Агриппина Федоровна

                Всем бабушкам и прабабушкам посвящается


Недавно в разговоре с одной очень молодой женщиной услышала от неё сетования по поводу очень трудной, невыносимо тяжелой жизни. Она так горестно вздохнула при этом, что я не решилась ей противоречить, а сама при этом вспомнила своих бабушек.

 И сегодня я хочу вам рассказать об Агриппине Федоровне, бабушке моего отца. Я не застала её. Она умерла за семь лет до моего рождения. И было ей лет меньше, чем сегодня мне.

 Жила она в Тихорецке. Была кубанской казачкой и замуж вышла за казака. Муж её, Александр Николаевич, был есаулом, потом войсковым старшиной. Несколько лет они прожили вполне счастливо, став родителями трех мальчиков и тут началась война. Ему двадцать восемь, ей - двадцать пять. Как это часто было в истории!  - они молоды, здоровы, красивы и любят друг друга, но должны расстаться. Александр Николаевич отправился на фронт.

 Через несколько месяцев его ранили довольно тяжело. Он попал в прифронтовой лазарет. Агриппина, оставив старших мальчиков на свою мать, с младшим поехала в Галицию. Там она устроилась сиделкой в госпитале и выхаживала раненых. И своего мужа тоже. Александр Николаевич быстро пошел на поправку, как только за его лечение принялась любящая любимая жена. Спустя месяц он был снова в строю.

 А на следующий день погиб в бою.

 Агриппина похоронила мужа в каком-то небольшом городке в Австро-Венгрии, горе её было так глубоко, что не интересовало её название этого местечка. Он был похоронен в одной могиле с его товарищами, она вернулась в свой дом.

 Ей едва исполнилось двадцать шесть лет, а она уже вдова с тремя мальчиками на руках и младшему из них - три года. Старшему - семь. Чтобы выжить, она продала свой  большой дом, купила мазанку на окраине города, несколько ульев с пчелами и нескольких несушек. Посадила около дома яблони и вишни, засадила огородик на три грядки и занялась воспитанием сыновей в полной уверенности, что  Бог поможет и теперь её дети от голода не умрут, и всё будет так, как должно быть. Она полностью полагалась на волю Господню.

 Через год, когда старшему, Мишеньке, исполнилось восемь лет, его приняли в казачий кадетский корпус. Через два года там же стал учиться и второй сын, Петя. Мальчики были старательные и способные. Им давались в равной степени и математика, и верховая езда, и борьба, и игра на разных музыкальных инструментах. Петя был запевалой в хоре. Миша лучше всех остальных мальчиков в своем классе владел шашкой и кнутом. Они писали матери письма раз в месяц. Она однажды съездила к ним в Екатеринодар, на принятие присяги Мишеньки. Всплакнула, глядя на повзрослевших детей, и поняла, что скоро расстанется и с младшим. И совсем опустеет её дом.

 Агриппина решила продать свою мазанку в Тихорецке и перебраться поближе к сыновьям, в Екатеринодар. Денег на новый дом не хватит, конечно, но, ничего, можно снять квартиру в городе и зарабатывать шитьем, благо, шить и вязать она умела, или уроками (она окончила гимназию до замужества), или в больнице сиделкой, или машинисткой в какой-нибудь конторе (в гимназии их научили печатать на ремингтоне) - в большом городе для работящего человека работа всегда найдется. А пока надо постараться как можно больше заработать на пасеке и огороде.

 Она много работала, занималась с младшим сыном, подготавливая его к поступлению в кадетский корпус, и потихоньку распродавала имущество. Шла война и в небольшом городе было не много покупателей, а продавать за бесценок она не имела права, заботясь о будущем своих сыновей.

 Спустя два года до Тихорецка докатилась революция.

 Мишенька, мальчик одиннадцати лет от роду, стал воином, белоказаком. С армией Краснова он сгинул где-то далеко от родных мест. Последнее письмо от него, еще из корпуса, Агриппина хранила в шкатулке под иконостасом до своего смертного часа, как до последнего своего вдоха ждала возвращения Мишеньки и Николеньки с войны. В шкатулке она хранила обручальные кольца, детские локоны (каждого сына в отдельной коробочке), Мишино письмо, где он сообщил о своем решении "давить гидру революции и до последней капли крови защищать честь царя, Отечества и русского оружия". О том, что царь отрекся от престола, Мишенька, вероятно, не знал.

 Петя, средний сын, убежал из кадетского корпуса накануне присяги. Он вернулся домой с твердым намерением защищать свою маму от всех - и от красных, и от белых, и от бандитов.

 А Николенька, в свои неполные восемь лет  услышав звук трубы входящих в  Тихорецк частей армии Буденного, увязался за красными, да так и остался с ними, забыв дорогу к родному порогу. Он стал юным трубачом (Спустя пятьдесят лет я, зная об этом, на всех самодеятельных концертах в начальной школе с особым чувством пела песню о юном трубаче). С Первой конной армией Николай прошел пешком до Умани и Львова, брал Перекоп и воевал с Махно. В 1921 году армии Буденного не стало, но Николай не вернулся домой. В Крыму он впервые увидел море и море покорило его. Он остался в Севастополе, и стал беспризорником.

 Советская власть сумела всех беспризорников пристроить по детским колониям и домам, заставила их учиться. Однако Николай пробыл в детском доме не долго. Советская власть нашла его мать и доставила мальчишку в Тихорецк.

 Петя все эти годы оставался с матерью в Тихорецке. После Гражданской войны он пытался разыскать своих братьев, писал от своего имени и имени матери письма в разные инстанции, так и нашелся Николай. Агриппина писем не писала, не доверяя новой власти и опасаясь, что её поиски могут повлечь за собой неприятности Михаилу и Николаю. Она твердо верила, что её мальчики живы и не возвращаются домой только потому, что им мешают какие-то важные причины.

 Погиб Михаил или не погиб, никто точно не знал этого, но стало известно, что он пропал где-то около границы с Китаем. Агриппина предпочитала думать, что он с остатками белой армии ушел в Харбин. Почему Харбин? Где-то когда-то она услышала это название и с тех пор думала, что сын её теперь живет в Китае с китайской женой. Каждое утро она молилась о сыновьях и верила, что еще "свидется" с ними.

 Когда Николая вернули домой, а о Мише так и не было ни слуху, ни духу, она продолжала молиться о Мишеньке, как о живом.

 Петя и Николай окончили ремесленное училище и  Петя стал работать на железнодорожных мастерских, а Николай опять ушел из дома, учиться в университете в Ростове.

 Агриппина молилась о всех своих сыновьях и благодарила бога за Петеньку. В начале тридцатых годов практически в одно время Петя и Николай женились. Тогда и Агриппина, еще крепкая и красивая сорокалетняя женщина, приняла предложение своего соседа, Василия Петровича Галушко, бывшего хорунжего, служившего под началом её мужа. Василий Петрович долгое время пытался за ней ухаживать. Еще с тех пор, как она только стала вдовой. Он по приказу командования сопровождал Агриппину от линии фронта до Тихорецка. В годы Гражданской войны Василий Петрович отказался служить в белой армии, но и красным тоже не стал. После установления советской власти он работал бухгалтером. Двадцать лет Василий Петрович, как мог, помогал Агриппине. То крышу починит, то забор поправит, то трубу прочистит... Агриппина долгое время думала, что он это делает в память об Александре Николаевиче, и когда он посватался впервые, искренне удивилась, но женив сыновей, она решилась на новое замужество.

 Петя отстроил себе новый дом на соседней улице и, продолжая работать мастером на железной дороге, теперь реже бывал у матери. Двое Петиных детей-погодков, Лидочка и Сашенька, почти все время проводили у бабушки и Василия Петровича, когда те были дома, а не на работе. Работали они оба в конторе на железнодорожной станции. Василий Петрович вел себя с внуками Агриппины, как со своими собственными детьми, но им с самого маленького возраста объяснили, что дедушка Василий Петрович - не их дедушка, а только муж бабушки (через тридцать лет после того мне также сказали, что мой дедушка Миша мне вовсе никакой не дедушка, а муж моей бабушки; я была еще совсем маленькая, толком не понимая разницы в этом "дедушка" - "не дедушка" - "муж бабушки", но уловив некую дискриминацию в тоне, я позволяла себе игнорировать его, и только спустя годы поняла насколько это не справедливо по отношению к нему и ко мне; не знаю, поняли ли это Лида и Саша, я с ними никогда не встречалась).

 В первый день Великой Отечественной войны Николай, член ВКП(б), стал добровольцем. Петра взяли в армию. В первом же бою снарядом ему оторвало ногу. Почти год он лечился по госпиталям и вернулся домой незадолго до оккупации.

 Я не знаю того, как жила и что делала Агриппина Федоровна в конце тридцатых - начале сороковых годов. Мой отец, старший сын Николая, родился в 1935 году. Со своими родителями он жил в Ростове, потом в Бендерах. А потом началась война. Николай был политработником в саперном батальоне, защищал Одессу и погиб после нескольких месяцев обороны Севастополя в катакомбах.

 Моя бабушка  Анна (невестка Агриппины Федоровны) с двумя сыновьями из Бендер добралась сначала до Ростова, где жила семья её старшей сестры Евдокии, а после того, как фашисты вошли в Ростов, перебралась в Тихорецк вместе со своей сестрой, её мужем Феликсом и дочерью Жанной. Все вместе они поселились в маленьком, двухкомнатном домике Агриппины Федоровны.

 Некоторое время они жили там, а потом, когда в августе 1942 года немцы заняли и Тихорецк, попытались укрыться в станице, называвшейся Ванновка. Моя бабушка была женой комиссара, Петр - комиссованным из Красной Армии,  а Феликс был еврей. В Тихорецке они все рисковали жизнями. Все столбы в городе были увешаны трупами коммунистов, евреев, красноармейцев, подпольщиков, цыган и тех, кто им помогал. Мой отец до сих пор вспоминает свой ужас от вида качающихся на ветру тел, которые не вынимали из петель во устрашение жителям города. В Ванновке мой отец пошел в первый класс. Школа была в обычном однокомнатном доме и все дети с первого по четвертый класс занимались одновременно, а при входе в дом стоял немецкий автоматчик. В станице было тоже опасно оставаться. И Василий Петрович помог Петру, Анне, Евдокии, Феликсу и всем их детям спрятаться на небольшом хуторе с причудливым названием Терской-Коломбинецкий. Здесь их никто не знал и не мог бы выдать оккупационным властям.

 Агриппина Федоровна и Василий Петрович несколько раз приходили к укрывшимся в Терском-Коломбинецком родственникам, приносили продукты. Потом Василий Петрович помог перебраться им на бывшую МТС, где они все, кроме детей, стали работать в механических мастерских.

 Спустя некоторое время, когда территория Северного Кавказа была освобождена, Евдокия с семьей уехала в Ставрополь, где жили младшие сестры, Петя с семьей вернулся в свой дом, а моя бабушка отвезла своих сыновей к Агриппине Федоровне, дом которой был разграблен в последние дни оккупации. От сада осталась только одна покореженная тутина (шелковица), от пасеки осталась случайно одна пчелиная семья, а по бахче можно было ходить только внимательно всматриваясь в землю, в которой могли прятаться мины.

 Через полгода Анна смогла забрать мальчиков к себе. Поселилась она в Адлере. И пока они жили в Адлере, около года, Агриппина Федоровна на каждый свой выходной день добиралась туда на попутках, на перекладных и большей частью пешком - ходила проведывать внуков. Из Тихорецка в Адлер. 460 километров. Один-два раза в месяц. Чаще не получалось. Она приносила им яблоки, мед, хлеб,  то, что было у неё. Целовала внуков в лоб и шла обратно.

 Последний раз мой отец видел свою бабушку в 1947 году. Умерла она в 1952 году. Она была маленького роста, худенькая и совсем седая. Мой отец думал, что она очень и очень старенькая, хоть и была она очень энергичная и живая. Она пела красивым контральто и знала много песен и разных интересных историй. Свою веру в Бога она передала своим внукам.

 Она без слез и причитаний похоронила Петю, так и не сумевшего поправиться после ранения и ушла следом за ним, в день похорон, на закате.

***
 И вот теперь я думаю, когда мы сегодня сетуем на наши трудности и проблемы, когда мы жалуемся на сложности  и говорим, что живем в тяжелое время, мы расписываемся в том, что совсем не знаем, что такое тяжелые времена.

 А сколько тех кто, как Агриппина Федоровна, о ком мы почти никогда не вспоминаем?!...

 Они пережили две Мировые войны и войну Гражданскую, революцию, испанку, тиф, холеру, стали вдовами в юные годы, жили под бомбежками и прятали детей и внуков от расправы озверелых врагов, испытали не единожды настоящий голод, потеряли зубы из-за цинги, похоронили всех своих самых дорогих и любимых...

 Они никогда не жаловались на жизнь.

 Они просто жили.