Кузен из Квебека, глава 4 и 5

ГЛАВА IV
НОВЫЕ СОСЕДИ

В январе этого года англоговорящая семья сняла дом рядом с домом Тремблентов. Уазетта смотрела, как они входят, с величайшим интересом; вскоре она обнаружила, что там были две девочки и мальчик поменьше. Мальчик выглядел примерно ее возраста.

Как только они поселились, их гувернантка выехала из Монреаля на трамвае, чтобы учить их каждое утро. Уазетта научилась также следить за своей внешностью.

Затем, когда кончались таинственные уроки, ученики, хорошо закутанные в очень теплую одежду, провожали свою гувернантку к трамвайной станции; после этого они могли свободно играть в прекрасном снегу весь день.

Они построили огромный снежный форт, чтобы не подпустить индейцев, которые, по словам мальчика, все еще скрываются в лесу за горой Роял. Они построили снежный дом для жилья, по комнате для каждого из них и лишнюю комнату для гостей, так как снега было много; и, наконец, завели чудесного снежного человечка, который должен был стоять на страже у дверей дома.

Поначалу Уазетта ужасно стеснялась играть с ними, но они были настроены к ней дружелюбно и даже пытались говорить с ней по-французски, так как велела им гувернантка. Когда, наконец, они каждый день оставляли Карло по кости, так что большую часть светового дня он проводил, удерживая для них форт, и когда они умоляли Уазетту показать им ее черепаху, она была покорена.

А через неделю или около того она смело показала им, как улучшить своего снежного человека, нарисовав его лицо комочками угля вместо глаз, красной фланелью вместо губ, старой трубкой, застрявшей в его шее рот, и очень потрепанная старая шляпа ее отца на голове, она стала их самым сильным союзником. На самом деле она получила так много похвал от семьи Дадли, что ей стало очень неловко. Однако она научилась называть их всех именами при крещении. Такие хорошие крепкие английские имена были. Мальчика звали Джордж Говард Дадли, разумеется, в честь короля Англии Джорджа, а старшую девочку звали Александрой Мэй в честь вдовствующей королевы и нынешней королевы Англии, а младшую звали Викторией в честь ее собственной бабушки, которая в ее время, был назван в честь королевы Виктории, правившей Британской империей много-много лет. Эту младшую девочку Дадли всегда звали Куини, и это имя Уизетт считала очень красивым.

Однажды они все вместе катались на санях по склону холма, когда внизу по дороге прошла похоронная процессия. Как появился катафалк, маленькая Уазетта остановила игру и перекрестилась; остальные через мгновение тоже перестали пронзительно кричать и стали почтительно ждать.

Одним из детей, скользивших в то утро по склону холма, был маленький двоюродный брат-американец из Платтсбурга, штат Нью-Йорк; будучи новичком, она никогда прежде не видела такого катафалка.

Он был весь белый: полозья, корпус и сбруя, а по четырем углам этого катафалка были фигуры, сделанные из белого гипса; эти фигуры представляли собой коленопреклоненных ангелов, у них были крылья с золотыми наконечниками, и они держали длинные золотые трубы у губ. В центре верха этой повозки находился вертикальный позолоченный крест, а от него развевались длинные белые ленты, трепещущие на холодном ветру.

За ними ехали три воза провожающих, и, хотя к меховым шапкам у них были привязаны черные креповые ленты, они не выглядели скорбными.[40] вообще, потому что мужчины курили трубки и болтали вместе, и все они наклонились, чтобы посмотреть на снежного человека, которого слепили дети.

В зажиточных франко-канадских семьях провинции Квебек для захоронения ребенка всегда используется белый катафалк и белый гроб. Если они не могут себе этого позволить, они просто нанимают «буровую установку», как они это называют; и посадить столько членов семьи на заднее сиденье, сколько позволит место, а на переднем сиденье сидит отец и водит лошадь, а на коленях он держит крошечный белый гроб, а в нем тело маленького мертвый ребенок. Многие, многие из этих примитивных похоронных процессий проходят по дороге Кот-де-Неж к римско-католическому кладбищу, которое находится за горой, потому что детская смертность в этой конкретной провинции очень и очень высока.

По субботам, да и по воскресеньям после обеда эта дорога принимает более веселый вид, когда сотни мальчиков и девочек прибывают на снегоступах или приезжают на длинных санях, волоча за собой сани, потому что эти холмы за Маунт-Роялем — великолепная зимняя площадка. Почти каждую зиму проходят соревнования по прыжкам с трамплина, когда из Норвегии и других северных стран приезжают замечательные спортсмены, чтобы посоревноваться с этими юными канадскими спортсменами.

Кроме того, есть молодые французы, которые любят скачки на своих лошадях, иногда они практикуют скорость кобылы на этих дорогах, а затем в один прекрасный воскресный день принимают участие в скачках вдоль речной дороги.

Зимой так холодно, что великая река Святого Лаврентия полностью замерзает, и весь день по этому льду ездят автомобили от берега к берегу. С вершины горы Рояль отчетливо видна дорога, ведущая из города Монреаль в большой городок на южном берегу, известный как Лонгей. Эта дорога отмечена маленькими вечнозелеными деревьями, были вырезаны из леса и размещены по обеим сторонам проезжей части, чтобы обозначить путь, когда сгущаются сумерки. Это очень живописное зрелище – наблюдать за этой речной дорогой в напряженное утро, когда можно увидеть процессию красных или синих фургонов, каждой из которых управляет местный фермер, который сидит на своих мешках с картошкой, луком и свининой, и бежит очень комфортно к большому городу.

Однажды каждую зиму месье Тремблан перегонял свою прекрасную упряжку из Монреаля в Лонгей по речной дороге, чтобы навестить своих политических друзей, и в том году он позволил маленькой Уазетте поехать с ним, и она умоляла взять с собой маленьких девочек Дадли. вместе с ней, так что все они были с особой тщательностью завернуты и прижаты к мантии на заднем сиденье, а когда было уже слишком поздно отправлять его обратно, выяснилось, что Карло следовал за ними, когда они покинули остров Монреаль и начинался на широкой реке[43] замороженная поверхность. Маленькие Дадли поначалу просто немного нервничали, но увидели, что перед ними так много упряжек, идущих к противоположному берегу, что в конце концов они забыли о большой реке, лежащей под замерзшей дорогой.

Этот берег сначала казался тонкой синей линией; мало-помалу он стал похож на стену, и, наконец, дети смогли разглядеть дороги, дома и церкви, а когда они оглянулись, то увидели великий город Монреаль, который они покинули; теперь это было похоже на тонкую голубую линию.

Карло вызвал некоторое волнение, погнавшись за другой собакой и сойдя с предписанного маршрута. Им пришлось остановить лошадей и позвать «Карло, Карло, mauvais chien», чтобы снова уговорить его вернуться. Когда он все-таки вернулся, ему велели прыгнуть в сани и лечь под халаты, у ног детей. Время от времени, если сани давали дополнительный толчок, он коротко лаял, но это почти не замечалось из-за звона саней колокольчики, смех детей и скрип полозьев по льду.

По обеим сторонам этой дороги предприимчивые бизнесмены разместили объявления, напечатанные как на английском, так и на французском языках. Дети Дадли с большим удовольствием читали их вслух; ибо уже их гувернантка научила их читать и писать очень хорошо.

Нашей маленькой двоюродной сестре из Квебека пришлось хранить осторожное молчание, поскольку она никогда не ходила в школу и еще не умела читать ни по-французски, ни по-английски. По воскресеньям она читала свой катехизис кюре, а через год отправилась в монастырь, чтобы учиться у монахинь, как теперь учили ее старших сестер.

К счастью, мсье Тремблан вполне мог позволить себе дать образование своим детям, но есть много французских канадцев, которые так и не научились ни читать, ни писать, потому что образование в этой провинции платное и не является обязательным. Является это не очень печальное положение вещей в христианской стране в двадцатом веке! Но мы не должны обвинять этих людей по отдельности. Помните, что именно правительство контролирует такие вопросы. У Уазетты был быстрый ум и острый глаз, и, слушая болтовню этих английских языков, она почерпнула много информации.

Каждое утро, всю эту зиму, наша двоюродная сестра из Квебека терпеливо ждала, пока ее товарищи по играм закончат уроки и будут готовы выйти и поиграть с ней. Ей сказали, что она должна подождать и не беспокоить их, поэтому она сидела в капюшоне и плаще у окна своего коттеджа, пока не услышала их голоса. Французско-канадский ребенок, безусловно, обладает двумя хорошими качествами: послушанием и терпением.

Когда ее соседи, наконец, выходили толпой, она открывала свою дверь с одной из своих медленных улыбок и кричала: «Bon Jour, mes amis», а затем Карло, который только что подождал, так же терпеливо, как и его маленькая хозяйка, сотрясал воздух лаем и радостным визгом, и начиналась чудесная игра.

В то время как снег все еще лежит глубоко в лесу, но мартовские ветры и солнце вызывают рост сока в деревьях, в провинции Квебек наступает волшебное время, известное как «Время кленового сахара». В давние времена индейцы, населявшие тогда эту землю, постукивали его деревья наискосок томагавком и вставляли над этим отверстием полоску дерева или трубку, из которой сок капля за каплей падал в берестяной сосуд. Этот сок кипятили в глиняных сосудах. Таким образом они получили густой черный сироп — единственный сахар, употребляемый индейцами. Так как сок всегда кипятили на открытом воздухе, в него попадали кусочки коры, и он имел дымный привкус. Но около пятидесяти лет назад за этой кленовой сахарной промышленностью ухаживали более тщательно, и теперь у зажиточного фермера есть сахарный дом и прекрасная роща, клёны, и на всех деревьях висят блестящие жестяные ведёрки из-под сока; а вместо большого железного котла для кипячения сока установлены испарители, в которых сок течет тонко и прозрачно, а выходит красивый светло-коричневый сироп.

Представьте себе радость маленькой Уазетты, когда ей разрешили пойти на шугаринг со своими маленькими соседями-англичанами. Они съехали с большой дороги на тропинку в лесу, где полозья увязли в густой слякоти и снегу, и, наконец, подъехали к этому маленькому домику в глубине леса. Под испарителем тлели мелкие дрова, и от него поднимался пар. Содержимое издавало самый восхитительный аромат.

Каждому ребенку дали ложку и блюдце, и в блюдце было налито около чашки горячего кипящего сиропа; эту жидкость нужно было перемешивать все быстрее и быстрее, пока она не загустела. Когда речь шла о последовательности[48] масла его намазывали на ломтики хлеба и ели горячим. Каждый ребенок пытался увидеть, кто может быть готов первым. Дети Дадли были в этом мастерами и пели «Снова вальсируй со мной, Вилли, вокруг, вокруг, вокруг», пока они шевелились. Уазетта стеснялась такого количества английских детей и говорила «Вуаля» только тогда, когда ее сахар был готов к употреблению.

Некоторые из старших членов партии попробовали другой метод. Они набили таз чистым белым снегом, собранным в лесу, и очень ровно и крепко втоптали его; на него наливали очень горячий сироп, из которого сразу же образовывалась подобие ириски, тонкой, но прозрачной и приятной на вкус, но очень жевательной; зубы.

Карло, пес месье Тремблана, прибыл в сахарный магазин на санях и[49] кто-то был достаточно недоброжелателен, чтобы дать ему немного этой кленовой ириски. Бедный Карло, он крепко склеил ему зубы, так что он не мог ни лаять, ни жевать. Единственное, что он мог сделать, это грустно покачать головой из стороны в сторону и скулить, скулить и скулить. Этот поступок заставил всех хором расхохотаться, а собаки — очень чувствительные существа, поэтому, когда он обнаружил, что эта насмешка была направлена на него, он вообще покинул компанию и потрусил домой один.

Ближе к вечеру наступило время, когда и самим веселящимся стало немного не по себе, и им захотелось уйти домой и напиться хорошей воды. Потом кто-то достал большую бутылку соленых огурцов и раздал всем вокруг. Огурцы никогда еще не были такими вкусными, как на той вечеринке в канадских лесах.

Когда маленькие девочки снова были в больших санях, готовые отправиться домой, каждой представили[50] с миленькой лепешкой из сахара, с зубчатыми краями. Уазетта бережно убрала свои в шкатулку с сокровищами. Прошло довольно много времени, прежде чем она захотела его съесть, а что касается Карло, когда он почувствовал запах сиропа, кипящего на кухне его хозяина, он выбежал из дома.

Удивительно наблюдать за таким зимним расставанием. Снег, усеявший улицы города на четыре фута толщиной, конечно, увозится на главные магистрали, так что автомобили могут эксплуатироваться с помощью подметальных машин и лопат; но на боковых улицах, когда после сильной бури снег скапливается по обеим сторонам тротуара, это очень похоже на прогулку по красивому белому туннелю, конечно, у туннеля нет верха, и можно увидеть красивый синий небо над головой и услышать звон множества бубенчиков, так как ни одному транспортному средству на полозьях не разрешается двигаться без этих бубенчиков.

[51]

Лед на реке в начале апреля начинает трещать и стонать, пока вдруг в какой-нибудь солнечный день с грохотом не навалится на берег. Тающий снег на склонах холмов стекает ему навстречу; сосульки, повисшие всюду белой бахромой, падают, падают, падают - как спелые плоды. В настоящее время со зданий сняты двойные окна и штормовые двери. Листва на Маунт-Рояль кажется очаровательно-зеленой, лесистые холмы полны фиалок и триллиумов, последняя представляет собой трехлистную белую лилию, белую и грациозную, и если ее поместить в неволе, она будет процветать в течение недели, если у нее будет много вода. Лето приходит в спешке, и вверх по склону Маунт-Ройял лифт начинает работать в соответствии с сезоном. Видите ли, бывает только весна, когда можно сказать, что зима перескакивает в лето!

[52]

ГЛАВА V
ОБЗОРНАЯ ЭКСКУРСИЯ

Одним прекрасным июньским утром мисс Анструтер, гувернантка детей Дадли, решила, что хотела бы взять своих воспитанников на обзорную экскурсию по городу Монреаль, чтобы их изучение местной истории могло стать чем-то большим, чем сухие факты. и даты, которые нужно запомнить.

Когда они сели в вагон «вокруг горы», они были рады найти Уазетт Мэри, сидящую рядом с матерью на одном из передних сидений. Волосы у нее были заплетены очень туго, а щеки блестели от мыла; в противном случае она была ее безмятежным маленьким я.

Дети Дадли были в приподнятом настроении и помчались по машине, чтобы занять места.[53] рядом с их приятелем. — Мы должны сегодня учиться глазами и ушами, а не по книгам. Не могли бы вы пойти с нами?

Наконец к мадам Тремблан обратились. Она собиралась утром за покупками и всегда ходила в «Бон Марш», принадлежавшую «Дюпюи Фререс», где все продавцы были французами, и все вывески читались на этом языке; она была вооружена длинным списком вещей, необходимых для ее растущей семьи, и, поскольку Уазетте, к сожалению, не хватало шляпы, ей было приказано проводить туда свою родительницу.

Когда они добрались до станции Маунт-Рояль, где каждый должен пересесть на восток или на запад, мисс Анстратер, убедившись в призывном взгляде маленькой француженки, что она действительно хотела бы присоединиться к наблюдателям, сказала матери в ее мягкий французский акцент: «Если бы мадам доверила мне свою маленькую девочку, я бы выбрал шляпу в отделе одежды Goodwears, так как у нас есть сообщение, чтобы изменить[54] сапоги для Джорджа; и я недавно купил эти матросские шляпы, которые дети теперь носят в их отделе шляп. Она может надеть новую шляпу домой, а я пришлю тяжелую с доставкой в полдень». Уазетта была в пурпурной фетровой шляпе с зеленым бантом, а день был теплый.

Сама г-жа Тремблан хотела хотя бы раз сделать покупки в английской части города, но мысль поехать одна, чтобы не встретить людей, говорящих по-французски, помешала ей сделать это. Ей пришло в голову, что если она отпустит Уазетту хотя бы раз в такой хорошей компании, то через неделю или около того ребенок сможет стать проводником ее матери, и она сама увидит все чудесные вещи, которые, как она слышала, обсуждали ее соседи на прогулке. домой с мессы каждое воскресенье. Поэтому она вытащила из кармана юбки огромный бумажник и, сунув купюру в руку мисс Анструтер, разразилась залпом французского языка, обращенного к ее отпрыскам.[55] быть внимательным, беречься и не опаздывать с возвращением домой. Как раз в этот момент из-за поворота показался трамвай, идущий на восток, и мадам исчезла прежде, чем удивленная гувернантка успела ответить. Дети пытались повторять все сначала: «Союз точно чез мой», «Пренез гард и доброго дня».

«Prenez garde означает прежде всего безопасность, — объяснила мисс Анстратер, — поэтому я прошу вас всех держаться со мной, потому что совет мадам был хорошим, а вот и наша машина, направляющаяся в Вест-Энд».

Даже модистка заинтересовалась маленькой Уазеттой. «Так необычно видеть, как представители двух национальностей делают покупки вместе», — сказала она. Не потребовалось много времени, чтобы найти белую матросскую шляпу с золотой и белой лентой вокруг тульи, копию той, что была на Куини; Выполнив другие поручения, они отправились в Шато де Рамезе на извозчике. Их путь ведет вниз по крутому холму, мимо отеля «Виндзор» и площади Доминион. На этой площади Уазетта[56] нашел еще одну статую, чтобы полюбоваться. Это была бронзовая фигура безудержной лошади, а фигура канадского солдата держала животное за узду. Эта статуя известна как Лошадь Страткона и была установлена в память о храбрых канадских мальчиках, павших в войне в Южной Африке. Полк назывался The Strathcona Horse в честь лорда Strathcona, очень богатого шотландского канадца, который финансировал его в 1898 году.

— Он гонялся на своих лошадях? — спросила маленькая француженка, потому что скачки были чем-то, что она понимала. Этот вопрос рассмешил всех в машине, и Уазетта была рада, когда машина свернула на улицу Нотр-Дам, потому что здесь она чувствовала себя как дома и могла рассказать своим маленьким друзьям больше об узких улочках, ведущих к реке; как в старину можно было забаррикадировать каждый конец узкой улицы от индейцев; наконец они миновали ее любимую церковь Нотр-Дам, и Примерно через полмили они подошли к замку Рамезе.

Здесь они сошли и вошли в причудливые старые ворота, окруженные с каждой стороны пирамидами из древних пушек и пушечных ядер. Дверь с любопытным молоточком была открыта, и, войдя, они очутились в холле с низким потолком.

История этого здания современна истории города за последние два века и настолько отождествляется с прошлыми историческими событиями, что оно было сохранено от вандализма современными улучшениями и является подлинным пережитком старого режима в Новой Франции. Несмотря на то, что всего в полтора этажа, норманнские башенки по углам здания добавляют ему достоинства, а оштукатуренные стены (оштукатуренные поверх толстых каменных стен) имеют насыщенный желтый цвет, напоминая древний пергаментный молитвенник, созревший веками. в монашеской келье.

В старом документе, который до сих пор можно найти в[58] В архивах ордена Св. Сульпициана записано, что земля, на которой стоит этот замок, была передана губернатору Монреаля в 1660 году, примерно через восемнадцать лет после того, как Мезоннев посадил на этих берегах шелковистую Флер-де-Лис Франции. Где-то около 1700 года часть этой земли приобрел Клод де Рамезе, когда он прибыл из Франции в качестве капитана армии с вице-королем де Траси, много лет был губернатором Монреаля и вел официальный суд в зале Совета перед справа от вестибюля.

Именно в эту комнату мисс Анструтер впервые привела свою вечеринку, еще одну длинную низкую комнату, которая теперь используется как музей редких и очень ценных реликвий прошлого Канады. Все промаркировано Антикварным обществом, которому принадлежит это здание. Там были пряжки, когда-то принадлежавшие какому-то веселому французскому шевалье, и кости молодой индийской девушки, обнаруженные строителями на склоне горы.[59] раскапывали современное жилище в начале этого века, даже ее пояс вампум был там, и по нему сведущие в индейских знаниях могли сказать ее возраст, ее племя и тот факт, что она приняла христианство.

Мисс Анструтер велела Куини прочитать вслух все этикетки по-французски, а Уазетт должна была их перевести; таким образом они отлично ладили. Слева от входа находится салон, где есть старый клавесин, несколько очень интересных старых портретов маслом первых французских губернаторов, а также любопытные канделябры и другая мебель раннего периода. В этом салоне мадам де Рамезе развлекала своих друзей из Франции. Какими странными должны были казаться эти веселья обитателю вигвама, когда огни замка сияли в ночи! Когда-то, давным-давно, позади замка был сад, доходивший до самой кромки воды;[60] поэтому звук танца и смех, должно быть, разносился по течению. В настоящее время эта земля за замком заполнена складами, а вид на реку исчез навсегда.

Каким контрастом с обремененными скво, должно быть, были веселые француженки в пудре, с прядями и с волосами, одетыми а-ля Помпадур, когда они танцевали менуэт в своей жесткой парче и сверкающих драгоценностях под звуки клавесина.

«О, прекрасная молодая земля La Nouvelle France,
С ореолом романтики былых времен,
Назад, как полузабытый сон,
Приходит минувшие дни Старого режима».
Какой-то посетитель записал эти слова в книгу посетителей, где каждого просят вписать свое имя.

После того, как дети усвоили самое важное содержимое этих двух комнат, их сопроводили вниз по длинному лестничному пролету, похожему на лестницу в их крутизне, в своды замка.

Эти своды когда-то были кухнями и прачечной великого замка, камины были такими огромными, что дети заходили прямо в них.

Им показали старые прялки, старые маслобойки, любопытную деревянную хлебопекарню и гигантскую кирпичную печь, в которой можно было испечь двадцать буханок хлеба за один огонь. Таким образом, получается, что не все, кто жил в этом замке, были веселыми бездельниками.

Самым интересным сводом был тот, который выходил из этих кухонь, так как он был чернильно-черным из-за железных ставней, закрытых на плотно зарешеченных окнах. Говорят, что именно здесь семье, гостям и всей прислуге иногда приходилось прятаться от индейцев. Когда придет известие о том, что какое-то враждебное племя входит в город, всех женщин и детей отправят «en bas» (ниже).

После того как англичане захватили Канаду у  Французов, этот же замок занимал сэр Джеффри Амхерст в британской форме, и возможно, что из своего сада он смотрел на реку в сторону острова Святой Елены и наблюдал, как дым и пламя поднимаются от огня, когда генерал де Леви сгорел. его цвета, а не позволить им попасть в руки англичан.

С другой стороны, в 1775 году Шато де Рамезе был штаб-квартирой Континентальной армии Америки, и комиссары собрались в зале совета, чтобы попытаться распутать дела после провала осады Квебека Монтгомери.

Бенджамин Франклин был одним из членов этой комиссии, и внизу, в старых хранилищах, он установил первый типографский станок, который когда-либо был в Канаде, и издавал народу манифесты.

-- Итак, вы видите, -- сказала мисс Анстратер, когда они, наконец, покинули это знаменитое место, -- что в одном здании жили сначала французы, потом англичане, а какое-то время -- несколько знаменитых американцев, и[63] сегодня посмотреть на его содержимое приезжают туристы из всех стран. Это величайшая реликвия славного прошлого, и теперь, когда вы возьмете учебники истории и найдете имена некоторых из этих мужчин и женщин, они покажутся вам больше похожими на людей».

Им снова предстояла долгая поездка на трамвае в западную часть города, поскольку они хотели добраться до Серого женского монастыря ровно в двенадцать часов дня, потому что в этот час в часовню допускаются посетители.

Наконец кондуктор позвонил в колокольчик, остановил машину и крикнул: «Гай-Ги-Гай» — видите ли, «Гай» — это название улицы, на которой в этом монастыре есть вход для посетителей. Французское произношение звучит как «Ну и дела», а поскольку дирижер дает и французские, и английские названия, когда он называет улицы, все дети рассмеялись, услышав «Гай-Ги-Гай-Серый женский монастырь для вас, мадам». Этот монастырь, названный так по одежде его община была основана в 1692 году, когда Людовик Четырнадцатый наделил властью открывать больницы общего профиля и другие учреждения для помощи больным и престарелым беднякам в разных частях страны. На кладбище под часовней покоятся кости некоторых сестер, которые давным-давно приехали из Франции, чтобы основать этот орден в бесплодной земле — у них есть сердце первой настоятельницы, сохраненное в спирте, но это показано только набожных мало.

Пожар уничтожил их первое здание, но нынешний монастырь простоял около семидесяти лет, а над главным входом есть надпись: «Mon p;re et ma m;re m'ont leavene, mais le seigneur m'a recivelli». Гувернантка прочитала это вслух своим подопечным, а затем перевела так: «Мой отец и моя мать могут оставить меня, но Спаситель примет меня».

Это здание из массивного серого известняка занимает целый квартал и вмещает тысячу[65] души. Есть крошечные младенцы, которых бросили родители, есть мальчики и девочки постарше, сироты, есть больные и престарелые старики и женщины, есть сто монахинь и девяносто послушниц, выполняющих всю работу. Все эти жизни регулируются звуком монастырского колокола.

Ровно в двенадцать часов дня двери часовни открываются и впускают посетителей. Как только они рассаживаются, монахини выстраиваются по двое и монотонно декламируют стоянки Креста. Часто какая-нибудь монахиня очень красивым голосом поет гимн. Когда служба заканчивается, миниатюрная сестра остается проводником, чтобы вести посетителей по зданию; тот, кто одинаково хорошо говорит по-французски или по-английски.

Здесь все очень чисто, от больших кухонь с чанами, где варится гороховый суп, и прачечных, наполненных паром в подвале, до самого верха здания, где есть игровые комнаты для крошечных малышек. Здесь некоторые из старших детей выстраиваются в очередь и поют для посетителей и вполне готовы получить монеты или конфеты. Есть одна комната, где слепых учат читать и плести бисером, интересно наблюдать, как они выбирают правильный оттенок бисера, просто ощупывая конец коробки, которая их держит.

В другой комнате проворные пальчики делают восковые цветы, плетут кружево и вышивают.

Аптека была наполнена наркотиками, и молодая монахиня выписывала рецепты; она очень сильно рассмеялась, когда Куини воскликнула: «Да ведь я чувствую запах смеси Грегори!» В крохотной комнатке стояло стоматологическое кресло, в котором сидел маленький сирота, а монахиня чинила этому ребенку зубы. Никто не сидел без дела, даже очень старые мужчины и женщины помогали мыть полы и столярные изделия.

Было всего час дня, когда они вышли снова у входа на Гай-стрит, и мисс Анструтер сказала, что пора позавтракать. Итак, они пошли в кафе «Ла Корона» на той же улице и там, в очаровательном саду за дверью, сели за маленький столик под прекрасным голубым небом над ними и цветами вокруг них, и очень внимательный официант. Это очень похоже на парижское кафе. За едой они болтали друг с другом о том, что видели, и жадно спрашивали, что будет дальше.

-- Трудно решить, -- сказала мисс Анстратер, -- не лучше ли нам подняться на гору Роял, откуда я могу указать вам на многие исторические достопримечательности, в том числе на остров Святой Елены, названный в честь жены Шамплена, которая была какой-то французской Еленой, и мост Виктории построили, когда покойному королю Эдуарду было восемнадцать лет, и он приехал сюда на экскурсию и остановился, чтобы забить последнюю заклепку в этом мосту, и расположение[68] переулка Долларда, названного в честь храброго молодого француза, сражавшегося с ирокезами, или мы поедем в Лашин на троллейбусе вовремя, чтобы переправить лодку через пороги, что приведет нас в доки к ужину и через полчаса от дома позже.

«Я голосую за того, кто больше всего расскажет об индейцах, — сказал Джордж, — мы можем увидеть мост Виктории, когда путешествуем в любой день». В этот момент группа французских политиков вошла в ограду, и глаза Уазетты расширились от изумления: «Mon p;re!» — воскликнула она. Действительно, это был мсье Тремблан, и он тоже был поражен, увидев свою девочку в новой белой матросской шапочке. Мисс Анстратер объяснила, как Уазетта оказалась с ними, поэтому он проявил большой интерес к их планам и, посоветовавшись со своей группой, обнаружил, что может предоставить в распоряжение мисс Анструтер автомобиль; в этом они могли бы покрыть больше территории в городе и быть выведенными в Лачин, тогда партия могла видеть пороги, и машину можно было вернуть владельцу в пять часов, когда он возвращался с политического митинга.

Их планы вскоре были составлены, и их первая остановка должна была быть на Шербрук-стрит, к западу от Гай-стрит, где за огромными серыми каменными стенами расположена великая семинария Сульпицианского ордена. Войдя на эту территорию, они могли увидеть огромное здание, в котором проживает четыреста или более студентов, готовящихся к священству, но одной из причин их визита было увидеть две каменные башни на территории, которые были построены в очень ранние времена и до сих пор стоят. в отличном состоянии сохранности. Одна из этих старых башен использовалась как часовня для индийской миссии, а другая — как школа. На табличке на башне часовни есть надпись: «Здесь покоятся останки индейца-гурона, крещенного преподобным отцом де Бребефом. его честностью, примером христиан и восхищением неверующих; он умер в возрасте ста лет 21 апреля 1690 года».

Мисс Анструтер напомнила Джорджу, что он совсем недавно читал в истории Паркмана о том самом преподобном отце де Бребёфе, которого ирокезы замучили до смерти со всей возможной жестокостью.

В школе, расположенной в другой башне, когда-то работал известный местный учитель; ее называли «школьной хозяйкой гор» и она умерла в 1695 году, когда ей было всего двадцать восемь лет. Над дверью западного крыла большой семинарии находится легенда на латыни: «Hie evangel; bantur Indi», «Здесь индейцы были обращены в христианство».

Затем они поехали по Шербрук-стрит, мимо прекрасной художественной галереи и нескольких прекрасных резиденций к территории Университета Макгилла, расположенной у подножия горного склона. Этот колледж была основана в 1821 году и названа в честь ее основателя достопочтенного Джеймса Макгилла. Затем, чуть дальше, находится женский колледж Королевской Виктории, подаренный лордом Страткоуном, а красивая статуя королевы Виктории украшает ступени входа — эта статуя была спроектирована принцессой Луизой, одной из собственных детей королевы Виктории. Мисс Анструтер сказала, что надеется, что когда-нибудь ее маленькие ученики станут выпускниками Макгилла.

Так как моторы на Маунт-Рояль не пускают, было решено, что в Лашин они будут выходить по нижней дороге, так они проезжали очень много интересных мест. Рядом с Оружейной площадью стоял дом сьера дю Люта, в честь которого был назван город Дулут, а к западу от холма Сен-Ламберт стоял крошечный дом, когда-то в котором жил Кадиллак, который покинул тогдашнюю маленькую французскую деревушку и направился на запад. и нашел теперь красивый город Детройт.

В последующие годы такие люди, как Вашингтон Ирвинг, генерал Монтгомери, Бенджамин Франклин, Бенедикт Арнольд, Джон Джейкоб Астор — все они какое-то время жили в Монреале, и все они имели какое-то отношение к созданию его истории. Во многих местах Антикварное общество отметило различные места, где эти знаменитые люди построили свои дома.

На этой нижней дороге к Лашину, в пределах слышимости шума порогов, стоит очень старая ветряная мельница, которая, как говорят, была построена в 1666 году, когда Ла Саль прибыл в Монреаль. Существует обоснованная легенда, что старый дымоход, прикрепленный к нему, был построен самим Самюэлем де Шампленом на его торговом посту из бревен. Снежинки трехсот зим упали в этот огромный очаг с тех пор, как были заложены те камни и раствор.

Летом 1840 года по Лашинским порогам впервые проплыл пароход с бортовым колесом Онтарио - впоследствии это судно было названо  «Лорд Сиденхем» , и в течение многих лет пилот-индейец сел за руль и проложил курс через коварные скалы и рифы. Индейцы с давних времен плавали по этим порогам на своих утлых каноэ, и они знали, где вода достаточно глубока, чтобы могла пройти большая лодка.

Джорджу Дадли очень хотелось увидеть саму деревню Лашин, и он казался очень обеспокоенным, потому что все были живы и здоровы, как он только недавно читал в своей истории о резне в Лашине, но он забыл, что это произошло в 1689 году. Летом того года ирокезы напали на эту маленькую деревушку очень темной ночью и в полночь окружили каждый дом, а затем с ужасными криками и военными криками разрушили каждый дом и убили все живое.

Было почти пять часов, когда маленькая компания оставила взятую напрокат машину и села на пароход, чтобы покататься по порогам.[74] попал прямо на нос лодки, а Уазетта встала на стул, откуда ей были видны летящие брызги.

В общем, это было чудесное событие в ее жизни, для франко-канадских детей, как правило, не бывает прогулок на целый день, и когда она, наконец, вернулась домой и попыталась рассказать об этом матери, добрая женщина рассердилась. думать об опасностях, через которые прошла ее маленькая девочка.