Отражение. Глава 6

Учебные будни потянулись один за другим, словно тягучая слизь. Вдобавок, по ощущениям, немногим отличалась от такого состояния и дождливая погода за окном. Днем Анна работала в библиотеке, вечером ходила на учебу в магистратуру.
Почему библиотека? Ведь с хорошим образованием, которое девушки могли себе позволить, у них вполне получилось бы найти неплохие рабочие места, зарабатывать достаточно и на жизнь и на увлечения – хвала тому внезапному наследству и разумной бережливости, в равной степени присущей обеим сестрам...
Библиотека. Место поближе к книгам, к полке с мифами и легендами разных народов, теологическим и философским трудам, сказаниям, притчам, сборникам обычаев народов мира…
Больница. Поближе к живым и уже не очень телам, их изучению, практическим навыкам и исследованиям, знаниям об анатомии и изменениях, которые происходят с человеческим телом в разных условиях…
Стремление разобраться в себе и своих особенностях было уже не просто одержимостью или идеей, но образом жизни. Чем больше девушки узнавали, тем ближе, казалось, была разгадка их собственной природы, и тем дальше она оказывалась на самом деле. О, какое множество раз сестры, поддаваясь внутреннему порыву, убеждали себя, что вот, наконец, он, ответ. И как же мучительно тяжело было молча глядеть друг другу в глаза, поняв, что они вновь ошибаются. И цикл поисков начинался снова.
К тому же, помимо этих поисков никто не отменял обычных ежедневных дел. Рутина успокаивала, в определенной степени даже охватывала гипнотической простотой своего постоянства. Правда,  отвлечение это также обладало свойством утягивать в свою пучину настолько глубоко, что даже не хотелось больше возвращаться к мифическим поискам и метафизическим изысканиям, ведь нужно было стирать вещи, мыть посуду, ходить в аптеку, готовить еду, нужно было сделать и то, и это, и…
И так продолжалось каждый раз до момента очередного «всплеска» непонятных способностей. Воистину, блажен несведущ.
Но каждый новый всплеск граничил с паникой от попадания в «слепую зону» вытесненных рутиной знаний. И каждый раз  оказывалось, что не знания забывались, а лишь всплески становились сильнее.
Хоть Анна и не показывала этого на людях, и даже при сестре, но когда "это" происходило, она пугалась так сильно и по-детски искренне, что совладать с собой было очень сложно. Каждый раз рыжей казалось, что в этот раз они не справятся, что «дары» раздавят их обеих, словно проклятие Мидаса, погубившее жизнь великого царя.
В целом же оставалось лишь ждать, что случится быстрее: успешное окончание поисков или критическое проявление «даров», за которое, казалось, их, как в средневековье, сожгут на костре...
Это только кажется, мол «прогрессивное общество, век научных объяснений и поисков непознанного», остро заточенный гранит знаний, разрезающий мракобесие незнания. Помпезно и торжественно, не правда ли?
А если вспомнить историю о том, как Давид сразил Голиафа? Таким же куском мрамора, выпущенным из пращи...
Глядя на историю социума, понимаешь, что наука, совершающая каждый день победоносный марш по незнакомо-неопознанному, вполне себе уживалась рядом с кострами, пращами и изгнаниями тех, кто, будучи не неизведанным, но, наоборот, знакомым и с виду вполне обыденным, вдруг взрывался радугой спектра вещей, логике не подвластных.
Как в шутке: «Какой камень вас оберегает? Какой схватил, такой и оберегает.»
В одном городе изобретают warp-двигатель и лекарство от рака, а в какой-то тысяче километров от него в этот же момент женщин забивают камнями за короткие юбки, вырывают с мясом пирсинг у нерадивых потомков, сжигают, заперев в доме, женщину, которую сочли ведьмой.
На таком фоне шутка с камнем рядом с метафорой о «граните науки» смотрится даже смешно. Если уж схватил гранитный осколок знаний, так лучше держи его покрепче - если не получится применить по назначению, в крайнем случае,  можно будет бросить во врага из пращи.
Примерно такой философский монолог медленно, тягуче протекал в голове рыжей после пары месяцев учебы.
Ее саму учебный процесс отвлекал и затягивал, лекции по истории, культуре и введению в языки давали весомую прибавку к ощущению нормальности.
У Вики же все ладилось лучше - учеба, ординатура, медицинская практика - все это увлекало ее настолько, что беспокоиться о чем-либо ещё не оставалось времени и сил. Беспокойной старшей сестре она каждый день исправно сообщала, что все хорошо. Она понимала Анну, и понимала, почему ее забота старшей сестры порой сильно граничила с занудством. Брюнетка радовалась (втайне, конечно), что старшая наконец занята сильнее некуда.
Их вечерние разговоры дома веяли усталостью и, в большинстве своем, спокойствием. Наконец-то.
- Интересно, когда зима кончится?
Вика разливала чай по кружкам. Ароматный, теплый. Она даже успела испечь печенье к приходу Анны с занятий. Рыжеволосая девушка снимала верхнюю одежду в коридоре.
- Не знаю, но мне и так нравится. Обычно весна наступает быстро и бесповоротно, буквально за несколько дней.
- А ведь еще несколько лет назад погода была совсем другая.
- Ага. Я помню. Зима была холоднее, снега было больше. Весна наступала, как описывали в книжках, лето было теплым. Действительно, природа словно с ума сошла. Зимы не дождешься, а летом такое ощущение, что еще немного, и город превратится в пепелище. Интересно, почему так стало?
Анна зашла на кухню, не переодеваясь в домашнюю одежду. Она занесла пакет с продуктами и, с усталым вздохом, села напротив сестры.
- Устала?
- Нет, что ты... – Анна изобразила, словно медленно помирает, закатывая глаза и откидываясь на спинку стула.
- Не пугай ежа голыми коленками. Я сейчас большую часть времени в морге помогаю, так что осторожнее, того и гляди начну дома тренироваться вскрытию.
- Смешно, смешно. Ладно, убедила. - Анна моментально «воскресла», живее всех живых начав попивать чай, – Завтра выходной, к слову. Может, прогуляемся?
- У меня практика с утра. А после больницы можно, да.
- Отлично. Позвони, тогда, я подъеду к больнице, заберу тебя.
- Договорились.
Сестры вздохнули, и старшая посмотрела в окно. Ей так не хватало метели, снежных вихрей, той мощи, что она привыкла ощущать зимой, словно табун ледяных коней мчится по просторам замерзших пастбищ. Сквозь усталость пробилась такая сильная, вязкая, болезненная Тоска, что на глазах навернулись слезы. Как она могла пропустить наступление этого чертового чувства?
Сдерживая жгучие слезы, Анна протянула руку к кухонному окну и приложила к стеклу ладонь.
Вика заметила изменившееся настроение Анны и посмотрела на нее внимательно и каменно-спокойно. Привычка – уже на автомате вместо эмоций включалась рассудительность. Медленно взгляд брюнетки перешел с лица рыжеволосой девушки на ее руку. Старшая сестра на этот раз не казалась застывшей статуей – все тело едва заметно трепетало от судорожных вдохов и выдохов. Дрожали длинные ресницы.
Взгляд Вики остановился на ладони, касающейся окна. Догадавшись, что именно происходит, она поднялась, чтобы мягко забрать руку с холодного стекла, как вдруг увидела вокруг ладони узор инея. Он разрастался медленно, но явно.
- Ладно… пора идти отдыхать.
 Вика уже почти коснулась пальцев сестры, как вдруг иней внезапно пришел в движение. Словно плоский взрыв, он резко, почти мгновенно разошелся по всему стеклу. Скорость, с которой замерзало окно, была настолько велика, что был четко слышен звук – хрустальный скрежет бело-голубоватого льда, который сменился другим, более резким и раздражающе-пугающим скрежетом.
Стекло под ладонью Анны с характерным звуком начало расползаться паутиной трещин, явно не выдерживая быстрого перепада температуры.
- АНЯ!
Вика успела только испуганно, негромко вскрикнуть, когда скрежет заполонил собой всю кухню. Стекло не выдержало и раскололось, распалось на крупные осколки, буквально брызнув на кухню и неся с собой тонкую, плотную корочку льда.
Пол начал покрываться талой водой инея, смешивающейся с алым.