Не прогадал

 Повеяло весной, и вот  уже каждое более или менее одушевлённое тело, стряхнув с себя пыль зимней спячки,  все чаще бросает нетерпеливые взгляды в наполненные солнечным светом окна.  А иной, разомлев,  еще и настежь  его распахнуть норовит, стремясь приобщиться к вечному триумфу жизни, надежды и обновления.
 Подчиняясь этому великому природному инстинкту, выполз из своей одинокой фатеры в три окна и дедушка Матвей. Решился, наконец, старый размять свой анафемский артрит, прогреть впалые бока на апрельском щедром солнышке, сволочь пернатую послушать. Имелась, впрочем, у него еще одна сугубо практическая задача - ревизию провести  в кои то веки во дворе. Посмотреть все ли на  своем месте и в целости, пока досуга хватает прикинуть что к чему.  А то ведь как оно бывает. Не успеешь глазом моргнуть - картоху пора сажать, а там страда начнется и вовсе забудешь где день, а где ночь.

  Щурясь от непривычно назойливого света, дед огляделся по сторонам, после чего скептически кашлянул в кулак и запалил беломорину.
- Да уж…
Это означало, что заметенный саженными сугробами двор выглядел совсем еще недавно значительно чище и опрятней.
Сейчас же сошедший с открытых участков снежный покров обнажил то тут то там  царапающие глаз островки компостных куч с забытым в них по осени  садовым инвентарем, не прибранный строительный мусор и фрагменты давно вросшего в землю бытового хлама.
Дед с оханьем и кряхтеньем прошелся по двору, отмечая хозяйским оком, что требует приоритетного приложения сил, а что может и подождать до поры.
- Крыльцо подшаманить бы, ишь краска облупилась как. Намедни в сельпо, кажись, похожий колер видал. По тысяче за пол-литру, кажись. Рехнулись черти совсем . Ты- ся- ча!  Ох, грехи наши тяжкие! ... Хотяяя постой... - почесал за ухом дед ,- Солнце, вон, высунулось из-за тучки и ничего крылечко-то, заиграло как будто. При свете-то.  Нехай год еще, а то и два постоит.  А вот тын поправить надо.
Матвей встал подле солидной бреши в старинной плетеной изгороди, высморкался через два пальца и укоризненно покачал головой.
- Это Петька -пономарь все. Его работа. Зенки, понимаешь, залил  свои Рождеством и ко мне, дальше разговляться. Точно винокурня ему тут ей Богу. Через тын махнул, да не домахнул. - Куда прешь, - кричу, - Ирод. Калитка-то на что? Только боров патлатый не видит и не слышит уже. Развалился всей тушей на плетне, с ангелами беседует.  А тут ходи кто хочешь теперь. Ставь теперь сызнова. Да уж. Ну хоть, материала пойдет - мизер,  мурке на лизок.  И тот, слава Богу, в ельнике растет.

  Отвлекшись на плетень, дед, тяжело охнув, споткнулся о какой-то громоздкий предмет, подвернувшийся на пути, и едва не оказался на четвереньках.
- Иттить- колотить, - выругался дед Матвей, потирая ушибленное колено, - Об что это я шибанулся так?
Он ткнул носком кирзового сапога во что-то ребристое.
- Радиатор что ль?
И впрямь, это был радиатор от Газ 53, который здесь обретался с той далекой поры, как старый дед Матвей, впрочем, тогда еще белокурый и плечистый Матвейка, на МТС хребтину гнул. Прихватил по случаю. Так и не понял сам, правда, зачем приволок. Никакого автомобиля у него в те года и в помине не было, впрочем, как и в последующие. Оказия случилась, видно,  сподручная, вот и искусился Матвей.
- Ох, сколько же тут всего! Вон шестерни от косилки лежат, каленвал от Беларуси, дверь от холодильника ЗИС, тазы худые, мопед разбитый, а кастрюль-то, кастрюль обгоревших... ешкин кот, рама, глянь, еще от трансформатора, змеевик. Проще сказать, чего нет тут. Вот и консоль от фрезерного, тяжелая зараза…
  «И куда мне все это? - пригорюнился Матвей, - Я с таким богатством не то что ногу, башку себе единожды тут расколочу.  Разве только производственными силами разжиться малость. Хиромантию чтоб эту со двора в одно место сложить, а еще лучше снести куда подальше . У самого-то у меня пол остатка жизни на все уйдет,  если  на месте не окочурюсь. Ты бы,  Господи, помощника  послал мне лучше? Тимуровца лучше какого-нибудь. Хотя я б даже того… и приплатил бы по такому делу, но, ясен пень, в меру.»

   И Бог, видно по молитве его горячей, послал деду Матвею решение проблемы. Буквально на следующий день возле его крыльца, громко чихнув, затормозила видавшая виды Газель, из которой щербато улыбаясь вылез  жизнерадостный мужик в застиранной до потери расцветки камуфляжной горке.
- Будь здрав, хозяин? Железяками лишними не богат часом?
Оживился дед Матвей благодаря такому повороту событий «Богат, еще как богат!», но виду однако не подал.
- У кого нет-то их, есть малость, - уклончиво ответил он, подумав, что пускай лучше гость сам изложит суть своего вопроса. А-то много ездит их таких, не пойми что там на уме.
- Ладно тебе скромничать, старина, -  ухмыльнулся мужик, окинув довольным взглядом двор, – Вон сколько тут всего за здорово живешь по палисаднику валяется. Тонна добра, как погляжу, если не больше.
- Что есть, все мое. Тебе-то с того что?
- Забрать думаю эту лубуденцию у тебя, если не возражаешь. Освободить старость твою от ненужного ей бремени.
«Эвон, значит, оно как. Бери, милый, забирай. Только денег небось спросишь за погрузку-то?»
Вспомнив, что за любое удовольствие нынче приходится платить, дед стиснул сухие губы и ссутулился.
 Мужик дедово замешательство истолковал по-своему.
- Тем более, дедуля, это не задаром все, - мужик похлопал себя по карману, в котором, надо полагать, у него лежал кошелек, - Триста рублей как с куста. Ну что, по рукам? Не тяни кота только старый. Мне еще грузиться и на базу пилить с  твоим хозяйством. А там до пяти сегодня.
  При слове «рублей» у деда Матвея под шляпой включился арифмометр, а бычок, зажатый в кулаке, промок и затух.
"Чудны дела твои, Господи..."
Ему вдруг захотелось не продешевить на ровном  месте.  Очень захотелось. Тем более, что считать дед Матвей любил и умел. Супруга- покойница говаривала, что ему бы счетоводом в сельсовете работать, а не механизатором. Дай повод только, сразу же, откуда ни возьмись, карандаш в руках, обрывок газеты и расчеты в столбик. А тут ведь не просто повод. Целый вопрос материального благополучия. Тут с кондачка нельзя никак. Для начала детали уточнить нужно , а потом уже решения принимать.
- Сам-то почем сдаешь, мил человек?
- А тебе, дед, не совой об пень разве?
- Интересуюсь вот. Для общего, так сказать, развития.
- Тайна это коммерческая, дед, - рассмеялся мужик, - Ты в свой карман лучше смотри. Триста, ладно уж, пятьсот лишних тугриков в нем не помешают. Верно?
- Так-то оно так. Ну а все-таки? – продолжал гнуть свою линию Матвей.
- По-разному, дед, раз на раз не приходится.
«Говорить не хочет. Значит много.»
У деда Матвея аж глаз скривился от мысли, что этот улыбчивый проходимец сейчас загрузит в тарантас его имущество и поедет с ним на базу, где приемщик запросто отсчитает ему три, а то и целых пять бумажек, причем не фиолетового, а что ни на есть зеленого достоинства.
- Ну а все-таки?
- Не жалуемся. Ты давай уже решайся, старина. Тысячу за весь хлам и по рукам. Больше по любому не даст никто. Конъюнктура, - добавил многозначительно контрагент, в расчете, что с таким весомым и главное заумным аргументом деду будет трудно не согласиться.
Мудреное иностранное слово «конъюнктура», однако, только усугубило  финансовый скептицизм деда Матвея.
«Мудришь, мил человек- самодовольно фыркнул он, подведя свой баланс, -   Знаю я вас прохвостов. Сейчас ты у меня за тысячу отхватишь, опосля за десятку сдашь. А там на неметчину какую-нибудь уйдет  радиатор мой за тамошние басурманские евры. Вот тебе  "конь и дура" вся …»
- Тысяча говоришь?- дед окинул нежным  взглядом свой двор, - Нее.. Не пойдет, паря. Рехнулся я что ль совсем? Ты-ся-ча! Ты  глянь только, лопасть, вон, от пропеллера, горн пионерский...  Как это  за тысячу-то все? 
-  Приличные деньги, дед, не жмись,- предпринял отчаянную попытку вразумить старика мужик.- Тысяча, к твоему сведению, тоже на дороге  не валяется, папирос себе купишь, чаю иль покрепче чего,-
- Нее, баловство это все…Ступай-ка ты со своей тысячей до базы лучше, вантюрист…
Видя, что старик  закусил удила, старьевщик молча сплюнул  себе под ноги и, хлопнув в сердцах дверцей своей колымаги, загромыхал на ней по проселочной дороге.
Пока тот не скрылся за пригорком, дед Матвей смотрел ему вслед, презрительно бурча под нос, - Тыыысяча, ешкин кот… тут барабан один, понимаешь, от стиралки, полбудки еще от таксофона…

***
  Этими же сумерками дед Матвей, пробираясь до ветру,  чуть отклонился сослепу от привычного курса и снова угодил в переплет. На этот раз подножку ему поставило старое эмалированное корыто, невесть какими судьбами оказавшееся рядом с его тропой.
- Ну что за напасть, Господи, - горько причитал он, сидя по пояс в снежно-грязевом месиве, - Сколько еще окаянство терпеть это буду? Пошли уж, наконец, мне доброхота какого, пущай уберет паскудство с глаз моих. Только не шибко дорогого чтоб. Что тебе стоит-то…