Мелисса- 8 эвлалия -

- 8 эвлалия -

Дом Тимена, теперь уже дом Мелиссы, стоял на пригорке среди старых пышных платанов, миртов и олеандров. Из его окон открывался прекрасный вид на море, которое сегодня было гладким, словно зеркало из полированного сапфира. Небольшое аккуратное белое здание, увитое плющом и клематисом, с двумя симметричными водостоками в виде фаллосов и роскошными воротами, расписанными виноградным орнаментом и сценами оргий Пана и его тиаса* , показалось Харидему обителью Харит на Геликоне.**  Он видел, как распахиваются расписные врата, из которых выходят три юные девы в полупрозрачных розовых хитонах и ведут его за руки в зал, наполненный благоуханием божественных запахов и радужных сияний, посредине которого стоит сама Афродита-Мелисса… Он ещё не видел гетеры, но уже со вчерашнего вечера грезил о ней и представлял её себе красивее самой Афродиты, какой она изображена знаменитым мастером Апелле;сом.(3)

Распахнулись не врата, а всего лишь калитка, после того как долос Пифолида трижды постучал. Широкоплечий, коренастый, с взлохмаченной густой бородой охранник-скиф провёл, прихрамывая, гостей в дом. Конечно это были не покои Киприды (4)  и даже не пиршественный зал нимфы Калипсо (5) , но всё же уютное, изысканно украшенное цветами, пальмовыми и лавровыми ветвями в дополнение к меандровому орнаменту помещение с бронзовыми канделябрами в виде сатиров, селенов (6)  и нимф.
Мелисса предстала перед Харидемом внезапно пока он рассматривал тонкую работу по бронзе и оценивал искусство мастера, изготовившего эти подставки для светильников. Харидему даже показалось будто она влетела в окно на невидимых крыльях, словно муза Эрато; (7) .
- Хайре, Мелисса! – услышал он слева от себя голос Пифолида, который неприятно покоробил его словно вой Ликаона. (8)
Харидем застыл от изумления и не мог вымолвить ни слова.
- Посмотрите на него! – засмеялся Пифолид указывая на своего друга, - он побелел как статуя Нефелы (9)  из паросского мрамора (10) , он просто обомлел от твоей красоты, Мелисса, и у него окаменел язык, что, впрочем, обычно для скульпторов, постоянно имеющими дело с мраморными глыбами.

- Хайре, Мелисса, - наконец произнёс Харидем, не удостоив даже взглядом язвительного шутника, потому что глаза его были устремлены на гетеру.
Она была совсем не такой, какой он себе её представлял. Вместо белокурой юной Гебы (11)  с нежными румяными щёчками и невинными светло-голубыми глазами перед ним стояла взрослая черноволосая Медея (12)  с умудрённым взглядом больших тёмно-синих глаз. Правильный овал лица совсем не портили густые брови и крупный прямой нос, а напротив придавали ему строгую монументальную красоту и гармонию. Аккуратный чувствительный рот был словно вырезан из маковых лепестков. Ненавяжчивый макияж делал и без того привлекательное лицо Мелиссы ещё более обворожительным. Волосы, переплетённые тонкими серебряными нитями и уложенные в замысловатую сложную причёску, украшала серебряная диадема, отчего женщина становилась похожей на деспотессу некоего мифического острова за Геракловыми Столпами (13) , чем на гетеру. К тому же её хитон цвета мягкой лазури, расшитый изображениями дельфинов, тритонов и нереид (14)  способствовал созданию подобного образа.
- Хайре, Пифолид! – голос Мелиссы нежной волной накрыл Харидема, как будто перед ним стояла сама Терпсихора (15) . Ему показалось даже, что голос этот имел сладкий  запах утренних роз.
Женщина внимательно и вопросительно посмотрела на Харидема, желая услышать его имя.
- Это мой друг Харидем, скульптор, - не дожидаясь, пока его смущённый друг удосужится представить сам себя, выпалил Пифолид.
- Хайре, Харидем! – в мягко-обворожительном голосе Мелиссы завибрировали нотки восхищения.

По телу Харидема пробежала дрожь от корней волос на макушке до самых пяток. Он почувствовал, как его бледное лицо залила краска.
Мелисса, слегка улыбнувшись, предложила гостям возлечь и удалилась в другую комнату, откинув покрывало, занавешивающее дверной проём. На зелёном полотнище был вышит бог Пан, покоящийся в мечтательной и отрешённой позе на цветущем пригорке среди лиловых гиацинтов, фиалок и нарциссов и играющий на серинге. Его окружали тёмно-зелёные факела кипарисов и заросли приземистого можжевельника, из-за которого выглядывали любопытные и настороженные нимфы, соблазнительно выставляя кто белое крутое бедро, похожее на кусочек облака, кто покатое нежное плечико, кто изящный точёный торс, кто обнажённую, словно наливное раннее яблочко, грудь. Вдалеке, в голубовато-белёсой дымке аделаидовыми плавными волнами вырисовывались, сомкнутые объятиями Ги;пноса (16) , горы. Картина производила с одной стороны успокаивающее, с другой стороны возбуждающее действие, как будто её вышивали одновременно Деметра (17)  и Афродита.

Пифолид и Харидем были не первыми, кто переступил порог этого дома. На ложах уже разместились, начиная от первых почётных мест: Ортоген, кефалонийский аристократ, свысока взиравший на остальных своими серыми колючими глазами и степенно поглаживая густую красно-рыжую бороду; Эвфотид, его друг, тоже представитель высшей знати, глаза которого цвета болотного мха, не выражали ничего, кроме упрямой решительности воина и повелителя своего клана; богатый виноторговец Таврофил, отличавшийся от всех своей телесной тучностью и рыхлостью и флегматичным маслянистым взглядом тёмно-карих глаз, у него была репутация заядлого и страстного филизитера (18) , поговаривали, что половину всех своих доходов от тратит на гетер; Кифесиас, философ-пирронист (19) , умные голубые глаза которого словно насквозь проницали всех присутствующих и, исследовав всю подноготную человеческого племени, оставались бесстрастными и спокойными, как безоблачное небо; Икарион, воин-наёмник, служивший в птолемеевской гвардии в Египте, сколотивший себе приличное состояние, уволившийся из-за болезни глаз и вернувшийся на родной остров; не смотря уже на солидный возраст и на пряди седых волос в пышной шевелюре, выглядел он ещё вполне молодецки, вот только часто щурился подслеповатыми глазами. Вновь прибывшие вежливо поприветствовались с присутствующими, но без особых церемоний, ибо были знакомы уже не первый год. Пифолид возлёг рядом с Икарионом, а Харидем пристроился рядом со своим другом.
Ортоген время от времени перебрасывался деловыми фразами с Эвфотидом, а Кифесиас развлекал Икариона и Таврофила пикантными сценками из жизни философов-киников. (20)
 
- Ты никак влюбился в Мелиссу, мальчик? –  негромко хохотнул Пифолид и слегка толкнул Харидема под ребро локтем, - ты затрепетал как тростник под дуновением Борея (21) , и то побледнел как анемон, то зарделся как цветок граната…
- А ты что бесстрастен и холоден как гиперборейская скала?
- Нет, конечно же нет… но я не дрожу как ты… ты как женщина… как Сафо … (22)
- Ну да, ты же не поэт-лирик, а поэт-эпик… ты повествуешь не о чувствах, а о кораблях, гоплитах и о роскошных доспехах…
- И о богах… не забывай этого… а она как богиня… как Анадиомена … (23)
- Скорее как… - Харидем осёкся.
- Как?..
- Артемида … (24)
- Да… несколько строга как для гетеры… но… нет… это только на первый взгляд…
«Как ПЕРСЕФОНАВЛАДЫЧИЦАЭРЕБА…» - подумал Харидем и вздрогнул от неожиданной, всплывшей словно из жерла Этны, (25) мысли.
- Да ты постоянно дрожишь, друг! – снова засмеялся Пифолид, - ничего сейчас выпьешь вина и расслабишься; удивляюсь, почему ты выбрал поприще скульптора, а не лирического поэта или кифареда – ты весь как натянутая струна…
- Отец мой был скульптором, а дед каменотёсом, - огрызнулся Харидем.
- О! А вот ещё один поэт! – радостно воскликнул Пифолид, - на этот раз лирик, - и опять слегка подтолкнул Харидема.

В зал вошёл долговязый, нескладный, но симпатичный белокурый молодой человек в сопровождении двух долосов. Его нежное, румяное, открытое лицо с большими, распахнутыми светло-зелёными глазами в обрамлении длинных пушистых ресниц казалось женским. Если бы не мужская одежда и не длинные грубоватые руки, его можно было принять за одну из подруг лесбийской поэтессы.
- Симпосий у нас сегодня не ограничится вином, как я погляжу, - ободряюще провозгласил Кифесиас, - поэзия привнесёт свой аромат…
- Похоже на то, - прогудел авлосом (26)  Икарион.
- Хайре, Элефенор! – Мелисса восторженно поприветствовала поэта, - какой красавчик! вылитый Ганимед! (27)  а какая причёска! никак сами Хариты тебя завивали! – и она поцеловала его в щёку.
Харидем вздрогнул и почувствовал, как его уши налились кровью ревности.
Вслед за Элефенором пришли кефаред (28)  Гиппил, вазописец Гермидий и… Харидем не поверил своим глазам… его друг и коллега по ремеслу Эвлит. Эвлит на симпосии у гетеры? Да он женщин боялся как огня… Привёл его Гермидий. Всем бросилось в глаза как Эвлит при приветствии Мелиссы ещё больше засмущался, чем Харидем.
«Зачем он сюда явился? – недоумевал Харидем, - неужто и он соблазнился красотой этой хариты-гетеры? удивительно! он всегда чтил только мужскую красоту… поистине, что творится в сердце человека, знают только боги…»
Не один Харидем был удивлён появлением Эвлита – на лицах у всех присутствующих было написано нескрываемое недоумение.

Мелисса ввела в зал двух своих подруг-флейтисток Неофилу и Нефелиду и пир начался. Симпосиархом (29)  был единодушно избран Кифесиас.
Харидем внимательно рассматривал двух девушек. Нефелида, светленькая, словно сотканная из облаков, лёгкая, воздушная вполне соответствовала своему имени. Такой тип девушек ему всегда нравился, но… не сейчас… сейчас всё и всех затмила Мелисса. Другая Неофила, темноволосая и голубоглазая, юркая и подвижная как ласточка, чем-то была похожа на Мелиссу, но… ей было далеко до совершенства хозяйки этого дома. Харидему казалось, что предстань перед ним сейчас хоть сто женщин… да хоть сто богинь… он выбрал бы только Мелиссу. Он наслаждался каждым движением, каждым взглядом, каждым нюансом выражения её божественного лица… Каждый поворот её изящной, будто выточенной из слоновой кости, шеи, каждый взмах её длинных ресниц, трепетание её ноздрей, изгиб губ и бровей, ямочки на щеках и даже каждая складка её хитона пробуждали в Харидеме целую бурю чувств, с которыми маленькая триера его сердца с трудом справлялась. И выпитое вино только усиливало эти бури. Мелисса со всеми была любезна, приветлива и обходительна, и это только сильнее раздражало Харидема. Ему хотелось, чтобы она была ласкова только с ним. Ему не хотелось понимать, что она гетера, ему хотелось понимать, что она богиня, предназначенная только для него, и что весь этот прекрасный остров создан только для них двоих. Как когда-то богиня Эос подарила этот остров своему возлюбленному Кефалу, и тот стал для них двоих уединённым местом для их бесконечной любви, так и ныне Кефало;ния должна была служить безбрежным ложем любви для Харидема и Мелиссы. Так хотелось, так мечталось восторженной молодой поэтической душе скульптора, ещё не познавшей всей горечи земного существования.

- Итак, Кифесиас, - Мелисса слегка насмешливо глянула на философа, - ты воздерживаешься от ответов на любые вопросы?
- Не на любые, а только на те, что касаются философии, - возразил спокойно пирронист.
- Но ведь философы вопрошают: что такое любовь? А ты, значит, воздерживаешься от ответа на этот вопрос?
- Да, воздерживаюсь. Если мне хорошо с тобой, то зачем мне ещё отвечать на подобный вопрос.
- Но ведь и жеребцу с кобылой хорошо, но жеребец ведь не философ, а ты – философ… или жеребец?
Дружный хохот прокатился по пиршественному залу. Однако Кифесиас нисколько не смутился, как и полагается настоящему философу.
- Именно потому, что я философ, - невозмутимо возразил он, - я знаю, что точный ответ на подобный вопрос невозможен, возможна только софистическая болтовня, поэтому я и воздерживаюсь от ответа. В отличие от жеребца я знаю о существовании подобного вопроса, но воздерживаюсь от ответа на него.
- Достойное возражение, - глаза Мелиссы как полдневное море, отражающее бездонное небо, были исполнены величия и умиротворения, как будто бы несколько мгновений назад вовсе и не искрились лукавой шуткой.
Харидем в восхищении не мог отвести от них своих глаз. Мелисса заметила его влюблённый взгляд и обратилась к скульптору:
- А что скажет красавчик Харидем, привыкший ворочать не силлогизмами, а мраморными глыбами?
Харидему показалось, что ему плеснули в лицо ледяной водой, настолько неожиданным был вопрос, да ещё и это: «красавчик».
- Что я скажу… - начал неуверенно он, чувствуя, что краснеет, - я… пожалуй… тоже воздержусь… а мой ответ… это статуя Анадиомены из паросского мрамора…
- Лучше и не скажешь, - захлопала в ладоши Мелисса и глаза её заискрились как волны при восходе солнца.
Харидем изо всех сил пытался бороться с переполнявшим его восторгом от благодарных слов его возлюбленной. Он чувствовал, что его лицо становится похожим на расколотое яблоко граната, что его уши пылают как два солнечных диска – восходящий и отражающийся в море, – но ничего не мог поделать и бессильно выставлял на всеобщее обозрение свою смущённость и свою влюблённость.
- А прав Харидем, - Пифолид иронически глянул на друга, - чем же ещё может ответить скульптор, да ещё влюблённый в… Анадиомену… - он сделал намекающую паузу, - так же и поэт ответит: своей поэмой, а лирик – элегией или эпиталамой (30) , а вазописец изобразит Персея, спасающего Андромеду… не так ли?
Все согласились и единодушно решили выпить за рождение Афродиты.

Не скоро кончился пир – только под утро.
Весь день Харидем не выходил из спальни и не вставал с кровати: голова раскалывалась от чрезмерных возлияний неразбавленного вина и мыслей о Мелиссе. Мыслей то восхищённо-восторженных, экстатических и благоговейных, то жестоко-ревнивых, мстительных и холодно-равнодушных. То он взлетал вместе с богами на Олимп, то падал вместе с поверженными гигантами в Тартар. Голова шла кругом. Ему то хотелось припасть к её ногам и целовать её позолоченные, пахнущие розами, сандалии, то отвесить ей тяжёлую пощёчину за то, что она целует этого толстого борова Таврофила. Как можно миловаться с таким безобразным созданием как этот виноторговец! Харидем скрежетал зубами и рычал как немейский лев. Но что он мог поделать! Она же гетера. Он повторял себе это тысячу раз. Но легче от этого не становилось. Таврофил ей дарит дорогие подарки да ещё платит две драхмы за ночь. Так ему сообщил Пифолид. А что может он? Если его коней Диомеда никто не купит, ему придётся продать своего единственного долоса, повариху и служанку, распустить всех работников и закрыть мастерскую, потому что деньги его испаряются как ручьи в середине лета. Гневным рывком он сбросил с себя хлену (31) , открыв своё красивое обнажённое тело. Ну и что с того, что оно красиво! Ну и что с того, что я телом подобен Фаону! (32)  Я не могу, как Фаон быть возлюбленным Афродиты! Этой Афродиты-Мелиссы! И хоть она Пасифила, (33) но мне не доступна! Не могу же я на неё истратить все мои деньги! И нищим остаться! Нет!.. Нет!.. Что за мысли!.. На женщину хочешь променять ты божественный дар? Твоя цель – это ваяние, смертный! Боги тебе дают вдохновенье и посылают вещие сны… а ты… хочешь валяться в ногах у женщины… у Пасифилы… нет не Пасифила она… что говорю я… это всё от похмелья… она – Афродита…
Долго ещё Харидемом овладевали горькие мысли, мысли непристойные и безумные, странные и страшные, радостные и печальные, благородные, чистые, высокие и самые похабные и низкие, от которых становилось стыдно перед самим собой, но которые тут же сменялись мыслями мужественными, мудрыми и даже божественными. Воспоминания о симпосии перемежались с мечтами о свидании с Мелиссой в уединённом гроте далеко в горах, где нет никого, кроме нимф и их любимца вездесущего Пана. Харидем вспоминал как Мелисса обхаживала всех на симпосии, в том числе и его, обнимала и целовала, но… это так как и всех… это не так как Алкеста (34) целовала своего Адмета…  о! ну что же ты хочешь от гетеры! в который раз утешал себя Харидем… и не мог утешиться этим повторением. Однако ночью она так ни с кем и не уединилась. Нефелида разделила ложе с Элефенором (они давно уже приметили друг друга по словам Пифолида), Неофила с Гиппилом, Пифолид не отказался от служанки Мелиссы Ирис, как и Таврофил от другой её служанки Эврипилы. Остальные воздержались от забав Эрота и продолжали всю ночь пьянствовать в обществе Мелиссы, утешаясь беседами с ней и созерцанием её.

Вечером Харидем зашёл в мастерскую, но так и не смог приступить к делу – руки ещё дрожали от вакхических услад и от терзающих мыслей о Мелиссе. Глядя на пурпурные отблески спускающейся к горизонту колесницы Гелиоса (35) , трепещущие на серебряном зеркале налитой в крате;р (36)  воды, Харидем попытался вспомнить сон с конями Диомеда и в конце концов ему это удалось. Он почувствовал как тело и душа его очищаются от всего земного и возносятся на Геликон на встречу с Харитами.
Три дня Харидем не выходил из мастерской и работал как последний долос в каменоломнях, но на четвёртый, ночью ему приснился сон. Как будто в его мастерскую является сам Гефест, почему-то похожий на Ортогена, и принимается выгонять его на улицу, повторяя, что он хочет устроить в мастерской симпосий для сирен и гарпий. Харидем проснулся среди ночи, но так и не смог сомкунть глаз до утра.

Странный сон этот несколько охладил творческий пыл Харидема и он решил отдохнуть и прогуляться по городу.
День выдался не жарким. Большие белые облака, похожие на спящих овец и охраняющих их лохматых волкодавов, изредка давали возможность солнечным лучам пробиться сквозь их густое руно, создавая приятную атмосферу для прогулки. Лёгкие зефиры (37)  довершали комфортную обстановку этого прозрачного осеннего дня, порадовавшего бы любого гедониста.

Харидем старался ни о чём не думать, а просто созерцать сверкающее россыпью бериллов море и покрытые плотной зеленовато-синей шерстью лесов склоны гор. Мимо него прошла группа рыбаков с корзинами полными рыбы, кальмаров, крабов, раков, осьминогов и другой морской живности. Загорелые, обветренные, просоленные лица мужчин сияли радостью – улов выдался богатым. Они шумно и задорно, пересыпая речь прибаутками и грубыми матросскими словцами, обсуждали детали рыбной ловли, цены на рынке и достоинства молодого вина. За ними шли два ремесленника, в полголоса напевая озорные сколии (38) . Затем проследовал небольшой караван осликов, гружёных амфорами с оливковым маслом; несколько долосов, спешащих с поручениями; пожилая женщина с небольшим лекифом… (39) Жизнь шла своим чередом, а Харидем шёл… Ему показалось, что он идёт как бы против этого течения жизни… Неожиданно позади он услышал мерное ровное дыхание мужчин и их тяжёлую поступь. Оглянувшись, он увидел четырёх долосов, несущих изящную золочёную лектику , украшенную занавесками, расшитыми тонкими узорами меандров, фигурами сфинксов и грифонов. Харидем посторонился, давая дорогу какой-то знатной особе, скрывающей своё лицо от солнечных лучей и глаз людских. Внезапно из-за занавесок донёсся короткий приказ. Долосы замерли, слегка качнув лектику.(40) Сердце Харидема ёкнуло. Полог лёгкой материи отодвинулся, и перед изумлённым скульптором предстала полулежащая Мелисса во всём своём очаровании. Одета она была в тонкий шафранный хитон, расшитый орнаментом из стилизованных тирсов-фаллосов, виноградных листьев и лоз, ветвей кипариса, леопардов и тимпанов. Голову её украшала замечательной работы стефана, (41) инкрустированная бирюзой и янтарём. Высокая элегантная  причёска, шикарные, ювелирной ковки, золотые фибулы и золотой браслет в виде двух переплетённых змей с глазами-сапфирами завершали утончённый и вместе с тем несколько вызывающий наряд этой обворожительной женщины.

- Хайре, Харидем! – глаза Мелиссы были похожи на два раскрывшихся цветка цикория, утверждающих свою красоту в тени густой смоковницы.
На мгновение Харидем онемел, но быстро справившись с чувствами, ответил на приветствие, слегка поклонившись.
- А говорили, что ты закопался в своей мастерской как крот в норе, а ты вот разгуливаешь вдоль берега как житель Сибариса (42)  или как философ-перипатетик (43) , - с лёгкой иронией произнесла Мелисса. Голос её поистине был голосом сладкопевной сирены, завлекающий моряков на погибель. Мелкая дрожь прокатилась по всему телу Харидема. Он понимал, что эта женщина несёт ему горе, может очень сладкое, но горе, однако противиться этому волшебному голосу, этому обольстительному голосу амазонки-Цирцеи он был не в силах.
- Да… я трудился три дня как бык, вертящий жернова, но вот решил передохнуть… посозерцать красоты нашего великолепного острова, созданного богами для нас смертных… хотя, может быть, мы этого и не заслужили…
- Почему?.. Мы любим и чтим богов и приносим им жертвы…
- Если б мы ещё не убивали друг друга…
- О! Да ты точно философ, а не скульптор… Не в нашей власти прекратить войны… всё в руках бессмертных…
- А что же в наших руках?..
- В моих руках красота и чувства… а в твоих… резец… каждый должен заниматься тем, к чему призвали его бессмертные… и не перечить им… мы не в силах противиться гемармену… (44) - лицо Мелиссы стало серьёзным и задумчивым.
- Да… правда… и всё же нужно оставаться человеком даже перед беспощадностью гемармена…
- В тебе течёт благородная кровь… - после долгой паузы тихо проговорила Мелисса, - не смотря на то, чем ты занимаешься… наверное твои предки были среди учеников Орфея и Лина … (45) только ты этого не знаешь…
- А вот твой род точно восходит к Афродите…
- Нет. Мой род восходит к Одиссею. И после долгих скитаний, как и мой славный предок, я вернулась на свою родину и на его родину… ведь Кефалония тоже была во владении этого великого воина и скитальца… я всегда мечтала об этом острове… он меня всегда притягивал… впрочем как и Итака - она указала своей нежной белоснежной рукой на море в сторону острова Одиссея. – Я несколько раз бывала там… может я когда-нибудь переселюсь на этот остров, который воспел Гомер… я чувствовала себя там совсем другой… словно лечу с Гермесом, облачившему меня в крылатые сандалии… но здесь мне тоже очень хорошо… словно я вкушаю божественный нектар… - Мелисса запрокинула голову и закрыла глаза.

Волны нежности, страсти, радости и смущения прокатывались по телу Харидема. Ему хотелось подхватить на руки Мелиссу, увезти её на Итаку и уединиться с ней в пещере Нимф… Он почувствовал как что-то закружило его, приподняло… О боги!.. Он устоял.
- Харидем, у тебя добрые и умные глаза, - Мелисса вновь смотрела на него и её взгляд просто повергал его бессильное тело как меч Ареса (46) , - у тебя доброе сердце и нежная душа… и… верная душа… я бы хотела, чтобы ты был мне другом… я приглашаю тебя сегодня вечером… ты прекрасен… ты просто Гилас … (47) его похитили нимфы, а я похищаю тебя… похищаю тебя у твоей мастерской…
- Но…
- Платы не надо… и подарков тоже не надо… сегодня вечером…
Занавеска опустилась и лектика поплыла на плечах могучих долосов; словно по воле Протея (48)  они превратились в дельфинов, а каменистая дорога обернулась фиалковыми волнами моря.




*Тиас – сопровождение того или иного бога.
**Геликон  (древнегреч. миф.) – гора в Греции, где обитали Музы, а также Хариты – три богини красоты.
(3)Апелле;с (352 – 308 гг. до н.э.) – выдающийся древнегреческий живописец, друг Александра Македонского.
(4)Один из эпитетов Афродиты по месту её культа на острове Кипр.
(5)Кали;псо (Калипсо;) – нимфа мифического острова Огигия на Крайнем западе, на который попал Одиссей и провёл там семь лет.
(6)Селены, сатиры и нимфы – лесные божества, составлявшие тиас бога Пана.
(7)Муза эротической поэзии.
(8)Ликаон (древнегреч. миф.) – царь Аркадии, превращённый в волка богами за то, что обманул их.
(9)Нефела – богиня облаков.
(10)Паросский мрамор – мрамор, добываемый на острове Парос (Эгейское море). Отличался чистейшей белизной.
(11)Геба – богиня юности.
(12)Медея (древнегреч. миф.) – жена героя Тесея (миф об аргонавтах). Её имя стало нарицательным, как имя волшебницы.
(13)Геракловы Столпы – так древние эллины называли пролив Гибралтар.
(14)Тритоны и нереиды – морские божества, сопровождавшие бога морей Посейдона.
(15)Терпсихора – муза танцев и хорового пения.
(16)Ги;пнос – бог сна.
(17)Деметра – богиня плодородия.
(18)Филизитер – дословно: «любитель гетер».
(19)Философ-пирронист – представитель философской школы пирронизма, основанной Пирроном (IV в. до н.э.). Философы данной школы воздерживались от любых суждений, касающихся познания, как положительных, так и отрицательных.
(20)Философы-киники вели бродячий и нищенский образ жизни. В обществе над ними часто насмехались, но с другой стороны и преклонялись перед мудростью некоторых из них (например, знаменитого Диогена Синопского).
(21)Борей – северный ветер.
(22)Сафо (VI в. до н.э.) – древнегреч. поэтесса, чьи стихи отличались повышенной эмоциональностью.
(23)Анадиомена – эпитет Афродиты. Дословно – «рождённая из пены морской».
(24)Артемида – богиня охоты. Противопоставлялась Афродите, как суровая неприступная девственница.
(25)Этна – вулкан на острове Сицилия. В античности его кратер считался входом в подземное царство мёртвых.
(26)Античный музыкальный инструмент типа флейты с резким звуком.
(27)Ганимед – прекрасный юноша, возлюбленный богов, взятый ими на Олимп и служивший им в качестве виночерпия.
(28)Музыкант, играющий на кефаре (струнный музыкальный инструмент типа лиры).
(29)Симпосиарх – ведущий симпосия.
(30)Эпиталама – свадебная песнь.
(31)Хлена – этим словом обозначалась и одежда в виде накидки и покрывало.
(32)Фаон (древнегреч. миф.) – прекрасный юноша, возлюбленный Афродиты.
(33)Пасифила – «всеобщая подруга» – прозвище милетской гетеры Плангон. Имя стало нарицательным: общедоступная женщина.
(34)Алкеста (древнегреч. миф.) – согласилась вместо своего мужа Адмета сойти в царство мёртвых, спасая его жизнь. Имя стало нарицательным – верная жена.
(35)Колесница Гелиоса (древнегреч. миф.) – так эллины представляли движение солнца по небосводу. Гелиос – бог солнца.
(36)Крате;р – большой сосуд с широким устьем из металла или керамики.
(37)Зефиры – здесь: тёплые ветры.
(38)Сколий – короткая анонимная песенка.
(39)Лекиф – керамический сосуд удлинённой формы с узким горлышком.
(40)Лектика – носилки в форме кресла или ложа, укреплённые на двух длинных шестах, концы которых лежат на плечах носильщиков. Некий вид транспорта в античности, который использовали обеспеченные люди.
(41)Стефана – изысканное головное женское украшение, похожее на венок.
(42)Сибарис – город в южной Италии, основанный эллинами. По преданию жители этого города отличались праздностью и утонченным гедонизмом (гедонизм – учение об удовольствиях). Отсюда нарицательное сибарит – утончённый бездельник.
(43)Перипатетики – философы школы основанной Аристотелем. Свои философские беседы они вели прогуливаясь (древнегреч. «перипатео» - прогуливаться).
(44)Гемармен – рок, судьба, довлеющая и над богами.
(45)Орфей и Лин – легендарные певцы и мудрецы, хранители эзотерических знаний.
(46)Арес – бог войны.
(47)Гилас – красивый юноша, любимец Геракла, которого похитили нимфы за его красоту.
(48)Протей – морское божество.