Волк

Слоистые тучи лениво клубились сивой завертью. Вяло расставались с накопленной влагой. Будто хотели сберечь её до следующей осени. Крошечные брызги воды не успевали вырасти до размеров, видимых глазу. Срывались вниз. Долго висели в воздухе. Раздумывали, не слишком ли скоро они покинули уютный туманный приют. Понемногу спускались вниз. Незаметно оседали на поверхности. Растекались по ней, не оставляя следов.
Коварство измороси в её умелой маскировке. Представляется туманом или повышенной влажностью атмосферы. На первый взгляд совсем не опасной. Невесомые капли делают воздух свежим. Волосы нежными, мягкими и блестящими. Ткань эластичной и прохладной.
Понемногу капли проникают в глубину волокон. Вымокаешь до нитки постепенно.  Лёгкая прохлада незаметно оборачивается леденящим холодом. С промокшей одежды он перебирается внутрь. Пронизывает до костей. Тело покрывается гусиной кожей. Руки начинают мелко дрожать. Челюсти выбивают чечётку.
Учительница по биологии говорила, что так организм пытается компенсировать потерю тепла. В памяти всплыл её спокойный голос:
- Профилактика любого переохлаждения - правильная одежда, тёплая еда и движение.
Как же её звали? …Сидоровна… Мина? Яна? Инна? Имя учительницы ускользало, пряталось в складках памяти. Нет, не вспомнить. Ладно, само всплывёт. Да и не так важно сейчас.
Холод ощущается всё сильнее. С правильной одеждой полный швах. Всё, что есть, на нём. С тёплой едой ещё хуже. Никакой нет. Ни тёплой, ни холодной. Воды немного осталось. На дне фляжки. Движение… Похоже по этому пункту тоже «незачёт».
Сам виноват. Терпения ни на грош. Вот и поплатился. Родионов обещал вернуться - лежи. Жди! Не лежится. Действовать ему надо! Плохо ползти лучше, чем удобно лежать. Попробовал ползти - пустое дело. Ниже поясницы тело не слушается. Будто чужое. Пару метров преодолел, словно всю ночь вагоны грузил. Перекатом попробовал. Тяжело, но всё-таки легче, чем ползком. Собрал в кулак всё упрямство. Скомандовал себе шёпотом:
- Ну, двинули. На раз-два-три…
Раз - перекат на живот. Два - на спину. Три - пауза. Катился и считал:
- Раааз - два - триии… Раааз - два -триии… Раааз - два - триии
Как будто тур вальса вёл. Одиночный вальс в осеннем лесу. Раз - травинка влажная к реснице прикоснулась. Два - букашка вверх по стволу дерева ползёт. Три - свинец туч клубится.
Раз - лист солнечной желтизной поманил. Два - ветки дерева приветливо качнулись. Три - воздух влажной ладонью лба коснулся.
На третьем туре промашка вышла. За кустом лещины овраг не заметил. Только ухватил взглядом серую кору с мелкими морщинками, произнёс:
-  Два.
С усилием перевернулся на спину. Плоскость земли наклонилась, ткнула в бок сломанной веткой. Он охнул и покатился по склону оврага.
Пока катился, сознание потерял. Очнулся от холода. Тупо ныл затылок. Склоны оврага круто уходили вверх. Сразу понял. Обратным перекатом их не взять. Остаётся бестолково лежать на дне. Ждать чуда. На что ещё можно надеяться в его положении? Местность чужая. Родионов разведчик отличный, но перекат на пёстрой подстилке осенних листьев почти не оставляет следов.
Вот незадача! Хоть волком вой.
Ну, да!!!  Вой!!! Волком!!! Это запросто. С детства наловчился.
Молчание - знак согласия. С одиночеством. Холодом. Мерзким ознобом. Безвыходным положением. Непослушным телом. Кровоточащей раной, взрывающейся острой болью при каждом движении.
Ещё чего! Он сделал глубокий вдох и завыл. Тоскливо и протяжно. Звук зарождался в самом низу живота. Игнорировал мелкую дрожь, растягивал лёгкие. Тугой волной миновал грудную клетку. Врывался в промокший лес.
- Уууууууу…., - неслось ввысь, к тугим низким облакам.
Когда запас воздуха закончился, он поднял глаза к небу. Вгляделся в кружево осенних крон. Вдохнул полной грудью. Снова завыл. На разные лады:
- Ааааауууууу…Ууу…Ааа…Оооооооо…Уууууу…
Выл и думал, что в который раз поступает вопреки правилам, логике, здравому смыслу. Что с самого рождения вся его жизнь - бесконечная череда событий наперекор.
Он был седьмым ребёнком в семье. И первым выжившим. Шесть братьев и сестёр, родившихся до него, не доживали до года. Врачи разводили
руками. Соседи сочувствовали. Друзья и родственники вместо утешения раздавали ненужные советы. После очередных похорон отец с головой уходил в работу. Мама безучастно справляла домашние дела и спешила на кладбище.
Там, тёплым августовским днём, она и столкнулась с женщиной. Высокая, смуглая, черноглазая и темноволосая бессарабка подошла к матери, горько роняющей слёзы у шести могил. Присела рядом. Закурила короткую трубку. Спросила:
- Все твои?
- Мои, - сквозь слёзы ответила мама.
- Как звали?
- Там…написано…
- Я читать не умею. Неграмотная.
- Василий…Кирилл…Анна…Леонид…Ольга…Константин…
- Крещёные?
- Мы атеисты.
- Больше не ходи сюда. Не тревожь. Через год, весной, мальчика родишь. Волком назовёте, выживет. О подошву туфли пепел из трубки на землю выбила. Трубку в карман положила. Шаль ярко-жёлтую на плече поправила. Встала и пошла прочь. Остановилась, будто вспомнила что-то. Обернулась:
- И покрестите ребёнка. Вы, можете быть атеистами. Сами выбрали. Ребёнка крестить надо.
Мама опомнилась, крикнула вслед:
- Ты почём знаешь?
- Аура всё знает. Не всем говорит. Тебе решать. Верить или нет. Делать или горевать, - руку в прощальном жесте вверх подняла. И пошла своей дорогой.
Между лопаток холодный ветерок пробежал. Маме не по себе стало. Посмотрела вокруг. Кажется, только пришла. С бессарабкой парой фраз перекинулась, а солнце к горизонту заметно продвинулось. Может показалось? На часы глянула, ахнула. Весь день на кладбище провела.
Домой пришла, задумалась. Неужели, привиделось? От горя ещё не то бывает. Мужу ничего не сказала. Но на кладбище перестала ходить.
Зима выдалась хлопотливая. Вьюжная, снежная и морозная. За холодами и заботами о словах бессарабки думать забыла. Вспомнила в январе. Когда ребёнок шевельнулся. На следующий день к фельдшеру побежала. Домой вернулась раскрасневшаяся от мороза и быстрой ходьбы. Села напротив супруга, конспектирующего Энгельса. Хлопнула легонько ладонью по столу:
- Последний раз в роддом иду. Ребёнок Волк. Или крестим, или не рожаю.
- Ты, Катя, не к тому врачу ходила, - голос отца задрожал от напряжения, - волк…крестины…ты ещё свечку поди поставь…
Хочешь, не хочешь, про встречу на кладбище рассказать пришлось. Во всех подробностях. Отец слушал внимательно. Не перебивал. Смотрел пристально в глаза. Дослушал до конца. Схватил в охапку. Обнял крепко:
- Рожать когда?
- В апреле.
- В апреле всё и решим. Отдыхай пока.
Он всегда так поступал. По принципу «время покажет». Перечить не перечил. Но и не обещал ничего. К чему зря копья ломать?
Мальчик родился первого апреля. Всхлипнул пару раз и затих.
- Слабенький, - сказала акушерка и унесла ребёнка в детское отделение.
Слова её пробудили в матери несвойственную ей настойчивость. Прямо из роддома потянула отца в ЗАГС. Регистрировать новорождённого.  Молоденькая сотрудница, услышав имя, запротестовала:
- Странное имя вы, родители, выбрали. Сколько имён красивых есть. Революционных. Со смыслом. Если на «в» хотите…Вот: Волен - Воля Ленина, Ворс - Ворошиловский стрелок, Вектор - Великий коммунизм торжествует. А вы - Волк.
Отец улыбнулся, спокойно ответил:
- Народные корни восстанавливаем. Имя древнее, славянское. Иностранными именами вытесненное. Очень революционное имя. Волк зверь сильный, выносливый, умный. Самое пролетарское имя.
Аргументы показались убедительными. Имя Волк заняло законное место в метрике. Крестили его Валерием, в первую субботу мая, в маленькой часовне на окраине.
То ли бессарабка в воду глядела, то ли судьба смилостивилась, мальчик выжил. Худенький, с прозрачной кожей, хилый, хлипкий, часто болеющий. Но упрямый, упорный и упёртый. Как молодая берёзка. Какой бы ветер к земле не приклонил, всё равно выпрямится.
Любую помощь отвергал твёрдо:
- Сам.
На нравоучения, советы и угрозы отвечал коротко:
- Ещё чего, - получал за это от взрослых и сверстников. Часто приходил в кровоподтёках и шишках.
Мама всплёскивала руками. Отец пожимал плечами, улыбался:
- Волк…
После четырнадцатого дня рождения Волк резко вытянулся, окреп. Волосы потемнели. В голосе стали проскальзывать басы. Биологиня, увидев его в школьном дворе после летних каникул, ахнула:
- Воля, тебя не узнать, - только она так его называла.
Сидоровна…Сидоровна…Как же её? Галина…Ирина…Фу ты… Далось ему это имя…Какая, в сущности, сейчас разница?
На небе просвета не видно. Изморось, похоже, сегодня не перестанет. Серые просветы между листьями не собираются светлеть. Пить хочется. Пока по склону оврага катился, фляжку потерял. Нелепица какая. Лёжа в сыром лесу мучаться от жажды. Тихо. Даже падения капель на землю не слышно. Только жёлтые пластинки листьев на деревьях мелко дрожат. Тоже мёрзнут.
На краю оврага едва заметно дрогнул куст. Ветки качнулись и замерли. Он приподнял голову. Вгляделся. Свои? Чужие? Смутный намёк на тень медленно приобретал чёткие контуры. Крупная голова. Широкий лоб. Уши треугольными антеннами вверх торчат.
Волна озноба пробежала по спине. Перешла на плечи.
Волк. Сидит. В одну точку смотрит. Кончик носа подрагивает. Голову наклонил. Проворчал что-то. Жёлтые клыки в пасти мелькнули. Кровь учуял?
- Что, тёзка, на твою территорию забрёл?
Волк снова ответил ворчанием. Начал спускаться вниз. Спускается медленно. Взгляд не отводит. Наблюдает.
- Ну да… Сам тебя приманил. Или ты на запах крови всё одно пришёл бы?
Хищник медленно приближался. Мягкая, размеренная поступь завораживала. Пристальный взгляд жёлтых глаз притягивал.
- Зато не замёрзну, - сказал он громко.
Засмеялся хрипло. Захлебнулся холодным воздухом. Закашлялся. Углы пасти зверя дёрнулись. Разошлись в насмешливой улыбке. Подошёл вплотную. Обнюхал лицо. Нос сморщил. Лёг рядом. Вытянул передние лапы, положил на них голову. Закрыл глаза. Задремал?
- Вот это новости. Так ты поспать пришёл?
Зверь приподнял голову. Приоткрыл один глаз, посмотрел на человека жёлтым прищуром. Устроился поудобнее. Снова закрыл глаза.
Человек пожал плечами. Голова кружилась от голода и потери крови. От тёплого меха лежащего рядом зверя стало тепло и уютно. Противного озноба как не бывало. Захотелось спать. Сон коварнее холода. Подкрадывается тихонько, баюкает нежно, усыпляет бдительность. Миг, ты уже видишь третий сон.
-  Нет, братишка, спать мне никак нельзя. Родионов не найдёт.
Волк наклонил голову. Вытянул шею. Завыл ровно, протяжно. Низким густым тоном. Как будто звал кого:
- Уууууууууу…, - вой плыл вдоль ложбины, переполнял её края, стелился поверх мокрых травинок.
Спустя время на краю оврага появились три тени.
- Ну, ты, тёзка, даёшь…Званый ужин…
Зверь неторопливо встал на ноги. Потянулся с видимым удовольствием. Коснулся плеча лапой. Коротко тявкнул. Долго смотрел человеку в глаза. Сверху раздалось короткое ворчание. Он отозвался резким воем. Крупными прыжками стал быстро подниматься наверх.
Человек проводил его взглядом. Пробормотал:
- Не понял…Ты куда? Ещё не все пришли?
Волк остановился. Жёлтые глаза полыхнули оранжевыми искрами. Зверь выразительно мотнул крупной головой. Дурак ты, мол, тёзка. Ветки кустов едва шелохнулись.
- Откуда пришёл…
Из-за старой осины показалась фигура бойца. Он вытянул шею, стараясь разглядеть дно оврага. Тихо произнёс:
- Товарищ старший лейтенант…Товарищ старший лейтенант…
Раненый встряхнул головой, словно отгонял морок. Отозвался шёпотом:
- Родионов. Я тут немного дислокацию поменял.
- Я заметил. Если бы не вой, ни за что бы не нашёл.
Из зарослей кустов мигнули четыре пары жёлтых глаз.
- Плохо, значит, вою. Не похоже. Разучился.
- Похоже. Только не слышал я, чтоб волки днём выли.
Жёлтые пятна полыхнули пучками оранжевых искорок. Ветки прощально качнулись.
Солнечный луч пробил середину самой большой тучи. Тонким пучком протиснулся через листву. Заплясал солнечным зайчиком по щеке. Такой же светлой была улыбка биологини, когда она слышала удачный ответ ученика.
Майя!
Точно!
Майя Сидоровна её звали.