Под грифом секретно

Маленькая Юлька прибаливала.

Ну так, ничего серьёзного. Обычные детские болячки.
Но бабушка сказала — крестить. Семейный совет перечить не стал.

А на дворе — самый пик тоталитаризьма, нетолерантности и гонений на церковь.


Партийным за крещение потомков — партбилет на стол, порицание коллектива и кирдык карьере. Хотя простые тогда такого слова не знали, «карьера». Просто строили процветающую модель социализма, а в светлом будущем такому пережитку как религия и всем видам её отправления места быть не дОлжно. Ну или чёрт его, прости господи в такой святой день, знает почему. Нельзя и всё тут.
Но народ выкручивался как мог. Русский  же человек.

Историческое отступление. До революции в уездном городе  было семь или восемь храмов и два монастыря — мужской и женский.

И сравнительно недавно (по историческим меркам), какие-нибудь лет 50-60 назад при копании котлована на месте нынешнего городского рынка экскаваторный ковш подцепил и вытащил на свет Божий расшитые золотом одеяния — техника наткнулась на захоронения архимандритов. Или хрен их знает как они там называются. Господи, опять прости. Не со зла, а единственно по незнанию да по скудости умишка глаголю непотребное.

Так что по части божественного у нас тут было густо.

Ну и вот. А во всем известный революционный момент церкви порушили, монахов то ли разогнали, то ли перестреляли, и осталось на весь городишко два храма — Казанской Божией матери, тот поменьше и поскромнее, и Покрова Пресвятой Богородицы, что рядом со мною.
Весь советский период действующей была Казанская церковь. Покровский же храм в разное время был то складами, то госпиталем, то телевышкой. Тётя Римма, соседка, там работала и нас, ребятишек, пускала смотреть мультики — телевизор был цветным. Может быть единственным в городе.

Лет 15 назад храм отреставрировали. Красивый. Величественный. Звонкий в праздники.
Я в нём и Митяя крестила. Но это другая история...


На чём я остановилась? На выкручиваемости русского человека.

В церковь дитя нести нельзя. Весь город увидит, слух летит быстрее ветра.
 А на Острове, как называют часть города, отрезанную от основного речной петлёй, окопались староверы.

И вот туда-то под грифом секретности все местные своих чад и таскали.

Староверы — та же секта. Всё што-крыто и никакой строгой отчётности товарищу майору из КГБ.

По соседям-родственникам-знакомым нашли купель. Договорились о дате. В назначенный час пришли — с купелью и с маленькой Юлькой.

 

Батюшка-старовер был дедулька. Старенький и белый как лунь, с большой белой бородой.

Юлька растопырила свои большие глазищи и схватила дедульку за бороду:

— Дед Мороз! — Юлькиному счастью не было предела. — Дед Мороз!!

 

Двухлетнюю Юльку тщетно уговаривали отпустить дедушкину бороду — Юлька держалась крепко и радостно смеялась.

Юлька, конечно, и Колчака помнит, по утверждению некоторых персонажей.

Но вот этот момент уже взрослая Юлия Борисовна помнит до сих пор.

 

-Дед Мороз!!