Сказка про дурочку и про её юбочку

Не в далёком царстве и в недалёком государстве торговал марсами и сникерсами один купец. И были у того торгаша три дочери. Две умных, и никак их не звали. А третья дурочкой родилась, и звали её Замарашка. Умные-от девушки всё читательствуют да писательствуют - не в отца пошли. А дурочка до вечера на корточках в смартфоне сидит, семечки грызёт да лузгу в клумбы плюёт. А в среднем-то все три одинаковые.
Когда от старика утекла  его жена к другу детства, оставив дочек в наказание, привёл он в дом новую - парикмахершу. Но невзлюбила она чужих дочек, особливо умных - за то, что умными казаться хотели.
Вот собрался как-то торгаш в город за товаром. Нарядился в пижмак малиновый, джинсы монтанные да кросотки адидасные. Ежели в пашпорт не подсмотреть, так за молодого примешь. Призывает к себе дочерей:
– Стар я стал, умом всё слабже да слабже - сами видите, а заработать-навариться пуще прежнего хочется. Видно, на рынке и помру под прилавком. И никто не подымет. Но не в том жизни суть. Еду я на базары оптовые да на базы продуктовые - батончиками закупаться. И всё-то у вас есть: и размеха, и расшелка, и шубы соболиные, и сапоги не из кожзама. А сердце стонет-плачет - хочется вам гостинца какого привезть хучь раз. Сорок лет на ярмонках отираюсь, окна-двери в дому заменил, а об вас не подумал. Мачеха-то стрижёт-бреет, да не греет. Пусть отца хорошим словом помянете. Сказывайте-заказывайте, что вам прикупить да подарить.
Выступает тут дочь самая старшая, самая (как считает) умная, кланяется головой батюшке:
– Не нужно мне, тятько, ни яств городских, ни нарядов столичных, ни даров публичных. Ни к чему они мне в безлюдной местности. А доставь ты мне бумаги офисьной. Чтоб была она белее снега белоснежного да глаже скатерти глаженой. И чтоб кажна буквочка на ней так бы пропечатывалась, что твой прыщик сейчас на щеке.
Подивился старик уму старшей дочери, но уточнил в ответ:
– А на что она тебе, бумага та?
– А дедективы писать, - сказывает. - Может кому дедектива моя понравится, да замуж меня и возьмёт.
– Хорошо, доченька. Отец скажет - отец не откажет. Будет у тебя бумага дедективная. Белее белого маркера.
Выступает второй середняя дочь, которая середнего ума. Кланяется в пояс тятьке с тем же предисловием:
– Не надобно мне, тятю, ни янтаря жёлтого, ни рубина красного, ни золота... это самое... золотого. У меня энтого добра полный рюкзак. Да носить его некуда - я ж никуда не хожу, не с кем. А выпиши ты мне в городе очки светлые да книжицу толстую. И чтоб в тоей книжице писано и нарисовано было, как жениха сыскать.
Подавился-поперхнулся старик случайною слюною да умом дочериным. Но переспросил:
– Не быть мне отцом твоим родным, ежели не достану вещиц энтих. Да только  для чего ж тебе туи товары-то приспичили?
– Книжица - читать чтоб. А очки - чтоб строчка со строчкою не слилися. Потому как если в этой книжечке я что перепутаю, так и вся жизнь моя спутается.
Выходит на помост тут дочка меньшая, с умом дурочкиным - папенькина любимица, потому что в него она вся пошла. Кланяется торгашу картинно и до самого ламината, и говорит оттуда:
– Не нуждаюся я, тятё, ни в книжонках ихних вумных, ни в очках близоруких, ни в лупах, ни в микроскопах. Не умею я ни читать, ни считать, ни буков различать. А возьми ты мне в магазинах юбочку короткую. Чтоб не только коленки, но и всё другое видно всем было. И чем короче юбочка будет, тем длиньше юность моя.
Чуть из окна не вывалился старик на улицу от мудрости такой, поэтому ничего уже не спрашивает:
– Понимаю я тебя, Замарашенька, как самого себя. И не быть мне живу-жиру, если не будет на тебе юбочки короче всех на свете.

Съездил купец в дальноморский город. Три пары "адидасов" стоптал, все карманы порвал, потом провонял да замызгался, три недели не брился и не мылся, но подарки достал. Заползает в дом, а дочки к нему ласкаются да к сумкам бросаются. Еле отогнал.
– Ну, - говорит, - дочеря мои пригожие, на всё почти гожие, принимайте свои гостинчики. Вернулся я кажись.
Выдвигается из ряда дочка старшая. Подаёт ей отец мешки:
– Вот тебе бумажка принтерская, питерская, белёная да глаженая, 500 пачек по 500 листов. Кажный твои ероглифик на ней выдаваться в лучшем разрешеньи будет. Хватит столько?
– Не то слово, батюшко, хватит её теперь до скончанья века нашего. Пятьсот тебе спасиб за бумажку да пятьсот перьвый в щёчку.
Взяла мешки и поволокла к сабе в горницу.
Делает два шага вперёд дочка средняя, с умом середним. Достаёт отец книжицу килограммовую да всяких очков большую коробку. Книжица в переплёте, а очки в оправах:
– Читай, доченька. Может, жениха-то себе начитаешь.
– Благодарствуйте, батянюшко, ввек мне теперь её не зачитать, глаза отвалятся! На всю мне жисть забава будет, ежели картиночек в ней много и ежели цветные.
Выходит наперёд дочка меньшая, с умом махоньким. Вытаскивает отец пакет небольшой, для носового платка больше бывает:
– А тебе, Замараша, твоя юбочка. Меньче таких не производят нигде.
Берёт дурочка юбочку, на себя напяливает, благодарит честного купца, свово отца, и на дискотеку мчится, аж пыль клубится.

Годы прошли многие. Быстро бумага пачкается, но медленней сурьёзные дела делаются. Настрочила-накалякала старшая дочь до трёхсотен дедективов, да никто их читать не читает. Три просмотра в месяц, а и те с одного айпи идут. Зачитала середня дочь всюю книжку до крупных дырок на месте картинок, пять десятков очков помутилось, а женихов не прибавилось. Затаскала-застирала меньшая Замарашка юбку свою. Переда-зада на ней не видать, застёжку давно не застегнуть. Осталась валяться юбка, а юность ушла, как и не было.

А соль той сказки такова. Не пиши романы, коль сама бесталанна. Не даст мужа книга, коль видишь в ней фигу. Никакая юбочка не сделает умной дурочку.