделиться хлебом с голодающими. С литературным мастерством и проникновенной изобразительностью, трогающей душу, Василий Великий описывал настигшее Кесарию бедствие: «Зима по сухости своей не имела обычной ей мокроты, но оковала льдом и иссушила всю влагу. Весна хотя показала теплоту, но не приобщилась влажности. От сильной засухи земля расселась трещинами, обильные и не иссыхающие источники оскудели, потоки больших рек до того иссякли, что малые дети могли переходить их на своих ногах. В полях засеянных иные семена засохли до всхода, а другие, и дав зелень, жалким образом увяли от зноя; посему с наступлением обычных дней жатвы можно было сказать вопреки Евангелию: делателей много, а жатвы нет ни малой. Земледельцы, сидя на нивах и сложив руки на коленах (обыкновенное положение сетующих), горько оплакивают напрасно потерянные труды свои, посмотрят на молодых детей и начнут рыдать, устремят взор на жен и зальются слезами, потрогают и пощупают сухие листья взошедших стеблей и громко зарыдают». С необычайной художественной выразительностью и сердечным сочувствием Василий Великий описывал душевное состояние отчаявшегося бедняка: «Как представлю взорам твоим страдания бедного? Осмотрев внутренность дома, видит он, что золота у него нет, и никогда не будет; домашние приборы и одежда точно таковы, как и у всякого нищего; все они стоят не многих денег. Что ж еще? Обращает, наконец, взор на детей, чтоб, отведя их на торг, в этом найти пособие против голодной смерти. Представь при этом борьбу неминуемого голода и отеческой любви. Голод угрожает самою бедственною смертью, а природа влечет к противному, убеждая умереть вместе с детьми. Много раз собирается он идти, много раз останавливается; наконец препобежден, вынужденный необходимостью и неумолимою нуждою. И над чем еще задумывается этот отец? «Которого прежде продать мне? На которого приятнее взглянет хлебопродавец? Пойти ли к самому старшему? Но уважаю его старшинство. Или к младшему? Но жаль его возраста, который не чувствует еще несчастий. Этот сохраняет в себе ясные черты родителей; а этот способен к учению. Увы, какое затруднение! Что со мною будет? На которого из них напасть мне? У какого зверя занять мне душу? Как забыть природу? Если всех удержу при себе, то увижу, как все будут истаивать от голода. Если продам одного, то какими глазами буду смотреть на остальных, сделавшись уже для них подозрительным, так что перестанут мне верить? Как буду жить в доме, сам доведя себя до бесчадия? Как пойду за стол, на котором обилие произведено такими средствами?» И он после слез идет продавать любезнейшего сына!». По воспоминаниям Григория Богослова, святитель Василий Великий служил Церкви силой слова, власти и милосердия, он стал «новым раздаятелем пшеницы» и «вторым Иосифом» для целого города: «Был голод, причем самый страшный из всех, что были в памяти людей. Город изнемогал: ниоткуда не было ни помощи, ни средств к уврачеванию зла. Прибрежные регионы переносят подобную нехватку пищи без труда, ибо одно дают, другое получают с моря; у нас же, жителей континента, и избыток бесполезен, и недостаток невосполним, потому что некуда сбыть того, что есть, и неоткуда взять то, чего нет. Но хуже всего в подобных обстоятельствах бесчувственность и ненасытность тех, у кого есть избытки. Ибо они пользуются временем и извлекают прибыток из недостатка, собирая жатву с чужих бедствий... Так поступают скупающие пшеницу и продающие ее по завышенным ценам... Василий же, открыв амбары богачей при помощи слова и увещаний, поступает, согласно Писанию: «делит с голодным пищу... насыщает нищих... хлебом... питает их... во время голода... и души алчущие исполняет благами». И каким образом?.. Он собирает в одно место страдающих от голода, среди которых были едва дышащие, – мужей, женщин, младенцев, стариков, весь жалкий возраст, – набирает всякого рода пищу, которой можно утолить голод, выставляет котлы, полные овощей и соленых припасов, которыми у нас питаются бедные... К этому добавляет он и пищу словесную – совершеннейшее благодеяние, дар поистине высокий и небесный, потому что слово есть хлеб ангельский, которым питаются и насыщаются души, алчущие Бога». В своих грозных проповедях Василий Великий обличал жестокосердных богачей, которые настолько погрязли в сребролюбии, что даже при виде голодающих, нуждающихся, изнемогающих от болезней и нищеты людей их сердце не дрогнет от ужаса и сострадания: «Какая причина этого беспорядка? Неужели Бог забыл свое домоправление? Ясны причины, по которым поступают с нами: сами берем, а ближнего не снабжаем,.. из рабов делаемся свободными, плохо относимся к рабам... Кладовые засыпаны множеством хранимого в них, а голодных не призираем. Вы проводите время в куплях, немногие остаются здесь на молитве, да и у тех отяжелела голова, они зевают, оборачиваются, ожидая, когда освободятся. А множество людей совершенного возраста, опутанные грехами, беспечно, свободно и вольно ходят по городу, когда они-то и навлекли на себя бедствие… Вот, нет продающего, не стало хлеба в житницах, какая польза в деньгах? Все приобрел ты, но нет у тебя возможности пропитать себя одного. Придумай способ сделать из богатства твоего хоть одно облако... Беден ты, но есть другой, бедней тебя, у тебя хлеба на 10 дней, у него на 1 день – уступи излишек неимущему. Если у тебя остается один хлеб, отдай его алчущему брату. Если так сделаешь, то хлеб этот будет семенем и принесет сторичный плод, исходатайствует помилование. Кто может уврачевать зло, но откладывает это, должен быть приравнен к убийствам. Мы, словесные твари, да не окажемся жесточе бессловесных, они пользуются всем вместе, – и волы, и овцы; и у некоторых язычников человеколюбивый закон делает один стол для всех... Поревнуем обществу первых христиан – у 3000 было все общее: стол, душа, согласие... Помышляй о настоящем, подумай и о будущем». Сетуя на то, что люди прельщаются богатством, почестями и привилегиями – этими эфемерными благами, Василий Великий напоминал богачам, что от смерти нельзя откупиться и золото не спасет их души: «У богатых тысячи колесниц; на одних возят всякую рухлядь, другие покрыты медью и серебром, и на них ездят сами. У них множество коней, и им, как людям, ведут родословные, уважая за благородство отцов. Узды, подпруги, хомуты – все серебряные, все осыпаны золотом; попоны из багряницы украшают коней, как женихов. У них неисчислимое множество слуг. У них стада верблюдов, табуны лошадей, гурты быков, овец и свиней. У них бани в городе, бани по деревням. Дома у них сияют мраморами всякого рода – один из фригийского камня, другой из лакедемонской или фессалийской плиты; и одни дома согревают зимою, другие прохлаждают летом; полы испещрены разноцветными камнями, потолки вызолочены; где нет по стенам мрамора, там украшено живописными цветами… Но щадила ли смерть кого ради богатства? Миновала ли кого болезнь ради денег?». «Гордишься ты богатством, величаешься предками, восхищаешься отечеством, красотою телесною, воздаваемыми от всех почестями?.. Посмотри на тех, которые прежде тебя жили в подобной знатности. Где облеченные гражданским могуществом? Где непреоборимые витии? Где распоряжавшие народными собраниями, знаменитые содержатели коней, военачальники, сатрапы, властители? Не все ли прах? Не все ли баснь? Не малое ли число костей остались памятником их жизни? Загляни в гробы: возможешь ли различить, кто слуга и кто господин, кто бедный и кто богатый? Отличи, ежели есть у тебя возможность, узника от царя, крепкого от немощного, благообразного от безобразного». По мысли Василия Великого, сребролюбие и корысть – причина раздоров между людьми: «Ради сребролюбия родные не знают естественных уз, братья смотрят друг на друга убийством. Ради богатства пустыни питают в себе убийц, море – разбойников, города – ябедников. Кто отец лжи? Кто виновник ложных подписей? Кто породил клятвопреступление? Не богатство ли? Не старание ли о богатстве? Что с вами делается, люди? Кто вашу собственность обратил в средство уловлять вас? Имение дано вам в пособие жизни, а не в напутие к злу, на искупление души, а не в повод к погибели».
По рассуждению Василия Великого один имеет богатство, иной – пребывает в нищете, ибо на земле нет справедливости, но кроме того, существует и иная причина – одному Богу попускает бедность, чтобы испытать его терпение, а иному – богатство, чтобы побудить его к доброте и человеколюбию, а потому, если богач не проявит человеколюбия и не будет помогать нищим, то он – преступник пред Богом и будем осужден на вечную муку, как возвещает евангельская притча о богаче и Лазаре. Мир, забывший Бога, отличается несправедливостью. В законе много повелений, чтобы не делать вреда ближнему. Милостыни любит Бог. С этой стороны испытывай себя человек, и богатый пусть приносит свои доходы. Нам повелено соблюдать справедливость. Не лихоимствуй, потому что силен, напротив, покажи права справедливости. Для чего оскверняешь свое богатство, внося в него неправедные прибытки. Помилуй того, кому делаешь неправду, с ним поступи человеколюбиво. Бог – не сообщник разбойников и хищников и требует от нас равного и человеколюбивого отношения». С нравственным негодованием и святым гневом обрушившись на богачей, проявляющих холодное равнодушие к бедным и корыстно поднявшим цены на хлеб, святитель Василий Великий произнес свое знаменитое обличительное «Слово во время голода и засухи», и проповедь его имело такую силу, что многие богачи отворили житницы свои для бесплатной раздачи хлеба голодающим. В своих проповедях и беседах Василий Великий неоднократно напоминал, что любовь есть высшая добродетель христиан, она – сердце Нового Завета, самая важная из заповедей – любовь к Богу, а она немыслима без любви к ближним, ибо как мы можем любить незримого Бога, если не имеем любви в зримым людям, окружающим нас, которые созданы по образу и подобию Божиему и ради которых Христос страдал и был распят – пречистый Агнец Божий пролил Свою святую кровь на Голгофе? Любовь – это альфа и омега христианской жизни, она – основа нашей веры и высшая и совершеннейшая добродетель, совокупность всех совершенств и высшая мудрость – вершина Богопознания, ведь Сам Бог есть Любовь. Начало добродетельной жизни – это стремление к обретению любви и страх Божий – добрый страж души и боязнь оскорбить Всевышнего, то совершенная любовь – венец всех добродетелей, она изгоняет всякий страх и навеки сочетает с Богом, она не только плод аскетических усилий, но и дар Божий – апостол Павел возвещал, что любовь Божия изливается в сердца наши Святым Духом, но чтобы стать сосудом евангельской любви надо очистить сердце от страстей и соблюдать заповеди, всецело устремить ум к Богу и искать Царство Небесное, приносить добрые плоды и приумножать таланты ради служения Богу, быть милосердным и сострадательным по отношению ко всем окружающим, научиться прощать обидчиков и молиться за них от всего сердца, оплакивать согрешающих и заботиться о страждущих и немощных, утешать скорбящих и дарить надежду отчаявшимся, уподобляясь Христу и угождая Богу.
Как церковный пастырь Василий Великий был строгим ревнителем Православия и обличителем ересей – от арианства до лжеучения Евномия, он смиритель гордых и утешитель скорбящих, блюститель евангельских заповедей, покровитель монахов и заступник обездоленных. В своей книге, посвященной жизнеописаниям святых, святитель Димитрий Ростовский рассказывает истории из жизни Василия Великого, которые напоминают нравственно назидательные притчи: «Однажды, когда святой Василий совершал божественную службу, некий еврей, желая узнать, в чем состоят святые тайны, присоединился к прочим верующим, как бы христианин, и, войдя в храм, увидел, что Василий держит в своих руках Богомладенца и раздробляет его на части. Когда верующие стали причащаться из рук святого, подошел и еврей, и святитель подал ему, как и прочим христианам, часть Святых Даров. Приняв их в руки, еврей увидел, что это была действительно плоть, а когда приступил к чаше, то увидел, что в ней была действительно кровь. Он спрятал остаток от святого причащения и, придя домой, показал его жене своей и рассказал ей обо всем, что видел своими глазами. Уверовав, что христианское таинство есть действительно страшное и славное, он пошел наутро к блаженному Василию и умолял удостоить его святого крещения. Василий же, воздав благодарение Богу, немедленно окрестил еврея со всем его семейством». «Когда святой однажды шел по дороге, некая бедная женщина, обиженная одним начальником, припала к ногам Василия, умоляя его о том, чтобы он написал о ней начальнику, как человек, которого тот весьма уважал. Святой, взяв хартию, написал к начальнику следующее: «сия убогая женщина явилась ко мне, говоря, что письмо мое имеет для тебя большое значение. Если это так, то докажи мне то на деле и окажи милость этой женщине». Написав сии слова, святой отдал хартию той бедной женщине, и она, взявши, снесла ее начальнику. Прочитав письмо, тот написал в ответ святому так: «согласно письму твоему, святой отче, я хотел бы оказать милость той женщине, но не могу сего сделать, потому что она подлежит общенародной подати». Святой снова написал ему следующее: «хорошо, если ты хотел, но не мог сделать; а если ты и мог, но не захотел, то Бог поставит тебя самого в число нуждающихся, так что ты не сможешь сделать того, что захочешь». Эти слова святителя вскоре исполнились: немного времени спустя после сего, царь разгневался на того начальника, ибо узнал, что он учиняет большие притеснения народу, и заключил его в узы, дабы он заплатил всем, кого обидел. Начальник же из заключения послал к святому Василию прошение, чтобы он сжалился над ним и своим ходатайством умилостивил царя. Василий поспешил попросить за него царя, и чрез шесть дней пришел указ, освобождавший начальника от осуждения. Начальник, увидев как милостив к нему святой, поспешил к нему, чтобы принести ему благодарность, а вышеупомянутой бедной женщине отдал из своего имения вдвое против того, что взял с нее». «Когда Василий Великий во время Литургии возносил Святые Дары, то золотой голубь с божественными дарами, висевший над святым престолом, движимый силою Божьею, сотрясался три раза. Однажды, когда Василий служил и возносил Святые Дары, обычного знамения с голубем, который своим сотрясением указывал сошествие Святого Духа, не было. Когда Василий размышлял о причине сего, то увидел, что один из диаконов, державших рипиды, смотрел на одну женщину, стоявшую в храме. Василий повелел тому диакону отступить от святого жертвенника и назначил ему епитимию – семь дней поститься и молиться, проводить целые ночи без сна в молитве и из имения своего раздавать милостыню нищим. С того времени святой Василий повелел устроить в храме пред алтарем завесу и перегородку, для того чтобы ни одна женщина не могла смотреть в алтарь во время совершения божественной службы; непослушных же повелел выводить из церкви и отлучать от святого причащения». Как свидетельствует Григорий Богослов, по нраву Василий был добродушен, он – приятный собеседник, внешность его – аскетична, лицо – задумчиво, но чуждо угрюмости, речь – изящна и пламенна, личность – неповторима, а в натуре его было нечто властное и царственное – подобное льву: «Но если бы кто был, неговорлив, нешутлив, не охотник до собраний и для многих не нравился тем, что не всем для всех угождает, что из сего? Разве иной станет винить и льва за то, что смотрит не обезьяной, а грозно и царски. Но если бы кто стал искать в Василии и этих свойств, то я не знаю, кто был столько приятен в собраниях, кто мог увлекательнее его беседовать, шутить назидательно, уязвлять не оскорбляя, выговора не доводить до наглости, похвалы до потачки и в том и другом избегать неуместности. Таков был Василий по своим душевным и нравственным качествам! А по внешнему виду это был старец, изнуренный не столько летами, сколько заботами, с ранней сединой, с лицом бледным и обросшим волосами, в походке тихий, в речах медленный, необычайно задумчивый и часто углубляющийся в себя, но чуждый угрюмости. Были и такие почитатели Василия, которые думали, самые телесные его недостатки обратить для себя чрез подражание в средство к славе, но по причине неискусного подражания, делались угрюмыми и становились изваяниями, представлявшими только тень Василиеву, и нельзя даже сказать, что были эхом Василия, у него и необдуманное было драгоценнее и замечательнее того, что другие делали с великим усилием».
В середине 370 года скончался Евсевий Кесарийский и взоры всех православных христиан, исповедующих никейскую веру, обратились на святителя Василия Великого, который при поддержке народа и монахов был избран епископом Кесарийской Церкви и начал вести борьбу с арианской ересью. Ариане учили, что Иисус Христос был не воплощенным Богом Словом и Сыном Божиим, единосущным, равночестным и совечным Отцу, а существом сотворенным – творением, тем самым, отвергая Божественность Христа Спасителя, на вере в которую зиждется вся литургическая жизнь Церкви с ее таинствами и богослужениями, вся православная христология и сотериология. Император Валент, ослепленный арианской ересью, свергнул много православных епископов с их престолов и возвел на их места ариан, но Василий Великий удержался на епископской кафедре – он был непоколебимым столпом Церкви и обличителем лжеучений, бесстрашным борцом за чистоту Православия. По замечанию протоиерея Георгия Флоровского, Василий Великий являлся вселенским пастырем, возвращающим мир в Церковь, пытался соединить разделенных взаимными недоразумениями и недоверчивостью православных архипастырей – Афанасия Александрийского и Мелетия Антиохийского, утвердить союз между Восточными и Западными Церквями, сплоти их в борьбе с арианством, он исповедовал личную веру в Святую Троицу, но воздерживался открыто называть Святого Духа – Богом, ибо, как говорил Григорий Богослов, в то время было засилье еретиков, подыскивающих момент уловить Василия в исповедании Божества Святого Духа, те дни нужно было умиротворить смуту, нести духовное просвещение народу и на языке интеллектуально утонченного умозрительного богословия защищать православную веру. По справедливому замечанию священника Николая Виноградова: «Если святой Василий Великий некоторое время не мог свободно и открыто выражать свое чистое учение о Боге Духе Святом, в видах собственной и общецерковной безопасности, то святой. Григорий Богослов, находясь вне всяких стеснительных условий, имел полную возможность смело выступать на защиту попираемого еретиками православного догмата и, представив его во всем свете, поставить его на высоте христианского богословия». Выше всего святитель Василий Великий ставил молитву и Богомыслие, он говорил, что истинная мудрость заключена в Богопознании, а верность Христу – в исповедании евангельских истин и защите апостольского Предания, но в те дни, когда мирской и суетной мудростью еретики возмущали народ и восставали против Православия, необходимо было отстаивать православную веру на языке умозрительного богословия, использовать диалектику Платона и логику Аристотеля, перелагая Библию на язык греческой философии. Во взглядах на соотношение веры и разума, кесарийский архипастырь был полностью согласен с Григорием Богословом, который писал о превосходстве веры над разумом и о том, что нам надлежит не рационализировать веру, изгоняя из нее все парадоксальное, чудесное, мистическое и сверхразумное, а одухотворять и просвещать разум верой: «Здесь да водит нас вера, нежели разум, если только уразумел ты свою немощь, когда рассматривал ближайшее к тебе и узнал смысл познать то, что превышает разум, а не остаться вовсе земным и преданным земле… Ибо когда, оставив веру, предпочитаем ей силу разума и надежность Духа расторгаем исследованиями и когда разум бывает препобежден величием рассматриваемых вещей (а это необходимо последует, поскольку исходит из немощного орудия – нашей мысли), тогда что будет? – Немощь разума представляется нам недостаточностью самого таинства. И таким образом истощание Креста провозглашается лепотой слова («изяществом, изысканностью разума», как это кажется апостолу Павлу (1Кор.;1:17). Ибо вера есть полнота нашего учения». Архипастырское служение святителя Василия Великого не было безоблачно – с первых дней его со всех сторон грозила опасность и прежде всего она исходила от императора Валента, который повелел своим вельможам и советникам, чтобы они путем молений, угроз и обещаний побудили Василия принять арианство, но вселенский учитель и архипастырь Кесарийской Церкви остался непоколебим в твердом исповедании Православия.
По оценке архимандрита Киприана Керна: «Девять лет его архиерейства были, вероятно, самыми трудными годами его жизни. Борьба с врагами никейской веры, столкновения со светскою властью, не всегда легкие отношения с собратьями епископами, неутомимая деятельность по устройству своей епархии отмечают этот период его жизни. После смерти императоров Юлиана и Иовиниана, император Валент на Востоке начинает преследование православных. Святитель Василию не пришлось испытать тех гонений и злоключений, что святому Афанасию в Александрии, но столкновений с светской властью было не мало и у него». Во время архиерейского служения Василия Великого на христианском Востоке православным приходилось выдерживать натиск ариан, о чем красноречиво поведал в двух письмах святитель: «В затруднении здешние дела, досточестнейшие братия; и при непрестанных нападениях противников, подобно какому – нибудь кораблю, который среди моря сокрушают один за другим следующие удары волн, Церковь изнемогает, если только не посетит ее вскорости благость Господня. А наши бедствия известны, хотя бы мы и не говорили о них, потому что ими оглашена уже целая вселенная. Пренебрегаются учения отцов, уничтожаются апостольские предания, в церквах получают силу изобретения нововводителей, люди только хитрословят, а не богословствуют, мирская мудрость первенствует, отринув похвалу Креста, пастыри изгоняются, а на их место вводятся лютые волки, расточающие стадо Христово. Молитвенные дома стоят пусты, без присутствующих, а пустыни наполнены сетующими. Скорбят старцы, сравнивая древнее с настоящим, а еще более достойны сожаления юноши, не знающие, чего лишены». «Не одна Церковь в опасности, даже не две или три церкви подвергаются жестокой этой буре – почти от пределов Иллирика до Фиваиды свирепствует зловредная ересь, лукавые семена которой брошены сперва злоименным Арием, а затем были глубоко укоренены многими, которые после Ария прилежно возделывали нечестие, и произрастили теперь тлетворные плоды. Догматы благочестия извращены, уставы Церкви нарушены: любоначалие людей, не боящихся Господа, кидается за начальственными должностями, и председательство уже явно предлагается в награду за нечестие». В дни правления императора Валента в Кесарию прибыл префект Модест – могущественный сановник, известный своей жестокостью и гордостью, который по слову Григория Богослова, «скрежетал зубами на Церковь, принимая на себя львиный образ, рыкал как лев», он призвал к себе Василий Великого, был с ним дерзок и вел беседу с надменным тоном, вопрошая – «почему ты не придерживаешься одинакового с императором Богопочитания?», на что Василий Великий ответил, что он не может поклоняться твари, будучи сам Божией тварью и призванный быть богом по благодати. На все угрозы отнятия имущества, изгнания и смерти, Василий Великий дерзновенно отвечал, что хотя Модест и принадлежит к высшему сословию, но его нельзя почитать более Бога, и сказал царскому сановнику: «Если ты отнимешь у меня имение, то и себя этим не обогатишь, и меня не сделаешь нищим. Полагаю, что тебе не нужны эти ветхие мои одежды и несколько книг, в которых заключается все мое богатство. Ссылки нет для меня, потому что я не связан местом, и то место, на котором живу теперь, не мое, и всякое, куда меня ни сошлют, будет мое. Лучше же сказать: везде место Божье, где ни буду «странником и пришельцем» . А мучения что могут сделать мне? – я так слаб, что разве только первый удар будет для меня чувствителен. Смерть же для меня – благодеяние: она скорее приведет меня к Богу, для Которого живу и тружусь, и к Которому давно я стремлюсь». Изумленный этими слова Модест, признался Василию – «Никто так дерзновенно не говорил со мною до сих пор!», а Василий Великий ответил ему – «это потому что тебе не случалось ранее говорить с епископом. Во всем ином мы показываем кротость и смирение, но когда речь идет о Боге, и против Него дерзают восставать, – тогда мы, все прочее вменяя ни за что, взираем только на Него Единого; тогда огонь, меч, звери и железо, терзающие тело, скорее будут радовать нас, нежели устрашать». С бесстрашием исповедника Василий Великий сказал, что христиане, «напитанные Божественными учениями, не согласятся уступить из Божественных догматов ни одной буквы и, если бы понадобилось, потерпят за нее все виды смерти». В донесении императору Модест писал, что Василий – несокрушимый настоятель Кесарийской Церкви, он – бесстрашный муж и исповедник Православия, который выше угроз, тверже доводов и сильнее убеждений. На праздник Богоявления 375 года, император Валент прибыл в Кесарию и вступил в соборный храм, где Василий Великий совершал богослужение, там Валент был изумлен стройностью пения молящихся и благоговением епископа, который, казалось, даже не заметил присутствия венценосца. Когда император Валент понес к Божественной трапезе дары – золотые сосуды, то никто из клира не прикасался к ним, потому что не знал, примет ли их от еретика архипастырь Василий. В тот момент, привыкший к раболепству придворных, император Валент настолько смутился, что пошатнулся и упал бы, если бы один из клириков не поддержал бы его. Все эти славные эпизоды из жизни Василия Великого проливают свет на характерную черту его личности – непреклонное стояние за истину Православия. Древнецерковными писателями описан эпизод встречи Валента и святителя Василия Великого – их «разговор о Божественных догматах», после которого император, восхищенный речью и мудростью Василия, разорвал уже подписанный указ об его изгнании. Архимандрит Порфирий Попов писал, что когда «единственный сын императора Галат заболел горячкой, и так сильно, что не помогали ни врачевства, ни молитвы арианских епископов. Нельзя было не признать в этом происшествии действия наказующей руки Божией. Император хотя со стыдом, но вынужден был пригласить к себе Василия. Василий пришел, не отговариваясь, как сделал бы другой, и тотчас с его приходом горячка в больном уменьшилась. Святитель обещал и совершенное выздоровление, но только в том случае, если над больным совершат крещение православные. Но условие не было принято, и младенец умер. Это событие так сильно подействовало на Валента, что он немедленно отменил приговор об изгнании». Размышляя о двух славных и героических эпизодах из жизни Василия Великого – встречи с перфектом Моестом и с императором Валентом, митрополит Иларион Алфеев писал с восхищением: «С одной стороны – земные властители, в руках которых находятся целые провинции, целые государства, с другой – одинокий епископ, изнуренный трудами и болезнями, но несокрушимый в своем стоянии за веру: с одной стороны – могущество человеческое, с другой – сила Божия. И земная власть отступает перед Василием, словно разбиваясь об утес».
Святитель Василий Великий вел активную переписку с Афанасием Великим и римским патриархом Дамасом, писал сочинения на духовные и нравственно-аскетические темы, защищал веру в Святую Троицу, а главной целью своего архиерейского служения он считал «защиту православной веры от еретической смуты и восстановление церковного мира». Архимандрит Киприан Керн верно писал, что в то время «Восток был гораздо больше в то время раздираем догматическими раздорами и объединить защитников никейской веры было почти невозможно. Запад жил своею жизнью. Мелетианский раскол в Антиохии ему казался делом местным и до Запада не касающимся; в тонкостях спора о «единосущии» и «подобосущии» западные тоже не особенно разбирались. Святому Василию приходилось обращаться и к епископам Италии и Галлии, и к папе Дамасу. Собор в Кизике 376 г. не дал никаких решительных результатов. Положение улучшилось только после смерти императора Валента, но решительной победы Православия святому Василию не суждено было видеть». Исследуя экклесиологию Василия Великого, архиепископ Василий Кривошеин затронул вопрос об отношении кесарийского архипастыря к Риму: «мы можем сказать, что общее отношение святого Василия к Западу определялось его обостренным сознанием единства Церкви. В то же время, хорошо зная по опыту положение на Востоке, он очень сомневался, чтобы Восточные церкви, раздираемые тогда арианской ересью и расколами и угнетаемые императорской властью, враждебной Православию, могли своими собственными силами победить ереси и восстановить свое единство. Он считал, что Западные церкви, объединенные между собою и сохранившиеся от ересей, могли помочь Восточным церквам. Святой Василий пламенно желал такой братской помощи и делал все от него зависящее, чтобы ее добиться, не жертвуя, однако, верою, которую он исповедывал, канонической правдою и преданиями христианского Востока… Действия святого Василия показывают еще лучше его писаний, что Рим не был для него высшим авторитетом в вопросах вероучения или церковного строя. Он отказался подписать исповедание веры, не делающее различий между сущностью и ипостасью, присланное ему Дамасом, которое тот ставил условием своего общения со святым Василием; отказался признать Павлина епископом Антиохийским и отречься от Мелетия, хотя Рим признавал Павлина и считал Мелетия схизматиком и даже еретиком; наконец, он избегал, как мы видели, обращаться к епископу Римскому, предпочитая писать совокупности западных епископов. Все это показывает, что для святого Василия Рим не обладал неоспоримым и всемирным авторитетом. Тем не менее отношение его к Риму не было совсем отрицательным. Он полагал, что Запад и епископ Римский в частности, в силу его особенного положения на Западе, могут быть очень полезны Восточным церквам. Их братскую помощь он считал весьма желательной, лишь бы ее осуществляли в духе смирения и понимания. Этого нельзя было сказать о папе Дамасе. Для св. Василия это «гордый и надменный человек, где-то высоко восседающий и вследствие этого неспособный слушать тех, кто, находясь внизу, говорит ему истину». В другом письме он не только обвиняет Дамаса в личной гордости и невежестве, но утверждает, что Римские епископы покровительствуют еретикам на Востоке. Он пишет, что всякая попытка войти в сношения с Дамасом бесполезна, так как «это гордый муж». В самом деле, высокомерные люди, когда им угождают, становятся еще высокомернее. «Но если Господь смилуется над нами, в какой другой помощи мы будем нуждаться? А если гнев Божий будет продолжаться, какая польза от западной гордости? Эти люди не знают истины и не терпят ее узнать, но, предрасположенные ложными подозрениями, делают то же в наше время, что делали раньше при Маркелле, враждуя с теми, кто возвещал им истину, подтверждая же своими действиями ересь. Я сам лично, помимо общецерковного письма, хотел написать их главе; ничего о церковных делах, разве только в виде намека, что они не знают истины о наших делах, но и не соглашаются идти путем, по которому они научились бы ей; вообще же о том, что не должно нападать на униженных испытаниями и не отождествлять достоинство с гордостью, так как один этот грех достаточен для создания вражды с Богом». В этом письме, несомненно, чувствуется горечь, испытываемая святым Василием, видевшим, как все его усилия в пользу мира и единства в Церкви терпят неудачу из-за действий папы Дамаса. И все же оно показывает, что Римские епископы, по его мнению, могли ошибаться в догматических предметах и часто не отличали Православие от ереси. Мало того, они ей не раз покровительствовали».
Много скорбей и огорчений принесло Василию Великому разделение Каппадокии на две провинции – во главе первой остался сам Василий, а во главе второй – стал арианский епископ Анфим Тианский – человек корыстный и властолюбивый, присвоивший права митрополии своей кафедре. Стремясь избежать арианского засилья, Василий Великий продолжал назначать православных епископов в ту часть Каппадокии, которая была передана Анфиму Тианскому – епископом Нисским стал брат Василия – богослов и христианский философ Григорий, а одной из невольных жертв этой бурной борьбы стал святитель Григорий Богослов, по принуждению рукоположенный Василием Великим в епископа Сасима – бедного города Каппадокии, где Григорий не произнес ни одной проповеди и не совершил ни одного богослужения, но был возмущен действием Василия, опечален таким поступком своего друга и с горечью вспоминал о своем рукоположении даже много лет спустя. В последние годы своей земной жизни святитель Василий Великий много претерпел и пострадал от клеветы, которую распространял «вероломный друг» Евставий – епископ Севастийский, с которым у Василия не раз бывали богословские споры о догматах. В то время как Василий Великий, по душевной доброте и ревнуя о мире между епископами, защищал Евстафия, Евстафий на соборе в Анкире «подписал проклятие на догмат единосущия и стал вождем ереси духоборов», а в своих клеветнических письмах, рассылаемых от Понта, Галатии и Вифинии до Гелеспонта, он начал обвинять Василия во лжи и коварстве, называя его причиной расстройства Церкви и погибели душ человеческих. Узнав о гнусной клевете Евстафия, святитель Василий был возмущен и сильно опечален: «Сердце у меня стало связано, язык расслабел, рука онемела, я впал в немощь души немужественной, едва не дошел я до человеконенавидения; мне казалось, что всякий нрав подозрителен, что в природе человеческой нет блага – любви». Напряженное архиерейское служение, суровый аскетический образ жизни, тяготы трудов и многие пережитые скорби и испытания окончательно подорвали слабое здоровье святителя Василия Великого, жалующегося в своих письмах: «Я оцепенел от множества скорбей, окруживших меня ныне, они соделали жизнь мою очень тяжкою». Не дожив до пятидесяти лет, Василий Великий умер 1 января 378 года, оплаканный и воспеваемый Церковью как благочестивый архипастырь, ученый богослов и мудрец, наставник монахов и мирян, ревностный, неутомимый и стойкий борец за православную веру. В своем возвышенном «Надгробном слове», Григорий Богослов изобразил своего друга – Василия Великого как великого подвижника и аскета, мудреца и толкователя Слова Божиего, чья улыбка – служила похвалой, а молчание – укоризной, усердного подражателя Христу через дела милосердия – уход за больными и прокаженными, помощь бедным, вдовам и сиротам, а в завершении речи – сложил гимн в честь своего усопшего друга, который является образцом для подражания и достоин славы и чести: «Придите, все, предстоящие мне.., и те, кто в алтаре, и те, кто внизу, все наши и внешние, составьте вместе со мною похвалу: пусть каждый расскажет о каком-либо одном из его совершенств, пусть ищут в нем сидящие на престолах законодателя, городские начальники – градостроителя, народ – учителя дисциплины, ученые – наставника, девы – руководителя, супруги – наставника в целомудрии, пустынники – вдохновителя, живущие в обществе – судью, искатели простоты – путеводителя, созерцатели – богослова, веселящиеся – узду, бедствующие – утешение, седина – жезл, юность – руководство, бедность – кормителя, богатство – домостроителя. Думается мне, и вдовы восхвалят покровителя, и сироты – отца, и нищие – нищелюбца, и странники – страннолюбца, и братья – братолюбца, и больные – врача.., и здоровые – хранителя здоровья, и все – того, кто «сделался всем... для всех,.. чтобы приобрести» всех или почти всех».
Как мудрый пастырь Церкви и необыкновенный человек с высоким умом и сильным характером, являющийся опорой Церкви и образцом настоящего христианина, благочестивым подвижником и ученым богословом, жившим верой во Христа, святитель Василий Великий был ценим церковными людьми – как наставниками, так и сверстниками, как современниками, так и потомками. Святитель Григорий Богослов при жизни святого Василия писал ему: «Ты око вселенной, звучный глас и труба, палата учености. Одна весна в году, одно солнце между звездами, одно небо объемлет собою все, один голос выше всех, и это (если способен я только судить о подобных делах, и не обманывает меня любовь, чего не думаю), это твой голос». Восходя по степеням церковной иерархии, Василий Великий постоянно приобретал и умножал славу истинно подвижника, великого богослова и благочестивого христианина, он стал опорой всех православных пастырей Востока, твердостью своего характера и силой воли, своими духовно-аскетическими и богословскими писаниями и неусыпными пастырскими трудами он бесстрашно защищал Православие. По слову преподобного Ефрема Сирина – знаменитого православного подвижника, богослова и поэта, молившего Бога показать ему, каков Василий Великий и в состоянии духовного созерцании увидевший огненный столп, глава которого доходила до неба, а затем из пустыни приехавший в Кесарию на праздник Богоявления, дабы воочию увидеть этого угодника Божиего и говорить с ним, именно Василий Великий «стал опорой для верных» во дни арианских смут, провозглашая «целой вселенной спасительные догматы». По характеристике святого Григория Нисского, в земной жизни Василий Великий «как бы маяком для блуждающих ночью по морю, всех направляя на настоящий путь», а после смерти «он высокой жизнью от земли переселился на небо, силой духа соделав добродетели колесницей». По замечанию П. Михайлова, «святителю Василию принадлежит первенство в жестком богословском противостоянии с евномианами; он же сказал первое слово в споре с пневматомахами; он первым обличил заблуждения Аполлинария». Святитель Иоанн Златоуст говорил, что Василий Великий был «почти равный апостолам», а Григорий Нисский дерзнул сказать, что «только время дает ему второе место после апостолов. Ибо если бы Василий получил жизнь в одно время с Павлом, то, без сомнения, о нем было бы написано вместе с Павлом, как о Силуане и Тимофее». Святой Амфилохий Иконийский – современник и ученик Василия Великого, в день смерти своего учителя произнес блестящую и вдохновенную речь об усопшем как богомудрого учителя, богоносного отца и вселенском пастыре Церкви, достойном хвалы: «Василий Великий – великий архиерей Церкви, он прошел небеса не телом, но созерцанием и духом. Подражая первому и божественнейшему Иерарху Иисусу Христу, он и сам вошел во внутреннейшее завесы, изнес оттуда закон духа и гром учения, и молниеносною Евангельскою проповедью поразил и низложил закон письмени и обрезания плотского. Василий – ярко горящий светильник кафолической Церкви, светлое солнце Евангельской истины, осиявающее всю землю лучами своего богословия, не подряжаемый по делам, недосягаемый по умозрению, совершенный по разуму, жизни и добродетелям, премудрый по наукам божественным и человеческим, так что в нем, вообще можно сказать, не было никакого несовершенства. Изучив вполне всю мудрость мирскую и все науки человеческия, он все сие скоро поверг к ногам учеников Иисусовых; благоговейно и глубоко проникнув все древния и пророческие священные книги, святой Василий прямо притек чрез них к совершеннейшей вере в Иисуса Христа и утвердился в ней. Имея своим руководителем Евангелие, он достигал таким образом истинного познания пророков; а чрез познание учения пророческого входил в точное разумение Евангелия, и при помощи того и другого приобрел яснейшее ведение Божества. Василий – высокий и величественный столп Церкви Божией, светило богословия, красота иерархии, истиннейший человек Бога Отца, пламеннейший благовестник Единородного, вернейший приставник и домоправитель Духа Святого, чадо мудрости, чертог разума, сокровищница познания, училище благочестия, истолкователь таинственного и божественного совета, несокрушимая и незыблемая твердость силы и крепости Христовой, учивший и наставлявший всех людей страху Божию, заповедям Господним и благочестию. Великий Василий – царская труба слова Божия, огласившая силою звука своего концы вселенные. Громко возвещая обрезание духа в божественном крещении он более, нежели кто-либо другой из богословов, содействовал к прекращению обрезания по плоти. Посему не без причины и не случайно божественный Василий разрешился от тела, и преставился от земли к Богу в день обрезания Иисуса, празднуемый между днем рождения и крещения Христова... Поелику сей блаженнейший, проповедуя и восхваляя рождение и крещение Христово, превозносил обрезание духовное, то и сам, совлекшись тела, удостоился вознестись ко Христу, именно в священный день воспоминания обрезания Христова. Посему-то и установлено в настоящий день ежегодно чтить память Великого празднованием и торжеством. И вот святая вселенская Церковь, во всех пределах земли ныне совершает священную и всесвятую память Василия, и достойно прославляя ее божественными хвалами, вместе воспевает и прославляет Христа, дивного во Святых Своих». Святой Григорий Нисский блестяще описал своего старшего брата Василия Великого как сурового аскета: «Кто не знает, как не терпел он изнеженного и изысканного образа жизни, во всем охотно избирая суровое и трудное, солнцем опаляемый, холодом объемлемый, в постах и воздержании упражняя тело, живя в городах, как в пустынях, нисколько не вредя своей добродетели сообществом с людьми, и пустыни делая городами... подобно тому как и при Крестителе пустыня сделалась городом, тесным от стекавшихся в нее. А что он не был тростью, легко склоняемой к мнениям противников, это доказывает непоколебимость его во всех решениях жизни. Полюбилась ему сначала нестяжательность; решение осталось непоколебимым. Возжелал чистотой приблизиться к Богу, желание его было горой, а не тростью, ибо никогда не склонялся перед ветрами искушений. А твердость любви Василия к Богу может быть выражена только собственными словами апостола, что ни смерть, ни жизнь... ни настоящее, ни будущее... ни другая какая тварь не могла разлучить сердце его от любви Божией (Рим.;8:;38–39). Так и во всех решениях относительно добродетели никогда не был он подобен трости... но всегда жизнь его в добром была непоколебимой».
В своем лице святитель Василий Великий сочетал подвиг иночества, богословскую ученость и пастырское служение, а книжные труды он сочетал с молитвой и благотворительностью, за что обрел известность как покровитель и заступник всех несчастных и обездоленных. Когда Василий Великий умер, то погребение его показало, каким уважением и любовью он пользовался у народа – его оплакивала вся Кесария – не только христиане, но иудеи и язычники пришли проводить великого иерарха Церкви в последний путь. В церковной истории святитель Василий Великий занимает выдающееся место как благодаря деятельности архипастыря и организатора монашеской жизни, так благодаря своему богословскому и нравственно-аскетическому творчеству, а особенно – как стойкого бойца за Православие, прославленного Церковью – в то время никто, кроме святого Афанасия, не носил справедливо присвоенное прозвание – «Великий». Архипастырское служение Василия Великого в сане епископа – один из лучших образцов для каждого архиерея Православной Церкви, он – огненный светильник и нерушимый стол веры, требовавший строгого соблюдения вех церковных правил и зорко следивший за нравственным состоянием клира, энергично боровшийся с симонией и очищающий клир от недостойных служителей, добившийся того, что его клир стал самым образцовым во всей стране. Бдительно следя за нравственным состоянием клириков и паствы, Василий Великий говорил: «Никто из моего причта не занимается торговлей, не любит проживать на стороне; многие берутся только за искусства, требующие сидячей жизни, и тем снискивают себе насущное пропитание». По рассуждению архимандрита Агапита, «показывая в себе пример всякой добродетели, рачительности об исполнении своих обязанностей, неутомимости в проповедании Слова Божия, святой Василий требовал и от подчиненных ему епископов и пресвитеров, соответствующих их сану совершенств и чистоты жизни, чтобы они не разрушали соблазнительным примером своей жизни то, что думали создать своим пастырским словом. Узнав, что некоторые из епископов берут с рукополагаемых деньги и, вместо сокрушения о своем беззаконном деле, стараются оправдать его тем, что берут деньги не до посвящения, а после посвящения, следовательно, как бы произвольный дар за труд, св. Василий, обличив их грех, угрожал отлучением от алтаря, если бы впредь повторились такие нечестивые дела». Размышляя о святителе Василии Великом как о пастыре и учителе Церкви, русский исследователь В. Георгиевский верно подметил, что «строгий аскет, великий подвижник духа, он, разумеется, стоял целою головою выше того нравственного уровня, до которого достигала современная ему жизнь; обличаемые им пороки, которые составляли камень преткновения немощи человеческой, увлекшейся их минутною прелестью, были не страшны, не соблазнительны для него самого; для него это были как бы детские увлечения, которые он давно победил в себе, подчинил строгому голосу рассудка и закона Божия и всю пустоту, суетность и ничтожность которых он видит со всею ясностью. Для него только одна добродетель представляет нечто устойчивое и постоянное, чуждое превратности и мимолетности житейских интересов, – это единственное, истинное и вечное сокровище духа, неотъемлемое даже смертию; только она одна может и должна быть достойной задачей человеческой жизни и деятельности. Отсюда его речь никогда не унижается до потворства пороку, до смягчения его значения для человека; отсюда тон ее – всегда возвышенно-спокойный, уверенный, убедительный, невольно отвлекающий мысль от тленного, земного к вечному и небесному». С точки зрения Василия Великого есть два пути: «путь широкий и пространный и путь тесный и скорбный. Два также путеводителя, и каждый из них старается обратить к себе. На пути гладком и покатом путеводитель обманчив: это лукавый демон, и он посредством удовольствий увлекает следующих за ним в погибель, а на пути негладком и крутом путеводителем добрый Ангел, и он через многотрудность добродетели ведет следующих за ним к блаженному концу». С благоговением относился Василий Великий к Божественной Литургии и таинствам Церкви – особенно к таинству Евхаристии, которое он именовал «небесной пищей вечной жизни». С молитвенным трепетом указывая на то, что в таинстве Евхаристии обретается «Тот, Кто больше храма» – Сам Христос Искупитель, принявший за нас страдание и смерть на Кресте, а затем – победивший смерть и Ад и воскресший из мертвых, святитель Василий Великий предостерегает, что приступать к причастию Святых Тайн Христовых можно только с верой, покаянным сокрушением сердца, горячей сердечной молитвой и благоговением. По верному замечанию выдающегося русского литургиста Н. Д. Успенского, изучавшего византийскую Литургию, «Василий Великий, будучи ревностным благоустроителем богослужения вообще, вносил благолепие и в совершаемую им Евхаристию». Святитель Василий Великий провел важные преобразования в церковном богослужении – он ввел всенощные псалмопения антифонного и ипофонного типа, ему принадлежит Евхаристический Канон или молитва Анафоры, в книге о Святом Духе он много пишет о богослужебных преданиях и канонах, ведь литургическое Предание – наиважнейший богословский довод, а гимн «Свете тихий» именуется «древней песнью», в которой возглашается хвала Отцу, Сыну и Святому Духу. Святитель Григорий Богослов усваивал Василию Великому «чиноположение молитв», памятником его деятельности, направленной на преобразования богослужения, является Литургия, известная под его именем, а Трулльский собор провозгласил, что именно Василий «письменно передал нам таинственное священнодействие». Архиепископ Константинопольский Прокл утверждал, что Василий Великий составил Литургию более краткую из-за того, что многие христиане его времени стали выражать недовольство долготою церковной службы, а потому он сократил обычные общественные молитвы, расширив молитвы священнослужителей, а также составил молитву пред приобщением, молитвы в навечерье Пятидесятницы и молитву над бесноватыми. Архимандрит Киприан Керн, исследующий, сравнивающий и сопоставляющий Литургии Василия Великого и Иоанна Златоуста, пояснял, что полностью Литургий эти святые отцы не составляли, а составили «по типу древних, новые молитвы Евхаристического Канона. Бесспорно, и в этом сходятся все ученые, что центральные части Литургии – дело их рук». В составленной Анафоре ярко проявилась не только богословская мудрость Василий Великого – лаконичное и сжатое раскрытие тайны Святой Троицы и домостроительства нашего спасения как совместного деяния всех трех Лиц единого Бога, но и его литературный талант, отражающий в себе блестящее образование Василия, его высокую личную культуру и уроки знаменитого ритора Ливания, возвышенность мысли и изящество слога. Анафора святителя Василия Великого – это микрокосм всего христианского богословия, молитвенный гимн в честь Бога и Его бесконечного милосердия ко всем людям – падшим созданиям, вдохновенная и горячая молитва, изошедшая из боголюбивого сердца праведника, бесценное сокровище Православной Церкви, драгоценный сверкающий бриллиант и сердцевина ее Литургии. Выражая почтение к мудрости, таланту и святости Василия как богослова и учителя, Православная Церковь приняла правила церковного благочиния, уставы для монашествующих, чиноположение молитв и Литургию, нареченную его именем, а устами шестого Вселенского Собора она провозгласила, что слава Василия Великого протекла по всей вселенной.
Святитель Василий Великий не только рассудительный и стойкий архипастырь Церкви, ее выдающийся богослов, аскет подвижник, но и блестящий оратор – лучший ученик ритора Ливания, вдохновенный проповедник Слова Божиего и талантливый церковный писатель, чьи творения являются яркой и славной страницей в истории церковной письменности и православной культуры. Протоиерей Георгий Флоровский утверждал: «При всей своей богословской и литературной одаренности, святой Василий не был писателем по призванию. И не был систематиком в богословии. Очень немногое он написал без внешних практических поводов и целей. Отчасти это связано, конечно, с тем, что ему пришлось жить в трудные и беспокойные годы и всю жизнь бороться – и не только словом, но и делом – делом прежде и больше всего. Тем не менее его литературное наследие довольно велико». Но здесь следует заметить, что, во-первых – литературная деятельность всех отцов Церкви определялась преимущественно духовными задачами и целями, во-вторых, литературный стиль Василия Великого изящен и возвышен, а его творческое наследие – велико, в-третьих, он был склонен как к активной деятельности во благо Церкви, так и к созерцанию, он был исихастом и молитвенником, любителем уединении и безмолвия, в-четвертых, православное богословие – это не умозрительная система, а стройная, величественная, прекрасная и таинственная симфония мысли, молитвы и духовного опыта святых, в то время как всякая систематизация есть рационализация, превращение богословия из таинства в схоластику с ее рассудочностью и схематизмом. Святитель Григорий Богослов хвалил своего друга – Василия – не только за пастырский труд, но и за глубокомыслие и красоту слова, видя, что его сочинения услаждали слух как монашествующих, так и подвижников, живущих в миру, как людей склонных к уединенно-созерцательной жизни, так и деятельных, как изучающих эллинскую мудрость, так и исповедующих христианское любомудрие. Восхищенный мудростью и талантами Василия Великого, патриарх Фотий говорил, что он – один из наилучших церковных писателей, стиль его чист, ясен и солен, по высоте мысли ему нет равных, а проповеди его – образец ораторского искусства, нисколько не уступающего произведениям Платона или Демосфена. По высокой и справедливой оценке архимандрита Киприана Керна: «В своих литературно – богословских и проповеднических творениях святой Василий выделяется ясностью своих мыслей, диалектикой, чистотою своего языка и изысканностью стиля, чем он, конечно, оправдал заслуженную славу своих афинских учителей». Совершенно прав святой Григорий Нисский, писавший, что изысканность слова, блестящее образование и богатейшую эрудицию свою Василий Великий самоотверженно отдал на служение Иисусу Христу и Его святой Церкви: «Многие приносят Божией Церкви, словно дар, полученное ими языческое образование, как, например, Василий Великий, который сумел за годы юности стяжать египетские богатства, а затем принес его Богу и украсил им Церковь – истинную скинию».
Литературное наследие Василия Великого весьма обширно и многогранно, сюда входят: 1) догматико-полемические творения – трактат «Против Евномия» в трех книгах, где опровергается ересь Евномия – представителя крайнего арианства и основателя ереси аномеев, и излагается православное учение о непостижимости Сущности Божьей и Святой Троице; обширное догматическое послание к Амфилохию Иконийскому – книга «О Святом Духе», написанная блестящим литературным языком читающаяся на одном дыхании и доказывающая Божественность Святого Духа, Его единосущность, совечность и равночестность Отцу и Сыну; 2) аскетические творения – «Слова подвижнические», «О вере», «О Суде Божием, Трактат «О Крещении» в двух книгах, начинающийся с увещания стать учениками Христа, а затем – принять святое крещение, призывающий следовать за Спасителем в надежде на вечную жизнь и спасение – избавление от греха и тирании дьявола, быть верным Сыну Божиему и причащаться Святых Тайн, очищать сердце свое и верить в истинность Слова Божиего, творить добрые дела и проявлять милосердие ко всем людям, а завершающийся – призывом подражать Христу и не страшиться страданий и смерти за веру, но исполнять заповеди Евангелия, чтобы войти в Царство Небесное и обрести жизнь вечную, пространные и краткие «Нравственные правила», где затрагивается самый широкий спектр проблем монашеской жизни – от вопросов духовной жизни до проблем, касающихся утроения и ритма монашеского жития, здесь определяется монашество как особый образ христианской жизни, примиряется идеал анахорется и практика иноческого общежития, рассказывается о необходимости борьбы со страстями и верности Христу, Священное Писание рассматривается не только как путеводитель в вероучительных вопросах, но и верный ориентир в нашей здешней жизни, воспеваются евангельские добродетели – смирение, кротость, послушание и всепрощение, а основными заповедями аскетов провозглашается любовь к Богу и любовь к ближним; 3) проповеди и беседы с их широчайшим диапазоном тем – от разрешения проблемы теодицеи – «О том, что Бог не виновник зла», комментария «На начало Книги Притчей» и изъяснения ее учения, содержащего в себе высшую премудрость – знание вещей Божественных и человеческих, азбуку аскетики – борьбы со страстями, и раскрытие тайны спасения, проповеди «На слова: Внемли себе» с пристальным обращением к внутреннему миру человека, идеей духовного делания, непрестанной молитвы и молитвенного бдения, составляющей сердцевину монашеского подвига, до проповедей, посвященных утешению страждущих и больных, прославлению смиренномудрых и мучеников, обличению упивающихся вином, гневливых, завистливых и сребролюбивых; 4) экзегетические сочинения – знаменитая проповедь «На Шестоднев», содержащая девять бесед и посвященная толкованию первых глав книги Бытия, «Толкование на книгу пророка Исайи», в котором дается изъяснение первых шестнадцати глав этой ветхозаветной книги, но надо сказать, что хоть оно и числится среди творений Василия Великого, но, по мнению большинства патрологов, принадлежит к числу «сомнительных творений», по причине тяжеловесности литературного стиля, а одной из вершин духовного творчества великого учителя Церкви являются «Беседы на Псалмы», где дана лучшая и самая точная характеристика Псалтыря, определяется его духовное значение и место среди иных книг Ветхого Завета: «Иному учат пророки, иному бытописатели; в одном наставляет закон, а в другом – предложенное в виде приточного увещания; книга же Псалмов объемлет в себе полезное из всех книг. Она пророчествует о будущем, приводит на память события, дает законы для жизни, предлагает правила для деятельности. Вкратце сказать, она есть общая сокровищница добрых учений и тщательно отыскивает, что каждому на пользу. Она врачует и застарелые раны души, и недавно уязвленному подает скорое исцеление, и болезненное восставляет, и неповрежденное поддерживает; вообще же, сколько можно, истребляет страсти, какие в жизни человеческой под разными видами господствуют над душами. И при сем производит она в человеке какое-то тихое услаждение и удовольствие, которое делает рассудок целомудренным». С молитвенным изумлением Василий Великий воспевал Псалтырь, называя пение Псалмов – высочайшим искусством и занятием, роднящим человека и Ангелов: «Псалом – тишина душ, раздаятель мира; он утишает мятежные и волнующиеся помыслы; он смягчает раздражительность души и уцеломудривает невоздержность. Псалом – посредник дружбы, единение между далекими, примирение враждующих. Ибо кто может еще почитать врагом того, с кем возносил единый глас к Богу? Посему псалмопение доставляет нам одно из величайших благ – любовь, изобретя совокупное пение вместо узла к единению и сводя людей в один согласный лик. Псалом – убежище от демонов, вступление под защиту Ангелов, оружие в ночных страхованиях, упокоение от дневных трудов, безопасность для младенцев, украшение в цветущем возрасте, утешение старцам, самое приличное убранство для жен. Псалом населяет пустыни, уцеломудривает торжища. Для новопоступающих – это начатки учения, для преуспевающих – приращение ведения, для совершенных – утверждение; это глас Церкви. Он делает празднества светлыми, он производит «печаль яже по Бозе» (2Кор.7:10). Ибо псалом и из каменного сердца вынуждает слезы. Псалом – занятие Ангелов, небесное сожительство, духовный фимиам. Это – мудрое изобретение учителя, устроившего, чтобы мы пели и вместе учились полезному. От сего и уроки легче напечатлеваются в душах. Ибо выучиваемое с принуждением не остается в нас надолго, а что принято с удовольствием и приятностью, то в душах укореняется тверже». По воззрению святителя Василия Великого, Псалмы нужно не читать, а петь во время богослужения, ибо пение Псалмов располагает сердца верующих к молитве и религиозному благоговению, побуждает их ум вникать в стихи Священного Писания, напечатлевает слова Псалмов в душах молящихся. Святитель Василий Великий особенно акцентирует внимание на то, что Псалтырь – богослужебная книга, написанная по премудрому наитию Святого Духа – Творца всего прекрасного и возвышенного, а потому в Псалтыре полезное для спасения души гармонично сочетается с приятным для музыкального слуха, здесь слиты воедино духовное лекарство, нравственные назидания и искусный образец поэтического искусства высочайшей пробы: «Дух Святой знал, что трудно вести род человеческий к добродетели и что, по склонности к удовольствию, мы нерадим о правом пути. Итак, что же делает? К учениям примешивает приятность сладкопения, чтобы вместе с усладительным и благозвучным для слуха принимали мы неприметным образом и то, что есть полезного в слове. Так и мудрые врачи, давая пить горькое врачевство имеющим от него отвращение, нередко обмазывают чашу медом. На сей-то конец изобретены для нас сии стройные песнопения псалмов, чтобы и дети возрастом или вообще не возмужавшие нравами по-видимому только пели их, а в действительности обучали свои души. Едва ли кто из простолюдинов, особливо нерадивых, пойдет отсюда, удобно удержав в памяти апостольскую и пророческую заповедь, а стихи из псалмов и в домах поют, и на торжищах возглашают. И если бы кто, как зверь, рассвирепел от гнева, как скоро усладится слух его псалмом – пойдет прочь, немедленно укротив в себе свирепость души сладкопением».
По справедливому суждению Георгия Флоровского, «особого внимания требуют письма Василия Великого, их собиранием занимался уже Григорий Богослов… Они дают исключительно ценный материал для истории эпохи. Некоторые письма представляют собой довольно обстоятельные богословские трактаты – прежде всего знаменитое письмо к Григорию брату о троической терминологии. Особо нужно отметить три послания к Амфилохию Иконийскому с изложением церковных правил, включенные давно в канонические сборники…». Велико, многоценно и обширно эпистолярное наследие святителя Василия Великого, письма его необычайно разнообразны по своему содержанию – они затрагивают догматические, канонические, истолковательные, апологетические и духовно-нравственные вопросы, являясь великолепным памятником древней церковной литературы, отличающиеся красотой слога, философским глубокомыслием и красноречием, они исполнены глубоких мыслей, искренних чувств и исповедальных признаний, написаны живо и образно, отразив не только историческую эпоху, но и личность Василия – мудрого богослова и прекрасного писателя, талантливого стилиста и проповедника. Протоиерей Иоанна Мейендорф утверждал, что Василий Великий написал 365 писем – символическое число, соответствующее числу дней в году, но среди них есть неподлинные письма – не принадлежащие перу Василия, на что обращают внимание и современные патрологи. По слову известного русского патролога Н.И. Сагарды: «Письма святого Василия отличаются выдающимися литературными достоинствами и имеют важное значение: направленные к очень многим лицам разного положения, они отражают в себе историю жизни самого Василия Великого и его времени и церковным историкам доставляют богатый и ценный материал, до сих пор полностью не исчерпанный. В них в красочных образах отражается многосторонняя деятельность и исключительное достоинство ума и сердца святого Василия, его постоянная забота о благе всех Церквей, глубокая скорбь о многих и столь великих бедствиях, постигших Церковь в его время, ревность по истиной вере, стремление к миру и согласию, любовь и благожелательность ко всем, в особенности к бедствующим, благоразумие в ведении дел, спокойствие духа при самых тяжелых и несправедливых оскорблениях и сдержанность по отношению к соперникам и врагам. Как пастырь он подает совет в нужде и сомнениях; как богослов он принимает деятельное участие в догматических спорах; как страж веры он настаивает на соблюдении Никейского символа и признании Божества Святого Духа; как хранитель церковной дисциплины он стремится к установлению церковного законодательства; наконец как церковный политик он, при поддержке святого Афанасия, заботится об оживлении отношений с западной Церковью в интересах поддержки Православия в восточной половине империи». В письмах Василия Великого есть ценные сведения о ночных бдениях христиан – не только иноков, но и всего православного народа, об их напряженной молитвенной жизни и жажде духовного преображения через веру и покаяние: «народ с ночи у нас бодрствует в молитвенном доме, в труде, в скорби и в слезном сокрушении исповедуясь Богу, и, восстав напоследок от молитв, начинает псалмопения. И теперь, разделившись на две части, поют попеременно одни за другими, тем самым усиливая сообща поучение в Писаниях и храня сердце свое во внутреннем бдении и нерассеянности. Затем опять предоставляют одному начать пение, прочие подпевают, и, таким образом проведя ночь в разнообразном псалмопении, прерываемом молитвами, уже на рассвете все вместе, как бы едиными устами и единым сердцем, возносят ко Господу псалом исповедания, каждый собственными своими словами творя покаяние». Комментируя это описание, профессор Н.Д. Успенский заметит, что «ночные богослужения, которые Василий Великий называет агрипниями, то есть бессонными, и которые, по его словам, имели повсеместное распространение на Востоке, надо полагать, совершались под воскресные дни всего года, в пасхальную ночь, на праздник Богоявления и на дни памяти мучеников». В целом, для всех сочинения Василия Великого характерна всецелая ориентированность не только на богословские проблемы, но и на вопросы духовно-нравственной жизни, от каждой страницы, написанной им, веет духом великого аскета и молитвенника, глубокого мыслителя и церковного пастыря. По справедливому и глубокомысленному умозаключению выдающегося русского патролога А.И. Сидорова «аскетическое мироощущение, пронизывающее все творения святого Василия, здесь выступает очень рельефно… Заключая обзор этих творений, можно сказать, что все они пронизаны духом Священного Писания, прежде всего – Нового Завета. Естественно, что в органичный синтез аскетического богословия св. Василия включались и отдельные элементы античного миросозерцания (преимущественно греческой философии), но они здесь занимали подчиненное место. Аскетические сочинения св. Василия, как и его деятельность по укреплению и организации малоазийского монашества, позволяют считать святителя одним из великих вдохновителей монашества, но при этом следует всегда помнить, что для него жизнь подвижническая и жизнь христианская были тождественны. Сущностное содержание аскетического богословия Василия в новое время ярко выразил святитель Игнатий Брянчанинов: монашеское жительство есть жительство по евангельским заповедям. По словам русского святителя, «изучая Евангелие, стараясь исполнять его веления делами, словами, помышлениями, ты будешь последовать завещанию Господа и нравственному преданию Православной Церкви. Евангелие в непродолжительное время возведет тебя от младенческого возраста к зрелому возрасту о Христе». И в данном случае, как и в других, единство двух святых отцов Церкви, разделенных огромным временным пространством в полтора тысячелетия, являет непреходящее единство и внутреннее созвучие православного духовного Предания».
Святитель Василий Великий – один из величайших богословов Церкви, он – ее вселенский учитель, убежденный, что богословие – это церковная наука и вершина философии, оно существует только в Церкви – нельзя быть богословом вне Церкви, без понимания ее священных книг, участия в ее таинствах и богослужениях, исповедании ее догматов и Символа Веры, ибо фундамент богословия – это Слово Божие и догматы Православия, алтарь – таинство Богообщения, оно – творческое выражение духовной жизни и восхождение к Богопознанию. По воззрению Василия Великого каждый человек призван к Богопознанию, но как духовно опытный подвижник и ученый богослов он не только, подобно лучшим эллинским философам – Платону, Аристотелю и Плотину, занимался проблемами гносеологии и рассуждал о наивысшей цели познания, и задолго до немецкого философа Канта определил границы познавательных способностей нашего разума и в полемике с Евномием указал на то, что не только Божественная Сущность, но и сущности всех сотворенных Богом вещей – непостижимы и является для нас неизъяснимой тайной, превосходящей наше ограниченное понимание. Архиепископ Василий Кривошеин так излагает апофатическое богословие Василия Великого и его учение о Богопознании: «Как в мире тварном сущность творений недоступна нашему разуму и мы познаем творения по их свойствам и качествам, по их видимости, точно так же, или, вернее, в неизмеримо большей степени, Божественная Сущность остается для нас непостижимой и недоступной, и мы познаем Бога только из Его свойств, или, как святой Василий наиболее часто выражается, из Его действий и проявлений, из Его энергий». «Дело не идет здесь только об интеллектуальном акте с нашей стороны, посредством которого мы различаем в Боге Его Сущность и Его действия, но скорее о движении Бога, в котором Он, оставаясь недоступным и единым в Своей Сущности, умножает Себя и нисходит к нам в Своих энергиях, без того чтобы простота Его сущности нарушалась бы этим». Блестяще выражая православное вероучение о Боге, святитель Василий Великий утверждал, что Сущность Божия – едина и проста, а действия Его – разнообразны. В богословском трактате «Против Евномия», или точнее, «Опровержение на защитительную речь злочестивого Евномия», Василий Великий критиковал оптимистическую теорию познания и крайний рационализм Евномия – последователя Ария, считавшего, что человеческий разум имеет божественное происхождение и человек может познать Божественную Сущность – знать Бога совершенным образом, как Он Сам знает Себя. По справедливому суждению профессора А.А. Спасского, «в системе Евномия христианство теряло всякий религиозный характер и обращалось в логическую схему отвлеченных понятий, в чистейший рационализм, который не заключал в себе ничего таинственного и с удобством мог быть подвергнут любым диалектическим операциям». По рационалистическому убеждению Евномия созерцание и познание Бога открывает нам возможность определения Бога с помощью всего одного слова – «нерожденный», которым именуется Бога Отец, в Него нет источника и «нерожден» – вечен, в отличие от сотворенного Им мира и от Сына, Который по арианскому заблуждению Евномия отнесен к творениям. По воззрению Евномия существует два вида имен: 1) имена измышленные людьми, являющиеся умственными схемами, конструкциями и фикциями, лишь знаками вещей; 2) сущностные имена, обозначающие и открывающие саму сущность самих вещей. Как изощренный логик и диалектик, Евонимий замечает, что если существуют сущностные имена, то возможно совершенное познание – все нареченное сущностными именами – познано, а следовательно, возможно исчерпывающее Богопознание – познание Самого Бога и Его Сущности через анализ адекватного имени Божиего, отсюда – гносеологический оптимизм Евномия, его наивный и дерзкий рационализм, подменяющий живого Бога пророков и Откровения – абстрактной идеей Бога, и знаменитое изречение этого еретика, переданное историком Сократом Схоластиком: «О сущности Своей Бог знает нисколько не больше нашего, нельзя сказать, что она ведома Ему более, а нам менее, – что знаем о ней мы, то знает и Он». В своей блестящей критике евномианства Василий Великий отрицает разделение имен на онтологические и пустые, сущностные и измышленные, тонко замечая, что все имена – изобретение нашей мысли, но никакое имя не в силах в полной мере выразить сущность именуемого – в каждом Божьем творении есть нечто ускользающее от интеллектуального анализа, есть неисчерпаемая тайна. С философской иронией Василий Великий писал: «Евномиане, не знающие естества даже той земли, которую они попирают своими ногами, какова она, имеют дерзость проникать в Сущность Бога всяческих». «Вообще только помыслить, – что можно исследовать Сущность Бога, Который выше всего, сколько в этом гордости и надменности!». В основе богословия Василия Великого лежит принцип апофатизма. Как исповедник православного апофатического богословия Василий утверждал, что только Сам Бог знает Себя совершенным образом – это наивысшая премудрость, присущая Отцу, Сыну и Святому Духу, а для всех тварных созданий Он навсегда останется неприступной Тайной всех Тайн, ибо Сущность Божества непостижима и неприступна как для людей, так и для Ангелов: «Я думаю, что постижение Божественной Сущности превосходит не только людей, но и всякое разумное естество. «Разумной» же я называю здесь тварную природу. Ибо Отец познаваем только Сыну и Святому Духу». «Сущность Божия, как это было доказано, совершенно непостижима и неизреченна для человеческого естества». По верному уточнению выдающегося богослова В.Н. Лосского: «Не следует полагать, что Василий Великий, отрицающий возможность сущностного познания вещей, проповедовал гносеологический пессимизм. Наоборот, он противополагает интеллектуализированному и обедненному миру Евномия мир чрезвычайно богатый и для мысли неистощимый: пассивному сущностному откровению, запечатленному Богом в душах, он противополагает всю действенность и активность человеческого познания и одновременно всю его объективность. Потому что воспринимаем мы именно реальные свойства объектов, даже если имена, которыми мы их определяем, не выражают того, чем они являются по своей сущности». Размышляя о слове «нерожденность», которое использовал Евномий, определяя этим именем Бога, Василий Великий проницательно заметил, что, во-первых, «нерожденность» – это ипостасное свойство Бога Отца, а не Божественной Сущности – «если нерожденность следует за Богом, ясно, что она следует за Ним извне, но то, что вне Бога, не Его сущность», во-вторых, вселенский учитель обращает внимании на то, что у Бога много священных имен, но они относятся не к неописуемой и неизреченной Божественной Сущности, а к Его нетварным энергиям и действиям в сотворенном мире, а в-третьих, среди всех божественных имен нет ни одного имени, которое могло бы выразить, что есть Бог по Своей Сущности – даже вся совокупность имен Божиих не в силах выразить и описать Его Сущность: «нет ни одного имени, достаточного, чтобы, охватив все Божественное естество, быть способным его выразить, но многочисленные и разнообразные, каждое со своим собственным значением, они образуют вместе тусклое и совершенно малое понятие по сравнению с целым, для нас, однако, вполне достаточное». Совершенный и непостижимый Бог не открыл нам Своей Сущности, сокровенной от самих Ангелов, ибо она запредельна и превосходит всякое помышление тварных созданий, а потому всякое «именование Божества носит указание некоторой назирательной или действующей власти, а Божественное естество во всех примышляемых именах остается не обозначенным, каково оно само по себе». Архимандрит Киприан Керн очень точно писал о том, что «антиевномианская полемика показала христианскому сознанию, что вопрос имени не одна только философская подробность, не один из многих вопросов грамматики, языкознания, семантики, а вопрос также и богословский». Защищая основную истину апофатического богословия – учение о непостижимости Сущности Бога, которую не в силах охватить разумом ни человек, ни Ангел, Василий Великий не доходит до исповедания агностицизма, напротив, он убежден, что высшее дело для христианина и всякого человека – это подвиг Богопознания, но познаем мы не сокровенную и запредельную Сущность Божию, а «величие Божие и Его силу и мудрость, и благость, и Промысл, которым Он промышляет о нас, и праведность Его суда». По церковному учению Василия Великого, Бог непостижим по Сущности, но открывается нам в Своих действиях и нетварных энергиях как Творец, Промыслитель и Спаситель, и мы познаем, что Сущий благ, премудр и всемогущ, всеведущ, неизменен и праведен, что Он совершенен и нет равных Ему во всех мирах: «Естественно, что Сущность Божия является недоступной всякому зрению, кроме как Единородному Сыну и Святому Духу. Но когда мы возводимся от Его действий, постигая Творца посредством Его творений, то получаем понимание Его благости и премудрости. Это именно является тем ведомым в Боге, которое Бог явил всем людям». «Если было бы возможно, созерцать само по себе само Божественное естество... мы бы совершенно не нуждались в других словах или указаниях... Но так как оно выше постижения тех, кто ищет, а мы мыслим о том, что не улавливается нашим знанием на основании некоторых указаний, то совершенно необходимо нам руководствоваться действиями Божиими для исследования Божественного естества». По ценному замечанию русского ученого-патролога А.И. Сидорова, рассматривая тему Богопознания, Василий Великий четко расставляет акценты в тонком соотношении апофатики и катафатики: «мы не можем высказываться о Боге, каков Он есть Сам в Себе, но можем постичь Его только так, как это доступно нам. Переходя к описанию тайны Святой Троицы, Кесарийский архипастырь не только подчеркивает единство естества Отца и Сына, но и стремится, включить пневматологию в органичное целое триадологии». Как ревностный защитник православного Богопознания с его признанием тайны Божией, Василий Великий умозаключает: «Я знаю, что Бог существует, но какова Его сущность, полагаю выше разумения. Каким же образом я спасаюсь? Верою, для веры же достаточно знать, что Бог есть, а не что Он такое... следовательно, знание Божественной Сущности есть ощущение Его непостижимости. И почитается не то, что познана сущность, что она такое, но познано, что она существует». «Из действий происходит познание, из познания поклонение, мы знаем Бога из Его силы, так что мы веруем Тому, Кого познали, поклоняемся же Тому, в Кого уверовали».
По воззрению Василия Великого существует два вида Богопознания: естественное и богооткровенное. Познание Бога через Его творение именуется Василием Великим естественным Богопознанием – через созерцание величественной картины красот мироздания – бескрайних морей, заснеженных гор, лесов и лугов, а особенно великолепия звездного неба – мы способны восходить умом до мысли о великом Художнике и Творце неба и земли. Премудрый апостол Павел писал, что «можно знать о Боге, явно для них, потому что Бог явил им. Ибо невидимое Его, вечная сила Его и Божество, от создания мира через рассматривание творений видимы» (Рим.1:19-20). В полном согласии с апостольской верой Василий Великий утверждает, что «мир есть школа и училище Богопознания», в котором «разумным существам преподается ведение Бога и где через рассмотрение видимого и чувственного ум направляется к созерцанию невидимого». Все сущее несет на себе следа тайны творения и премудрости и величия Создателя – от необъятного звездного неба до маленькой пчелы, великие пророки Ветхого Завета учились Богопознанию и через природу – таковы Моисей и Соломон, а тот, кто через созерцания красоты, лада, стройности и порядка вселенной не приходит к мысли о Творце ее и отрицает бытие Бога – безумен и подобен слепцу, ничего не видящему даже при свете дня. По разъяснению А. Михайлова, «развивая эти идеи, святитель Василий вносит свой вклад в уточнение христианского учения о логосах, рассеянных Творцом в сотворенном мире. Оно восходит к апологетам – мученику Иустину Философу и Феофилу Антиохийскому – и завершается стройной системой преподобного Максима Исповедника. Василий утверждает, что «в мире существуют некие логосы первоначальной премудрости, заложенные в мироздании прежде всякого творения», и праведник способен эти логосы постигать как замысел Творца о Своем творении. Таким образом небеса и порядок мироустройства служат путеводителями веры, приводя познающего к единому Творцу и Слову». Размышляя о библейском стихе – «внемли себе», что аналогично словам дельфийского оракула – «познай себя», Василий Великий приходит к убеждению, что самопознание – это верный путь к познанию Бога, ибо человек сотворен по образу и подобию Божиему – «мы есть не что иное как душа, точнее, ум, который есть образ нашего Создателя», поэтому надо «исследовать себя, кто ты есть на самом деле, какова твоя природа», «точное понимание самого себя дает достаточное руководство к обретению верного представления о Боге»: «Как душа бестелесна, так и Бог бестелесен; душа человеческая не ограничена в пространстве подобно Богу, она не имеет зримых очертаний и цвета, а познается только в своих проявлениях». В девятой беседе на Шестоднев, посвященной теме сотворения человека, Василий Великий с изумлением говорит «к познанию Бога не столько ведет небо и земля, сколько наше собственное устройство, если кто-нибудь внимательно изучит самого себя, как говорит пророк: Дивно познание Тебя через меня (Пс.;138:6), то есть, рассмотрев самого себя, я уразумел превосходство Твоей мудрости». Переосмысливая стихи Псалтыря – «дивно ведение Твое для меня» (Пс.138:6), Василий Великий восклицает – «дивно познание Тебя, полученное через самого себя», через самопознание человек восходит к Богопознанию – постигает великого Творца, Который сотворил нас по обазу и подобию Своему. В представлении Василия Великого естественное Богопознание – это приуготовление к восприятию Божественного Откровения, запечатленного в Священном Писании и Священном Предании, а священные книги Библии являются для нас истиной сокровищницей Боговедения. Если естественное знание – это знание о Боге по плодам Его творческой и промыслительной деятельности, то богооткровенное знание – это знание о Боге по Его нетварным энергиям и действиям в мире – по Божьему вмешательству в ход мировой истории и в жизнь человека. В цикле писем святому Амфилохию Иконийскому, которые в церковной историографии именуются «малым богословским трактатом», святитель Василий Великий писал: «Мы утверждаем, что познаем Бога нашего из Его энергий, но не обещаем сколько-нибудь приблизиться к Его сущности. Ибо энергии Его нисходят к нам, а сущность Его остается недосягаемой». Размышляя о высотах Богопознания, премудрый Василий Великий рассудительно поясняет, что возможен мистический опыт – личное соприкосновение с Богом через молитву, созерцание и Откровение, предполагающее духовное делание, наше нравственное совершенствование и церковную жизнь, но неприступная Сущность Божия остается выше разумения как человека, так и Горних Сил – Ангелов, более того – весь мир Божий полон тайн и никакое познание не может исчерпать тайну сущности вещей, иначе говоря – мы не можем постичь не только Сущность Триединого Бога, но даже сущность муравья остается для нас непостижимой тайной.
Для мироощущения святителя Василия Великого было характерно ощущение таинственности бытия – молитвенное изумление перед премудростью Творца вселенной, Ангелов и людей и восторг перед великолепием Его многообразного творения. Каждое создание Господне от великолепного неба, усыпанного мириадами звезд, до маленького цветка – это тайна, а в сердцевине всех тайн – Сам Бог, тайна Святой Троицы. В богословских трудах Василия Великого – мастера точных и строгих догматических формулировок, с необычайной ясностью и глубокомыслием раскрылось церковное учение о Святой Троице – драгоценное достояние православной догматики. В послании кесарийским монахам Василий Великий в сжатом виде изложил исповедание православной веры: «Должно исповедовать Бога Отца, Бога Сына, Бога Духа Святого, как научили Божии словеса и уразумевшие их возвышенно. А укоряющим нас за троебожие да будет сказано, что исповедуем Бога единого не числом, а естеством». Продолжая вероучительное дело святого Афанасия Великого, Василий Великий защищал никейский Символ Веры и исповедовал единосущность трех Ипостасей Святой Троицы – Отца, Сына и Святого Духа. Во времена земной жизни Василия Великого – в IV веке нашей эры не было точно установлено различие между «сущностью» и «ипостасью», более того – в те дни эти понятия понимались в смысле латинской «субстанции», и нет ничего удивительного, что Афанасий Великий мог писать: «ипостась есть сущность и не иное что обозначает, как самое существо». По разъяснению архимандрита Киприана Керна: «У святого Афанасия вся сущность Божия отожествлялась с одним Отцом, что и дало понятию «единосущия» односторонее толкование... В годы непосредственно после Никейского собора, сподвижники святого Афанасия могли из «единосущия Сына с Отцом» делать вывод и о рождении Сына «из сущности Отца». При уточнении у каппадокийцев понятия «сущности», как «общего всему Божеству», так говорить о рождении Сына было уже невозможно. В этом – известный шаг вперед на пути к уточнению тринитарных терминов». Протоиерей Георгий Флоровский замечал, что «понятием «ипостаси» для различения трех Лиц Святой Троицы пользовались уже и в прошлом (до великих каппадокийцев), прежде всего Ориген и вслед за ним святой Лионисий Александрийский, но при этом «ипостась» дл них означает почти «сущность» и оказывалась определением слишком сильным и резким – кА бы рассекающим единство, и не только единство Божьего существа, но и единство чести и славы». Богословских подвиг трех великих каппадкокийцев состоял в том, что они использовали философские термины, использующиеся Платоном, Аристотелем, Плотином и Порфирием, но наполнили эти античные слова христианским содержанием – переплавили и переосмыслили понятия эллинской философии, дав богословское обоснование церковному учению о трех единосущных, совечных и равночестных Ипостасях единого Бога, а потому их труды положили начало золотому веку христианской литературы и навсегда останутся образцами богословия высочайшей пробы. Вопрос о сущности и ипостаси – это краеугольный камень догматического учения о Святой Троице. Если до великих каппадокийцев греческого слово «ипостась», взятой из аристотелевской терминологии, было почти аналогично слову «сущность», то Василий Великий, стремящийся к точности каждого слова и освобождению от расплывчатой двусмысленности определил слово «сущность» как естество и общее понятие всякого бытия, а «ипостась» – понятие индивидуального бытия, например: человек как общее понятие, относящееся ко всем людям – это сущность, а Павел – ипостась, конкретное лицо, определенный индивидуум: «Сущность и ипостась имеют между собой такое же различие, какое есть между общим и отдельно взятым, например, между живым существом и некоторым человеком». В полемике с Евномием, Василий Великий писал все люди различаются по именам, ибо каждый человек – уникальная и неповторимая личность, например – Петр и Павел, но каждый из нас – человек, ибо у нас всех одно естество – человеческое естество, делающая всех нас представителями единого рода, ведущего свое происхождение от Адама: «Но кто из здравомыслящих согласился бы с той мыслью, что у тех, у кого имена различны, с необходимостью также должны различаться и сущности? У Петра и Павла и вообще у всех людей суть разные, но сущность у всех одна. Поэтому мы во многом одинаковы друг с другом, но отличаемся один от другого только особенностями, которые усматриваются в каждом. Посему и названия означают не сущности, а свойства, характеризующие каждого в отдельности. Так, услышав «Петр», мы не разумеем из этого имени сущности Петра, а только запечатлеваем понятие об особенностях, в нем усматриваемых. Ведь тотчас при этом слове мыслим Петра, сына Ионина, из Вифсаиды, брата Андреева, из рыбаков призванного на апостольское служение и за превосходство веры принявшего на себя созидание Церкви. Ничто из этого не есть сущность, которая могла бы мыслиться как ипостась. Таким образом, имя выделяет для нас характер Петра, но никоим образом не представляет его сущности. В свою очередь, услышав «Павел», помыслим схождение других особенностей – тарсянина, еврея, фарисея согласно закону, ученика Гамалиила, из ревности гонителя Церквей Божиих, страшным видением обращенного к познанию, апостола язычников. Ибо все это определяется одним словом – Павел. Впрочем, если это правда, что те, у кого различаются имена, имеют противоположные сущности, то надлежало бы и Петру, и Павлу, и вообще всем людям быть иносущными друг другу. Но поскольку не найдется ни одного человека, который бы был настолько груб и несведущ об общей всем нам природе, чтобы решился сказать это, ибо сказано: «От брения сотворен еси ты, якоже и аз» (Иов.;33,;6), и эти слова означают не что иное, как единосущие всех людей, – то лжет тот, кто умствует, будто из различия имен следует и различие сущности». Выдающийся русский патролог А.А. Спасский, сделал важное уточнение, что «под словом «сущность» Василий учит понимать в смысле родового понятия, а «ипостась» – в смысле частного. Но если бы он перенес в догматическое учение о Троице родовое и частное понятие в точном смысле, то впал бы в тритеизм. Родовое понятие отвлеченно. Оно реализуется только в индивидах данного рода. Понимая «сущность» в смысле родового понятия, Василий был бы принужден признать в Ипостасях Святой Троицы трех самостоятельных и отдельных носителей Божественной сущности. На основании его учения мы видим, что он признавал единое неделимое Божественное Существо. Следовательно, должно заключить, что общее и частное понятия перенесены им в догматическую терминологию не в строгом смысле, чтобы рельефнее оттенить ипостасность при единстве бытия Лиц в одной Сущности». Протоиерей Иоанн Мейендорф пояснял, что святые отцы-каппадокийцы – Григорий Богослова, Василий Великий и Григорий Нисский – были новоникейцами, они раскрыли догмат Святой Троицы в терминах греческой философии, предложив христианское понимание аристотелевский категорий «сущность» и «ипостась»: «Нововведение состояло в том, что понятие ипостаси – аристотелевского конкретного бытия, было связано с понятием личности – категорией чуждой и даже просто незнакомой греческой философии, но основной для христианской веры… Источник различия между Лицами Святой Троицы не в Сущности – Сущность у Них одна, - а в их ипостасном взаимоотношении. Таким образом каппадокийская мысль избавляла учение о Троице как от арианского субординационизма по сущности – неравенства и соподчинения Лиц, так и от релятивистского модализма, при котором Лица Троицы рассматриваются как различные выражения одной и той же сущности».
Размышляя о тайне Святой Троицы, Василий Великий никогда не утверждал, что определение «сущности» как понятия общего бытия, а «ипостаси» как индивидуального и конкретного бытия исчерпывает и в полной мере раскрывает тайну Божественной Троичности и тайну Божественного Единства, напротив, он подчеркивает, что догмат Святой Троицы – величайшая из тайн, а Божественные Ипостаси – это не модусы единой сущности в саввелианском смысле, но и не отдельные и самостоятельные индивиды, Они – не три самостоятельных Божества, как думают троебожники, у Них – единая Сущность, одна воля, премудрость и сила. Ведя борьбу с арианством, Василий Великий богословски раскрывал тайну догмата Святой Троицы – тайну единого по Сущности Бога в трех Лицах, выступая как против саввелианства – еретического учения, признающего Лица лишь различными способами выражения единой Божественной Сущности – модусами, так и против ереси троебожия. В беседе против саввелиан и в одном из своих писем, Василий Великий вдохновенно излагает учение о том, что исповедание Святой Троицы – это не рассудочная схема, а боговдохновенная истина веры, данная нам в Откровении, а единство трех Лиц держится на единой Божественной Сущности Отца, Сына и Святого Духа: «Один Бог, Он же и Отец, один Бог и Сын. И не два Бога, потому что Сын имеет тождество с Отцом. Ибо не иное Божество созерцаю в Отце, а иное в Сыне; не иное естество – Отчее, а иное Сыновнее. Поэтому, чтобы уяснилась для тебя особенность Лиц, считай особо Отца и особо Сына, но, чтобы не впасть тебе в многобожие, исповедуй в Обоих единую сущность. Так и Савеллий падет, и Аномей сокрушится». «Что представляет тебе когда-либо мысль о существе Отца... то же представляй себе и о Сыне, а равно то же и о Духе Святом. Понятие несозданного и непостижимого есть одно и то же в рассуждении Отца и Сына и Святого Духа... А что касается до бесконечности, непостижимости, несозданности, необъемлемости местом и до всего подобного сему, то нет никакого различия в Животворящем Естестве, разумею Отца, Сына и Духа Святого, но усматривается в Них некое непрерывное и нерасторгаемое общение... Невозможно представить мысленно какое-либо сечение или разделение, так чтобы или Сын представляем был без Отца, или Дух отделяем от Сына, а, напротив того, находим между Ними некое неизреченное и недомыслимое как общение, так и разделение; ни разность ипостасей не расторгает непрерывности естества, ни общность сущности не сливает отличительных признаков». Святая Троица – это единый Бог в трех Ипостасях, имеющих одну Божественную Сущность – неизреченную и непостижимую для нас, поэтому православные христиане исповедуют единого Бога, имеющего три Лица – Отца, Сына и Святого Духа, а каждая Ипостась есть всецело Бог, совечный, единосущный и равночестный двум иным Ипостасям. Учение о Святой Троице прекрасно выражено в послании Василия Великого к святому Амфилохию Иконийскому: «...исповедуем в Божестве одну сущность и понятия о бытии не определяем различно, а Ипостась исповедуем в особенности, чтобы мысль об Отце и Сыне и Святом Духе была у нас неслитной и ясной. Ибо если не представляем отличительных признаков каждого Лица, а именно: Отечества, Сыновства и Святыни, исповедуем же Бога и под общим понятием Существа, то невозможно нам здраво изложить учения веры. Поэтому, прилагая к общему отличительное, надобно исповедовать веру так: Божество есть общее, Отечество – особенное. Сочетая же сие, надобно говорить: «Верую в Бога Отца». И опять подобно сему должно поступать при исповедании Сына, сочетая с общим особенное, и говорить: «Верую в Бога Сына». А подобным образом и о Духе Святом, сочетая предложение по тому же образцу, должно говорить: «Верую и в Бога Духа Святого», чтобы совершенно и единство в исповедании одного Божества было соблюдено, и особенность Лиц исповедана различением свойств, присвояемых каждому Лицу». По церковному учению Василия Великого, три Божественные Ипостаси ранвносовершенны, каждая – всецело Бог, Они имеют единую Сущность, но отличаются по ипостасным свойствам – Отцу соответствует нерожденность, безначальность и отечество, Сыну – рожденность и сыновство, а Святому Духу – освящающая сила и исхождение, при этом все Лица совечны – Сын предвечно рожден от Отца, а Дух Святой предвечно и неизреченно исходит от Него, а потому «кто представил в уме Отца, тот представил и Его в Нем Самом и вместе объял мыслью Сына. А кто имеет в мысли Сына, тот не отделяет от Сына и Духа», хоть «при общей сущности в каждом Лице сияют отличительные свойства». В христианском вероучении Бог не только Творец неба и земли, Создатель и Зиждитель вселенной, Ангелов и людей, но и Отец, имеющий Единородного Сына и Святого Духа, совечных, равночестных и единосущых Ему, ибо ипостасные свойства Сына и Духа и Их происхождение от Отца не вносят разделения в единое Божественное Существо. Вдохновенно и пламенно исповедуя веру в Святую Троицу, Василий Великий писал о том, что Святой Дух не только единосущен Отцу и Сыну, имеет общую с ними волю, честь и славу, но и неотделим от Них в предвечном бытии Своем и таинственных действиях Своих: «Не разделяй неразделимого, не рассекай нерассекаемого. Ибо хотя бы и хотел ты, Божество не рассекается, и хотя расторгнутся еретики, но Троица не расторгнется, напротив того, пребывает такою, какова есть, хотя иным и не представляется такою. Ибо Святая Троица есть свитая вервь и досточтима в единой и вечной славе, везде имеет одно и то же единое Божество, неразрывна, нерассекаема, нераздельна», и Дух Святой «всегда неотлучно с Богом пребывает». «Доказательством единого Божества служит то, что ни Отец не творит без Сына, ни Сын без Духа. Посему-то Сын есть Слово Бога, Дух глагол Сына. и поелику Дух – глагол Сына, то и глагол Божий». По выражению премудрого Василия Великого, Бог Отец – это единый источник и единая причина Божества, Он – безначальное Начало Сына и Святого Духа, корень и источник Их совершенного и вечного бытия, но так как рождение Сына и исхождение Святого Духа совершилось предвечно – до возникновения самого времени, то Святая Троицы есть единый и предвечно Сущий Господь в трех Ипостасях, ибо никогда Отец не существовал без Сына и Святого Духа, а Они совечны Отцу, едины по Сущности и равны по достоинству и величию. Бог Сын предвечно рожден от Бога Отца, но о Нем нельзя сказать, что Он «стал» – возник из небытия, равно как и Святой Дух предвечно исходит от Бога Отца. В Святой Троице нет никакого становления и изменения, Бог неизменен в совершенстве Своем, все, что принадлежит Отцу – сила, премудрость, всеведение, благость, великолепие и совершенство – всецело принадлежит Сыну и Святому Духу, поэтому каждое Божественное Лицо – всецело Бог. О единой Сущности трех Ипостасей свидетельствует единая воля, честь и слава Святой Троицы – совместное действие всех Лиц – Отца через Сына в Святом Духе в деле сотворения мира, Ангелов и людей, промышления и нашего спасения, освящения и суда: «Освящает, животворит, просвещает, утешает и все подобное производит одинаково Отец и Сын и Дух Святой. И никто да не приписывает власть освящения исключительно действованию Духа, слыша, что Спаситель в Евангелии говорит Отцу об учениках: «Отче! ...Святи... их во Имя Твое» (Ин.17:11, 17). А также и все прочее равно Отцом и Сыном и Духом Святым действует в достойных: всякая благодать и сила, путеводство, жизнь, утешение, преложение в бессмертие, возведение в свободу и, ежели есть, другое какое благо, нисходящее на нас». «Один только Бог Отец, от Которого все, и Один Господь Иисус Христос, через Которого все». «Отец – основная причина, Сын – зиждительная, Дух – совершительная». Великолепно формулируя идею единоначалия Бога Отца, Василий Великий говорит, что Он – безначальная Сила, от Которого рождается Сын и исходит Святой Дух, Сын – Сияние, Сила и Премудрость Отца – «от нерожденного Света воссиял вечный Свет, от безмерной Силы произошел животворящий Источник, от самосущей Силы явилась Божия Сила», Христос – истинный и несотворенный Бог Слово и вочеловечившийся Сын Божий, единосущный Небесному Отцу – «Я и Отец Мой – одно», Зиждитель бытия – через Него все стало быть, Он – наш Спаситель и Искупитель грехов рода человеческого, всеправедный Судия вселенной, а Святой Дух – вечное сияние славы Сына и Утешитель, равный Отцу и Сыну по Своему Божественному достоинству и величию, Он – Бог Освятитель, проницающий все глубины Божества, освящающий нас и соединяющий с Богом, дающий познание тайн Божии, ниспосылающий дары и таланты, совершающий таинства Церкви.
По свидетельству Григория Богослова, Василий Великий жил в ту смутную и драматичную эпоху, когда «одни почитали Духа – энергией, другие – творением, иные – Богом», а потому перед богословами Церкви стояла задача более полного, ясного и глубокого раскрытия православного учения о Святом Духе, чем это было сделано на первом Вселенском Соборе, утвердившем никейский Символ Веры. Надо сказать, что и в наше время Святой Дух является Самой таинственной Ипостасью Троичного Бога, а учение о Нем до конца не раскрыто, на что обращал внимание еще богослов Владимир Лосский: «Дух Святой остается Лицом неявленным, сокровенным, скрывающимся в самом Своем явлении». Размышляя о таинственности Святого Духа, Василий Великий обращает внимание на апофатический способ Его происхождения – на Его вечное и неизреченное исхождение от Бога Отца, сокровенная тайна которого не открывается на страницах Священного Писания, но быть может откроется святым в жизни будущего века – в Царстве Небесном: «Благочестивому уму свойственно опасаться произносить о Духе Святом то, что умолчано в Святых Писаниях, верить же, что опытное познание о Нем и точное постижение предоставлено нам в грядущем веке, когда, перестав видеть истину в зерцале и гадании (1Кор.;13:12), удостоимся созерцать ее лицом к лицу». В книге «О Святом Духе», написанной к святому Амфилохию Иконийскому, святитель Василий Великий воспевал Святую Троицу и доказывал Божественность третьей Ипостаси Святой Троицы, Которая выше всех Небесных Сил – Ангелов, но нигде не назвал Святого Духа «Богом», сделав это в целях церковной икономии – заботясь о мире в Церкви и будучи благоразумным пастырем, соблюдая осторожность в формулировках. Святитель Григорий Богослов писал о том, что Василию Великому было не легко открыто богословствовать о Божестве Святого Духа в силу засилья еретиков и смутных и противоречивых представлений о Боге, бытующих в его историческую эпоху: «Я стою не на виду, многим неизвестен; иные почти не знают, что мною бывает сказано и даже говорю ли я, поэтому и любомудрствую безопасно. О нем же много речей как о человеке, который известен и сам по себе, и по Церкви. Все сказанное им переходит в общую известность. Около него жестокая битва; еретики стараются ловить каждое голое речение из уст самого Василия, чтобы после того, как все уже вокруг захвачено, и этот муж, единственная почти оставшаяся у нас искра истины и жизненная сила, мог быть изгнан из Церкви, а зло укоренилось в городе и из этой Церкви, как бы из какой засады, разливалось по всей вселенной. Поэтому нам лучше быть бережливыми на истину, уступив несколько времени, которое омрачило нас, подобно облаку, нежели ясною проповедию привести истину в упадок. Ибо о том, что Дух есть Бог, нет нам вреда знать и из других речений, приводящих к тому же заключению; потому что истина заключается не столько в звуке, сколько в мысли». Защищая своего друга, Григорий Богослова произнесет свои знаменательные слова о пламенной вере Василия Великого в Божественность Святого Духа: «А что Василий преимущественно пред всеми исповедовал Духа Богом, сие доказывается тем, что он многократно, если только представлялся случай, проповедовал сие всенародно, а также и наедине с ревностью свидетельствовал перед теми, которые спрашивали. Но еще яснее выразил сие в словах ко мне, перед которым в беседе о таких предметах у него не было ничего сокровенного. И не просто подтверждал он это, но, что редко делывал прежде, присовокуплял самые страшные на себя заклинания, что если не будет чтить Духа единосущным и равночестным Отцу и Сыну, то лишен будет Самого Духа. Если же кто хотя в этом признает меня участником его мыслей, то открою нечто, может быть, неизвестное многим. Когда, по тесноте времени, налагал он на себя осторожность, тогда предоставлял свободу мне, которого, как почтенного неизвестностью, никто не стал бы судить и изгонять из отечества, – предоставлял с тем, чтобы наше благовествование было твердо при его осторожности и моем дерзновении». Сам Василий Великий указывал на то, что в Священном Писании Святой Дух именуют Духом Истины, Премудрости и Откровения, Утешителем, Господом и Богом, приписывая Ему Божественные свойства – благость, всемогущество и премудрость, а значит Он не может быть творением: «поскольку общие свойства твари не могут быть приписаны Духу Святому и свойственное Духу не может быть приписано твари, то из сего выводится заключение, что Дух не тварь. Поскольку что есть общего у Отца и Сына, то и у Духа с Ними есть общее и поскольку те же отличительные свойства, какие в Писании присвоены Богу Отцу и Сыну, присвояются и Духу Святому, то из сего выводится заключение, что Дух с Отцом единое Божество». Борясь с арианами и духоборцами – «пневматомахами», к числу которых относились и македониане – последователи ериесиарха Македония, бывшего епископа Константинопольского, учившего, что Сын есть Бог, подобный Отцу во свойствам и по существу, а Святого Духа считавший не Богом, а служителем и исполнителем воли Божьей, Василий Великий провозглашал, что без веры в Божественность Святого Духа – нет православной веры в Святую Троицу. По справедливой оценке С.М. Зарина, учение Василия Великого о Святом Духе «отличается строго православным характером; главным и существенным пунктом в его учении о Святом Духе является вопрос о Божестве Духа – Его нетварности, единосущии и равенстве с Отцом и Сыном и теснейшем единении с Ним, доходящем до недораздельности».
Защищая Божественность Святого Духа и провозглашая истины православной пневматологии – учения о Святом Духе как Боге Освятителе, Василий Великий обращался к Священному Писанию и Священному Преданию, и замечал, что мы крестимся во имя Отца, Сына и Святого Духа, веруя, что Дух Божий освящает и спасает нас, но это свидетельствует о Его Божественном достоинстве, ибо если бы Святой Дух не был Богом, то Он не мог бы оживотворять нас, спасать и освящать, соединять нас с Богом и делать живыми храмами Всевышнего: «Как веруем во Отца и Сына и Святого Духа, так и крестимся во имя Отца и Сына и Святого Духа». Если в формуле таинства крещения Святой Дух поставлен наряду с Отцом и Сыном, то без содействия Святого Духа мы не можем веровать во Христа – верой, действующей любовью и приносящей плоды, не можем освятиться, а значит Святой Дух есть Бог, равный Богу Отцу и Богу Сыну: «Кто отметает Духа, для того вера в Отца и Сына обратится в тщету, и он не может иметь этой веры, если не соприсутствует Дух». В таинстве крещения Святой Дух как «Податель жизни» сообщает нам животворную силу, Он возводит нас от погибели к спасению и бессмертию, делает нас общниками благодати Христовой, приобщает к славе Господней и вечной жизни, усыновляет нас Богу и дает нам право называть его нашим Небесным Отцом, дарует нам возможность приобрести всю полноту благ жизни будущего века и вступить в Царство Небесное. По учению Василия Великого, Святой Дух участвует в деле нашего спасения, равно как Отец и Сын: «Домостроительства о человеке, какие, по благости Божией, совершены великим Богом и Спасителем нашим Иисусом Христом, окончательно исполнены Духом Святым». Все чудеса Ветхого Завета, благословения патриархов, все пророчества и все Откровения давались и совершались Святым Духом, Он руководил пророками, а в Новом Завете провозглашается, что «все домостроительство пришествия Господня во плоти» совершено через Дух Божий, а именно: Сын Божий по воле Отца Небесного для спасения падшего человечества воплощается от Духа Святого и непорочной Девы Марии, и Дух Божий неразлучно пребывает с плотью Господней, ставши ее помазанием, когда Сын Божий искушается дьяволом в пустыне, Дух соприсущ Христу, как возведший Его в пустыню, Святым Духом совершаются все чудеса, от Него дарования и исцеления, Им изгоняются бесы, Святой Дух соприсущ Христу на Голгофе – в страданиях и смерти, в сошествии во Ад и в Воскресении и Вознесении, от Него – освящение наше, Он – источник и начало освящения. В своем учении о Святом Духе, Василий Великий особенно акцентировал внимание на Его ипостасном свойстве – силе освящения или святыне, таким образом Дух Святой – Сам является величайшей Святыней и Богом Освятителем, Он просвещает и освящает нас, Он свят как святы Отец и Сын, Он подает нам залог вечной жизни в таинстве крещения, очищает нас от скверны в таинстве покаяния, приобщает нас к Богу и вечной Божественной Жизни в таинстве Евхаристии, дает нам благодатные силы уподобляться Христу, одухотворяет нас и возводит нас к религиозному идеалу обожению, через Него даруются все Божьих дары и ниспосылаются все Откровения, Он – неисчерпаемый источник всех небесных благ. В священных книгах Библии Василий Великий находит свидетельство Божественных свойствах Святого Духа, которые могут принадлежать Ему только как Богу, подобно тому как они могут принадлежать только как Богу – первому и второму Лицу Святой Троицы – Отцу и Сыну, а потому, если Дух Святой – Творец вселенной, Совершитель чудес, Победитель самой смерти, то Он всемогущ и нет ничего невозможного для Него, если Он испытует все глубины Божии и знает все тайны Царства Небесного, знает нужды всех и каждому помогает сообразно с его потребностями, направляет нас к истинной цели нашего бытия – блаженному единению с Богом и вечной жизни, то Он всеведущ и премудр, если Он сообщает верующим во Христа святыню – освящает их, то Он Сам свят, как источник освящения, если Он прощает нам наши грехи и беззакония, усыновляет нас Богу и спасает, то Он благ и участвует в нашем спасении как Бог Освятитель. По богомудрому суждению Василия Великого Святому Духу принадлежат все Божьи свойства самобытность, предвечность, неизменность, вездесущие, всемогущество и знание всех тайн Божиих, святость, благость и всеблаженство, а значит, Он – всецело Бог. Размышляя о Богопознании, Василий Великий возвещает, что Святой Дух сообщает ведение Бога – без Духа Божиего нельзя уверовать во Христа, а для нашего спасения необходима Божественная благодать, идущая от Отца, как источника, чрез Сына, как нашего Искупителя, в Духе Святом как Боге Освятителе: «Путь Боговедения – от единого Духа, чрез Единородного Сына к единому Отцу. И обратно – естественная благость и естественная святыня и царское достоинство от Отца чрез Единородного простираются на Духа». Таинственное действие Святого Духа совершается в истории Церкви с ее семью Вселенскими Соборами, в жизни ее святых подвижников и учении ее премудрых богословов, в таинствах и литургической жизни, а потому Божественность Святого Духа мы познаем не логически, диалектически, рассудочно и дискурсивно, а на личном духовном опыте, сакрально и экзистенциально – мистически соприкасаясь с Ним в церковных священнодействиях. Великие отцы и учителя Вселенской Церкви не только писали богословские трактаты о свойствах Святого Духа, но и жили Им, стяжали благодать Духа Божия, созидающего из нас храм Бога живого, делающего нас обителью Святой Троицы. Если бы Святой Дух не был Богом, то мы бы не могли обрести через Него величайший дар – обожение: «Чрез Духа – восхождение сердец, рукоположение немощных усовершение преуспевающих. Дух, воссияв очищенным от всякой скверны, чрез общение с Собою делает их духовными. И как блестящие и прозрачные тела, когда упадет на них луч света, сами делаются светящимися и отбрасывают от себя новый луч, так духоносные души, будучи озарены Духом, сами делаются духовными и на других изливают благодать. Отсюда – предведение будущего, разумение таинств, постижение сокровенного, раздаяние дарований, небесное жительство, ликостояние с Ангелами, нескончаемое веселие, пребыванием в Боге, уподобление Богу и крайний предел желаемого – обожение». Можно полностью согласиться с мыслью протоиерея Георгия Флоровского, полагавшего, что «в своем богословии о Святом Духе Василий Великий исходит из опыта духовной жизни, из тайны крещения, из мистики богоподобия и обожения. Это его сокровенный религиозный идеал».
Святитель Василий Великий не только ученейший богослов, ревностно хранящий Православие и стремившийся точно сформулировать догмат Святой Троицы, но и талантливый экзегет – толкователь Библии, убежденный в созвучии и равноценности Священного Писания и Священного Предания, на языке философов проповедующий то, что изрекли апостолы, соблюли святые отцы и своею кровью утвердили мученики, критикующий крайний аллегоризм Оригена, превращающий библейскую историю в иносказание, но вместе с тем, он – зоркий мыслитель, умеющий взирать глубже буквы – воспринимать сам дух и смысл текстов Ветхого и Нового Заветов, отдающий предпочтение духовно-нравственному и типологическому толкованию – методам, ставшим фундаментом всей святоотеческой экзегетики. В беседе на Шестоднев Василий Великий объясняет истину о сотворении мира, изложенную в первых главах Моисеевой книги Бытия, это произведение – блестящий пример не только церковной проповеди, но и того, как умный, ученый и образованный богослов, использовал современные ему научные и философские знания для апологии и проповеди христианства, он проповедовал Библию образованным людям и объяснял истины церковной веры на языке эллинской философии, поэтому в своем толковании он воспользовался диалогом Платона «Тимей», где излагается идея надмирной, разумной и вечной Причины, создавшей вселенную, и использовал комментарий философа Посидония, переводя библейские образы в категории эллинской космогонии. Библейский рассказ о сотворении мира изложен на символическом и образном языке – это не научный трактат и не источник научной информации, а религиозное Откровение о Том, Кто создал небо и землю – о Боге, но Василий Великий, опираясь на диалоги Платона и физику Аристотеля, стремился продемонстрировать, что научная и философская мысль вполне совместима с Божественным Откровением, что не существует конфликта между верой и наукой, более того – высшая мудрость, заключенная в Библии, превосходит мудрость мира сего – мудрость Платона и Аристотеля. В своем «Шестодневе» святитель Василий Великий предстает как богослов и учитель благочестия, ученейший философ, знающий идеи и теории современных ему ученых, но в то же время, он противопоставляет «словеса Духа» естественнонаучным изысканиям, демонстрирует преимущество Библии над умозрениями Платона и физикой Аристотеля, говорит о том, что задача христианина не в том, чтобы созерцать и рассматривать устроение видимого мира исходя из мирской мудрости, а в том, чтобы руководствоваться высшей мудростью и достичь высоты Богопознания, что невозможно без веры и молитвы, аскезы и изучения Священного Писания. Приступая к изучению «Шестоднева» Василия Великого надо ясно понимать, что это – не энциклопедия естественнонаучных знаний его времени, с примесью мифопоэтических сказаний Библии, как ошибочно утверждают некоторые исследователи, это – проповедь о Боге Творце и призыв духовным взором взглянуть на «чудеса мироздания», увидеть мудрость и красоту, таящуюся в природе, вознести свою мысль Создателю всего сущего, вострепетать сердцем пред Его премудростью и проникнуться благоговением от величия Творца и Его творения – например от созерцания безмятежного моря: «Каким образом могу я во всей подробности разсмотреть красоту моря, в какой явилось оно очам Творца? Но если море прекрасно и достойно похвалы пред Богом, то не гораздо ли прекраснее собрание такой Церкви, в которой, подобно волне ударяющейся о берег, совокупный глас мужей, жен и младенцев возсылается к Богу в наших к Нему молитвах?.. Глубокая тишина хранит ее незыблемою, потому что лукавые духи не возмогли возмутить ее еретическими учениями». Видя в природе училище мудрости, Василий Великий призывает внимать ее урокам: «Заботливость аистов о состарившихся достаточна к тому, чтобы и наших детей, если только захотят внимать сему, сделать отцелюбивыми. Ибо, конечно, нет человека, столь скудного благоразумием, чтобы не почел он себе за стыд быть в добродетели ниже бессловесных птиц. Аисты, обступив вокруг отца, у которого от старости вылиняли перья, согревают его своими крыльями и, обильно доставляя ему пищу, даже в летании оказывают сильную помощь, слегка поддерживая его с обеих сторон своими крыльями». «Никто да не сетует на свою нищету, и хотя бы ничего не оставалось у него в доме, да не отчаивается в своей жизни, смотря на замысловатость ласточки. Когда вьет она гнездо, сучья носит во рту, но грязи не может захватить ногами; почему, омочив края перьев в воде и обмазав их тонкою пылью, чрез этот способ отвращает недостаток в грязи и, мало-помалу, как клеем, слепив грязью сучья, в гнезде своем выкармливает птенцов. Научись из сего по причине нищеты не приниматься за худые дела и в самых тяжких злостраданиях не терять надежды и не сидеть в праздности и бездействии, но прибегать к Богу, Который, даруя столько ласточке, тем больше подаст тому, кто возопиет к Нему от всего сердца». Для Василия Великого видимая природа есть великая книга Божией премудрости, провозвестница Его чудес и путеводительница в стремлении человека к нравственному совершенству, а потому каждый из нас призван познавать окружающий мир, чтобы «из видимого постигать невидимое, из величия и красоты творений собирать подобающее понятие о Сотворшем нас... чтобы и в земле, и в воздухе, и в небе, и в воде, и в ночи, и во дни, и во всем видимом находить ясные напоминания о Благодетеле». Нет ничего удивительного в том, что святитель Григорий Богослов с восторгом относился к «Шестодневу» Василия Великого: «Когда имею в руках его «Шестоднев» и произношу устно, тогда беседую с Творцом, постигаю законы творения и дивлюсь Творцу более, нежели прежде, имев своим наставником одно зрение». Архимандрит Киприан Керн сделал важно уточнение, замечая, что шесть дней творения, описанные Моисеем, есть религиозное сказание, а не научное исследование о происхождении мира, а потому нет смысла согласовывать современные достижения науки с библейским повествованием, а потому и Шестоднев Василия Великого «это – доступное для широких слоев простого народа объяснение I главы книги Бытия, а не научно-апологетический». Если в античной философии была идея Демиурга, оформляющего совечную ему материю, то Василий Великий подчеркивает ключевое отличие Библии от космогонических воззрений Платона, Аристотеля и неоплатоников – лучших мыслителей эллинского мира, говоря о том, что библейский Бог Творец создал все сущее из ничего – Он один предвечен и нет никого и ничего совечного Святой Троице, но великой и неизреченной благости Своей Господь задумал сотворить мир и воззвал все сущее из небытия силой Своего Слова и мощью Своего Духа, ибо все три Лица Святой Троицы участвовали в деле миротворения: «Таким образом ты приходишь к понятию «Трех», «Господь, Который установляет, Слово создает и Дух утверждает». Все Лица Святой Троицы участвуют в сотворении Ангелов, небесного мира, равно как и видимой материальной вселенной, о чем сказано Псалтыре: «Словом Господним небеса утвердишася и Духом уст Его вся сила их» (Пс.32:6), это проповедует и Василий Великий: «В творении же их представляй первоначальную причину сотворенного – Отца, и причину созидательную – Сына, и причину совершительную – Духа; так что служебные духи имеют бытие по воле Отца, приводятся же в бытие действием Сына и приобретают совершенство в бытии действием Духа». Отец является источником и началом творения, Сын – Зиждителем, Дух – Совершителем, и притом не только Ангелов, но вообще всего существующего. «Божеский Дух всегда окончательно совершает все происходящее от Бога чрез Сына», ибо создав мир Господь не оставил Свое творение, а непрестанно промышляет о вселенной – поддерживает ее бытие, являясь Зиждителем порядка и красоты в горнем мире Ангелов и в чувственном космосе: «Ни одно существо не оставлено без Промысла и ни одно не лишено надлежащего попечения». По верному замечанию профессора А.И. Сидорова «святой Василий был первым в истории древнецерковной письменности автором, обратившимся к цельному и систематическому толкованию начальных стихов первой книги Ветхого Завета. Впрочем, основная и фундаментальная идея этого толкования была очевидной и непререкаемой для всей традиции раннехристианского богословия, поскольку «уже в первые три века с совершенной ясностью и определенностью проповедовалась в Церкви та истина, что мир произошел не сам собою, а Творец его есть Бог, Который создал его не как художник из готовой материи, а как истинный Творец, сильный производить все одною силою Своего хотения и всемогущества, силою, свойственною Ему одному как Богу». Естественно, что и святой Василий полагает данную идею в основу всех своих рассуждений о творении мира».
Обращаясь к библейскому стиху «в начале сотворил Бог небо и землю», Василий Великий, во-первых, провозглашает, что мир не вечен и нет никакой совечной Богу материи, во-вторых, замечает, что Бог вечен, а мир существует во времени, а в-третьих, уточняет, что Бог творит мир не в вечности, ибо мир не совечен Богу, и не во времени, ибо до сотворения мира не было и времени, но с возникновением мира начинается течение времени а значит, начало бытия мира и есть начало возникновения времени и пространства. Мир имеет начало и неизбежно будет иметь конец – история завершится, о чем пророчествуется в Библии. Рассуждая о днях творения, Василий Великий замечает, что это – числовой символизм Библии, шесть дней – знаменуют творческую активность Бога, на шестой день – созидается венец творения – человек, на седьмой день Бог почил от дел и благословил творение Свое, а восьмой день – символический образ жизни будущего века, образ вечности, здесь – эсхатологическое понимание, это – последний день нашего ветхого мира и первый день нового бытия – преображенной вселенной, нового неба и новой земли, о которых возвещает Апокалипсис, это – день всеобщего воскресения из мертвых и Суда Божьего, день, когда времени уже не будет и мы войдем в вечность – блаженную для праведных и мучительную для грешных. По мысли Василия Великого до видимого и вещественного мира Господь создал мир Ангелов – небесных духов, возвышающихся над временем и пространством нашего чувственного бытия: «Еще ранее бытия мира было некоторое состояние, приличное Премирным Силам, превысшее времени, вечное и приснопродолжающееся. В нем Творец и Зиждитель всего совершил создание Ангелов – мыслящих светов, блаженных и любящих Господа, разумных и незримых для нас, великолепных умосозерцаемых тварей, превосходящих наше разумение, так что нельзя изобрести для них и именований». Излагая православную ангелологию, Василий Великий замечает, что Ангелы не терпят изменений – среди них нет отроков и старцев, они нетленны, духовны и неудобопреклонны ко греху, освящены Святым Духом, одарены разумом и свободой, а каждый Ангел – уникален и своеобразен как самобытная личность, но на заре времен все они самоопределились по отношению к Богу, а потому – одни Ангелы устояли в верности Творцу и навеки сделались святы, а иные – во главе с Люцифером, восставшим на Всевышнего, отпали от Создателя и сделались духами злобы, лжи и тьмы, ненавидящими все Божье творение. Если ангельский мир был создан Богом во мгновение ока, то видимый и материальный мир был создан поэтапно, ибо первозданно космос был темной и безвидной бездной – холстом, на котором Божественный Художник изобразил величественную картину. В «Беседах на Шестоднев» святитель Василий Великий, толкуя строки о том, что Дух Божий носился над бездною космоса, и животворил творение, использует красивый образ птицы, сидящей на гнезде и с любовью согревающей птенцов своих. В первозданном мире все было стройно и гармонично, это была великая поэма, вызвавшая изумление Ангелов, прославивших Творца неба и земли в своих молитвах и песнопениях, везде была видна неизреченная премудрость Всевышнего и великое зрелище космоса возвещало о величии Зиждителя мира.
Излагая православную антропологию – учение о человеке, святитель Василий Великий писал, что первозданный человек стоял на вершине лестницы творения, он был сотворен по образу и подобию Божиему для бессмертной, блаженной и духовной жизни, и был назначен царем земного мира, иными словами от Адама зависело осияние вселенной славой Божией. По премудрому замыслу Своему Господь создал человека на грани двух миров – духовного и материального, а потому человек имеет в себе бессмертный, разумный и свободный дух – образ Божий, и облачен в тело – покров, «виталище для души», устроенное Творцом с великой премудростью и искусством. В сотворении человека, равно как и в сотворении вселенной и Ангелов, проявила себе преизбыточная любовь Бога Творца, а высшее призвание человека заключалось в осуществлении замысла Божиего – в духовном возрастании до обожения, чтобы человек стал источником освящения и одухотворения всего видимого мира – материального космоса. Если все земные существа были бессловесны, или лучше сказать – «безлогосны», то человек, созданный по образу и подобию Божиему, был одарен внутренним логосом, а свойством человеческой природы была разумность и словесность. Вселенная была создана Богом через Логос, Его лучи пронизывают весь мир – небо и землю, а человек, имея логос – разумность, имеет сродство с Богом и призван разуметь дела премудрости Художника и Зиждителя бытия, постигать Его замыслы – логосы, а через них – восходить на вершину Богопознания к Самому предвечному Богу Слову – Ипостасному Логосу. Создав нас разумными, Господь одарил нас даром слова – способностью языковой коммуникации, ибо все мы призваны к общению – друг с другом, Ангелами и Богом, а слово есть изречение чувства и мысли: «Создавший нас Бог дал нам употребление слова, чтоб открывали мы друг другу сердечные совещания и чтоб каждый из нас по общительности природы передавал ближнему свои мысли, как бы из некоторых сокровищниц износя их из тайниц сердца. Если б мы жили, имея душу ничем не покровенную, то могли бы тотчас понимать друг друга по одним помышлениям. Но поскольку мысли производит в нас душа, покрытая завесою, то есть плотью, то для обнаружения сокрытого во глубине нужны слова и именования. Поэтому мысль наша, как скоро получит знаменующий ее звук, перенесясь в слове, как в ладье, и переплыв через воздух, от говорящего переходит к слушающему». Святитель Василий Великий утверждал, что значение имени и слова в познании вещей чрезвычайно велико – слово оформление представления о вещи в нашем сознании, но оно обозначает не их сущность, а признаки: «Названия служат к обозначению не сущностей, а особенных свойств, характеризующих каждого». «Не за именами следует природа вещей, а наоборот, имена изобретены уже после вещей». В райском саду Эдема первозданный Адам нарекал животных и птиц, обладая великой мудростью и разгадывая их логосы – замыслы Творца о них, но высшая премудрость обретается не через имянаречение, а через Богопознание, молитву и созерцание, ибо ни одно имя не может исчерпать тайну сущности – тем более тайну Божественной Сущности: «Нет ни одного имени, которое бы, объяв все естество Божие, достаточно было вполне его выразить. Но многие и различные имена, взятые в собственном значении каждого, составляют понятие, конечно, темное и весьма скудное в сравнении с целым, но для нас достаточное. Из имен же, сказуемых о Боге, одни показывают, чтo в Боге есть, а другие, напротив, чего в Нем нет. Ибо этими двумя способами, то есть, отрицанием того, чего нет, и исповеданием того, чтo есть, образуется в нас как бы некоторое отпечатление Бога».
По мысли Василия Великого, человек был единственный богообразным существом в земном мире, он – царь космоса и священник Всевышнего во вселенной. Во время пребывания своего в Раю первозданный Адам был наг, а его облачением был Божественный Свет, и если бы он показал свою доблесть, то это «благодатное облачение» стало бы сиять «на нем в виде светлых одежд, подобных ангельским, превосходящих пестроту цветов, светлость и лучезарность звезд». Первозданный Адам был повелителем материального мира, по телу созданный из праха земного, он не знал тления и смерти, в нем была животворящая благодать Святого Духа, а главная задача его состояла в том, чтобы через всецелую обращенность к Богу жить ангельской жизнью на земле, озарится славой Господней и одухотвориться – стать подобным Самому Богу по бытию – обожиться всем естеством – духом и телом. Но книга Бытия рассказывает, что человек оказался ниже своего призвания – Адам и Евы нарушили заповедь Божью и отпали от Творца своего, они утратили благодать Святого Духа и тем самым погубили себя и своих потомков, погубили весь видимый мир, который попал в поток времени и смерти и стал лежать во зле. Касаясь вопроса о возникновении зла и, в одной из своих блистательных проповедей, возвещая о том, что Бог не виновник зла, Василий Великий искусно сочетал изложение православной онтологии и исследование одной из самых сложных, трудноразрешимых и животрепещущих тем нравственного богословия, задаваясь вопросом – «Откуда и как возникло зло?», и, указывая на то, что Бог благ и первозданное Божье творение было великолепно и не имело изъянов, а зло – не от Бога и не совечно Богу, оно не безначально и не есть некая сущность, сотворенная Богом, зло не входило в Божий замысел и не имеет субстанции, оно возникло от воли разумных Божьих созданий, злоупотребивших своей свободой – от Ангелов и людей, отпавших от Творца своего. Задаваясь вопросом – «почему дьявол стал зол, если он создан Богом как святой Ангел?», Василий Великий говорит, что ответ на этот вопрос – свобода, дающая возможность пребывать с Богом или отпасть от Него: «Гавриил – Ангел и всегда предстоит Богу. Сатана – Ангел и совершенно отпал из своего собственного чина. И первого соблюло в горних произволение, и последнего низринула свобода воли. И первый мог стать отступником, и последний мог не отпасть. Но одного спасла ненасытимая любовь к Богу, а другого сделало отверженным удаление от Бога. И это отчуждение от Бога и есть зло». По рассуждению Василия Великого Люцифер был сотворен добрым как Ангел, но он возгордился и восстал на Творца, отверг свое божественное призвание и стал изобретателем греха, а затем – лукавством своим совратил Адама и Еву нарушить заповедь и пасть в грех, тем самым ввергая всю видимую вселенную – их царство – в водоворот греха, страданий, тления и смерти. По воззрению Василия Великого зло – это нарушение Божественной нормы, отпадение от Бога, иными словами сущность зла – это грех, свободное противление Божественной воле, ибо грех разлучает нас с Творцом и обрекает нас на погибель, в то время как физические и душевные страдания являются «злом в наших ощущениях», но страдания могут очищать душу человека и вести его к покаянию и смирению, они могут быть наказанием за грех, а могут быть испытанием веры, являть вселенной стойкость и мужество великих подвижников – как в случае с многострадальным Иовом, а страдания и смерть за Христа – подвиг мучеников и исповедников, а потому это – «великое и подвижническое зрелище, дивное для Ангелов и для всей твари, мучительное для диавола, страшное для бесов». По суждению Василия Великого «зло действительное» – это «именно грех» как свободное противопоставление личной воли Ангела или человека Божественной воле, как разрыв с Богом, ведущий к вечной погибели душа, а все остальное можно назвать злом только условно, так страдания и стихийные бедствия есть «мнимое» зло «по болезненности ощущений». Защищая святость Бога, Его благость и справедливость, святитель Василий Великий утверждает, что Бог – высочайшее Благо, Он есть Свет и в Нем нет никакой тьмы, зло не от Бога, ибо Бог – истребитель зла, Он – Небесный Врач, исцеляющий нас от страшной болезни – греха, а что до всенародных бедствий или раздоров, царящих между людьми, то они – следствие падшести нашего мира и греховности рода человеческого. В богословии Василия Великого нет четкого разделения воли Божьей и Божьего попущения, он полагал, что «поскольку мы творения благого Бога и состоим во власти Того, Кто устрояет все до нас касающееся, и важное и маловажное, то не можем ничего потерпеть без воли Божией, и земли что терпим, оно не вредно или не таково, чтобы можно было помыслить что-либо лучшее». Не различая того, что совершается по воле Божьей и того, что совершается по попущению Бога Вседержителя, опираясь на подобные умозаключения, некоторые философы – например, Лейбниц, пришли к оптимистической мысли, что наш мир – самый лучший из всех возможных миров, и все что не совершается – все к лучшему. Но на самом деле глубоко заблуждаются как оптимисты подобные Лейбницу, так и пессимисты, подобны Шопенгауэру, ибо, если бы наш мир был лучшим из всех возможных миров, мы бы жили в Раю, а если бы худшим, то влачили бы свое существование в Аду. Мир, сотворенный Богом, был лучшим из всех возможных, но трагедия падения трети Небесных Сил во главе с Люцифером и грехопадение Адама и Евы, ввергнувшее вселенную во власть смерти и тления, сделала наш мир не наилучшем, как думают оптимисты, и не наихудшим, как думают пессимисты, а самым таинственным из всех миров, а в центре этой грандиозной таинственности находится сам человек, в сердце которого Бог и дьявол борются. Надо сказать, что, несмотря на всю свою эрудицию, Василий Великий не смог всесторонне разрешить проблему теодицеи – его теодицея ветхозаветна, соответствует Пятикнижию Моисееву, но не возвышается до книги Иова и тем более Евангелия, не в силах осмыслить тайну Суда Божьего и невинного страдания, тайну неисповедимых путей Провидения и проблему страдания во всей ее глубине. Новозаветная и православная теодицея была куда лучше раскрыта иными церковными писателями и богословами – например преподобным Исустином Поповичем, вдохновенно писавшим, что единственная православная теодицея и антроподицея – это Сам Христос Богочеловек, как совершенный Бог Он оправдывает Бога перед лицом страждущего человечества, а как совершенный человек – Новый Адам, оправдывает человечество пред лицом всезрящего и всеправедного Бога Вседержителя. Святитель Василий Великий излагает ветхозаветную мысль о том, что болезни, стихийные бедствия и войны – это кара Божия за грехи народа, но, во-первых, «где справедливость Божия, если в результате этого «Божьего возмездия», страдают виновные и невиновны – в том числе и невинные дети?», во-вторых, «где всеблагость и милосердие Творца, который вершит подобное возмездие?», в-третьих, называя страдания «мнимым злом», кесарийский архипастырь не утешит страдальца Иова и скорбящего юношу, потерявшего свою возлюбленную, а в-четвертых, говоря, что все свершается по воле Божьей и все, что не творится в мире, все к лучшему, он нравственно возмутит плачущую мать и страждущего отца, потерявшего ребенка, убитого маньяком, ибо сказать, что убийство детей совершается по воле благого и всеправедного Бога, имя Которого есть Любовь – кощунство и богохульство, напротив, эти страшные злодеяния, как и все иные злодеяния от величайшего до малейшего, совершаются вопреки Божьей воле – по попущению Всемогущего, Который не отнимает величайшего дара у Своих разумных созданий – Ангелов и людей – дара свободы, а свободу можно использовать как во зло, так и во благо. В рассуждениях Василия Великого о свободе и грехе, библейская мудрость сочетается с эллинским учением Оригена и Филона Александрийского о «пресущении блаженным наслаждением горним созерцанием»: «Не будучи связана никакою необходимостью, получив от Творца жизнь свободную как сотворенная по образу Божию, она раумееет доброе, умеет им наслаждаться, одарена свободой и силой, пребывая в созерцании прекрасного и в наслаждении умозрительным, может хранить жизнь, какая ей естественна; но имеет также власть и уклониться от прекрасного и возвышенного. А сие, бывает с нею, когда, пресытившись блаженным наслаждением и как бы во отягчении какою-то дремотою ниспав с высоты горнего, входит в общение с плотию для гнусных наслаждений сластолюбием». В этих строках Василия Великого прекрасно возвещается о свободе человеческого духа, но заметно влияние Оригена, богословские труды которого он изучал – грехопадение определяется здесь как пресыщение райским наслаждением и горним созерцанием, прельщение плотью, в то время как Библия возвещает, что корень греха – это не обольщение плотью, а гордыня и жажда самообожения, желание быть как Бог, но без Бога, отвергнув заповеди Всевышнего, используя богоданную свободу против ее Творца – против благого и всемогущего Бога.
В основе всей космологии святителя Василия Великого лежит твердое убеждение в разумности и гармоничности Божьего творения – «логосности мироздания», как писал архимандрит Киприан Керн, ибо весь мир был создан Богом через Его Слово в Святом Духе, все было сотворено разумно и премудро – причастно Логосу, все было прекрасно и свято – осенено Святым Духом, а зло стало трагическим диссонансом, внесенным через богоборчество в дивную симфонию жизни. Сущность зла – грех, а грех есть безумие, беззаконие и безобразие, это – безумное отпадение от Логоса и измена Божьему замыслу. По учению Василия Великого через грех в людей вошли низменные страсти «которые, оскверняя душу, созданную по образу Сотворшего, обыкновенно помрачают ее красоту». Если страсти осквернили душу падшего человека и ее силы – разум, волю и чувства, но тело после грехопадения стало тленным и превратилось в темницу и тягостное узилище души для всякого поспешающего к горней жизни на земле. Первозданный Адам жил счастливой и небесной жизнью на земле, но он пал и лился славы Божией, грех его был актом гордости и дерзости, порожденной жаждой самообожания, а суть греха – безумие, ибо безумно было отпасть от Творца и разорвать общение с Богом, являющимся источником всех благ и самой жизни, тем самым обрекая свое тело на физическую смерть, а душу – на погибель и вечные адские муки. Падший человек стал смертен и подвержен страданиям, через грех он «соделал себя жилищем сопротивного духа, становится храмом идольским, вместо того чтобы стать храмом Бога чрез вселение Духа Святого», а «делая себя служителем губительного демона, человек допускает в себя зло» и становится «сосудом гнева Божиего», ибо как в сосуде в нем пребывает скверна греховная и он не мог обрести спасения и войти в Царство Небесное. С проникновенным лирическим драматизмом описывает Василий Великий тяготы земной жизни для смертного человека, называя его «борцом скорби», брошенным в суровый мир – в бушующее море сует, скорбей, слез и страданий: «В жизни, как в училище ратоборства, трудимся мы, – так начинает развивать свою мысль св. Василий, – борясь со скорбями; и природе нашей много противников. Удовольствия отнимают твердость, роскошь изменяет мужество, уныние расслабляет силы, клеветы наносят оскорбления, лесть прикрывает собою злоумышления, страх делает, что падаем в отчаяние; и в таком-то треволнении непрестанно обуревается наша природа. Не только горести жизни несносны, но и то самое, что по-видимому приятно, опечаливает своей превратностью; и мы проходим жизнь, почти полную скорбей и слез. И если угодно тебе знать, выслушай описание горестей жизни. Человек посеян в утробе матерней; но этому сеянию предшествовала скорбь. Семя брошено в бразды естества; если только размыслим об этом, то устыдимся начал рождения. Брошенное семя изменилось в кровь, кровь одебелела в плоть, плоть со временем приняла на себя образ; образовавшееся непонятным для ума образом одушевилось, одушевленное воспиталось естественными средствами; стесняемый зародыш скачет, негодует на это узилище естества; но, едва наступило время рождения, распались затворы чревоношения, отверзлись двери естества, матерняя утроба разрешила удерживаемый ею дотоле плод; выскользнул в жизнь этот борец скорби, вдохнули в себя воздух эти уста твари; и что ж после этого? Первый от него звук – плачет. Достаточно этого, чтобы по началу узнать жизнь. Младенец коснулся земли – и не смеется, но, едва коснувшись, объемлется болезнями и плачет. Он знает уже, что заброшен бурей в море скорбей. Питается со слезами, сосет молоко с принуждением; достигает возраста и начинает бояться родителей или домашних слуг. Стал взрослым отроком и отдан в науку учителям. Вот страх, не знающий отдыха! Ленится, принимает побои, проводит ночи без сна, но выучивается, вполне успевает, заходит далеко в науках, приобретает добрую о себе славу, просвещен всеми родами познаний, исполнен опытности в законоведении, со временем достигает мужеского возраста, посвящает себя военной службе. Опять начало еще больших скорбей! Боится начальников, подозревает злонамеренных, прилепляется к корысти, везде ее ищет, сходит с ума, домогаясь прибыли; неусыпен, проводит жизнь в тяжбах. Рассчитывая выгоду, оставляет родину, никем не влекомый, служит не вольно, трудится сверх силы, проводит в заботах ночи, работает неутомимо днем, как раб. Нужда запродала его свободу. Потом, после всего этого, после многих трудов и угождений, удостоен он почестей, возведен на высоту чинов, управляет народами, повелевает войсками, величается как первый сановник в государстве, собрал труды богатства; но с трудами текло вместе и время, с чинами пришла и старость, и прежде, нежели насладился богатством, отходит, похищенный из жизни, и в самой пристани терпит кораблекрушение. Ибо вслед за суетными надеждами идет смерть, посмевающаяся смертным. Такова жизнь человеческая: непостоянное море, зыбкий воздух, неуловимое сновидение, утекающий поток, исчезающий дым, бегущая тень, собрание вод, колеблемое волнами. И хотя буря страшна, плавание опасно, однако же мы, пловцы, спим беспечно. Страшно и свирепо море жизни, суетны надежды, надмевающие подобно бурям. Скорби ревут, как волны; злоумышления скрываются, как подводные камни; враги лают, как псы, похитители окружают, как морские разбойники; приходит старость, как зима; настоит смерть, как кораблекрушение. Видишь бурю – правь искуснее, смотри, как плывешь, не затопи ладьи своей, нагрузив ее или богатством, приобретаемым неправдою, или бременем страстей». По воззрению Василия Великого, как кормчего испытывает буря, борца – поприще, а военачальника – битва, так христианина – скорби и искушения: «скорби испытывают сердца, как золото в горниле, в терпении открывая их доброту, или нередко само благоденствие жизни служит для многих вместо испытания. Ибо одинаково трудно сохранить душу, не униженную в затруднительных обстоятельствах, и не превознестись гордостью в положении блистательном». «В испытании сердец и утроб Бог показывает Свое правосудие. Испытано было сердце Авраама, от всей ли души и от всего ли сердца любит он Бога, испытан был и Иаков, когда терпел козни от брата, дабы... просияло его неослабное братолюбие». Вся земная жизнь исполнена скорбей, но Господь «Который все определяет мерой и весом, посылает искушения, не превышающие силы наши, но как в несчастьях делает видными подвижников благочестия, так не оставляет их искуситися паче, еже могут... понести (1Кор.;10:;13), и напоевает слезами в меру (Пс.;79:;6) тех, которые должны показать, сохраняют ли они благодарность Богу, – сей Господь наипаче» являет «человеколюбие Свое в домостроительстве о нас». Духовная жизнь состоит в искусстве терпения скорбей: «И действительно, скорби для хорошо приготовленных суть как бы укрепляющая пища и упражнение в борьбе, приближающие подвижника к отеческой славе; когда укаряеми, благословляем; хулимы – молим, утружденные – благодарим, скорбные – хвалимся скорбями. Ибо стыдно для нас в счастье благословлять, а в печальных и трудных обстоятельствах хранить молчание». В скорбях и испытаниях рождается великая христианская добродетель – терпение, а терпение есть проявление истинности нашей любви к Богу, веры и надежды на Промыслителя и Спасителя. Наша земная жизнь суетна и изменчива, она полна скорбей и искушений, часто приносит разочарования, трагические потери и крушение надежд, одно убежище нам – Бог, ибо, если человек пребывает с Богом, то смотрит на скорби как на испытание души, ищет не эфемерных мирских благ, а вечное Царство Небесное.
Если бы в наш мир не пришел Христос Спаситель – воплотившийся и вочеловечившийся Бог Слово, единосущный и совечный Отцу и Святому Духу, то никто из нас не мог бы иметь надежду на спасение и унаследовать Царство Небесное, но через искупительную жертву Сына Божиего мы обретаем освобождение от уз греха, смерти и дьявола, возвращаем себе утраченную благодать Божию и вновь становится возможным для нас путь спасения, освящения и обожения. Святитель Василий Великий особенно акцентировал внимание на том, что духовность – это таинственное присутствие Святого Духа в нас, без благодати невозможна духовная жизни и спасение, Христос – податель Духа Божиего, а Дух Святой с Христом Искупителем производит освящение человека, сообразуясь добродетельному состоянию его души: «Сын и Дух Святой – источник святыни, из которого освящается всякая разумная тварь по мере ее добродетели». В святом Евангелии сказано, что Христос есть Истина и Жизнь, Он – Путь, и чтобы спастись, нам нужно уверовать во Христа – увидеть в Иисусе из Назарета истинного Мессию, нам нужно приобщиться Его Божественной Жизни через исполнение евангельских заповедей, молитв и таинство Евхаристии, нам нужно уподобиться Христу – вести святой и духовный образ жизни и бороться с дьяволом и духами тьмы. Как духовно опытный аскет Василий Великий напоминал, что «враг истины ежедневно ведет с нами сильную и многовидную брань, как сами знаете, наши же пожелания обращая против нас в стрелы и у нас всегда заимствуя себе крепость, чтобы вредить нам. Поскольку много у него силы связал Владыка неразрешимыми законами и не попустил ему одним устремлением стереть род человеческий с земли, то завистник татски одерживает над нами победу, пользуясь нашим неразумием». Затрагивая тему сотериологии – учения о спасении, Василий Великий провозглашал, что без веры во Христа и участия в таинствах Церкви спасение для нас невозможно: «Вера и крещение суть два способа спасения, между собой сродные и нераздельные». «Для ставшего во грехе первое благодеяние – пасть и умереть, а потом восстать и ожить правдой, но то и другое нам даруется верой во Христа». В таинстве крещения мы духовно рождаемся от воды и Святого Духа, делаемся новой тварью – Святой Дух усыновляет нас Богу, мы становимся членами Церкви и получаем достоинство пророков, апостолов и Ангелов, но это лишь начало нашего духовного пути, ибо вера без дел мертва и чтобы обрести вечную жизнь и небесное жительство, ликостояние с Ангелами и нескончаемое пребывание в Боге нам надлежит жить по Евангелию и оплакивать наши согрешения покаянием, очищать сердца и хранить ум от лукавых помыслов, быть сострадательными к ближним и даже врагам, укрощать страсти и, отрешаясь от всего земного, суетного и бренного, возвышать душу к небесному, вечному и горнему – к Богу, ибо истинная жизнь и счастье только в Боге. В грехопадении человек утратил святость и совершенство, а его «ум потускнел, помрачился, сделался больным», но, чтобы познать Истину, человек должен направить ум к соединению с Богом, а «единство ума с Богом есть состояние, но в то же время и движение, поскольку совершенству нет предела», ведь «ум, как образ Божий, обладает жизнью только тогда, когда соединяется с Богом, становясь мудрым и благим. Такова жизнь ума. Апостол Павел пишет: Ибо кто познал ум Господень, чтобы мог судить его? (1Кор.2:16). Естественное состояние ума заключается в соединении с умом Христовым. Тогда он озаряется и просвещается». Приобщившийся благодати Духа Божиего ум человеческий «бывает уже тайнозрителем великих видений и видит Божественные доброты, впрочем, столько, сколько дает благодать и сколько может принять устройство его». Лучшее средство в деле духовного совершенствования и соединения ума с Богом – это молитва, она сама душа и жизнь веры, ибо там, где есть вера не может не быть молитвы. Молитва есть общение человека с Богом, основанное на вере в то, что Бог, как всеведущий, всеблагой и всемогущий Дух, не только слышит наши слова, но и знает все наши помышления, все намерения и чувства сердца – по великой и неизреченной любви Своей Господь откликнется на зов молящегося и не оставит его в одиночестве: «Молитва каждого открыта перед Богом, Ему открыто, кто по расположению, кто разумно просит небесного, кто только для вида выговаривает слова, а сердце его далеко отстоит от Бога» «Бог и по движению сердца умеет узнавать просимое. Или не слышишь, что Моисей, который ничего не говорит, но в неизреченных своих воздыханиях молит Господа, услышан был Господом, и Он сказал Моисею: «Что вопиеши ко Мне?» (Исх.;14:;15). Бог умеет услышать и праведную кровь, у которой нет языка, нет голоса, проникающего воздух. Явление же праведных дел перед Господом есть велегласие». Наиболее полным образом соединиться с Богом человек может только в таинстве Евхаристии и в усердном молении, вдохновленном горячей и пламенной любовью к Богу, благочестивым желанием соединиться с Ним в неразрывном союзе любви, возводя ум к Богу. Нет большего утешения и высшей радости для христианина, чем молитва, ибо в молитве ум устремляется к Богу и сердце горит любовью к Всевышнему, в молитве ощущается несказанная близость вселюбящего Небесного Отца к нам, заступничество Христа Вседержителя и тихое веяние Святого Духа, приносящего мир, радость и покой душе молящегося: «Ежели когда в сердце твоем как бы ниспадший свет произвел внезапную мысль о Боге и озарил твою душу, так что ты возлюбил Бога, а презрел мир и все телесное, то из этого слабого и малого подобия познай полное состояние праведных, которые равномерно и непрерывно возрастают в веселии о Боге. Так по временам и редко посещает эта радость... а в праведнике постоянно божественное и небесное веселие, потому что в нем несомненно обитает Дух; первый же плод... духа: любовь, радость, мир (Гал.;5:;22). Господь для праведных есть как бы вместилище, вступившему в которое, по всей необходимости, должно благодушествовать и веселиться. И праведный делается местом для Господа, приемлющим Его в себя».
По великому человеколюбию Господь ниспослал Своего Единородного Сына – Иисуса Христа искупить грехи мира и даровать каждому из нас надежду на спасение, а потому никто не должен отчаиваться: «Пока есть возможность, восставим себя от падения и не будем отчаиваться в себе, если исправимся от худых дел». «Возможно спасение, возможно исправление. Дерзай, не отчаивайся. Нет закона, осуждающего на смерть без милосердия, но есть благодать, отлагающая наказание, ожидающая исправления». Святитель Василий Великий замечает, что в Царство Небесное могут войти только чистые сердцем, а сердце очищается слезами покаяния, поэтому наша нынешняя жизнь – это драгоценное время, данное нам для покаяния: «Этот век – век покаяния, а тот – воздаяния; этот – делания, а тот – отплаты; этот – терпения, а тот – утешения». «Теперь время отсрочки, время долготерпения, время целения, время исправления. Поползнулся ты? Восстань. Грешил ты? Перестань; не стой на пути грешных, но беги от них прочь. Когда, обратившись, восстанешь, тогда спасешься, потому что здравие приобретается трудом, а спасение – потом». По заветной мысли Василия Великого, покаяние – это подвиг длинною в жизнь, оно должно быть вечным спутником христианина в его земных скитаниях. Покаяние есть плач сокрушенного сердца, вопль погибающего, обращенный к Богу, отвержение греха и нравственное исправление во имя Бога, оно совершается не одними устами, но всей душой и приносит плоды преуспения в добродетелях и приближения к Богу. Наше дело – каяться в грехах, а дело Божие – вершить Суд Свой, судить и миловать, ибо Бог праведен и свят, по великой и безмерной любви Своей Он хочет всех спасти, но наше спасение зависит и от нас – оно невозможно без веры и покаяния. Для действенности покаяния нужны пост и молитва, необходимо чтение Священного Писания – особенно Нового Завета и Псалтыря, ибо «Псалом и из каменного сердца вынуждает слезы», но самое главное – отвращение от греха и устремление к Богу, желание изменить жизнь и нравственно исправиться, твердо встать на путь, ведущий к спасению. Святитель Василий Великий называл земную жизнь – дорогой, на которой нас ожидает много всего – мимолетные встречи, успехи и бедствия, радости и печали, но жизнь скоротечна – всех нас ожидает смерть, а потом мы должны превратить земную жизнь в училище добродетели, чтобы со смертью войти в Царство Небесное. Василий Великий горько сетовал о том, что «многие увлекаются в погибель по гладкому и широкому пути; и немногие входят в Царствие Небесное, потому что не выносят неудобств и трудностей добродетельной жизни. Ибо порок уловляет легкостью удовольствия, а добродетель строгостью предписаний и трудами делает горькой жизнь подвижников», в то время как задача христианина – следить за состоянием души, дабы греховный не осквернил ее красоты: «Ее украшай, о ней заботься, чтобы своей внимательностью предотвратить всякую нечистоту, сообщаемую ей пороком, очистить ее от всякого греховного срама, украсить же и просветить ее всякой красотой добродетели». Тайна спасения заключена не в силе и мудрости человеческой, а в благодати Божьей, но чтобы стяжать благодать нужен подвиг человеческой воли и наше содействие Богу: «когда душа, посвятив себя всякому подвигу добродетели, сильной любовью к Богу постоянно сохраняет в себе напечатленное в ней памятование о Боге и таким образом соделывает Бога как бы живущим в себе, тогда от сильного стремления и неизреченной любви к Богу, став боговдохновенной, соделывается она достойной» причастия Святого Духа и «пророческого дара». Благодатью Святого Духа происходит «восстановление наше в рай, вступление в Небесное Царство, возвращение в сыноположение, дерзновение именовать Отцом Своим Бога, соделываться общниками благодати Христовой, именоваться чадами света, приобщиться вечной славы – одним словом, приобрести всю полноту благословения и в этом и в будущем веке, когда в себе, как в зеркале, отражаем благодать тех благ, какие предназначены нам по обетованиям и которыми через веру наслаждаемся, как уже настоящими». По мысли Василия Великого христианская жизнь есть восхождение по лестнице добродетелей: «Упражнение в добродетели уподобляется лествице, той именно лествице, которую некогда видел блаженный Иаков, которой одна часть была близка к земле и касалась ее, а другая простиралась даже выше самого неба. Посему вступающие в добродетельную жизнь должны сперва утвердить стопы на первых ступенях и с них непрестанно восходить выше и выше, пока, наконец, чрез постепенное преспеяние не взойдут на возможную для человеческого естества высоту». Размышляя о том, что такое христианство, Василий Великий говорит, что оно – таинство уподобления Богу: «Если ты по милости Божией решил быть христианином, торопись стать подобным Богу... Если ты станешь врагом зла, забудешь прошлые обиды и вражду, если будешь любить своих братьев и сочувствовать им, то уподобишься Богу. Если от всего сердца простишь врагу своему, то уподобишься Богу... Своей добротой, терпением, послушанием, любовью и всеми добрыми делами, которыми ты облекаешься в милосердие, ты облекаешься во Христа и благодаря близости к Нему становишься близким Богу». Высшая цель человека – вернуть утраченное Богоподобие через духовную жизнь: «Человек возвращается к своему прежнему состоянию, отвергая порок, эту многосуетную жизнь, рабство души у житейских забот; отбросив все это, он снова обращается к райской жизни, избавленной от рабства плотским страстям, к жизни свободной в непосредственной близости к Богу, к жизни ангелоподобной». Вся земная жизнь наша должна стать восхождением в горний Иерусалим по ступеням лестницы добродетелей, дабы мы достигли бесстрастия и исполнились любви к Богу, ближним и даже врагам, уподобились Христу и стали храмами Святого Духа. Святой Дух – воистину Господь святых, а святой есть сосуд Духа Божиего, жилище Бога и храм Его.
Духовная жизнь христианина немыслима вне Церкви. Православное учение о Церкви – экклесиология Василия Великого разбросана во многих его произведениях – богословских и аскетических писаниях, в письмах и «Шестодневе, «Беседе на Псалмы», словах и проповедях, в трактате «Против Евномия» и книге «О Святом Духе». Размышляя о Церкви, святитель Василий Великий говорит о том, что ее сущность – это невыразимая Божья тайна, нельзя дать четкого определения Церкви, но можно понять, что она такое через постижение библейских образов, олицетворяющих Церковь. Церковь есть мистическое Тело Христово, Христос – ее Глава, а мы – ее члены, Он – виноградная лоза, а мы – ветви, Он – Небесный Архиерей, наполнивший вселенную Своими чудесами и таинствами, соединяющий все народы земли в единую Церковь, где нет разделения на национальности, Он делает нас бесконечно близкими друг другу – родными людьми, сынами Всевышнего, соединяя нас верой и единодушием, собирая нас вокруг Евхаристической Чаши и научая нас любить друг друга, как Он возлюбил нас. В одном из своих писем Василий Великий уточняет, что не географическая всемирность является признаком Церкви, а верность Христу, истинные христиане – не на словах, а по духу и образу жизни – всегда малочисленны и гонимы, их ожидают многие скорби и испытания на земле, и великая слава на небесах, ибо посерди бушующего моря мира сего они имеют твердую надежду на Христа и Господь не оставляет их: «В вас, должен быть спасенным остаток благочестия, который пришедший Господь найдет на земле. А если епископы были прогнаны из церквей, это не должно вас колебать; если предатели возникли среди самих клириков, даже это не должно потрясать ваше доверие к Богу. Ибо спасают не имена, но намерения и истинная любовь к Создавшему нас... Не множество спасается, но избранники Божьи. Так что никогда да не устрашит вас народное множество, носимое туда и сюда ветрами, как вода морская. Если даже один только спасется, как Лот в Содоме, он должен пребывать в правильном суждении, имея непередвигаемую надежду на Христа, ибо не оставит Господь преподобных Своих». Святитель Василий Великий был миролюбивым пастырем, он боролся за единство Церкви и осуждал раздоры между верующими: «Некоторыми защита якобы Православия придумана как оружие для войны друг с другом. Прикрывая свою личную вражду, они притворяются, что враждуют из-за благочестия». С горечью сетуя на то, что в дни его жизни «состояние Церкви всецело уподобилось старой одежде, легко раздираемой по любому предлогу и неспособной снова вернуться к первоначальной крепости», Василий Великий пытался сделать все, чтобы мир воцарился между христианами на основе веры во Христа, прощения обид и взаимной любви: «Итак, не будем требовать ничего большего, но предложим желающим соединиться с нами братьям Никейскую веру; а если они с нею согласятся, мы попросим их допустить, что не должно называть Святого Духа тварью и не иметь общение с теми, кто это говорит. Сверх же этого, прошу у вас, ничто не должно быть требуемо нами. Ибо я убежден, что при более долгом взаимном общении и при совместных обсуждениях, лишенных духа спорливости, если и что другое должно будет прибавленным для ясности, Господь подаст это, во всем содействующий тем, кто любит Его». Церковь – это мир Божий, а потому всякое разделение в Церкви и раздор между верующими – это великое несчастье, ибо люди утрачивают взаимную любовь и впадают в грех раскола: «Мы были бы воистину нелепейшими из людей, если бы мы радовались расколам и разделениям Церквей и не считали бы величайшим благом сочетание членов Тела Христова». В письме к своему другу и ученику – Амфилохию Иконийскому Василий Великий утверждал, что следует различать расколы и ереси, ибо если расколы есть внутрицерковное разделение, то ереси – нечестивое сборище, а задаваясь вопросом о действительности крещения отделившихся от Церкви по причине раскола, он писал: «Древние считали, что нужно принимать такое крещение, которое ни в чем не уклоняется от веры. Поэтому они называли одни уклонения ересями, другие – расколами, другие – незаконными сборищами. К ересям принадлежат совершенно оторвавшиеся и отчужденные по самой вере; к расколам – отделившиеся от других по каким-нибудь церковным причинам и вопросам, способным быть излеченными; к незаконным сборищам – собрания, устраиваемые непослушными пресвитерами или епископами и невоспитанными людьми. Например, если бы кто-нибудь, изобличенный в проступке, был запрещен в служении и не подчинился правилам, но стал бы для себя притязать на председательство и служение и ушли бы вместе с ним некоторые, оставив Кафолическую Церковь, то это было бы незаконным сборищем. А раскол – это иметь относительно покаяния мнения, отличные от мнения церковных людей. Пример ересей – манихеи, валентиниане, маркиониты и эти самые пепузиане, ибо здесь сразу же разница относительно самой веры в Бога». По справедливому замечанию архиепископа Василия Кривошеина «утверждения святого Василия, касающиеся таинств, совершаемых вне Церкви, неясны и даже противоречивы. Это можно объяснить тем, что они обусловлены тремя факторами, не так уж легко согласуемыми между собою: богословскими соображениями, обычаями древних и «икономией», то есть заботой о благе душ и Церкви. Богословские аргументы с неумолимой логикой говорили, что всякое лицо, отделившееся от Церкви, теряет дар благодати, прерывает преемство и не может дать другому то, чем само не обладает. Следовательно, таинства вне Церкви недействительны. Но кто на самом деле отделился от Церкви? Конечно еретики. Что же до раскольников, святой Василий, как мы видели, приводит мнения древних, согласно которым они еще как-то принадлежат Церкви, и потому их крещение надо признать. Древние обычаи, впрочем весьма различные в разных Поместных церквах, говорят здесь в пользу «икономии». Святой Василий вроде бы сторонник строгости, но по соображениям «икономии» не отвергает обычаев древних… Миролюбивый и смиренный дух, различие между существенным и второстепенным в вопросах веры и церковного строя, готовность пожертвовать всем чисто человеческим ради достижения церковного мира и христианского единства, но вместе с тем твердое стояние на страже Православия и отвержение всех компромиссов в основных положениях веры и канонического строя Церкви – вот чему учит нас святой Василий Великий делом и словом». Вместе с тем в богословских трудах Василия Великого есть строки, где он вдохновенно, пламенно и бескомпромиссно провозглашает, что вне Церкви не может быть таинств и спасения, она – единственная сокровищница благодати Святого Духа, а значит, наше дело – хранить верность канонам: «Если они (энкратиты) сохраняют наше крещение, это не должно нас трогать, ибо мы не обязаны отплачивать им за их вежливость, но исполнять в точности каноны». Если раскол – раздирание хитона Христа и трагедия раздора между верующими – рана на теле Церкви, то ересь – это лжеучение и измена Божественной Истине, это – плевелы на ниве Церкви, ядовитый плод, соблазнительный для отступающих от Христа, гниль, поразившая засохшие ветви виноградника Господня, их надлежит отсечь и бросить в огонь – долг Церкви как хранительницы Слова Божиего, бороться с ересями и анафемствовать ересиархов и еретиков – отсекать их во имя торжества Истины и верности Богу, воздерживаться от литургического общения с ними, чтобы защищать чистоту Православия. Церковь наша – это Церковь апостолов и святых отцов, апостолы – наследники патриархов Ветхого Завета, а святые отцы – наследники апостольской веры и Священного Предания, потому Церковь есть единственна хранительница и толковательница Слова Божиего, обращенная ко всем народам земли с апостольской проповедью. Таинственное единство Церкви простирается по всей вселенной и сохраняется в Поместных Церквях: «Один народ – все надеющиеся на Христа, и одна Церковь – все принадлежащие Христу, хотя она именуется по различным местностям». «Вера у нас не одна – в Селевкии, другая – в Константинополе, другая – в Зиле и в Лампсаке и еще другая – в Риме, так же, как и теперь проповедуемая не отлична от предыдущих, но одна и та же. Как мы приняли от Господа, так крещаемся; так веруем, как крещаемся; как веруем, так и славословим». «Пребывайте в вере, оглянитесь кругом во вселенную, и вы увидите, что это большое место маленькое, а вся остальная Церковь, от края и до края вселенной принявшая Евангелие, держится этого здорового и неизвращенного учения».
Христос – Глава Вселенской Церкви, а Святой Дух – ее Душа и Свершитель всех таинств, Он неразлучен со Христом и присутствует в Его мистическом теле – в Церкви, сообщает ей святыню и освящает ее богослужения, освящает ее служителей и всех христиан, вдохновляет их и ниспосылает дары: «А строение Церкви не ясно ли и несомненно, что оно действуемо Святым Духом? Ибо Он, как говорит апостол Павел, «дал Церкви, во-первых, апостолов, во-вторых, пророков, в-третьих, учителей, далее – силы, далее – дарования исцелений, заступления, управления, виды языков» (1Кор.12:29–30). Этот строй учрежден соответственно с разделением даров Духа». В Новом Завете сказано, что Святой Дух даруется всем уверовавшим во Христа и крестившимся во имя Отца Сына и Святого Духа – даруется христианам, ставшим небесными гражданами горнего Иерусалима и уже на земле пьющим воду живую – животворящую благодать Святого Духа, а оттого способным жить как небожители – уподобиться Ангелам и даже Самому Иисусу Христу: «И в настоящее время праведник пьет воду живую и в будущем будет пить изобильнее, когда он будет записан гражданином града Божьего». Размышляя о таинственных строках Псалтыря – «речные потоки веселят Град Божий» (Пс.45:5), Василий Великий вопрошает и дает ответ – «Что это за река Божья, если не Дух Святой, получаемый по вере уверовавших во Христа?». Церковь есть храм Божий, место поклонения Всевышнего и наследница синагоги Ветхого Завета: «Существует только один святой двор Божий, где следует поклоняться Богу, и этот двор – Церковь». «Поклонение совершается не вне Церкви, но в самом дворе Божием. Не придумывайте мне, особых дворов и собраний. Существует только один святой двор Божий. Двором была раньше синагога иудеев, но после их греха против Христа их поселение стало опустелым. Поэтому Господь и говорит: «У Меня есть и другие овцы, которые не принадлежат к этому двору» (Ин.10:16). Говоря о язычниках, предопределенных ко спасению, Он указывает на особый двор, отличный от иудейского. Следовательно, не подобает поклоняться Богу вне этого святого двора, но находясь внутри него». Церковь есть дом Бога живого и дом молитвы, обитель Богообщения, созидаемая на краеугольном камне – на вере во Христа, Сына Божиего, она воздвигается Богом и нами, как башня из книги «Пастырь Ермы», возвышающаяся о земли до небес. Церковь воплощает себя в храмах, а храм – это таинственное и святое место, которое Сам Бог избрал для поклонения Себе, здесь возносятся молитвы и песнопения, здесь читается Псалтырь и звучит покаянный плач, здесь совершаются таинства и Божественная Литургия, здесь молитва всех возносится за каждого, а молитва каждого – за всех, здесь мы становимся соучастниками библейских событий и современниками земной жизни Иисуса Христа, здесь Тайная Вечерь и Евхаристическая Трапеза, здесь мы имеем наитеснейшее общение со Святой Троицей. Церковь есть Град Божий на земле, где обитает христианский народ, она – мистическое Тело Христа Богочеловека, и подобно тому, как Он соединил в Себе Божественное и человеческое, так и она соединяет в себе небесное и земное – есть Небесная Церковь и земная Церковь, или лучше сказать – одна Церковь на небе и на земле, а христиане – ее граждане и их жительство на небесах: «Так как Бог находится посреди града, Он дарует ему непоколебимость, оказывая ему помощь при первых восходах света. Поэтому имя града подходит как к горнему Иерусалиму, так и к дольней Церкви». По воззрению Василия Великого, через таинство крещения мы записываемся в небесные граждане Града Божьего – Церкви и становимся христианами – воинами Христовыми, подвижниками и наследниками горнего Иерусалима: «За все это ты понесешь ответственность, как воин Христов, как подвижник благочестия, как имеющий жительство на небесах. Запишись в эту книгу, чтобы быть переписанным в горнюю». Толкуя строки из Псалтыря – «предстала царица одесную Тебя», Василий Великий писал: «Здесь Псалмопевец говорит о Церкви, о которой мы узнали в Песни Песней, что она совершенная Христова голубица, которая принимает в правое от Христа место узнаваемых по их добрым делам, различая от злых, как пастырь различает агнцев от козлов». Церковь – это дочь Царя Небесного, она порождена Его любовь во имя нашего спасения и призвана слушаться Его и исполнять святую волю Вседержителя: «Царь призывает Церковь слушать и соблюдать Его повеления и делает Своей близкой, именуя ее дочерью, как бы усыновляя ее любовью: «слыши, дщи, и виждь» (Пс.44:11)». Вся экклесиология Василия Великого раскрывается через толкование священных текстов двух Заветов и их библейских образов: Церковь есть Царица, облаченная в драгоценные одеяния – в благодать Святого Духа, она – храм и скиния Господня, священный двор и непорочная голубица, тихое и умиротворенное море, как хрустальное зеркало отражающее величие небес, поле, засеянное пшеницей, и виноградник Господень, призванный принести плод, она – кормилица, питающая нас верой, мудростью и благочестием. Без святой Церкви нет и не может быть спасения.
Святитель Василий Великий – ученейший богослов и глубокий христианский мыслитель, вдохновлявшийся не самодовлеющими умозрительно-метафизическими интересами, а исходивший из личного духовного опыта и церковного Предания, он – многогранная личность с сильным характером – человек воли и долга, не пренебрегавший мирской ученостью, но еще более ценивший духовную премудрость – нетленное и небесное сокровище Святого Духа, он – изысканный стилист и благотворитель нуждающимся, блестящий проповедник, обличавший пороки и призывавший к милосердию, рассудительный пастырь Кесарийской Церкви, боровшийся за мир и единство Церкви, догматик-полемист и изобличитель ересей, толкователь Священного Писания и энергичный церковный и общественный деятель, учитель нравственной жизни и благочестия, наставник иноков и устроитель церковного богослужения, он – образец для всех христиан – монахов и мирян, пастырей и архипастырей, ученых богословов и людей, верующих в простоте сердца, а необыкновенное величие и многогранность его личности запечатлены в его духовном и литературном наследии, и можно с уверенностью сказать, что его жизнь и творения до конца времен будут путеводной звездой для христиан в деле спасения и духовного совершенствования – восхождения к Богу на небеса и служения Богу на земле. Завершить же мой очерк о жизни и творчестве святого Василия Великого мне бы хотелось словами его доброго и верного друга – святителя Григория Богослова: «Не многим дышал ты на земле, но все принес и отдал в дар Христу – и душу, и тело, и слово, и руки, о Василий, великая слава Христова, опора иереев, опора Истины!».
Жизнь и творчество святого Василия Великого
© Copyright: Руслан Игнашкин, 2023
Свидетельство о публикации №223022400359
Свидетельство о публикации №223022400359
Рецензии