Евгений Лукин Метафизическая симфония П Крусанова

О романе Павла Крусанова «Яснослышащий»

Роман известного петербургского писателя Павла Крусанова «Яснослышащий», недавно изданный в Москве, уже получил лестные отзывы в печати. Одни назвали это произведение «концертом», другие – «симфонией», третьи поименовали «акустической метафизикой». Как представляется, наиболее удачным определением здесь будет «метафизическая симфония».
Поначалу кажется, что Павел Крусанов соблазнился сюжетом книги немецкого беллетриста Патрика Зюскинда «Парфюмер», главный герой которой обладал невероятным обонянием. Вот и наш автор, судя по вступительной главе «Увертюра», также начал повествование с факта обнаружения в организме главного героя Августа Сухобратова некоего маленького пузыря, внешне похожего на плавательный пузырь рыбы. Как оказалось, этот пузырь позволял герою «ясно слышать» таинственную музыку мира, о которой некогда писал Фридрих Ницше в философском очерке о творчестве композитора Рихарда Вагнера: «Он не верит, что на свете есть что-то, лишённое голоса. Он проникает всюду – утренние зори, лес, туманы, ущелья, горные пики, трепет ночи, лунный свет, – он проникает в них и понимает их тайное желание: они тоже хотят звучать». Впрочем, к этой плеяде «яснослышащих» гениев можно отнести не только Рихарда Вагнера, но и Людвига ван Бетховена, и Густава Малера, и Модеста Мусоргского, и Сергея Прокофьева, и многих других. Действительно возникает вопрос, а не было ли в их плоти некоего волшебного «пузыря», некоего божественного аппарата, с помощью которого они слышали то, что не слышат простые смертные?
Но уже со второй главы «Оглашение мира» становится понятно, что Павел Крусанов отнюдь не творит в духе Патрика Зюскинда стройную легенду о талантливом «слухаче» по классическим канонам увлекательной беллетристики. Разумеется, он тоже мифологизирует современную реальность, но только делает это путем сложного литературно-философского дискурса – путем метафизической симфонии. Как остроумно заметил писатель-интеллектуал Александр Мелихов, литература для того и предназначена, чтобы мифологизировать действительность.
Главный тезис, который выдвигает автор, сформулирован как строгий библейский постулат: «А между тем, как нам авторитетно заповедано, вначале было Слово. Не форма, не чертеж, не образ – Слово. И поскольку язык творения неведом нам (всякий чужой язык для слуха не более чем тонированный строй гласных и согласных, значение которых, в принципе, равно значению нот и тембров в музыке), то нет ни кощунства, ни ошибки в утверждении, что вначале был вещий Звук. И Звук был Бог. Он, Всемогущий, гремел чередой творящих глаголов/аккордов, а усмирённый хаос внимал гармонии и обращался в космос». Следует отметить, что богословская экзегетика давно исследовала вопрос, на каком языке Господь общался с Адамом в райских кущах. Но в нашем случае важно другое. Преображая сакральный текст, Павел Крусанов полностью меняет картину мира с визуальной на акустическую. Он устанавливает новую точку отсчета – начало бытия идет от звука, да еще не обычного, а вещего звука. Взять на себя ответственность за создание целой вселенной, сегодня звучащей на разные лады, сумеет не каждый писатель.
Свою оригинальную философскую концепцию Крусанов развивает в духе субъективного идеализма Владимира Соловьева, который однажды поэтически высказался о звучащем мире:

Милый друг, иль ты не слышишь,
Что житейский шум трескучий
Только отзвук отдаленный
Торжествующих созвучий?

Герой романа Август Сухобратов, обладая чудесным слуховым аппаратом, стремится сквозь этот «житейский шум», полный мнимых звуков и мелодий, услышать подлинные небесные созвучия, которые ниспосылает Господь: «Наша музыка вовсе не тождественна музыке как таковой, Его Музыке…  Более того, Музыка с большой буквы в своей полноте вообще недоступна для нас как нечто цельнозвучащее, ибо диапазон ее шире возможностей нашего слуха. А то, что мы потребляем в виде повседневного музыкального сопровождения, в действительности за редким исключением оказывается помехой, ширмой, звуковой завесой, как треск в эфире, заглушающий почти неразличимую волну. Бряцание лиры, адресованное только человеческому уху и не имеющее отношения к потустороннему первоисточнику, не имеет и небесного мандата от Музыки».
В конечном итоге, Август Сухобратов, желая приобщить человечество к истинным небесным созвучиям, с помощью некоего синтезатора пытается живописать музыкой, для чего устраивает булгаковский волшебный сеанс в здании бывшей голландской церкви на Невском проспекте:  «Уже звучит новая партия слышимой музыки – скромный, однако обязательный, как всё в нотной записи творения, довесок к первозданным вещим звукам, недоступным уху. Колеблемое пространство вновь наполняется вызревающим предчувствием, трепетом радостного предвкушения, натягивается, как пучок эластичных струн, и – коллективный выдох. Новое рождение. Пустоту над головами зрителей озаряет огромная белоснежно-яичная ромашка. Совершенный, неописуемый цветок. Сила восторга такова, что никому не приходит в голову вскочить на стул, дотронуться, пощупать невещественное диво. Только зачарованное любование, гипнотический транс, ликующее зависание. Воочию в чистейшем виде явилась красота. Не просто красота – абсолютная, безукоризненная, лютая непогрешимость».
Технология живописания звуками известна в кинематографе. Сергей Эйзенштейн, работая над фильмом «Александр Невский», привлек к его музыкальной аранжировке композитора Сергея Прокофьева, которого ценил за уникальную способность «в звуках слышать пластическое изображение». На основе устных рассказов режиссера Прокофьев создавал музыкальную запись, по которой затем и производилась киносъемка. Таким образом, визуальный ряд, составленный по принципу «звукозрительной партитуры», становился неразделим с музыкальным. Иными словами, вначале был звук, а потом – изображение. Приведенный здесь пример Сергея Прокофьева – еще одно подтверждение плодотворности творческих исканий Павла Крусанова в области музыкальной метафизики.
Поиск и открытие прямой связи с космосом имеют еще одну цель – создание на земле небесного царства. Здесь Павел Крусанов отсылает нас к бессмертному сочинению Платона, мыслями которого навеяны многие страницы крусановской книги. Оказывается, вся эта небесная неслышимая музыка есть не что иное, как «гармоничное звучание идеального государства». Герой романа Август Сухобратов отправляется в далекую карельскую деревню, где производится очередной эксперимент – строительство экологической общины без всякого участия властей. Результат этого утопического эксперимента вынесен в заголовок соответствующей главы – «Одичание». И причина краха заключается как раз в «тугоухости» общинников, которые не слышат потустороннюю музыку, а значит, не способны создать общество-оркестр для воспроизводства космической симфонии, где будет развернута и тема справедливых законов, и тема разумного уклада, и тема единства целого. А какая поначалу рисуется очаровательная, но все же несбыточная картина: «Внутри этого оркестра стражник будет стоек без личного интереса, кузнец, садовод и мебельщик самоограничатся во имя общего блага, а мудрец-правитель будет править справедливо, не ведая соблазна побыстрей свернуть труды и дернуть на философический симпозиум».
Роман Павла Крусанова поражает разнообразием жанров. Здесь и страницы крепкой реалистической прозы, особенно в главе «За мертвой водой», посвященной кровопролитной междоусобице в Донбассе. Здесь и «зоологический» экзерсис о гривастых львах, где царствует сравнительная этология Конрада Лоренса, столь любимая русскими литераторами – представителями субкультуры. Здесь и блестящие эссе о творчестве лидеров ленинградского андеграунда – художнике Тимуре Новикове и композиторе Сергее Курехине, который на концертах своей группы «Поп-Механика» пытался воплотить ту самую небесную музыку. Текст романа украшают несколько интермеццо, представленные в виде интервью с главным героем Августом Сухобратовым, которые больше напоминают философические диалоги Платона или Плутарха. Воистину: роман «Яснослышащий» – это метафизическая симфония с великолепным сочетанием мелодий и инструментальных аранжировок.
Есть в романе Павла Крусанова и своя исповедальная интонация. Она спрятана за слегка отстраненным повествованием. Потому что каждая страница книги буквально пронизана, как солнечными лучами, личными впечатлениями автора, каждая глава освящена эпизодами личной биографии, что, несомненно, придает произведению характер абсолютной достоверности и искренности.
По большому счету, перед нами не столько роман Крусанова, сколько евангелие от Павла. Писатель делится с читателем самым сокровенным – своими размышлениями о мире и человеке. И в самом конце своего повествования, в заключительной главе «Кода», формулирует возможную перспективу для всего мирового общежития: «Представить только, от скольких дребезжаний мы могли бы уберечься и скольких столкновений избежать, направив дело к общему согласию, если бы слух наш не был так досадно ограничен. Каждый ясно расслышанный мотив музыки храма бытия имел бы тогда для всех неоспоримое значение и однозначный смысл – кто стал бы возражать против того, что явно? А если бы нашлись прохвосты, они бы скоро очутились в одной палате с теми, кто сомневается, что вода мокра, мёд сладок, а огонь горяч».
Так сказал истинный мудрец, для которого высшей целью бытия является стройная гармония земной и небесной сферы.

________________________________________________

Лукин Евгений Валентинович – член Союза писателей Санкт-Петербурга и России, автор более сорока книг поэзии и прозы, лауреат ряда литературных премий. Живет в Санкт-Петербурге.