Сердечная история

В субботу Лёвушка перебрал. И повода особого вроде не было, а так, расслабился человек в хорошей компании. Машину бросил у дома, где гуляли, а «огуляли» не то пять, не то шесть бутылей чего-то уж очень особенного, марочного и дорогого под обычную жареную картошку с беконом.

В воскресенье с утра было не то, чтобы тяжко, а как-то никак. За машиной ехать не хотелось, но Лёвушкина супруга накануне пожелала  отправиться в гости к своей подруге, и Лёвушка решил доставить ей удовольствие. Метро Лёвушка не выносил, вниз по эскалатору он обычно скатывался, а наверх - взлетал, но на этот раз двигаться было тяжеловато, - мучила одышка, и добравшись до авто, Лёвушка с удовольствием уселся в знакомое кресло и включил кондиционер.

- И с чего это я так набрался вчера? Вроде всё было нормально, с женой не ссорились, на работе тихо, дети отстали со своими проблемами, чего было пить вёдрами? Дурак старый.

Лёвушка кокетничал. Старым его назвать было трудно. Подтянутый, спортивный, всегда хорошо пахнущий и модно одетый, он обращал на себя внимание противоположного пола одним своим видом, несмотря на полновесный "полтинник", а когда открывал рот и смеющимся голосом отпускал очередную шуточку с этакой чертовщинкой в карих глазах, то дамы, которые находились неподалёку в количестве больше одной, думали, каждая о себе, что понравиться этот импозантный мужчина хотел именно ей.

Лёвушке импонировало их молчаливое восхищение, но он никогда не давал повода для преобразования этого восхищения в иные отношения, так как, во-первых, любил свою жену Алису, во-вторых, уважал себя и считал ниже своего достоинства опускаться до мимолётных адюльтеров. Сотрудники приписывали Лёвушке многочисленные романы, рассказывали про него невероятные истории, особенно, если им удавалось "засечь", как Лёвушка подвозил до метро какую-нибудь мадам, возжелавшую соблазнить его между проходной и получкой, но наш герой был стоик, и, казалось, что все эти сплетни пролетают мимо него, не оставляя на его одежде и совести ни единого пятнышка. Жена Алиса верила Лёвушке безоглядно и безоговорочно, несмотря на пару компрометирующих мужа звонков "доброжелателей".

Ни Лёвушка, ни Алиса не умели врать, они были большими детьми, заигравшимися в своей московской песочнице, им было комфортно и хорошо вдвоём, - уже не надо было оправдываться и выяснять отношения, они давно научились понимать друг друга с полуслова. Вот и теперь Алиса сказала, что можно не ездить за машиной, лучше отдохнуть и отменить визит к подруге, но Лёвушка испытывал некоторое неудобство по поводу своего вчерашнего заплыва на алкогольной волне, ему хотелось сделать Алисе приятное, тем более, что под кондиционером он почувствовал себя бодрячком.
Алиса имела всего одну подругу, всех остальных, разевавших на Лёвушку рты и пытавшихся соблазнить его втихаря, она уволила без выходных пособий в виде телефонных звонков и лицемерных поздравлений с праздниками.

Алиса предпочитала дружить с мужчинами и у неё это прекрасно получалось. Она была не красавица, но её великолепные ноги и умная головка с проницательными глазами делали своё дело: всегда находилась пара-тройка поклонников, которые поддерживали в Алисе кураж интересной женщины, а в Лёвушке тонус счастливого мужа. Подруга, к которой собиралась наша идеальная пара, была намного моложе Алисы, но умна от рождения, а потому имела целый штат обожателей и не покушалась на чужих мужей. На сладкое сегодня у неё был какой-то известный органист со своими концертными дисками и текилой.

Лёвушка с Алисой засиделись допоздна. Органист не подкачал, играл он действительно здорово. Собеседником, правда, был не особо интересным, -немного сдвинутым на гороскопах и гомеопатии, но музыка, исполненная им и звучащая теперь хоть и не в зале с живым органом, а в сталинской квартире, заставленной массивной старинной мебелью, воистину впечатляла и отдавалась в Лёвушкином сердце так, как будто вошла с ним в резонанс...

Наутро Лёвушка встал, как обычно. На работу торопиться не надо было, ничего срочного не ожидалось, тем не менее, привыкший к определённому ритму своей жизни, Лёвушка всё делал быстро, движения его были чёткими и стремительными, но тут он почувствовал, что солнечный свет, лившийся из окна, как будто выключили, и всё вокруг стало серым и неинтересным.

Лёвушка на какое-то мгновение замер от неожиданности, ему перестало хватать воздуха, он понял, что сейчас упадёт и последним усилием воли заставил себя дойти до спальни и медленно лечь на только что застеленную кровать. Из одной точки внутри него начала вырастать боль, давящая  на грудь, на спину, захватывающая всё большую часть его тела. Он взял со столика телефонную трубку и набрал номер дочери, которая работала неподалёку.

Услышав голос отца, обычно такой мягкий и по-юношески задорный, а теперь хриплый и сдавленный, Маруся прокричала, что она немедленно вызывает скорую и сейчас прибежит сама. Ключи от квартиры отца у неё были всегда, в отличии от Лёвушкиного младшего сына, так и не принявшего Алису после того, как его собственная мать укатила от небогатого Лёвушки к богатому американцу и пропала где-то в американских кущах вместе с морем своего обаяния и красоты, а также, с бриллиантами Лёвушкиной матери.

Сын старался изо всех сил, чтобы поссорить Лёвушку со второй женой, одновременно принимая от неё заботу и деньги на карманные расходы, но Алисе хватило терпения снести все его замысловатые каверзы, мало того, она отдала Павлику свою квартиру, в которой тот продолжал бранить мачеху, напившись пива и куражась перед своими случайными друзьями, меняющимися с удивительными частотой и постоянством...

Маруся прибежала одновременно с подъехавшей скорой. Лёвушка едва дышал. Врачиха была не в настроении. Она бросала отрывистые фразы, которые не доходили до Лёвушкиного сознания. Маруся гладила отца по голове, рукам, и очень волновалась, она заглядывала врачихе в лицо и спрашивала:"Ну, что, ну, как?"

Лёвушке было что-то впрыснуто под язык, потом врачиха влезла к нему на кровать в своей синей робе не первой свежести и привязала капельницу к кованым завитушкам изголовья. Вены на правой руке у Лёвушки были гораздо ближе к поверхности, поэтому капельницу врачиха ставила, сидя на Лёвушкином супружеском ложе, возвышаясь над ним всей своей ядрёной фигурой. Ситуация была настолько комична, что Лёвушка начал потихоньку приходить в себя, а может быть, лекарство подействовало, хотя боль ещё мешала ему пошевелиться. Он показал дочери глазами, чтобы та наклонилась к нему, и прошептал:
- Не звони Алисе, у неё сегодня  день тяжёлый, она рано уехала, не срывай её, пожалуйста, и дай денег докторице, пусть улыбнётся, не могу смотреть на её злобную физиономию.

Маруся метнулась в прихожую к сумке и принесла тысячную купюру. Врачиха покраснела, заулыбалась, как первоклассница перед киоском с мороженым, и брякнула, что у неё нет сдачи с такой деньги.

-Берите, раз дают, - проскрипел Лёвушка, пытаясь приподняться, но врачиха кинулась к нему и не дала этого сделать. Она была предупредительна и заботлива, снимая кардиограмму, "пробибикала" её кому-то в телефонную трубку и вскоре к Лёвушке подтянулась ещё одна бригада из двух молодых докторов...

Лёвушку откачивали часов пять. Всё это время он размышлял о том, что жизнь, наверное, не должна заканчиваться вот так, неожиданно, что надо как-то подготовиться что ли, а иначе ерунда какая-то получается. Он пытался балагурить, но ему это плохо удавалось, потом он услышал слово "инфаркт", но почему-то подумал, что это не про него. Переспросил врачей, они сказали, да, инфаркт, сейчас повезём Вас в больницу, в хорошее место.
- Что это за место, - думал Лёвушка, - и остались ли где-то в этом городе "хорошие места"?

Приехал, отпросившись с работы, Лёвушкин зять, поднялся снизу водитель скорой помощи и Лёвушку стали выносить вчетвером на домашнем пледе, вколов ему дозу морфина. То ли не было носилок, то ли ещё по каким-то врачебным соображениям, но в грузовом лифте Лёвушка лежал на полу, согнув ноги в коленях, в холле, пока открывали входную дверь, тоже. Было холодно, сквозило отовсюду. Он попросил не выносить его вперёд ногами и четверо мужчин долго пыхтели, разворачивая Лёвушку головой к двери.

- Как хорошо, что нет Алисы, она бы сейчас с ума сошла, - думал Лёвушка, закрыв глаза, когда его засовывали в машину. Дочь и зять грели его холодные руки попеременно, и Лёвушка понимал, что они напуганы не меньше, чем он.

 Сдобренная тысячной бумажкой, врачиха решила, что Лёвушка потому и Лев, что богат, её простонародное сознание дорисовало кованые завитушки кровати благополучием и достатком семейства, она же не знала, что у Маруси оставалась только эта тысяча рублей до зарплаты, а потому повлекла Лёвушку в самый что ни на есть центр постсоветской медицины – к маэстро Иоселиани, где было дорого и сердито.

Лёвушку перегрузили из скорой на каталку и оставили в приёмном покое. Клетчатый немецкий плед уехал в неизвестном направлении, как довесок к врачихиной заботе. Маруся была беременна, а день клонился к вечеру, Лёвушка поцеловал маленькие тонкие ручки дочери и сказал, чтобы она ехала домой.
- Папуль, я боюсь тебя оставить!
- Ступай уже, здесь-то со мной точно ничего не случится, я же в знаменитом месте! Смотри, какая милая девочка сидит за столом регистрации, она не даст мне умереть, правда, красавица?

Красавица была страшна, как смертный грех, но на слова Лёвушки вспыхнула, как маков цвет, подняла трубку и позвонила в отделение, говоря, что поступил новый больной. То есть, до Лёвушкиного комплимента она даже бровью не повела, хотя после его появления прошёл битый час. Однако и на звонок «приёмщицы» из дверей никто не вышел.
Маруся с сомнением покинула отца, на душе у неё было неспокойно.

Лёвушка жутко хотел в туалет. Физраствор деловито давил на его мочевой пузырь. Он покосился на красавицу и медленно сполз с каталки.
- Где у вас тут места уединения? – Лёвушка по привычке пытался балагурить, однако девица даже не посмотрела на него и молча махнула рукой в сторону коридора.
Когда Лёвушка вернулся к каталке, над ней возвышался здоровенный мужик в синем халате, похожий на вышибалу. В руке он держал листок, оставленный врачом скорой помощи, так сказать, передаточный акт.
- Тааак, - протянул он задумчиво, - Вы нам не вполне подходите.
- То есть? – Лёвушка опешил. – Что значит, не подхожу, у вас тут палата лордов или больница?
Вышибала посмотрел на Льва, высверливая в нём дырку буравчиками карих глаз.
- То и есть. У Вас существуют побочные заболевания, которые мы не лечим.
- И дальше что? Это не сифилис, часом?
- Дальше Вам надо ехать или домой, или в другую больницу, - вышибала был невозмутим.
- У Вас всё нормально с головой?
- А Вы как считаете?
- Я ничего не считаю, у меня инфаркт. Но, если хорошо подумать, то можно и статью написать.
Лёвушка залез на каталку со словами: «Ну, а теперь везите меня домой или в другую больницу, я не возражаю!»
Это позже от «сокамерников» он узнал, что на входе в данное заведение полагалось класть в карман синего халата стодолларовую бумажку, а тогда его здорово выбесил Асклепий, желающий стать Хароном.

Лёвушку вознесли в реанимацию, по дороге раздев донага. К нему присоединили трубку капельницы и какой-то пишущий прибор, рядом с кроватью поставили утку и накрыли голое тело белой простынёй. В реанимации вперемешку лежали мужчины и женщины.
- Надо же, практически как в морге, невзирая на пол и естественные надобности, - Лёвушка окончательно прифигел. Никакое другое слово здесь не подходило.
Напротив, перпендикулярно от него, размещался крупный пузатый мужик, который храпел, если спал, и пукал, если бодрствовал. Он ни в чём себе не отказывал. Причём, и те и эти звуки впечатляли и отдавались эхом во всём обширном помещении.

От еды Лёвушка отказался наотрез, так как не представлял себя писающим или какающим в присутствии дамы, лежащей позади него.
- Нас пытаются скрепить узами интима, - думал он, - юмористы хреновы…
Наутро на Лёвушку надели махровый халат, вонявший чьим-то застарелым потом и кое-где покрытый выпавшими седыми волосами, усадили в кресло на колёсах и повезли на эхограмму. В кабинете перед монитором сидела парочка великовозрастных младенцев. Они щипались, хихикали, шептались и, казалось, им было не до Лёвушки, которого вкатили и оставили перед кушеткой.
- И чего сидим? – спросила рыженькая? – Перелезайте! – добавил рыженький.
Лёвушка перелез. Сил у него не было, руки-ноги тряслись и подгибались. За ночь он совершенно не отдохнул, слушая храп и пердёж соседа.
- Смотри, - сказала рыженькая, - с таким заболеванием и до шестнадцати лет не доживают, а этому…
- Ага, крепкий орешек, - ответил рыженький, - главное, чтобы он у нас здесь не помер!
Лёвушка не сразу понял, что младенцы судачат о нём. Но, когда в коридоре к его креслу подошёл доктор, больше похожий на санитара психбольницы, уж больно суровый вид у него был, и сказал, что приезжала Лёвушкина жена, которой он объяснил, что, если Лёвушке не сделать операцию, то жить ему осталось полтора понедельника.
- Алиса приезжала? – Лёвушка растерялся.
- Да, кажется её так звали.
- Зачем Вы напугали её? Этого не стоило делать.
- А как Вас ещё заставить понять серьёзность Вашего положения?

Ещё сутки Лёвушка провёл в реанимации, выпив один единственный стакан компота. Мочевой пузырь откликнулся полной вменяемостью по отношению к ситуации и вытерпел эту нагрузку.
Лёвушку перевели в палату. В помещении стояло четыре кровати, были туалет и раковина, радовавшие своей белизной.
Напротив Лёвушки лежал директор детского сада, чуть наискосок – композитор, а у двери – лицо грузинской национальности. Явился палатный врач – молодой доктор, симпатичный до ослепления, покрытый золотистым налётом славы знаменитого кардиоцентра.
Он внимательно оглядел Лёвушку с ног до головы и произнёс приятным баритоном, что больному предстоят некоторые процедуры, а затем - установка стентов.

- Что такое стенты? – спросил Лёвушка.
- Это такие металлические пружинки, их вставляют в сосуды.
- Хорошо, а когда всё пройдёт, их вынут?
- Патологоанатом их из Вас вынет, - засмеялся доктор, - Вы теперь навеки наш пациент.
Лёвушка считал, что навеки он принадлежит исключительно Алисе, а потому отправился ей звонить, так как телефон ему вернули вместе с домашней одеждой.

- Ой, приветики, наконец-то! Как ты? – звенел Алисин голос в трубке. – Я была уверена, что всё обойдётся. Маруська тут с ума сходит, я ей сразу перезвоню.
- Алиса, с тобой врач разговаривал? Он сказал, что нужна операция?
- Какой врач, ты бредишь, я звонила, мне сказали, что ты в реанимации, но всё нормально.
- Получается, что меня обманули? Позвони-ка ты нашим знакомым докторам и в интернете почитай про стенты, и с чем их едят, расскажешь мне.

Директор детского сада восторженно поделился с Лёвушкой впечатлениями от коронарографии:
- Зажимают полую вену на ноге, вводят туда красящий раствор и толкают телевизор по вене к сердцу.
- Под наркозом?
- Зачем, это не больно. Только запаситесь подгузниками, три дня после процедуры нельзя вставать.
- И что дальше?
- А дальше, если дела неважные, Вы подписываете бумагу, что снимаете ответственность с докторов, и Вам через вену на другой ноге вводят стенты.
- Охренеть! Это значит, надо будет ссаться в подгузники ещё три дня?
- Может, и больше, - директор засмеялся. Меня привезли утром год назад, сразу стали вставлять стенты, сосуд оказался кривой, пришлось делать шунтирование. А теперь я приехал для консультации. Наверное, парочку стентов ещё впендюрят.
- Это прямо секта какая-то, как радостно они говорят про шунты и железки в организме, - думалось Лёвушке.

Но тут его пригласили на рентген, где совершенно очаровательное существо с кудряшками, просветив Лёвушку насквозь, по секрету сказало, что у него довольно плохие сосуды и что «красящим веществом» является обыкновенный йод, разогревающий тело до сорока градусов.
- Есть возможность превратиться в овощ. Но я Вам ничего не говорила.
- Мне сказали, что стенты стоят очень прилично.
- Ничего они не стоят, у нас их тут целые ящики, Джонсон-и-Джонсон поставляет. Это же бизнес. Вам ещё придётся плавекс пить пожизненно, чтобы железки не отторгались, а от него часто возникает онкология. Уйду я отсюда при первой возможности.
- Милая моя девочка, спасибо Вам огромное, - Лёвушка поцеловал руку рентгенолога.

Ночью Лёвушке приснилась Алиса. Она была неглиже, от неё пахло шанелью и чем-то таким родным и непередаваемым, что Лёвушка испытал оргазм. Не мудрено, что приборчик, прицеленный к его руке, отобразил всплеск эмоций зубчатой кривой.
- Ооо, - сказал палатный врач, да Вам срочно надо делать коронарографию! Немедленно звоните домой и заказывайте подгузники.
- Сколько стоят стенты, я могу поинтересоваться?
- Один – тысячу двести долларов, второй – восемьсот, третий – пятьсот, и сам Иоселиани всего за пятнадцать тысяч рублей Вам их установит.
- А откуда Вы знаете, что мне надо три?
- Ну, Вы особый случай, я бы сказал, интересный.
- Тогда скажите, как Вы собираетесь завтра делать мне коронарографию, если у Вас нет моих анализов?

Врач лихорадочно полистал карту и не нашёл искомого. Он почти выбежал из палаты.
После обеда к Лёвушкиной кровати проскользнула медсестра в резиновых перчатках с пробирками в руках. Она бросила на покрывало стёклышки, должные быть стерильными, и потребовала у Льва предоставить ей его палец.
- Вы, девушка, считаете, что я приехал из тайги?
- Пфф, ничего я не считаю.
- Так какого же хрена Вы пришли после обеда за анализом крови, да ещё стёкла бросили рядом с моими шерстяными носками?
Девица сгребла стёкла и побежала жаловаться.

Следующими посетителями Лёвушки были палатный доктор и зав отделением. Они нависли над ним, как призраки смерти, и начали отчитывать за недостойное поведение.
- Вы понимаете, что Ваша жизнь висит на волоске?
- Понимаю, Вы постоянно об этом говорите. Да, я не медик, но пока что не вижу причины вам обоим доверять. Я созванивался с женой, она выяснила, что в Новой Зеландии и Израиле уже давно ставят жильные стенты, которые рассасываются бесследно, как кетгут.
- У Вас есть самолёт? Так летите в Новую Зеландию!
- Наверное, я так и сделаю.
- Тогда мы Вас выпишем.
- Сделайте такое одолжение!
- Готовьтесь, завтра Вам на выход. Чёрт-те что, впервые попался такой субъект, которому жизни своей не жалко. К нам очередь стоит!

Лёвушка разнервничался и вышел в коридор. На топчане у стены сидел молодой мужчина, он был явно не в своей тарелке. Они познакомились и разговорились. Товарищем по несчастью оказался бывший лётчик. Он не рассчитывал, что после установки стентов ему дадут вторую группу инвалидности и он лишится любимой работы.
- Так ведь и это не так страшно. Каждые полгода я должен приезжать на коронарографию из другого города. Стенты зарастают, в них вставляются новые, когда просвета уже не остаётся, вместо сосуда пришивается шунт, то есть, происходит операция на открытом сердце.
Лёвушка покрылся испариной. Ах, какое счастье, что всё так быстро разъяснилось. Нет, это не его история. В палате на него набросился композитор со словами, что Лёвушка всех подвёл, ради него была отодвинута очередь на процедуру, которая завершается ссаньём в подгузник.

- Не переживайте, - сказал Лёвушка, - я больше вас не задержу. Ссытесь на здоровье, но без меня. Лицо грузинской национальности, насмотревшись и наслушавшись, выписалось одновременно с Лёвушкой. Маруся с мужем приехали на своём «примусе» и отвезли отца домой. Алиса напекла пирожков с капустой и сказала:
- Всё, Лёвка, теперь или Новая Зеландия, или строжайшая диета.
Лёвушка выбрал второе. Он созвонился со знакомой журналисткой и рассказал ей свою душераздирающую историю, но она отказалась заняться журналистским расследованием:
- По-твоему, я похожа на самоубийцу? Лёвка, иди в задницу и благодари Бога, что вышел оттуда живым. У нас тут один ждал донорскую печень, дождался и умер от рака желудка, может быть, и от плавекса этого. Живи и радуйся, а что кардиоцентр раздут непомерно, так я и без тебя знаю, бизнес есть бизнес, его проще всего делать на идиотах.

И Лёвушка жил долго и счастливо, несмотря на то, что по выписке ему пообещали всего две недели сроку. Маруська родила девочку, её назвали Мартой. Пищащий кулёк несли на руках от роддома им. Крупской до Большой Грузинской в одиннадцать вечера, так как до Крупской тоже пришлось идти пешком от Смоленки, бросив машину. Москва стояла, она кишмя кишела авто знаменитостей бандитского мира: 13 октября 2009 года хоронили пресловутого Япончика - вора в законе Иванькова - под колокольный звон и российский триколор.