Пусть путь твой будет светлым

              Маленький провинциальный Р-ск, в течение двух веков своей истории никогда не имел тесных связей ни со столицей области, расположенной почти в сотне километров, ни с городами соседних губерний.  Так уж сложилось, что городок, затерявшийся среди массивных лесных массивов, лишь изредка перемежавшихся сельскохозяйственными угодьями, никогда не мог похвастаться сколь либо значительной промышленностью.

               Стоит отметить, что леса, окружавшие Р-ск с трех сторон, издавна считались заповедными. Немалое число растений встречались исключительно в здешних местах. Стоит отметить, что и лесозаготовки, несмотря на немалую интенсивность в былые годы, обошли стороной местные лесные массивы, оставив нетронутыми реликтовые уголки природы. Животный мир поражал многообразием, что, к сожалению, привлекало не только всевозможных исследователей, но и тех, кого принято называть браконьерами. Особенно сильно пострадали лесные угодья в начале девяностых годов прошлого столетия, но затем нездоровый интерес к заповедным местам начал угасать, и природа понемногу возвращала свое.

                Увы, лесные массивы в немалой мере оставались единственной достопримечательностью, коей мог похвастаться город, а раз так, то и какой-либо интерес со стороны областных властей никогда не возникал. Даже железная дорога пришла сюда лишь в тридцатые годы прошлого столетия, и то – прошла транзитом по краю области.
Но появление в городе железной дороги и, как следствие, железнодорожной станции, сыграло немалую роль в развитии Р-ска. Будучи до той поры исключительно аграрным, да еще лесозаготовительным центром, с появлением железной дороги город получил возможность для своего дальнейшего развития.

                Увы, удаленность от любых месторождений полезных ископаемых и промышленных центров затрудняла задачу, и Р-ск долго время оставался небольшим, тихим, патриархальным городком вплоть до начала восьмидесятых годов прошлого столетия. Тогда, к городу провели достаточно современную автомобильную трассу, связавшую его с областным центром.
                И... началось то, что позднее назвали оттоком населения. Как ни странно, но наличие железной дороги и собственного вокзала не оказывало на местных жителей воздействия, стимулировавшего непреодолимое желание искать новую жизнь. Да, имелось некоторое количество людей, уезжавших в поисках работы, в поисках себя, но их число оставалось невелико.
Возможно, играло свою роль и само здание железнодорожного вокзала, построенного в начале пятидесятых годов в стиле сталинского ампира. Фундаментальное, несколько вычурное двухэтажное здание с центральной башенкой, увенчанной шпилем, смотрелось весьма солидно и навевало мысли о том, что любой отъезд из города является значительным событием, требовавшим серьезного обдумывания.

                Появление же автовокзала, для которого выстроили характерное для восьмидесятых годов двадцатого века здание легковесного облика, явно посеяло в сознании местных жителей мысли о поисках новой жизни. Действительно ли имелась связь между этими явлениями, а может просто дух времени добрался до Р-ска, но с появлением автовокзала количество жителей, покинувших город, выросло в геометрической прогрессии.
                В свою очередь, это сказалось и на той роли, что играл некогда в жизни города железнодорожный вокзал. Последний перестал являться центром притяжения для местных жителей, и как следствие серьезно снизился поток пассажиров. Это привело к тому, что все меньше поездов останавливались на станции Р-ска, а местные дизельные составы одно время и вовсе отменили. Правда, через какое-то время движение восстановили, но теперь «дизеля», как их называли в просторечии, ходили всего четыре раза в день.
А уж число поездов дальнего следования, и вовсе сократилось до двух в неделю. И теперь вокзал всегда выглядел малолюдным.

               Вот и в описываемый пасмурный, ветреный день середины осени, вокзал никак не мог похвастаться обилием посетителей. Пара пожилых служащих железной дороги неспешно прохаживались по перрону, скорее соблюдая некий ритуал, нежели имея конкретную цель. На углу здания вокзала, выходящего в сторону частного сектора, лениво переговариваясь между собой двое таксистов-частников. Возле угла расположенного ближе к историческому центру, расположились несколько торговых лотков. Предлагаемый товар представляли дары леса, грибы и ягоды свежего урожая, а также заготовки солений и варенья. Здесь же присутствовала продукция народного промысла, представленная всевозможными корзинками, туесами, плетеными коробами и другими подобными предметами. Продавались и неизменные для вокзалов сувениры с гербами города, значки, столовые приборы. Имелся и киоск с печатной продукцией, возле коего застыла еще одна служащая железной дороги, перемывавшая косточки знакомым с киоскершей.

                Перрон пустовал, лишь несколько пассажиров, ожидающих прибывающего поезда, прохаживались вдоль фасада здания. На самом деле, до подхода поезда оставалось довольно много времени. Но местные жители, чей менталитет не изменился за последние годы ни на йоту, никогда никуда не спешили. Жизнь городка уже много десятков, даже сотен лет поражала спокойствием и размеренностью, и менять что-либо большинство жителей не собирались.
                Даже такое дело, как поездка в соседний областной центр, казалось бы, обыденное мероприятие, для местных жителей никогда не совершалось в спешке и суете. Прибыть на вокзал полагалось загодя, как минимум за час до прибытия поезда, и далее столь же спокойно и степенно ожидать на перроне. Стоит отметить, что зал ожидания, имевшийся в здании вокзала, порой и вовсе играл роль этакого клуба по интересам, где появлялись даже те жители, коим отнюдь не требовалось куда-то ехать, они просто проводили тут свободное время. Справедливости ради стоит заметить, что в основном этим занимались люди преклонного, реже – среднего возраста. Для молодежи, понятное дело, старый вокзал не представлял никакого интереса.

                Вот и сегодня, в зале ожидания расположились лишь несколько посетителей, занявших места в разных концах в ожидании проходящего поезда. Чуть ближе к кассам сидела супружеская пара предпенсионного возраста, дружно листавшая страницы глянцевых журналов. В центре зала расположились две весьма говорливые и бойкие женщины, лет этак сорока – сорока пяти, у чьих ног стояли баулы внушительных размеров. Внешний облик последних говорил о принадлежности местных жительниц к представительницам почти умершего, но еще пытавшегося сводить концы с концами, класса «челночниц».

                Ближе к выходу на перрон, расположились ещё трое местных жителей – две женщины преклонных лет и мальчик лет шести-семи по внешнему облику. Какое-то время они разговаривали в проходе и лишь позже воспользовались местами для сидения. Первая женщина, одетая попроще, с круглым, добрым, необычайно живым лицом, без конца что-то спрашивала, а получив ответ, качала головой и периодически всплескивала руками. На лице второй женщины, носившем печать бесконечной усталости, и возможно потому, казавшейся старше, отчетливо просматривались интеллигентность и образованность.
                Мальчик, сидевший чуть в стороне от женщин, явно находился под присмотром одной из пассажирок. Парнишка с мечтательным выражением на лице смотрел в большое окно, выходящее на перрон. Иногда он поворачивал голову и прислушивался к разговору пожилых женщин, но очень быстро возвращался к прежнему занятию. Иногда одна из женщин обращалась к мальчику с вопросом, тогда он спокойно, с хорошо заметным чувством собственного достоинства поворачивался к собеседницам и отвечал.   
                Внимательный наблюдатель мог бы заметить мертвенную бледность,    
   покрывавшую лицо юного пассажира, а также некоторую скованность, даже
  скупость в движениях, столь мало свойственную детям его возраста.
Создавалось впечатление, что мальчик словно боится расплескать себя, сделать лишние движения, как будто они могли причинить неприятность. Женщина, выглядевшая постарше, время от времени поворачивалась к подопечному и поправляла воротник курточки, хотя эти движения казались совершенно лишними и лишь подчеркивали повышенное внимание к юному пассажиру. Мальчик с каким-то спокойным пониманием воспринимал заботу пожилой женщины, хотя в глазах время от времени мелькала глубоко затаенная грусть.

               Других посетителей в зале ожидания не наблюдалось, лишь на пару мгновений заскочил невысокий, лысоватый мужчина, весь увешанный баулами и сумками. Но, поскольку с него градом тек пот, что было неудивительно при таком количестве поклажи, то он предпочел находиться на свежем воздухе, на перроне. Пару раз в зал, ради проформы заглянул местный сотрудник службы безопасности на железной дороге, но и он не нашел ничего интересного для себя.

***

                Но вот спустя какое-то время в зал заглянул еще один человек, чья внешность выглядела весьма примечательной. Мужчина имел немалый рост, окладистую бороду, длинные пышные волосы, делавшие его похожим на свободного художника. Однако, несмотря на столь необычный облик, художником посетителя вряд ли можно было назвать. Имелось в его внешности нечто такое, что обыкновенно совершенно не свойственно ни людям богемы, ни вообще городским жителям. Скорее подобный несколько отрешенный, все понимающий и одновременно, необычайно острый и внимательный взгляд, мог принадлежать некоему отшельнику, анахорету.
                Одет посетитель был в темно-зеленую куртку, издали казавшуюся замшевой, но при ближайшем рассмотрении напоминавшую брезентовую, и такие же штаны, заправленные в странные, невысокие как будто плетеные сапоги. Наверное, так мог выглядеть какой-нибудь старик-лесовик, вот только необычайно высокий рост никак не вязался с подобным образом, обычно представлявшимся в виде маленького, сгорбленного старичка
При себе мужчина имел довольно объемную матерчатую сумку, что-то вроде плаща, перекинутого через руку и внушительную палку, вероятно игравшую роль трости или даже посоха, хотя посетитель не опирался на неё при ходьбе.

                Войдя в зал, мужчина осмотрелся, задержав поначалу взгляд на слегка притихших «челночницах», с недоверчивым видом разглядывавших странного пассажира. Однако, бойкие пассажирки, видимо не привлекли внимания вновь прибывшего, поскольку он лишь коротко усмехнулся и тотчас отвернулся. На супружескую пару, почти не обратившую внимания на необычного посетителя, последний тоже бросил лишь мимолетный взгляд. А вот две пожилые женщины с мальчиком, сидевшим рядом, явно чем-то привлекли высокого мужчину. Некоторое время посетитель рассматривал беседующих дам внимательным взглядам, затем неспешным шагом подошел ближе и расположился неподалеку.
                Женщины бросили на необычного пассажира лишь мимолетный взгляд, а вот мальчика случайный сосед по залу ожидания явно чем-то заинтересовал. Правда, в первый момент внимание мальчишки в большей мере привлек посох, коим владел необычный посетитель. Посох этот, при ближайшем рассмотрении оказался покрытым замысловатыми узорами и рисунками, причем в некоторых угадывались очертания каких-то животных. А еще среди узоров просматривались разбросанные по всей поверхности необычные символы, напоминающие петроглифы, а может, и рунические надписи. Понятное дело, столь необычный посох привлек внимание парнишки, поначалу бросавшего на разукрашенный предмет лишь осторожные взгляды. Но вскоре, не удержавшись, мальчик повернулся к мужчине и стал рассматривать необычный предмет, уже не скрывая интереса.

                Бородатый мужчина едва заметно кивнул, понимающе посмотрел на мальчика, а затем стал внимательно прислушиваться к беседе сидящих рядом женщин.

                – Сколько же лет уже прошло с тех пор, как Митя-то с Ольгой погибли? – с сочувствием глядя на мальчика, спрашивала женщина с добрым, простым лицом. – Вроде, Сева еще совсем маленьким был?

                – Да, Михайловна... – Глубоко вздохнула вторая женщина, вероятно, родственница мальчика. – Севе тогда всего три годика и было, а хочешь – верь, хочешь не верь, хорошо помнит родителей, порой бывает – стоит, смотрит в окно молча, а потом вдруг поворачивается и начинает рассказывать, как папа с мамой его на качелях во дворе раскачивали.

                – Дети-то обычно плохо помнят такой возраст, – с некоторым недоверием посмотрела на мальчика Михайловна, – но Сева ваш, всегда особенный был, сызмальства, помнится, все норовил с животными разговаривать, все птиц кормил, да ухаживал за подранками.

                – От родителей это у него осталось, – женщина с интеллигентным лицом, вероятнее всего, бабушка мальчика, бросила отстраненный взгляд в окно вокзала, – и Митя мой таким в детстве был, да когда Олю в дом привел, я все удивлялась – как же они похожи по характеру.

                – Ох, не говори, Тимофеевна, – с трудом подавила глубокий вздох Михайловна, – Олюшка ваша прямо чистой воды ангелом была, иной раз посмотришь, как она по улице идет, и даже на душе светлее становится.

                Женщины какое-то время молчали, их лица покрывала печальная задумчивость, в коей, тем не менее, просматривались светлые нотки, словно вспоминали о чем-то необычайно хорошем, ушедшем некогда безвозвратно.

                – Что же, и в области, помочь не могут? – поинтересовалась после минутного молчания Михайловна. – Вроде, говорят, больница неплохая там?!

                – Да, больница-то может и неплохая, – склонив головы, с грустью посмотрела на внука Тимофеевна, – только случай у нас уж слишком необычный, говорят, никогда и не сталкивались с таким.

                – Что ж за напасть-то такая?! – посетовала Михайловна, эмоционально всплеснув руками, чем привлекла внимание мальчика, на секунду отвлекшегося от созерцания посоха незнакомца. – И родителей судьба отняла у мальчонки, да еще и эта хворь приключилась?!

                – Наши-то доктора давно рукой махнули, ничего ни понять, ни сделать не могут, – уже без всякого осуждения, как будто даже равнодушным тоном ответила бабушка мальчика, видимо, в душе её давно все перегорело, – да что с них взять-то – в таком захолустье, как наш Р-ск?

                – Ну, раз уж и в областной клинике разводят руками, так может нужно в столицу ехать, там проконсультироваться? – с самым серьезным видом предложила Михайловна.

                Слово «проконсультироваться», в другой раз, наверное, звучало бы комично в устах этой женщины с простым лицом, но сейчас собеседницам точно было не до смеха.
                Бабушка посмотрела на внука долгим, уставшим взглядом, а потом вновь повернулась к собеседнице.

                – И где же денег взять, на московские клиники? – в голосе Тимофеевны слышалась нескрываемая обреченность. – И так, за последнюю консультацию в соседней области пришлось почти три пенсии заплатить.

                – Да...а, – с неприязненным выражением на лице протянула Михайловна, – а самому-то мальцу за потерю кормильца мизер выплачивают.

                – Хорошо хоть это платят, – грустно ответила Тимофеевна, – да не пытаются отобрать Всеволода, если бы не он, не знаю, что бы со мной было после смерти Мити и Оли.

                Мальчик, все это время продолжавший с пристальным вниманием рассматривать необычный посох соседа по залу ожидания, наконец, поднял глаза и встретился с взглядом мужчины с бородой. Тот усмехнулся, поймав взгляд парнишки, а потом улыбнулся, причем улыбка его более чувствовалась в уголках прищуренных глаз, имевших странноватый, густой зеленоватый оттенок. Некоторое время они смотрели друг другу в глаза, а потом мужчина наклонился к мальчику:

                – Хочешь посмотреть поближе? Можешь подойти и даже взять в руки!

                Парнишка даже вздрогнул от неожиданности, видимо не ожидая от странноватого на вид человека такого подарка. Но, несмотря на свою серьезность, чересчур застенчивым, он, по-видимому, не был, поскольку несколько неуверенно встал и сделал пару шагов в направлении посоха.

                – Сева, ты куда это? – немедленно забеспокоилась бабушка, повернувшись к внуку.

                – Я только посмотрю на этот посох, – откликнулся Сева спокойным и необычайно тихим голосом, но, как ни странно, его услышали и бабушка со своей собеседницей, и мужчина с бородой, одобрительно кивнувший головой.

                – Ничего не трогай Сева, и не мешай мужчине, – быстро произнесла бабушка, настороженно глядя на бородатого соседа с необычной наружностью.

                – Ваш внук мне нисколько не мешает, – неожиданно глубоким и бархатистым голосом проговорил мужчина, – если ему интересно посмотреть на рисунки моего посоха, от чего бы ни посмотреть?

                – Надо же, посохом называют, – пробормотала Михайловна, с нескрываемым недоумением глядя на мужчину и его трость, – по мне так – обычная палка.

                – Ох, не говори, Сева у нас вечно умудрится углядеть чего-то, что другие не замечают, – в голосе бабушки слышалось одновременно и недоумение и как будто нечто вроде гордости за внука.

                – У...у, Тимофеевна, как сейчас помню, как Сева ваш нашел гнездо, упавшее с птенцами... – Понимающе покачала головой Михайловна. – Его ж еще рассмотреть в траве надо, а он не только рассмотрел, так и на место вернул. И сам едва не на ладан дышит, а все ж таки забрался на дерево, да еще и вместе с гнездом.

                – А знаешь, что он еще третьего дня учудил? – вздохнула бабушка, с нежностью и грустью глядя на внука. – Опять нашел, кому помощь нужна. Решили мы с Прасковьей на старый базар сходить, да Севу с собой взяли, а пошли через лесополосу, что возле холмов. Так и там Сева наш нашел себе приключение.

                – Снова спасал кого-то?! – Михайловна говорила почти утвердительно, видимо зная о таковой склонности мальчика.

                – Да, представляешь, только зашли в рощу, как начал говорить, что «кто-то упал и его вытащить из ямы надо»... – Продолжала бабушка мальчика с каким-то потерянным видом. – Мы спрашиваем его – «Кого вытащить то надо?», а он не отвечает, но все упорно говорит, что «кто-то в яму упал». Поначалу мы с Прасковьей подумали, что он просто играет так, а оказалось и на самом деле. Прошли почти до конца лесополосы, и слышим, вроде как звук странный слышится, а Сева мой все по сторонам глядит. А потом, подошли к самому концу полосы, где строить что-то хотели, там еще ям полно осталось.

                – Помнится, в девяностые там свалка была, – кивнула головой Михайловна.

                – Как раз на том месте, – с грустной теплотой взглянув на внука, согласилась Тимофеевна. – Ты не поверишь, в одной из ям олешек маленький бился, видать, упал, а выбраться никак не мог. Наверное, и мать его была где-то рядом, да видимо нас испугалась и в кусты ушла.

                – Ну, надо же, гляди же ты, – с нескрываемым уважением проговорила Михайловна, – молодец какой, прямо сердцем почувствовал.

                – Да не просто почувствовал, а прямо весь с лица спал... – Бабушка склонила голову и снова посмотрела на внука. – Так и заявил нам с Прасковьей – «Я в яму полезу, обвяжу олешка ремнем, а потом мы все вместе его вытянем». Думала поначалу, что уговорю на помощь людей позвать, да вижу уже, не утерпит он, что тут поделать? В общем, залез в яму, так олешек сразу биться перестал, смотрит на Севу грустными глазами. И представь – обвязал его мой Сева ремнем, а потом мы с Прасковьей, уж что поделать-то, вытянули того из ямы, а потом и Севу, сам-то он не выбрался бы, сил уж больно много потерял. Но вот что еще необычное – ремень-то мы с олешка сняли, а он еще стоит смирно, не бежит никуда. Да и потом не ушел, пока и Сева наверху не оказался и только тогда звереныш в кусты подался, там и мама объявилась – выглянула из-за ветвей.

                – Вот дела! – всплеснула руками Михайловна, и на лице её читались и немалое удивление, и безмерное восхищение. – Какой же молодец!

                – Да, молодец-то, молодец, – с печальным видом покачала головой бабушка, – только после всего Севе сильно плохо стало, едва до дома его довели.

                – Да что же эта болячка мальчонку хорошего так крутит?! – сочувственно качая головой, проговорила Михайловна. – Нешто всякой шпане ничего не делается, а такой парнишка хороший и вон его как!

                Некоторое время женщины молчали, а затем Михайловна снова повернулась к собеседнице:

                – Хотела спросить, сейчас-то вы в соседнюю область, по какой надобности?

                – Так ведь сказали нам – приехать через месяц на новое обследование, – в голосе бабушки слышалась неприкрытая горечь, – только что нам с того обследования, если помочь Севе все равно не могут?

                По щеке Тимофеевны скатилась одинокая слеза, которую та, похоже, даже не заметила. Её собеседница с пониманием вздохнула и, положив ладонь на руку подруги, тихонько сжала её.

                – Бабушка, не нужно плакать, все будет хорошо, – послышался тихий голос мальчика, который вроде продолжал внимательно рассматривать посох незнакомца, но видимо интуитивно почувствовал состояние пожилой женщины.

                – Ничего, Севочка, все в порядке, – улыбнулась бабушка, старательно пытаясь скрыть свое состояние, – это я так, просто вспомнила кое-что.

                Мальчик внимательно посмотрел на бабушку, а потом хотел было вернуться к рассматриванию необычного посоха, но в этот момент незнакомец вдруг положил на трость руку. Паренек удивленно поднял глаза, а потом перевел взгляд на владельца необычной вещи.

                – Я вижу, тебе нравится мой посох, – с легкой улыбкой произнес мужчина необыкновенно глубоким, бархатистым голосом.

                – На нем странный рисунок, – немного помедлив, задумчивым голосом проговорил мальчик, – и надписи странные, когда я смотрю на них, в голове начинают слышаться какие-то звуки, как будто музыка играет.

                – И что за музыку ты слышишь? – мужчина с заинтересованным видом придвинулся ближе.

                – М...м, я такой раньше не слышал, – задумавшись на мгновенье, ответил парнишка, – это как будто ветер в листве и как бы сразу и шум дождя, – мальчик снова немного замялся, видимо не зная, как описать свои ощущения, – но это не то же самое, что шум дождя или ветер.

                – Понимаю, – одобрительно кивнул головой необычный пассажир с бородой, – в посохе заключен и шум ветра, даже не одного, и шум дождя тоже.

                – Вы, простите Севу, пожалуйста, – вмешалась в разговор бабушка, поднимаясь со своего места, – он очень чувствительный мальчик, и порой не умеет сдерживать свои чувства.

                – Нет, нет, это очень хорошо! – неожиданно с большим чувством произнес незнакомец. – Сейчас люди разучились смотреть на мир с открытой душой, видеть чувствами, слышать эмоциями, часто не видят сущности окружающего нас мира, а ваш мальчик не потерял этой способности, она у него необычайно велика.

                – Да, вот только, в других вещах судьба к нему совсем не благосклонна, – вздохнула бабушка, поглаживая внука по голове.

                – Понимаю... – На челе незнакомца мелькнула тень. – Простите, я невольно подслушал ваш разговор, он произвел на меня немалое впечатление... – Пассажир с бородой слегка приподнялся и поклонился. – Прошу прощения, я ведь не представился – Глеб Власьевич Вертигора, лесничий из К-ска.

                – Далековато забрались от своего лесничества, однако, – в разговор вступила Михайловна, с недоверием глядя на мужчину, – да и по железной дороге, вроде бы не по пути.

                – Жизнь порой прокладывает для нас очень неожиданные пути, – все так же, необычайно вежливо, и в тоже время необыкновенно уверенным и проникновенным тоном ответил Глеб Власьевич, – и для меня сейчас важен именно тот путь, по которому иду.

                – Ну да, ну да, – нахмурившись, покачала головой Михайловна, видимо, её совсем не удовлетворило подобное пространное объяснение.

                – Да, я лесничий, – продолжал, тем временем, Глеб Власьевич, – всю жизнь провожу в лесу, хорошо знаю природу, чувствую мельчайшие её нюансы, а еще хорошо вижу таких людей, как и я, любящих лес и никогда не причиняющих ему вреда.

                – В лесу всегда так хорошо, – простодушно ответил Сева, а потом вдруг стал грустным и, потупив взгляд, добавил тихим голосом, – в лесу я всегда маму с папой вспоминаю.

                – Эх, ты мой хороший, – бабушка прижала растерянного глядевшего внука к себе, – родители его с самого раннего детства в лес водили.

                – Вполне могу представить... – Степенно ответил Глеб Власьевич, с пониманием кивая головой. – Так бывает порой, что несмышленый еще человечек впитывает в себя то, что потом оказывается недоступным в более взрослом периоде жизни. Впитывает на очень тонком, каузальном уровне, но это все ложится отчетливым отпечатком на такой чистой, незамутненной страстями душе.

                Женщины посмотрели на случайного собеседника, произнесшего столь необычный монолог, со смешанными чувствами. Михайловна явно чувствовала к странному пассажиру недоверие, порожденное частыми обманами в нашей непростой жизни, но к недоверию примешивалось другое чувство, чувство некоего непонимания, непостижимости тех понятий, которыми оперировал их собеседник.
                Бабушка же мальчика, помимо вполне понятного удивления, неожиданно услышала в словах собеседника, вернее, почувствовала сердцем, что-то похожее на надежду.

                – В лесу Севе всегда хорошо было, – грустным голосом, в котором как будто слышался укор, произнесла Тимофеевна, бросив украдкой взгляд на Глеба Власьевича, – но болезни эти, будь они неладны, за что же они-то такому маленькому даны?

                – Мы не всегда знаем истинные причины болезней наших, – все также спокойно и с некоей внутренней уверенностью ответил Глеб Власьевич, и взор его на мгновенье затуманился.

                А Тимофеевна вдруг подумала, что необычный собеседник чем-то похож на священника, хотя в то же время возникало ощущение, что чувствует он намного глубже, нежели все люди, с которыми им с внуком довелось встречаться.

                – И медицина наша современная часто лечит не человека, а болезнь, не понимая того, что именно стало побудительным механизмом для её возникновения, – продолжал, тем временем, Глеб Власьевич, – ведь у вашего Севы симптомы онкологии начали появляться не сразу после гибели родителей, ведь так?

                Необычный пассажир обратил на бабушку вопросительный взгляд, в котором, тем не менее, чувствовалась уверенность.

                – Откуда Вы знаете о том, что у него онкология? – прерывающимся голосом спросила бабушка. – Я ведь ничего не говорила об этом.

                – А мне и не нужно ничего говорить, – на лице Глеба Власьевича появилась печальная улыбка, – я умею видеть суть вещей, и многие человеческие недуги для меня – как на ладони.

                – Ты, что же, господин хороший, – снова вмешалась в разговор Михайловна, теперь уже глядя на собеседника с нескрываемым подозрением, – никак целитель-экстрасенс какой?

                – Экстрасенс – заграничное слово... – С необыкновенно серьезным видом покачал головой Глеб Власьевич. – Оно совсем не отражает суть моих умений, да и навыки, коими я владею, можно развить почти у каждого человека. Только в том ритме жизни, в коем живет большинство людей, это почти невозможно. Ну, а я всю жизнь живу в лесу, а на природе все эти свойства, обыкновенно сильно обостряются.

                Необычный бородатый пассажир бросил взгляд на мальчика, а затем вновь повернулся к бабушке:

                – И у Севы вашего имеются прекрасные задатки, я вижу их, только болезнь не дает им развиваться в полную силу. Но и с этим можно справиться.

                Глеб Власьевич наклонился к скамье, взял посох и протянул мальчику:

                – Возьми, попробуй подержать.

                Бабушка тотчас напряглась, хотела было одернуть мальчика, не дать хвататься за незнакомый предмет, но увидев, как загорелись глаза внука, не смогла произнести слов запрета.
А еще, вдруг стало заметно, как необычно тихо стало в зале ожидания. Посетителей было немного, тем не менее, всего минуту назад отчетливо слышались разговоры, да и с перрона доносились различные звуки. Но теперь все как будто стихло.

***

                Мальчик осторожно протянул руку и дотронулся до посоха кончиками пальцев, словно это была не увесистая деревянная палка, а едва ли не крыло бабочки. Юный пассажир коснулся посоха и почти тотчас отдернул руку, словно обжегся, причем на лице его возникло необыкновенно сосредоточенное и как будто удивленное выражение. Парнишка поднял удивленный взгляд на мужчину-лесничего, но тот лишь улыбнулся и кивнул головой.
                Мальчик помедлил немного и вновь, не говоря ни слова, коснулся посоха, на этот раз более уверенно, но все равно аккуратно, словно боялся повредить его.
                И в тоже мгновенье во взгляде его снова появилась задумчивость и одновременно немалое удивление. Паренек прошептал что-то, а потом на лице появилась несмелая, как будто неуверенная улыбка, словно он осмелился обратиться к сказочному волшебнику, а тот вдруг поздоровался с ним в ответ. Мальчик на мгновенье закрыл глаза, а когда снова открыл, лицо озарилось искренней, лучезарной улыбкой, но теперь к ней примешивалась и какая-то внутренняя уверенность.

                – Ну, что, добрый молодец, – подмигнул мальчишке Глеб Власьевич, – али увидел чего?

                – Увидел дяденька, – тихим, едва слышимым шепотом ответил мальчик, не сводя зачарованного взгляда с посоха, – это же лес, только какой-то другой лес?!

                – Да, это лес, – подтвердил лесничий, кивнув головой, – только это очень старый лес, тот лес, который жил здесь очень давно, много-много лет назад.

                – Что это еще за лес такой, который жил много лет назад? – ворчливо начала Михайловна, но бабушка Севы, видя, как горят глаза внука, на румянец на щеках, ставший столь редким гостем на лице мальчугана, тотчас одернула собеседницу.

                – Но он не такой, как наш, в нем что-то такое, такое... – Мальчик на мгновенье замолчал, пытаясь подобрать слова к тому, что увидел или ощутил, когда коснулся посоха.

                – Да, он живой этот лес! – уверенно заявил лесничий, кладя и свою руку на посох. – По-настоящему живой. Нынешние леса тоже наполнены жизнью, но, к сожалению, уже не так, как было в прошлом.

                Глеб Власьевич убрал руку с посоха, залез в свою сумку, что-то поискал там, а затем вдруг вытащил небольшой холщовый мешочек. Судя по внешнему облику, мешочек наполняли некие круглые предметы, а еще, стоило мешочку появиться на свет, как стоявшие рядом почувствовали необычный запах. В запахе том чувствовалась и свежесть зелени, и некий неуловимо пряный аромат, а еще чудилось что-то удивительно знакомое, только никак удавалось вспомнить, что именно.
Лесничий усмехнулся, глядя на удивленные лица окружающих, и подмигнул мальчику.

                – Вот оно как получается-то, – весело проговорил необычный пассажир, запустив руку в мешочек, а потом, лукаво улыбнувшись, вытащил оттуда... горсть молодых лесных орехов, некоторые из которых еще сохранили листочки.

                В течение пары минут все присутствующие молчали, глядя на орехи, источавшие столь сильный, приятный и немного необычный аромат. Даже бабушка мальчика, коей в судьбе своей много чего довелось пережить, в глубине души ощутила, что прикоснулась к чему-то таинственному, словно в этих, вполне обычных на вид лесных орехах, заключено какое-то волшебство.
Даже у недоверчивой и скептически настроенной к случайному собеседнику Михайловны, как будто смягчился взгляд, а на лице появилось доброе, мягкое выражение.
                Что касается Севы, мальчик, казалось, вообще позабыл обо всем, глядя на орешки так, словно перед ними разом очутились все семь чудес света.

                – Возьми, попробуй, – лесничий протянул мальчугану несколько орехов на ладони.

                Парнишка продолжал смотреть как зачарованный, затем протянул было руку, но следом, словно опомнившись, отдернул и посмотрел на бабушку. Тимофеевна вздохнула глубоко, и уже собралась попенять внуку, что не стоит брать орешки у незнакомых людей, как лесничий вдруг повернулся к ней и протянул орешки.
                Бабушка немного растерялась, посмотрев сначала на Севу, а потом на Михайловну, которая снова начала хмурить брови. Однако Глеб Власьевич вновь взял инициативу в свои руки.

                – Не нужно бояться, – на лице мужчины появилась добрая улыбка, он взял один из орешков, ловко разломил нетвердую скорлупу и отправил ядрышко в рот, – вот видите, самый обычный лесной орех, только молодой.

                Бабушка немного поколебалась, не решаясь повернуть голову в сторону скептически настроенной Михайловны, а потом все же взяла пару орешков. Ощутив орешки на своей ладони, женщина немало подивилась, какими приятными на ощупь они оказались, показалось на мгновенье, что какой-то пушной зверек коснулся руки. Даже представить было невозможно, что у таких орешков можно разломать скорлупу и съесть.
                Лесничий, видимо почувствовав опасения женщины, улыбнулся и, кивнув головой, произнес негромко:

                – Не бойтесь, попробуйте.

                Тимофеевна еще немного поколебалась, а потом попробовала сжать орешки в руке и даже вздрогнула от неожиданности, насколько хрупкой и мягкой оказалась их оболочка. Выбрав ядрышки, женщина осторожно поднесла их ко рту, вновь ощутив необычный аромат. А затем, все же решившись положить ядрышки в рот, до глубины души поразилась их необыкновенному, насыщенному вкусу. Целый букет самых разных ощущений в одно мгновенье пронеслись в её сознании, причем ощущений не только вкусовых, создавалось впечатление, что и в голове пронеслись некие зрительные образы. Возникло чувство прикосновения к чему-то необычайно теплому, приятному в памяти, чему-то, чему не находилось конкретного описания,  а просто наполнило сердце теплотой и желанием жить. Женщина даже на мгновенье закрыла глаза, а когда открыла их, увидела, как лесничий протягивает орешки Севе.
                Мальчик оказался смелее бабушки, благо видел, как она попробовала угощение, и взял несколько орешков почти сразу же, но разламывать и кушать не спешил. Какое-то время парнишка перекатывал орешки в ладонях, рассматривал с нескрываемым удивлением, к коему примешивалось чувство восторга, подносил к лицу, а потом снова отводил ладонь подальше. Иногда губы его шевелились, словно паренек разговаривал с маленькими лесными плодами.

                Наконец, Сева решился попробовать орешки и стал потихоньку сжимать в своем кулачке. Бабушке казалось, что, не смотря на всю хрупкость плодов, у внука не получится раздавать скорлупу, но вышло все на удивление легко. Но и теперь мальчик не стал кушать, а снова начал рассматривать ядрышки, приблизив глаза к ладони.
                И снова создалось впечатление, что он как будто беседует мысленно с ядрами ореха, как будто просит прощения, за то, что собирается их скушать. Бабушка уже подумала, что Сева так и не решится взять ядрышки орехов в рот, но ошиблась. Внук слегка подул на ладонь, словно хотел остудить что-то горячее, а потом также осторожно отправил орехи в рот.
                В первый момент на лице мальчика появилось странное выражение, как будто он увидел перед собой нечто необыкновенное, удивившее до глубины души. Но через несколько секунд лицо его прояснилось, словно засветившись изнутри.

                – Вот и молодец! – засмеялся лесничий, добродушно потрепав мальчика по голове. – Ну, а теперь мне пора идти, хотя для тебя имеется еще один подарок.

                С этими словами Глеб Власьевич снова залез в сумку, но теперь вытащил зеленую веточку какого-то растения, напоминающего папоротник, только с более мелкими резными листочками, и протянул веточку мальчику.

                – Я знаю, ты едешь в больницу, и знаю, что тебе очень грустно от этого, – голос лесничего казался одновременно и ласковым, и необыкновенно серьезным, – но если положишь эту веточку в карман курточки, тебе станет легче, а когда приедешь к больнице, можешь безбоязненно выбросить её.

                – Выбросить? – мальчик недоверчиво посмотрел на лесничего, но веточку в руки взял. – Она же живая, как же её выбрасывать?

                – Это она пока живая, – успокаивающим тоном ответил лесничий, – а когда приедете в больницу, её уже можно выбросить, ты это сам поймешь, почувствуешь.

                Бабушка смотрела на странную беседу неизвестного человека с внуком и никак не могла понять, почему её саму так завораживает этот разговор. Ведь то, что человек представился и проявлял вежливость и тактичность, еще не говорило о том, что ему можно доверять. И все же нечто в подсознании, а может, где-то в самой глубине сердца говорило о том, что странный человек действительно желает мальчику добра. Хотя, не исключено, что просто продолжала теплиться надежда на некое чудо.

                – Был рад встретиться с тобой, Всеволод, – необыкновенно серьезным тоном, уже без тени улыбки произнес лесничий, – однако, теперь мне пора идти своей дорогой, а для тебя, мой юный друг, приходит время искать свой путь.

                Странный собеседник помолчал немного, а потом добавил:

                – И видится мне, дорога твоя вскоре выйдет на светлое место, нужно только верить в это.

                С этими словами человек, назвавшийся Глебом Власьевичем Вертигорой, поднял сумку, взял посох и слегка поклонился.

                – Здравы будьте Галина Михайловна и Софья Тимофеевна, – произнес странный лесничий необыкновенно торжественным, даже как будто величественным тоном, слегка улыбнувшись, потом повернулся к Севе и добавил, – и тебе отрок Всеволод, светлого пути по жизни.

                После этих слов лесничий еще раз слегка поклонился и вышел из зала ожидания.
                И тотчас после его ухода, звуки как будто вернулись в небольшой зал в здании старого вокзала. Послышался уличный гомон, громкий смех на перроне, крики оттуда-то издалека.
                А спустя несколько мгновений послышался треск репродуктора и равнодушный женский голос объявил о скором прибытии поезда, того самого, который ожидали бабушка с внуком.

                – О господи, да кто же это был? – все еще находясь под впечатлением от встречи, почему-то шепотом пробормотала Софья Тимофеевна, бабушка Севы.

                – Никак не пойму, откуда он узнал, как нас зовут?! – с нескрываемым возмущением вспылила Галина Михайловна. – Шпионил за нами что ли?!

                – Нет, он очень хороший человек, – подал голос Сева, улыбаясь и прижимая к груди подаренную веточку, – он просто все знает.

                – Ну, что ты говоришь, Сева?! – нахмурилась Михайловна, собираясь по своему обыкновению ворчать и возмущаться, но увидев ясный, словно светящийся изнутри, взгляд мальчика, осеклась и замолчала.

                – Ладно, Сева, поезд наш подходит, – спохватившись, засуетилась бабушка, подходя к сумкам, а потом повернулась к компаньонке, – спасибо Михайловна, что проводила нас, теперь пора и в дорогу.

                – Да, чего уж там, смотрите там, аккуратнее, – вздохнула Михайловна, с сочувствием посмотрев на мальчика, с мечтательным выражением на лице продолжавшего сжимать веточку в руках.

                Послышался звук прибывающего поезда, и на перроне началась обычная суета перед посадкой. Бабушка с внуком выскочили на перрон, хотя пришлось пропустить вперед себя мчавшихся сломя голову «челночниц», вероятно, в последний момент вспомнивших, что тоже уезжают.
Поезд стоял на станции всего две минуты, но толчеи при высадке и посадке не наблюдалось. Просто по той причине, что выходивших и садившихся пассажиров удалось бы по пальцам пересчитать.
                Молодежь чаще пользовалась автовокзалом, а старшее поколение имело, куда меньшую склонность к частым поездкам.
                Бабушка с внуком благополучно сели на поезд, и даже успели помахать из окошка Михайловне, стоявшей на перроне.

***

                А в это самое время, уже далеко от вокзала, размеренным, широким шагом двигался по заросшей кустарником улице частного сектора, человек, назвавшийся Глебом Власьевичем Вертигорой. Лицо лесничего озаряла добрая улыбка, а взгляд устремлен вперед, хотя внимательный наблюдатель обратил бы внимание, что человек смотрит как будто в невообразимую даль.
Лесничий прошел до тупика, коим оканчивалась улица, и свернул к старой лесопилке, за которой виднелась лесная опушка. Миновав лесопилку, мужчина, все тем же широким, уверенным шагом, продолжал двигаться дальше, время от времени бросая взгляд по сторонам. Примерно через полкилометра дорога резко сменила направление, но лесничий не пошел по ней, а двинулся по неширокой лесной тропинке. Шагая среди зарослей, человек периодически касался рукой то одного кустика, то другого, иногда кивал головой, словно здороваясь с кем-то. Внимательный наблюдатель мог бы заметить, что лесные пичуги, перепархивающие с ветки на ветку, при появлении лесничего, летели следом, как бы сопровождая его какое-то время.
                Впрочем, заметить этого человека в лесу, даже при хорошем освещении и на свободном пространстве представлялось непростым занятием – слишком уж незаметной выглядела его одежда на фоне окружающей растительности. А когда тропинка стала совсем узкой, и растительность с обеих сторон стала сливаться в одну изумрудную массу, человек и вовсе будто исчез в густой зелени, словно его и не было.

***

                К тому моменту Софья Тимофеевна с Севой миновали значительную часть пути по железной дороге. Бабушка некоторое время вспоминала о странной встрече на вокзале, гадая, что за человек проявил столь неожиданное участие, но к середине пути мысли переключились на более насущные вопросы. Теперь с немалым страхом и горечью женщина ожидала приговора, который могли вынести врачи на этот раз.
                В отличие от бабушки, Сева, как могло показаться, и вовсе забыл о цели поездки, целиком погрузившись в воспоминания о недавней встрече. Попросив у бабушки карандаши и бумагу, мальчик занялся рисованием. И если бы внимательный наблюдатель посмотрел на этот рисунок, немало удивился бы, увидев, насколько точно повторяются символы, петроглифы и изображения, нанесенные на посохе незнакомца.
                При этом, рисуя одной рукой, другой мальчик постоянно сжимал веточку, подаренную лесничим. Время от времени парнишка отрывался от бумаги, подносил веточку к лицу, вдыхая её запах и кидал внимательный взгляд в окно, на проплывающие пейзажи.

                Незадолго до прибытия на станцию назначения мальчик заметил, что веточка потеряла свою свежесть, некоторые листики приобрели желтизну и немного подсохли. Но остаточный, совсем слабый запах еще имелся.
Когда объявили о скором прибытии в соседний областной центр, бабушка начала готовить внука к выходу, и неожиданно заметила в нем едва уловимое изменение. Мальчик выглядел серьезнее обычного, как бы погрузившись в себя, но не это настораживало пожилую женщину. Куда больше бабушку беспокоило странное исчезновение обычной бледности на щеках и неожиданное появление давно подзабытого румянца.
                Сам Сева, казалось, как будто и вовсе не обратил внимания, что они приехали в другой город, будучи погруженным в свои мысли и продолжая сжимать в руке веточку, подаренную лесничим.
Однако стоило бабушке с внуком выйти на перрон областного вокзала, мальчик словно вынырнул из странного сна и осмотрелся вокруг. Затем взглянул на совершенно засохшую веточку в руке и аккуратно положил в ближайшую урну.

                – Все бабушка, теперь в ней больше нет жизни, – Сева кивнул сам себе головой и повернулся к бабушке.

                – В ком нет жизни? Ты о чем это? – немедленно всполошилась Софья Тимофеевна, чьи мысли уже целиком были заняты предстоящими процедурами в больнице и разговорами с врачами.

                – Не обращай внимания, все будет хорошо, – каким-то будничным тоном, в котором, тем не менее, зазвучали незнакомые прежде нотки, проговорил Сева, чем еще больше насторожил бабушку.

                – С тобой все в порядке, Севушка? – забеспокоилась женщина, наклоняясь к внуку.

                И в это мгновенье её поразили глаза мальчика, сиявшие необыкновенным светом, тем светом, которого так давно не радовал окружающих

                – Все хорошо бабушка, – с серьезным видом кивнул головой Сева, – теперь все будет хорошо, я знаю, и ты тоже скоро это поймешь.

                – Ну, ладно, похоже, на тебя так странный лесник подействовал, – озадаченно пробормотала бабушка, качая головой.

                Женщина взяла внука за руку, и они двинулись к автобусной остановке, от которой начинался маршрут к областной онкологической клинике.

***

                Обследования и анализы длились три дня, и все это время бабушка с беспокойством наблюдала, как менялось выражение лиц медиков. Имевшее поначалу равнодушно-отрешенный вид, с течением времени оно становилось все более удивленным и озадаченным. Софья Тимофеевна порывалась расспросить врачей о происходящем, но медики как-то рассеянно отмахивались и принимались за новые исследования. Однако на третий день, видимо, выдохлись, поскольку заместитель заведующего отделением сам нашел бабушку и попросил поговорить.

                – Скажите, вы не проходили какого-либо дополнительного лечения, помимо наших назначений? – на лице медика явственно читалась усталость, но в то же время было видно, что он с трудом скрывает удивление.

                – Нет, откуда же мы возьмем это лечение? – тяжело вздохнув, пожала плечами бабушка, но тотчас с подозрением взглянула на заместителя заведующего. – У нас в Р-ске ни специалистов нет, ни денег больших, а в чем дело, доктор?

                – Даже и не знаю, как Вам сказать, – замялся медик, явно пребывавший в затруднительном положении, – мы и сами третий день голову ломаем, уже по два раза все перепроверили.

                – Что, все так плохо? – голос Софьи Тимофеевны прервался, ей показалось, что земля уходит из-под ног.

                – Нет, нет, что Вы, – поспешил ответить доктор, увидев, как побелело лицо женщины, – дело тут совсем в другом...

                Медик помолчал немного, словно собирался с мыслями, а затем махнул рукой.

                – Понимаете... – Немного помедлив, начал врач осторожно. – Судя по результатам анализов и исследований, у вашего внука произошла устойчивая ремиссия, причем, все показатели говорят о том, что произошла она уже давно, что и удивительно. Мы потому и перепроверяли анализы несколько раз. Но факт остается фактом – мы практически не обнаружили следов новообразований в организме мальчика, да и показатели анализов крови практически в норме. Конечно, все это требует детального изучения, но, честно говорю, в моей практике это первый такой случай.

                Врач говорил еще что-то, но бабушка уже не слушала его, прикрыв глаза рукой, и в голове неожиданно прозвучали слова странного лесничего, сказанные на прощанье:

                –  И видится мне, дорога твоя вскоре выйдет на светлое место, нужно только верить в это.

***

                А в это же самое время, в одном из глухих уголков заповедного леса, на небольшой полянке сидел на пенечке очень необычный человек.
Человек имел необыкновенно высокий рост, а странное, как будто сказочное одеяние напоминало густую зеленую листву. Казалось, человек с головы до ног покрыт листвой, оставляющей открытым только лицо, окаймленное зеленой бородой, и на лице сияла светлая улыбка
                Вокруг человека во множестве порхали различные лесные птахи, а потом из кустов вышел олененок и совершенно не боясь, подошел ближе.

                – Пришел олешка, – невероятно густым, проникновенным голосом произнес странный человек, – а у меня радостная весть – спаситель твой на поправку пошел.

                Олешек подошел ближе и ткнулся мордочкой в руку зеленого человека. Незнакомец рассмеялся и, вытащив откуда-то горсть молодых лесных орехов, протянул олененку на ладони.